Страница:
— Чего же ты так боишься?
— Старая Эдит сказала мне, что эта шкатулка содержит какие-то откровения. — Ида заметила, как побледнело лицо Ведетт.
— Дети, — обратилась Ведетт к Аверил и Этелреду, — вам пора отправляться спать.
— Но я тоже хочу посмотреть, что в этом ящичке, — возразила Аверил, поднимаясь с лавки.
Ведетт поцеловала ее в обе щеки.
— Утром я вам все расскажу.
Ида также поцеловала брата и сестру, а затем спросила у Ведетт:
— А почему бы им не узнать, что там внутри?
— Вполне возможно, что твои опасения небезосновательны. А дети и без того уже достаточно натерпелись, пережив много страшного. Поэтому я хотела бы сначала сама взглянуть на то, что находится в шкатулке.
У Иды на миг мелькнуло сомнение, стоило ли ей вообще приносить сюда шкатулку. По голосу матери чувствовалось, как сильно она волнуется, А ведь Ведетт всегда умела держать себя в руках и проявляла редкостное самообладание в самых трудных ситуациях. Хотя кто знает, чего ей это стоило… И вдруг такая тревога из-за обычной шкатулки! У нее даже руки трясутся, словно содержимое маленького ящичка касается ее самой. Но это невозможно! Родители Иды всегда противились тому, что их дочь навещает лесную ведунью; Ведетт и Старая Эдит ни разу не виделись.
— Ты откроешь ее? — тихо спросила Ведетт, нервно сжимая пальцы.
— Ты волнуешься больше меня, — смущенно заметила Ида, поднимая защелку на шкатулке.
— Этой несчастной женщине пришлось бежать из Пивинси оттого, что люди боялись ее мрачных предсказаний. Не скрою, я тоже всегда опасалась подобных вещей. Так что мое беспокойство вполне объяснимо.
Не в силах тянуть дольше, Ида подняла крышку и едва не вскрикнула от разочарования: в шкатулке не оказалось ничего необычного. Только два старых пергамента и маленький кинжал.
— Мама, ты умеешь читать? — спросила Ида, выкладывая все на стол.
— Не очень хорошо. Твой отец крайне неохотно учил меня грамоте — мне приходилось заставлять его почти силой.
— Тогда я постараюсь сама разобрать, что там написано.
— Ты умеешь читать? — в изумлении повернулась к ней Ведетт, казалось, разом позабыв о шкатулке.
— Меня научила Старая Эдит.
— А где могла научиться она? — удивленно спросила Ведетт.
— Мне никогда не приходило в голову спросить ее об этом.
Ида развернула один из свитков и вгляделась в неровные буквы, машинально потирая пальцами резную деревянную ручку кинжала. С каждым новым прочитанным словом в ее глазах росло изумление. И ужас. Когда она закончила читать, ей хотелось кричать от отчаяния. Ида подняла глаза на Ведетт, недоумевая, почему мать так спокойна. Сообразив, что та о содержании свитка еще ничего не знает, Ида медленно прочла написанное вслух. К ее удивлению, выражение лица Ведетт почти не изменилось.
— Ты знала, о чем здесь говорится? — ошеломленно произнесла Ида.
— Догадалась. По твоему виду, — ответила Ведетт, протягивая руку, чтобы погладить Иду по голове, но та отпрянула так резко, словно увидела змею.
— Я не твоя дочь. Моя мать — Старая Эдит.
— Да.
Ида закрыла глаза, стараясь справиться со своими чувствами. Лучше бы Ведетт начала все отрицать! Она бы поверила ей, засушила бы себя поверить, хотя сразу поняла, что это вовсе не выдумка старой, одинокой и, быть может, не совсем нормальной женщины. Иде было невыразимо тяжело сознавать, что всю свою жизнь она звала матерью чужого человека…
— Она говорила мне, что когда-то у нее были муж и ребенок и она жила гораздо счастливее, — задумчиво произнесла Ида. — И вот теперь я знаю: этим ребенком была я, ее мужем — мой отец, а ее счастливая жизнь проходила в Пивинси. Но как и когда она все это потеряла?
— Она тебе не рассказала?
«Может быть, в другом свитке?» — вспыхнуло в голове Иды. Она тут же схватила второй пергамент, но у нее так сильно дрожали руки, что девушка тут же положила его на место, не желая, чтобы Ведетт заметила ее слабость.
— Я хотела бы услышать это от тебя.
Ведетт, устало вздохнув, потерла руками лоб и повернулась к Иде:
— Из-за ее странного дара от нее все отвернулись. О том, что до меня твой отец был женат на Старой Эдит, я узнала лишь на десятом году нашего с ним брака.
— Но почему ты мне никогда об этом не говорила?
— Твой отец велел сохранить все в тайне. Я считала, что лгать — жестоко по отношению к тебе, но вынуждена была ему подчиниться. — Ее глаза стали печальными. — Я ведь была его женой.
— Но зачем ему понадобилось это скрывать?
— Я и сама не могу понять. Думаю, он чувствовал себя виноватым. Эдит старше его, так что наверняка была ему хорошей женой. Он всегда отзывался о ней тепло, хоть и побаивался ее дара. Из-за этого дара, собственно, и была потеряна большая часть его владений, которые на самом деле принадлежали Эдит.
— В свитке написано, что Эдит — дочь графа. Если у моего отца ничего не было, то почему ее родители дали разрешение на их брак?
— Потому что к ней никто не сватался, а она уже почти миновала тот возраст, когда женщины могут иметь детей. Не могу сказать, почему она, богатая наследница, так долго оставалась не замужем. Как бы то ни было, твой отец решил жениться на ней, и на первых порах все было хорошо. Они жили в том доме в Пивинси, в котором позднее жили и мы, и даже собирались со временем построить на своих землях замок. Думаю, твой отец любил ее. Когда она уже и не надеялась, что у нее будет ребенок, появилась на свет ты. И с этого дня… — Ведетт умолкла и многозначительно посмотрела на Иду.
Ида догадалась, что именно с ее рождением Эдит начали преследовать различные голоса и видения, и почувствовала вину, но, подумав мгновение, решила, что не должна казнить себя за это.
— Твой отец относился к появившимся у жены странностям с редким терпением, — продолжала меж тем Ведетт. — То, что ее поведение резко изменилось, он пытался держать в секрете. Он очень надеялся, что скоро она станет прежней. Но этого не произошло. Наоборот, с каждым днем ее дар словно набирал силу. Муж умолял ее вести себя на людях как вес, но она не унималась. От ее постоянных попыток предупредить людей, что с ними произойдет что-нибудь ужасное — хотя они не хотели этого слышать, — он приходил в отчаяние.
— И она была за это наказана?
— Да. Она настроила против себя весь город. Кое-кто считал, что Эдит не предсказывает зло, а насылает его на людей. Твой отец боялся, что с ней расправятся. И тогда он решил спрятать ее в лесу. Эдит хотела забрать с собой и тебя, но он уговорил ее не делать этого, сказав, что с ним тебе будет безопаснее. Их брак был расторгнут, и у твоего отца остался лишь дом в Пивинси.
— Я часто замечала, что люди глядят на Эдит со страхом, но в их глазах не было ненависти. Они просто старались держаться от нее подальше.
— Потому что она больше не жила в городе и ее редко видели. Даже родной отец стал забывать Эдит, хотя она была его единственным ребенком. — Ведетт робко коснулась руки Иды, и на этот раз девушка не отстранилась. — Пока граф был жив, Эдит в какой-то мере помогала его влиятельность — из почтения к нему люди ее не трогали и даже не злословили на ее счет. Когда же он умер, Эдит просто сочли сумасшедшей и окончательно забыли.
Ида закрыла лицо руками, не в силах вынести внезапно открывшейся правды. Видя это, Ведетт умолкла. Налив вина в свой бокал, она медленно осушила его, затем стала укладывать содержимое шкатулки обратно.
— Ты теперь богата. После смерти своего отца Эдит унаследовала большие земли, — закрывая резную крышку, снова заговорила она.
— Эти земли скоро будут принадлежать норманнам, — мрачно ответила Ида.
— В том числе и твоему?
У Иды едва не вырвалось язвительное замечание, что посторонняя женщина не имеет права задавать подобные вопросы, но она вовремя сдержалась. Кем бы ни приходилась ей Ведетт, она вырастила ее и ни разу не дала повода усомниться в том, что она не ее родная мать. К тому же и сама Эдит в беседах с Идой всегда называла Ведетт ее матерью, причем без тени горечи; видимо, так же следует поступать и ей: Ведетт приходилось лгать отнюдь не по своей воле.
— Да. И моему в том числе, — спокойно ответила Ида. — Я считаю его своим потому, что именно благодаря ему я осталась жива и не стала одним из тех несчастных, жалких созданий, которые плетутся в обозе армии и служат для утех всех воинов.
— А ты служишь для утех одного.
— Ничего подобного! Я с ним по собственной воле.
— Но… Ты с ума сошла!
— Старая Эдит предсказала мне, что этот норманн — мой суженый. Дрого невольно стал причиной ее смерти — несчастную случайно сбила его лошадь. Как я ни ненавидела его в ту минуту, я сразу почувствовала, что Эдит говорит правду.
— Суженый? — изумленно переспросила Ведетт. — Неужели ты надеешься выйти за него замуж?
— Дрого пришел сюда за воинской добычей, землями и титулом. В его семье он самый младший, и у него не было никаких надежд на наследство. Вот почему он покинул Францию и оказался здесь. Он честно рассказал мне об этом. Я не слышала от него никаких обещаний, но ценю то, что он не пытался солгать мне. Я вижу, как он заботится обо мне — и не только обо мне. Он позволил мне приютить у него в лагере нескольких саксов — осиротевших детей и тяжело раненного юношу.
— Но теперь-то ты можешь остаться с нами? Тебе здесь будет гораздо безопаснее.
— Возможно, но я предпочитаю остаться с Дрого.
— Ида, ты заблуждаешься! — горячо возразила Ведетт. — Ты живешь с человеком, не будучи за ним замужем. И он даже не обещал вступить с тобой в брак! А что будет, если войну выиграют саксы? Ты не подумала о том, как они могут поступить с подружкой норманнского солдата?
— Не думаю, что саксонские мужчины, которые не сумели нас защитить, станут осуждать или проклинать меня — они просто не имеют на это права. Когда армия со знаменосцем во главе вступает в город, женщины теряют честь. Празднуя свою победу, солдаты берут их силой; Ибо такова война. Так всегда было, так всегда будет, это я тебе говорю… Но со мной ничего подобного не случилось, и я счастлива. Дрого не угрожал мне оружием, не издевался надо мной, не бил. Напротив, он деликатен и заботлив, он бережет меня и защищает от посягательств других мужчин. И потом, я видела в нем прежде всего своего суженого, а не норманнского завоевателя. Они такие же люди, как и мы. Среди них есть, конечно, и негодяи, и трусы, и бесчестные подонки — но они есть и среди саксов. Повторяю: война есть война. Кучка мерзавцев уничтожила эту деревню, но даже они не посмели тронуть монастырь, как не трогали его во время своих войн и саксы, потому что это — святое место. Здесь вы будете в безопасности.
Ведетт удивленно покачала головой:
— Вы? Значит, ты все же отказываешься остаться с нами? Может, — ее голос стал мягче, — это из-за того, что ты сейчас узнала?
— Нет. Я уже простила тебе этот обман — ты всего лишь выполняла чужую волю, хотя не думаю, что смогу простить своего отца. Я поняла, что Дрого — мой суженый, не только из предсказаний Старой Эдит, но и благодаря голосу своего сердца, который только и надо слушать, когда речь идет о любви. Да, мой норманн ничего мне не обещал, но он ничего не обещал и другим женщинам, и, пока он этого не сделал, я буду оставаться с ним. Я люблю Дрого, хотя ни разу ему этого не говорила, и сделаю все, чтобы он полюбил меня. Дрого еще не понял, что именно я — его судьба, а я скрыла от него предсказание Старой Эдит. Он должен почувствовать это сам. А пока… пока ему лучше не знать, что у меня теперь есть земля, которой он так жаждет.
— Если ему нужна земля, то он обязательно женится на тебе.
— Я не хочу, чтобы он женился на моем богатстве, а не на мне. Прошу тебя сохранить мой секрет. Никому не говори о том, что я дочь Эдит.
— Хорошо. Но неужели тебе мало пророчества Эдит и ты хочешь испытать судьбу?
— Да. Я люблю Дрого и хочу увидеть ответную любовь, — твердо сказала Ида, а затем тихо добавила: — А ты действительно любишь Серла?
К ее великому удивлению, лицо обычно» хладнокровной Ведетт залил яркий румянец.
— Много лет назад я его любила безумно. Думаю, это чувство до сих пор не угасло. Но единственное, что тогда имел мой возлюбленный, — это меч, да честность и отвагу, которыми он служил разным владыкам, а Валтсор предложил мне огромное состояние и дом в Пивинси. К тому же твой отец был ко мне внимателен, а женское сердце легко откликается на заботу. Надеюсь, он считал нашу жизнь счастливой.
— Не мне тебя судить, — задумчиво произнесла Ида. — Хотя, когда я в первый раз увидела, как вы с Серлом смотрите друг на друга, я пришла, в ярость. Но сейчас я для тебя посторонний человек и не имею права на упреки. К тому же ты еще молола, у тебя двое детей, которым нужна поддержка, и с моей стороны было бы глупо и даже жестоко просить тебя остаться верной моему отцу.
— Я рада слышать от тебя эти слова, потому что, когда Серл доберется до Лондона, я к нему приеду и мы обвенчаемся.
— О! — Несколько мгновений Ида молча глядела на Ведетт, ошеломленная тем, что такой важный вопрос может быть решен так стремительно. — Вам не понадобилось много времени…
— А по-твоему, мне лучше было бы до конца жизни оплакивать Валтеора? — мягко улыбнулась Ведетт. — Знаешь, сейчас мне кажется, что любовь вообще может быть только одна. Думаю, и в твоем отце я пыталась отыскать хоть какое-то сходство с Серлом. Наверное, я и правда должна скорбеть из-за гибели Валтеора, но я испытала достаточно горя, когда он ушел в армию Гарольда. Я чувствовала, что он не вернется…
— Помню. И все понимаю. Но Аверил и Этелред вряд ли поймут тебя так же скоро, как я.
— Я постараюсь им все объяснить. Серл — очень хороший человек, они к нему быстро привяжутся.
В этот момент в дверь постучали и голос послушника негромко объявил, что за стенами монастыря ждут Дрого и Серл. Иду позабавило — и немножко задело, — как поспешно вскочила ее обычно степенная мать и, набросив на плечи плащ, устремилась к двери. Ида медленно поднялась и направилась следом.
Лицо Дрого было необычно серьезным, даже скорбным.
— Что-нибудь произошло? — тревожно спросила Ида.
Дрого молча взял ее за руку и отвел в сторону.
— Ты нашла свою семью. — Он опустил голову. Чувствовалось, что слова даются ему с трудом. — За стенами этого монастыря ты в большей безопасности, чем в армии, идущей на Лондон. К тому же, как я узнал, аббатиса приходится какой-то дальней родственницей Вильгельму. Если хочешь, можешь остаться здесь. Ты больше не нуждаешься в моей защите.
— Ты хочешь, чтобы я здесь осталась? — тихо спросила она, не уверенная, предлагает ли он ей вы бор или отдает распоряжение.
Дрого поднял голову и, глядя Иде прямо в глаза, погладил ее по щеке.
— Поступай так, как велит тебе сердце. Ты не пленница и никогда ею не была. Я не вправе распоряжаться твоей судьбой. Да, я очень хочу, чтобы ты со мной осталась, но не стану тебя неволить. Если ты предпочитаешь вернуться к своей семье, я это пойму.
Ида прикусила губу, чтобы сдержать счастливую улыбку. Его угрюмое лицо и сдавленный голос яснее ясного говорили; да, реши она остаться, он бы это понял, но не принял, Дрого ни слова не сказал о своей любви, не давал обещания, что они всегда будут вместе, но теперь Ида знала, что он и в самом деле не хочет с ней расставаться, и этого ей пока что было вполне достаточно.
— Думаю, мне лучше отправиться с тобой в Лондон, — медленно проговорила она и в следующее мгновение чуть не задохнулась, потому что норманн радостно сжал ее в своих объятиях. — Я только хочу спросить свою мать, возьмет ли она в монастырь кого-нибудь из детей, которых мы подобрали в дороге, и могу ли я оставить с ней своих собак.
— Собак? — удивился Дрого.
— Ну да. Это долгое путешествие их очень утомило, поскольку твои друзья почти каждый день брали их на охоту. Думаю, бедным животным пора отдохнуть, а оставить их я могу только в моей семье, иначе они убегут, чтобы меня разыскать.
Дрого улыбнулся и согласно кивнул. Они с Серлом тактично отошли в сторону, давая Иде и Ведетт возможность проститься. Сердце Иды все еще ныло от боли за обман, но она решила сдержать свои упреки — Ведетт никогда не относилась к ней хуже, чем к собственным детям. За одно только это она заслуживала прощения.
Ведетт охотно согласилась взять в монастырь детей и забрать у Иды собак.
— Ты должна рассказать обо всем Аверил и Этелреду, — попросила ее Ида. — Думаю, пора покончить со всей этой ложью. Я рада, что обо всем узнала. По крайней мере теперь я понимаю, откуда у меня этот дар: его передала мне родная мать.
Глаза Ведетт расширились от ужаса.
— У тебя есть дар ясновидения?
— Боюсь, что да. Но тебе не следует так волноваться: Серл и Дрого о нем знают и всегда придут мне на выручку, если это навлечет на меня какие-нибудь неприятности.
Она поцеловала Ведетт на прощание и направилась к Дрого, который уже сел на лошадь. Он помог Иде, и она, устроившись позади, крепко обхватила его руками и обернулась, чтобы помахать Ведетт.
— Твоя мать очень расстроена тем, что ты с ней не осталась, — заметил Дрого.
— Она больше расстроена другим.
— В шкатулке оказалось что-нибудь плохое?
— Да, хорошего там было мало.
— Если ты не хочешь со мной делиться, я не настаиваю. Это твой секрет.
— Ведетт не моя мать. Я — дочь Старой Эдит, — выпалила Ида. Дрого никак не отреагировал на ее слова, и ее это несколько удивило. — Но она была благородного происхождения, несмотря на ту бедность, в которой жила.
— Меня ничуть не взволновало и не огорчило бы известие, что моя возлюбленная — простолюдинка, — буркнул Дрого, мгновенно поняв возникшие у Иды опасения. — Даже не знаю, что тебе и сказать… А что ты сама думаешь обо всем этом?
Ида сокрушенно покачала головой:
— Никак не могу разобраться в своих чувствах. Я чувствую гнев, но не понимаю почему. И не знаю, против кого он направлен. Скорее всего я обижена на судьбу, которая дала мне слишком мало времени, что бы побыть с моей родной матерью, и сделала ее такой одинокой из-за того, что ей пришлось хранить эту тайну.
Ида рассказала Дрого о своем рождении, об изгнании Старой Эдит, о той лжи, которую все эти годы говорили ей ее отец и Ведетт. Не стала она лишь упоминать о своем деде-графе и о землях, которые должна унаследовать.
— Когда ты достигла совершеннолетия, им следовало открыть тебе правду, — заметил Дрого, — Впрочем, их признание могло оказаться небезопасным. Думаю, к тому времени в Пивинси уже забыли, что ты падчерица Ведетт, или просто не имели оснований об этом вспомнить. И слава Богу, потому что в противном случае многие люди начали бы подозревать, что у тебя есть такой же дар, как и у Старой Эдит. Ты рассказала о нем Ведетт?
— Да. И это ее ужаснуло. Скорее даже не сам факт, а его возможные последствия: она прекрасно помнила, чего это стоило Эдит, и теперь, наверное, боится, что меня постигнет та же участь.
Подъехав к палатке, Дрого спешился и помог слезть Иде. Заметив, что она помрачнела от грустных предчувствий, он ласково обнял ее. Иде захотелось ткнуться носом в его плечо и услышать, что она не останется одинокой, что он всегда будет рядом. Но Дрого, судя по всему, ничего подобного говорить не собирался, и девушка почувствовала боль и гнев. Она поспешно отвернулась от Дрого и, подняв полог, вошла в палатку.
В таком же мрачном настроении Ида приготовила постель; теперь ее даже радовало молчание Дрого. Когда они легли, Ида, несмотря на муки сердца, где горько бились разочарование и ярость, которую она не могла побороть, прильнула к груди любимого. От него исходило ощущение силы, теплоты, заботы, а она в этом так нуждалась.
— Мать говорила тебе что-нибудь о Серле? — спросил Дрого, гладя ее волосы.
— Да, — вздохнула Ида. — Мне будет трудно к этому привыкнуть. При всей обиде на отца, который лишил меня моей истинной матери, я не могу смириться с тем, что Ведетт забыла его так быстро.
— Да нет, она его не забыла. Скорее, вспомнила другого, которого любила до того, как вышла замуж.
— Возможно, я не права. Серл — замечательный человек. С ним и Ведетт, и детям будет хорошо. Меня удручает только одно…
Она замолчала, и Дрого поднял голову.
— Что?
— Я все еще не могу думать о Старой Эдит как о своей матери, и вместе с тем перестала быть для меня матерью и Ведетт. У меня такое чувство, будто я осиротела.
Он наклонился и поцеловал ее в лоб.
— Просто ты пока еще всего не осознала. И это вполне естественно: то, что ты узнала, резко изменило твои взгляды на прежнюю жизнь. Ведетт — твоя мать во всех отношениях, кроме родства, а Эдит — женщина, которая подарила тебе жизнь. Может быть, со временем ты начнешь думать, что у тебя две матери: одна по крови, а другая — та, которая тебя вы растила и воспитала… Послушай, а как ты узнала, о чем говорится в этих документах? — внезапно спросил Дрого и нахмурился. — Тебе их прочел кто-нибудь в монастыре? Но тогда эта история может стать достоянием слишком многих людей… По-моему, ты поступила неразумно, доверив…
— О ней знают только я и Ведетт, — перебила его Ида. — Мы сами прочли эти свитки.
— Ведетт умеет читать?
— Очень плохо. А я свободно.
Он замолчал. Ида села а кровати, чтобы взглянуть ему в лицо. Читать умели только мужчины — и то далеко не каждый — и лишь немногие женщины духовного звания, поэтому ее слова не могли не удивить Дрого.
— Почему ты раньше мне этого не сказала? — произнес он наконец.
— Сама не знаю. Думаю, просто не представилось случая. Старая Эдит говорила, что мне следует использовать свое знание только тогда, когда это действительно необходимо, и что лучше всего скрывать его.
— Она была права, — рассудил Дрого, привлекая Иду к себе. — Умение читать — еще одна вещь, которая может навлечь на твою голову беду. Но как же я сам не догадался? Ты часто бывала у этой лесной отшельницы, а она вырезала свое имя и дату смерти на кресте… Знаешь, если самая обычная женщина — не монахиня, не послушница, не аббатиса — обучена грамоте, то некоторые церковники считают это грехом, причем очень серьезным. Поэтому мне бы очень хотелось, чтобы ты последовала совету Старой Эдит и хранила свое умение читать в тайне.
— А тебя не отталкивает, что я умею читать? И даже считать?
— Вовсе нет. Наоборот, меня всегда удивляло, почему люди не стремятся овладеть этим искусством, и почему оно столь ревностно оберегается узким кругом посвященных в него.
У Иды словно гора упала с плеч. Она вдруг почувствовала странную слабость и апатию и поняла, как много пережила сегодня и как обессилела.
— Наверное, мне надо отдохнуть, — пробормотала она, обнимая Дрого и прижимаясь щекой к его груди. — Утро вечера мудренее.
Заметив, каким ровным и глубоким стало ее дыхание — Ида почти сразу погрузилась в сон, — Дрого поцеловал ее в макушку. То, что она успокоилась так быстро, слегка удивило его. У этой девушки сильная воля. Она умеет прощать и способна понимать других. Это редкие черты характера, и замечательно, что они у нее есть, особенно учитывая то, сколько им еще предстоит увидеть горя и разрушений в долгой дороге до Лондона. Вздохнув, Дрого крепко прижал спящую Иду к себе и закрыл глаза.
Глава 18
— Старая Эдит сказала мне, что эта шкатулка содержит какие-то откровения. — Ида заметила, как побледнело лицо Ведетт.
— Дети, — обратилась Ведетт к Аверил и Этелреду, — вам пора отправляться спать.
— Но я тоже хочу посмотреть, что в этом ящичке, — возразила Аверил, поднимаясь с лавки.
Ведетт поцеловала ее в обе щеки.
— Утром я вам все расскажу.
Ида также поцеловала брата и сестру, а затем спросила у Ведетт:
— А почему бы им не узнать, что там внутри?
— Вполне возможно, что твои опасения небезосновательны. А дети и без того уже достаточно натерпелись, пережив много страшного. Поэтому я хотела бы сначала сама взглянуть на то, что находится в шкатулке.
У Иды на миг мелькнуло сомнение, стоило ли ей вообще приносить сюда шкатулку. По голосу матери чувствовалось, как сильно она волнуется, А ведь Ведетт всегда умела держать себя в руках и проявляла редкостное самообладание в самых трудных ситуациях. Хотя кто знает, чего ей это стоило… И вдруг такая тревога из-за обычной шкатулки! У нее даже руки трясутся, словно содержимое маленького ящичка касается ее самой. Но это невозможно! Родители Иды всегда противились тому, что их дочь навещает лесную ведунью; Ведетт и Старая Эдит ни разу не виделись.
— Ты откроешь ее? — тихо спросила Ведетт, нервно сжимая пальцы.
— Ты волнуешься больше меня, — смущенно заметила Ида, поднимая защелку на шкатулке.
— Этой несчастной женщине пришлось бежать из Пивинси оттого, что люди боялись ее мрачных предсказаний. Не скрою, я тоже всегда опасалась подобных вещей. Так что мое беспокойство вполне объяснимо.
Не в силах тянуть дольше, Ида подняла крышку и едва не вскрикнула от разочарования: в шкатулке не оказалось ничего необычного. Только два старых пергамента и маленький кинжал.
— Мама, ты умеешь читать? — спросила Ида, выкладывая все на стол.
— Не очень хорошо. Твой отец крайне неохотно учил меня грамоте — мне приходилось заставлять его почти силой.
— Тогда я постараюсь сама разобрать, что там написано.
— Ты умеешь читать? — в изумлении повернулась к ней Ведетт, казалось, разом позабыв о шкатулке.
— Меня научила Старая Эдит.
— А где могла научиться она? — удивленно спросила Ведетт.
— Мне никогда не приходило в голову спросить ее об этом.
Ида развернула один из свитков и вгляделась в неровные буквы, машинально потирая пальцами резную деревянную ручку кинжала. С каждым новым прочитанным словом в ее глазах росло изумление. И ужас. Когда она закончила читать, ей хотелось кричать от отчаяния. Ида подняла глаза на Ведетт, недоумевая, почему мать так спокойна. Сообразив, что та о содержании свитка еще ничего не знает, Ида медленно прочла написанное вслух. К ее удивлению, выражение лица Ведетт почти не изменилось.
— Ты знала, о чем здесь говорится? — ошеломленно произнесла Ида.
— Догадалась. По твоему виду, — ответила Ведетт, протягивая руку, чтобы погладить Иду по голове, но та отпрянула так резко, словно увидела змею.
— Я не твоя дочь. Моя мать — Старая Эдит.
— Да.
Ида закрыла глаза, стараясь справиться со своими чувствами. Лучше бы Ведетт начала все отрицать! Она бы поверила ей, засушила бы себя поверить, хотя сразу поняла, что это вовсе не выдумка старой, одинокой и, быть может, не совсем нормальной женщины. Иде было невыразимо тяжело сознавать, что всю свою жизнь она звала матерью чужого человека…
— Она говорила мне, что когда-то у нее были муж и ребенок и она жила гораздо счастливее, — задумчиво произнесла Ида. — И вот теперь я знаю: этим ребенком была я, ее мужем — мой отец, а ее счастливая жизнь проходила в Пивинси. Но как и когда она все это потеряла?
— Она тебе не рассказала?
«Может быть, в другом свитке?» — вспыхнуло в голове Иды. Она тут же схватила второй пергамент, но у нее так сильно дрожали руки, что девушка тут же положила его на место, не желая, чтобы Ведетт заметила ее слабость.
— Я хотела бы услышать это от тебя.
Ведетт, устало вздохнув, потерла руками лоб и повернулась к Иде:
— Из-за ее странного дара от нее все отвернулись. О том, что до меня твой отец был женат на Старой Эдит, я узнала лишь на десятом году нашего с ним брака.
— Но почему ты мне никогда об этом не говорила?
— Твой отец велел сохранить все в тайне. Я считала, что лгать — жестоко по отношению к тебе, но вынуждена была ему подчиниться. — Ее глаза стали печальными. — Я ведь была его женой.
— Но зачем ему понадобилось это скрывать?
— Я и сама не могу понять. Думаю, он чувствовал себя виноватым. Эдит старше его, так что наверняка была ему хорошей женой. Он всегда отзывался о ней тепло, хоть и побаивался ее дара. Из-за этого дара, собственно, и была потеряна большая часть его владений, которые на самом деле принадлежали Эдит.
— В свитке написано, что Эдит — дочь графа. Если у моего отца ничего не было, то почему ее родители дали разрешение на их брак?
— Потому что к ней никто не сватался, а она уже почти миновала тот возраст, когда женщины могут иметь детей. Не могу сказать, почему она, богатая наследница, так долго оставалась не замужем. Как бы то ни было, твой отец решил жениться на ней, и на первых порах все было хорошо. Они жили в том доме в Пивинси, в котором позднее жили и мы, и даже собирались со временем построить на своих землях замок. Думаю, твой отец любил ее. Когда она уже и не надеялась, что у нее будет ребенок, появилась на свет ты. И с этого дня… — Ведетт умолкла и многозначительно посмотрела на Иду.
Ида догадалась, что именно с ее рождением Эдит начали преследовать различные голоса и видения, и почувствовала вину, но, подумав мгновение, решила, что не должна казнить себя за это.
— Твой отец относился к появившимся у жены странностям с редким терпением, — продолжала меж тем Ведетт. — То, что ее поведение резко изменилось, он пытался держать в секрете. Он очень надеялся, что скоро она станет прежней. Но этого не произошло. Наоборот, с каждым днем ее дар словно набирал силу. Муж умолял ее вести себя на людях как вес, но она не унималась. От ее постоянных попыток предупредить людей, что с ними произойдет что-нибудь ужасное — хотя они не хотели этого слышать, — он приходил в отчаяние.
— И она была за это наказана?
— Да. Она настроила против себя весь город. Кое-кто считал, что Эдит не предсказывает зло, а насылает его на людей. Твой отец боялся, что с ней расправятся. И тогда он решил спрятать ее в лесу. Эдит хотела забрать с собой и тебя, но он уговорил ее не делать этого, сказав, что с ним тебе будет безопаснее. Их брак был расторгнут, и у твоего отца остался лишь дом в Пивинси.
— Я часто замечала, что люди глядят на Эдит со страхом, но в их глазах не было ненависти. Они просто старались держаться от нее подальше.
— Потому что она больше не жила в городе и ее редко видели. Даже родной отец стал забывать Эдит, хотя она была его единственным ребенком. — Ведетт робко коснулась руки Иды, и на этот раз девушка не отстранилась. — Пока граф был жив, Эдит в какой-то мере помогала его влиятельность — из почтения к нему люди ее не трогали и даже не злословили на ее счет. Когда же он умер, Эдит просто сочли сумасшедшей и окончательно забыли.
Ида закрыла лицо руками, не в силах вынести внезапно открывшейся правды. Видя это, Ведетт умолкла. Налив вина в свой бокал, она медленно осушила его, затем стала укладывать содержимое шкатулки обратно.
— Ты теперь богата. После смерти своего отца Эдит унаследовала большие земли, — закрывая резную крышку, снова заговорила она.
— Эти земли скоро будут принадлежать норманнам, — мрачно ответила Ида.
— В том числе и твоему?
У Иды едва не вырвалось язвительное замечание, что посторонняя женщина не имеет права задавать подобные вопросы, но она вовремя сдержалась. Кем бы ни приходилась ей Ведетт, она вырастила ее и ни разу не дала повода усомниться в том, что она не ее родная мать. К тому же и сама Эдит в беседах с Идой всегда называла Ведетт ее матерью, причем без тени горечи; видимо, так же следует поступать и ей: Ведетт приходилось лгать отнюдь не по своей воле.
— Да. И моему в том числе, — спокойно ответила Ида. — Я считаю его своим потому, что именно благодаря ему я осталась жива и не стала одним из тех несчастных, жалких созданий, которые плетутся в обозе армии и служат для утех всех воинов.
— А ты служишь для утех одного.
— Ничего подобного! Я с ним по собственной воле.
— Но… Ты с ума сошла!
— Старая Эдит предсказала мне, что этот норманн — мой суженый. Дрого невольно стал причиной ее смерти — несчастную случайно сбила его лошадь. Как я ни ненавидела его в ту минуту, я сразу почувствовала, что Эдит говорит правду.
— Суженый? — изумленно переспросила Ведетт. — Неужели ты надеешься выйти за него замуж?
— Дрого пришел сюда за воинской добычей, землями и титулом. В его семье он самый младший, и у него не было никаких надежд на наследство. Вот почему он покинул Францию и оказался здесь. Он честно рассказал мне об этом. Я не слышала от него никаких обещаний, но ценю то, что он не пытался солгать мне. Я вижу, как он заботится обо мне — и не только обо мне. Он позволил мне приютить у него в лагере нескольких саксов — осиротевших детей и тяжело раненного юношу.
— Но теперь-то ты можешь остаться с нами? Тебе здесь будет гораздо безопаснее.
— Возможно, но я предпочитаю остаться с Дрого.
— Ида, ты заблуждаешься! — горячо возразила Ведетт. — Ты живешь с человеком, не будучи за ним замужем. И он даже не обещал вступить с тобой в брак! А что будет, если войну выиграют саксы? Ты не подумала о том, как они могут поступить с подружкой норманнского солдата?
— Не думаю, что саксонские мужчины, которые не сумели нас защитить, станут осуждать или проклинать меня — они просто не имеют на это права. Когда армия со знаменосцем во главе вступает в город, женщины теряют честь. Празднуя свою победу, солдаты берут их силой; Ибо такова война. Так всегда было, так всегда будет, это я тебе говорю… Но со мной ничего подобного не случилось, и я счастлива. Дрого не угрожал мне оружием, не издевался надо мной, не бил. Напротив, он деликатен и заботлив, он бережет меня и защищает от посягательств других мужчин. И потом, я видела в нем прежде всего своего суженого, а не норманнского завоевателя. Они такие же люди, как и мы. Среди них есть, конечно, и негодяи, и трусы, и бесчестные подонки — но они есть и среди саксов. Повторяю: война есть война. Кучка мерзавцев уничтожила эту деревню, но даже они не посмели тронуть монастырь, как не трогали его во время своих войн и саксы, потому что это — святое место. Здесь вы будете в безопасности.
Ведетт удивленно покачала головой:
— Вы? Значит, ты все же отказываешься остаться с нами? Может, — ее голос стал мягче, — это из-за того, что ты сейчас узнала?
— Нет. Я уже простила тебе этот обман — ты всего лишь выполняла чужую волю, хотя не думаю, что смогу простить своего отца. Я поняла, что Дрого — мой суженый, не только из предсказаний Старой Эдит, но и благодаря голосу своего сердца, который только и надо слушать, когда речь идет о любви. Да, мой норманн ничего мне не обещал, но он ничего не обещал и другим женщинам, и, пока он этого не сделал, я буду оставаться с ним. Я люблю Дрого, хотя ни разу ему этого не говорила, и сделаю все, чтобы он полюбил меня. Дрого еще не понял, что именно я — его судьба, а я скрыла от него предсказание Старой Эдит. Он должен почувствовать это сам. А пока… пока ему лучше не знать, что у меня теперь есть земля, которой он так жаждет.
— Если ему нужна земля, то он обязательно женится на тебе.
— Я не хочу, чтобы он женился на моем богатстве, а не на мне. Прошу тебя сохранить мой секрет. Никому не говори о том, что я дочь Эдит.
— Хорошо. Но неужели тебе мало пророчества Эдит и ты хочешь испытать судьбу?
— Да. Я люблю Дрого и хочу увидеть ответную любовь, — твердо сказала Ида, а затем тихо добавила: — А ты действительно любишь Серла?
К ее великому удивлению, лицо обычно» хладнокровной Ведетт залил яркий румянец.
— Много лет назад я его любила безумно. Думаю, это чувство до сих пор не угасло. Но единственное, что тогда имел мой возлюбленный, — это меч, да честность и отвагу, которыми он служил разным владыкам, а Валтсор предложил мне огромное состояние и дом в Пивинси. К тому же твой отец был ко мне внимателен, а женское сердце легко откликается на заботу. Надеюсь, он считал нашу жизнь счастливой.
— Не мне тебя судить, — задумчиво произнесла Ида. — Хотя, когда я в первый раз увидела, как вы с Серлом смотрите друг на друга, я пришла, в ярость. Но сейчас я для тебя посторонний человек и не имею права на упреки. К тому же ты еще молола, у тебя двое детей, которым нужна поддержка, и с моей стороны было бы глупо и даже жестоко просить тебя остаться верной моему отцу.
— Я рада слышать от тебя эти слова, потому что, когда Серл доберется до Лондона, я к нему приеду и мы обвенчаемся.
— О! — Несколько мгновений Ида молча глядела на Ведетт, ошеломленная тем, что такой важный вопрос может быть решен так стремительно. — Вам не понадобилось много времени…
— А по-твоему, мне лучше было бы до конца жизни оплакивать Валтеора? — мягко улыбнулась Ведетт. — Знаешь, сейчас мне кажется, что любовь вообще может быть только одна. Думаю, и в твоем отце я пыталась отыскать хоть какое-то сходство с Серлом. Наверное, я и правда должна скорбеть из-за гибели Валтеора, но я испытала достаточно горя, когда он ушел в армию Гарольда. Я чувствовала, что он не вернется…
— Помню. И все понимаю. Но Аверил и Этелред вряд ли поймут тебя так же скоро, как я.
— Я постараюсь им все объяснить. Серл — очень хороший человек, они к нему быстро привяжутся.
В этот момент в дверь постучали и голос послушника негромко объявил, что за стенами монастыря ждут Дрого и Серл. Иду позабавило — и немножко задело, — как поспешно вскочила ее обычно степенная мать и, набросив на плечи плащ, устремилась к двери. Ида медленно поднялась и направилась следом.
Лицо Дрого было необычно серьезным, даже скорбным.
— Что-нибудь произошло? — тревожно спросила Ида.
Дрого молча взял ее за руку и отвел в сторону.
— Ты нашла свою семью. — Он опустил голову. Чувствовалось, что слова даются ему с трудом. — За стенами этого монастыря ты в большей безопасности, чем в армии, идущей на Лондон. К тому же, как я узнал, аббатиса приходится какой-то дальней родственницей Вильгельму. Если хочешь, можешь остаться здесь. Ты больше не нуждаешься в моей защите.
— Ты хочешь, чтобы я здесь осталась? — тихо спросила она, не уверенная, предлагает ли он ей вы бор или отдает распоряжение.
Дрого поднял голову и, глядя Иде прямо в глаза, погладил ее по щеке.
— Поступай так, как велит тебе сердце. Ты не пленница и никогда ею не была. Я не вправе распоряжаться твоей судьбой. Да, я очень хочу, чтобы ты со мной осталась, но не стану тебя неволить. Если ты предпочитаешь вернуться к своей семье, я это пойму.
Ида прикусила губу, чтобы сдержать счастливую улыбку. Его угрюмое лицо и сдавленный голос яснее ясного говорили; да, реши она остаться, он бы это понял, но не принял, Дрого ни слова не сказал о своей любви, не давал обещания, что они всегда будут вместе, но теперь Ида знала, что он и в самом деле не хочет с ней расставаться, и этого ей пока что было вполне достаточно.
— Думаю, мне лучше отправиться с тобой в Лондон, — медленно проговорила она и в следующее мгновение чуть не задохнулась, потому что норманн радостно сжал ее в своих объятиях. — Я только хочу спросить свою мать, возьмет ли она в монастырь кого-нибудь из детей, которых мы подобрали в дороге, и могу ли я оставить с ней своих собак.
— Собак? — удивился Дрого.
— Ну да. Это долгое путешествие их очень утомило, поскольку твои друзья почти каждый день брали их на охоту. Думаю, бедным животным пора отдохнуть, а оставить их я могу только в моей семье, иначе они убегут, чтобы меня разыскать.
Дрого улыбнулся и согласно кивнул. Они с Серлом тактично отошли в сторону, давая Иде и Ведетт возможность проститься. Сердце Иды все еще ныло от боли за обман, но она решила сдержать свои упреки — Ведетт никогда не относилась к ней хуже, чем к собственным детям. За одно только это она заслуживала прощения.
Ведетт охотно согласилась взять в монастырь детей и забрать у Иды собак.
— Ты должна рассказать обо всем Аверил и Этелреду, — попросила ее Ида. — Думаю, пора покончить со всей этой ложью. Я рада, что обо всем узнала. По крайней мере теперь я понимаю, откуда у меня этот дар: его передала мне родная мать.
Глаза Ведетт расширились от ужаса.
— У тебя есть дар ясновидения?
— Боюсь, что да. Но тебе не следует так волноваться: Серл и Дрого о нем знают и всегда придут мне на выручку, если это навлечет на меня какие-нибудь неприятности.
Она поцеловала Ведетт на прощание и направилась к Дрого, который уже сел на лошадь. Он помог Иде, и она, устроившись позади, крепко обхватила его руками и обернулась, чтобы помахать Ведетт.
— Твоя мать очень расстроена тем, что ты с ней не осталась, — заметил Дрого.
— Она больше расстроена другим.
— В шкатулке оказалось что-нибудь плохое?
— Да, хорошего там было мало.
— Если ты не хочешь со мной делиться, я не настаиваю. Это твой секрет.
— Ведетт не моя мать. Я — дочь Старой Эдит, — выпалила Ида. Дрого никак не отреагировал на ее слова, и ее это несколько удивило. — Но она была благородного происхождения, несмотря на ту бедность, в которой жила.
— Меня ничуть не взволновало и не огорчило бы известие, что моя возлюбленная — простолюдинка, — буркнул Дрого, мгновенно поняв возникшие у Иды опасения. — Даже не знаю, что тебе и сказать… А что ты сама думаешь обо всем этом?
Ида сокрушенно покачала головой:
— Никак не могу разобраться в своих чувствах. Я чувствую гнев, но не понимаю почему. И не знаю, против кого он направлен. Скорее всего я обижена на судьбу, которая дала мне слишком мало времени, что бы побыть с моей родной матерью, и сделала ее такой одинокой из-за того, что ей пришлось хранить эту тайну.
Ида рассказала Дрого о своем рождении, об изгнании Старой Эдит, о той лжи, которую все эти годы говорили ей ее отец и Ведетт. Не стала она лишь упоминать о своем деде-графе и о землях, которые должна унаследовать.
— Когда ты достигла совершеннолетия, им следовало открыть тебе правду, — заметил Дрого, — Впрочем, их признание могло оказаться небезопасным. Думаю, к тому времени в Пивинси уже забыли, что ты падчерица Ведетт, или просто не имели оснований об этом вспомнить. И слава Богу, потому что в противном случае многие люди начали бы подозревать, что у тебя есть такой же дар, как и у Старой Эдит. Ты рассказала о нем Ведетт?
— Да. И это ее ужаснуло. Скорее даже не сам факт, а его возможные последствия: она прекрасно помнила, чего это стоило Эдит, и теперь, наверное, боится, что меня постигнет та же участь.
Подъехав к палатке, Дрого спешился и помог слезть Иде. Заметив, что она помрачнела от грустных предчувствий, он ласково обнял ее. Иде захотелось ткнуться носом в его плечо и услышать, что она не останется одинокой, что он всегда будет рядом. Но Дрого, судя по всему, ничего подобного говорить не собирался, и девушка почувствовала боль и гнев. Она поспешно отвернулась от Дрого и, подняв полог, вошла в палатку.
В таком же мрачном настроении Ида приготовила постель; теперь ее даже радовало молчание Дрого. Когда они легли, Ида, несмотря на муки сердца, где горько бились разочарование и ярость, которую она не могла побороть, прильнула к груди любимого. От него исходило ощущение силы, теплоты, заботы, а она в этом так нуждалась.
— Мать говорила тебе что-нибудь о Серле? — спросил Дрого, гладя ее волосы.
— Да, — вздохнула Ида. — Мне будет трудно к этому привыкнуть. При всей обиде на отца, который лишил меня моей истинной матери, я не могу смириться с тем, что Ведетт забыла его так быстро.
— Да нет, она его не забыла. Скорее, вспомнила другого, которого любила до того, как вышла замуж.
— Возможно, я не права. Серл — замечательный человек. С ним и Ведетт, и детям будет хорошо. Меня удручает только одно…
Она замолчала, и Дрого поднял голову.
— Что?
— Я все еще не могу думать о Старой Эдит как о своей матери, и вместе с тем перестала быть для меня матерью и Ведетт. У меня такое чувство, будто я осиротела.
Он наклонился и поцеловал ее в лоб.
— Просто ты пока еще всего не осознала. И это вполне естественно: то, что ты узнала, резко изменило твои взгляды на прежнюю жизнь. Ведетт — твоя мать во всех отношениях, кроме родства, а Эдит — женщина, которая подарила тебе жизнь. Может быть, со временем ты начнешь думать, что у тебя две матери: одна по крови, а другая — та, которая тебя вы растила и воспитала… Послушай, а как ты узнала, о чем говорится в этих документах? — внезапно спросил Дрого и нахмурился. — Тебе их прочел кто-нибудь в монастыре? Но тогда эта история может стать достоянием слишком многих людей… По-моему, ты поступила неразумно, доверив…
— О ней знают только я и Ведетт, — перебила его Ида. — Мы сами прочли эти свитки.
— Ведетт умеет читать?
— Очень плохо. А я свободно.
Он замолчал. Ида села а кровати, чтобы взглянуть ему в лицо. Читать умели только мужчины — и то далеко не каждый — и лишь немногие женщины духовного звания, поэтому ее слова не могли не удивить Дрого.
— Почему ты раньше мне этого не сказала? — произнес он наконец.
— Сама не знаю. Думаю, просто не представилось случая. Старая Эдит говорила, что мне следует использовать свое знание только тогда, когда это действительно необходимо, и что лучше всего скрывать его.
— Она была права, — рассудил Дрого, привлекая Иду к себе. — Умение читать — еще одна вещь, которая может навлечь на твою голову беду. Но как же я сам не догадался? Ты часто бывала у этой лесной отшельницы, а она вырезала свое имя и дату смерти на кресте… Знаешь, если самая обычная женщина — не монахиня, не послушница, не аббатиса — обучена грамоте, то некоторые церковники считают это грехом, причем очень серьезным. Поэтому мне бы очень хотелось, чтобы ты последовала совету Старой Эдит и хранила свое умение читать в тайне.
— А тебя не отталкивает, что я умею читать? И даже считать?
— Вовсе нет. Наоборот, меня всегда удивляло, почему люди не стремятся овладеть этим искусством, и почему оно столь ревностно оберегается узким кругом посвященных в него.
У Иды словно гора упала с плеч. Она вдруг почувствовала странную слабость и апатию и поняла, как много пережила сегодня и как обессилела.
— Наверное, мне надо отдохнуть, — пробормотала она, обнимая Дрого и прижимаясь щекой к его груди. — Утро вечера мудренее.
Заметив, каким ровным и глубоким стало ее дыхание — Ида почти сразу погрузилась в сон, — Дрого поцеловал ее в макушку. То, что она успокоилась так быстро, слегка удивило его. У этой девушки сильная воля. Она умеет прощать и способна понимать других. Это редкие черты характера, и замечательно, что они у нее есть, особенно учитывая то, сколько им еще предстоит увидеть горя и разрушений в долгой дороге до Лондона. Вздохнув, Дрого крепко прижал спящую Иду к себе и закрыл глаза.
Глава 18
Ида проснулась от собственного крика, вся в холодном поту. Ее бил озноб, и девушка поспешно завернулась в одеяло.
Прошло пять дней, с тех пор как она, попрощавшись со своей семьей, продолжила вместе с Дрого путь на Лондон. Уже к исходу третьего дня Ида начала думать, что совершила ошибку: картины бессмысленной и жестокой резни, страшных разрушений, которые она видела, когда армия норманнов проходила через деревни саксов, не оставляли ее даже в снах. В этих снах смерть невинных людей, грабежи, насилие и пепелища на месте домов казались даже чудовищнее, кровавее, чем наяву. Как Ида ни любила Дрого и как ни желала оставаться с ним, ужас и горе, которые сеяла норманнская армия на ее родной земле, казалось, вот-вот сведут ее с ума.
Чтобы успокоиться после своего ночного кошмара, Ида сделала несколько глубоких вдохов. Она задумалась: что же ее так напугало? Почему-то девушка вдруг вспомнила Годвина и снова почувствовала леденящий страх. Значит, это был не просто сон, а предостережение свыше?
— Что с тобой? — спросил Дрого, целуя ее в шею.
— Подожди, — прошептала она, подумав, что вряд ли сейчас его ласки избавят ее от тревоги. — На этот раз мой сон вызван вовсе не тяжелыми воспоминаниями.
— Ты получила «послание»?
Приподнявшись на локте, Дрого пристально посмотрел ей в глаза. Он был явно встревожен. Это случалось всякий раз, когда ее дар давал о себе знать: слишком часто Ида оказывалась права в своих предсказаниях.
— Похоже, что-то угрожает Годвину, — пробормотала Ида.
Внезапно ее словно озарило. Перед ее мысленным взором ясно всплыла та самая картина, которая заставила ее проснуться: Годвин лежит на земле, над ним с обагренными кровью руками, зловеще улыбаясь, стоит Ги. Их фигуры застилал легкий туман, и по промозглой сырости в палатке Ида поняла, что, должно быть, она увидела во сне именно сегодняшнюю ночь. Ги убивает Годвина, если уже не убил! Вскрикнув, Ида соскочила с кровати и трясущимися руками принялась быстро натягивать на себя одежду.
— Годвину? — переспросил Дрого и, не дожидаясь ответа, встал. — Но кто?..
— Ги, это опять Ги! — бросила Ида, кое-как зашнуровывая платье. — Он собирается убить Годвина.
Прошло пять дней, с тех пор как она, попрощавшись со своей семьей, продолжила вместе с Дрого путь на Лондон. Уже к исходу третьего дня Ида начала думать, что совершила ошибку: картины бессмысленной и жестокой резни, страшных разрушений, которые она видела, когда армия норманнов проходила через деревни саксов, не оставляли ее даже в снах. В этих снах смерть невинных людей, грабежи, насилие и пепелища на месте домов казались даже чудовищнее, кровавее, чем наяву. Как Ида ни любила Дрого и как ни желала оставаться с ним, ужас и горе, которые сеяла норманнская армия на ее родной земле, казалось, вот-вот сведут ее с ума.
Чтобы успокоиться после своего ночного кошмара, Ида сделала несколько глубоких вдохов. Она задумалась: что же ее так напугало? Почему-то девушка вдруг вспомнила Годвина и снова почувствовала леденящий страх. Значит, это был не просто сон, а предостережение свыше?
— Что с тобой? — спросил Дрого, целуя ее в шею.
— Подожди, — прошептала она, подумав, что вряд ли сейчас его ласки избавят ее от тревоги. — На этот раз мой сон вызван вовсе не тяжелыми воспоминаниями.
— Ты получила «послание»?
Приподнявшись на локте, Дрого пристально посмотрел ей в глаза. Он был явно встревожен. Это случалось всякий раз, когда ее дар давал о себе знать: слишком часто Ида оказывалась права в своих предсказаниях.
— Похоже, что-то угрожает Годвину, — пробормотала Ида.
Внезапно ее словно озарило. Перед ее мысленным взором ясно всплыла та самая картина, которая заставила ее проснуться: Годвин лежит на земле, над ним с обагренными кровью руками, зловеще улыбаясь, стоит Ги. Их фигуры застилал легкий туман, и по промозглой сырости в палатке Ида поняла, что, должно быть, она увидела во сне именно сегодняшнюю ночь. Ги убивает Годвина, если уже не убил! Вскрикнув, Ида соскочила с кровати и трясущимися руками принялась быстро натягивать на себя одежду.
— Годвину? — переспросил Дрого и, не дожидаясь ответа, встал. — Но кто?..
— Ги, это опять Ги! — бросила Ида, кое-как зашнуровывая платье. — Он собирается убить Годвина.