– Да, сэр! Увидимся позже, Феликс.
– Разумеется, Клифф, – сердечно ответил Гамильтон.
Он последовал за Мак-Фи в зал совещаний, довольный этой краткой паузой, давшей ему возможность привести в порядок бушующие мысли. Клифф! Великий Бог – Клифф! Что, во имя Жизни, делает он в этом гнезде заговорщиков? И почему он до сих пор не встречал Клиффа здесь? Разумеется, он знал почему: для члена одного отделения было крайне маловероятно встретиться в клубе с членом другого – разное время встреч и всякие прочие предосторожности.
Гамильтон проклял всю эту систему. Но почему именно Клифф? Клифф был самым мягким и доброжелательным человеком из всех когда-либо носивших оружие.
Почему же именно он должен был клюнуть на эту отвратительную приманку?
Гамильтон спросил себя, не может ли Монро-Альфа, подобно ему самому, также оказаться осведомителем, и тоже изумиться, обнаружив его здесь. А может быть, даже и не изумиться – он вполне мог оказаться информированным о статусе Гамильтона, хотя Феликс о нем самом ничего не знал. Но нет – подобное предположение было явно лишено смысла. Клифф был начисто лишен необходимых для этого способностей к лицедейству. Его эмоции всегда лежали на поверхности. Он был прозрачен, как воздух. Актерских талантов в нем не было ни на грош.
– Командиры! Мне приказано сообщить вам великую новость! – торжественно провозгласил Мак-Фи и после паузы произнес:
– Час Перемены пробил!
Собравшиеся мгновенно подобрались и насторожились. Гамильтон выпрямился.
«Черт возьми! – подумал он. – Корабль отправляется, а я связан Клиффом, этим юродивым!»
– Бурнби!
– Да, сэр.
– Вы и ваш полувзвод – главные коммуникации. Вот ваша кассета. Запоминайте сразу. Будете сотрудничать с шефом пропаганды.
– Слушаюсь.
– Стейнвиц, вашему полувзводу поручена Центральная силовая станция. Возьмите кассету. Харриксон!
– Да, сэр.
Процедура тянулась и тянулась. Гамильтон вполуха слушал с бесстрастным лицом, обдумывая, как выпутаться из своей ситуации. Прежде всего, как только удастся отсюда вырваться, необходимо предупредить Мордана. Потом, если появится хоть какая-то возможность спасти глупца от последствий его безумия, надо попытаться сделать это.
– Гамильтон!
– Да, сэр.
– Специальное задание. Вы…
– Одну секунду, шеф. Кое-что привлекло мое внимание – обстоятельство, которое может оказаться опасным для движения.
– Да? – в холодном голосе Мак-фи прозвучало нетерпение.
– Один из младших членов, Монро-Альфа. Я хотел бы, чтобы его приписали ко мне.
– Невозможно. Занимайтесь собственным делом.
– Я не нарушаю дисциплины, – хладнокровно продолжал настаивать Гамильтон. – Так случилось, что я знаю этого человека лучше, чем любой из вас. Он рассеян и склонен к истеричности. Это человек с неуравновешенной психикой, но лично мне он предан. И я хочу, чтобы он находился там, где я смогу за ним присматривать.
Мак– Фи нетерпеливо постучал пальцами по столу.
– Совершенно невозможно. Рвение у вас превосходит чувство субординации. Не повторяйте этой ошибки. Более того, если то, о чем вы говорите, правда, то лучше, чтобы он оставался там, где находится сейчас: мы не можем его использовать. Мосли, вы – командир полувзвода, к которому причислен Монро-Альфа. Наблюдайте за ним. И если понадобится – сожгите.
– Да, сэр.
– Теперь вы, Гамильтон…
С упавшим сердцем Гамильтон понял, что попытка выручить Монро-Альфу лишь подвергла его друга еще большей опасности. Однако следующие слова Мак-Фи рывком вернули его к действительности.
– Ваша задача – добиться встречи с окружным Арбитром генетиков Морданом. Сожгите его на месте. И будьте особо осторожны – не дайте ему возможности взяться за оружие.
– Его реакция мне известна, – сухо заметил Гамильтон.
Мак– Фи несколько смягчился.
– Помощь вам не понадобится, поскольку вы единственный, кто может легко попасть к Арбитру – мы оба прекрасно это знаем.
– Совершенно верно.
– Таким образом, обстоятельство, что за вами не закреплен конкретный полувзвод, оборачивается во благо. Представляю, как вы довольны этим заданием – сдается мне, у вас есть и личный интерес, – и МакФи наградил Гамильтона понимающей улыбкой.
«По очень, очень маленькому кусочку», – подумал Гамильтон. Однако сумел изобразить подобающую случаю мрачную усмешку и ответить:
– В этом есть нечто.
– О да. Это все, джентльмены. До моего приказа никому не расходиться, а потом – поодиночке и парами. К своим людям!
– Когда мы начинаем? – отважился кто-то спросить.
– Читайте ваши кассеты.
Гамильтон перехватил Мак-Фи на полпути из зала.
– У меня нет кассеты. Когда наступает час ноль?
– Ах да… Фактически, он еще не назначен. Будьте готовы в любой момент. И находитесь там, где вас легко найти.
– Здесь?
– Нет. У себя дома.
– Тогда я ухожу.
– Пока не надо. Уйдете вместе с остальными. Давайте выпьем – вы поможете мне расслабиться. Что это была за песенка – о детях космического пилота? Она мне понравилась…
Весь следующий час Гамильтон помогал Великому Человеку расслабляться.
Полувзвод Монро-Альфы был распущен незадолго перед тем, как Мак-Фи отпустил всех по домам. Свое новое положение одного из руководителей, пусть и не ахти какого ранга, Гамильтон использовал для того, чтобы обеспечить им с Клиффордом возможность просочиться наружу одними из первых. Оказавшись на лестнице, напряженный и возбужденный перспективой предстоящих действий, Монро-Альфа принялся что-то восторженно лепетать.
– Заткнитесь! – оборвал его Гамильтон.
– Но почему, Феликс?
– Делайте, что говорят! – свирепо приказал Гамильтон. – К вам домой!
Монро– Альфа надулся и смолк -что, в общем-то, было даже кстати: Гамильтон не хотел с ним разговаривать, пока они не останутся наедине. По дороге он высматривал телефон. На сравнительно небольшом расстоянии – несколько маршей и короткий пандус – они миновали две кабины; первая была занята, на второй светилась надпись: «Не работает». Гамильтон выругался про себя.
Они прошли мимо блюстителя, но Гамильтон даже не надеялся, что сумеет вдолбить в отупевший и мутный мозг смысл своего сообщения. И потому, едва двери квартиры Монро-Альфы закрылись за ними, Гамильтон быстро шагнул к приятелю и отобрал у него оружие прежде, чем тот успел что-либо сообразить.
Монро-Альфа удивленно отпрянул.
– Зачем вы это сделали, Феликс? – вскричал он. – Что случилось?
Гамильтон с ног до головы окинул его взглядом.
– Дурак, – констатировал он с горечью, – непроходимый, законченный, истеричный дурак!
Глава 8
– Разумеется, Клифф, – сердечно ответил Гамильтон.
Он последовал за Мак-Фи в зал совещаний, довольный этой краткой паузой, давшей ему возможность привести в порядок бушующие мысли. Клифф! Великий Бог – Клифф! Что, во имя Жизни, делает он в этом гнезде заговорщиков? И почему он до сих пор не встречал Клиффа здесь? Разумеется, он знал почему: для члена одного отделения было крайне маловероятно встретиться в клубе с членом другого – разное время встреч и всякие прочие предосторожности.
Гамильтон проклял всю эту систему. Но почему именно Клифф? Клифф был самым мягким и доброжелательным человеком из всех когда-либо носивших оружие.
Почему же именно он должен был клюнуть на эту отвратительную приманку?
Гамильтон спросил себя, не может ли Монро-Альфа, подобно ему самому, также оказаться осведомителем, и тоже изумиться, обнаружив его здесь. А может быть, даже и не изумиться – он вполне мог оказаться информированным о статусе Гамильтона, хотя Феликс о нем самом ничего не знал. Но нет – подобное предположение было явно лишено смысла. Клифф был начисто лишен необходимых для этого способностей к лицедейству. Его эмоции всегда лежали на поверхности. Он был прозрачен, как воздух. Актерских талантов в нем не было ни на грош.
– Командиры! Мне приказано сообщить вам великую новость! – торжественно провозгласил Мак-Фи и после паузы произнес:
– Час Перемены пробил!
Собравшиеся мгновенно подобрались и насторожились. Гамильтон выпрямился.
«Черт возьми! – подумал он. – Корабль отправляется, а я связан Клиффом, этим юродивым!»
– Бурнби!
– Да, сэр.
– Вы и ваш полувзвод – главные коммуникации. Вот ваша кассета. Запоминайте сразу. Будете сотрудничать с шефом пропаганды.
– Слушаюсь.
– Стейнвиц, вашему полувзводу поручена Центральная силовая станция. Возьмите кассету. Харриксон!
– Да, сэр.
Процедура тянулась и тянулась. Гамильтон вполуха слушал с бесстрастным лицом, обдумывая, как выпутаться из своей ситуации. Прежде всего, как только удастся отсюда вырваться, необходимо предупредить Мордана. Потом, если появится хоть какая-то возможность спасти глупца от последствий его безумия, надо попытаться сделать это.
– Гамильтон!
– Да, сэр.
– Специальное задание. Вы…
– Одну секунду, шеф. Кое-что привлекло мое внимание – обстоятельство, которое может оказаться опасным для движения.
– Да? – в холодном голосе Мак-фи прозвучало нетерпение.
– Один из младших членов, Монро-Альфа. Я хотел бы, чтобы его приписали ко мне.
– Невозможно. Занимайтесь собственным делом.
– Я не нарушаю дисциплины, – хладнокровно продолжал настаивать Гамильтон. – Так случилось, что я знаю этого человека лучше, чем любой из вас. Он рассеян и склонен к истеричности. Это человек с неуравновешенной психикой, но лично мне он предан. И я хочу, чтобы он находился там, где я смогу за ним присматривать.
Мак– Фи нетерпеливо постучал пальцами по столу.
– Совершенно невозможно. Рвение у вас превосходит чувство субординации. Не повторяйте этой ошибки. Более того, если то, о чем вы говорите, правда, то лучше, чтобы он оставался там, где находится сейчас: мы не можем его использовать. Мосли, вы – командир полувзвода, к которому причислен Монро-Альфа. Наблюдайте за ним. И если понадобится – сожгите.
– Да, сэр.
– Теперь вы, Гамильтон…
С упавшим сердцем Гамильтон понял, что попытка выручить Монро-Альфу лишь подвергла его друга еще большей опасности. Однако следующие слова Мак-Фи рывком вернули его к действительности.
– Ваша задача – добиться встречи с окружным Арбитром генетиков Морданом. Сожгите его на месте. И будьте особо осторожны – не дайте ему возможности взяться за оружие.
– Его реакция мне известна, – сухо заметил Гамильтон.
Мак– Фи несколько смягчился.
– Помощь вам не понадобится, поскольку вы единственный, кто может легко попасть к Арбитру – мы оба прекрасно это знаем.
– Совершенно верно.
– Таким образом, обстоятельство, что за вами не закреплен конкретный полувзвод, оборачивается во благо. Представляю, как вы довольны этим заданием – сдается мне, у вас есть и личный интерес, – и МакФи наградил Гамильтона понимающей улыбкой.
«По очень, очень маленькому кусочку», – подумал Гамильтон. Однако сумел изобразить подобающую случаю мрачную усмешку и ответить:
– В этом есть нечто.
– О да. Это все, джентльмены. До моего приказа никому не расходиться, а потом – поодиночке и парами. К своим людям!
– Когда мы начинаем? – отважился кто-то спросить.
– Читайте ваши кассеты.
Гамильтон перехватил Мак-Фи на полпути из зала.
– У меня нет кассеты. Когда наступает час ноль?
– Ах да… Фактически, он еще не назначен. Будьте готовы в любой момент. И находитесь там, где вас легко найти.
– Здесь?
– Нет. У себя дома.
– Тогда я ухожу.
– Пока не надо. Уйдете вместе с остальными. Давайте выпьем – вы поможете мне расслабиться. Что это была за песенка – о детях космического пилота? Она мне понравилась…
Весь следующий час Гамильтон помогал Великому Человеку расслабляться.
Полувзвод Монро-Альфы был распущен незадолго перед тем, как Мак-Фи отпустил всех по домам. Свое новое положение одного из руководителей, пусть и не ахти какого ранга, Гамильтон использовал для того, чтобы обеспечить им с Клиффордом возможность просочиться наружу одними из первых. Оказавшись на лестнице, напряженный и возбужденный перспективой предстоящих действий, Монро-Альфа принялся что-то восторженно лепетать.
– Заткнитесь! – оборвал его Гамильтон.
– Но почему, Феликс?
– Делайте, что говорят! – свирепо приказал Гамильтон. – К вам домой!
Монро– Альфа надулся и смолк -что, в общем-то, было даже кстати: Гамильтон не хотел с ним разговаривать, пока они не останутся наедине. По дороге он высматривал телефон. На сравнительно небольшом расстоянии – несколько маршей и короткий пандус – они миновали две кабины; первая была занята, на второй светилась надпись: «Не работает». Гамильтон выругался про себя.
Они прошли мимо блюстителя, но Гамильтон даже не надеялся, что сумеет вдолбить в отупевший и мутный мозг смысл своего сообщения. И потому, едва двери квартиры Монро-Альфы закрылись за ними, Гамильтон быстро шагнул к приятелю и отобрал у него оружие прежде, чем тот успел что-либо сообразить.
Монро-Альфа удивленно отпрянул.
– Зачем вы это сделали, Феликс? – вскричал он. – Что случилось?
Гамильтон с ног до головы окинул его взглядом.
– Дурак, – констатировал он с горечью, – непроходимый, законченный, истеричный дурак!
Глава 8
«Ты со мной в первозданном краю…»
– Феликс! В чем дело? Что с вами?
На лице Монро-Альфы были написаны столь искреннее, неподдельное изумление, такая святая невинность, что на мгновение Гамильтон пришел в замешательство. Возможно ли, чтобы Монро-Альфа был таким же правительственным агентом, как и он? И мог ли Клиффорд знать, что Гамильтон является агентом?
– Минутку, – сказал он мрачно. – Какую роль вы играете во всей этой истории? Вы лояльный член «Клуба выживших»? Или проникли в него как шпион?
– Шпион? Вы думали, я шпион? И поэтому отобрали у меня оружие?
– Нет! – яростно возразил Гамильтон. – Я боялся, что вы не шпион.
– Но…
– Послушайте. Я – шпион. Я участвую в этом деле, чтобы развалить его. И, черт возьми, будь я настоящим шпионом, я мимоходом оторвал бы вам голову и продолжал бы свое дело. Вы мне все испортили, идиот несчастный!
– Но… но, Феликс… Я знал, что и вы в этом участвуете. Это послужило одним из доводов, убедивших меня. Я ведь знал, что вы не…
– Ну что ж, я и не! И в какое положение это ставит теперь вас? Где вы теперь? Со мной или против меня?
Монро– Альфа перевел взгляд с лица Гамильтона на бластер в его руке, потом снова посмотрел Феликсу в глаза.
– Вперед! Стреляйте!
– Не валяйте дурака!
– Стреляйте! Может, я и дурак, но не предатель.
– Не предатель? Вы? Вы уже предали – нас всех.
– Я рожден в этом обществе, – Монро-Альфа покачал головой, – но я его не выбирал и не обязан быть лояльным по отношению к нему. Здесь же я увидел образ достойного общества. И не пожертвую им ради спасения собственной шкуры.
В сердцах Гамильтон выругался.
– Упаси нас Боже от идеалистов! И вы предоставите этой банде крыс возможность управлять страной?
Телефон мягко, но настойчиво проговорил:
– Кто-то вызывает. Кто-то вызывает. Кто-то… Ни один из собеседников не обратил внимания на этот призыв.
– Они не крысы. Они предлагают построить воистину научное общество – и я за него. Возможно, Перемена и будет слишком жесткой, но тут уж ничего не поделаешь. Ведь это – перемена к лучшему…
– Хватит. Мне некогда дискутировать с вами об идеологиях.
Гамильтон сделал шаг по направлению к наблюдавшему за каждым его движением Монро-Альфе и неожиданно, не отрывая взгляда от лица Клиффорда, резким движением ударил его ногой в пах.
– Кто-то вызывает. Кто-то вызывает…
Спрятав бластер, Феликс склонился над беспомощным Монро-Альфой и жестко ударил его прямыми пальцами в солнечное сплетение, парализуя диафрагму.
Потом он подтащил Клиффорда к самому телефону – так, чтобы тот не попадал в поле зрения, коленом уперся ему в поясницу, а левой рукой схватил за горло.
– Не шевелиться! – предостерег он, правой рукой нажимая на клавишу. Лицо его было придвинуто к самому объективу, чтобы неизвестный собеседник не мог ничего больше разглядеть. На экране возникло лицо Мак-Фи Норберта.
– Гамильтон? Какого черта вы там делаете?
– Я проводил Монро-Альфу домой.
– Это прямое неповиновение. И вы за него ответите – позже. Где Монро-Альфа?
Гамильтон выдал краткое, насквозь ложное, но более или менее правдоподобное объяснение.
– Самое подходящее время для всего этого, – прокомментировал Мак-Фи. – Передайте ему: он освобожден от обязанностей. Прикажите ему убраться как можно дальше и оставаться там ближайшие сорок восемь часов. Я решил не рисковать.
– Правильно, – поддержал Гамильтон.
– А вы, вы понимаете, что едва не пропустили адресованный вам приказ? Вы должны начать действовать на десять минут раньше остальных. Приступайте.
– Немедленно?
– Немедленно.
Гамильтон выключил телефон. На всем протяжении разговора Монро-Альфа безостановочно пытался освободиться, так что под конец Феликс оказался вынужден посильнее надавить коленом ему на спину, одновременно еще крепче стиснув горло. Однако такое положение вещей не могло продолжаться до бесконечности. В конце концов он несколько ослабил хватку.
– Слышали приказ?
– Да, – с трудом прохрипел Монро-Альфа.
– Вам придется его выполнить. Где ваша машина?
Ответа не последовало. Гамильтон злобно надавил коленом.
– Отвечайте! На крыше?
– Да.
Не говоря ни слова больше, Гамильтон извлек из кобуры свой тяжелый револьвер и рукояткой ударил Монро-Альфу чуть позади правого уха. Голова дернулась, а затем мягко обвисла. Гамильтон повернулся к телефону и набрал личный номер Мордана. С тревогой он ожидал, пока электроника вела охоту, боясь получить ответ: «Нигде не найти». И облегченно вздохнул, когда вместо этого аппарат доложил: «Вызываю».
Прошла целая вечность – по меньшей мере, секунды три или четыре, – пока на экране появилось наконец лицо Арбитра.
– О, хелло, Феликс!
– Клод, время настало! Началось.
– Да, знаю. Потому я и здесь, – только теперь Гамильтон обратил внимание, что позади лица Мордана на экране виден его служебный кабинет.
– Вы знали?
– Да, Феликс.
– Но… Ладно. Я отправляюсь к вам.
– Да, конечно, – и Мордан отключился. Гамильтон мрачно подумал, что еще один такой сюрприз – и он начнет отдирать тени от стен. Однако времени беспокоиться о подобной перспективе не было. Он бросился в спальню Клиффорда и сразу же нашел то, что искал – маленькие розовые капсулы, при помощи которых Монро-Альфа спасался от бессонницы. Вернувшись в кабинет, Феликс быстро осмотрел друга. Тот по-прежнему пребывал в глубоком обмороке.
Подхватив Клиффа на руки, Гамильтон вышел в коридор и направился к лифту.
Встретившийся по пути сосед Монро-Альфы изумленно воззрился на него.
– Ш-ш-ш, вы его разбудите, – негромко проговорил Гамильтон. – Будьте любезны, откройте лифт.
Во взгляде гражданина промелькнуло сомнение, однако он пожал плечами и выполнил просьбу.
Гамильтон без труда разыскал маленькую авиетку Монро-Альфы, извлек из кармана Клиффорда ключ и открыл машину. Свалив свою ношу на сиденье, он ввел в автопилот адрес Клиники и нажал клавишу пуска ротора. На данный момент он сделал все, что мог – полет над городом на автопилоте был быстрее, чем на ручном управлении. Правда, пройдет не меньше пяти минут прежде чем он доберется до Мордана, но даже в этом случае ему удастся сэкономить добрых десять – по сравнению с наземным транспортом. Это до некоторой степени компенсировало потерю времени на возню с Монро-Альфой.
Тем временем тот понемногу начал шевелиться. Гамильтон достал из шкафчика чашку, а из холодильника – флягу с водой. Растворив три капсулы, он протянул чашку Монро-Альфе. Клиффорд никак не реагировал, и Гамильтону пришлось похлопать его по щеке. Наконец Монро-Альфа выпрямился на сиденье.
– В-вшеммдело? – проговорил он, – Перестаньте. Что случилось?
– Выпейте! – Гамильтон поднес ему чашку к губам.
– Что стряслось? У меня болит голова.
– И должна – вы здорово стукнулись. Выпейте это. Полегчает.
Монро– Альфа послушно уступил. Гамильтон некоторое время наблюдал за ним, гадая, не придется ли снова оглушить Клиффорда, если память вернется к нему прежде, чем начнет действовать снотворное. Однако Монро-Альфа не проронил больше ни слова; он по-прежнему выглядел оглушенным, а вскоре крепко заснул.
Авиетка мягко приземлилась.
Гамильтон поднял панель коммуникатора, засунул ногу внутрь и надавил.
Раздался аппетитный звук хрустящего стекла и рвущихся проводов. Потом Феликс запрограммировал автопилот на полет в южном направлении, не оговорив никакого пункта назначения, и вышел наружу. Обернувшись, он протянул руку к клавише ротора, но заколебался и не нажал ее. Снова войдя в машину, он вытащил из автопилота ключ, вышел опять, включил ротор и пригнулся. Стоило ему захлопнуть дверцу, как маленькая машина взмыла вверх, занимая свой крейсерский горизонт.
Гамильтон не стал ждать, пока она скроется из глаз, повернулся и зашагал вниз по лестнице.
Монро– Альфа проснулся с пересохшим ртом, мучительной пульсацией в голове, рвотным спазмом в желудке и предчувствием надвигающейся беды -все это он ощутил именно в такой последовательности.
Он знал, что находится в воздухе, в собственной авиетке, один, но никак не мог сообразить, как и почему здесь очутился. Во сне его мучили какие-то кошмары – кажется, они имели к этому некоторое отношение. Он должен был что-то сделать.
Это был День – День Перемены! Вот это что такое!
Но почему он здесь? Он должен быть со своим полувзводом. Нет. Нет. Мак-Фи сказал…
Но что же он такое сказал? И где Гамильтон? Гамильтон – шпион! Гамильтон собирается их всех предать!
Надо было немедленно известить об этом Мак-Фи. Где он? Неважно – главное его вызвать.
Тогда– то Монро-Альфа и обнаружил, что коммуникатор сломан. А яркий солнечный свет снаружи подсказал ему, что уже поздно -слишком поздно. К чему бы ни привело предательство Гамильтона – оно уже свершилось. Слишком поздно.
Разрозненные кусочки воспоминаний понемногу начали вставать на места.
Монро– Альфа вспомнил неприятную встречу с Гамильтоном, поручение Мак-Фи, драку… Очевидно, от удара он потерял сознание. Теперь ему не оставалось ничего другого, как вернуться, обратиться к своему командиру и признаться в собственной неудаче.
Нет. Мак– Фи приказал ему убраться подальше и двое суток не показываться. Он обязан повиноваться. Целое больше любой из своих частей.
Но ведь этот приказ недействителен – Мак-Фи не знал о Гамильтоне.
Теперь он уже знает – в этом можно не сомневаться. А значит, приказ действителен. Как это сказал Мак-Фи: «Я решил не рисковать»?
Они ему не доверяли. Даже Мак-Фи принимал его за того, кем он и является.
Неуклюжий идиот, который – будьте уверены! – все на свете умудрится сделать не так и не тогда.
Он вообще никогда ни на что не годился. Все, на что он пригоден – это проделывать разные немудрящие фокусы с цифрами. Он и сам прекрасно понимал это. Понимал это и каждый встречный. Это понимала Хэйзел. Встретив девушку, которая ему по-настоящему понравилась, он не придумал ничего лучше, чем сбить ее с ног. Понимал это и Гамильтон. Гамильтон даже не снизошел до того, чтобы убить его – даже смерти он не удостоился.
По– настоящему в нем не нуждались и в «Клубе выживших» -даже в трудный момент. Они лишь хотели, чтобы он оказался в их распоряжении, когда настанет пора организовать учет при Новом Порядке. Именно об этом говорил с ним Мак-Фи, интересуясь, справится ли он с такой задачей. Разумеется, справится. Вот и все, что он представлял собою – просто-напросто клерк.
Ну что ж, раз им нужно от него именно это – он возьмется за это. Он не гордый. Все, о чем он просит – это право служить. Правильно поставить систему учета в государстве коллективистского типа – задача не из сложных.
Она не потребует много времени. А тогда он станет уже совсем бесполезен, и это послужит ему оправданием, если он захочет надолго уснуть.
Несколько утешившись сеансом полного самоуничижения, Монро-Альфа встал, прополоскал рот, выпил добрый литр воды и почувствовал себя немного лучше.
Пошарив в холодильнике, он обнаружил там банку томатного соку, выпил и ее тоже, после чего ощутил себя почти человеком, хотя и пребывающим в глубокой меланхолии.
Затем он попытался определить свое местонахождение. Машина парила, пролетев на автопилоте максимально допустимое расстояние. Земля внизу была скрыта тучами, хотя там, где находилась авиетка Клиффорда, сияло яркое солнце.
Автопилот выдал Монро-Альфе широту и долготу этого места, а по карте он определил, что находится над горами Сьерра-Невады, почти точно над парком гигантских секвой.
Это вызвало мимолетный интерес Монро-Альфы. «Клуб выживших» – в своем публичном, для всех открытом качестве – провозгласил своим почетным президентом Дерево генерала Шермана. «Отменная шутка,– подумал Клиффорд, – живое существо, идеально приспособленное к своей среде, старейшее на Земле и едва ли не бессмертное…»
Поврежденный автопилот заставил его призадуматься. Конечно, лететь можно и на ручном управлении, но в потоки движения над столицей при всем желании не впишешься, пока не заработает автоматика. Значит, надо найти какой-нибудь маленький городок…
Хотя нет – Мак-Фи приказал ему убраться подальше и двое суток не появляться на глаза, а брат Норберт рсегда знал, что говорил. Стоит Монро-Альфе появиться в каком-нибудь городишке, и он даже против воли может оказаться вовлеченным в военные действия.
Даже самому себе Монро-Альфа не признался бы, что дело не только в приказе, что боевой пыл в нем как-то иссяк, а слова Гамильтона посеяли сомнения в душе.
И все– таки с автопилотом надо было что-то делать. Собственно, ремонтная станция может оказаться и в парке -если учесть непрерывный поток туристов.
Здесь Перемена не может вызвать никаких сражений.
Монро– Альфа включил «туманное» зрение и устремился вниз.
Едва авиетка приземлилась, к ней направилась одинокая фигура.
– Парк закрыт, – объявил человек, приблизившись I эстолько, чтобы не надо было напрягать голос, – Здесь нельзя оставаться.
– У меня авария, – отозвался Монро-Альфа. – А почему закрыт парк?
– Понятия не имею. Какая-то заваруха там, внизу. Уже несколько часов назад всех егерей мобилизовали и направили на спецзадание, а нам пришлось выпроводить туристов. Кроме меня, тут не осталось никого.
– Вы можете починить авиетку?
– Могу… может быть. А что случилось?
Монро-Альфа показал.
– Это вам по силам?
– Только не переговорник. Для автопилота еще кое что наскребу. А что случилось? Похоже, вы сами его разбили…
– Нет. – Монро-Альфа достал из шкафчика излучатель и сунул в кобуру; смотритель носил повязку и потому сразу же смолк. – Я немного прогуляюсь, пока вы будете с этим возиться.
– – Да, сэр. Это не займет много времени.
Монро– Альфа извлек из бумажника двадцатикредитный банкнот и протянул смотрителю.
– Возьмите. А машину поставьте потом в ангар.
Ему хотелось остаться одному, ни с кем не разговаривать – и уж меньше всего с этим любопытным смотрителем. К тому же ему до сих пор не случалось бывать в парке. Разумеется, он видел эти места на экране – а кто ж не видел? – но ведь картинки все-таки не деревья… Клиффорд отправился в путь, хотя собственное душевное смятение поглощало его куда сильнее, чем окружающие гигантские секвойи.
Однако постепенно очарование места покорило его.
Не было ни солнца, ни неба. Стволы деревьев тянулись ввысь и там, над головой, терялись в туманной дымке. Стояла ничем не нарушаемая тишина. Даже звук шагов полностью поглощался толстым многолетним ковром палой хвои. Ни о каком горизонте здесь не было и речи – только бесконечные, уходящие насколько хватало глаз колонны: статные, стройные, не больше метра в диаметре, колонны сахарных сосен и массивные красно-коричневые колонны самих великанов. Они уходили во все стороны, и не было видно ничего, кроме деревьев. Деревьев, дымки над головой да ковра из опавшей хвои и кусочков коры под ногами, кое-где покрытого упрямыми пятнами несошедшего снега.
Время от времени припускал своеобразный здешний дождик – капало с ветвей далеких крон.
Не было тут и времени. Этот мир был, есть и будет, и он не нуждается во времени – казалось, деревья равнодушно отрицали само это понятие. Они могли признавать разве что времена года – так человек мимоходом замечает и сразу же забывает проходящее мгновение. Монро-Альфа ощущал себя рядом с ними слишком маленьким и суетным, чтобы быть ими замеченным.
Он остановился, а потом приблизился к одному из старейшин – почтительно, как и подобает младшему при обращении к старцам. Клиффорд коснулся его одеяния – сперва осторожно и робко, а потом, постепенно обретя уверенность, нажал всей ладонью. Несмотря на осевшую влагу, поверхность коры была на ощупь не прохладной, как у других деревьев, а теплой и живой. И сквозь эту теплую косматую шкуру в него стало перетекать ощущение спокойной силы. На том нижнем уровне сознания, где мысли еще не облечены в слова, Монро-Альфа ощущал уверенность, что дерево исполнено покоя и какого-то медлительного и смутного счастья.
Мало– помалу Клиффорда перестали волновать проблемы его собственного муравейника, ставшего на удивление далеким. Масштабы изменились, и яростные схватки этого мира утратили резкость очертаний, настолько размывшись как во времени, так и в пространстве, что Монро-Альфа перестал различать их детали.
К Патриарху он вышел неожиданно. Он просто брел лесом, воспринимая окружающее скорее чувствами, чем мыслями. Если и существовали какие-то знаки, способные предупредить о том, что ждет его впереди, Монро-Альфа их не заметил. Но открывшаяся его взгляду картина и не нуждалась ни в каких пояснениях. Другие гиганты были велики и стары, но этот господствовал над ними, как они господствовали над сахарными соснами.
Четыре тысячелетия стоял он здесь – все выдерживая, все преодолевая, создавая свои гигантские мышцы из живой древесной плоти. В дни его юности были молоды Египет и Вавилон. Пел и умер Давид. Великий Цезарь окрасил мозаичный пол Сената своей честолюбивой кровью. Мухаммед бежал. Христофор Колумб вконец надоел королеве… И белые люди обнаружили дерево, которое все так же вздымалось в высь и по прежнему зеленело. Они назвали его в честь человека, только этим и известного – Дерево генерала Шермана.
Но оно не нуждалось в имени. Оно было собой – старейшим гражданином этого мира, живущим вне тревог.
Монро– Альфа пробыл возле него недолго. Дерево помогло ему, но само его присутствие действовало на Клиффорда подавляюще -как и на всякого человека, когда-либо стоявшего у его подножия. Монро-Альфа повернулся и пошел назад, теперь, по контрасту, ощущая общество младших бессмертных почти с радостью. Не желая пока никого видеть, он сделал крюк и стороной обошел подземный ангар, возле которого оставил свою авиетку.
Вскоре дорогу ему преградила сплошная стена серого гранита, уходившая в обе стороны и вверх, в туман.
Туда же, наверх, вели ступеньки, искусно вырубленные в теле скалы, почти не нарушая ее естественности. У подножия этой узенькой лестницы Монро-Альфа заметил указатель: «Скала Моро». Но он и сам уже узнал ее – узнал, потому что не раз видел ее изображения и потому что она открылась ему на мгновение сквозь разрыв в тумане во время приземления. Это был громадный массив серого камня, высотой с горный пик и с добрую гору шириной – самое подходящее место для шабаша.
Клиффорд стал подниматься. Вскоре деревья исчезли. Не осталось ничего, кроме него самого, серого тумана и серой скалы. Чувство верха и низа стало зыбким, и Монро-Альфе пришлось сосредоточить все внимание на собственных ногах и на ступеньках, чтобы удержаться на них.
На лице Монро-Альфы были написаны столь искреннее, неподдельное изумление, такая святая невинность, что на мгновение Гамильтон пришел в замешательство. Возможно ли, чтобы Монро-Альфа был таким же правительственным агентом, как и он? И мог ли Клиффорд знать, что Гамильтон является агентом?
– Минутку, – сказал он мрачно. – Какую роль вы играете во всей этой истории? Вы лояльный член «Клуба выживших»? Или проникли в него как шпион?
– Шпион? Вы думали, я шпион? И поэтому отобрали у меня оружие?
– Нет! – яростно возразил Гамильтон. – Я боялся, что вы не шпион.
– Но…
– Послушайте. Я – шпион. Я участвую в этом деле, чтобы развалить его. И, черт возьми, будь я настоящим шпионом, я мимоходом оторвал бы вам голову и продолжал бы свое дело. Вы мне все испортили, идиот несчастный!
– Но… но, Феликс… Я знал, что и вы в этом участвуете. Это послужило одним из доводов, убедивших меня. Я ведь знал, что вы не…
– Ну что ж, я и не! И в какое положение это ставит теперь вас? Где вы теперь? Со мной или против меня?
Монро– Альфа перевел взгляд с лица Гамильтона на бластер в его руке, потом снова посмотрел Феликсу в глаза.
– Вперед! Стреляйте!
– Не валяйте дурака!
– Стреляйте! Может, я и дурак, но не предатель.
– Не предатель? Вы? Вы уже предали – нас всех.
– Я рожден в этом обществе, – Монро-Альфа покачал головой, – но я его не выбирал и не обязан быть лояльным по отношению к нему. Здесь же я увидел образ достойного общества. И не пожертвую им ради спасения собственной шкуры.
В сердцах Гамильтон выругался.
– Упаси нас Боже от идеалистов! И вы предоставите этой банде крыс возможность управлять страной?
Телефон мягко, но настойчиво проговорил:
– Кто-то вызывает. Кто-то вызывает. Кто-то… Ни один из собеседников не обратил внимания на этот призыв.
– Они не крысы. Они предлагают построить воистину научное общество – и я за него. Возможно, Перемена и будет слишком жесткой, но тут уж ничего не поделаешь. Ведь это – перемена к лучшему…
– Хватит. Мне некогда дискутировать с вами об идеологиях.
Гамильтон сделал шаг по направлению к наблюдавшему за каждым его движением Монро-Альфе и неожиданно, не отрывая взгляда от лица Клиффорда, резким движением ударил его ногой в пах.
– Кто-то вызывает. Кто-то вызывает…
Спрятав бластер, Феликс склонился над беспомощным Монро-Альфой и жестко ударил его прямыми пальцами в солнечное сплетение, парализуя диафрагму.
Потом он подтащил Клиффорда к самому телефону – так, чтобы тот не попадал в поле зрения, коленом уперся ему в поясницу, а левой рукой схватил за горло.
– Не шевелиться! – предостерег он, правой рукой нажимая на клавишу. Лицо его было придвинуто к самому объективу, чтобы неизвестный собеседник не мог ничего больше разглядеть. На экране возникло лицо Мак-Фи Норберта.
– Гамильтон? Какого черта вы там делаете?
– Я проводил Монро-Альфу домой.
– Это прямое неповиновение. И вы за него ответите – позже. Где Монро-Альфа?
Гамильтон выдал краткое, насквозь ложное, но более или менее правдоподобное объяснение.
– Самое подходящее время для всего этого, – прокомментировал Мак-Фи. – Передайте ему: он освобожден от обязанностей. Прикажите ему убраться как можно дальше и оставаться там ближайшие сорок восемь часов. Я решил не рисковать.
– Правильно, – поддержал Гамильтон.
– А вы, вы понимаете, что едва не пропустили адресованный вам приказ? Вы должны начать действовать на десять минут раньше остальных. Приступайте.
– Немедленно?
– Немедленно.
Гамильтон выключил телефон. На всем протяжении разговора Монро-Альфа безостановочно пытался освободиться, так что под конец Феликс оказался вынужден посильнее надавить коленом ему на спину, одновременно еще крепче стиснув горло. Однако такое положение вещей не могло продолжаться до бесконечности. В конце концов он несколько ослабил хватку.
– Слышали приказ?
– Да, – с трудом прохрипел Монро-Альфа.
– Вам придется его выполнить. Где ваша машина?
Ответа не последовало. Гамильтон злобно надавил коленом.
– Отвечайте! На крыше?
– Да.
Не говоря ни слова больше, Гамильтон извлек из кобуры свой тяжелый револьвер и рукояткой ударил Монро-Альфу чуть позади правого уха. Голова дернулась, а затем мягко обвисла. Гамильтон повернулся к телефону и набрал личный номер Мордана. С тревогой он ожидал, пока электроника вела охоту, боясь получить ответ: «Нигде не найти». И облегченно вздохнул, когда вместо этого аппарат доложил: «Вызываю».
Прошла целая вечность – по меньшей мере, секунды три или четыре, – пока на экране появилось наконец лицо Арбитра.
– О, хелло, Феликс!
– Клод, время настало! Началось.
– Да, знаю. Потому я и здесь, – только теперь Гамильтон обратил внимание, что позади лица Мордана на экране виден его служебный кабинет.
– Вы знали?
– Да, Феликс.
– Но… Ладно. Я отправляюсь к вам.
– Да, конечно, – и Мордан отключился. Гамильтон мрачно подумал, что еще один такой сюрприз – и он начнет отдирать тени от стен. Однако времени беспокоиться о подобной перспективе не было. Он бросился в спальню Клиффорда и сразу же нашел то, что искал – маленькие розовые капсулы, при помощи которых Монро-Альфа спасался от бессонницы. Вернувшись в кабинет, Феликс быстро осмотрел друга. Тот по-прежнему пребывал в глубоком обмороке.
Подхватив Клиффа на руки, Гамильтон вышел в коридор и направился к лифту.
Встретившийся по пути сосед Монро-Альфы изумленно воззрился на него.
– Ш-ш-ш, вы его разбудите, – негромко проговорил Гамильтон. – Будьте любезны, откройте лифт.
Во взгляде гражданина промелькнуло сомнение, однако он пожал плечами и выполнил просьбу.
Гамильтон без труда разыскал маленькую авиетку Монро-Альфы, извлек из кармана Клиффорда ключ и открыл машину. Свалив свою ношу на сиденье, он ввел в автопилот адрес Клиники и нажал клавишу пуска ротора. На данный момент он сделал все, что мог – полет над городом на автопилоте был быстрее, чем на ручном управлении. Правда, пройдет не меньше пяти минут прежде чем он доберется до Мордана, но даже в этом случае ему удастся сэкономить добрых десять – по сравнению с наземным транспортом. Это до некоторой степени компенсировало потерю времени на возню с Монро-Альфой.
Тем временем тот понемногу начал шевелиться. Гамильтон достал из шкафчика чашку, а из холодильника – флягу с водой. Растворив три капсулы, он протянул чашку Монро-Альфе. Клиффорд никак не реагировал, и Гамильтону пришлось похлопать его по щеке. Наконец Монро-Альфа выпрямился на сиденье.
– В-вшеммдело? – проговорил он, – Перестаньте. Что случилось?
– Выпейте! – Гамильтон поднес ему чашку к губам.
– Что стряслось? У меня болит голова.
– И должна – вы здорово стукнулись. Выпейте это. Полегчает.
Монро– Альфа послушно уступил. Гамильтон некоторое время наблюдал за ним, гадая, не придется ли снова оглушить Клиффорда, если память вернется к нему прежде, чем начнет действовать снотворное. Однако Монро-Альфа не проронил больше ни слова; он по-прежнему выглядел оглушенным, а вскоре крепко заснул.
Авиетка мягко приземлилась.
Гамильтон поднял панель коммуникатора, засунул ногу внутрь и надавил.
Раздался аппетитный звук хрустящего стекла и рвущихся проводов. Потом Феликс запрограммировал автопилот на полет в южном направлении, не оговорив никакого пункта назначения, и вышел наружу. Обернувшись, он протянул руку к клавише ротора, но заколебался и не нажал ее. Снова войдя в машину, он вытащил из автопилота ключ, вышел опять, включил ротор и пригнулся. Стоило ему захлопнуть дверцу, как маленькая машина взмыла вверх, занимая свой крейсерский горизонт.
Гамильтон не стал ждать, пока она скроется из глаз, повернулся и зашагал вниз по лестнице.
Монро– Альфа проснулся с пересохшим ртом, мучительной пульсацией в голове, рвотным спазмом в желудке и предчувствием надвигающейся беды -все это он ощутил именно в такой последовательности.
Он знал, что находится в воздухе, в собственной авиетке, один, но никак не мог сообразить, как и почему здесь очутился. Во сне его мучили какие-то кошмары – кажется, они имели к этому некоторое отношение. Он должен был что-то сделать.
Это был День – День Перемены! Вот это что такое!
Но почему он здесь? Он должен быть со своим полувзводом. Нет. Нет. Мак-Фи сказал…
Но что же он такое сказал? И где Гамильтон? Гамильтон – шпион! Гамильтон собирается их всех предать!
Надо было немедленно известить об этом Мак-Фи. Где он? Неважно – главное его вызвать.
Тогда– то Монро-Альфа и обнаружил, что коммуникатор сломан. А яркий солнечный свет снаружи подсказал ему, что уже поздно -слишком поздно. К чему бы ни привело предательство Гамильтона – оно уже свершилось. Слишком поздно.
Разрозненные кусочки воспоминаний понемногу начали вставать на места.
Монро– Альфа вспомнил неприятную встречу с Гамильтоном, поручение Мак-Фи, драку… Очевидно, от удара он потерял сознание. Теперь ему не оставалось ничего другого, как вернуться, обратиться к своему командиру и признаться в собственной неудаче.
Нет. Мак– Фи приказал ему убраться подальше и двое суток не показываться. Он обязан повиноваться. Целое больше любой из своих частей.
Но ведь этот приказ недействителен – Мак-Фи не знал о Гамильтоне.
Теперь он уже знает – в этом можно не сомневаться. А значит, приказ действителен. Как это сказал Мак-Фи: «Я решил не рисковать»?
Они ему не доверяли. Даже Мак-Фи принимал его за того, кем он и является.
Неуклюжий идиот, который – будьте уверены! – все на свете умудрится сделать не так и не тогда.
Он вообще никогда ни на что не годился. Все, на что он пригоден – это проделывать разные немудрящие фокусы с цифрами. Он и сам прекрасно понимал это. Понимал это и каждый встречный. Это понимала Хэйзел. Встретив девушку, которая ему по-настоящему понравилась, он не придумал ничего лучше, чем сбить ее с ног. Понимал это и Гамильтон. Гамильтон даже не снизошел до того, чтобы убить его – даже смерти он не удостоился.
По– настоящему в нем не нуждались и в «Клубе выживших» -даже в трудный момент. Они лишь хотели, чтобы он оказался в их распоряжении, когда настанет пора организовать учет при Новом Порядке. Именно об этом говорил с ним Мак-Фи, интересуясь, справится ли он с такой задачей. Разумеется, справится. Вот и все, что он представлял собою – просто-напросто клерк.
Ну что ж, раз им нужно от него именно это – он возьмется за это. Он не гордый. Все, о чем он просит – это право служить. Правильно поставить систему учета в государстве коллективистского типа – задача не из сложных.
Она не потребует много времени. А тогда он станет уже совсем бесполезен, и это послужит ему оправданием, если он захочет надолго уснуть.
Несколько утешившись сеансом полного самоуничижения, Монро-Альфа встал, прополоскал рот, выпил добрый литр воды и почувствовал себя немного лучше.
Пошарив в холодильнике, он обнаружил там банку томатного соку, выпил и ее тоже, после чего ощутил себя почти человеком, хотя и пребывающим в глубокой меланхолии.
Затем он попытался определить свое местонахождение. Машина парила, пролетев на автопилоте максимально допустимое расстояние. Земля внизу была скрыта тучами, хотя там, где находилась авиетка Клиффорда, сияло яркое солнце.
Автопилот выдал Монро-Альфе широту и долготу этого места, а по карте он определил, что находится над горами Сьерра-Невады, почти точно над парком гигантских секвой.
Это вызвало мимолетный интерес Монро-Альфы. «Клуб выживших» – в своем публичном, для всех открытом качестве – провозгласил своим почетным президентом Дерево генерала Шермана. «Отменная шутка,– подумал Клиффорд, – живое существо, идеально приспособленное к своей среде, старейшее на Земле и едва ли не бессмертное…»
Поврежденный автопилот заставил его призадуматься. Конечно, лететь можно и на ручном управлении, но в потоки движения над столицей при всем желании не впишешься, пока не заработает автоматика. Значит, надо найти какой-нибудь маленький городок…
Хотя нет – Мак-Фи приказал ему убраться подальше и двое суток не появляться на глаза, а брат Норберт рсегда знал, что говорил. Стоит Монро-Альфе появиться в каком-нибудь городишке, и он даже против воли может оказаться вовлеченным в военные действия.
Даже самому себе Монро-Альфа не признался бы, что дело не только в приказе, что боевой пыл в нем как-то иссяк, а слова Гамильтона посеяли сомнения в душе.
И все– таки с автопилотом надо было что-то делать. Собственно, ремонтная станция может оказаться и в парке -если учесть непрерывный поток туристов.
Здесь Перемена не может вызвать никаких сражений.
Монро– Альфа включил «туманное» зрение и устремился вниз.
Едва авиетка приземлилась, к ней направилась одинокая фигура.
– Парк закрыт, – объявил человек, приблизившись I эстолько, чтобы не надо было напрягать голос, – Здесь нельзя оставаться.
– У меня авария, – отозвался Монро-Альфа. – А почему закрыт парк?
– Понятия не имею. Какая-то заваруха там, внизу. Уже несколько часов назад всех егерей мобилизовали и направили на спецзадание, а нам пришлось выпроводить туристов. Кроме меня, тут не осталось никого.
– Вы можете починить авиетку?
– Могу… может быть. А что случилось?
Монро-Альфа показал.
– Это вам по силам?
– Только не переговорник. Для автопилота еще кое что наскребу. А что случилось? Похоже, вы сами его разбили…
– Нет. – Монро-Альфа достал из шкафчика излучатель и сунул в кобуру; смотритель носил повязку и потому сразу же смолк. – Я немного прогуляюсь, пока вы будете с этим возиться.
– – Да, сэр. Это не займет много времени.
Монро– Альфа извлек из бумажника двадцатикредитный банкнот и протянул смотрителю.
– Возьмите. А машину поставьте потом в ангар.
Ему хотелось остаться одному, ни с кем не разговаривать – и уж меньше всего с этим любопытным смотрителем. К тому же ему до сих пор не случалось бывать в парке. Разумеется, он видел эти места на экране – а кто ж не видел? – но ведь картинки все-таки не деревья… Клиффорд отправился в путь, хотя собственное душевное смятение поглощало его куда сильнее, чем окружающие гигантские секвойи.
Однако постепенно очарование места покорило его.
Не было ни солнца, ни неба. Стволы деревьев тянулись ввысь и там, над головой, терялись в туманной дымке. Стояла ничем не нарушаемая тишина. Даже звук шагов полностью поглощался толстым многолетним ковром палой хвои. Ни о каком горизонте здесь не было и речи – только бесконечные, уходящие насколько хватало глаз колонны: статные, стройные, не больше метра в диаметре, колонны сахарных сосен и массивные красно-коричневые колонны самих великанов. Они уходили во все стороны, и не было видно ничего, кроме деревьев. Деревьев, дымки над головой да ковра из опавшей хвои и кусочков коры под ногами, кое-где покрытого упрямыми пятнами несошедшего снега.
Время от времени припускал своеобразный здешний дождик – капало с ветвей далеких крон.
Не было тут и времени. Этот мир был, есть и будет, и он не нуждается во времени – казалось, деревья равнодушно отрицали само это понятие. Они могли признавать разве что времена года – так человек мимоходом замечает и сразу же забывает проходящее мгновение. Монро-Альфа ощущал себя рядом с ними слишком маленьким и суетным, чтобы быть ими замеченным.
Он остановился, а потом приблизился к одному из старейшин – почтительно, как и подобает младшему при обращении к старцам. Клиффорд коснулся его одеяния – сперва осторожно и робко, а потом, постепенно обретя уверенность, нажал всей ладонью. Несмотря на осевшую влагу, поверхность коры была на ощупь не прохладной, как у других деревьев, а теплой и живой. И сквозь эту теплую косматую шкуру в него стало перетекать ощущение спокойной силы. На том нижнем уровне сознания, где мысли еще не облечены в слова, Монро-Альфа ощущал уверенность, что дерево исполнено покоя и какого-то медлительного и смутного счастья.
Мало– помалу Клиффорда перестали волновать проблемы его собственного муравейника, ставшего на удивление далеким. Масштабы изменились, и яростные схватки этого мира утратили резкость очертаний, настолько размывшись как во времени, так и в пространстве, что Монро-Альфа перестал различать их детали.
К Патриарху он вышел неожиданно. Он просто брел лесом, воспринимая окружающее скорее чувствами, чем мыслями. Если и существовали какие-то знаки, способные предупредить о том, что ждет его впереди, Монро-Альфа их не заметил. Но открывшаяся его взгляду картина и не нуждалась ни в каких пояснениях. Другие гиганты были велики и стары, но этот господствовал над ними, как они господствовали над сахарными соснами.
Четыре тысячелетия стоял он здесь – все выдерживая, все преодолевая, создавая свои гигантские мышцы из живой древесной плоти. В дни его юности были молоды Египет и Вавилон. Пел и умер Давид. Великий Цезарь окрасил мозаичный пол Сената своей честолюбивой кровью. Мухаммед бежал. Христофор Колумб вконец надоел королеве… И белые люди обнаружили дерево, которое все так же вздымалось в высь и по прежнему зеленело. Они назвали его в честь человека, только этим и известного – Дерево генерала Шермана.
Но оно не нуждалось в имени. Оно было собой – старейшим гражданином этого мира, живущим вне тревог.
Монро– Альфа пробыл возле него недолго. Дерево помогло ему, но само его присутствие действовало на Клиффорда подавляюще -как и на всякого человека, когда-либо стоявшего у его подножия. Монро-Альфа повернулся и пошел назад, теперь, по контрасту, ощущая общество младших бессмертных почти с радостью. Не желая пока никого видеть, он сделал крюк и стороной обошел подземный ангар, возле которого оставил свою авиетку.
Вскоре дорогу ему преградила сплошная стена серого гранита, уходившая в обе стороны и вверх, в туман.
Туда же, наверх, вели ступеньки, искусно вырубленные в теле скалы, почти не нарушая ее естественности. У подножия этой узенькой лестницы Монро-Альфа заметил указатель: «Скала Моро». Но он и сам уже узнал ее – узнал, потому что не раз видел ее изображения и потому что она открылась ему на мгновение сквозь разрыв в тумане во время приземления. Это был громадный массив серого камня, высотой с горный пик и с добрую гору шириной – самое подходящее место для шабаша.
Клиффорд стал подниматься. Вскоре деревья исчезли. Не осталось ничего, кроме него самого, серого тумана и серой скалы. Чувство верха и низа стало зыбким, и Монро-Альфе пришлось сосредоточить все внимание на собственных ногах и на ступеньках, чтобы удержаться на них.