Страница:
Гейбл нахмурился и перевел взгляд с Эйнсли, которая по-прежнему обнимала присмиревшее животное, на Фрейзеров, которые уже оправились от испуга и обрели свой обычный высокомерный вид. Ему представлялось маловероятным, чтобы волкодав ни с того ни с сего вдруг набросился на людей. До сих пор собака вела себя примерно — чувствовалась многолетняя выучка. Поэтому он и позволил Страшиле свободно разгуливать по Бельфлеру. Да и люди из его отряда быстро привыкли к собаке. Сейчас Гейблу было достаточно бросить на них мимолетный взгляд, чтобы понять — они так же, как и он, сомневаются в правдивости рассказа Фрейзеров. Рыцарь запустил пальцы в свою густую шевелюру и задумался. Предстояло найти решение, которое устроило бы обе стороны.
— А может быть, ты приказала своему псу, чтобы он набросился на меня? — с вызовом проговорила леди Маргарет.
— Глупости! — отрезала Эйнсли. — Я только что провела целый час, а то и больше, в твоем малоприятном обществе. Страшила, конечно, умный пес, но даже ему нельзя отдать команду заранее и приказать выполнить ее позднее. Должно быть, тебе не приходилось иметь дела с собаками, если ты считаешь, что я могла приказать своему псу сидеть здесь и ждать, когда выйдут Фрейзеры, и тут же наброситься на них.
Услышав негромкий смех одного из людей Гейбла, Эйнсли поняла, что нашла довод, который Фрейзерам будет чрезвычайно трудно опровергнуть.
— Значит, собака просто невзлюбила нас.
— Еще бы! Страшила прекрасно разбирается в людях.
Гейбл понял, что, если немедленно не вмешается, Эйнсли и леди Маргарет будут препираться в том же духе до скончания века.
— Ну хватит! — резко бросил он. — Я уже принял решение — пока Фрейзеры остаются у меня в гостях, собаку следует запереть.
Он потянулся к разукрашенному кожаному ошейнику, обвивавшему шею пса, и удивленно посмотрел на Эйнсли, которая не сразу отпустила своего любимца.
— Но Страшила никогда не сидел взаперти, — пробормотала девушка.
Леди Маргарет злорадно ухмыльнулась. Не в силах этого видеть, Эйнсли обратила умоляющий взор на Гейбла:
— Ему это не понравится…
— А ты хочешь, чтобы он был убит?
— Но вы ведь не убьете его, правда?
— Я — нет. Но кое-кто считает, что он опасен, — добавил Гейбл вполголоса, чтобы слышала только Эйнсли. — Отпусти собаку. Мои люди будут хорошо с ней обращаться, обещаю тебе.
Обняв на прощание своего питомца, Эйнсли отпустила его. Она проводила печальным взглядом одного из людей Гейбла, который, следуя указанию хозяина, уводил Страшилу прочь. То, что этот человек дружелюбно обращался с псом, не слишком утешило Эйнсли. Встав, она оправила юбку, с ненавистью глядя на леди Маргарет, в изысканных выражениях благодарившую Гейбла. И только заметив ироничный взгляд рыцаря, девушка немного успокоилась. Похоже, что желание Маргарет насолить сопернице обернулось против нее самой. Поскольку Гейбл явно не поверил, что Страшила напал на Маргарет, он наверняка призадумается, зачем она выдумала всю эту историю, а значит, будет более осторожно относиться к Фрейзерам.
— Пожалуй, я пойду к себе, — объявила Эйнсли, перебивая излияния леди Маргарет.
— Эйнсли! — окликнул девушку Гейбл, отойдя от неумолкавшей леди.
Не обращая внимания, она продолжала подниматься по лестнице.
— Можно иногда запирать Страшилу у меня в комнате или в спальне Рональда. Он наверняка успокоится, если будет проводить время с нами.
— А… ну да, конечно.
Бросив быстрый взгляд на леди Маргарет, Эйнсли добавила:
— И кормить его буду только я. Не хочу, чтобы пес чувствовал себя брошенным.
— Как хочешь.
Гейбл разрывался между не отстававшей от него Маргарет Фрейзер и удалявшейся Эйнсли. Ему было жаль, что она уходит. Сегодня девушка надела светло-голубое платье — одно из тех, что подарили ей дамы Бельфлера. Этот наряд удивительно шел к ее глазам и цвету лица, и Эйнсли выглядела даже лучше, чем всегда. Гейбла не покидало ощущение, что прямо перед его носом начинается некая опасная игра, но что именно происходит, он еще не до конца уразумел. Вряд ли Эйнсли будет с ним откровенна, но расспросить ее надо при первой возможности. Провожая леди Маргарет в ее комнату, Гейбл прикидывал, как бы половчее избавиться от своих гостей, не нанеся им обиды.
— Ты уверена, девонька, что с твоей собачкой все в порядке? — осведомился Рональд, удивленно наблюдая за тем, как Эйнсли беспокойно меряет шагами комнату.
— Более чем. — Девушка остановилась, издав глубокий вздох. — Она нарочно оговорила Страшилу, Рональд. Просто из вредности.
— Потому что ты не погибла под тем камнем.
— Вот именно. Я не удивлюсь, если она все же попытается убить Страшилу. Вот почему я потребовала, чтобы пищу он брал только из моих рук. Похоже, Гейбл согласился с моими доводами.
— Наверное, он что-то подозревает.
— Вполне возможно, леди Маргарет совершила явную ошибку, пытаясь представить Страшилу как злобного пса, способного ни с того ни с сего напасть на человека. Ни Гейбл, ни его люди ей не поверили. Страшила уже успел стать любимчиком всего Бельфлера. Даже кухарки и горничные не упускают случая его приласкать.
— Тогда тебе не о чем тревожиться. С ним действительно будут хорошо обращаться.
— Да, я это знаю. Меня беспокоит другое — никогда не думала, как трудно возбудить подозрения человека относительно его знакомого, одновременно стараясь не наговорить лишнего. Насколько было бы легче, если бы я могла просто усадить Гейбла перед собой и откровенно рассказать ему все, что знаю и что думаю об этих проклятых Фрейзерах!.. — Эйнсли на секунду задумалась, а потом сокрушенно покачала головой. — А впрочем, это вряд ли привело бы к желаемому результату. Я ведь говорила ему, что именно Фрейзер и его люди были причиной смерти моей матери, а он ничего на это не ответил…
— А что же он мог сказать? К сожалению, на войне люди гибнут сплошь и рядом. Конечно, он мог посетовать, что в пылу сражения пострадали невинные люди, но ведь воины Гейбла наверняка сами не раз совершали подобное. Как же он может теперь осуждать за это Фрейзера? — Рональд помрачнел и взглянул на Эйнсли: — Сэр Гейбл ведь не подумал, что ты сама натравила на них собаку, правда?
Эйнсли пожала плечами:
— Вначале — возможно, но потом… Нет. Уверена, что нет. Я ведь сидела рядом с ним в обеденном зале. Гейблу наверняка известно, что можно заставить собаку выследить человека, можно заставить убить его, но даже самого умного пса не заставишь часами лежать и ждать, пока появится тот человек, на которого ему следует броситься. Просто Гейбл был вынужден как-то утихомирить своих гостей. Я рада уже тому, что он не приказал убить Страшилу — ведь Фрейзер настаивал именно на этом.
— Ублюдок! Ну ничего, скоро мои раны затянутся и я наконец встану с постели. Тогда тебе не придется одной ходить по этому змеиному гнезду.
— Не старайся ради меня встать с постели, пока окончательно не выздоровеешь. Со мной все будет в порядке!
— Но ведь они уже пытались убить тебя, — возразил Рональд.
— Пытались, да ничего не вышло. А теперь, когда я узнала об их гнусных намерениях, я буду вести себя гораздо осторожнее. Скоро отец пришлет выкуп, и мы вообще покинем Бельфлер… Но вижу, что ты устал — я тебя слишком утомила своими жалобами.
— Ты знаешь, мне всегда приятно говорить с тобой, — заверил девушку Рональд.
— Да. Это я знаю. — Эйнсли подошла к кровати, поцеловала старика в щеку и направилась к двери. — Все будет хорошо. Не тревожься понапрасну!
— Понапрасну? Как вспомню, что эти негодяи Фрейзеры убили твою мать…
— Они скоро поймут, что в моих жилах течет не только ее кровь, но и кровь Макнейрнов. Со мной им не удастся так легко разделаться!
Стоя около узкого окна в спальне Джастиса, Гейбл наблюдал за тем, что происходит в собачьем загоне, расположенном рядом с конюшнями. В середине загона сидел Страшила и скулил тихонько и жалобно. Остальные собаки испуганно жались к прутьям. Страшила был настолько больше и мощнее остальных собак, что в первый момент, когда его поместили туда, между животными возникла свара. Гейбл видел это, но подавил в себе искушение вмешаться. Собственно говоря, он намеревался сделать это не ради пса, а ради Эйнсли. Несчастье ее любимца расстроило бы девушку, чего Гейбл никак не хотел допустить.
— Ты сам понимаешь, что это глупости, — заметил Джастис, подходя к кузену и тоже выглядывая в окно. — Этого пса растили в любви и ласке. По натуре он боец, но никогда ни на кого не набросится без причины.
— Я тоже так думаю, хотя, должен сознаться, поначалу у меня возникли кое-какие сомнения. Эйнсли и Фрейзеры ненавидят друг друга, поэтому я решил, что она вполне могла натравить на них собаку. Но зачем Фрейзерам желать смерти Страшилы? Не вижу в этом никакого смысла…
— Неужели? Но ты сам только что сказал, что Фрейзеры ненавидят Эйнсли, а она любит свою собаку.
— Значит, для того, чтобы насолить девушке, надо причинить вред ее псу? Но ведь это ребячество, а лорд Фрейзер и его дочь — взрослые люди, их высоко ценят и уважают при дворе.
— Словом, ты считаешь их выше этого? — Джастис рассмеялся и покачал головой. — Только святому никогда не придет в голову мысль о мести, кузен, а уж Фрейзеры точно не святые! Честно говоря, меня эта история совсем не удивила. Странно другое — как ты, который лучше меня знаком с ними, еще не понял, что они за люди.
Гейбл вздохнул и прислонился к стене.
— Нет, на их счет я не заблуждаюсь. По правде говоря, мне даже стыдно, что я хоть на минуту мог усомниться в Эйнсли. Более того, я убежден, что тот эпизод — лишь малая часть хорошо продуманного плана. А это не может не тревожить! Что-то происходит между Эйнсли и Фрейзерами, в этом я совершенно уверен, но не могу понять, что именно. А в их поведении я до сих пор не усмотрел ни единого намека на разгадку…
— Тогда почему ты уверен, что что-то есть?
— Какое-то смутное ощущение… Оно словно витает в воздухе. Как будто я оказался в центре заговоров и интриг, направленных хотя и не на меня лично, но от этого не менее опасных. Представь себе, что тебя внезапно втащили в круг людей, танцующих некий неизвестный тебе танец. Вот так я себя и чувствую. Конечно, Фрейзеры виноваты гораздо больше, чем Эйнсли, но и она ведет какую-то игру. Порой мне кажется, что она старается заставить меня что-то понять, но что именно — в этом весь секрет, который я пока не разгадал…
— Ты спроси ее сам!
— Думаешь, она вот так просто возьмет и все мне расскажет?
— От тебя потребуется некоторая настойчивость. В одном я совершенно уверен — эта девушка не умеет лгать. Она может не сказать тебе всего прямо, но и изворачиваться не будет. — Джастис жестом указал на окно: — Если ты поторопишься, то уже в ближайшее время получишь ответы на вопросы, которые тебя тревожат.
Гейбл тоже перевел взгляд на улицу. У собачьего загона он увидел Эйнсли, которая кормила своего любимца. Рыцарь полностью разделял мнение своего кузена — Эйнсли не способна на ложь. Вопрос в том, не слишком ли горькой окажется та правда, которую она ему сообщит, подумал Гейбл, выходя из комнаты Джастиса и направляясь к загону.
Глава 8
— А может быть, ты приказала своему псу, чтобы он набросился на меня? — с вызовом проговорила леди Маргарет.
— Глупости! — отрезала Эйнсли. — Я только что провела целый час, а то и больше, в твоем малоприятном обществе. Страшила, конечно, умный пес, но даже ему нельзя отдать команду заранее и приказать выполнить ее позднее. Должно быть, тебе не приходилось иметь дела с собаками, если ты считаешь, что я могла приказать своему псу сидеть здесь и ждать, когда выйдут Фрейзеры, и тут же наброситься на них.
Услышав негромкий смех одного из людей Гейбла, Эйнсли поняла, что нашла довод, который Фрейзерам будет чрезвычайно трудно опровергнуть.
— Значит, собака просто невзлюбила нас.
— Еще бы! Страшила прекрасно разбирается в людях.
Гейбл понял, что, если немедленно не вмешается, Эйнсли и леди Маргарет будут препираться в том же духе до скончания века.
— Ну хватит! — резко бросил он. — Я уже принял решение — пока Фрейзеры остаются у меня в гостях, собаку следует запереть.
Он потянулся к разукрашенному кожаному ошейнику, обвивавшему шею пса, и удивленно посмотрел на Эйнсли, которая не сразу отпустила своего любимца.
— Но Страшила никогда не сидел взаперти, — пробормотала девушка.
Леди Маргарет злорадно ухмыльнулась. Не в силах этого видеть, Эйнсли обратила умоляющий взор на Гейбла:
— Ему это не понравится…
— А ты хочешь, чтобы он был убит?
— Но вы ведь не убьете его, правда?
— Я — нет. Но кое-кто считает, что он опасен, — добавил Гейбл вполголоса, чтобы слышала только Эйнсли. — Отпусти собаку. Мои люди будут хорошо с ней обращаться, обещаю тебе.
Обняв на прощание своего питомца, Эйнсли отпустила его. Она проводила печальным взглядом одного из людей Гейбла, который, следуя указанию хозяина, уводил Страшилу прочь. То, что этот человек дружелюбно обращался с псом, не слишком утешило Эйнсли. Встав, она оправила юбку, с ненавистью глядя на леди Маргарет, в изысканных выражениях благодарившую Гейбла. И только заметив ироничный взгляд рыцаря, девушка немного успокоилась. Похоже, что желание Маргарет насолить сопернице обернулось против нее самой. Поскольку Гейбл явно не поверил, что Страшила напал на Маргарет, он наверняка призадумается, зачем она выдумала всю эту историю, а значит, будет более осторожно относиться к Фрейзерам.
— Пожалуй, я пойду к себе, — объявила Эйнсли, перебивая излияния леди Маргарет.
— Эйнсли! — окликнул девушку Гейбл, отойдя от неумолкавшей леди.
Не обращая внимания, она продолжала подниматься по лестнице.
— Можно иногда запирать Страшилу у меня в комнате или в спальне Рональда. Он наверняка успокоится, если будет проводить время с нами.
— А… ну да, конечно.
Бросив быстрый взгляд на леди Маргарет, Эйнсли добавила:
— И кормить его буду только я. Не хочу, чтобы пес чувствовал себя брошенным.
— Как хочешь.
Гейбл разрывался между не отстававшей от него Маргарет Фрейзер и удалявшейся Эйнсли. Ему было жаль, что она уходит. Сегодня девушка надела светло-голубое платье — одно из тех, что подарили ей дамы Бельфлера. Этот наряд удивительно шел к ее глазам и цвету лица, и Эйнсли выглядела даже лучше, чем всегда. Гейбла не покидало ощущение, что прямо перед его носом начинается некая опасная игра, но что именно происходит, он еще не до конца уразумел. Вряд ли Эйнсли будет с ним откровенна, но расспросить ее надо при первой возможности. Провожая леди Маргарет в ее комнату, Гейбл прикидывал, как бы половчее избавиться от своих гостей, не нанеся им обиды.
— Ты уверена, девонька, что с твоей собачкой все в порядке? — осведомился Рональд, удивленно наблюдая за тем, как Эйнсли беспокойно меряет шагами комнату.
— Более чем. — Девушка остановилась, издав глубокий вздох. — Она нарочно оговорила Страшилу, Рональд. Просто из вредности.
— Потому что ты не погибла под тем камнем.
— Вот именно. Я не удивлюсь, если она все же попытается убить Страшилу. Вот почему я потребовала, чтобы пищу он брал только из моих рук. Похоже, Гейбл согласился с моими доводами.
— Наверное, он что-то подозревает.
— Вполне возможно, леди Маргарет совершила явную ошибку, пытаясь представить Страшилу как злобного пса, способного ни с того ни с сего напасть на человека. Ни Гейбл, ни его люди ей не поверили. Страшила уже успел стать любимчиком всего Бельфлера. Даже кухарки и горничные не упускают случая его приласкать.
— Тогда тебе не о чем тревожиться. С ним действительно будут хорошо обращаться.
— Да, я это знаю. Меня беспокоит другое — никогда не думала, как трудно возбудить подозрения человека относительно его знакомого, одновременно стараясь не наговорить лишнего. Насколько было бы легче, если бы я могла просто усадить Гейбла перед собой и откровенно рассказать ему все, что знаю и что думаю об этих проклятых Фрейзерах!.. — Эйнсли на секунду задумалась, а потом сокрушенно покачала головой. — А впрочем, это вряд ли привело бы к желаемому результату. Я ведь говорила ему, что именно Фрейзер и его люди были причиной смерти моей матери, а он ничего на это не ответил…
— А что же он мог сказать? К сожалению, на войне люди гибнут сплошь и рядом. Конечно, он мог посетовать, что в пылу сражения пострадали невинные люди, но ведь воины Гейбла наверняка сами не раз совершали подобное. Как же он может теперь осуждать за это Фрейзера? — Рональд помрачнел и взглянул на Эйнсли: — Сэр Гейбл ведь не подумал, что ты сама натравила на них собаку, правда?
Эйнсли пожала плечами:
— Вначале — возможно, но потом… Нет. Уверена, что нет. Я ведь сидела рядом с ним в обеденном зале. Гейблу наверняка известно, что можно заставить собаку выследить человека, можно заставить убить его, но даже самого умного пса не заставишь часами лежать и ждать, пока появится тот человек, на которого ему следует броситься. Просто Гейбл был вынужден как-то утихомирить своих гостей. Я рада уже тому, что он не приказал убить Страшилу — ведь Фрейзер настаивал именно на этом.
— Ублюдок! Ну ничего, скоро мои раны затянутся и я наконец встану с постели. Тогда тебе не придется одной ходить по этому змеиному гнезду.
— Не старайся ради меня встать с постели, пока окончательно не выздоровеешь. Со мной все будет в порядке!
— Но ведь они уже пытались убить тебя, — возразил Рональд.
— Пытались, да ничего не вышло. А теперь, когда я узнала об их гнусных намерениях, я буду вести себя гораздо осторожнее. Скоро отец пришлет выкуп, и мы вообще покинем Бельфлер… Но вижу, что ты устал — я тебя слишком утомила своими жалобами.
— Ты знаешь, мне всегда приятно говорить с тобой, — заверил девушку Рональд.
— Да. Это я знаю. — Эйнсли подошла к кровати, поцеловала старика в щеку и направилась к двери. — Все будет хорошо. Не тревожься понапрасну!
— Понапрасну? Как вспомню, что эти негодяи Фрейзеры убили твою мать…
— Они скоро поймут, что в моих жилах течет не только ее кровь, но и кровь Макнейрнов. Со мной им не удастся так легко разделаться!
Стоя около узкого окна в спальне Джастиса, Гейбл наблюдал за тем, что происходит в собачьем загоне, расположенном рядом с конюшнями. В середине загона сидел Страшила и скулил тихонько и жалобно. Остальные собаки испуганно жались к прутьям. Страшила был настолько больше и мощнее остальных собак, что в первый момент, когда его поместили туда, между животными возникла свара. Гейбл видел это, но подавил в себе искушение вмешаться. Собственно говоря, он намеревался сделать это не ради пса, а ради Эйнсли. Несчастье ее любимца расстроило бы девушку, чего Гейбл никак не хотел допустить.
— Ты сам понимаешь, что это глупости, — заметил Джастис, подходя к кузену и тоже выглядывая в окно. — Этого пса растили в любви и ласке. По натуре он боец, но никогда ни на кого не набросится без причины.
— Я тоже так думаю, хотя, должен сознаться, поначалу у меня возникли кое-какие сомнения. Эйнсли и Фрейзеры ненавидят друг друга, поэтому я решил, что она вполне могла натравить на них собаку. Но зачем Фрейзерам желать смерти Страшилы? Не вижу в этом никакого смысла…
— Неужели? Но ты сам только что сказал, что Фрейзеры ненавидят Эйнсли, а она любит свою собаку.
— Значит, для того, чтобы насолить девушке, надо причинить вред ее псу? Но ведь это ребячество, а лорд Фрейзер и его дочь — взрослые люди, их высоко ценят и уважают при дворе.
— Словом, ты считаешь их выше этого? — Джастис рассмеялся и покачал головой. — Только святому никогда не придет в голову мысль о мести, кузен, а уж Фрейзеры точно не святые! Честно говоря, меня эта история совсем не удивила. Странно другое — как ты, который лучше меня знаком с ними, еще не понял, что они за люди.
Гейбл вздохнул и прислонился к стене.
— Нет, на их счет я не заблуждаюсь. По правде говоря, мне даже стыдно, что я хоть на минуту мог усомниться в Эйнсли. Более того, я убежден, что тот эпизод — лишь малая часть хорошо продуманного плана. А это не может не тревожить! Что-то происходит между Эйнсли и Фрейзерами, в этом я совершенно уверен, но не могу понять, что именно. А в их поведении я до сих пор не усмотрел ни единого намека на разгадку…
— Тогда почему ты уверен, что что-то есть?
— Какое-то смутное ощущение… Оно словно витает в воздухе. Как будто я оказался в центре заговоров и интриг, направленных хотя и не на меня лично, но от этого не менее опасных. Представь себе, что тебя внезапно втащили в круг людей, танцующих некий неизвестный тебе танец. Вот так я себя и чувствую. Конечно, Фрейзеры виноваты гораздо больше, чем Эйнсли, но и она ведет какую-то игру. Порой мне кажется, что она старается заставить меня что-то понять, но что именно — в этом весь секрет, который я пока не разгадал…
— Ты спроси ее сам!
— Думаешь, она вот так просто возьмет и все мне расскажет?
— От тебя потребуется некоторая настойчивость. В одном я совершенно уверен — эта девушка не умеет лгать. Она может не сказать тебе всего прямо, но и изворачиваться не будет. — Джастис жестом указал на окно: — Если ты поторопишься, то уже в ближайшее время получишь ответы на вопросы, которые тебя тревожат.
Гейбл тоже перевел взгляд на улицу. У собачьего загона он увидел Эйнсли, которая кормила своего любимца. Рыцарь полностью разделял мнение своего кузена — Эйнсли не способна на ложь. Вопрос в том, не слишком ли горькой окажется та правда, которую она ему сообщит, подумал Гейбл, выходя из комнаты Джастиса и направляясь к загону.
Глава 8
— Ну-ну, мой бедный малыш, — ворковала Эйнсли над Страшилой, просовывая кусочки мяса сквозь прутья клетки.
— Бедный — возможно, но уж никак не малыш, — негромко заметил Гейбл, становясь за спиной девушки.
Эйнсли тихонько вскрикнула — она не слышала, как он подошел, — и кинула на рыцаря недовольный взгляд, а затем снова перевела все свое внимание на пса. То, что Гейбл стоял так близко, смущало ее. Эйнсли слишком остро чувствовала его присутствие, тепло его тела. Несмотря на то что рыцарь почти все время проводил в обществе другой женщины, ее влечение к нему не угасло. Она мечтала о нем, жаждала его, вспоминала о его поцелуях… И все это еще больше раздражало Эйнсли. Одно утешение — сам Гейбл наверняка не догадывается о ее чувствах.
— Его воспитывали как ребенка, — сказала девушка, просовывая руку и почесывая Страшилу за ухом. — Он не понимает, почему его заперли.
— Я уже сказал: если позволить ему и дальше свободно бегать по замку, это может плохо кончиться — для него. — Гейбл обвил рукой талию Эйнсли и легонько уперся подбородком в ее затылок. — Фрейзеры боятся твоего пса.
— А почему ты позволяешь делать все, что им заблагорассудится? — спросила Эйнсли, раздосадованная тем, что в ее голосе появилась внезапная теплая хрипотца.
— Они защищают свою жизнь. Как же можно этого не позволить? Конечно, я мог бы начать уверять их, что собака не представляет никакой угрозы, но, по правде сказать, было бы странно, что я так забочусь о чужой собаке. Жалобу такого рода король счел бы пустой тратой времени.
— А поскольку собака моя, многие решат, что Фрейзеры правы, настаивая на ее смерти, — печально заметила Эйнсли, сознавая, что одного имени Макнейрн достаточно, чтобы люди с презрением от нее отвернулись.
— Боюсь, что да. — Гейбл слегка коснулся губами уха Эйнсли и улыбнулся, заметив, как она вздрогнула. — Почему Фрейзеры оболгали твоего пса?
— Они вообще ненавидят собак.
Гейбл продолжал целовать ее ухо быстрыми, дразнящими поцелуями. Эйнсли закрыла глаза и вся отдалась этой ласке.
— Весьма разумное объяснение, но боюсь, что недостаточное. У меня остается масса вопросов.
— Оставь их при себе. Это не имеет значения.
— Но я чувствую, что в Бельфлере что-то происходит. Что-то между тобой и Фрейзерами…
— Ты считаешь, что мы готовим против тебя заговор?
Эйнсли обернулась и посмотрела в лицо Гейблу. Она надеялась, что таким образом положит конец дразнящим поцелуям и смущающей близости его тела, так тесно прижавшегося к ней. Но передышка была недолгой, потому что Гейбл, вытянув руки, зажал Эйнсли между собой и клеткой, не давая возможности вырваться. Она вздрогнула, когда его губы коснулись ее щеки. Он придвинулся ближе, и их тела соприкоснулись. Эйнсли сжала кулаки, борясь с искушением обнять Гейбла и прижать к себе. Все чувства и желания девушки нахлынули на нее с новой силой, которой она не могла противостоять. Ясность мысли быстро покидала ее, уступая место безрассудной страсти.
— Нет, — негромко ответил Гейбл, утыкаясь в шею Эйнсли. — По-моему, и ты, и Фрейзеры слишком заняты друг другом, чтобы обращать на меня внимание. И все же какие-то козни строятся, я это чувствую. Что-то носится в воздухе… Я понимаю, что между тобой и Фрейзерами существует старая вражда, но…
В тумане желания, окутывавшем Эйнсли, блеснул лучик здравого смысла. Она отстранилась от Гейбла.
— Вражда? Это слишком мягко сказано! Не забывай — они убили мою мать… Еще до того как мой клан стал неуправляемым, Фрейзеры и Макнейрны противостояли друг другу. Это не просто вражда, милорд, это неприкрытая, жестокая ненависть. Наверное, ты первый, кому за последние сто или даже больше лет удалось свести Фрейзеров и Макнейрнов вместе. В любом другом замке, кроме твоего, мы давно бы перерезали друг другу глотки!
— А ты уверена, что подобное убийство не замышляется сейчас?
— Я никого не собираюсь убивать.
По взгляду Гейбла Эйнсли догадалась, что ее намек не пропал втуне, но он ничего не сказал. Покрывая нежными поцелуями ее шею, рыцарь еще теснее прижал девушку к клетке. Эйнсли понимала, что ей следовало бы оттолкнуть его, но вместо этого она запрокинула голову, с готовностью подставляя себя ласкам Гейбла.
Она сознавала, что он просто хочет удовлетворить свое желание. Присутствие леди Маргарет более чем доказывало, что у Гейбла де Амальвилля и в мыслях нет жениться на ней, Эйнсли. Он ищет любовницу, вот и все. Понимала Эйнсли и другое — от этого человека ей нужна не только страсть. Здравый смысл подсказывал, что надо оттолкнуть его, громко выразить свое негодование и удалиться, ибо то, что он затеял, будет стоить ей слишком дорого. И все же противостоять этому натиску она была не в силах. То, что саму ее недавно чуть не убили, что даже ее любимый пес находится в опасности, заставило девушку пересмотреть свои взгляды на хорошее и дурное, на долг и страсть. Над ней нависла смертельная угроза, и Эйнсли не хотелось умереть, так и не познав любви, пусть даже незаконной и быстротечной.
Пока логика и желание боролись в душе девушки, действия Гейбла стали более решительными. Проведя ртом по ее губам, он раздвинул их, и тут же его настойчивый, дерзкий язык скользнул ей в рот. Ощущение было столь восхитительным, что Эйнсли, обвив шею рыцаря, решила — будь что будет! Отныне страсть станет руководить ее действиями. Конечно, за свое безрассудство ей придется поплатиться, но, видит Бог, она согласна заплатить любую цену за это блаженство!
Внезапно Гейбл оторвал Эйнсли от земли и еще сильнее стиснул в объятиях. Когда ее стройные ноги обвились вокруг его талии, он непроизвольно застонал. Не разжимая объятий и продолжая ласкать нежную кожу возле ушка Эйнсли — он уже заметил, как это возбуждает ее, — Гейбл осторожно двинулся к конюшне. Там он направился в дальний укромный уголок, надежно спрятанный от холодного любопытства чужих глаз. Сняв с себя плащ, он быстро бросил его на солому, заглушая слабые протесты Эйнсли все более жадными поцелуями и нежными словечками. Бережно опустив девушку на солому, Гейбл улегся сверху.
Эйнсли задохнулась, почувствовав прикосновение тугой плоти — недвусмысленного доказательства его желания — к своему телу. Сознание того, что ей удалось настолько распалить Гейбла, вызвало в душе девушки ответную страсть. Пока он покрывал горячими поцелуями ее шею и грудь, одновременно медленно расстегивая корсаж, Эйнсли обвила ногами его стройные бедра и прижала к себе. У обоих вырвался хриплый стон, а по телам словно пробежал огонь.
Охваченная этим чувством, Эйнсли позволила Гейблу снять с нее накидку. И только когда он начал стягивать нижнюю рубашку, она поняла, что скоро предстанет перед рыцарем в одних лишь бриджах. Наступило мгновенное отрезвление. Девушка отстранилась и скрестила руки на груди. Однако Гейбл не обратил внимания на этот безмолвный и слабый жест сопротивления. Он даже выпрямился от неожиданности, окидывая наряд Эйнсли удивленным и несколько насмешливым взглядом.
— Ты носишь бриджи? — изумился он, отбрасывая ее накидку.
— Вы удивительно наблюдательны, милорд!
Эйнсли хотела, чтобы ее слова прозвучали ехидно, но ей не удалось избавиться от нежной хрипотцы в своем голосе.
Рассмеявшись, Гейбл наклонился и быстро поцеловал Эйнсли, а затем принялся расстегивать рубашку.
— Никогда не видел, чтобы женщина носила бриджи.
Сняв с себя рубашку, он скатал ее и подложил Эйнсли под голову.
— Это Рональд настоял, чтобы я их носила. Он считает, что мужчина, увидев их, удивится, и это даст мне шанс убежать.
— Ты и от меня хочешь убежать?
— Следовало бы… — прошептала Эйнсли, проводя пальцами по широкой груди Гейбла и наслаждаясь тем, как он затрепетал от ее прикосновения. — Мне следовало бы оттолкнуть тебя и уединиться в спальне, сохранив свою честь и невинность.
— Я не собираюсь посягать на твою честь, милая Эйнсли.
— Неужели? А мне казалось, что ты хочешь воспользоваться мной, чтобы удовлетворить свою похоть.
Он закрыл ей рот поцелуем и снял рубашку с ее трепещущего тела.
— Я вовсе не хочу воспользоваться тобой, Эйнсли Макнейрн. Я хочу насладиться твоим телом и подарить наслаждение тебе. Неужели ты не чувствуешь, как страсть сжигает нас обоих?
Эйнсли вздрогнула, когда руки Гейбла, покончив с рубашкой, передвинулись ниже, к ее бриджам. Его взгляд не оставлял сомнений — в этих темных глазах читалась неприкрытая страсть. Она окрасила румянцем его щеки и заострила черты красивого лица. Сознание того, что именно она, Эйнсли, пробудила эту страсть, переполнило гордостью душу девушки. По крайней мере он разделял ее влечение и желание, пусть даже ему оставались недоступными более глубокие чувства, которые она испытывала к нему. На мгновение Эйнсли пожалела, что у нее нет сил бежать из объятий Гейбла. Но она слишком страстно желала его, чтобы противостоять искушению. Невольный стон удовольствия сорвался с ее губ, заставив запустить пальцы в густую шевелюру Гейбла, когда он коснулся губами ее соска.
— Ну так как же, Эйнсли? Разве ты не видишь, что нас обоих сжигает страсть?
— Вижу, — прошептала она и вздрогнула, почувствовав, что он снимает с нее бриджи. — Но я должна была противостоять ей…
— Я тоже, но боюсь, что не могу, — прошептал Гейбл, освобождаясь от остатков одежды и окидывая жадным взором изящное тело Эйнсли.
— Отрадно сознавать, что не одна я такая малодушная.
Когда Гейбл, сбросив одежду, снова лег на нее, Эйнсли почувствовала, что к ее желанию примешивается страх. Он был такой большой, а она — такая маленькая и тоненькая… Их страсть была под стать друг другу, но окажутся ли столь же подходящими их тела? Однако стоило Гейблу опуститься на нее, волна желания пронзила Эйнсли, отметая все страхи и сомнения. Ему хорошо с ней, и ей тоже будет хорошо. А все остальное не имеет значения!
— Ты все еще хочешь оттолкнуть меня, милая Эйнсли? — прошептал Гейбл прямо ей в ухо.
— Нет, мой норманнский искуситель, и ты сам это знаешь, — тоже шепотом ответила Эйнсли, и снова в ее словах прозвучала нежность, а не ехидство, как ей хотелось.
— Приятно сознавать, что не один я сгораю от этого безумного желания.
Эйнсли понимала, что он имеет в виду. Их страсть была такой всепоглощающей, а желание — таким непреодолимым, что оба просто не думали о последствиях. На неистовые поцелуи рыцаря девушка отвечала таким же неистовством. Пока он целовал ее шею, Эйнсли с нежностью провела рукой по спине Гейбла, наслаждаясь мягкостью его кожи, такой восхитительной на ощупь.
Негромкий крик сорвался с губ девушки, когда Гейбл начал целовать ее грудь. Стоило ему коснуться языком ее сосков, как Эйнсли вся выгнулась и запустила пальцы в его волосы, словно моля о продолжении ласки. Когда он взял в рот затвердевший сосок, по телу Эйнсли пробежала дрожь наслаждения, сила которого удивила ее саму. Руки заскользили по телу рыцаря, интуитивно находя самые нежные места. Гейбл чувствовал, как разгорается ее страсть от его прикосновений, поцелуев и ласковых слов, которые он хрипловатым шепотом произносил ей на ухо.
Лишь на мгновение стыдливость вкралась в ее слепое желание — когда Гейбл начал целовать внутреннюю поверхность ее бедер, а потом коснулся самого сокровенного места между ними. Эйнсли ахнула и попыталась отстраниться, но он с нежной силой удержал ее. Его ласки и поцелуи, воспламенив ее кровь, заставили отбросить стыд.
Внезапно Гейбл остановился и как бы навис над Эйнсли. Она удивленно взглянула на него и уже собиралась спросить, почему он прервал свои ласки, как вдруг почувствовала, что он вошел в нее. Тела любовников слились в едином порыве, предвкушая грядущее наслаждение. Острая боль пронзила Эйнсли, и она судорожно вцепилась в плечи Гейбла. Но страсть волной захлестнула ее, унося прочь эту минутную боль. В мыслях наступила неожиданная ясность. Эйнсли знала только одно — что они стали единым целым, что она наконец слилась с Гейблом. Даже их дыхание стало ритмичным, как будто дышал один человек. Испустив глубокий удовлетворенный вздох, она стиснула рыцаря в объятиях и прижала к себе.
Гейбл хрипло застонал, почувствовав ее прикосновение. Эйнсли с радостью заметила, что ее тело отвечает на малейшее его движение. Горячее желание, томившее ее, сконцентрировалось внизу живота. Оно разрасталось и разрасталось, пока наконец не стало почти болезненным, и в ту же секунду разорвалось, разлившись по всему ее существу с такой силой, что она, не помня себя, в экстазе выкрикнула имя Гейбла. Девушка смутно чувствовала, как рыцарь сжал ее бедра и глубже вошел в нее, содрогаясь и испуская стоны. Потом его тело обмякло, и он навалился на нее всей тяжестью. Счастливая и удовлетворенная, девушка нежно сжала его плечи.
Прошло немало времени, прежде чем Эйнсли пришла в себя. Она не знала, что должна говорить или делать теперь, когда Гейбл покинул ее объятия. Внезапно ей стало холодно, и она натянула на себя накидку, почему-то устыдившись собственной наготы. Вскоре рыцарь вернулся, неся в руках влажный плащ, на котором они только что лежали. Эйнсли покраснела. Значит, он уходил, чтобы смыть следы ее потерянной невинности. Она все еще не решалась взглянуть на Гейбла, хотя он лег рядом и обнял ее. Вскоре тепло его тела и ласковое прикосновение к ее волосам помогли Эйнсли преодолеть смущение, но она по-прежнему не знала, как вести себя дальше.
— Ты не жалеешь о том, что произошло? — спросил он, поскольку молчание Эйнсли начинало беспокоить его.
— Нет, что ты! — заверила девушка, поднимая глаза на рыцаря и нежно касаясь его щеки. — Хотя, наверное, мне следовало бы проливать слезы по утраченной невинности… Но, честно говоря, это было очень забавно!
— Забавно? — Гейбл рассмеялся и чмокнул Эйнсли в щеку, восхищенный этим неожиданным ответом. — Никогда не слышал, чтобы женщина называла это забавой.
— Неужели? А ведь тебе наверняка частенько приходилось доказывать им свое мастерство, не так ли?
— Не так часто, как ты думаешь. И потом — вряд ли ты ожидала, что мужчина в двадцать шесть лет окажется девственником!
— Бедный — возможно, но уж никак не малыш, — негромко заметил Гейбл, становясь за спиной девушки.
Эйнсли тихонько вскрикнула — она не слышала, как он подошел, — и кинула на рыцаря недовольный взгляд, а затем снова перевела все свое внимание на пса. То, что Гейбл стоял так близко, смущало ее. Эйнсли слишком остро чувствовала его присутствие, тепло его тела. Несмотря на то что рыцарь почти все время проводил в обществе другой женщины, ее влечение к нему не угасло. Она мечтала о нем, жаждала его, вспоминала о его поцелуях… И все это еще больше раздражало Эйнсли. Одно утешение — сам Гейбл наверняка не догадывается о ее чувствах.
— Его воспитывали как ребенка, — сказала девушка, просовывая руку и почесывая Страшилу за ухом. — Он не понимает, почему его заперли.
— Я уже сказал: если позволить ему и дальше свободно бегать по замку, это может плохо кончиться — для него. — Гейбл обвил рукой талию Эйнсли и легонько уперся подбородком в ее затылок. — Фрейзеры боятся твоего пса.
— А почему ты позволяешь делать все, что им заблагорассудится? — спросила Эйнсли, раздосадованная тем, что в ее голосе появилась внезапная теплая хрипотца.
— Они защищают свою жизнь. Как же можно этого не позволить? Конечно, я мог бы начать уверять их, что собака не представляет никакой угрозы, но, по правде сказать, было бы странно, что я так забочусь о чужой собаке. Жалобу такого рода король счел бы пустой тратой времени.
— А поскольку собака моя, многие решат, что Фрейзеры правы, настаивая на ее смерти, — печально заметила Эйнсли, сознавая, что одного имени Макнейрн достаточно, чтобы люди с презрением от нее отвернулись.
— Боюсь, что да. — Гейбл слегка коснулся губами уха Эйнсли и улыбнулся, заметив, как она вздрогнула. — Почему Фрейзеры оболгали твоего пса?
— Они вообще ненавидят собак.
Гейбл продолжал целовать ее ухо быстрыми, дразнящими поцелуями. Эйнсли закрыла глаза и вся отдалась этой ласке.
— Весьма разумное объяснение, но боюсь, что недостаточное. У меня остается масса вопросов.
— Оставь их при себе. Это не имеет значения.
— Но я чувствую, что в Бельфлере что-то происходит. Что-то между тобой и Фрейзерами…
— Ты считаешь, что мы готовим против тебя заговор?
Эйнсли обернулась и посмотрела в лицо Гейблу. Она надеялась, что таким образом положит конец дразнящим поцелуям и смущающей близости его тела, так тесно прижавшегося к ней. Но передышка была недолгой, потому что Гейбл, вытянув руки, зажал Эйнсли между собой и клеткой, не давая возможности вырваться. Она вздрогнула, когда его губы коснулись ее щеки. Он придвинулся ближе, и их тела соприкоснулись. Эйнсли сжала кулаки, борясь с искушением обнять Гейбла и прижать к себе. Все чувства и желания девушки нахлынули на нее с новой силой, которой она не могла противостоять. Ясность мысли быстро покидала ее, уступая место безрассудной страсти.
— Нет, — негромко ответил Гейбл, утыкаясь в шею Эйнсли. — По-моему, и ты, и Фрейзеры слишком заняты друг другом, чтобы обращать на меня внимание. И все же какие-то козни строятся, я это чувствую. Что-то носится в воздухе… Я понимаю, что между тобой и Фрейзерами существует старая вражда, но…
В тумане желания, окутывавшем Эйнсли, блеснул лучик здравого смысла. Она отстранилась от Гейбла.
— Вражда? Это слишком мягко сказано! Не забывай — они убили мою мать… Еще до того как мой клан стал неуправляемым, Фрейзеры и Макнейрны противостояли друг другу. Это не просто вражда, милорд, это неприкрытая, жестокая ненависть. Наверное, ты первый, кому за последние сто или даже больше лет удалось свести Фрейзеров и Макнейрнов вместе. В любом другом замке, кроме твоего, мы давно бы перерезали друг другу глотки!
— А ты уверена, что подобное убийство не замышляется сейчас?
— Я никого не собираюсь убивать.
По взгляду Гейбла Эйнсли догадалась, что ее намек не пропал втуне, но он ничего не сказал. Покрывая нежными поцелуями ее шею, рыцарь еще теснее прижал девушку к клетке. Эйнсли понимала, что ей следовало бы оттолкнуть его, но вместо этого она запрокинула голову, с готовностью подставляя себя ласкам Гейбла.
Она сознавала, что он просто хочет удовлетворить свое желание. Присутствие леди Маргарет более чем доказывало, что у Гейбла де Амальвилля и в мыслях нет жениться на ней, Эйнсли. Он ищет любовницу, вот и все. Понимала Эйнсли и другое — от этого человека ей нужна не только страсть. Здравый смысл подсказывал, что надо оттолкнуть его, громко выразить свое негодование и удалиться, ибо то, что он затеял, будет стоить ей слишком дорого. И все же противостоять этому натиску она была не в силах. То, что саму ее недавно чуть не убили, что даже ее любимый пес находится в опасности, заставило девушку пересмотреть свои взгляды на хорошее и дурное, на долг и страсть. Над ней нависла смертельная угроза, и Эйнсли не хотелось умереть, так и не познав любви, пусть даже незаконной и быстротечной.
Пока логика и желание боролись в душе девушки, действия Гейбла стали более решительными. Проведя ртом по ее губам, он раздвинул их, и тут же его настойчивый, дерзкий язык скользнул ей в рот. Ощущение было столь восхитительным, что Эйнсли, обвив шею рыцаря, решила — будь что будет! Отныне страсть станет руководить ее действиями. Конечно, за свое безрассудство ей придется поплатиться, но, видит Бог, она согласна заплатить любую цену за это блаженство!
Внезапно Гейбл оторвал Эйнсли от земли и еще сильнее стиснул в объятиях. Когда ее стройные ноги обвились вокруг его талии, он непроизвольно застонал. Не разжимая объятий и продолжая ласкать нежную кожу возле ушка Эйнсли — он уже заметил, как это возбуждает ее, — Гейбл осторожно двинулся к конюшне. Там он направился в дальний укромный уголок, надежно спрятанный от холодного любопытства чужих глаз. Сняв с себя плащ, он быстро бросил его на солому, заглушая слабые протесты Эйнсли все более жадными поцелуями и нежными словечками. Бережно опустив девушку на солому, Гейбл улегся сверху.
Эйнсли задохнулась, почувствовав прикосновение тугой плоти — недвусмысленного доказательства его желания — к своему телу. Сознание того, что ей удалось настолько распалить Гейбла, вызвало в душе девушки ответную страсть. Пока он покрывал горячими поцелуями ее шею и грудь, одновременно медленно расстегивая корсаж, Эйнсли обвила ногами его стройные бедра и прижала к себе. У обоих вырвался хриплый стон, а по телам словно пробежал огонь.
Охваченная этим чувством, Эйнсли позволила Гейблу снять с нее накидку. И только когда он начал стягивать нижнюю рубашку, она поняла, что скоро предстанет перед рыцарем в одних лишь бриджах. Наступило мгновенное отрезвление. Девушка отстранилась и скрестила руки на груди. Однако Гейбл не обратил внимания на этот безмолвный и слабый жест сопротивления. Он даже выпрямился от неожиданности, окидывая наряд Эйнсли удивленным и несколько насмешливым взглядом.
— Ты носишь бриджи? — изумился он, отбрасывая ее накидку.
— Вы удивительно наблюдательны, милорд!
Эйнсли хотела, чтобы ее слова прозвучали ехидно, но ей не удалось избавиться от нежной хрипотцы в своем голосе.
Рассмеявшись, Гейбл наклонился и быстро поцеловал Эйнсли, а затем принялся расстегивать рубашку.
— Никогда не видел, чтобы женщина носила бриджи.
Сняв с себя рубашку, он скатал ее и подложил Эйнсли под голову.
— Это Рональд настоял, чтобы я их носила. Он считает, что мужчина, увидев их, удивится, и это даст мне шанс убежать.
— Ты и от меня хочешь убежать?
— Следовало бы… — прошептала Эйнсли, проводя пальцами по широкой груди Гейбла и наслаждаясь тем, как он затрепетал от ее прикосновения. — Мне следовало бы оттолкнуть тебя и уединиться в спальне, сохранив свою честь и невинность.
— Я не собираюсь посягать на твою честь, милая Эйнсли.
— Неужели? А мне казалось, что ты хочешь воспользоваться мной, чтобы удовлетворить свою похоть.
Он закрыл ей рот поцелуем и снял рубашку с ее трепещущего тела.
— Я вовсе не хочу воспользоваться тобой, Эйнсли Макнейрн. Я хочу насладиться твоим телом и подарить наслаждение тебе. Неужели ты не чувствуешь, как страсть сжигает нас обоих?
Эйнсли вздрогнула, когда руки Гейбла, покончив с рубашкой, передвинулись ниже, к ее бриджам. Его взгляд не оставлял сомнений — в этих темных глазах читалась неприкрытая страсть. Она окрасила румянцем его щеки и заострила черты красивого лица. Сознание того, что именно она, Эйнсли, пробудила эту страсть, переполнило гордостью душу девушки. По крайней мере он разделял ее влечение и желание, пусть даже ему оставались недоступными более глубокие чувства, которые она испытывала к нему. На мгновение Эйнсли пожалела, что у нее нет сил бежать из объятий Гейбла. Но она слишком страстно желала его, чтобы противостоять искушению. Невольный стон удовольствия сорвался с ее губ, заставив запустить пальцы в густую шевелюру Гейбла, когда он коснулся губами ее соска.
— Ну так как же, Эйнсли? Разве ты не видишь, что нас обоих сжигает страсть?
— Вижу, — прошептала она и вздрогнула, почувствовав, что он снимает с нее бриджи. — Но я должна была противостоять ей…
— Я тоже, но боюсь, что не могу, — прошептал Гейбл, освобождаясь от остатков одежды и окидывая жадным взором изящное тело Эйнсли.
— Отрадно сознавать, что не одна я такая малодушная.
Когда Гейбл, сбросив одежду, снова лег на нее, Эйнсли почувствовала, что к ее желанию примешивается страх. Он был такой большой, а она — такая маленькая и тоненькая… Их страсть была под стать друг другу, но окажутся ли столь же подходящими их тела? Однако стоило Гейблу опуститься на нее, волна желания пронзила Эйнсли, отметая все страхи и сомнения. Ему хорошо с ней, и ей тоже будет хорошо. А все остальное не имеет значения!
— Ты все еще хочешь оттолкнуть меня, милая Эйнсли? — прошептал Гейбл прямо ей в ухо.
— Нет, мой норманнский искуситель, и ты сам это знаешь, — тоже шепотом ответила Эйнсли, и снова в ее словах прозвучала нежность, а не ехидство, как ей хотелось.
— Приятно сознавать, что не один я сгораю от этого безумного желания.
Эйнсли понимала, что он имеет в виду. Их страсть была такой всепоглощающей, а желание — таким непреодолимым, что оба просто не думали о последствиях. На неистовые поцелуи рыцаря девушка отвечала таким же неистовством. Пока он целовал ее шею, Эйнсли с нежностью провела рукой по спине Гейбла, наслаждаясь мягкостью его кожи, такой восхитительной на ощупь.
Негромкий крик сорвался с губ девушки, когда Гейбл начал целовать ее грудь. Стоило ему коснуться языком ее сосков, как Эйнсли вся выгнулась и запустила пальцы в его волосы, словно моля о продолжении ласки. Когда он взял в рот затвердевший сосок, по телу Эйнсли пробежала дрожь наслаждения, сила которого удивила ее саму. Руки заскользили по телу рыцаря, интуитивно находя самые нежные места. Гейбл чувствовал, как разгорается ее страсть от его прикосновений, поцелуев и ласковых слов, которые он хрипловатым шепотом произносил ей на ухо.
Лишь на мгновение стыдливость вкралась в ее слепое желание — когда Гейбл начал целовать внутреннюю поверхность ее бедер, а потом коснулся самого сокровенного места между ними. Эйнсли ахнула и попыталась отстраниться, но он с нежной силой удержал ее. Его ласки и поцелуи, воспламенив ее кровь, заставили отбросить стыд.
Внезапно Гейбл остановился и как бы навис над Эйнсли. Она удивленно взглянула на него и уже собиралась спросить, почему он прервал свои ласки, как вдруг почувствовала, что он вошел в нее. Тела любовников слились в едином порыве, предвкушая грядущее наслаждение. Острая боль пронзила Эйнсли, и она судорожно вцепилась в плечи Гейбла. Но страсть волной захлестнула ее, унося прочь эту минутную боль. В мыслях наступила неожиданная ясность. Эйнсли знала только одно — что они стали единым целым, что она наконец слилась с Гейблом. Даже их дыхание стало ритмичным, как будто дышал один человек. Испустив глубокий удовлетворенный вздох, она стиснула рыцаря в объятиях и прижала к себе.
Гейбл хрипло застонал, почувствовав ее прикосновение. Эйнсли с радостью заметила, что ее тело отвечает на малейшее его движение. Горячее желание, томившее ее, сконцентрировалось внизу живота. Оно разрасталось и разрасталось, пока наконец не стало почти болезненным, и в ту же секунду разорвалось, разлившись по всему ее существу с такой силой, что она, не помня себя, в экстазе выкрикнула имя Гейбла. Девушка смутно чувствовала, как рыцарь сжал ее бедра и глубже вошел в нее, содрогаясь и испуская стоны. Потом его тело обмякло, и он навалился на нее всей тяжестью. Счастливая и удовлетворенная, девушка нежно сжала его плечи.
Прошло немало времени, прежде чем Эйнсли пришла в себя. Она не знала, что должна говорить или делать теперь, когда Гейбл покинул ее объятия. Внезапно ей стало холодно, и она натянула на себя накидку, почему-то устыдившись собственной наготы. Вскоре рыцарь вернулся, неся в руках влажный плащ, на котором они только что лежали. Эйнсли покраснела. Значит, он уходил, чтобы смыть следы ее потерянной невинности. Она все еще не решалась взглянуть на Гейбла, хотя он лег рядом и обнял ее. Вскоре тепло его тела и ласковое прикосновение к ее волосам помогли Эйнсли преодолеть смущение, но она по-прежнему не знала, как вести себя дальше.
— Ты не жалеешь о том, что произошло? — спросил он, поскольку молчание Эйнсли начинало беспокоить его.
— Нет, что ты! — заверила девушка, поднимая глаза на рыцаря и нежно касаясь его щеки. — Хотя, наверное, мне следовало бы проливать слезы по утраченной невинности… Но, честно говоря, это было очень забавно!
— Забавно? — Гейбл рассмеялся и чмокнул Эйнсли в щеку, восхищенный этим неожиданным ответом. — Никогда не слышал, чтобы женщина называла это забавой.
— Неужели? А ведь тебе наверняка частенько приходилось доказывать им свое мастерство, не так ли?
— Не так часто, как ты думаешь. И потом — вряд ли ты ожидала, что мужчина в двадцать шесть лет окажется девственником!