Бренда Хайетт
Коварная уловка
Глава первая
Гейвин Эликзэндр, новоявленный граф Сибрукский в шестом колене, заметив сильную тревогу на лице молодого человека напротив него, вздохнул. Должен был бы сообразить, что невероятное везение в последние несколько часов слишком подозрительно, и вот – пожалуйста! Юнец, кажется, без пенса в кармане.
– Честертон, разумеется, я приму расписки, – сказал лорд Сибрук скороговоркой. Несмотря на досаду, он не собирался прилюдно попирать достоинство юного джентльмена, тем более что это было не в его правилах. – Вы можете погасить их в течение недели.
Сэр Томас прикусил нижнюю губу и, прежде чем поднять глаза на своего противника, покосился на зевак, с интересом наблюдавших за финалом игры, затянувшейся далеко за полночь.
– Если не возражаете, сэр, я бы хотел сказать вам кое-что наедине, – произнес он вполголоса.
Сибрук наклонил голову и, дабы скрыть охватившее его раздражение, постарался принять слегка беспечный вид, что было совсем нетрудно сделать после многих лет практики.
– Джентльмены, развлекательная программа подошла к концу, – обратился он к зрителям, – а дальнейшее, полагаю, не представляет для вас никакого интереса.
Хотя ни в голосе его, ни в интонации не появилось и намека на резкость, толпа быстро поредела.
– У меня… я нахожусь в затруднительном положении, – пробормотал, запинаясь, молодой баронет, как только они остались одни. Уставившись удрученно на поверхность стола, он пригладил нервными пальцами белокурую шевелюру.
– Надо думать, вы не в состоянии оплатить карточный долг. Что ж, я это предвидел, – сказал Сибрук уже ледяным тоном. Нда! А он так рассчитывал на эти деньги… – Надеюсь, понимаете, что я мог бы лишить вас права посещать Уайт-клуб за то, что вы преднамеренно ввели всех в заблуждение баснями о вашей состоятельности.
Сэр Томас мгновенно вскинул голову.
– Нет-нет, это не так! – с жаром возразил он. – Состояние Честертонов оценивается в размерах, о которых я упоминал. Просто как раз сейчас… понимаете, над ним учреждена опека.
Гейвин воспрянул духом.
– Но деньги-то все-таки ваши?
– Да, конечно! Мои и моей сестры. Отец… как мне представляется… довольно странно составил завещание. – Лорд Сибрук уловил в голосе молодого Честертона обиду. – Моя доля наследства значительно превышает те двенадцать тысяч фунтов, что я вам теперь должен. Раз в три месяца мне выдают сумму на расходы, а денег на счету все не уменьшается, но сейчас в моих карманах пусто. – Его глаза наполнились тоской, а Сибрук понял, что мелькнувшей было надежде не суждено сбыться.
Весьма стесненные обстоятельства становились просто угрожающими.
Несмотря на отсутствие титула, майор Гейвин Эликзэндр пользовался известностью в модных кругах, а дамы находили его обворожительным. В одном из сражений он был ранен и теперь слегка прихрамывал, что делало его в их глазах и вовсе романтической личностью. В часы досуга он предавался самым разным развлечениям, так что флер прожигателя жизни немало способствовал тому, что его принимали там, куда был заказан вход многим лицам дворянского происхождения. Последнее сделало его особенно полезным правительству, находившемуся в состоянии войны с Бонапартом, хотя Гейвин уже и не мог участвовать в боевых операциях.
Не отличавшийся особым богатством, он, однако, жил безбедно на жалованье, которое до недавнего времени исправно выплачивало Военное министерство.
Когда Гейвин получил известие о том, что дядя Эдмунд – человек, в общем-то, ему чужой из-за давней наследственной вражды между графом Сибрукским в пятом колене и ныне покойным отцом – скончался от лихорадки, новый лорд Сибрук, получивший титул по праву первородства, впал в состояние, близкое к прострации и эйфории одновременно. Поставив в известность Уайтхолл, он немедленно отправился на север, теперь уже в собственные владения, где его ожидала еще одна ошеломительная новость: вместо кругленькой суммы, на которую он имел виды, дядюшка оставил прорву долгов. Гейвин спустил почти все свои сбережения, однако неоплаченных счетов оставалось порядочно.
По натуре человек никогда не унывающий, он в итоге вернулся в Лондон к прежней жизни. Сдав Сибрук-Хаус в аренду, Гейвин делал вид, будто денег не считает, заботясь более всего о том, чтобы не потерять репутацию завсегдатая лучших лондонских клубов, так как именно там надеялся найти спасительный выход из затруднений. Правда, в запасе у него имелся еще один: титул открыл лорду Сибруку двери в лондонские гостиные, где его встречали с распростертыми объятиями хозяйки и их дочки.
Весной, когда стало ясно, что Наполеон разбит наголову окончательно и бесповоротно, у Военного министерства, естественно, отпала надобность в услугах Гейвина. И, разумеется, его репутация оказалась под угрозой. Следовало ожидать, что маменьки дочерей с завидным приданым в любой момент могли пронюхать о произошедших переменах и уж тогда непременно наказали бы дочкам держаться от него подальше. Одним словом, на его плечи навалилась очередная забота: уберечь доброе имя любой ценой, что, как известно, требует значительных финансовых затрат.
Когда желторотый юнец, что сидел сейчас напротив него, появился в Уайт-клубе и заявил о намерении сыграть в карты, Сибрук оказался не единственным, кто тотчас подумал, что не мешало бы ощипать голубка, распушившего перышки, когда тот во всеуслышание похвалялся громадными владениями и несметным состоянием. В то время как других в основном забавляло хвастовство, молодого Честертона, Сибрук воспринял это как предначертание судьбы. Теперь же он еще раз вынужден был признать, что чудеса – большая редкость.
– И когда вы получите доступ к вашей доле наследства? – задал он вопрос, в котором покорность судьбе прозвучала сильнее надежды на нее.
– Не раньше, чем мне стукнет двадцать пять, – ответил понурый сэр Томас, тыча указательным пальцем в карты перед ним. – Ждать почти четыре года. Фредерика получит наследство, как только выйдет замуж, но, судя по тому, что не особенно торопится, не скоро. Однако должен быть какой-то выход! Говорят, эту проклятую опеку может, например, нарушить необходимость уплатить долг чести.
– Ваша сестра не замужем? – заметил как бы вскользь лорд Сибрук, на которого неожиданно снизошло озарение, вызванное жестокой необходимостью. – Расскажите про нее.
У мисс Фредерики Честертон выдался чрезвычайно суматошный день. На рассвете ее разбудили вопли служанки, но, как оказалось, бестолковая девица закатила истерику при виде совершенно безобидной ручной мышки, убежавшей из клетки от своих подружек – любимиц Фредерики. Новая служанка еще не вполне освоилась, а к необычному зверинцу госпожи, конечно, нужно было привыкнуть.
Когда Фредерика спустилась вниз, выяснилось, что кто-то забыл запереть дверь в кладовку, и одна из ангорских козочек забрела на кухню. Разбушевавшийся повар грозился уволиться, а к тому времени, как Фредерика успокоила его, заверещал павлин Фанфара, требуя корма на завтрак Часом позже пожаловал управляющий и сообщил, что дожди, зарядившие в конце лета, сгноили урожай ячменя.
Миссис Грешем, пожилая экономка, была не в духе оттого, что ее поднял ни свет ни заря павлин, и в свою очередь довела до белого каления повара, ляпнув, что, мол, каша с комочками. Фредерике удалось сгладить конфликт между постоянно воюющими сторонами, умилостивив миссис Грешем пирожным – кулинарным шедевром повара. Затем Фредерика занялась бухгалтерией и обнаружила ошибку в расчетах за прошлый месяц, что вызвало необходимость проверить итог двух колонок цифр.
Затупив пару перьев, отыскав исчезнувшую связку ключей экономки и растащив в стороны молоденьких кухарок, посыпавших друг дружку мукой, Фредерика наконец прихватила поднос с чаем и пирожными и отправилась в крошечную гостиную с намерением выкроить часок для себя, чтобы восстановить бодрость духа и собраться с силами. Но только она отпила глоток, как возникла очередная помеха.
– Добрый вечер, Фредди! – в дверях появилась знакомая фигура. Хотя у молодого человека, стоявшего на пороге, были белокурые волосы, а кудри Фредерики отливали начищенной до блеска медью, разительное сходство между ними не оставляло сомнений в том, что они брат и сестра.
– Томас, а я думала, ты все еще в Лондоне. – Фредерика поднялась с приветливой улыбкой. Одного взгляда на озабоченное лицо брата оказалось достаточно, чтобы понять: он чем-то встревожен. – Что-нибудь случилось? – добавила она, подумав, что после сегодняшних перипетий можно ожидать всего.
Фредерика была моложе брата на год, но, с тех пор как десять лет назад скончалась их мать, она постоянно опекала его. Напрасно то и дело напоминала себе, что ему уже двадцать один и он вполне взрослый. А в последнее время он и вовсе начал проявлять недовольство: мол, она одна решает, как им жить. Фредерика это почувствовала. И все же, когда пару недель назад Томас отправился в Лондон, она места себе не находила, опасаясь, как бы он не наделал глупостей просто из желания доказать свою независимость.
– Томас, дорогой, надеюсь, с тобой все в порядке, ничего плохого не случилось? – спросила она с тревогой в голосе.
Глядя на него сейчас, она видела в нем рохлю, которого необходимо защищать, утешать и вообще непрестанно наставлять на путь истинный.
Однако Томас, одарив сестру лучезарной улыбкой, подошел и обнял ее.
– Плохого? Ну что ты! Как раз наоборот. Собственно, я вернулся, чтобы от всей души поздравить тебя.
Фредерика мгновенно напряглась и, откинувшись, внимательно посмотрела на него.
– Поздравить? Томас, что случилось? С чем ты хочешь меня поздравить?
– Ты помолвлена за графа Сибрукского! Здорово, правда? Такая выгодная партия, тем более, если принять во внимание, что тебе и выезжать не пришлось! Только вообрази: моя сестричка – графиня!
– Ты в своем уме? – воскликнула она и выскользнула из его объятий.
Глядя на Томаса с прищуром, Фредерика лихорадочно соображала, что произошло. Мелькнула мысль: не стал ли он жертвой чьей-то коварной уловки. Решила, что его молодость и неопытность тому причиной.
– Вот именно, Фредерика! Я как раз надумал жить своим умом, – заявил он со всей серьезностью, на какую был способен, хотя упорно избегал взгляда сестры. – Я пришел к выводу, что все время уклонялся от исполнения своих обязанностей, касающихся поместья, и в особенности по отношению к тебе.
Фредерика уставилась на брата во все глаза. Никогда прежде ей не доводилось видеть его в таком боевом настроении, и поэтому она не нашлась что сказать, хотя это было ей несвойственно.
– Я уже далеко не мальчик, поэтому пришла пора подумать о твоем будущем, – продолжал Томас довольно бодрым голосом, наводящим на мысль о том, что он произносит хорошо отрепетированную речь. – Ты прекрасно понимаешь, никакой необходимости хоронить себя заживо в поместье, которое по праву принадлежит мне, нет. У тебя масса достоинств, ты умна, красива, поэтому есть все основания стать хозяйкой собственного. Таким образом, думаю, самое время ввести меня в курс доходов, расходов, прежде чем я встречусь с управляющим… Как его зовут? – запнувшись, Томас взглянул на сестру.
– Бриджис, – сказала Фредерика машинально, совершенно сбитая с толку внезапным решением Томаса стать взрослым.
– Да-да, конечно же, Бриджис! – Томас сцепил руки за спиной и стал мерить шагами комнату. – Пусть продолжает вести ежедневный учет состояния дел в поместье, но отныне он будет отчитываться передо мной. Понять не могу, о чем думал отец, завещая тебе ведение дел в поместье. Едва ли это подходящее занятие для женщины.
Как раз Фредерика очень хорошо знала, о чем думал отец, когда в завещании поставил условием, что именно она должна заниматься ведением хозяйства в Мейпл-Хилле. На протяжении целых пяти лет до его кончины – она тогда была еще подростком – и по сей день именно Фредерика, но никак не Томас, проявляла повышенный интерес к руководству всеми службами огромного хозяйства. Она взяла за правило не оставлять без внимания любую мелочь, вникала в подробности – будь то обсуждение с поваром меню или же посещение семей фермеров-арендаторов. Мало-помалу девушка взяла на себя обязанности, которые выполняла бы мать, будь та жива, а также большую часть отцовских. Томас же относился к родительским усилиям привить ему навыки и привычки настоящего хозяина без должного внимания и частенько оставался на каникулы сперва в Итоне, потом в Оксфорде, где беззаботно проводил время со своими друзьями.
– Что ж, весьма похвально, что ты наконец проявил интерес к Мейпл-Хиллу! – Фредерика обрела дар речи. – Но какое отношение имеет это к моему замужеству? Я и подумать не могла, что ты способен принять такое важное решение, не посоветовавшись со мной. По-моему, это один из твоих розыгрышей.
– Нет, Фредди, я руководствовался здравым смыслом и абсолютно убежден, что Сибрук окажется превосходным мужем. А ты, вне всякого сомнения, мне еще спасибо скажешь, когда свыкнешься с этой мыслью! – произнес он чуточку заносчиво, но по-прежнему пряча глаза.
Фредерика, хоть и не отличалась горячим нравом, неожиданно вспылила:
– Я тебе скажу спасибо? Уж не за то ли, что ты совершенно легкомысленно принялся устраивать мою жизнь без моего на то позволения? Думаю, благодарить тебя не за что! Ни в коем случае не посоветовала бы тебе ехать в Лондон, знай я, что поступишь так бездумно. А теперь придется писать этому лорду Сибруку письмо с отказом, будто мне больше делать нечего!
– Поздно, слишком поздно, Фредди, – заметил Томас, потупя взор. – Договор уже скреплен подписями. Отказ же вызовет бесконечные пересуды, и можно оказаться в крайне неловком положении.
Он, конечно, не стал распространяться о причине возможной неловкости. Карточный долг в двенадцать тысяч фунтов, согласно договору, погашался за счет приданого Фредерики, что называется, авансом. Оговаривалось, что, если помолвка будет расторгнута, он обязан немедленно вручить графу эту баснословную сумму. На обратном пути из Лондона в Мейпл-Хилл сэру Томасу удалось убедить себя, что он действовал исключительно в интересах сестры. Ему и на ум не пришло, что именно лорд Сибрук в немалой степени потрудился заронить эту вполне приемлемую идею в его голову.
Фредерика трижды глубоко вдохнула и выдохнула: именно так советовала поступать в стрессовой ситуации ее прежняя гувернантка. И этот разумный совет принес свои плоды: она вдруг подумала, что брат, должно быть, ждет одобрения столь вопиющего поступка. Подавив бурлившее негодование, Фредерика решила выяснить подробности. Ее способность сосредотачиваться в критических ситуациях поражала. Сначала она собирала факты, погружалась с головой в мельчайшие детали и только потом делана выводы. Этот метод не раз оправдывал себя в прошлом, поэтому Фредерика не видела никаких причин, чтобы отойти от него теперь.
– Томас, я что-то не припоминаю, чтобы ты прежде хотя бы словом обмолвился о лорде Сибруке, – сказала она ровным голосом. – Ты что, знаком с ним по Оксфорду?
– Нет, я познакомился с графом Сибрукским только что, когда был в Лондоне. Фредди, я уверен, он понравится тебе. Наипорядочнейший! Сражался на Пиренейском полуострове против Бонапарта и…
Всплеснув руками, Фредерика дала волю эмоциям:
– Ничего себе! Только что познакомились, и он сразу изъявил желание жениться на твоей сестре? Он определенно из числа охотников за приданым, и ты меня не переубедишь!
Впервые за все время разговора Томас стушевался.
– Так думать нет никаких оснований, – возразил он, нахмурившись. – Сибрук член многих клубов, в том числе и Уайт-клуба. А туда попасть чертовски трудно! Уж я-то знаю. Например, я должен был заручиться поддержкой двух моих друзей. Никаких охотников за приданым, как ты выразилась, туда и на порог не пускают, – добавил он более уверенно.
– Это не аргумент, поскольку, как мне кажется, он об этом во всеуслышание заявлять бы не стал, – ввернула Фредерика. От нее не укрылось смущение Томаса, и она усилила натиск. – Получается, ты ничего не знаешь об этом мужчине. Если, не принимая в расчет все твои прекрасные слова, взглянуть на факты трезво, тебе о нем ничего не известно, кроме его послужного списка и наличия титула.
– Но ведь я не принуждаю тебя выходить замуж за беззубого старого распутника! – Томас перешел к обороне. – Сибрук прекрасно выглядит. Больше тридцати ему не дашь. А титул он получил пару-тройку месяцев назад. И вообще он то, что надо! Между прочим, живет на широкую ногу и пользуется немалым успехом. Большинство девушек пришли бы в неописуемый восторг, имей они шанс выйти за него!
– А я, к твоему сведению, не большинство девушек! И хочу добавить, что предпочитаю знать чуточку больше того, что ты мне сообщил, дорогой Томас, прежде чем свяжу свою судьбу с этим человеком. Твой великолепный лорд Сибрук может быть и убийцей, и разбойником с большой дороги помимо того, что тебе известно о нем. Иными словами, я должна знать о нем все и, заметь, до того, как стану его женой, но отнюдь не после.
Фредерика уже не предпринимала никаких усилий, чтобы скрыть, как сильно она огорчена и расстроена, надеясь, что хоть это поможет удержать брата от его безумной затеи.
– Успокойся, Фредди! Посуди сама, разве я могу родной сестре прочить в мужья проходимца? – сказал Томас вкрадчивым голосом и похлопал ее по руке. Фредерика сочла этот ободряющий жест до смешного высокомерным. – Сибрук самый настоящий джентльмен, – продолжал Томас. – В этом ты можешь на меня положиться.
Фредерике пришла на ум удачная идея.
– Томас, а ты уверен, что не заставишь меня выйти замуж за непорядочного человека? – спросила она, осторожно подбирая слова.
– Как ты можешь такое говорить? В конце концов, ты моя сестра! – возмутился он.
– А если окажется, что твой лорд Сибрук все-таки негодяй, каких мало, ты позволишь расторгнуть помолвку?
Томас помолчал, а потом пожал плечами.
– Само собой разумеется! Только он никакой не негодяй, уверяю тебя. Говорят, правда, что он немножечко волокита, но я бы не стал на это обращать внимание, поскольку любой настоящий мужчина не прочь приволокнуться. Одним словом, у тебя нет оснований для беспокойства.
Фредерика грустно улыбнулась и сказала:
– Томас, позволь мне составить собственное мнение. Я прекрасно разберусь, что к чему. Там немножечко, здесь немножечко, и, если в целом он окажется законченным повесой, охотником за приданым, я напомню тебе о данном обещании.
Томас опешил, правда ненадолго. Ну что она может узнать такого, чего он сам не сумел разузнать о графе Сибрукском, когда был в Лондоне? Прежде чем скрепить подписью документ, как следует порасспросил о нем друзей. Не идиот же он, в самом деле, чтобы выдавать сестру за первого встречного! Конечно, Фредерика примется строчить письма. Не исключено, что и в Лондон может отправиться, хотя это маловероятно. Но все-таки, если… Нет, вряд ли ей удастся раскопать что-либо, поскольку за лордом Сибруком не замечено ничего предосудительного. В конце концов, несмотря на столь краткое знакомство, он может поставить на карту собственную репутацию, поручиться, что Сибрук достойный джентльмен.
Ну а если… если все-таки выплывет кое-что, подпадающее под определение «подлец», тогда придется изыскать другой способ погашения долга в двенадцать тысяч фунтов. Он сестре многим обязан и по-иному поступить не может.
Находясь во взвинченном состоянии, Томас впервые посмотрел на сестру другими глазами. Роскошные волосы… Прямо каскад локонов с отливом бронзы. А какие огромные глаза! Зеленые, цвета изумруда… А цвет лица? Просто изумительный. И целое состояние в придачу! Не сестра, а клад. Настоящее сокровище…
– Хорошо, Фредди! – нарушил он молчание. – Поступай, как считаешь нужным. Уверен, твое расследование не увенчается успехом, то есть сама убедишься, что Сибрук – отличная партия, и уж тогда придется выйти за него. Тем более что, как мне кажется, у тебя нет никакого желания стать грымзой или, если угодно, старой девой, как бы ты ни старалась меня в этом убедить. Тебе уже двадцать, а ты упорно отказываешься появиться в свете. Непонятно, каким образом можно устроить свою жизнь, безвыездно прозябая в Мейпл-Хилле, этом медвежьем углу. А говоря проще, где ты собираешься встретить мужа, если с тех пор, как скончался отец, игнорируешь и местное общество?
– А я, представь себе, лучше останусь старой девой до самой смерти, чем свяжу свою судьбу с человеком, которого не смогу любить или хотя бы уважать! – заявила она с пылом. – И несмотря на то, что ты сказал, Томас, мужчина, объявивший о помолвке с леди, которую в глаза не видел, не вызывает доверия. Если, как ты утверждаешь, лорд Сибрук пользуется успехом, тогда почему он поступил так странно? Я непременно выясню, что за этим кроется, можешь не сомневаться! И уж тогда ты вынужден будешь сдержать свое обещание! – И с непроницаемым выражением лица Фредерика вышла из комнаты.
Сэр Томас смотрел ей вслед и хмурился. В общем и целом беседа прошла на уровне, пришел он к выводу. Гораздо лучше, чем можно было ожидать. Во всяком случае, она не отказалась от помолвки наотрез, чего он опасался больше всего. Если бы это случилось, тогда бы ему пришлось туго. Но с другой стороны, он не мог припомнить ни одного случая, когда бы Фредерика не доводила задуманное до конца. А на этот раз она настроена более чем решительно, подвел он итог. Ну а если он переоценил лорда Сибрука?
Томас перестал хмуриться и передернул плечами. Когда Фредерика докопается до сути, она поставит его об этом в известность. Сэр Томас давным-давно усвоил, что нет никакого смысла беспокоиться по поводу положения вещей, которые невозможно изменить, в особенности если они еще и неприятные. Само собой разумеется, он постарался поскорее выбросить все это из головы. А пока, расположившись поудобнее, он стал пить чай с пирожными, которые сестра так и не попробовала.
– Честертон, разумеется, я приму расписки, – сказал лорд Сибрук скороговоркой. Несмотря на досаду, он не собирался прилюдно попирать достоинство юного джентльмена, тем более что это было не в его правилах. – Вы можете погасить их в течение недели.
Сэр Томас прикусил нижнюю губу и, прежде чем поднять глаза на своего противника, покосился на зевак, с интересом наблюдавших за финалом игры, затянувшейся далеко за полночь.
– Если не возражаете, сэр, я бы хотел сказать вам кое-что наедине, – произнес он вполголоса.
Сибрук наклонил голову и, дабы скрыть охватившее его раздражение, постарался принять слегка беспечный вид, что было совсем нетрудно сделать после многих лет практики.
– Джентльмены, развлекательная программа подошла к концу, – обратился он к зрителям, – а дальнейшее, полагаю, не представляет для вас никакого интереса.
Хотя ни в голосе его, ни в интонации не появилось и намека на резкость, толпа быстро поредела.
– У меня… я нахожусь в затруднительном положении, – пробормотал, запинаясь, молодой баронет, как только они остались одни. Уставившись удрученно на поверхность стола, он пригладил нервными пальцами белокурую шевелюру.
– Надо думать, вы не в состоянии оплатить карточный долг. Что ж, я это предвидел, – сказал Сибрук уже ледяным тоном. Нда! А он так рассчитывал на эти деньги… – Надеюсь, понимаете, что я мог бы лишить вас права посещать Уайт-клуб за то, что вы преднамеренно ввели всех в заблуждение баснями о вашей состоятельности.
Сэр Томас мгновенно вскинул голову.
– Нет-нет, это не так! – с жаром возразил он. – Состояние Честертонов оценивается в размерах, о которых я упоминал. Просто как раз сейчас… понимаете, над ним учреждена опека.
Гейвин воспрянул духом.
– Но деньги-то все-таки ваши?
– Да, конечно! Мои и моей сестры. Отец… как мне представляется… довольно странно составил завещание. – Лорд Сибрук уловил в голосе молодого Честертона обиду. – Моя доля наследства значительно превышает те двенадцать тысяч фунтов, что я вам теперь должен. Раз в три месяца мне выдают сумму на расходы, а денег на счету все не уменьшается, но сейчас в моих карманах пусто. – Его глаза наполнились тоской, а Сибрук понял, что мелькнувшей было надежде не суждено сбыться.
Весьма стесненные обстоятельства становились просто угрожающими.
Несмотря на отсутствие титула, майор Гейвин Эликзэндр пользовался известностью в модных кругах, а дамы находили его обворожительным. В одном из сражений он был ранен и теперь слегка прихрамывал, что делало его в их глазах и вовсе романтической личностью. В часы досуга он предавался самым разным развлечениям, так что флер прожигателя жизни немало способствовал тому, что его принимали там, куда был заказан вход многим лицам дворянского происхождения. Последнее сделало его особенно полезным правительству, находившемуся в состоянии войны с Бонапартом, хотя Гейвин уже и не мог участвовать в боевых операциях.
Не отличавшийся особым богатством, он, однако, жил безбедно на жалованье, которое до недавнего времени исправно выплачивало Военное министерство.
Когда Гейвин получил известие о том, что дядя Эдмунд – человек, в общем-то, ему чужой из-за давней наследственной вражды между графом Сибрукским в пятом колене и ныне покойным отцом – скончался от лихорадки, новый лорд Сибрук, получивший титул по праву первородства, впал в состояние, близкое к прострации и эйфории одновременно. Поставив в известность Уайтхолл, он немедленно отправился на север, теперь уже в собственные владения, где его ожидала еще одна ошеломительная новость: вместо кругленькой суммы, на которую он имел виды, дядюшка оставил прорву долгов. Гейвин спустил почти все свои сбережения, однако неоплаченных счетов оставалось порядочно.
По натуре человек никогда не унывающий, он в итоге вернулся в Лондон к прежней жизни. Сдав Сибрук-Хаус в аренду, Гейвин делал вид, будто денег не считает, заботясь более всего о том, чтобы не потерять репутацию завсегдатая лучших лондонских клубов, так как именно там надеялся найти спасительный выход из затруднений. Правда, в запасе у него имелся еще один: титул открыл лорду Сибруку двери в лондонские гостиные, где его встречали с распростертыми объятиями хозяйки и их дочки.
Весной, когда стало ясно, что Наполеон разбит наголову окончательно и бесповоротно, у Военного министерства, естественно, отпала надобность в услугах Гейвина. И, разумеется, его репутация оказалась под угрозой. Следовало ожидать, что маменьки дочерей с завидным приданым в любой момент могли пронюхать о произошедших переменах и уж тогда непременно наказали бы дочкам держаться от него подальше. Одним словом, на его плечи навалилась очередная забота: уберечь доброе имя любой ценой, что, как известно, требует значительных финансовых затрат.
Когда желторотый юнец, что сидел сейчас напротив него, появился в Уайт-клубе и заявил о намерении сыграть в карты, Сибрук оказался не единственным, кто тотчас подумал, что не мешало бы ощипать голубка, распушившего перышки, когда тот во всеуслышание похвалялся громадными владениями и несметным состоянием. В то время как других в основном забавляло хвастовство, молодого Честертона, Сибрук воспринял это как предначертание судьбы. Теперь же он еще раз вынужден был признать, что чудеса – большая редкость.
– И когда вы получите доступ к вашей доле наследства? – задал он вопрос, в котором покорность судьбе прозвучала сильнее надежды на нее.
– Не раньше, чем мне стукнет двадцать пять, – ответил понурый сэр Томас, тыча указательным пальцем в карты перед ним. – Ждать почти четыре года. Фредерика получит наследство, как только выйдет замуж, но, судя по тому, что не особенно торопится, не скоро. Однако должен быть какой-то выход! Говорят, эту проклятую опеку может, например, нарушить необходимость уплатить долг чести.
– Ваша сестра не замужем? – заметил как бы вскользь лорд Сибрук, на которого неожиданно снизошло озарение, вызванное жестокой необходимостью. – Расскажите про нее.
У мисс Фредерики Честертон выдался чрезвычайно суматошный день. На рассвете ее разбудили вопли служанки, но, как оказалось, бестолковая девица закатила истерику при виде совершенно безобидной ручной мышки, убежавшей из клетки от своих подружек – любимиц Фредерики. Новая служанка еще не вполне освоилась, а к необычному зверинцу госпожи, конечно, нужно было привыкнуть.
Когда Фредерика спустилась вниз, выяснилось, что кто-то забыл запереть дверь в кладовку, и одна из ангорских козочек забрела на кухню. Разбушевавшийся повар грозился уволиться, а к тому времени, как Фредерика успокоила его, заверещал павлин Фанфара, требуя корма на завтрак Часом позже пожаловал управляющий и сообщил, что дожди, зарядившие в конце лета, сгноили урожай ячменя.
Миссис Грешем, пожилая экономка, была не в духе оттого, что ее поднял ни свет ни заря павлин, и в свою очередь довела до белого каления повара, ляпнув, что, мол, каша с комочками. Фредерике удалось сгладить конфликт между постоянно воюющими сторонами, умилостивив миссис Грешем пирожным – кулинарным шедевром повара. Затем Фредерика занялась бухгалтерией и обнаружила ошибку в расчетах за прошлый месяц, что вызвало необходимость проверить итог двух колонок цифр.
Затупив пару перьев, отыскав исчезнувшую связку ключей экономки и растащив в стороны молоденьких кухарок, посыпавших друг дружку мукой, Фредерика наконец прихватила поднос с чаем и пирожными и отправилась в крошечную гостиную с намерением выкроить часок для себя, чтобы восстановить бодрость духа и собраться с силами. Но только она отпила глоток, как возникла очередная помеха.
– Добрый вечер, Фредди! – в дверях появилась знакомая фигура. Хотя у молодого человека, стоявшего на пороге, были белокурые волосы, а кудри Фредерики отливали начищенной до блеска медью, разительное сходство между ними не оставляло сомнений в том, что они брат и сестра.
– Томас, а я думала, ты все еще в Лондоне. – Фредерика поднялась с приветливой улыбкой. Одного взгляда на озабоченное лицо брата оказалось достаточно, чтобы понять: он чем-то встревожен. – Что-нибудь случилось? – добавила она, подумав, что после сегодняшних перипетий можно ожидать всего.
Фредерика была моложе брата на год, но, с тех пор как десять лет назад скончалась их мать, она постоянно опекала его. Напрасно то и дело напоминала себе, что ему уже двадцать один и он вполне взрослый. А в последнее время он и вовсе начал проявлять недовольство: мол, она одна решает, как им жить. Фредерика это почувствовала. И все же, когда пару недель назад Томас отправился в Лондон, она места себе не находила, опасаясь, как бы он не наделал глупостей просто из желания доказать свою независимость.
– Томас, дорогой, надеюсь, с тобой все в порядке, ничего плохого не случилось? – спросила она с тревогой в голосе.
Глядя на него сейчас, она видела в нем рохлю, которого необходимо защищать, утешать и вообще непрестанно наставлять на путь истинный.
Однако Томас, одарив сестру лучезарной улыбкой, подошел и обнял ее.
– Плохого? Ну что ты! Как раз наоборот. Собственно, я вернулся, чтобы от всей души поздравить тебя.
Фредерика мгновенно напряглась и, откинувшись, внимательно посмотрела на него.
– Поздравить? Томас, что случилось? С чем ты хочешь меня поздравить?
– Ты помолвлена за графа Сибрукского! Здорово, правда? Такая выгодная партия, тем более, если принять во внимание, что тебе и выезжать не пришлось! Только вообрази: моя сестричка – графиня!
– Ты в своем уме? – воскликнула она и выскользнула из его объятий.
Глядя на Томаса с прищуром, Фредерика лихорадочно соображала, что произошло. Мелькнула мысль: не стал ли он жертвой чьей-то коварной уловки. Решила, что его молодость и неопытность тому причиной.
– Вот именно, Фредерика! Я как раз надумал жить своим умом, – заявил он со всей серьезностью, на какую был способен, хотя упорно избегал взгляда сестры. – Я пришел к выводу, что все время уклонялся от исполнения своих обязанностей, касающихся поместья, и в особенности по отношению к тебе.
Фредерика уставилась на брата во все глаза. Никогда прежде ей не доводилось видеть его в таком боевом настроении, и поэтому она не нашлась что сказать, хотя это было ей несвойственно.
– Я уже далеко не мальчик, поэтому пришла пора подумать о твоем будущем, – продолжал Томас довольно бодрым голосом, наводящим на мысль о том, что он произносит хорошо отрепетированную речь. – Ты прекрасно понимаешь, никакой необходимости хоронить себя заживо в поместье, которое по праву принадлежит мне, нет. У тебя масса достоинств, ты умна, красива, поэтому есть все основания стать хозяйкой собственного. Таким образом, думаю, самое время ввести меня в курс доходов, расходов, прежде чем я встречусь с управляющим… Как его зовут? – запнувшись, Томас взглянул на сестру.
– Бриджис, – сказала Фредерика машинально, совершенно сбитая с толку внезапным решением Томаса стать взрослым.
– Да-да, конечно же, Бриджис! – Томас сцепил руки за спиной и стал мерить шагами комнату. – Пусть продолжает вести ежедневный учет состояния дел в поместье, но отныне он будет отчитываться передо мной. Понять не могу, о чем думал отец, завещая тебе ведение дел в поместье. Едва ли это подходящее занятие для женщины.
Как раз Фредерика очень хорошо знала, о чем думал отец, когда в завещании поставил условием, что именно она должна заниматься ведением хозяйства в Мейпл-Хилле. На протяжении целых пяти лет до его кончины – она тогда была еще подростком – и по сей день именно Фредерика, но никак не Томас, проявляла повышенный интерес к руководству всеми службами огромного хозяйства. Она взяла за правило не оставлять без внимания любую мелочь, вникала в подробности – будь то обсуждение с поваром меню или же посещение семей фермеров-арендаторов. Мало-помалу девушка взяла на себя обязанности, которые выполняла бы мать, будь та жива, а также большую часть отцовских. Томас же относился к родительским усилиям привить ему навыки и привычки настоящего хозяина без должного внимания и частенько оставался на каникулы сперва в Итоне, потом в Оксфорде, где беззаботно проводил время со своими друзьями.
– Что ж, весьма похвально, что ты наконец проявил интерес к Мейпл-Хиллу! – Фредерика обрела дар речи. – Но какое отношение имеет это к моему замужеству? Я и подумать не могла, что ты способен принять такое важное решение, не посоветовавшись со мной. По-моему, это один из твоих розыгрышей.
– Нет, Фредди, я руководствовался здравым смыслом и абсолютно убежден, что Сибрук окажется превосходным мужем. А ты, вне всякого сомнения, мне еще спасибо скажешь, когда свыкнешься с этой мыслью! – произнес он чуточку заносчиво, но по-прежнему пряча глаза.
Фредерика, хоть и не отличалась горячим нравом, неожиданно вспылила:
– Я тебе скажу спасибо? Уж не за то ли, что ты совершенно легкомысленно принялся устраивать мою жизнь без моего на то позволения? Думаю, благодарить тебя не за что! Ни в коем случае не посоветовала бы тебе ехать в Лондон, знай я, что поступишь так бездумно. А теперь придется писать этому лорду Сибруку письмо с отказом, будто мне больше делать нечего!
– Поздно, слишком поздно, Фредди, – заметил Томас, потупя взор. – Договор уже скреплен подписями. Отказ же вызовет бесконечные пересуды, и можно оказаться в крайне неловком положении.
Он, конечно, не стал распространяться о причине возможной неловкости. Карточный долг в двенадцать тысяч фунтов, согласно договору, погашался за счет приданого Фредерики, что называется, авансом. Оговаривалось, что, если помолвка будет расторгнута, он обязан немедленно вручить графу эту баснословную сумму. На обратном пути из Лондона в Мейпл-Хилл сэру Томасу удалось убедить себя, что он действовал исключительно в интересах сестры. Ему и на ум не пришло, что именно лорд Сибрук в немалой степени потрудился заронить эту вполне приемлемую идею в его голову.
Фредерика трижды глубоко вдохнула и выдохнула: именно так советовала поступать в стрессовой ситуации ее прежняя гувернантка. И этот разумный совет принес свои плоды: она вдруг подумала, что брат, должно быть, ждет одобрения столь вопиющего поступка. Подавив бурлившее негодование, Фредерика решила выяснить подробности. Ее способность сосредотачиваться в критических ситуациях поражала. Сначала она собирала факты, погружалась с головой в мельчайшие детали и только потом делана выводы. Этот метод не раз оправдывал себя в прошлом, поэтому Фредерика не видела никаких причин, чтобы отойти от него теперь.
– Томас, я что-то не припоминаю, чтобы ты прежде хотя бы словом обмолвился о лорде Сибруке, – сказала она ровным голосом. – Ты что, знаком с ним по Оксфорду?
– Нет, я познакомился с графом Сибрукским только что, когда был в Лондоне. Фредди, я уверен, он понравится тебе. Наипорядочнейший! Сражался на Пиренейском полуострове против Бонапарта и…
Всплеснув руками, Фредерика дала волю эмоциям:
– Ничего себе! Только что познакомились, и он сразу изъявил желание жениться на твоей сестре? Он определенно из числа охотников за приданым, и ты меня не переубедишь!
Впервые за все время разговора Томас стушевался.
– Так думать нет никаких оснований, – возразил он, нахмурившись. – Сибрук член многих клубов, в том числе и Уайт-клуба. А туда попасть чертовски трудно! Уж я-то знаю. Например, я должен был заручиться поддержкой двух моих друзей. Никаких охотников за приданым, как ты выразилась, туда и на порог не пускают, – добавил он более уверенно.
– Это не аргумент, поскольку, как мне кажется, он об этом во всеуслышание заявлять бы не стал, – ввернула Фредерика. От нее не укрылось смущение Томаса, и она усилила натиск. – Получается, ты ничего не знаешь об этом мужчине. Если, не принимая в расчет все твои прекрасные слова, взглянуть на факты трезво, тебе о нем ничего не известно, кроме его послужного списка и наличия титула.
– Но ведь я не принуждаю тебя выходить замуж за беззубого старого распутника! – Томас перешел к обороне. – Сибрук прекрасно выглядит. Больше тридцати ему не дашь. А титул он получил пару-тройку месяцев назад. И вообще он то, что надо! Между прочим, живет на широкую ногу и пользуется немалым успехом. Большинство девушек пришли бы в неописуемый восторг, имей они шанс выйти за него!
– А я, к твоему сведению, не большинство девушек! И хочу добавить, что предпочитаю знать чуточку больше того, что ты мне сообщил, дорогой Томас, прежде чем свяжу свою судьбу с этим человеком. Твой великолепный лорд Сибрук может быть и убийцей, и разбойником с большой дороги помимо того, что тебе известно о нем. Иными словами, я должна знать о нем все и, заметь, до того, как стану его женой, но отнюдь не после.
Фредерика уже не предпринимала никаких усилий, чтобы скрыть, как сильно она огорчена и расстроена, надеясь, что хоть это поможет удержать брата от его безумной затеи.
– Успокойся, Фредди! Посуди сама, разве я могу родной сестре прочить в мужья проходимца? – сказал Томас вкрадчивым голосом и похлопал ее по руке. Фредерика сочла этот ободряющий жест до смешного высокомерным. – Сибрук самый настоящий джентльмен, – продолжал Томас. – В этом ты можешь на меня положиться.
Фредерике пришла на ум удачная идея.
– Томас, а ты уверен, что не заставишь меня выйти замуж за непорядочного человека? – спросила она, осторожно подбирая слова.
– Как ты можешь такое говорить? В конце концов, ты моя сестра! – возмутился он.
– А если окажется, что твой лорд Сибрук все-таки негодяй, каких мало, ты позволишь расторгнуть помолвку?
Томас помолчал, а потом пожал плечами.
– Само собой разумеется! Только он никакой не негодяй, уверяю тебя. Говорят, правда, что он немножечко волокита, но я бы не стал на это обращать внимание, поскольку любой настоящий мужчина не прочь приволокнуться. Одним словом, у тебя нет оснований для беспокойства.
Фредерика грустно улыбнулась и сказала:
– Томас, позволь мне составить собственное мнение. Я прекрасно разберусь, что к чему. Там немножечко, здесь немножечко, и, если в целом он окажется законченным повесой, охотником за приданым, я напомню тебе о данном обещании.
Томас опешил, правда ненадолго. Ну что она может узнать такого, чего он сам не сумел разузнать о графе Сибрукском, когда был в Лондоне? Прежде чем скрепить подписью документ, как следует порасспросил о нем друзей. Не идиот же он, в самом деле, чтобы выдавать сестру за первого встречного! Конечно, Фредерика примется строчить письма. Не исключено, что и в Лондон может отправиться, хотя это маловероятно. Но все-таки, если… Нет, вряд ли ей удастся раскопать что-либо, поскольку за лордом Сибруком не замечено ничего предосудительного. В конце концов, несмотря на столь краткое знакомство, он может поставить на карту собственную репутацию, поручиться, что Сибрук достойный джентльмен.
Ну а если… если все-таки выплывет кое-что, подпадающее под определение «подлец», тогда придется изыскать другой способ погашения долга в двенадцать тысяч фунтов. Он сестре многим обязан и по-иному поступить не может.
Находясь во взвинченном состоянии, Томас впервые посмотрел на сестру другими глазами. Роскошные волосы… Прямо каскад локонов с отливом бронзы. А какие огромные глаза! Зеленые, цвета изумруда… А цвет лица? Просто изумительный. И целое состояние в придачу! Не сестра, а клад. Настоящее сокровище…
– Хорошо, Фредди! – нарушил он молчание. – Поступай, как считаешь нужным. Уверен, твое расследование не увенчается успехом, то есть сама убедишься, что Сибрук – отличная партия, и уж тогда придется выйти за него. Тем более что, как мне кажется, у тебя нет никакого желания стать грымзой или, если угодно, старой девой, как бы ты ни старалась меня в этом убедить. Тебе уже двадцать, а ты упорно отказываешься появиться в свете. Непонятно, каким образом можно устроить свою жизнь, безвыездно прозябая в Мейпл-Хилле, этом медвежьем углу. А говоря проще, где ты собираешься встретить мужа, если с тех пор, как скончался отец, игнорируешь и местное общество?
– А я, представь себе, лучше останусь старой девой до самой смерти, чем свяжу свою судьбу с человеком, которого не смогу любить или хотя бы уважать! – заявила она с пылом. – И несмотря на то, что ты сказал, Томас, мужчина, объявивший о помолвке с леди, которую в глаза не видел, не вызывает доверия. Если, как ты утверждаешь, лорд Сибрук пользуется успехом, тогда почему он поступил так странно? Я непременно выясню, что за этим кроется, можешь не сомневаться! И уж тогда ты вынужден будешь сдержать свое обещание! – И с непроницаемым выражением лица Фредерика вышла из комнаты.
Сэр Томас смотрел ей вслед и хмурился. В общем и целом беседа прошла на уровне, пришел он к выводу. Гораздо лучше, чем можно было ожидать. Во всяком случае, она не отказалась от помолвки наотрез, чего он опасался больше всего. Если бы это случилось, тогда бы ему пришлось туго. Но с другой стороны, он не мог припомнить ни одного случая, когда бы Фредерика не доводила задуманное до конца. А на этот раз она настроена более чем решительно, подвел он итог. Ну а если он переоценил лорда Сибрука?
Томас перестал хмуриться и передернул плечами. Когда Фредерика докопается до сути, она поставит его об этом в известность. Сэр Томас давным-давно усвоил, что нет никакого смысла беспокоиться по поводу положения вещей, которые невозможно изменить, в особенности если они еще и неприятные. Само собой разумеется, он постарался поскорее выбросить все это из головы. А пока, расположившись поудобнее, он стал пить чай с пирожными, которые сестра так и не попробовала.
Глава вторая
Фредерика направилась прямо в кабинет, где сразу же села за письменный стол. Достала перо, бумагу и задумалась. Почему Томас с такой легкостью пообещал в случае чего расторгнуть помолвку? Считает, что ей негде навести справки о его распрекрасном лорде Сибруке? Наверняка… Между прочим, бытует мнение, что для достижения цели все средства хороши, а у нее есть одно, причем тайное, которое он, конечно же, упустил из виду, – мисс Милликен, ее прежняя гувернантка.
За те десять с небольшим лет, что Фредерика была с ней знакома, мисс Милликен стала подругой, вернее – другом, настоящим. Между ними установились на редкость близкие отношения, которые, как это обычно случается, возникли на почве сходства взглядов, интересов и обоюдной симпатии.
Когда год назад скончалась ее матушка, мисс Милликен, оставив Мейпл-Хилл, переехала в предместье Лондона, к отцу, чтобы ухаживать за ним и вести хозяйство.
Именно гувернантке Фредерика была обязана своей целеустремленностью, собранностью – чертами характера, которые помогают, пожалуй, более всего противостоять прыжкам и гримасам жизни, которые судьба, как известно, подбрасывает на каждом шагу.
Мисс Милликен специализировалась по военным кампаниям давно минувших дней и была убеждена, что тщательно продуманная стратегия – залог успеха при решении любой проблемы: будь то вышивание, когда на нитке то и дело завязываются узелки, или даже пожар на конюшне. К тому же на протяжении всех этих лет Фредерика неоднократно имела возможность удостовериться в наличии у мисс Милликен – как в Лондоне, так и на периферии – обширного круга знакомых, обладающих разнообразным опытом, знаниями, квалификацией, к которым она время от времени обращалась – путем переписки – за разъяснениями вопросов, возникавших в процессе обучения своей подопечной. Фредерика нисколько не сомневалась в том, что если уж кто и мог оказать ей помощь в своеобразном дознании, то только мисс Милликен. Немного погодя письмо было написано и отправлено.
К изумлению Фредерики, Томас в последующие несколько дней и в самом деле проявлял невиданное рвение, постигая премудрости хозяйствования. Ни скучающего вида, ни кислой мины, ни резкой смены темы разговора, как бывало не раз, когда отец, тогда еще в добром здравии, пробовал приохотить его к управлению поместьем. Напротив… Брат то и дело задавал вопросы, вникал во все детали и даже попросил показать ему фермерские хозяйства и прочие владения и службы. Фредерика, не имея ни малейшего представления о том, какую моральную встряску он получил в Лондоне, объясняла неожиданную метаморфозу его возмужалостью.
– А вот это та самая школа, о которой я тебе говорила, – сказала Фредерика, когда в один из дней они подходили к низкой, вытянутой в длину постройке на краю деревни. – Я действительно горжусь ею. Прошло всего два года, как я открыла ее, а уже с десяток девушек научились читать, писать и шить, что значительно расширило их виды на будущее. К примеру, одна уже получила место продавщицы в Броудгейте.
– Ты что, сама их обучаешь? – удивился Томас.
– Сейчас нет. Удалось найти учительницу, хотя в самом начале занималась с ними сама. Но все же я стараюсь уделять как можно больше внимания моему детищу. Каждую неделю веду уроки рисунка для нескольких наиболее одаренных девочек и помогаю вести занятия с малышами. Две девушки из старшей группы организовали что-то вроде детского садика, что в какой-то мере является поддержкой матерям.
За те десять с небольшим лет, что Фредерика была с ней знакома, мисс Милликен стала подругой, вернее – другом, настоящим. Между ними установились на редкость близкие отношения, которые, как это обычно случается, возникли на почве сходства взглядов, интересов и обоюдной симпатии.
Когда год назад скончалась ее матушка, мисс Милликен, оставив Мейпл-Хилл, переехала в предместье Лондона, к отцу, чтобы ухаживать за ним и вести хозяйство.
Именно гувернантке Фредерика была обязана своей целеустремленностью, собранностью – чертами характера, которые помогают, пожалуй, более всего противостоять прыжкам и гримасам жизни, которые судьба, как известно, подбрасывает на каждом шагу.
Мисс Милликен специализировалась по военным кампаниям давно минувших дней и была убеждена, что тщательно продуманная стратегия – залог успеха при решении любой проблемы: будь то вышивание, когда на нитке то и дело завязываются узелки, или даже пожар на конюшне. К тому же на протяжении всех этих лет Фредерика неоднократно имела возможность удостовериться в наличии у мисс Милликен – как в Лондоне, так и на периферии – обширного круга знакомых, обладающих разнообразным опытом, знаниями, квалификацией, к которым она время от времени обращалась – путем переписки – за разъяснениями вопросов, возникавших в процессе обучения своей подопечной. Фредерика нисколько не сомневалась в том, что если уж кто и мог оказать ей помощь в своеобразном дознании, то только мисс Милликен. Немного погодя письмо было написано и отправлено.
К изумлению Фредерики, Томас в последующие несколько дней и в самом деле проявлял невиданное рвение, постигая премудрости хозяйствования. Ни скучающего вида, ни кислой мины, ни резкой смены темы разговора, как бывало не раз, когда отец, тогда еще в добром здравии, пробовал приохотить его к управлению поместьем. Напротив… Брат то и дело задавал вопросы, вникал во все детали и даже попросил показать ему фермерские хозяйства и прочие владения и службы. Фредерика, не имея ни малейшего представления о том, какую моральную встряску он получил в Лондоне, объясняла неожиданную метаморфозу его возмужалостью.
– А вот это та самая школа, о которой я тебе говорила, – сказала Фредерика, когда в один из дней они подходили к низкой, вытянутой в длину постройке на краю деревни. – Я действительно горжусь ею. Прошло всего два года, как я открыла ее, а уже с десяток девушек научились читать, писать и шить, что значительно расширило их виды на будущее. К примеру, одна уже получила место продавщицы в Броудгейте.
– Ты что, сама их обучаешь? – удивился Томас.
– Сейчас нет. Удалось найти учительницу, хотя в самом начале занималась с ними сама. Но все же я стараюсь уделять как можно больше внимания моему детищу. Каждую неделю веду уроки рисунка для нескольких наиболее одаренных девочек и помогаю вести занятия с малышами. Две девушки из старшей группы организовали что-то вроде детского садика, что в какой-то мере является поддержкой матерям.