Хайнлайн Роберт Энсон. Человек, который продал Луну

   – Деньги. Я говорил, что о деньгах на постройку корабля можно не беспокоиться. Однако эта эвакуация – даже на сутки – обойдется нам, самое меньшее, в шесть-семь миллионов. Придется оплачивать издержки сразу же, тут ждать нельзя. Да еще найдутся упрямцы, которые вовсе не захотят сдвинуться с места.
   – Если найдутся такие кретины, – зарычал Лекруа, – то пусть спасаются сами, как хотят!
   – Я тебя понимаю, Лес. Однако проект слишком грандиозен, чтобы скрыть его или переменить место. А если мы не обезопасим окружающих, нас закроют судебным порядком. Я не могу скупить всех судей в двух штатах – некоторые из них просто не продаются.
   – Ничего, Лес, – сказал Костер, – идея была замечательная.
   – Думаю, нам всем придется этим утешаться, – отвечал пилот.
   – Ты, Боб, хочешь сказать, что у тебя имеется другое решение? – спросил Харриман. Костер смешался.
   – Ну, вы ведь понимаете, корабль был рассчитан на троих – и место, и припасы…
   – Верно. К чему ты клонишь?
   – Его не следует делать трехместным. Располовиним первую ступень, ужмем все до минимума для одного, а остальное выбросим. Это – единственный возможный способ выполнить основную задачу.
   Костер показал Харриману еще один чертеж.
   – Вот. Одно место, и запас меньше, чем на неделю. Воздушный шлюз больше не нужен – пилот все время находится в скафандре. Ни спальных мест, ни камбуза… Лишь самое необходимое для поддержки жизни одного человека максимум двести часов. Это сработает.
   – Сработает, – глядя на Костера, повторил Лекруа.
   Харриман смотрел на чертеж со странным и неприятным ощущением пустоты в желудке. Да, это, несомненно, сработает. Для рекламы неважно, сколько человек отправятся на Луну. Это решало все. Он знал: один успешный полет – и деньги польются рекой. Значит, появится капитал для создания практичных пассажирских кораблей. Братья Райт начинали с меньшего.
   – Если с этим я должен смириться, то валяйте.
   – Отлично! – оживился Костер. – Но тут есть еще одна проблема. Вы помните, на каких условиях я взялся за это дело. Лететь должен я. А Лес трясет перед моим носом своим контрактом и заявляет, что пилотом должен быть он!
   – И не только из-за контракта, – заметил Лекруа. – Ты, Боб, не пилот. Из-за своего ослиного упрямства сам угробишься и все предприятие погубишь.
   – Я научусь пилотировать – в конце концов, я сам конструировал этот корабль. Мистер Харриман, мне вовсе не хочется с вами судиться. Лес говорит, что подаст в суд, но со мной контракт был заключен раньше. И я намерен его предъявить.
   – Не слушайте его, мистер Харриман. Пусть себе бежит в суд. А я поведу корабль и верну его обратно. Он же его разобьет!
   – Или я лечу, или достраивайте корабль сами, – категорически заявил Костер. Харриман попытался успокоить обоих:
   – Полегче вы, оба! Если хотите, можете оба подавать на меня в суд. Ты, Боб, глупости говоришь: на этой стадии с работой справится любой мало-мальски грамотный инженер. Вы говорите, лететь должен кто-то один.
   – Да.
   – И этот один – перед вами.
   Спорщики изумленно уставились на него.
   – Ну, что рты пооткрывали?! Что здесь смешного? Оба вы отлично знаете, что я собирался лететь. Или как по-вашему – я влез по уши в эту кашу, чтобы вас до Луны прокатить? Полечу я. Что я, в пилоты не гожусь? Здоров, как бык, зрение в порядке, и ума хватит, чтобы выучиться всему, что надо. Когда приходится, я сам вожу свою машину, и никому ничего не уступлю. Ясно?
   Костер перевел дух:
   – Босс, вы сами не понимаете, что говорите.
   В бесполезных спорах прошли два часа. Все это время Харриман упрямо стоял на своем, отказываясь выслушать какие бы то ни было доводы. Наконец он под житейским предлогом вышел из кабинета, а, вернувшись, сказал:
   – Боб, ты сколько весишь?
   – Я? Чуть больше двухсот фунтов.
   – Я бы сказал, даже двести двадцать. А ты, Лес?
   – Сто двадцать шесть.
   – Боб, рассчитывай корабль на чистую нагрузку в сто двадцать шесть фунтов.
   – Что-о?! Погодите, мистер Харриман…
   – Заткнись! Если мне за шесть недель не выучиться на пилота, то и тебе тоже.
   – Но я ведь знаю математику и основы…
   – Я сказал, заткнись! Лес осваивал свою профессию не меньше, чем ты – свою! Сможет он за шесть недель стать инженером?! Тогда почему ты считаешь, что сможешь за то же время освоить его специальность? Думаешь, я позволю ради твоего раздувшегося самолюбия пустить корабль псу под хвост? Во всяком случае, ты в ходе обсуждения проекта дал верное решение задачи. На самом деле нас ограничивает только один фактор – вес, чистый вес пассажиров. Так? Все остальное определяется им. Так?
   – Да, но…
   – Так или не так?!
   – Д-да… Так. Я бы только хотел…
   – Более легкому человеку требуется меньше воды, меньше воздуха и меньше места. Значит, полетит Лес.
   Встав, Харриман положил руку на плечо Костера:
   – Не расстраивайся, сынок. Мне ничуть не легче. Но полет должен пройти успешно, а, стало быть, нам с тобой нужно отказаться от чести быть первыми людьми на Луне. Но я тебе обещаю: мы с тобой обязательно отправимся во второй полет, а Лес будет нашим личным пилотом. Это будет первый из регулярных пассажирских рейсов. Подумай, Боб. Ты можешь стать в этой игре большим человеком, если не выйдешь из нее сейчас. Хочешь быть главным инженером первой лунной колонии?
   – Неплохо, наверное, – криво улыбнулся Костер.
   – Тебе понравится. Выживание на Луне – техническая задача; помнишь, мы с тобой об этом говорили? Так хочешь ли ты воплотить в жизнь свои замыслы? Построить первый лунный город, первую большую обсерваторию, которую мы там заложим? А потом посмотреть со стороны и заорать: да ведь это же я сделал?!
   Похоже, Костер примирился с тем, что не попадет в первый полет.
   – Да, в ваших устах все это выглядит весьма заманчиво. А чем же вы сами там займетесь?
   – Я-то? Что ж, возможно, стену первым мэром Луна-Сити.
   Эта новая мысль всецело захватила Харримана; он принялся смаковать ее:
   – Достопочтенный Делос Дэвид Харриман, мэр Луна-Сити. А что, неплохо. У меня никогда не было общественной должности – все, что я имел, было исключительно личным, – Харриман окинул взглядом собеседников. – Возражений больше нет?
   – По-моему, нет, – протянул Костер. Вдруг он подал руку Лекруа: – Давай. Лес. Я его построю, а ты поведешь к Луне.
   Лекруа пожал руку Костера:
   – Идет. А вы с боссом начинайте следующий корабль, чтобы всем троим поместиться?
   – Отлично.
   Харриман накрыл их руки своей.
   – Вот это – другое дело! Мы будем вместе и вместе заложим Луна-Сити!
   – По-моему, его надо бы назвать «Харриман», – серьезно сказал Лекруа.
   – Не-етушки! Я с детства думал о нем как о «Луна-Сити», и так оно и будет. Ну, может быть, сделаем в центре площадь Харримана.
   – Я на плане так и отмечу, – согласился Костер.
 
   После разговора Харриман сразу же уехал. Несмотря на благополучное разрешение проблемы, он был страшно разочарован и не хотел показывать этого своим сотрудникам. Победа оказалась пирровой: он спас предприятие, но чувствовал себя зверем, которому пришлось отгрызть собственную лапу, чтобы выбраться из капкана.
   Стронг сидел в кабинете один, когда ему позвонил Диксон:
   – Джо, мне нужен Ди-Ди. Он здесь?
   – Нет. Он все еще в Вашингтоне, там какие-то проблемы. Скоро должен приехать.
   – Хм-м-м… Нам с Энтенсой надо бы его повидать. Мы едем.
   Вскоре они приехали. Энтенса был явно чем-то озабочен, а Диксон, как всегда, хранил полное спокойствие. Едва поздоровавшись, он сказал:
   – Джек, ты ведь по делу приехал, верно?
   Энтенса вздрогнул, полез в карман и извлек оттуда чек.
   – Да, верно, Джордж, я больше не хочу вкладывать деньги пропорционально. Вот это взнос, чтоб довести мой пай до полного на сегодняшний день.
   Стронг принял чек и спрятал его в ящик.
   – Думаю, Делосу будет приятно.
   – Как, – резко сказал Диксон, – а расписка?
   – Если Джек желает – пожалуйста. Хватило бы и погашенного переводного векселя.
   Стронг быстро написал расписку. Энтенса спрятал ее. Некоторое время они молчали. Наконец Диксон сказал:
   – Джордж, ты уже по уши в этом деле, верно?
   – Может быть.
   – Хочешь обезопасить свои вложения?
   – Каким образом?
   – Ну… честно говоря, я хочу обезопасить себя. Не продашь ли полпроцента от своего пая?
   Стронг задумался. Он действительно беспокоился, здорово беспокоился. То, что при них был ревизор от Диксона, который следил за отчетностью, вынуждало его и Харримана вести дела только на наличном расчете – и только Стронг знал, как близко они из-за этого к критической черте.
   – Зачем тебе это нужно?
   – Да нет, ты не понял, я не хочу таким образом встревать в операции Делоса… Он – один из нас, мы все его поддерживаем. Однако я чувствовал бы себя куда спокойней, если б имел право вето – на случай, если он попробует втянуть нас во что-нибудь такое, чего мы не сможем оплатить. Ты же знаешь Делоса – он неисправим в своем оптимизме. И нам нужно то, что поможет привести его в чувство. Если понадобится.
   Стронг задумался. Он был полностью согласен с Диксоном, и ему было больно от этого. Он отлично видел, как Делос транжирил оба их состояния, создававшиеся годами тяжкого труда. Ди-Ди это вовсе не трогало. Чего там, только сегодня утром он отказался даже взглянуть на отчет об автоматическом бытовом выключателе «H&S» – он забыл о нем, едва изложив Стронгу идею. Диксон подался вперед:
   – Так назови же цену, Джордж! Я сегодня щедр…
   Стронг расправил узкие плечи:
   – Что ж, я продам…
   – И замечательно!
   – …если Делос согласится. Иначе – никак.
   Диксон шепотом выругался. Энтенса захихикал. Неизвестно, куда бы повернул их разговор, если бы не вошел Харриман.
   О предложенном Стронгу никто и не заикнулся. Стронг спросил, чем кончилась поездка. Харриман показал большой палец.
   – Порядок. Однако делать дела в Вашингтоне с каждым днем все дороже!
   Он обратился к остальным:
   – Что там у вас? Просто поболтать заехали, или у нас деловое совещание?
   Диксон повернулся к Энтенсе:
   – Скажи ты, Джек.
   – Зачем ты продал телевизионные права? – осведомился Энтенса. Харриман поднял брови:
   – А почему бы нет?
   – Ты же мне обещал! Вот оригинал соглашения в письменной форме!
   – Так почитай его повнимательнее, Джек, и не строй из себя дурочку. У тебя – эксплуатационные права на радио, телевидение и другие зрелищные и специальные мероприятия, связанные с первым полетом на Луну. Они – за тобой, включая и передачи с борта корабля, если таковые будут. (Сообщать о том, что весовые ограничения уже сделали эти передачи невозможными, так как «Пионер» не возьмет на борт никакой электроники, кроме навигационного оборудования, пока не стоило.)
   – А продал я особое право на установку на Луне телестанции, через некоторое время, конечно. Это, между прочим, даже не исключительное право, что бы там Клем Хоггерти о нем ни думал. Если хочешь купить такое и себе – бога ради.
   – Купить?! Да ты…
   – А-а, чтоб тебе… Ну получить бесплатно. Если сможешь уломать Диксона с Джорджем отдать его тебе. Я жмотничать не стану. Что еще?
   В разговор вмешался Диксон:
   – Ты, Делос, скажи: где мы сейчас?
   – Джентльмены! Можете быть уверены – «Пионер» отправится точно по расписанию в следующую среду. А теперь, вы уж извините, мне пора в «Петерсон Филд».
   После ухода Харримана трое его компаньонов некоторое время хранили молчание. Энтенса что-то ворчал себе под нос. Диксон, похоже, дремал, а Стронг просто ждал, что последует дальше. Наконец Диксон сказал:
   – Так что насчет твоего пая, Джордж?
   – А ты не счел нужным сказать об этом Делосу?
   – Ясно. – Диксон аккуратно стряхнул пепел с сигары. – Чудак он у нас, верно?
   Стронг неловко поерзал в кресле:
   – Да.
   – Ты его давно знаешь?
   – Сейчас припомню. Я нанял его на работу в…
   – Он работал на тебя?!
   – Несколько месяцев. Потом мы основали нашу первую компанию, – вспоминал Стронг. – Наверное, у него уже тогда был комплекс силы.
   – Нет, – осторожно сказал Диксон. – Я бы не назвал это комплексом силы. Куда больше похоже на комплекс Мессии.
   Энтенса встрепенулся:
   – Он – сукин сын без чести и совести, вот он кто!
   – Брось, Джек, – приказал Диксон. – Иначе Джордж будет вынужден тебя треснуть как следует. Так вот. Одна из его странностей заключается в том, что он способен внушать преданность не хуже любого феодального короля. Вот хоть ты. Я знаю, что ты разорен, хоть и не позволяешь мне себя спасти. Это уже недоступно логике, это – личное.
   Стронг кивнул.
   – Да, он странный человек, Иногда я думаю, что он – последний из баронов-грабителей.
   Диксон покачал головой.
   – Нет, не последний. Последний из них открыл Дальний Запад. Он – первый из новых баронов-грабителей, и мы с тобой никогда не увидим конца этого племени. Ты Карлейля читал?
   Стронг снова кивнул:
   – Я знаю, на что ты намекаешь. Теория «героя». Однако это не значит, что я с ней согласен.
   – Однако в ней есть рациональное зерно, – возразил Диксон. – Честно говоря, я не уверен, что Делос ведает, что творит. Сейчас он закладывает фундамент для нового империализма. И придется выложить массу денег, прежде чем все прядет в норму. – Он поднялся. – Может быть, нам стоило подождать с этим делом. Или помешать ему, если бы удалось. Однако дело сделано. Мы – на карусели, и слезть уже не получится. Надеюсь, катание доставит нам удовольствие. Идем, Джек.
 
   Над колорадскими прериями сгущались сумерки. Солнце скрылось за пиком; на востоке поднималась из-за горизонта белая Луна, полная и круглая. В центре «Петерсон Филдс» целился в небо «Пионер». Со всех сторон, на расстоянии тысячи ярдов, его окружала проволочная изгородь, сдерживавшая напор толпы. Но даже она не могла убавить хлопот полицейским патрулям. В самой толпе полицейских тоже хватало. Внутри изгороди, вплотную к ней, стояли грузовики и фургоны для телекамер и звукозаписывающею оборудования. От них к дистанционным камерам, установленным вблизи корабля и по всему полю тянулись длинные кабели. Там же, неподалеку от корабля, стояли несколько грузовиков; возле них кипела работа.
   Харриман сидел в кабинете Костера, сам Костер находился на поле. Диксону с Энтенсой тоже выделили комнату, а Лекруа, накаченный снотворным, все еще спал на кровати в жилых апартаментах Костера.
   За дверью завозились, раздался крик. Харриман посмотрел в щелку:
   – Если это очередной газетчик – не пускать! Отправьте его к Монтгомери, чтоб не путался тут. Капитан Лекруа не дает интервью без моего разрешения.
   – Делос, это я.
   – А, входи, Джордж. Газетчики одолели…
   Войдя, Стронг подал Харриману большую, тяжелую сумку.
   – Вот.
   – Что это?
   – Конверты со спецгашением для филателистов. Ты, наверно, забыл. А ведь это – полмиллиона. Если б я не нашел их в твоем платяном шкафу, у нас были бы неприятности.
   Харриман изобразил улыбку:
   – Да ты просто молодчина, Джордж?
   – Может, мне самому отнести их на корабль? – озабоченно спросил Стронг.
   – А? Нет-нет. Лес отнесет. – Харриман поглядел на часы. – Пора его будить. О конвертах я позабочусь. – Взяв сумку, он добавил: – Ты пока не входи. На поле сможешь попрощаться.
   Харриман прошел в другую дверь, запер ее за собой, подождал, пока сестра сделает пилоту инъекцию нейтрализующего стимулятора, а потом отослал ее. Когда он повернулся, пилот уже сидел в постели, протирая глаза.
   – Как чувствуешь себя, Лес?
   – Отлично. Что ж, пора.
   – Верно. Мы все от нетерпения землю носом роем. Слушай сюда. Сейчас тебе надо выйти и хоть минуты две побыть на глазах у публики. Все готово, однако мне еще нужно тебе кое-что сказать.
   – Слушаю.
   – Видишь эту сумку?
   Харриман наскоро объяснил, что находится в сумке. Лекруа испугался:
   – Делос, я не могу ее взять! Все до унции рассчитано!
   – Никто тебя и не заставляет. Они же тянут шестьдесят фунтов как минимум! Я просто про них забыл. Мы вот что сделаем: пока что я их тут спрячу… – Харриман засунул сумку в платяной шкаф. – А когда ты приземлишься, я уже тут как тут! Дальше – маленький фокус – ловкость рук и никакого мошенничества – и ты выносишь их из корабля.
   – Делос, ты меня огорчаешь, – печально покачал головой Лекруа. – Ладно, не время спорить.
   – Это хорошо. Иначе меня определенно посадили бы – из-за каких-то дрянных полмиллиона… Мы уже истратили эти деньги. И вообще, это неважно. Никто, кроме нас с тобой, об этом не узнает, а филателисты за свои денежки получат приличный товар.
   Харриман воззрился на молодого человека так, будто одобрение его всерьез заботило.
   – Ладно, ладно, – ответил Лекруа, – сейчас не до филателистов. Идем.
   – Еще одно. – С этими словами Харриман вынул из кармана небольшой мешочек.
   – Вот это возьмешь с собой – вес уже учтен, я проследил. Теперь – о том, что с этим делать.
   Харриман дал пилоту серьезную и очень подробную инструкцию. Тот задумался.
   – Я все правильно понял? Сначала надо дать это обнаружить, а потом рассказать правду, как все было?
   – Точно.
   – Хорошо. – Лекруа сунул мешочек в карман комбинезона. – Идем на поле. До старта двадцать одна минута.
   Стронг присоединился к Харриману в бункере управления. Лекруа был уже на борту.
   – Конверты на корабле? – озабоченно спросил он. – У Лекруа в руках ничего не было.
   – На корабле, на корабле, – ответил Харриман. – Я их раньше отправил. Садись-ка лучше на место – уже сигнальная ракета была.
   Диксон, Энтенса, губернатор Колорадо, вице-президент Соединенных Штатов и еще дюжина особо важных персон уже сидели за стереотрубами, установленными над постом управления в амбразурах галереи. Взобравшись по трапу, Стронг и Харриман заняли два оставшихся места.
   Харримана бросило в пот, он почувствовал, что дрожит. В стереотрубу был виден корабль; снизу слышался возбужденный голос Костера, принимавшего рапорты со стартовых постов. Рядом на малой громкости работал приемник: ведущий последних известий давал отчет о происходящем. А сам Харриман был… ну, вроде как адмиралом, что ли – и теперь ему оставалось только ждать, смотреть и молиться.
   В небо взвилась вторая ракета, рассыпавшись на красные и зеленые огоньки. Пять минут.
   Секунды тянулись, как часы. За две минуты до старта Харриман понял, что просто не в силах наблюдать сквозь узкую амбразуру. Ему нужно быть на поле, он должен участвовать в старте сам. Спустившись по трапу, он поспешил к выходу из бункера. Костер удивленно оглянулся, но не стал его останавливать: что бы ни случилось, он не мог оставить свой пост. Отстранив локтем охранника, Харриман вышел наружу.
   На востоке, подобно башне, вздымался к небу корабль. Его стройный, пирамидальный силуэт чернел на фоне полной Луны. Корабль ждал. Ждал…
   Что же случилось? Когда Харриман выходил, оставалось меньше двух минут, это точно. Ракета все еще стояла – темная, тихая, неподвижная… Ни звука – только неподалеку воет сирена, предупреждающая зрителей за изгородью. Сердце у Харримана замерло, в горле пересохло. Что-то случилось! Провал… С крыши бункера взвилась еще одна ракета. Тут же у основания корабля появился язык пламени.
   Пламя превратилось в белую огненную подушку. Медленно, неуклюже «Пионер» пошел вверх. Секунду он словно стоял в воздухе, поддерживаемый огненным столбом, а потом вдруг устремился ввысь – с таким громадным ускорением, что скоро в небе осталось лишь ослепительно-белое пятнышко. Взлет был настолько стремителен, что Харриману почудилось, будто ракета нависла прямо над его головой и вот-вот упадет и раздавит. Инстинктивно он закрыл руками лицо. И тут его настиг звук.
   Нет, это был не звук: белый шум, рев на всех частотах, звуковых, инфразвуковых, ультразвуковых, рев, заряженный энергией невероятной силы, ударил Харримана в грудь. Харриман ощутил этот звук зубами, костями – так же явственно, как и слухом. Он пытался стоять, согнув ноги в коленях. Черепашьим шагом следом за звуком подобралась взрывная волна… Она рванула его за одежду, сорвала дыхание с губ. Ничего не видя, Харриман попятился, пытаясь уйти под защиту бункера, но его сшибло с ног.
   Очнувшись и кашляя от удушья, он снова посмотрел в небо. Прямо над его головой постепенно затухала звезда. Потом она исчезла совсем. Харриман отправился в бункер.
   Там царили напряжение и хаос. Сквозь непрерывный звон в ушах Харриман услышал голос, доносящийся из динамика:
   – «Пост-один», «Пост-один» – бункеру. Пятая ступень отделилась по графику, дает отдельный отраженный сигнал.
   Раздался высокий, сердитый голос Костера:
   – «Следящий-один»! Дайте «Следящий-один»! Они взяли пятую ступень? Ведут?
   На заднем плане все еще надрывался комментатор службы новостей:
   – Великий день, люди, великий день! Наш могучий «Пионер» идет вверх, летит, будто ангел Господень, с пылающим мечом в руке! Он встал на свой славный путь к нашей космической сестре! Большинство из вас видели старт на экранах ваших телевизоров. Жаль, что вы не видели этого, как я, собственными глазами! Взлетев в вечернее небо, неся свой драгоценный груз…
   – Да вырубите эту дрянь! – рявкнул Костер, а затем обратился к гостям на наблюдательной платформе: – Там, наверху, закройте рты! Тихо!
   Вице-президент США дернул головой, закрывая рот. Только потом он вспомнил об улыбке. Прочие особо важные персоны умолкли, а затем возобновили беседу, но уже шепотом. Тишину нарушил женский голос:
   – «Следящий-один» – бункеру. Пятая ступень проходит на избыточной высоте – плюс два.
   В углу поднялась суматоха. Там, под большим брезентовым навесом, прятался от прямых лучей света большой лист плексигласа. Он стоял вертикально и был подсвечен по краям; на нем была нанесена карта Колорадо и Канзаса – координатная сетка выделялась тонкими, четкими белыми линиями, а города и прочие населенные пункты светились красным. Неэвакуированные фермы были обозначены крошечными предупреждающими точками красного цвета. Стоявший у карты тронул ее жировым карандашом; на поверхности листа остался светящийся след, отмечающий положение пятой ступени. Перед картой в кресле тихо сидел молодой парень. Он держал в руках грушевидный переключатель. Это был зенитчик, предоставленный ВВС. Когда он нажмет кнопку, радиоуправляемая система пятой ступени отстрелит парашют, и ступень упадет на Землю. Зенитчик работал по сообщениям радарных постов самостоятельно, без всяких премудростей вроде компьютерных прицелов. Работал он почти инстинктивно или, вернее, концентрируя до предела свои профессиональные навыки; он обрабатывал в голове данные и решал с точностью до секунды, где должна приземлиться многотонная махина пятой ступени, если нажать кнопку. Выглядел он абсолютно спокойным.
   – «Пост-один» – бункеру, – раздался мужской голос, – четвертая ступень отделилась согласно графику.
   И почти сразу же отозвался более низкий голос:
   – «Следящий-два», веду четвертую ступень, высота девятьсот пятьдесят одна миля, вектор предсказанный.
   На Харримана никто не обращал внимания.
   Под навесом демонстрировалась траектория пятой ступени, несколько отклоняющаяся от пунктира расчетной. От каждой точки отходили координатные линии, означавшие высоту для данной точки.
   Тихий человек, сидевший у карты, вдруг нажал кнопку своего переключателя. Он поднялся и, потягиваясь, спросил:
   – Нет ли у кого закурить?
   – «Следящий два», – раздалось в ответ из динамика, – четвертая ступень – начальный прогноз точки падения. Сорок миль западнее Чарльстона. Южная Каролина.
   – Повторить! – заорал Костер. Почти без паузы динамик сказал:
   – Коррекция, коррекция – сорок миль восточнее. Повторяю: восточнее.
   Костер перевел дух. Вздох его был прерван рапортом:
   – «Пост-один» – бункеру. Третья ступень отошла на пять секунд раньше.
   Оператор за контрольным пультом закричал:
   – Мистер Костер! Мистер Костер!!! С вами хотят говорить из Паломарской обсерватории!
   – Да пошли они… Хотя нет, пусть подождут.
   И тут же раздался другой голос:
   – «Следящий-один», вспомогательный полигон «Фокс», пятая ступень упадет вблизи Додж-Сити, Канзас.
   – Насколько близко?!
   Ответа не последовало. Вскоре «Следящий-один» сказал:
   – Сообщаю: падение пятой ступени; пятнадцать миль юго-западнее Додж-Сити.
   – Жертвы?
   Не успел «Следящий-один» ответить, как вмешался «Пост-один»:
   – Отошла вторая ступень, отошла вторая ступень. Теперь корабль – сам по себе.
   – Мистер Костер, пожалуйста, мистер Костер…
   И – совершенно новый голос:
   – «Пост-два» – бункеру. Ведем корабль. Приготовьтесь фиксировать дистанции и пеленги. Приготовьтесь…
   – «Следящий-два» – бункеру. Четвертая ступень определенно упадет в Атлантику. Прогнозируемая точка падения – ноль целых пятьдесят семь сотых миль восточнее Чарльстона. Пеленг – ноль девяносто три. Повторяю…
   Костер раздраженно оглянулся:
   – Даст мне кто-нибудь в этой неразберихе воды?
   – Пожалуйста, мистер Костер, Паломар говорит, что они просто обязаны поговорить с вами…
   Харриман пробрался к выходу и вышел на поле. Ему вдруг стало обидно, он почувствовал ужасную усталость и тоску.
   Поле без корабля выглядело непривычно. Корабль рос на глазах у Харримана, а теперь его вдруг нет… Восходящая Луна равнодушно взирала на Землю, а космический полет казалось, был так же далек от Харримана, как и в детстве. У отражателя факела шатались несколько фигур. Сувениры ищут, с презрением подумал Харриман. Кто-то подошел к нему из темноты: