Ошеломленный Дрого мгновение молчал.
   — Ида, но мы не можем сейчас ворваться в лагерь Ги и сказать, что тебе приснилось убийство.
   — Неужели ты не понимаешь, что это не просто сон?
   — Я-то понимаю. Но как мы все объясним остальным? Нас поднимут на смех, примут за сумасшедших, а то и похуже.
   — Все равно сейчас мы должны туда пойти.
   — А твой сон… то есть, я хочу сказать, ты уверена, что это должно случиться именно сегодня?
   — Не совсем, — ответила она, стараясь успокоиться. — Я видела просто ночь, но у меня такое ощущение, что это нынешняя ночь.
   — Как бы то ни было, она еще не закончилась, у нас есть время.
   Ида в отчаянии запустила руку в волосы, мучительно гадая, что им сейчас следует делать. Дрого прав. Возможно, спешить не стоит; следует подумать, как схватить Ги с поличным. Но она была так привязана к Годвину, что не могла сейчас заниматься холодным анализом. Взглянув на Дрого, Ида решительно набросила плащ.
   — Я уже не усну, — бросила она. — Я знаю, что Годвин в опасности, и должна спасти его.
   — Хорошо, — уступил Дрого. — Мы тихонько подойдем к лагерю Ги. Он почти рядом. В случае чего я скажу, что у тебя схватило живот, а я не решился отпустить тебя без охраны.
   — А если все-таки ничего не случится? И убийство должно произойти позднее?
   — Тогда ты вернешься в палатку, а я прослежу, что делается в лагере Ги. Если меня кто-нибудь и заметит, то я тоже имею полное право сказать, что мучаюсь животом.
   Они вышли из палатки.
   — Господи, хоть бы этот негодяй не успел причинить Годвину зла! — тихо сказала Ида.
   — Не терзай ты себя так! Даже если мы спасем Годвина сейчас, у нас нет возможности постоянно находиться рядом с ним.
   Ида помрачнела: окончательно избавить Годвина от козней Ги они действительно не смогут, а значит, мальчик все время будет в опасности.
   Резкий голос Ги они услышали, еще не дойдя до его лагеря, а несколькими минутами позже Ида воочию убедилась в том, что ее сон предвосхитил реальность: разъяренный Ги изо всех сил молотил кулаками лежащего на земле Годвина, В тот момент, когда Дрого бросился к ним, Ги яростно начал пинать безответного подростка ногами. За избиением безмолвно наблюдала небольшая группа норманнов: явно не одобряя происходящего, они все же не решались остановить столь высокородного рыцаря. Только увидев Дрого, двое из них двинулись с места, чтобы помочь ему пресечь издевательства Ги. Теперь, когда одному высокородному рыцарю противостоял другой высокородный рыцарь, они могли поддержать защитника Годвина, не опасаясь нежелательных последствий — вся ответственность с этой минуты ложилась только на плечи Дрого.
   Де Тулон решительно оттолкнул Ги от Годвина; Ида помогла юноше подняться на ноги, чтобы увести его от этого свирепого норманна. Было похоже на то, что она и Дрого появились как раз вовремя.
   — Какое ты имеешь право мне мешать, когда я наказываю этого болвана?! — взревел Ги.
   Только сейчас Дрого заметил, что его противник пьян: язык у Ги заплетался, и он нетвердо держался на ногах.
   — Ты можешь забить его до смерти, — сурово ответил Дрого, взявшись за рукоять меча.
   — Я могу убить его, если пожелаю. Он мой пленник.
   — Допустим, но он еще почти ребенок. Что он сделал? За что ты хочешь его убить?
   — Он бегает за этими чумазыми детьми. И он сакс. Этих причин для меня более чем достаточно.
   — Тебе следовало бы найти другие причины, идиот… — прорычал бас мессира Бергерона. Все обернулись. Наспех одетый, без плаща, с глазами, мечущими молнии, седовласый рыцарь являл собой внушительное зрелище, — …хотя бы для того, что бы объяснить, почему ты поднял такой шум, что разбудил даже меня! — громогласно закончил фразу Бергерон, бросив на племянника еще один испепеляющий взгляд.
   — Какое ты имеешь право меня учить?! — запальчиво выкрикнул Ги, яростно сжимая кулаки.
   Мессир Бергерон неожиданно размахнулся и отвесил Ги такую мощную пощечину, что тот полетел на землю. Ида от изумления открыла рот. Ги был ошеломлен не меньше; он даже не смог сразу подняться на ноги и только бессмысленно таращил глаза на дядю, «Кажется, терпение Бергерона лопнуло», — удовлетворенно подумала Ида.
   — Я не желаю вставать с постели среди ночи только из-за того, что какой-то пьяный сопляк решил поиздеваться над ребенком! — снова загремел почтенный рыцарь. — И не пытайся оправдываться, — предостерегающе поднял он руку. — Я знаю, почему ты так рассвирепел. — Отвернувшись от племянника, который наконец встал с земли и принялся стряхивать с себя грязь, мессир Бергерон обратился к Дрого: — Этот дурак проиграл последнюю из своих женщин, а когда обнаружил, что его постель пуста, попытался выместить злобу на несчастном мальчишке.
   — Почему вы так заботитесь об этом вражеском отродье? — выдохнул Ги.
   — Этот сакс — твой слуга. Да, ты имеешь на него право, но и обязан защищать его. Если ты потерял свою шлюху, он в этом не виноват.
   — Раз ты так недоволен этим мальчиком, — добавил Дрого, — то я возьму его к себе.
   — Ну, нет. Он, конечно, мерзавец и лентяй, но все же ведет мое хозяйство, а потому нужен мне. — Ги злобно ухмыльнулся и вытер кровь с губы. — Если уж ты так любишь наших врагов, Дрого, то забери этих проклятых саксонских заморышей, с которыми мне приходится возиться.
   — Я их возьму, — спокойно ответил Дрого.
   — Благодарение Богу, — горячо прошептал Годвин и, видимо потеряв последние силы, обмяк на руках Иды. Она легонько потрясла его.
   — Годвин! Годвин! Ты же говорил, что очень к ним привязался.
   — Да, но им больше нельзя здесь оставаться. Это небезопасно, — тихо ответил он.
   — А тебе?
   — Как бы ни ненавидел меня Ги, он все же боится своего дяди. Знаешь, обычно Ги почти не обращает на меня внимания; сегодня он был просто разъярен из-за своего проигрыша, а я подвернулся ему под руку. Честно говоря, подвернулся-то я нарочно, потому что он начал бить ребятишек, и я отвлек его гнев на себя.
   — И пострадал за свое мужество… — Ида быстро оглядела его ссадины. — Не вижу ничего такого, чего нельзя было бы вылечить. Промой раны, а потом заглянешь ко мне.
   — Хорошо. Думаю, когда дети переберутся к вам, сэр Ги не будет таким свирепым. Они старались не попадаться ему на глаза, но каждый раз, когда это все-таки случалось, он буквально сатанел. Мне кажется, они напоминают ему, что у него были две женщины, которых он мог уложить с собой в постель. О, как бы я хотел, чтобы кто-нибудь убил эту мерзкую скотину!
   — Кое-кто это обязательно сделает, — уверенно сказала Ида.
   Годвин с удивлением и опаской посмотрел на нее, и девушка подумала, что последние слова сорвались с ее губ как бы сами собой. Хотя не совсем. Подсознательно Ида была твердо убеждена: то, что она произнесла, — правда. Кроме того, ей уже было «послание», что Ги умрет прежде, чем армия норманнов доберется до Лондона.
   — Дай Бог, чтобы твои слова оказались пророческими, — прошептал Годвин. — Тогда мне легче будет терпеть. От одной мысли, что сэр Ги навсегда останется моим хозяином, я готов покончить с собой.
   — Ничего, скоро ты от него освободишься. А пока остерегайся мерзавца, чтобы ему не удалось убить тебя раньше, чем проткнут мечом его самого. Мне привиделось во сне, что он напал на тебя. Вот почему Дрого и я появились здесь. Не бойся: при любой опасности я снова получу весть. Но мне нужна и твоя помощь. Если это гнусное животное снова начнет угрожать тебе, мысленно позови меня и постарайся выразить свои чувства как можно сильнее и отчетливее.
   — И тогда ты придешь? — ошеломленно спросил Годвин.
   — Да. Как пришла на зов умирающей Алдит, а потом на крик тяжелораненого Брана.
   — Тогда я попытаюсь. — Он повернул голову, наблюдая, как Ги передает двух испуганных детей Дрого. — Если ты вдруг задержишься, я буду просто орать.
   — Хорошо, — улыбнулась она. — Удивляюсь, что ты не сделал этого сегодня.
   — Я не ожидал, что Ги набросится на меня с такой ненавистью и начнет избивать. К тому же я не думал, что кто-то захочет прийти ко мне на подмогу.
   — Я обязательно приду, и люди Дрого тоже. Думаю, после того как за тебя вступился мессир Бергерон, его примеру последуют и другие. Норманны, как и мы, — люди; среди них есть добрые и злые, мелочные и великодушные, благородные и подлые — словом, разные. И не все они жестоки. Дрого и его солдаты — не единственные честные и порядочные люди в армии Вильгельма.
   Она медленно выпрямилась, так как к ним подошел Дрого, ведя перед собой ребятишек, которые затравленно озирались и в страхе жались друг к другу, не понимая, что происходит и что их ждет. Годвин объяснил им, что отныне они будут жить в лагере Дрого. По его печальным глазам было видно, что расставание причиняет ему боль. Ида подумала, что и детей не очень-то обрадовала эта новость — совсем недавно они потеряли родителей, а теперь их отрывают от человека, к которому они успели привязаться, — и ее ничуть не удивило, что у обоих малышей из глаз хлынули слезы. Попрощавшись с Годвином, Ида обняла плачущих детей за плечи и повела их к палатке Дрого. Первой, кого она встретила, была Мэй, которая зевала и сонно хлопала глазами: ее, как и многих в лагере, разбудили крики Ги.
   — Я возьму их к себе, госпожа? — полувопросительно произнесла Мэй, когда Ида объяснила, что дети теперь будут жить у них.
   — Тебе скоро понадобится еще одна палатка, — проворчала Ида, подталкивая к ней малышей. — Я надеялась, что те трое, которых я спасла от меча Ги, останутся с моей матерью, но ты не захотела их отдавать. А теперь у тебя будет шестеро! Давай оставим в монастыре хотя бы этих.
   — Не надо. Иво не будет возражать. Он может сделать палатку побольше. Думаю, эти двое будут жить у меня недолго. Их заберет Годвин, когда освободится от своего хозяина. Бог не допустит, чтобы бедняга всю жизнь принадлежал этому чудовищу.
   — А тебе не жаль будет с ними расставаться?
   — Жаль, наверное, но ничего не поделаешь: юный Годвин — их единственная семья, и вполне понятно, что они выберут именно его. Идите спать, госпожа. Вы, должно быть, смертельно устали. Не волнуйтесь за них.
   Ида молча смотрела, как Мэй уводит детей в свою палатку.
   — Теперь ты убедился, что я не единственная, кто собирает всех сирот и раненых, встретившихся на дороге? — с улыбкой сказала она, подойдя к Дрого. Тот улыбнулся в ответ, и они направились к палатке.
   — Иво просто не может оставаться равнодушным к любому беззащитному существу, будь то раненое животное или брошенный ребенок. Когда ты отдала матери собак, он стал сам не свой; что уж говорить о детях! У этого человека большое сердце.
   В палатке Ида начала раздеваться; Дрого, положив меч на землю, вдруг расхохотался. Она недоуменно взглянула на него, уже собираясь обидеться, но он пояснил сквозь смех:
   — Скоро у меня будет целая армия детей!
   — Именно армия: когда они вырастут, то станут твоими верными солдатами, — шутливо ответила Ида и юркнула под одеяло, чтобы побыстрее укрыться от пронизывающего холода.
   — Надеюсь. — Тоже раздевшись, Дрого улегся рядом и обнял Иду. — Но ты не учитываешь, что до этого благословенного момента еще очень далеко и мне много лет придется давать им кров и пищу. Не-ет, с этого дня тебе, Иво и Мэй надо подбирать ребятишек постарше, а еще лучше подростков. — В глазах его светилось лукавство.
   Рассмеявшись, Ида легонько ткнула Дрого в бок.
   — У тебя уже есть Брак. А скоро, я думаю, появится и Годвин. Из них получатся замечательные воины. Бран уже хорошо владеет мечом, а Годвин как раз в том возрасте, когда мальчиков начинают обучать воинскому искусству.
   При упоминании о Годвине лицо Дрого стало серьезным.
   — Мне очень бы хотелось избавить Годвина от проклятого Ги, но я просто ума не приложу, как это сделать. Если я канну выказывать по отношению к бедолаге явную симпатию и всячески поддерживать его, Ги возненавидит мальчика еще больше. Будь у меня толстый кошелек, я мог бы просто предложить негодяю продать мне этого парня, но в карманах у меня пусто, как в желудке голодающего. Имея деньги, я бы вообще не отправился в Англию.
   — Упомянув Годвина, я вовсе не имела в виду, что непременно ты должен вырвать его из лап Ги: скоро Годвин сам избавится от этого зверя, и тогда, поскольку мальчик — сакс, ты можешь заявить на него права. Стать полностью свободным ему все равно никто не позволит.
   — Почему ты решила, что Годвин…
   — Внутренний голос сказал мне, что Ги ждет смертельная кара и он предстанет перед Божьим судом еще до прибытия армии в Лондон.
   — Надеюсь, что это правда. Ни один человек не заслуживает смерти больше, чем он. А твой… голос не сказал тебе, что Ги умрет именно от моей руки?
   — Нет. И это очень хорошо. Ведь, убив племянника, ты наверняка поссоришься с его дядей, а тебе вовсе ни к чему терять расположение столь уважаемого и влиятельного человека.
   — Вряд ли мессир Бергерон станет преследовать меня, если это все же случится. Разве сегодняшняя история не убедила тебя в том, что терпение его наконец лопнуло? Ты же видела, как перепугался Ги, поняв, что почти лишился благосклонности и поддержки своего дяди. А без него этот трус пропадет — только благодаря близости к Вильгельму Бергерону удается выручать Ги из всех передряг.
   — Может, теперь он начнет вести себя иначе? — с сомнением спросила Ида.
   Дрого отрицательно покачал головой.
   — Ты и сама не веришь, что такое случится. Горбатого могила исправит.
   — И все же… Боюсь, что, прежде чем отправиться на тот свет, Ги успеет серьезно навредить тебе своими гнусными измышлениями.
   — Вильгельм говорил, что ему известно о ненависти, которую испытывает ко мне Ги.
   — Если он знает, что Ги распространяет о тебе лживые слухи, то не стоит их бояться.
   — Сейчас — да. Но кто может сказать, что ждет нас завтра?
   — Все это так мерзко, — пробормотала Ида.
   — Как же я устал говорить о людских пороках, особенно о подлости окаянного Ги!
   — Просто ты хочешь спать, — рассмеялась Ида.
   — Нет, я хочу другого, — жарко прошептал Дрого.
   Он привлек ее к себе и поцеловал. Ида почувствовала его руки на своих бедрах, потом они скользнули на грудь, и желание, мгновенно охватившее ее, заслонило все тревоги. Сейчас ничто больше не имело для нее значения. Сейчас она полностью принадлежала ему, покорная мужской силе и своей страсти…
   Ида зевнула, поудобнее устраиваясь в повозке. Прислонившись наконец к мешку с одеждой, который был мягче остальных, она покосилась на Мэй. Та сидела с Алвином на руках, у ее ног уютно устроились Уэлком и Эрик.
   Иво хлестнул лошадей, и повозка тронулась с места. Проезжая мимо лагеря Ги, Ида попыталась разглядеть Годвина. В этот момент он как раз вышел из палатки и начал укладывать в повозку вещи Ги. Ида удовлетворенно отметила, что, хотя Годвин еще двигается медленно, следы побоев уже не так заметны. Девушка хотела помахать ему на прощание, но Годвина заслонили повозки, которые ехали сзади, и скоро она потеряла его из виду.
   — Как дети? — спросила Ида по-французски Мэй.
   — Неважно. Они скучают по Годвину, — ответила та. Она все еще говорила с ужасающим акцентом, но теперь ее хотя бы можно было понять без особых усилий.
   — Зато у нас они в безопасности.
   — Ги такой же злобный и жестокий, как мой прежний хозяин, Хэкон.
   — Недолго ему осталось зверствовать!
   — Дай Бог, чтобы твой внутренний голос снова оказался прав.
   — Я тоже всей душой хочу этого, но не только ради Годвина. Самое мое большое желание — чтобы Ги навсегда заткнул свою мерзкую пасть и перестал поливать Дрого грязью.
   «А ведь Лондон уже совсем близко», — вздрогнув, подумала Ида. Если голос действительно говорил правду, развязка должна наступить очень скоро.
   — Говорят, у тебя снова была стычка с Ги? — произнес Вильгельм, на миг оторвав рот от сверкающей водной струи, падавшей с крутого утеса.
   — Да. Я вынужден был вступиться за его слугу, иначе Ги забил бы его до смерти.
   — Этот слуга — сакс?
   — Да, мой сеньор. Совсем мальчишка — ему все то четырнадцать лет. И не один только я пытался остановить жестокое избиение слабого и беззащитного подростка.
   — Этот болван напился и забыл о чести норманнского рыцаря! Держись от него подальше, Дрого. Он тебя ненавидит.
   — Да, мне приходится постоянно быть начеку.
   — Я слышал, ты взял к себе еще двух саксонских детей?
   — Да. За ними присматривают мой слуга Иво и его женщина Мэй. Она великолепно умеет справляться с детьми.
   Вильгельм многозначительно кивнул:
   — Женщинам свойственно заботиться о беззащитных; это заложено в самой их природе и, безусловно, делает им честь. Но что касается тебя… Твое отношение к отпрыскам наших врагов вызывает у меня не которое удивление.
   — Но они всего лишь дети и ничем не угрожают нашим воинам. Ну какой от них может быть вред? — Вильгельм на миг задержал на нем свой тяжелый, подозрительный взгляд, и Дрого поспешно добавил: — Хотя нет, может: меня, например, они объедают, и от этого я совсем обнищал. — Вильгельм громко рассмеялся, и у Дрого отлегло от сердца. — Думаю, убивать мирных жителей вообще неразумно, — глубокомысленно заявил он. — Ведь они ваши будущие подданные, те, что будут выращивать для нас хлеб, овощи и скот и возводить замки, мосты, крепости и прочее.
   — Да, норманны за плугом ходить не станут, — буркнул Вильгельм. — Ладно, не волнуйся, старый друг. Я не вижу ничего плохого в том, что у тебя много саксов и ты добр к ним. Ты долго жил в монастыре и очень мягок. Но смотри, будь осторожен, чтобы из-за чрезмерного милосердия однажды не оказаться с перерезанным горлом.
   Вильгельм сел на коня и направился к своим приближенным. К Дрого подъехал Серл. По его взволнованному лицу было видно, что, наблюдая за беседой Дрого и Вильгельма издалека, он, не имея возможности слышать, о чем идет речь, предположил наихудшее.
   — Вильгельм сделал тебе выговор или предупреждение? — спросил Серл. — Или это был обычный разговор? — с надеждой добавил он.
   — Думаю, и то и другое. Вильгельм полагает, что годы, проведенные мною в монастыре, сделали меня слишком мягкосердечным.
   — Но епископа Одо они таковым отнюдь не сделали, — насмешливо произнес Серл, кивком головы показывая на одетого в кольчугу церковника, который с важным видом следовал за Вильгельмом. Дрого рассмеялся, но тут же снова нахмурился.
   — У меня просто не хватает духу оставить несчастных детей умирать на дороге. Ида, Иво и Мэй подбирают всех страдальцев, и я чувствую, что не могу запретить им это. Не могу!
   — Раз Вильгельм полагает, что ты даешь приют обездоленным потому, что долго жил в монастыре, то будет разумно, если мы всем станем говорить то же самое. Итак, отныне ты больше священник, чем воин. — Дрого с сомнением скривил губы, и Серл поспешно добавил: — Конечно, Ида в твоей постели — грех для святого отца, но мы отлично знаем, что церковники далеко не всегда соблюдают обет целомудрия. Зато почти всегда помогают бедным и больным.
   — Может, все это и так, но я вовсе не желаю городить огород и искать поводы для оправдания только из-за того, что Ги может истолковать мое поведение превратно и использовать это против меня. Я не делаю ничего предосудительного.
   — Вот в этом я с тобой согласен, сынок. Надеюсь, согласятся и остальные, что бы там ни выдумывал Ги.

Глава 19

   Танкред раскатисто захохотал и хлопнул улыбающегося Унвина по плечу. Внезапно огромная туча заслонила яркую луну, и всадников скрыла густая мгла. Когда луна показалась вновь, Ида увидела, что Танкред с ужасом смотрит на Унвина, одежду которого обагрила кровь из зияющей на боку раны. Рядом гарцевал на коне Ги; на его тонких губах играла кривая улыбка, а с меча падали на землю крупные алые капли…
   Ида закричала и проснулась. Обеими руками уцепившись за края повозки, она несколько мгновений бессмысленно поводила глазами, пытаясь избавиться от душившего ее кошмара; Иду сотрясала дрожь, сердце бешено колотилось в груди. Увидев бледное, с расширившимися от страха глазами лицо Мэй и жмущихся к ней испуганных Эрика и Уэлкома, Ида наконец осознала, что сон прошел. Она провела трясущейся рукой по щеке и сделала жалкую попытку улыбнуться.
   — Господи, да ты сама не своя! — пролепетала Мэй и, наклонившись ближе, чтобы ее не услышали дети, прошептала: — Ты так закричала, как будто тебе в сердце всадили иглу.
   — Мне снова приснился Ги, — тяжело дыша, ответила Ида. — Клянусь, если он не перестанет посещать мои сны, я убью его сама!
   — Лучше подождать, пока его убьет какой-нибудь норманн, — ответила Мэй ровным голосом, стараясь успокоить Иду, но в глазах ее все еще метался страх.
   Внезапно Ида рассмеялась:
   — Мэй, ты смотришь на меня так, будто я привидение! Я сказала это в сердцах. Разве я могу убить Ги? Все мое оружие — это маленький кинжал, а ему не справиться с мечом. Как бы я ни хотела предать Ги смерти, это суждено не мне.
   Ида не могла не улыбнуться, увидев, что лицо Мэй моментально прояснилось.
   — Ты видела его во сне… Что он задумал на этот раз? — спросила Мэй.
   — Убийство. — Ида огляделась по сторонам, отыскивая глазами Танкреда и Унвина, но заметила лишь Брана, уже вполне оправившегося от ран, который, посвистывая, сидел в едущей следом повозке.
   — Ты уверена? — с явным сомнением проговорила Мэй.
   — Абсолютно. Да мы сейчас сами его об этом спросим, — тихонько засмеявшись, бодро сказала Ида, наметив приближающегося на своей лошади Ги.
   — Нет, только не это! Пожалуйста! — взмолилась Мэй. Увидев Ги, Эрик и Уэлком зарылись головенками в складки ее юбки.
   — Я пошутила, — шепнула Ида и положила руку на плечо девушки.
   Когда Ги подъехал к их повозке, Ида, с превеликим, правда, трудом, изобразила самую приветливую и сладкую улыбку, на какую была способна. От удивления норманн выпучил глаза, и Ида еле сдержалась, чтобы не фыркнуть. Ги покосился на Иво, который мрачно уставился прямо на него, а затем снова вперил свои холодные глаза в Иду.
   — Вам что-нибудь угодно, мессир Ги? — спросила она, сама удивившись своему любезному и предупредительному тону и мысленно похвалив себя.
   — Что мне угодно? — передразнив Иду, скривился он. — Да ничего. Просто хочу повнимательнее рассмотреть саксонскую шлюху, которая лишила Дрого его мужской силы и превратила в слюнявую бабу. — Ги грязно выругался и сплюнул.
   Только сознание, что Ги явно пытается ее спровоцировать, удержало Иду от пощечины, которую она уже собиралась отвесить этому подонку.
   — Если у Дрого нет мужской силы, то почему же после ночи с ним я так устала от ласк, что проспала потом весь день напролет? — расплывшись в ехидной улыбке, спросила Ида и увидела, что Ги буквально перекосило от ярости.
   — Ничего, скоро ты перестанешь дерзить мне, девка, — зловеще протянул он. — Когда твоего дружка не будет, ты заговоришь по-другому, уж это я тебе обещаю.
   — Не будет? А куда же он денется? — невинным голоском произнесла Ида.
   — Туда же, куда отправляются все мужчины, из которых такие шлюхи, как ты, выпивают все соки, — в холодную могилу, — прорычал он. — Ты превратила Дрого в няньку для твоих саксонских выродков. Над ним все смеются! Человек, которого перестают уважать и бояться, долго не живет.
   — Тогда вам пора подумать о завещании, мессир Ги.
   Ги, издав какой-то странный хрип, яростно выпрямился и замахнулся, чтобы ударить Иду, но ему хватило одного взгляда на Иво, чтобы тут же пожалеть о своей вспышке. С ненавистью посмотрев на девушку, Ги пришпорил лошадь и поспешно отъехал от повозки. Ида несколько раз глубоко вздохнула, чтобы успокоиться.
   — Кажется, Ги намекнул, что собирается убить Дрого, — испуганно прошептала Мэй.
   — Но не настолько явно, чтобы можно было обвинить его в этом гнусном намерении.
   — Ты расскажешь Дрого?
   — Конечно. Он достаточно умен, чтобы понять это как предупреждение. Но слова Ги еще не повод для столь желанного для Дрого честного поединка. На что он может сослаться — на оскорбление, переданное ему саксонкой? Этого недостаточно.
   — Ги хочет убить мессира Дрого, — вдруг отрывисто произнес Иво. — Значит, я должен убить Ги.
   Мэй вскрикнула, и Ида взяла ее за руку, чтобы успокоить.
   — Думаю, что тебе не следует этого делать, Иво.
   — Но он угрожает моему господину!
   — Да, он очень опасен, но если ты убьешь Ги, Дрого ждут большие неприятности, а ты поплатишься за это жизнью. Полагаю, в ближайшее время Ги не решится напасть на Дрого, поскольку еще не потерял надежды уничтожить его своими грязными наветами. Так что сейчас нам нужно позаботиться о том, чтобы Ги не успел причинить зла Танкреду и Унвину.
   — Он даже не упоминал о них! Не говорил ни слова! — в один голос воскликнули Иво и Мэй.
   — Да. Но про них говорил мой сон. — Ида кратко пересказала его. — Вот почему мне необходимо немедленно удостовериться, что с Танкредом и Унвином все в порядке.
   — Они сейчас едут с Дрого, а он сопровождает Вильгельма, — сказал Иво.
   Ида пробормотала себе под нос ругательство.
   — Жаль, что мы не можем предупредить их прямо сейчас. Надо разыскать хотя бы Серла и Гарнье, — с досадой сказала она.
   — Скоро мы остановимся, чтобы разбить лагерь, тогда найти их будет легче.
   — То, что я видела во сне, происходило глубокой ночью, значит, у нас еще есть время. Но мы должны предупредить их до заката.