Хэмбли Барбара. Мать Зимы

   — Вот как? — Ингольд, похоже, отнюдь не был удивлен. — Я так и думал. — Он вновь замолк, прижимая пальцы к губам и глядя в ночь, словно там мог вновь узреть грезы дарков.
   — Ты об этом знал? — изумленно воскликнул Руди.
   — Конечно, знал. Я это видел, — подтвердил Ингольд. — В своих видениях в Гнезде. Я видел, но там не было... никаких объяснений. Мне это показалось безумием. Не могу передать, насколько я рад, обнаружив, что не сошел с ума. Спасибо вам, Руди и Джил.
   Протянув руку, он прикоснулся и к ее запястью, и Руди увидел, как они встретились взглядами... И увидел, как на мгновение застыл старик. Глаза Ингольда распахнулись, и с болью и недоумением он уставился на Джил.
   Руди понятия не имел, что он там увидел, но в тот же миг Джил переменилась в лице и поспешила отвернуться. В глазах Ингольда застыла боль, словно он вдруг узнал нечто новое и пугающее.
   Джил хранила молчание. Ее неподвижность была подобна неподвижности натянутого лука, нацеленного прямо в сердце. Возможно, — невольно подумалось Руди, — в ее собственное сердце.
   Ингольд набрал в грудь воздуха, чтобы заговорить, но так ничего и не сказал. Молчание сделалось невыносимым, и Руди, не выдержав, поспешил прервать его:
   — Э-э... так чего ждут эти парни? Дарки тебе сказали?
   Ингольд демонстративно поморщился, словно пытаясь за маской раздражения скрыть свои собственные чувства.
   — Дарки мне ничего не говорили, их ведь там нет, — Руди показалось, что в голосе его звучит облегчение. — Но я знаю ответ.
   Ингольд нахмурил седые брови, и морщины на его лице сделались глубже.
   — Существует гора, именуемая Сайкотл Ксиам, Мать Зимы; последний из пиков Змеиного Хребта, — это продолжение горного массива в Геттлсенде. Сайкотл Ксиам высится у равнины Хатиобар в сердце империи Алкетч, там, где столица Кхирсит лежит на побережьях Нихейского озера. Говорят, что ледники на ее склонах не таяли никогда. У самой горы ледяное сердце, хотя его никто никогда не видел.
   — Они там, — прошептала Джил, и Ингольд вновь взглянул на нее. Руди показалось, что оба они говорят об одних и тех же видениях и понимают друг друга без слов. То, что видел Ингольд в грезах дарков, Джил узрела в собственной отравленной крови...
   — Да. — Его губы шевельнулись, но с них не сорвалось ни звука.
   — Три мага, создающие образы под музыку флейты.
   — Да.
   — Их чары... — Она попыталась сказать что-то еще, но лишь содрогнулась и отвела взгляд. Когда же Джил заговорила вновь, то лишь для того, чтобы спросить: — Ты собираешься отправиться туда, верно?
   Ингольд кивнул.
   — Да.

* * *

   — Алкетч? — Энас Баррелстейв надул жирные щеки и нахмурился. — Боюсь, что об этом не может быть и речи.
   — Не может быть и речи? — Руди в изумлении повысил голос. — Мы говорим о... о магии, которая уничтожит весь мир, а вы говорите, что об этом не может быть и речи.
   — Я по-прежнему не понимаю, каким образом... Даже если эти создания, о которых говорил лорд Ингольд, и впрямь существуют, хотя я не поверю в это без доказательств... — начал лорд Скет, и его жена поспешила добавить:
   — И вообще, какое отношение к нам имеет извержение вулкана в Геттлсенде?
   — Должны быть, все-таки, какие-то приоритеты, — резонно добавил Лапит Хорнбим, и все представители Убежища, сидевшие за длинным столом Собраний закивали с согласным видом. — Конечно, если такая проблема существует, я согласен, что этим нужно заняться, но сейчас куда важнее для нас пополнить свои запасы. Необходимо послать вниз по реке отряды, но у моей матери есть еще один план...
   — Какого черта я должен с этим соглашаться?!
   — Откуда он вообще узнал об этих алкетчских тварях?
   — Конечно, мы ему верим, — добавила Филонис со второго северного яруса, хрупкая добродушная женщина, которой, судя по виду, было явно не пережить и следующих заморозков, не говоря уж о грядущем оледенении. — Просто есть вещи, в которых мы сейчас нуждаемся, и без помощи мага нам не обойтись. Кто-то должен нас предупредить, если опять надвинется ледяная буря.
   — Еще чего, — вмешалась леди Скет. — Хватит нам и одной. По счастью, уже лето, и других не будет.
   — Черт возьми! А я вас уверяю, — раздраженно парировал Руди, — что будут еще и бури, и заморозки, и мы все вымрем от голода, если Ингольд не уничтожит первопричину всего этого!
   Он заметил, как при этих его словах Баррелстейв переглянулся с лордом Скетом, а затем оба они выразительно покосились на Тира.
   — Тогда, возможно, тебе следует сообщить лорду Ингольду, когда он вернется, — сухим тоном начал лорд Анкрес, — что...
   — А когда он, собственно, вернется?
   — Лично я предлагаю, — сердито добавил лорд Фнак, — чтобы по возвращению мы сурово высказали ему свое недовольство за то, что он бросил нас в такой ответственный момент. Он должен исполнить свой долг...
   — И принять во внимание — что?
   — А кроме того...
   — Так вот, моя мать предлагает...
   — Будьте вы все неладны, — Руди неслышно затворил за собой дверь, ведущую в зал Совета, и подошел к Джил. На своем месте он оставил иллюзорного двойника, который минут на сорок вполне мог заменить оригинал, если только никто не станет к нему обращаться, — а это было маловероятно.
   — Похоже, им не слишком понравилась мысль о том, чтобы отпустить Ингольда на юг. — Джил шагала рядом с Руди, надежно укрытая покровом его чар.
   — Они все недоумки! — Руди говорил очень тихо, но при этом так размахивал руками, что едва не сбил шапку с головы Тремута Фаррера. Весь день накануне Совет спорил, следует ли экспроприировать кур, которых нелегально разводили обитатели Убежища, — яйца служили расхожей монетой, на которые приобреталось все, что угодно от лучших помещений до сексуальных услуг, — а тем временем Викеты, Гатсоны и Биггары успели укрыть своих несушек на пятом ярусе. — Если Ингольд не остановит этих трех деятелей, которые портят нам погоду, то придут новые ледяные бури, а на будущий год тут вырастет сланч в шесть футов толщиной.
   — Если лорд Скет, Баррелстейв и их сообщники сумеют настроить гвардейцев и жителей Убежища против Минальды в отсутствие Ингольда, — заметила Джил, — то неприятности начнутся гораздо раньше. — Она поудобнее перехватила сверток, который несла под плащом. Он был куда более массивным, чем накануне. Руди не хотел знать, откуда ей удалось раздобыть столько еды. — Ты же слышал, что они нашептывают гвардейцам: якобы Ингольд мог остановить бурю, если бы пожелал, или мог бы спасти ребятишек. Одному Богу известно, какие сплетни распускают болваны типа Биггара на пятом ярусе.
   В глазах Джил застыла непреходящая тревога, и у нее появилась странная манера ощупывать свои руки и запястья, словно в поисках чего-то, что она очень опасалась там обнаружить.
   — Теперь это просто, потому что люди напуганы. Черт, я и сама напугана до ужаса.
   И Руди чувствовал это. Но Джил боялась вовсе не зимы и не подледных чародеев.
   На ступенях Убежища они едва успели отпрянуть в сторону, чтобы не налететь на Скелу Хогширер, которая вместе с подружками вылетела откуда-то из бокового коридора.
   Одна из девочек держала Скелу за запястье и сердито вопила:
   — Она меня укусила! Она меня укусила! — А все прочие принялись собирать бусины, рассыпавшиеся по ступеням. Руди понятия не имел, что происходит, да это его и не интересовало. День выдался ясным, тепло понемногу возвращалось на землю, вновь предвещая весну. Люди трудились на полях, готовясь к повторной посевной.
   По этому поводу на Совете тоже велись бурные дискуссии: высаживать ли зерно или придержать его, чтобы накормить людей зимой и осенью.
   К тому же никто не может быть уверен, прав ли Ингольд.
   — Что ты хочешь этим сказать? — сердито воскликнул Руди. — Ингольд видел все своими глазами.
   — Ингольд говорит, что видел это, — резонно указала Джил. — Если бы ты не был магом, ты бы ему поверил?
   — Конечно, да!
   Он сказал так скорее из чувства долга, и тут же сам понял, насколько глупо это прозвучало. Джил лишь иронично приподняла брови и промолчала.
   Ингольд ожидал их в рощице неподалеку от дозорных башен. Выглядел он лучше, чем прошлой ночью: должно быть, успел немного поспать и отдохнуть.
   — Ты был прав, — сказал ему Руди, пока старик разбирал вещи, которые они ему привезли: одеяла, провизию, сменную одежду, лекарства. — Эти болваны собрались посадить тебя под замок, как только ты вернешься, и придумать что-нибудь, чтобы не дать тебе опять сбежать.
   — А я именно это и намерен сделать. — Ингольд выпрямился, глядя на черный монолит Убежища, видневшийся за деревьями. Над стенами по-прежнему висел синеватый дым, даже подпорченное мясо продолжали доставлять из Ворнсвила и Манса, и коптильни работали в нем и ночью.
   — Я бросаю их на произвол судьбы... Возможно, просто из-за какой-то безумной идеи. То, что я способен творить магию, еще не означает, что я не подвержен галлюцинациям, — проговорил он, обращаясь к Руди. — Я мог поверить в какой-то обман.
   — Хм...
   — Кто-то подстроил то нападение на меня, — спокойно заметила Джил. — И на тебя тоже. Кто-то... говорит со мной. Шепчется у меня в голове.
   Руди заметил, как они переглянулись между собой. В воздухе повисло молчание, полное невысказанных слов. Наконец, Ингольд негромко произнес:
   — Дитя мое, если бы только я мог... обойтись без тебя в этом путешествии... Но это невозможно...
   — Ты же видишь сам, — с застывшим лицом отозвалась она. — Верно?
   Если бы речь шла не о Джил, Руди мог бы поклясться, что слезы выступили у нее на глазах.
   — Ты это видишь.
   Он кивнул и отвернулся.
   — Да, я...
   Она продолжила, коснувшись его руки и понизив голос:
   — Если бы я знала, как с этим бороться, то сделала бы все возможное, Ингольд. Клянусь! Но сон возвращается, и всякий раз велит мне убить тебя.
   Шокированный, Руди подскочил на месте, а Ингольд поднял голову и взглянул на Джил, словно надеялся, что она скажет что-то совсем другое, но она этого не заметила, ибо смотрела на свои руки, сцепленные на поясе.
   Джил продолжила, машинально ощупывая запястья.
   — Клянусь, что такого не произойдет. Если будет совсем плохо, я скажу тебе, и ночью ты сможешь связывать меня. Днем все в порядке, но я крутила ситуацию в мозгу и так, и эдак, и другого выхода не вижу. Я должна отправиться с тобой.
   Она по-прежнему избегала встречаться с Ингольдом взглядом и говорила торопливо, словно произнося заранее заученные слова:
   — Я бы осталась здесь, если бы могла. Будет трудно, и порой я начинаю сомневаться: может, я потому так уверена, что нужна тебе, что Они внушают мне эту иллюзию. Они хотят, чтобы я стояла у тебя за спиной с мечом в руке, но клянусь, что скорее умру, чем причиню тебе зло.
   Ингольд долгое время молчал, глядя на Джил. Пару раз порывался заговорить, но так и не решился. Наконец, он взял ее за подбородок и заставил взглянуть себе в глаза.
   — Нет, дорогая моя, — ласково промолвил он. — Ты всегда будешь мне нужна. — Он хотел было сказать что-то еще, но опять осекся и спросил лишь: — Ты выдержишь такое путешествие?
   Джил вздохнула поглубже и расправила плечи.
   — Полагаю, у нас нет выбора.
   — Верно, — кивнул маг. — Выбора нет. Руди...
   Повернувшись, он сжал руки ученика в своих ладонях.
   — Мне жаль, что я ничем не могу тебе помочь, — сказал он негромко. — Даже если я не сошел с ума, — а у меня нет уверенности, что видения, явившиеся мне, и ночные кошмары Джил имеют хоть какое-то отношение к реальности, — я прекрасно сознаю, как несправедливо поступаю по отношению к тебе. Но... Джил права: у нас попросту нет выбора.
   Руди вздохнул.
   — Я был бы рад поспорить с тобой, дружище, но не могу. К тому же ты знаешь: Джил слишком часто оказывается права.
   Ингольд улыбнулся. Боль по-прежнему жила в его глазах, и неожиданно Руди подумалось, что старик мог увидеть в Гнезде дарков что-то еще очень важное, о чем он пока никому не сказал.
   — У тебя есть две основные задачи, — обратился Ингольд к Руди. — Во-первых, отыскать эти земляные яблоки, о которых говорил Тир.
   — Да, черт возьми. — Джил торопливо потерла глаз мозолистыми пальцами. — В семнадцатом веке картофель произвел пищевую революцию, когда попал в Ирландию и Германию из Нового Света. И если мы сумеем его отыскать... Это решит многие проблемы.
   — Но еще важнее другое, — продолжил Ингольд. — Ты должен как можно быстрее выяснить, каким образом габугу попали в Убежище. Даже если я не сошел с ума, все равно твоя задача будет не легче моей. То, что ожидает меня подо льдом в недрах Матери-Зимы, также является ответом на происходящее в Убежище. В этом я уверен. Но вот сумеете ли вы выжить, спасти людей...
   — Мы справимся, — пообещал Руди с оптимизмом, которого в душе вовсе не ощущал, и по ответной улыбке Ингольда понял, что старого мага ему не удалось обмануть ни на миг. — Может, нам придется нелегко, но как-нибудь сдюжим. Во всяком случае, я бы не хотел поменяться с тобой местами.
   Приблизившись, Ингольд крепко обнял Руди, который в этот миг изо всех сил старался не думать о том, что станет с ними со всеми, если старик погибнет на юге.
   — Будь осторожен, дружище, — сказал он. — Если повезет, то к вашему возвращению мы все Убежище завалим картошкой фри.
   «Если только Тир вновь пожелает говорить со мной», — подумал он с горечью, вспоминая ненавидящий взгляд мальчика и его няни Линнет.
   Старый маг-бродяга и худощавая женщина взвалили себе на спину дорожные мешки и неслышно, точно призраки, выбрались из пещеры, окутанные чарами неприметности. Дозорный на вершине смотровой башни негромко выругался, когда внезапно из руки у него упало копье. Пока он нагибался, чтобы его поднять, Джил и Ингольд успели пересечь открытую площадку. Руди обернулся к черностенной цитадели, которую уже давно привык считать своим домом.
   «А что, если Альде придет срок рожать до его возвращения? — в отчаянии подумал он. — Что, если налетит ледяная буря? Или стрясется еще какая-нибудь беда, с которой мне, по неопытности, не справиться? Что, если габугу начнут нападать на людей? Что мне делать?»
   Правда, Вот обещал, что брат Венд и Илайя, — сейчас ей должно быть лет девятнадцать или двадцать, а Руди-то помнил ее еще совсем девчонкой, — скоро прибудут сюда. Но что, если они задержатся в дороге?
   «Скажу одно, лучше бы в Убежище поскорее нашелся подросток, которого я смог бы учить магии. Иначе, случись что-нибудь непредвиденное, — и мы пропали».
   Он обернулся в сторону перевала, но не увидел там и следа старого мага и женщины, готовой следовать за ним хоть на край света.
   Руди двинулся по направлению к Убежищу, но не успел войти туда, как вдруг целая толпа, состоявшая в основном из членов Совета и их родичей, высыпала ему навстречу. Баррелстейвы, Скеты, Корам Биггар со своими приспешниками, Майя, Хогширер, Хорнбимы и наемники Анкреса, — все они что-то кричали и в ярости размахивали руками...
   «Черт бы вас побрал, — подумал Руди, отступая в сторону и поплотнее запахиваясь в покров иллюзий, обещавший ему невидимость. — Мне это сейчас совсем ни к чему. Пусть ваш агент созвонится с моим агентом».
   Но вместо того, чтобы двинуться дальше, толпа внезапно остановилась, и из недр ее раздался пронзительный голос:
   — Вот он! — К Руди бросилась Скела, Дочь Варкиса Хогширера, с ненавистью глядя на молодого мага своими глазками-пуговками. Обернувшись через плечо, она прокричала отцу: — Я видела, как он встречался с Ингольдом. Я видела, как Ингольд и Джил-Шалос сбежали в сторону перевала, точно воры...
   «Черт бы побрал ее длинный язык», — невольно подумал Руди, а затем, когда Минальда с сердитым видом выступила вперед, он внезапно осознал, что все это значит.
   «Проклятье!»
   Потрясенный до глубины души, он встретился взглядом с краснощекой девчонкой и понял, что она видит его, невзирая ни на какие чары и иллюзии. И точно так же она видела Ингольда.
   Вот кого мы искали все эти пять лет.
   Вот новый маг Убежища...

Часть вторая
УСЫПАЛЬНИЦА СЛЕПОГО КОРОЛЯ

Глава первая

   Руди вновь увидел Лысую Даму на следующую ночь после того, как Ингольд покинул Убежище. На сей раз ее лицо явилось ему во сне еще более четко. Возможно, потому, что накануне он опять рассматривал архивные кристаллы на просмотровом столе. Он уже запомнил их всех: Парня с Кошками, Гнома, с пальцами, унизанными драгоценными перстнями, Черного Барта, сурового и полного достоинства, с искоркой в золотистых глазах... Поэтому Руди ничуть не удивился, что она приснилась ему вновь.
   На самых ранних картинках она была довольно молодой, на других — среднего возраста. Очень странно было увидеть ее совсем старухой. Все равно как смотреть подряд фильмы с Кэтрин Хепберн и осознать, что где-то в промежутке между «Филадельфийской историей» и «Львом зимой» мисс Хепберн побывала в аду.
   Лысая Дама, все такая же невыразимо прекрасная, спускалась по длинной обсидиановой лестнице в облаках неяркого свечения; на ней по-прежнему был темно-синий плащ. Она горделиво несла голову, но из глаз беззвучно катились слезы. На сей раз они оказались в самых недрах Убежища. Вдоль стен подземелья повсюду были расставлены каменные цистерны, в которых вода отбрасывала мерцающие блики на потолок и на металлические машины, увитые проволокой и нитями стеклянных бус. Что было весьма непривычно для архитектуры Убежища, — в стенах зала были проделаны ниши глубиной в четыре или пять футов и высотой в два человеческих роста. В углу Руди заметил черный просмотровый стол. Наверное, чтобы можно было читать технические инструкции, — подумал он. Одну за другой женщина коснулась машин, проходя мимо, словно впитывая сквозь пальцы их силу, а затем двинулась к выходу. В каждом движении ее ощущалась боль и горечь поражения.
   «Кто ты такая? — попытался воскликнуть Руди, но, как это всегда бывает во сне, с уст его не сорвалось ни звука. Во всяком случае Лысая Дама не обернулась. — Куда ты идешь? Где ты спрятала все ответы?»
   Он потянулся, пытаясь ухватить ее за руку, но не сумел. Слезинка скатилась по щеке у женщины, сверкая отраженным магическим светом, а затем Лысая Дама скрылась во мраке.

Глава вторая

   Первая же деревня в Алкетче, куда зашли Джил и Ингольд, сгорела дотла спустя пару часов после их прибытия. Похоже, — подобное было не редкостью в эти дни на землях, лежащих между Пенамброй и королевством Далак-ар к северу от Алкетча, и все же это трудно было назвать благоприятным предзнаменованием.
   — Настоящий конец света, — заявила им домоправительница самого крупного землевладельца в этих местах, стоя в дверях кухни с охапкой белья, — в доме она была также швеей и прачкой. — Сперва явились дарки, посланные владыкой демонов, дабы отделить истинно верующих от еретиков. С той поры все несчастья обрушились на наши земли, начиная от желтой лихорадки и голода и кончая смертью старого императора с сыном и восстанием, которое устроила его дочь.
   Женщина устало покачала головой.
   — Должно быть, тут тоже потрудились демоны.
   Насколько Джил могла судить, ей было лет сорок, хотя трудно сказать наверняка: ведь по южному обычаю она прятала волосы под чепцом и накидкой. На вид женщине можно было дать и шестьдесят: у нее была обвислая кожа, как у человека, который некогда был очень полным, а затем резко похудел.
   — А теперь армия все время воюет. Лорд на-Чандрос и генерал Эсбошет со своим юным королем, как будто по своей воле он может сделать младшего братца наложницы принца новым наследником... Тьфу! Да тут еще и епископ всех боеспособных мужчин собирает в свое войско, как будто бедному отцу Кримайлу больше не о чем беспокоиться.
   Отец Кримайл, насколько поняла Джил, был главой местной церкви и хозяином дома, самым богатым землевладельцем в округе.
   За последние пять лет она почти не бывала в других поселениях, кроме Убежища, — если не считать периодических налетов окрестных грабителей, — и потому для Джил казалось непривычным общаться с новыми людьми. До этого момента она и не подозревала, что превратилась в такую отшельницу. Сейчас ей казалось удивительным и непривычным все: и этот кирпичный дом с розоватой побелкой, и то, что люди жили здесь бок о бок со свиньями и коровами, не считая привычных кошек, собак и кур. Странно было чувствовать запах перца и корицы, доносившийся с кухни, странно было не только видеть, что все женщины вокруг, начиная с самых юных, скрывают волосы под вуалью, но чувствовать на себе их взгляды и слышать оскорбительные словечки в свой адрес потому, что она была не похожа на них.
   Дарки побывали здесь, — это казалось очевидным. Многие дома явно были недавно отремонтированы, а из разговоров Джил поняла, что люди стараются не выходить из дома после наступления темноты. Однако истинным бичом в Алкетче была политическая анархия, воцарившаяся после прихода дарков. Следом пришла желтая лихорадка, — по пути они с Ингольдом миновали кладбище, где было немало свежих могил, — несколько лет голода и засухи. Платье и головной убор домоправительницы казались выцветшими и потрепанными, а конюшни, которые сейчас чистил Ингольд, явно могли вместить куда больше лошадей и домашнего скота, чем там содержалось сейчас.
   Когда Джил предложила своему спутнику, чтобы они зарабатывали на пропитание целительством, как на севере, он лишь покачал головой.
   — Теперь мы в Алкетче, дитя мое. Здесь даже обычные травники нуждаются в одобрении Церкви. — Он почти не использовал магию с тех пор, как они перешли границу, если не считать скрывающих чар, чтобы уберечься от всевозможных разбойников и вооруженных отрядов, во множестве бродивших по окрестностям, а также особого заклятья, дающего возможность понимать и говорить на чужом языке. Таким образом, домоправительница, беседуя с Джил, даже не подозревала, что та говорит с ней вовсе не на ха'але.
   Здесь, в Далак-аре, люди были смуглыми и синеглазыми, но порой у детишек Джил замечала белые волосы и серебристые глаза истинных алкетчцев. По словам Ингольда ближе к столице дистанция между черными и белыми соблюдалась куда более строго. Накануне из укрытия среди камней Джил наблюдала, как проезжает один такой военный отряд: суровые длинноволосые воины со снежно-белыми или черными, как ночь, прядями, — третьего не дано, — собранными в хвост и выпущенными через навершие высоких красных шлемов, словно плюмажи.
   Все они ехали верхом... Джил за последние пять лет не видела столько лошадей.
   И все они были мужчинами.
   Джил пыталась убедить себя, что именно поэтому люди так и пялятся на нее, — хотя, Бог свидетель, живя на границе, они наверняка видели немало женщин-разбойниц в штанах и с оружием. Она убеждала себя, что происходившее с ней еще не могло стать видимым стороннему взгляду.
   Но то и дело она отвлекалась от работы, чтобы коснуться своего подбородка, лба, запястий и предплечий. Возможно, изменения и впрямь еще не были заметны. Ингольд ничего не говорил.
   Возможно, даже эта уверенность, что она мутирует подобно тем животным, вообще была иллюзией, как псевдовоспоминания, заполнявшие ее сны и являвшиеся теперь даже наяву. Воспоминания о том, как Ингольд насиловал ее, избивал и осыпал ругательствами... Порой она еще помнила, что такого быть не могло. Однако, иногда не могла отличить истину от иллюзии и точно так же не могла сказать, действительно ли руки ее становятся длиннее, а пальцы превращаются в когти, как у той твари, что укусила ее. Она старалась заглянуть в любую отражающую поверхность, которая попадалась ей на пути, — чтобы, наконец, узнать правду.
   Но правда от нее ускользала. Иногда Джил была не в силах сосредоточиться на собственном отражении. Иногда ей казалось, что она выглядит совершенно нормально. Иногда осознавала, что уже не помнит, что такое — нормально.
   — Джил? — Ингольд с озабоченным видом стоял у входа в конюшню. — Ты в порядке?
   Ей это кажется, или он и впрямь как-то странно смотрит на ее лицо? На ее руки?
   — Ты это видишь? — сказала она ему, и он ответил: «Да».
   О чем еще он мог говорить, если не об этом? Джил распрямила плечи.
   — Я просто размышляла о том, что в этих краях для женщин, похоже, годится любая работа, только она не имеет права защищать себя с оружием в руках.
   Ингольд улыбнулся.
   — Моя дорогая Джил, лучшая защита женщины — это не попадаться мужчине на глаза и верить во всех святых. — Колдун потер затекшие плечи и уселся рядом с Джил на лавку, поднося к губам флягу с водой. — Спроси хоть у кого хочешь.
   Взяв в руки посох, он начертал в пыли слово.
   — Это — аттис: мужчина. Видишь значок диакритики? Это почетная частица, но она всегда является частью написания этого слова. Все мужчины — Почетные Люди. А вот — таттиш, женщина. Дословно — не-мужчина. А если точнее, не-из-нас. И, как ты можешь заметить, никакой почтительной диакритики.
   — Так, значит, мы в империи, которая мыслит почтительными диакритиками? — Джил криво усмехнулась, и на какое-то мгновение мир стал совсем прежним.
   — В общем-то, да. Смотри: пио-ан: колдун. А вот — то-ян: демон. — На всех домах здесь были начертаны знаки против демонов, а также традиционные изображения святых.
   — Эти две точки означают «не человек». Их ты можешь увидеть в названиях всех животных, кроме лошадей, ястребов и кошек. Кстати сказать, у лошади, ястреба и кошки, принадлежащих императору, имеются почтительные значки, которых нет в именах его жен. Вот почему человек может смертельно оскорбить кого-нибудь вроде нашего однорукого друга, Ваира на-Чандроса, просто назвав его лошадь катушъ вместо кат-тушъ — смертельно для себя, а не для него, разумеется.