Хэмбли Барбара. Мать Зимы

   Но в кристалле не возникло никаких образов. Ничего — хотя пару мгновений назад он видел там отражение Минальды, Тира и комнаты, которую так хорошо знал. Разумеется, если маг этого не желал, другой маг не мог увидеть его. Однако невозможно было не почувствовать зова волшебного кристалла. А Руди ощутил лишь пустоту, подобную глухой тьме, и странное, необъяснимое ощущение... какой-то силы, подобной приливной волне.
   Он потряс головой, чтобы избавиться от загадочного ощущения.
   — Что за чертовщина?..
   Немного поразмыслив, он призвал в сознании образ колдуньи Кары, жены Томска Тиркенсона, однако все его старания уперлись в ту же глухую тьму. И опять это странное чувство. Сила, чужие заклятья, ощущение мощного движения, ощущение злобы. Злобы? «Как подземная река», — подумал он внезапно.
   И все же было в этом нечто знакомое, нечто привычное.
   И почему вдруг он подумал о Калифорнии? Одного за другим он пытался вызвать их всех: рыжеволосую красотку Илайю, застенчивого брата Венда, менестреля Дакиса, способного управлять облаками с помощью своей лютни, и даже злобную мать Кары, старуху Нэн, — всех колдунов, нашедших убежище в Геттлсенде, когда пять лет назад они были изгнаны из Ренвета по нелепому приказу фанатичной аббатисы Джованнин.
   Безрезультатно. Каждый раз одно и то же.
   Руди машинально потряс кристалл, словно в надежде, что в нем что-то стронется, щелкнет и встанет на место. Восторженные вопли, доносившиеся с другого конца просторного зала, привлекли его внимание. Там дети играли в какую-то игру. Прислушавшись, Руди обратил внимание, что малыш, прятавшийся за лавкой, кричит, размахивая самодельной куклой:
   — Это Лесной Страшила! Лесной Страшила тебя схватит!
   И детишки разбежались с истошными воплями, словно спасаясь от чудовищ.
   Длиннорукий и коротколапый, с крохотной безглазой головкой на длиннющей шее, — Лесной Страшила был уменьшенной, но точной копией той твари, которую Руди видел в Убежище.

Глава четвертая

   В стране снов, куда уходила Джил, был свет, но не было солнца. Небо казалось фарфоровым, сероватым и без всяких теней; совершенно незнакомая земля. Сланч застилал ее до самого горизонта, где высились горы. Где-то вдалеке, среди полей сланча резвились какие-то твари, похожие на ту, которую Джил видела за окном — бесформенное тело, гигантская пасть и щупальца, заканчивающиеся тяжелыми клешнями. Неожиданно она увидела, что с ней рядом идет, опираясь на посох, какой-то старик и, к изумлению своему, узнала чародея Вота, прежде бывшего архивариусом Совета Магов в Кво. «Что делает Вот на другой планете? — изумилась она, когда старик, остановившись, распрямил костлявые плечи и желтыми глазами уставился куда-то вдаль. — Он ведь должен быть в Геттлсенде».
   Вот ткнул посохом, пронзая какую-то тварь, прятавшуюся в недрах сланча, затем он поднял посох, чтобы взглянуть на нее поближе: существо было похоже на влажную розоватую резиновую шапочку, покрытую зияющими язвами. С пояса колдун снял кинжал, и кончиком его ткнул в одну из этих язв. Все они раскрылись одновременно, как липкие маленькие рты, и принялись извергать потоки слизи, оставлявшие на коже человека ожоги, как от кислоты.
   Вот выронил посох с беззвучным воплем боли и отвращения. Над головой его в белесом небе проносились какие-то темные тени, гнавшиеся за краснохвостым ястребом с ужасающей скоростью. На глазах у Джил один из бесшумных охотников, также вооруженный клешнями, нагнал птицу, — и вскоре от нее осталось лишь облачко окровавленных перьев, медленно осыпавшихся на землю.
   «Это не другая планета, это и есть Геттлсенд». Она ощутила едва уловимый запах, — словно кто-то, не имеющий ни обоняния, ни вкуса, пытался сымитировать аромат дыни, а затем откуда-то издалека донеслась музыка, — как будто глубоко под землей играли на флейте.

* * *

   Дети по-разному называли Лесного Страшилу. Как и Тир, они именовали его габугу, но также — лесовиком и даже феей.
   — Они слишком уродливые для фей, дурачок, — заявила Лирта Гроув мальчугану по имени Реппитеп, и тот расплакался. Реппитеп видел одну из этих тварей в лесу, недалеко от аллей, когда собирал хворост.
   — Наверняка он врет, — заявила Лирта, встряхивая рыжей шевелюрой. — К тому же его мать — шлюха. Я бы не испугалась никакого дурацкого габугу. И папа говорит, что их вообще не бывает.
   — Твой папа наверняка то же самое говорил и про дарков, — заметил Руди. Мать Лирты тут же поспешила разогнать ребятишек, опасливо косясь на мага через плечо. Даже во сне прикорнувший в уголке зала Руди ощущал бремя чужого гнева и страха, мешавшего ему дышать. Кажется, он видел во сне равнины и пустыни Геттлсенда, жарился под лучами беспощадного солнца, вдыхал запах пыли, камней и травы на склонах черных гор. Еще ему снилось Калифорния, — хотя такого не случалось уже много лет. Он словно бы лежал в постели в крохотной материнской квартире, чувствуя, как здание сотрясается всякий раз, когда гигантские грузовики трясутся снаружи по раздолбанной Арлингтон-авеню.
   Вокруг творилось нечто, не дававшее ему покоя, но он никак не мог понять, в чем дело.
   На рассвете он вышел еще раз взглянуть на сланч Фаргина Гроува.
   Гроув пошел с ним, жалуясь всю дорогу на членов Совета Поселений — из которого он вышел после того, как там отказались сделать его старейшиной, — по его словам там заседали одни трусы и ретрограды, мешавшие жить «настоящим мужчинам» типа него самого.
   Все то же самое Руди не раз слышал и в Убежище. Строго говоря, все земли вокруг принадлежали Минальде, а помещения в Убежище — Тиру. Но богачи типа Варкиса Хогширера и Энаса Баррелстейва все время пытались ограничить королеву и маленького короля в правах и разделить само Убежище и прилегающие земли между теми, кто там жил, — разумеется, одним из этих людей был и сам Энас Баррелстейв. Выступали эти люди и против таких вельмож, как лорд Анкрес и лорд Скет, а также менее влиятельных лордов, которые прибыли в Убежище с солидными запасами провизии, и потому сумели занять там достойное место. Все эти свары прекращались лишь когда спокойствию Убежища угрожали разбойники или Всадники. По традиции, в дворянских семействах все мужчины учились фехтованию, и именно они были главной защитой простых людей.
   Со своей стороны, лорды презирали таких людей, как Гроув и Энас Баррелстейв, разбогатевших и обзаведшихся землей. Еще один из этой когорты — Варкис Хогширер — был ростовщиком, и Руди искренне презирал его, особенно после того случая, как по весне Хогширер каким-то образом узнал, что с юга в долину направляется торговый караван. Он выехал ему навстречу, скупил иголки, пуговицы, зерно, плуги и ткани, а затем стал перепродавать все это в четыре-пять раз дороже. С той поры других торговцев в долине не появлялось, хотя Руди каждый день следил за дорогами с помощью магического кристалла.
   Как и предполагал молодой маг, сланч на полях Гроува оказался в точности таким же, как и повсюду. Тем не менее, ему не верилось, чтобы эта дрянь распространилась так быстро. Наверняка, когда Гроув засевал поле, сланч уже был здесь, но на него просто никто не обратил внимания.
   Тем не менее, он тщательно проверил все вокруг в надежде отыскать нечто необычное, что помогло бы им с Ингольдом.
   Разумеется, он ровным счетом ничего не нашел.
   Сланч никогда не менялся. Похоже, он был растительного происхождения, но не имел ни листьев, ни зерен, ни корней, и Руди не знал, какую функцию выполняют тоненькие отростки, которые сланч пускал в землю. Кроме того, было непонятно, почему гибнет вся растительность вокруг. К тому не было никаких внешних причин — но все же это происходило.
   В сланче жили черви — огромные, медлительные и, как обнаружил Руди, на удивление агрессивные. Они кидались на него, шлепая круглыми красноватыми отвратительными ртами.
   — Какая мерзость, — пробормотал он, отступая прочь и отбрасывая одну из тварей на пару ярдов в сторону кончиком посоха. — Надо поймать эту гадину прежде, чем возвращаться домой.
   Интересно — это обычный червяк, обожравшийся сланча, или какой-то новый необычный вид?
   Наверняка, Ингольду это известно. Ингольд обладал невероятными познаниями во всем, что касалось древней магии и естественной истории, — порой Руди не верил, что сможет когда-нибудь сравниться со своим наставником.
   Однако, когда он попытался связаться с Ингольдом, расставшись с Гроувом вскоре после полудня, то ничего не увидел в магическом кристалле. Руди повертел его и так, и сяк, пытаясь уловить бледные солнечные лучи, пробивавшиеся сквозь крону яблони, под которой он сидел, и погрузился в полутранс. Наверняка, они где-то в пути. Ну, может быть, остановились перекусить... Ингольд...
   Ничего. Лишь то же глубинное, неприятное тянущее ощущение, чувство тяжести, жара и давления, а еще глубже — ярость и страх, словно там действовала какая-то магия, неведомая людям.
   — Ну, давай, — прошептал Руди. — Нельзя же так!
   Он очистил сознание, упорядочивая мысли. Может, Вот в Геттлсенде знает, что происходит, и сможет объяснить, почему нет связи. Возможно даже, ему известно, что это за безымянное чувство и загадочный ужас.
   Не добившись ничего, Руди по очереди пытался вызвать каждого из колдунов Геттлсенда, как делал это прошлой ночью. Потерпев неудачу, он призвал образ Минальды, и тут же увидел ее в недрах кристалла. Она стояла посреди поля в ярком шелковом платье и о нем-то спорила с Энасом Баррелстейвом. Еще более взволнованный, Руди опять попытался вызвать Ингольда. Проклятье!
   Он сунул кристалл в кожаный мешочек и спрятал его в карман куртки. День был довольно теплым. Может, холода, наконец, закончились и наступило лето?
   И вовремя, черт побери! Руди сомневался, что Убежище сможет пережить еще одну такую зиму.
   Ясный, как колокольчик, до него донесся голосок Лирты Гроув, бранившей кого-то. Девочка стояла у калитки в частоколе вместе с двумя поселковыми парнишками. Через пару лет она станет такой же несносной, как дочь Варкиса Хогширера, Скела, наглая и пронырливая, склонная к воровству. Руди невольно задавался вопросом, по каким таким кармическим законам в любой группе детишек всегда найдется хоть один такой уродец. Он помнил их еще по своей школе...
   Наблюдая за малышней из-за изгороди и слушая их голоса, Руди подумал о пастушатах в Убежище и о детишках, державшихся за материнские юбки, когда женщины были заняты стиркой. Смотрел он на них не только потому, что любил детей, но и потому что, подобно Ингольду, надеялся на чудо.
   Он ждал.
   — Дарки знали, что магия — единственная защита, которую может выставить против них человечество, — сказал ему как-то раз Ингольд, когда они с Руди разыскивали Тира, заигравшегося с другими ребятишками в Убежище. Конечно, Руди знал, что с ними Тир в безопасности, но ведь мальчугану было всего четыре года...
   — Они напали на Город Магов, уничтожив почти всех его жителей; они достаточно хорошо знали меня, чтобы начать за мной охоту. — Старик нахмурился, опираясь на посох. — И последние пять лет я все больше начинаю опасаться того, что дарки охотились также на детей, наделенных колдовским даром. На будущее поколение магов.
   — О, господи, — пробормотал Руди. Это звучало вполне логично.
   Склонность к волшебству обычно проявлялась в детях сызмальства, лет с пяти, а то и меньше, по словам Ингольда, а затем исчезала вплоть до полового созревания. Последние пять лет Ингольд пристально наблюдал за подрастающим поколением.
   Никто из них не выказал ни малейших склонностей к магии. Тед, старший из пастушат, стал при Ингольде кем-то вроде добровольного помощника в его химических и физических опытах, но колдовством так и не овладел. Он просто любил всевозможные устройства и в свободное время занимался зеркалами, усиливавшими свет в гидропонных залах. Остальные дети и вовсе не выказывали склонности к магии. Руди гадал, сколько это еще продлится.
   С мешками для сбора хвороста малыши направились к лесу. В поселениях требовалось немало дров: хотя ночи здесь были теплее, чем в долине, но каменные дома хуже держали тепло, чем Убежище. Руди проследил за ними взглядом. Лирта Гроув бежала налегке, как и положено хозяйской дочери; светловолосый малыш Реппитеп с трудом поспевал за ней.
   Когда дети скрылись за деревьями, Руди взглянул на зеленый склон холма, на серебристый ручей с берегами, густо поросшими зеленью, и на темный лес, начинавшийся чуть дальше.
   «Там, где деревья растут густо...» — говорили ребятишки. Именно там некоторые из них видели Лесного Страшилу.

* * *

   Почти час ушел у молодого мага на то, чтобы добраться до тех деревьев. Пробираясь по берегу ручья, Руди принялся вызывать скрывающие чары. Этому искусству он научился у Ингольда, которого не без причины называл Человеком-Невидимкой. Три года назад первые отряды Белых Всадников появились в долине Бурой Реки, охотясь на оленей и мамонтов, которых холод согнал с высокогорных равнин. На заброшенных землях до сих пор можно было наткнуться на их Священные Круги. Мысль о том, чтобы сделаться гонцом, несущим послание боли загадочным Праотцам племени, вызывало у Руди неподдельный страх.
   Олени, пасшиеся неподалеку, поднимали голову и смотрели на него, когда он проходил мимо, но благодаря магической иллюзии принимали колдуна за своего безобидного собрата. Завидев чуть поодаль саблезуба, гревшегося на солнце, Руди тотчас изменил заклятье: «Я — тоже саблезуб, но маленький и безобидный, и, конечно, не представляю никакой угрозы...» Гигантское мощное животное растерянно заморгало и вновь погрузилось в дрему, почти невидимое на золотисто-серых камнях.
   Ветер с гор дохнул ледниковым холодом. Руди содрогнулся.
   Осторожно, как охотник, он шел вдоль деревьев, читая на земле знакомые отпечатки: следы оленей, кроликов, дикобразов, волков, куниц и росомах. На стволе дерева он увидел отметины когтей пещерного медведя, — выше человеческого роста. При виде отпечатков дуиков, Руди вспомнил о несчастной самочке, гадая, удалось ли ей добраться до своих. Пару раз ему попадались и какие-то странные следы: кролик, прыгавший так, как не стал бы прыгать никакой кролик, будь он в своем уме, и еще отпечатки гигантской росомахи, с которой Руди очень не хотелось бы встретиться вживую.
   Но ничего похожего на Лесного Страшилу.
   Солнце уже понемногу клонилось к белоснежной вершине горы. Смолкла птичья перекличка, и тишина опустилась на землю, нарушаемая лишь шорохом ветра в ветвях. Злость на Фаргина Гроува отступила вместе с мелкими повседневными заботами Убежища. Руди понемногу расслабился, как и всякий раз, когда выходил в одиночку на прогулку в долину в поисках целебных трав или минералов.
   Он был жив, он был магом. Минальда любила его. Разве что-то еще имело значение?
   Он вышел из-за деревьев и уселся, привалившись спиной к валуну на склоне холма, где скалы были оголены давним проходом ледника. «Скоро ледники могут вернуться», — подумал Руди без особой тревоги. Далеко внизу, у подножия склона, виднелись строения и изгороди. Там суетились фигурки в темно-бурой и зеленой одежде, занимавшиеся своими повседневными делами. Еще дальше серебрилась река и виднелись частоколы соседних усадеб.
   Неплохо... Для людей, чья цивилизация обрушилась в считанные дни, уничтожив большую часть населения, они довольно быстро приходили в себя.
   «Впрочем, у них и выбора-то не было, — резонно подумал Руди, прикрывая глаза и наслаждаясь солнечным теплом. — А разве он у кого-нибудь есть? Человек должен взять себя в руки, спрятаться от дождя, позаботиться о пропитании, преодолеть боль... Иначе он погибнет».
   Многие из этих людей пришли на север из развалин Пенамбры. В большинстве своем это были горожане, гильдийцы и чиновники, непривычные к плугу и серпу. Наверное, даже сейчас, спустя пять лет, они чувствовали себя неуютно ночью под открытым небом. И все же они выжили.
   Руди вздохнул, еще гуще свивая сеть иллюзий, и опять вытащил магический кристалл. Разум его погрузился в транс, — так проще всего было заниматься колдовством.
   Однако в недрах кристалла он не чувствовал ничего, кроме усилившегося давления чужеродной ярости.
   «Ингольд, проклятье, куда ты подевался? Возьми же, наконец, трубку!»
   Может, с ними что-то случилось? Вот это была и впрямь ужасная мысль. Конечно, Ингольда голыми руками не возьмешь, да и Джил вполне могла за себя постоять, но в долине все чаще появлялись Белые Всадники, разбойники и грабители. Полтора года назад торговец, привезший Ингольду серу, рассказал, что какой-то алкетчский князек, вынужденный бежать от чумы на север, двинулся вверх по Бурой Реке с небольшой армией в надежде захватить пустующие области королевства. Ингольд около месяца наблюдал за ними в свой магический кристалл, а затем как-то утром обнаружил целый лагерь трупов.
   Руди вспомнил об этом, вертя в пальцах кристалл, чтобы тот ярче блестел на солнце. Конечно, Лесные Страшилы не могут, подобно магам, сливаться с окружающей местностью, и все же...
   Подняв глаза, прямо перед собой он увидел габугу.
   Тот был ростом с человека и тянул к нему свои лапы, похожие на ожившие веревки.
   Руди завопил, схватил посох и размахнулся, нанося удар заостренным полумесяцем. Отсеченная кисть упала ему на колени, продолжая шевелить пальцами, и Руди, отскочив назад, принялся отмахиваться от твари, которая, ничуть не смутившись, продолжала наступать на него. При этом из раны не вытекло ни капли крови.
   Монстр оказался на удивление проворным. Руди с трудом успевал отмахиваться от него, как вдруг что-то странное привлекло его внимание. Взглянув вниз, он обнаружил, что отсеченная рука цепляется за штанину и медленно ползет вверх по ноге. Выхватив кинжал из-за пазухи, он резанул по замше, отсекая большой лоскут вместе с ползучей рукой. Он отшвырнул ее как можно дальше, а затем вновь нанес выпад, пытаясь достать габугу. Но хотя он срезал на башке твари какие-то жирные отростки, та продолжала наступать как ни в чем ни бывало, — и тогда Руди нанес третий удар, отделяя костистую голову от шеи.
   Какое-то движение на земле привлекло его внимание. Отсеченная рука медленно, но решительно карабкалась к нему по камням.
   «Ноги, только не подведите!»
   Руди бросился бежать.
   Он понесся вверх по склону к деревьям, гадая, замедлит ли его преследователь свое продвижение в лесу.
   Он пригибался и перепрыгивал через упавшие стволы, поросшие рыжим мхом, вброд перебирался через ручьи. По счастью среди деревьев почти не было молодой поросли, которая задержала бы мага; лишь пожелтевшая сухая хвоя поскрипывала под ногами. Он бежал вдоль склона в надежде, сделав круг, выйти к поселку с другой стороны, но внезапно впереди, среди деревьев заметил какую-то белесую фигуру.
   Прижавшись к стволу, Руди осторожно выглянул из-за дерева. Это оказался второй габугу. Чуть меньше первого, но все равно довольно крупный. Руди насчитал у него по меньшей мере четыре руки, хотя, кажется, на теле виднелись и другие отростки.
   Не обращая внимания ни на какие отвлекающие чары, тварь уверенно надвигалась на него. Руди охватил неподдельный ужас. Он вновь бросился вверх по склону.
   Наверх бежать было тяжело. Солнце уже почти зашло, и среди деревьев царил полумрак. Руди поскальзывался на камнях и на сухой хвое, упрямо карабкаясь все выше. Птицы вокруг окончательно смолкли.
   Ветер усилился. Он завывал среди камней, трепал длинные темные волосы молодого мага, пробирался под шерстяную рубаху и в зияющую дыру на штанах, словно кровожадный хищник, готовый ободрать все мясо с костей. Растительность вокруг постепенно делалась все более жидкой, зато тут и там поросшие мхом скалы пронизывали тонкие ниточки ручейков. Вскоре за валунами Руди увидел сиреневатую стену ледника.
   С невероятным спокойствием он подумал: «Я замерзну до смерти».
   Внизу белесая фигура неторопливо пробиралась меж карликовых ив и огромных камней.
   Весь дрожа, Руди двинулся на северо-запад вдоль склона, гадая, сумеет ли уйти от преследователей и спуститься к ущелью, где текла река. Внутренний голос подсказывал, что он обманывает себя, и все же маг не останавливался. Он боялся и подумать о том, что случится, если он хоть немного замедлит шаг.
   Руди никак не мог выбросить из головы эту отвратительную картину: как похожая на паука отрезанная лапа ползет к нему по камням. Интересно, гонится ли она до сих пор за своей жертвой.
   «Я же невидим, черт побери!»
   Или, по крайней мере, незаметен, как положено любому колдуну...
   Но незаметен для кого? Ему вспомнились слова Интольда. «Олени воспринимают тебя как оленя, саблезубые — как одного из стаи. Разбойники примут за дерево, а Белые Всадники, вероятно, способные запомнить с пеленок все окрестные деревья и пересчитать у них каждую веточку до единой, — приняли бы его за куницу или сову, или еще что-нибудь столь же неприметное».
   Но габугу? Что такое габугу?!
   Поскольку Руди понятия не имел, как они воспринимают окружающий мир, то не владел и ключом к их разуму, — если они вообще обладали разумом, — а, значит, не мог и скроить подходящую иллюзию. Он не знал, кто они такие.
   Знал только, что эти уроды гонятся за ним.
   Руди не останавливался.
   В гаснущем свете он насчитал четверых преследователей, причем один из них был безголовым, но это ему ничуть не мешало. Два других, которых Руди мельком заметил среди деревьев, казались чуть меньше и других очертаний, — один даже двигался на четвереньках, а не на задних лапах. Руди также не смог разглядеть, где у него голова.
   Он был напуган до полусмерти. Конечно, за последние годы он успел ко многому привыкнуть, но сейчас был не в силах сдержать дрожь. Конечно, тепло он мог вызвать с помощью магии, точно так же, как и свет, но эти чары никогда не давались ему как следует, и едва ли Руди сумел бы сосредоточиться на них, не замедляя шага. От бизоньей куртки ночью не было никакого прока, а габугу преследовали добычу, подобно волкам, держась в отдалении и стараясь измотать свою жертву. Когда Руди взглянул на свою ногу, то через дыру в штанах увидел на коже ужасающие синяки, — следы мертвенной хватки. «Ну что ж, Ингольд, старина, думаю, теперь мы можем доподлинно утверждать, что эти мерзавцы мне не примерещились.
   Господи Иисусе, и они ведь пробрались в Убежище!»
   Нужно было выбираться отсюда. Предупредить Минальду! Но даже если бы сейчас в Убежище нашелся бы другой маг, с кем Руди смог бы связаться, — он все равно выронил свой кристалл, когда габугу напал на него.
   Ему вспомнились слова Ингольда о том, что дарки знали: магия — единственная защита людей. Может, и эти твари тоже были в курсе?
   Но кто же они такие? И чего хотят?
   Смерти колдунам?.. Руди вновь посмотрел на свою ногу, покрытую кровоподтеками. В этом, по крайней мере, у него не было никаких сомнений.
   От ветра у него занемели пальцы, уши и ступни. Похоже, еще немного — и чудовища добьются своего.
   Склоны постепенно погружались во тьму. Весь дрожа, Руди привалился к валуну и попытался согреть руки подмышками.
   Слева от него подковообразный каньон изгибался между скальных стен, усеянных обломками камней.
   Справа, ниже по склону, виднелись все четверо преследователей. На другой стороне, за деревьями, вдалеке Руди мог разглядеть Бурую Реку там, где она сливалась с Арроу, — две тусклые золотистые змеи под огненно-рыжей луной. Пять точек света указывали месторасположение поселков. Над головой неслись черные облака, дыхание вырывалось у Руди изо рта белыми облачками пара.
   Он спасался бегством уже почти полдня, ни на миг не передохнув, без еды и питья.
   «Чары огня, — подумал он... — Не для того, чтобы согреться, но чтобы сражаться. Огонь или молния». Интересно, появятся ли другие твари... Он представил себе, как они сыплются, словно игрушки из блестящего целлофанового пакета, подвешенного где-нибудь среди деревьев. «Сюрприз в каждой упаковке...» Дальше он идти не мог. Руди это понимал.
   Когда он вновь поднял глаза, то обнаружил лишь трех габугу.
   Машинально Руди оглянулся через плечо, опасаясь обнаружить четвертого преследователя позади себя, но там никого не оказалось. Когда же он снова взглянул перед собой, то увидел одну-единственную тварь. Чуть погодя и она тоже растворилась во тьме.
   «Бросьте, неужто вы думаете, что я вам поверил? — Руди поежился. — Почему бы вам просто не ткнуть пальцем вниз с криком: „Ой, смотри, у тебя шнурки развязались?“
   Руки у него так замерзли, что он с трудом удерживал посох, ноги занемели и ныли от боли, легкие жгло огнем. И больше всего ему хотелось сейчас наплевать на все, заползти под скалы и заснуть.
   Внезапно во тьме вспыхнули глаза. Руди вскочил на ноги, борясь с судорогой, он чуть не задремал...
   Глаза? Это оказался дуик.
   Даже на таком расстоянии, на морозе, Руди смог ощутить этот запах.
   Перед ним был старый самец, заросший бурой седеющей шерстью.
   Он был совсем некрупным, наверное, родился на воле, в отличие от приречных дуиков, воспитанных в неволе и приученных к простейшим работам: например, срезать сахарный тростник и добывать минералы в шахтах...
   Они освободились лишь с приходом дарков. Дуик стоял на задних лапах и, невзирая на тьму и скрывающие чары, Руди мог бы поклясться, что существо смотрит прямо на него.
   «Быть такого не может, — озадаченный и испуганный подумал он. — Если только те твари каким-то образом... Но что они сделали? Украли мою магическую силу? Невозможно... Или все же возможно?»