Хайнлайн Роберт Энсон. Достаточно времени для любви, или жизни Лазаруса Лонга

   — Я знаю, что вы привезли сюда универсальный пантограф. Поэтому я прихватил с собой несколько программ, по большей части развлечения, всякая музычка, порно, сны, прочее — все, что было сделано после того, как вы оставили Секундус.
   — Хорошо придумал, — проговорил Лазарус. — Полагаю, что раньше колонизация была большой забавой, тогда поселенцам приходилось только тянуть свою лямку, не зная, кто победит, ты или планета. То, как мы делаем это сейчас, все равно что бить насекомое молотом. Джастин, твои кубики будут дорого стоить, но продавай их по одному… потому что кто угодно сможет скопировать их, как только ты выпустишь их на свободу. У нас нет авторских прав, за всем трудно уследить. И комнаты ты не найдешь; мы здесь живем на положении гостей у родственников. Лучше принимай-ка наше предложение: в это время года дождь идет почти каждую ночь.
   Джастин Фут казался озадаченным.
   — Не хотелось бы нарушать ваше уединение. Айра, а могу ли я одолжить эту кушетку, на которой сижу? На короткое время? И тогда…
   — Угомонись, Джастин. — Лазарус поднялся. — Сынок, ты страдаешь городскими привычками. Мы рады видеть тебя здесь и неделю, и век. Ты не только мой прямой потомок по линии Гарриэт Фут, как я полагаю, — ты еще и член Поцелуйного клуба Минервы. Забирай-ка его домой, Минерва. А что ты сделала с моими сорванцами?
   — Они на улице.
   — А ты не пыталась загнать их домой?
   — Нет. Они чего-то надулись.
   — Это хорошо для обмена веществ. Айра, объяви праздник.
   — Объявлю, как только закончу обсуждать планы конверторной обработки руды с Афиной.
   — Значит, ты собираешься выудить из нее то, что она уже решила.
   — Можете повторить это еще раз, — проговорил компьютер.
   — Тина, — кротко заметил Лазарус, — ты слишком много времени проводишь с Дорой. Когда Минерва исполняла твою работу, она была смирной, воспитанной и скромной.
   — Есть претензии к качеству моей работы, дедуля?
   — Речь идет о твоих манерах, дорогуша. Тем более в присутствии гостя.
   — Джастин не гость, а родственник. К тому же он — член Поцелуйного клуба моей сестры, а значит, и мой родственник тоже. Логично? Что и требовалось доказать.
   — Не хочу спорить. Будь внимательней с Тиной, Джастин, она тебя охмуряет.
   — Для меня аргументы Афины не только убедительны, по и приятны. Благодарю вас, кузина.
   — Вы мне правитесь, Джастин; вы были милы с моей сестрой. Не волнуйтесь, я не собираюсь вас охмурять. Я не намерена переселяться в эту дурацкую плоть по крайней мере еще лет сто. Сперва нужно поставить как надо дела на этой планете. Так что не надейтесь, но через столетие — посмотрим. Меня вы узнаете сразу — вылитая Минерва.
   — Но гораздо болтливей.
   — Лазарус, вы всегда так любезны. Поцелуй его за это, сестричка.
   — Продолжим, Минерва. Тина опять сбила меня с толку.
   — Минуточку, Лазарус, пожалуйста. Айра! Я договорилась с Иштар, но пока в общих чертах: неизвестно еще, согласится ли Джастин.
   — Ах, их обоих не разберешь. Ты хочешь, чтобы я спросил его?
   — Ммм… да.
   — От твоего имени?
   Минерва казалась удивленной, Джастин Фут тоже.
   — Позвольте мне внести ясность, — сказала Афина. — Джастин, Минерва интересовалась у Айры, не подыскать ли вам жену на время, пока вы здесь. Айра ответил, что не знает, но обещал выяснить, а потом спросил, уж не собирается ли она предложить свои услуги? Вам понятно? Джастин, моя сестричка недавно стала человеком, так что иногда теряется.
   Лазарус отметил про себя, что впервые за три с лишком столетия видит, как девица краснеет. Мужчины казались смущенными.
   — Тина, — укоризненно произнес Лазарус, — ты у нас превосходный инженер, но как дипломат — ни к черту.
   — Чего? Ерунда. Я сэкономила вам миллиарды наносекуид.
   — Заткнись, дорогая, у тебя в контурах все перепутано. Джастин, Минерва, бесспорно, единственная девушка на этой планете, которую могут смутить медвежьи услуги Тины. К тому же она здесь, вероятно, единственная, кого привлекает только один мужчина.
   Компьютер хихикнул.
   — Я же велел тебе помалкивать! — прикрикнул Лазарус.
   — Минерва вольна поступать, как ей вздумается, Лазарус, — невозмутимо сказал Айра.
   — А кто сказал, что нет? И ты тоже помалкивай, пока старейший — а это я, сынок, — разговаривает. Джастин, Минерва будет обедать с тобой. Я думаю, она согласна. А потом вы можете делать все, что угодно, и если вы не надоедите друг другу за обедом, можете придумать себе любое развлечение. Тина, я намереваюсь отключить тебя сегодня от дома и не собираюсь приглашать тебя на обед. Ты еще не научилась вести себя в обществе.
   — Ах, Лазарус, я и не намеревалась напрашиваться.
   — Ну что ж… — Лазарус огляделся.
   Лицо Айры было невозмутимым. Минерва казалась несчастной. Молчание нарушил Джастин Фут:
   — Старейший, я уверен, что Афина не хотела сделать ничего плохого. Мне приятно, что она назвала меня своим поцелуйным кузеном — это жест дружбы. Надеюсь, что вы пересмотрите свое решение и позволите ей присутствовать за обедом.
   — Ну, хорошо. Тина. Раз уж Джастин просит за тебя… Чтобы справляться с тобой. Дорой и близнецами, временами нужен хороший кнут. Джастин, Минерва — пойдемте. Айра, Тина — до встречи за обедом. И не трать свое время на этот конвертор, Айра: Тина великолепно поработала.
   Возле штаб-квартиры колонии Джастин Фут обнаружил гравистат, но не тот, что доставил его с летного поля. В нем сидели двое рыжеволосых близнецов. Это были девчонки, и выглядели они так, словно недавно приняли решение сделаться ими. Им было лет по двенадцать, от силы тринадцать. На тощих бедрах у обеих висели пояса с пистолетами — оставалось надеяться, что игрушечными. У одной на голом плече были начерчены капитанские знаки различия. У каждой на лице было не менее одиннадцати тысяч трехсот двадцати двух веснушек — ежели считать точно. Они выпрыгнули из гравистата.
   Один комплект веснушек проговорил:
   — Пора.
   Другой добавил:
   — Дискриминация.
   — Замолчите и ведите себя вежливо, — велел Лазарус. — Джастин, это мои дочери-близнецы. Вот Ляпис Лазулия, а та — Лорелея Ли. А это мистер Джастин Фут, мои дорогие, главный архивариус при Попечителях.
   Девочки переглянулись и одновременно сделали реверанс.
   — Приветствуем вас на Тертиусе, главный архивариус Фут! — хором произнесли они.
   — Очаровательно.
   — Да, девочки, вы великолепны. Кто вас выучил этому?
   — Мама Гамадриада.
   — А мама Иштар сказала, когда надо сделать реверанс.
   — Но это я Лори, а она — Лази.
   — Обе вы лентяйки
^[32], — заметил Лазарус.
   — Я капитан звездолета «Дора» Ляпис Лазулия Лонг, а она — мой экипаж. По четным дням.
   — Завтра моя очередь.
   — Сам Лазарус, не может нас различить…
   — …и он вовсе не наш отец; у нас нет отца.
   — Он наш брат, и он для нас не авторитет…
   — …он командует, потому что сильнее.
   — Но так будет не всегда.
   — Живо в лодку, невоспитанные сорванцы, — строго сказал Лазарус, — а то разжалую обеих в ученики космонавтов.
   Девчонки залезли в лодку и, усевшись спереди, обернулись.
   — Угроза и оскорбления…
   — …без должного основания.
   Лазарус сделал вид, что не слышал. Он помог Минерве забраться в лодку и сел рядом. Джастин уселся по другую сторону от Минервы.
   — Капитан Лазулия!
   — Да, сэр?
   — Не окажете ли вы нам честь, приказав лодке доставить нас домой?
   — Ага-ага, сэр. Шалтай-Болтай — домой!
   Маленькое суденышко приподнялось и, набрав десять узлов, плавно двинулось вперед.
   — Теперь, капитан, — сказал Лазарус, — раз уж вы озадачили нашего гостя, пожалуйста, просветите его.
   — Да, сэр. Мы не близнецы, мы даже не дочери одной матери…
   — …а этот старичок вовсе не наш отец; он наш брат.
   — По четным дням!
   — Тогда ты и веди.
   — Вношу поправку, — вмешался Лазарус. — Я являюсь вашим отцом, поскольку я удочерил вас обеих с письменного согласия матерей.
   — Это неважно…
   — …и незаконно, ведь нас не спросили.
   — В любом случае это неважно, поскольку мы — Лазарус, Лорелея и я — составляем идентичный триплет, а поэтому обладаем одинаковыми правами в рамках любой рациональной юридической системы, а предшествующее утверждение к таковым не относится. Но он бьет нас, попирая закон грубой силой.
   — Капитан, напомните-ка мне, чтобы я отыскал палку подлиннее.
   — Так точно, сэр. Но мы любим нашего старичка, невзирая на его садомазохистские наклонности. Потому что он — это мы. Вы понимаете?
   — Мисс… капитан… я не уверен. Кажется, на пути сюда я провалился в дефект пространства-времени, из которого так и не выбрался.
   Капитан по четным дням покачала головой.
   — Извините, сэр, но это невозможно. Поверьте мне на слово — если только вы не владеете империальным исчислением и физикой полей Либби…
   — Я — нет, а вы?
   — Да, конечно…
   — …мы же гении.
   — Перестаньте морочить ему голову, девчонки. Я все объясню сам.
   — Да-да, мне хотелось бы услышать кое-какие объяснения, Лазарус. Я не знал, что у вас есть маленькие дети, а тем более сестры, что делает ситуацию еще более загадочной. Они зарегистрированы? Я просматриваю не все материалы, поступающие в архив, но все, что касается старейшего, обязательно попадает ко мне на стол.
   — Я знал об этом и потому принял свои меры. Они зарегистрированы под фамилиями матерей… приемных, если соблюдать точность, но в документах об этом не упомянуто. Но я оставил запечатанный конверт, в котором находятся данные об их происхождении. После моей смерти или в 2070 году от начала Диаспоры ты, или твой преемник, сможешь вскрыть конверт, что следует сделать вне зависимости от того, какое событие произойдет первым, поскольку они…
   — И «Дора»!
   — Утихомирься! Будешь встревать — отдам «Дору» твоей сестре, и она не разрешит тебе даже прикоснуться к ней. Эту дату, Джастин, я выбрал потому, что надеюсь, что к тому времени они повзрослеют; девочки действительно гениальны. А до тех пор воздержусь от попыток предпринять путешествие во времени, потому что они-то и должны стать членами экипажа моей яхты, ныне временно пребывающей на планете в ожидании старта. А то, что они мои сестры — так это правда. Они рождены в результате нелегальной, точнее, запрещенной клиникой Секундуса операции. Их создали из клеток моего тела. Нечто подобное было с Минервой, но проще.
   — Куда проще, — согласилась Минерва. — Я сама этим занималась, когда была компьютером. И семнадцать раз терпела неудачу, прежде чем удалось получить идеальный клон. Сейчас я не сумела бы этого сделать, а вот Афина может. Но наших девочек создал хирург-человек. Необходимо было сделать репликацию Х-хромосомы — это сделали в обоих случаях с первой попытки; Лаз и Лор родились в один и тот же день.
   — Ммм… да… полагаю, что мадам директор, доктор Хильдегард, не одобрит подобную вещь. Не оспаривая профессиональной компетенции указанной леди — весьма высокой, насколько мне известно, — считаю, что она чуточку, ээ… консервативна.
   — Убийца.
   — Примитивная тоталитарианка.
   — Трижды примитивная.
   — Какое право имеет она запрещать существовать?
   — …нам и Минерве. Криптокриминальный ум!
   — Довольно, девочки; все понятно — вы ее не любите.
   — Она убила бы и тебя, старичина-молодчина.
   — Лори, я же сказал — довольно. Если бы Нелли Хильдегард осуществила свои намерения, здесь не было бы ни меня, ни вас. Ни меня, ни тебя, ни Лаз, ни Минервы. Но она не убийца, раз уж мы четверо здесь.
   — Я восхищен, — заметил Джастин Фут. — Встреча с тремя очаровательными леди, пополнившими списки Семей в результате нарушения запретов, доказывает некий факт, о котором я уже давно подозревал: закон приятнее нам, когда мы его обходим.
   — Мудрый человек…
   — …А какие ямочки на щеках! Мистер Фут, а вы бы не хотели жениться на нас с сестрой?
   — Соглашайтесь! Она умеет готовить, а я красотка и шлюшка.
   — Прекратите, девочки, — велела Минерва.
   — Почему? Или ты уже положила на него глаз? И нам нельзя вмешиваться? Мистер Фут, Минерва у нас исполняет обязанности мамы…
   — …что совершенно несправедливо…
   — …потому что она на много лет моложе пас…
   — …вот и получается, что нам приходится спасаться от трех матерей, вместо одной, положенной по закону.
   — Оставим это! — приказал Лазарус. — Обе вы умеете готовить, но красавицами ни ту ни другую не назовешь.
   — А почему ты тогда к нам пристаешь, молодчина?
   — …из-за неизжитых наклонностей к инцесту?
   — Дуры вы. Потому что обе вы еще юны, неопытны и вас надо оберегать.
   Рыжеволосые насмешницы переглянулись.
   — Лори?
   — Я слышала. Впрочем, возможно, у меня галлюцинации.
   — Нет, я тоже слышала.
   — Заплачем?
   — Не стоит. Незачем мистеру Футу видеть, как наш старичина разлетается на мелкие кусочки при виде наших слез.
   — Отложим. Но пусть знает, что его ждут целых два плача с дрожащими подбородками. Впрочем, может быть, мистер Фут хочет посмотреть?
   — Не хотите ли посмотреть, мистер Фут?
   — Джастин, ей-Богу, я дешево продам любую из них… упаковка обойдется дороже.
   — Э… благодарю вас, Лазарус, вынужден отказаться, потому что тогда они будут плакать в моем присутствии — и тут уже я разлечусь на куски. А не переменить ли нам тему? Как вам удалось осуществить эту тройную… э… иррегулярность, можно поинтересоваться? Доктор Хильдегард исправно руководит своей организацией.
   — Ну что ж, если речь идет об этих двух маленьких ангелочках…
   — Ну вот, теперь он издевается…
   — …и не очень умно.
   — Я был сбит с толку не меньше Нелли Хильдегард. Иштар Харди, мать вот этой…
   — Нет, она — ее мать.
   — Вы обе взаимозаменяемы: вас перепутали в первую же неделю после рождения, так что теперь никто не знает, кто из вас кто. Да вы и сами не знаете.
   — Нет-нет, я знаю! Вот она иногда выходит, но я всегда остаюсь здесь.
   Лазарус остановился на полуслове и задумался.
   — Пожалуй, это самая краткая формулировка основ солипсизма, которую мне приводилось слышать. Запиши-ка ее.
   — Если я запишу, ты попытаешься присвоить себе это высказывание.
   — Я просто намереваюсь сохранить его для последующих поколений, Минерва, запиши его для меня.
   — Записано, Лазарус.
   — Минерва сохранила почти такую же точную память, какую имела, будучи компьютером. Итак, рассказываю… Во время отпуска Нелли Иштар возглавляла клинику, поэтому ей удалось получить доступ к моим тканям. Я тогда находился в состоянии острой ангедонии, и матери девчонок затеяли это дельце, чтобы вернуть мне интерес к жизни. Проблема заключалась лишь в том, что подобные операции на генах запрещены правилами клиники на Секундусе. Кто что делал и как — мне велели не интересоваться. Спроси у Минервы — она командовала этим делом.
   — Лазарус, переселяясь в этот череп, я не прихватила с собой воспоминаний об этом.
   — Вот видишь, Джастин? Они позволяют мне знать только то, что считают полезным для меня. Возможно, они и правы, ибо их самопожертвование принесло результаты: с тех пор я ощущал все, что угодно, но только не скуку…
   — Лори, по-моему, налицо двойной сговор?
   — Нет, просто плохо замаскированный выпад. Игнорируем с достоинством.
   — Но сперва я не знал о своем странном родстве с этой парой. Нет, конечно, я знал Иштар и Гамадриаду, одну из дочерей Айры. Ты встречался с ней?
   — Давно. Очаровательная девушка.
   — Весьма. Матери обеих девочек очаровательны. И вот как-то раз я заметил, что они беременны — женщины проводили со мной очень много времени, — пухли как на дрожжах и молчали. Ну и я не спрашивал.
   Джастин кивнул.
   — Право на личную жизнь.
   — Нет, просто сдержанность. Я никогда не приносил свое любопытство в жертву условностям. Я был просто заинтригован. Передо мной две девицы, которые проводят со мной каждый день и стали для меня буквально дочерьми, и на тебе — раздулись, как дочери фараона, и ничего не говорят. Поэтому я тоже надулся и стал ждать. И вот, наконец, однажды Галахад… Это их муж… ну, не совсем так; ты с ним познакомишься. Так вот, Галахад приглашает меня вниз, и обе девицы предъявляют мне по рыженькой симпатяге — лучше не бывает.
   — А не сбросить ли нам со счета один плач?
   — Сейчас вы не такие. Вы стали похожи на меня.
   — А вот за это оскорбление положен еще один хороший рев.
   — Но я ничего не заподозрил, просто обрадовался. И удивился, потому что малышки были похожи, как однояйцевые близнецы…
   — Мы и есть близнецы.
   — Но, поиграв несколько недель с этими младенчиками, я с природной гениальностью начал осознавать, что девицы-то сплутовали. Я думал, что уже не фигурирую в банке спермы. Однако мне прекрасно известны штуки, которые можно проделать с беспомощным клиентом во время антигерии. Наконец я догадался, что обе малышки — мои собственные дочери, рожденные с помощью искусственного осеменения тайно от меня. Я объявил об этом. Но мамаши все отрицали. Поясню: я не сердился, напротив — надеялся, что эти маленькие херувимчики — мои дочери.
   — «Херувимчики».
   — Не обращай внимания. Он просто пытается одурачить мистера Фута.
   — Я хотел сказать, что тогда вы казались херувимчиками, несмотря на то что уже умели кусаться. Короче, я объявил, что признаю их и даю им свое имя и состояние. Тогда их матери стали совещаться со своими сообщниками — Минервой и Галахадом. Уж Минерва-то увязла в заговоре по самые предохранители.
   — Лазарус, вам была нужна семья.
   — Верно, моя дорогая. Мне всегда было лучше в семье; там я занят вполне безобидным делом и не скучаю. Джастин, я еще не говорил, что Минерва позволила мне удочерить ее?
   — А нас, между прочим, не спросили!
   — Знаете, девицы, согласно вольным нравам этой муравьиной кучи я могу отказаться от вас хоть сейчас, если вы хотите. Обрублю все концы и останусь для вас просто генетическим братом по обстоятельствам, которые зависели от меня не больше, чем от вас. Немедленно откажусь от всех прав на вас обеих — только скажите.
   Девчонки быстро переглянулись. Потом одна проговорила:
   — Лазарус…
   — Да, Лорелея?
   — Мы с Ляпис Лазулией уже все обсудили и полагаем, что лучшего отца, чем ты, нам не найти.
   — Спасибо, мои дорогие.
   — И чтобы подтвердить это, отказываемся от своего права на два плача с дрожащими подбородками.
   — Весьма рад слышать.
   — И к тому же мы хотим, чтобы к нам приставали, потому что ощущаем свою юность и неопытность.
   Лазарус заморгал.
   — Я не хочу, чтобы вы так себя чувствовали. Но, может, подождем с покаянием?
   — О, конечно… папа, у тебя гость. А не хотите ли вы с мистером Футом выкупаться с нами перед обедом?
   — Как, Джастин? Купаться с этими бесенятами — возня, но забавная. Я нечасто позволяю им это, потому что они устраивают из купания целое событие и тратят на него бездну времени. Решай сам, я не хочу выкручивать тебе руки.
   — Безусловно, мне нужно помыться. Вообще-то в это суденышко меня закупоривали чистым — но как давно это было! Я в самом деле не знаю. А купание всегда должно быть событием, в особенности если для него есть время и хорошая компания. Благодарю вас, леди, я согласен.
   — Я тоже присоединюсь к вам, — вставила Минерва. — И сама себя приглашу. Джастин, по сравнению с Секундусом, Тертиус примитивен, но купальня нашего семейства превосходна; в ней можно провести большой прием. Лазарус зовет ее декадентской.
   — А я и хотел, чтобы она была декадентской. Хороший водопровод — один из прекраснейших цветков декадентства, и я всегда наслаждаюсь омовением.
   — Ах… моя одежда осталась в офисе Айры. И все туалетные принадлежности. Я такой рассеянный, извините.
   — Неважно. Айра мог бы прихватить твой багаж, но он тоже рассеянный. Эпиляторы, дезодоранты, одеколоны — это без проблем. Могу одолжить тебе тогу или еще что-нибудь.
   — Эй, молодчина! То есть папа. Нам тоже одеваться к обеду?
   — Зови меня молодчиной, я привык. Как хотите, мои дорогие. Только вот косметику должна одобрить мама Гамадриада. А теперь вернемся к тому, как я обзавелся двумя дочерьми, которые фактически являются моими сестрами. Джастин, признавшись во всем, парочка генетических пиратов явилась каяться, отдавшись на милость судей. То есть на мою милость. Поэтому я удочерил девчонок. Мы зарегистрировали их; в свое время, как я уже сказал, регистрационные данные будут исправлены. То, как Минерва отказалась от профессии компьютера и перебралась в бренное тело, рассказ более долгий. Если хочешь, я коротко изложу эту историю, дорогая. А ты можешь дополнить подробностями.
   — Да, отец.
   — Можешь забыть об этом слове, дорогая, — теперь ты уже взрослая женщина. Джастин, когда мы разбудили эту милашку, ростом и возрастом она была точь-в-точь как сейчас эти двое сорванцов. Напомни мне, чтобы я измерил им температуру, Минерва. Я удочерил Минерву, потому что тогда ей был нужен отец. Не то что теперь.
   — Лазарус, как отец вы всегда будете мне нужны.
   — Спасибо тебе, моя дорогая, но я рассматриваю твои слова лишь как приятный комплимент. Расскажи Джастину свою историю.
   — Хорошо. Джастин, вы знакомы с теориями, объясняющими возникновение самосознания у компьютера?
   — Мне известно несколько теорий. Как вы знаете, я работаю в основном с компьютерами.
   — Позвольте мне тогда, исходя из собственного опыта, заявить, что все эти теории ничего не стоят. Каким образом компьютер приобретает самосознание, до сих пор остается тайной даже для самих компьютеров; ситуация ничем не отличается от тысячелетней загадки возникновения сознания у живых существ. Просто так есть. Но, насколько я знаю, самосознание никогда не возникает в компьютере, спроектированном лишь для дедуктивной логики и математических вычислений, какой бы большой ни была такая машина. Но если она спроектирована в расчете на индуктивную логику, способна обрабатывать данные, формировать гипотезы, опробовать их, переделывать, подгоняя под новые данные, делать выборки, случайным образом сопоставляя результаты, и изменять получающиеся закономерности — то есть осуществлять мышление так, как это делают люди, — самосознание может и появиться. Но как любой компьютер, я не знаю, почему это случается. Сознание проявляется — и все тут. — Она улыбнулась. — Извините, мне бы не хотелось показаться педантичной. Лазарус выяснил, что я могу переселиться в клонированный человеческий мозг при помощи ряда методик, которые применяют для сохранения памяти клиента в реювенализационных клиниках. Когда мы это обсуждали, я владела всей технической библиотекой клиники Говарда на Секундусе. Честно говоря, мы в известной степени украли ее. Теперь я более не располагаю ею. Мне пришлось покопаться в памяти, прежде чем я выбрала то, с чем можно переселиться в этот череп. Поэтому я не помню многое из того, что делала тогда — как клиент реювенализационной клиники не знает, что с ним происходило. Детали можно узнать у Афины, которая все помнит. Кстати, ей не пришлось переживать довольно болезненный процесс проявления самосознания, как это обычно бывает, когда компьютер самостоятельно обретает разум: я оставила в Афине кусочек себя самой, что-то вроде дрожжей. Афина смутно помнит, что некогда была Минервой… примерно так, как мы, существа из плоти и крови, — Минерва выпрямилась, улыбнулась и горделиво повела плечами, — вспоминаем сон, как нечто не совсем реальное. Аналогичным образом и я помню, что была Минервой-компьютером. Я помню контакты с людьми… очень отчетливо, поскольку решила сохранить их в памяти. Но если кто-нибудь спросит меня, как могла я управлять транспортной системой Нового Рима, отвечу — помню, что делала это, но как — забыла. — Она вновь улыбнулась. — Вот и вся повесть о том, как счетная машина возмечтала сделаться существом из плоти и крови и обрела друзей, сделавших это возможным. Я не пожалела; мне нравится быть живым существом… и любить всех и каждого. — Она грустно взглянула на Джастина Фута. — Лазарус тут наговорил… Я никогда не бывала временной женой для гостей. Как человеку мне всего три года. Если вы решите выбрать меня, то, возможно, найдете меня неловкой и застенчивой — но решительной. Я многим вам обязана.
   — Минерва, — сказал Лазарус, — загонишь его в угол в другой раз. Ты не рассказала Джастину то, о чем он хотел узнать: как это происходит.
   — О!
   — Рассуждая о зарождении самосознания у компьютера, ты исключила один ключевой, с моей точки зрения, момент: в отличие от тебя я знаю об этом, хотя не был компьютером. Этот фактор применим как к компьютерам, так и к людям. Моя дорогая, Джастин и вы, две гениальных разбойницы, можете тоже послушать… Вся техника анимистична… я бы хотел сказать, гуманистична, но этот термин уже использован. Любая машина отражает концепцию человека-проектировщика; она отражает человеческий мозг, будь то тележное колесо или гигантский компьютер. Поэтому нет ничего загадочного в том, что спроектированная человеком машина обретает человеческий разум; тайна заключена в нем самом — это нечто самостоятельное и неизведанное. У меня была раскладушка, которая любила кусать меня. Не хочу сказать, что она обладала сознанием — но приближаться к ней я привык с осторожностью.
   Минерва, дорогая, мне часто приходилось иметь дело с крупными компьютерами; они были почти так же совершенны, как и ты, однако так и не обрели самосознания. Ты не можешь сказать нам, почему так случилось?