Девушка сидела, не поднимая глаз:
— Пожалуй, не стоит.
— Ну побудь несколько дней, — сказала Кэтрин. — Мы с Дэвидом будем очень рады. Мне так скучно одной, когда он работает. Мы отлично повеселимся, как сегодня утром. Скажи ей, Дэвид.
«К черту ее, — подумал Дэвид. — К дьяволу».
— Будьте умницей, — сказал он. — Позови месье Ороля, — обратился он к прислуге. — Сейчас узнаем насчет комнаты.
— Вы правда не возражаете? — спросила девушка.
— Стали бы мы просить вас, — сказал Дэвид. — Вы нам сразу понравились. К тому же вы так привлекательны.
— Я постараюсь быть полезной, — сказала девушка. — Я что-нибудь придумаю.
— Будьте так же счастливы, как в момент вашего приезда, — сказал Дэвид. — Этого достаточно.
— Я уже счастлива, — сказала девушка. — Я бы выпила мартини. За руль мне теперь не садиться.
— Выпьешь вечером, — сказала Кэтрин.
— Как хорошо. Можно, мы пойдем посмотрим комнаты и покончим с делами?
Дэвид подвез Мариту в город, чтобы забрать ее чемоданы и большую старенькую «изотту» с открывающимся верхом, оставленную в Каннах у входа в кафе.
По дороге она сказала:
— У вас очаровательная жена, я в нее просто влюблена. Она сидела рядом на переднем сиденье, и Дэвид не видел, залилась ли она румянцем.
— Я тоже в нее влюблен, — сказал он.
— А я и вас люблю, — сказала она. — Это плохо?
Он убрал одну руку с руля, обнял ее за плечи, и она прильнула к нему.
— А вот увидим, — сказал он.
— Хорошо, что я поменьше.
— Меньше кого?
— Кэтрин, — сказала она.
— Это еще что за вздор?
— Я хотела сказать, я подумала, вам может понравиться кто-нибудь моего роста. Или вы любите только высоких?
— Кэтрин не такая уж высокая.
— Конечно же, нет. Я только хотела сказать, что я поменьше.
— И к тому же темноволосая.
— Да, мы будем хорошо смотреться вместе.
— Кто это мы?
— Я и Кэтрин, я и вы.
— Да уж!
— Что вы хотите сказать?
— Я хочу сказать, что раз мы все вместе и все хорошо выглядим, то нам ничего не остается, как хорошо смотреться всем вместе.
— Да, мы уже вместе.
— Нет. — Он вел машину одной рукой, откинувшись на спинку сиденья, и смотрел вперед на дорогу, дожидаясь, когда появится перекресток. — Мы всего лишь едем в одной машине, — сказал он.
— Но я чувствую, что нравлюсь вам.
— Понравиться мне не сложно, только это мало что значит.
— Кое-что значит.
— Только то, что я сказал.
— Что-то очень приятное, — сказала она и замолчала, и они сидели так, пока не свернули на бульвар и не подъехали к потрепанной «изотте-фраскини», стоявшей под старыми деревьями у входа в кафе.
Улыбнувшись, она вышла из маленького голубого авто.
После того как девушка устроилась в двухкомнатном номере, Кэтрин и Дэвид остались вдвоем в своей комнате, слушая, как шумят на ветру кроны сосен.
— Думаю, ей будет удобно, — сказала Кэтрин. — Правда, лучшая комната, если не считать нашей, та, в дальнем конце, где ты работаешь.
— Я не собираюсь ее уступать, — сказал Дэвид. — Не собираюсь, черт побери, и не уступлю комнату ради какой-то заграничной сучки.
— Ты что так разбушевался? — сказала Кэтрин. — Никто тебя об этом не просит. Я только сказала, что твоя комната лучше. А эти две рядом с ней тоже вполне подходят.
— Да кто она такая, в конце концов?
— Не заводись. Славная девочка, и мне она нравится. Конечно, непростительно было привести ее, не спросив тебя. Я виновата. Но что сделано, то сделано. Я думала, ты будешь доволен, если у меня появится подружка. Всего лишь приятельница, чтобы не скучать, пока ты работаешь.
— Я доволен, раз тебе обязательно кто-то нужен.
— Мне никто не нужен. Я случайно встретила приятного человека и решила, что и тебе будет веселее, если кто-нибудь побудет с нами недолго.
— Но кто она?
— Документы я не проверяла. Можешь допросить ее, если тебе надо.
— Ладно, по крайней мере она привлекательна. Но чья она?
— Не груби. Ничья.
— Скажи прямо.
— Ну хорошо. Она влюблена в нас обоих, если только я не помешалась.
— Ты не помешалась.
— Может быть, пока нет.
— Тогда зачем все это?
— Сама не знаю.
— Я тоже.
— Странно и забавно.
— Не думаю, — сказал Дэвид. — Пойдем купаться? Вчера мы пропустили.
— Пойдем. Ее позовем? А то как-то невежливо.
— Придется надеть купальные костюмы.
— При таком ветре это не имеет значения. Все равно на песке не полежишь и не позагораешь.
— Я люблю плавать с тобой без одежды.
— Я тоже. Но может быть, завтра ветер стихнет.
Потом, когда все трое ехали по дороге на Эстерель и Дэвид досадовал и проклинал слишком резкие тормоза большой старенькой «изотты», которой, кроме всего, срочно требовался ремонт двигателя, Кэтрин сказала:
— Здесь есть две-три бухточки, где мы плаваем без купальников. Только так и можно по-настоящему загореть.
— День сегодня неподходящий для загара, — сказал Дэвид. — Слишком ветрено.
— Если хочешь, можем поплавать без купальников, сказала Кэтрин девушке. — Если Дэвид не возражает. Вот будет славно.
— С удовольствием, — сказала девушка и повернулась к Дэвиду: — Вы не возражаете?
Вечером Дэвид приготовил мартини, и девушка сказала:
— Здесь всегда так хорошо, как сегодня?
— Сегодня был приятный день, — сказал Дэвид.
Кэтрин еще не вышла из комнаты, и они сидели вдвоем возле небольшого бара, сооруженного прошлой зимой месье Оролем в просторном прованском зале.
— Когда я пью, мне так и хочется сказать что-то лишнее, — сказала девушка.
— Не говори.
— Тогда зачем пить?
— Дело не в вине. Ты и выпила-то чуть-чуть.
— Вам было неловко, когда мы купались вместе?
— Нет. А по-твоему, должно было?
— Нет, — сказала она. — Мне понравилось.
— Вот и хорошо, — сказал он. — Как мартини?
— Очень крепко, но хорошо. Вы с Кэтрин никогда ни с кем так не плавали?
— Нет. Зачем?
— Я стану совсем коричневой.
— Не сомневаюсь.
— А вам не хочется, чтобы я сильно загорела?
— У тебя хороший загар. Можешь вся стать такой, если хочешь.
— Я подумала, может быть, вы хотите, чтобы у вас была одна женщина посветлее?
— Ты не моя женщина.
— Нет, ваша, — сказала она. — Я ведь уже вам сказала.
— Ты уже разучилась краснеть.
— После того как мы вместе купались, да. И надеюсь, надолго. Поэтому я все вам и рассказала. Так мне легче.
— Тебе идет кашемировый свитер, — сказал Дэвид.
— Кэтрин сказала, мы будем носить одинаковые свитера. Вы не сердитесь на меня за это признание?
— Не помню, в чем ты там призналась.
— Что я вас люблю.
— Не говори чепухи.
— Вы не верите, что так бывает? Я не могла полюбить вас обоих?
— Нельзя влюбиться сразу в обоих.
— Вы не понимаете, — сказала она.
— Чушь, — сказал он, — тебе это только кажется.
— Нет, не кажется. Так и есть.
— Вздор.
— Ладно, — сказала она, — пусть вздор. Но я же здесь.
— Да, ты здесь, — сказал он. Он смотрел на Кэтрин, которая шла к ним, улыбающаяся и счастливая.
— Привет, купальщики, — сказала она. — О, какой позор. Я опоздала на первый мартини Мариты.
— Я еще не допила, — сказала девушка.
— Как на нее подействовал мартини, Дэвид?
— Стала нести чушь.
— Нальем еще. Хорошо, что мы оживили бар. Пусть это будет экспериментальный бар. Повесим сюда зеркало. Что за бар без зеркала?
— Повесим завтра же, — сказала девушка. — Зеркало куплю я.
— Не будь транжиркой, — сказала Кэтрин. — Купим вместе, будем смотреть, как несем вздор, и сразу поймем, что это нелепо. Зеркало не обманешь.
— Как только я увижу в нем обманутого простачка, я пойму, что проиграл, — сказал Дэвид.
— Ты никогда не проиграешь. Разве можно проиграть с двумя-то женщинами? — сказала Кэтрин.
— Я пыталась втолковать ему, — сказала девушка и впервые за вечер покраснела.
— Она твоя, и я твоя, — сказала Кэтрин. — Не будь занудой, будь поласковее со своими женщинами. Разве мы не хороши? Я твоя белокурая жена.
— Ты смуглее и светлее той, на которой я женился.
— Вот я и привела тебе темненькую в подарок. Ну, как тебе презент?
— Меня устраивает все, как есть.
— А как тебе твое будущее?
— Я ничего о нем не знаю.
— Надеюсь, оно не слишком темное? — спросила девушка.
— Очень хорошо, — сказала Кэтрин. — Она не только красива, богата, здорова и нежна. Она еще и остроумна. Ну, разве плох мой подарок?
— Уж лучше быть темным подарком, чем темной лошадкой, — сказала девушка.
— Еще очко, — сказала Кэтрин. — Поцелуй ее, Дэвид, пусть она будет счастливым подарком.
Дэвид обнял девушку и поцеловал. Она ответила было на поцелуй, но отвернулась, а затем неожиданно расплакалась, опустив голову и обхватив руками стойку бара.
— Что же ты больше не шутишь? — Дэвид повернулся к Кэтрин.
— Все в порядке, — сказала девушка. — Не смотрите на меня. Я сейчас. Кэтрин обняла ее, поцеловала и погладила по голове.
— Все в порядке, — повторила девушка. — Извините, я знаю, сейчас пройдет.
— Прости меня, — сказала Кэтрин.
— Пожалуйста, можно мне уйти? — спросила девушка. — Я должна уйти.
— Ну, — произнес Дэвид, когда девушка ушла и Кэтрин вернулась в бар.
— Можешь ничего не говорить, — сказала Кэтрин. — Я виновата, Дэвид.
— Она вернется.
— Теперь ты веришь, что она не притворяется?
— Слезы были настоящие. Ты это хочешь сказать?
— Не прикидывайся. Ты вовсе не глуп.
— Я поцеловал ее очень осторожно.
— Да. В губы.
— А ты бы чего хотела?
— Ты тут ни при чем. Тебя никто не винит.
— Хорошо, что ты не попросила меня поцеловать ее там, на пляже.
— Я хотела было. — Кэтрин рассмеялась, и все стало как в прежние добрые времена, когда никто не вторгался в их жизнь. — А ты не думал, что я сама поцелую ее?
— Был такой момент, и я нырнул поглубже.
— И правильно сделал.
Они снова рассмеялись.
— Ну, вот мы и пришли в себя, — сказала Кэтрин.
— Слава Богу, — сказал Дэвид. — Я люблю тебя, дьяволенок, и правда, когда я целовал ее, я не думал, что так получится.
— Можешь не объяснять, — сказала Кэтрин. — Я видела. Жалкое было зрелище.
— Лучше бы ей уехать.
— Не будь жестоким, — сказала Кэтрин. — Ведь это я ее подговорила.
— Я сопротивлялся.
— Я подбивала ее быть ближе к тебе. Пойду приведу ее.
— Нет. Подожди немного. Она слишком уверена в себе.
— Как можно, Дэвид? Ты только что обидел ее.
— Неправда.
— Ну, значит, что-то другое. Я приведу ее.
Но идти никуда не пришлось. Девушка сама вернулась в бар и, залившись румянцем, сказала:
— Извините.
Она умылась, поправила прическу и, подойдя к Дэвиду, очень быстро поцеловала его в губы.
— Мне уже хорошо. А кто выпил мой мартини?
— Я его вылила, — сказала Кэтрин. — Дэвид приготовит тебе еще.
— Надеюсь, вы не передумали, — сказала она. — Я буду ваша и Кэтрин.
— Женщины меня не интересуют, — сказала Кэтрин.
Было очень тихо, и ей самой и Дэвиду показалось, что голос ее прозвучал как-то странно.
— Совсем?
— Совсем.
— Я буду твоей подружкой, если захочешь, твоей и Дэвида.
— Не слишком ли у тебя грандиозные планы? — спросила Кэтрин.
— Но ведь я для того и приехала, — сказала девушка. — Я думала, вам так хочется.
— У меня никогда не было подружки, — сказала Кэтрин.
— Какая я глупая, — сказала девушка. — Я и не знала. Нет, правда? Ты меня не разыгрываешь?
— Нет, не разыгрываю.
— Как я могла быть такой дурочкой, — сказала девушка.
«Она хочет сказать „так ошибаться“», — подумал Дэвид, и Кэтрин подумала то же самое. Ночью Кэтрин сказала:
— Напрасно я втянула тебя в эту историю. Напрасно.
— Лучше бы нам ее не знать.
— Могло бы случиться что-то и похуже. Может, так лучше — пройти через все и забыть.
— Ты можешь отправить ее отсюда.
— Так легко мы теперь не выпутаемся. Неужели она тебя не волнует?
— Даже очень.
— Я так и знала. Но я люблю тебя, а остальное не важно. Ты ведь сам это знаешь.
— Ничего я не знаю, дьяволенок.
— Ладно, не будем такими мрачными. Когда ты мрачен, мне кажется, что все кончено.
Глава двенадцатая
— Пожалуй, не стоит.
— Ну побудь несколько дней, — сказала Кэтрин. — Мы с Дэвидом будем очень рады. Мне так скучно одной, когда он работает. Мы отлично повеселимся, как сегодня утром. Скажи ей, Дэвид.
«К черту ее, — подумал Дэвид. — К дьяволу».
— Будьте умницей, — сказал он. — Позови месье Ороля, — обратился он к прислуге. — Сейчас узнаем насчет комнаты.
— Вы правда не возражаете? — спросила девушка.
— Стали бы мы просить вас, — сказал Дэвид. — Вы нам сразу понравились. К тому же вы так привлекательны.
— Я постараюсь быть полезной, — сказала девушка. — Я что-нибудь придумаю.
— Будьте так же счастливы, как в момент вашего приезда, — сказал Дэвид. — Этого достаточно.
— Я уже счастлива, — сказала девушка. — Я бы выпила мартини. За руль мне теперь не садиться.
— Выпьешь вечером, — сказала Кэтрин.
— Как хорошо. Можно, мы пойдем посмотрим комнаты и покончим с делами?
Дэвид подвез Мариту в город, чтобы забрать ее чемоданы и большую старенькую «изотту» с открывающимся верхом, оставленную в Каннах у входа в кафе.
По дороге она сказала:
— У вас очаровательная жена, я в нее просто влюблена. Она сидела рядом на переднем сиденье, и Дэвид не видел, залилась ли она румянцем.
— Я тоже в нее влюблен, — сказал он.
— А я и вас люблю, — сказала она. — Это плохо?
Он убрал одну руку с руля, обнял ее за плечи, и она прильнула к нему.
— А вот увидим, — сказал он.
— Хорошо, что я поменьше.
— Меньше кого?
— Кэтрин, — сказала она.
— Это еще что за вздор?
— Я хотела сказать, я подумала, вам может понравиться кто-нибудь моего роста. Или вы любите только высоких?
— Кэтрин не такая уж высокая.
— Конечно же, нет. Я только хотела сказать, что я поменьше.
— И к тому же темноволосая.
— Да, мы будем хорошо смотреться вместе.
— Кто это мы?
— Я и Кэтрин, я и вы.
— Да уж!
— Что вы хотите сказать?
— Я хочу сказать, что раз мы все вместе и все хорошо выглядим, то нам ничего не остается, как хорошо смотреться всем вместе.
— Да, мы уже вместе.
— Нет. — Он вел машину одной рукой, откинувшись на спинку сиденья, и смотрел вперед на дорогу, дожидаясь, когда появится перекресток. — Мы всего лишь едем в одной машине, — сказал он.
— Но я чувствую, что нравлюсь вам.
— Понравиться мне не сложно, только это мало что значит.
— Кое-что значит.
— Только то, что я сказал.
— Что-то очень приятное, — сказала она и замолчала, и они сидели так, пока не свернули на бульвар и не подъехали к потрепанной «изотте-фраскини», стоявшей под старыми деревьями у входа в кафе.
Улыбнувшись, она вышла из маленького голубого авто.
После того как девушка устроилась в двухкомнатном номере, Кэтрин и Дэвид остались вдвоем в своей комнате, слушая, как шумят на ветру кроны сосен.
— Думаю, ей будет удобно, — сказала Кэтрин. — Правда, лучшая комната, если не считать нашей, та, в дальнем конце, где ты работаешь.
— Я не собираюсь ее уступать, — сказал Дэвид. — Не собираюсь, черт побери, и не уступлю комнату ради какой-то заграничной сучки.
— Ты что так разбушевался? — сказала Кэтрин. — Никто тебя об этом не просит. Я только сказала, что твоя комната лучше. А эти две рядом с ней тоже вполне подходят.
— Да кто она такая, в конце концов?
— Не заводись. Славная девочка, и мне она нравится. Конечно, непростительно было привести ее, не спросив тебя. Я виновата. Но что сделано, то сделано. Я думала, ты будешь доволен, если у меня появится подружка. Всего лишь приятельница, чтобы не скучать, пока ты работаешь.
— Я доволен, раз тебе обязательно кто-то нужен.
— Мне никто не нужен. Я случайно встретила приятного человека и решила, что и тебе будет веселее, если кто-нибудь побудет с нами недолго.
— Но кто она?
— Документы я не проверяла. Можешь допросить ее, если тебе надо.
— Ладно, по крайней мере она привлекательна. Но чья она?
— Не груби. Ничья.
— Скажи прямо.
— Ну хорошо. Она влюблена в нас обоих, если только я не помешалась.
— Ты не помешалась.
— Может быть, пока нет.
— Тогда зачем все это?
— Сама не знаю.
— Я тоже.
— Странно и забавно.
— Не думаю, — сказал Дэвид. — Пойдем купаться? Вчера мы пропустили.
— Пойдем. Ее позовем? А то как-то невежливо.
— Придется надеть купальные костюмы.
— При таком ветре это не имеет значения. Все равно на песке не полежишь и не позагораешь.
— Я люблю плавать с тобой без одежды.
— Я тоже. Но может быть, завтра ветер стихнет.
Потом, когда все трое ехали по дороге на Эстерель и Дэвид досадовал и проклинал слишком резкие тормоза большой старенькой «изотты», которой, кроме всего, срочно требовался ремонт двигателя, Кэтрин сказала:
— Здесь есть две-три бухточки, где мы плаваем без купальников. Только так и можно по-настоящему загореть.
— День сегодня неподходящий для загара, — сказал Дэвид. — Слишком ветрено.
— Если хочешь, можем поплавать без купальников, сказала Кэтрин девушке. — Если Дэвид не возражает. Вот будет славно.
— С удовольствием, — сказала девушка и повернулась к Дэвиду: — Вы не возражаете?
Вечером Дэвид приготовил мартини, и девушка сказала:
— Здесь всегда так хорошо, как сегодня?
— Сегодня был приятный день, — сказал Дэвид.
Кэтрин еще не вышла из комнаты, и они сидели вдвоем возле небольшого бара, сооруженного прошлой зимой месье Оролем в просторном прованском зале.
— Когда я пью, мне так и хочется сказать что-то лишнее, — сказала девушка.
— Не говори.
— Тогда зачем пить?
— Дело не в вине. Ты и выпила-то чуть-чуть.
— Вам было неловко, когда мы купались вместе?
— Нет. А по-твоему, должно было?
— Нет, — сказала она. — Мне понравилось.
— Вот и хорошо, — сказал он. — Как мартини?
— Очень крепко, но хорошо. Вы с Кэтрин никогда ни с кем так не плавали?
— Нет. Зачем?
— Я стану совсем коричневой.
— Не сомневаюсь.
— А вам не хочется, чтобы я сильно загорела?
— У тебя хороший загар. Можешь вся стать такой, если хочешь.
— Я подумала, может быть, вы хотите, чтобы у вас была одна женщина посветлее?
— Ты не моя женщина.
— Нет, ваша, — сказала она. — Я ведь уже вам сказала.
— Ты уже разучилась краснеть.
— После того как мы вместе купались, да. И надеюсь, надолго. Поэтому я все вам и рассказала. Так мне легче.
— Тебе идет кашемировый свитер, — сказал Дэвид.
— Кэтрин сказала, мы будем носить одинаковые свитера. Вы не сердитесь на меня за это признание?
— Не помню, в чем ты там призналась.
— Что я вас люблю.
— Не говори чепухи.
— Вы не верите, что так бывает? Я не могла полюбить вас обоих?
— Нельзя влюбиться сразу в обоих.
— Вы не понимаете, — сказала она.
— Чушь, — сказал он, — тебе это только кажется.
— Нет, не кажется. Так и есть.
— Вздор.
— Ладно, — сказала она, — пусть вздор. Но я же здесь.
— Да, ты здесь, — сказал он. Он смотрел на Кэтрин, которая шла к ним, улыбающаяся и счастливая.
— Привет, купальщики, — сказала она. — О, какой позор. Я опоздала на первый мартини Мариты.
— Я еще не допила, — сказала девушка.
— Как на нее подействовал мартини, Дэвид?
— Стала нести чушь.
— Нальем еще. Хорошо, что мы оживили бар. Пусть это будет экспериментальный бар. Повесим сюда зеркало. Что за бар без зеркала?
— Повесим завтра же, — сказала девушка. — Зеркало куплю я.
— Не будь транжиркой, — сказала Кэтрин. — Купим вместе, будем смотреть, как несем вздор, и сразу поймем, что это нелепо. Зеркало не обманешь.
— Как только я увижу в нем обманутого простачка, я пойму, что проиграл, — сказал Дэвид.
— Ты никогда не проиграешь. Разве можно проиграть с двумя-то женщинами? — сказала Кэтрин.
— Я пыталась втолковать ему, — сказала девушка и впервые за вечер покраснела.
— Она твоя, и я твоя, — сказала Кэтрин. — Не будь занудой, будь поласковее со своими женщинами. Разве мы не хороши? Я твоя белокурая жена.
— Ты смуглее и светлее той, на которой я женился.
— Вот я и привела тебе темненькую в подарок. Ну, как тебе презент?
— Меня устраивает все, как есть.
— А как тебе твое будущее?
— Я ничего о нем не знаю.
— Надеюсь, оно не слишком темное? — спросила девушка.
— Очень хорошо, — сказала Кэтрин. — Она не только красива, богата, здорова и нежна. Она еще и остроумна. Ну, разве плох мой подарок?
— Уж лучше быть темным подарком, чем темной лошадкой, — сказала девушка.
— Еще очко, — сказала Кэтрин. — Поцелуй ее, Дэвид, пусть она будет счастливым подарком.
Дэвид обнял девушку и поцеловал. Она ответила было на поцелуй, но отвернулась, а затем неожиданно расплакалась, опустив голову и обхватив руками стойку бара.
— Что же ты больше не шутишь? — Дэвид повернулся к Кэтрин.
— Все в порядке, — сказала девушка. — Не смотрите на меня. Я сейчас. Кэтрин обняла ее, поцеловала и погладила по голове.
— Все в порядке, — повторила девушка. — Извините, я знаю, сейчас пройдет.
— Прости меня, — сказала Кэтрин.
— Пожалуйста, можно мне уйти? — спросила девушка. — Я должна уйти.
— Ну, — произнес Дэвид, когда девушка ушла и Кэтрин вернулась в бар.
— Можешь ничего не говорить, — сказала Кэтрин. — Я виновата, Дэвид.
— Она вернется.
— Теперь ты веришь, что она не притворяется?
— Слезы были настоящие. Ты это хочешь сказать?
— Не прикидывайся. Ты вовсе не глуп.
— Я поцеловал ее очень осторожно.
— Да. В губы.
— А ты бы чего хотела?
— Ты тут ни при чем. Тебя никто не винит.
— Хорошо, что ты не попросила меня поцеловать ее там, на пляже.
— Я хотела было. — Кэтрин рассмеялась, и все стало как в прежние добрые времена, когда никто не вторгался в их жизнь. — А ты не думал, что я сама поцелую ее?
— Был такой момент, и я нырнул поглубже.
— И правильно сделал.
Они снова рассмеялись.
— Ну, вот мы и пришли в себя, — сказала Кэтрин.
— Слава Богу, — сказал Дэвид. — Я люблю тебя, дьяволенок, и правда, когда я целовал ее, я не думал, что так получится.
— Можешь не объяснять, — сказала Кэтрин. — Я видела. Жалкое было зрелище.
— Лучше бы ей уехать.
— Не будь жестоким, — сказала Кэтрин. — Ведь это я ее подговорила.
— Я сопротивлялся.
— Я подбивала ее быть ближе к тебе. Пойду приведу ее.
— Нет. Подожди немного. Она слишком уверена в себе.
— Как можно, Дэвид? Ты только что обидел ее.
— Неправда.
— Ну, значит, что-то другое. Я приведу ее.
Но идти никуда не пришлось. Девушка сама вернулась в бар и, залившись румянцем, сказала:
— Извините.
Она умылась, поправила прическу и, подойдя к Дэвиду, очень быстро поцеловала его в губы.
— Мне уже хорошо. А кто выпил мой мартини?
— Я его вылила, — сказала Кэтрин. — Дэвид приготовит тебе еще.
— Надеюсь, вы не передумали, — сказала она. — Я буду ваша и Кэтрин.
— Женщины меня не интересуют, — сказала Кэтрин.
Было очень тихо, и ей самой и Дэвиду показалось, что голос ее прозвучал как-то странно.
— Совсем?
— Совсем.
— Я буду твоей подружкой, если захочешь, твоей и Дэвида.
— Не слишком ли у тебя грандиозные планы? — спросила Кэтрин.
— Но ведь я для того и приехала, — сказала девушка. — Я думала, вам так хочется.
— У меня никогда не было подружки, — сказала Кэтрин.
— Какая я глупая, — сказала девушка. — Я и не знала. Нет, правда? Ты меня не разыгрываешь?
— Нет, не разыгрываю.
— Как я могла быть такой дурочкой, — сказала девушка.
«Она хочет сказать „так ошибаться“», — подумал Дэвид, и Кэтрин подумала то же самое. Ночью Кэтрин сказала:
— Напрасно я втянула тебя в эту историю. Напрасно.
— Лучше бы нам ее не знать.
— Могло бы случиться что-то и похуже. Может, так лучше — пройти через все и забыть.
— Ты можешь отправить ее отсюда.
— Так легко мы теперь не выпутаемся. Неужели она тебя не волнует?
— Даже очень.
— Я так и знала. Но я люблю тебя, а остальное не важно. Ты ведь сам это знаешь.
— Ничего я не знаю, дьяволенок.
— Ладно, не будем такими мрачными. Когда ты мрачен, мне кажется, что все кончено.
Глава двенадцатая
Ветер дул третий день кряду, только теперь порывы его стали слабее. Дэвид сел за стол, перечитал рассказ с самого начала до той строчки, где прервал работу, и, читая, выправил написанное. Он продолжал писать и перенесся в рассказ, забыв о настоящем, так что, когда раздались женские голоса, он не стал прислушиваться. Женщины прошли под окном, и он махнул им рукой. Они помахали в ответ, и темноволосая девушка улыбнулась, а Кэтрин послала ему воздушный поцелуй. Утром девушка выглядела очень хорошенькой, лицо ее сияло и было покрыто ярким румянцем. Кэтрин была красива, как всегда. Он услышал мотор автомобиля и про себя отметил, что они уехали на «бугатти». Дэвид снова погрузился в работу. Рассказ получался хороший, и он закончил его перед самым полуднем.
Завтракать было поздно, и, хотя в записке, приложенной к ключу от машины, Кэтрин писала, что они уехали в Ниццу и на обратном пути подождут его в кафе, он слишком устал, чтобы ехать в город на старенькой «изотте» с плохими тормозами и неисправным мотором.
«Я знаю, чего мне хочется, — подумал он. — Холодного пива в высокой литровой кружке из толстого стекла и pomme a l'huile,20 посыпанного молотым перцем». Но пиво на побережье было плохим, и он с удовольствием вспоминал Париж, да и другие города, и радовался тому, что удалось поработать и закончить хороший рассказ. Это была первая вещь, которую он написал с тех пор, как женился. «Главное — суметь закончить, — думал он. — Неоконченная вещь ничего не стоит. Завтра я продолжу повесть о путешествии и обязательно закончу и ее. Только как? Как ты собираешься закончить ее теперь?»
Как только он отвлекся от работы, в голову полезло все, о чем он старался не думать. Он вспомнил вчерашнюю ночь, дорогу, по которой два дня назад ехал с Кэтрин и по которой сегодня она отправилась вместе с этой девушкой, и ему стало не по себе. «Должно быть, они возвращаются. Уже полдень. А может быть, они в кафе. „Будь проще“, — сказала Кэтрин. Но она имела в виду что-то еще. Наверное, она знает, что делает. Наверное, она знает, чем все кончится. Наверное, она действительно знает. А ты нет.
Ну вот, работал спокойно, а теперь дергаешься. Лучше напиши еще один рассказ. Напиши самый трудный из тех, что задумал. Иди и садись писать. Нужно держаться, если желаешь ей добра. Много ли хорошего ты ей дал? Много? Нет, не много. Много — значит достаточно. Завтра же принимайся за новый рассказ. Нет, к черту завтра! Что значит завтра? Иди пиши сейчас».
Он сунул записку и ключ от машины в карман, вернулся в рабочую комнату, сел за стол и написал первый абзац нового рассказа, который откладывал с тех самых пор, как научился писать. Он написал этот абзац простыми предложениями, и теперь все проблемы, о которых он хотел рассказать, предстояло пережить самому и оживить их на бумаге. Начало написано, и остается только продолжить работу. «Вот и все, — сказал он. — Видишь, как на самом деле просто то, что у тебя не получалось?» Потом он вышел на террасу, сел за столик и заказал виски с содовой.
Племянник хозяина принес из бара бутылки, лед, стакан и сказал:
— Месье еще не завтракал.
— Я слишком долго работал.
— C'est dommage,21 — сказал паренек. — Принести что-нибудь? Сандвич?
— В нашей кладовой есть банка Maquereau Vin Blanc.22 Откройте и принесите мне.
— Но она теплая.
— Не важно. Принесите.
Он съел Maquereau Vin Blanc и выпил виски с содовой. Конечно же, охлажденная рыба была бы куда вкуснее. За едой он прочел утреннюю газету.
«В Ле-Гро-дю-Руа мы ели свежую рыбу, — подумал он, — но это было так давно». Он стал вспоминать Ле-Гро-дю-Руа, когда услышал гул мотора поднимавшейся в гору машины.
— Уберите это, — сказал он официанту, встал, перешел в бар, налил себе еще виски, положил в стакан лед и долил содовой. Во рту оставался привкус от вымоченной в вине и сдобренной специями рыбы, и он взял бутылку минеральной и сделал несколько глотков из горлышка.
Дэвид услышал их голоса, и вот они появились в дверях такие же оживленные и счастливые, как вчера. Кэтрин, светленькая, точно березка, с загорелым лицом, нежным и возбужденным. Вторая, темноволосая девушка с взъерошенными от ветра волосами и горящим взглядом, как только подошла ближе, неожиданно смущенно потупилась.
— Мы решили не заходить в кафе, когда увидели, что тебя там нет, — сказала Кэтрин.
— Я работал допоздна. Как дела, дьяволенок?
— Отлично. Про нее можешь даже не спрашивать.
— Вам хорошо работалось, Дэвид? — спросила девушка.
— Вот это жена! — сказала Кэтрин. — А я и забыла спросить.
— Что делали в Ницце?
— Можно, мы сначала выпьем, а потом расскажем?
Женщины стояли так близко от него, что он почти физически ощущал их близость.
— Вам хорошо работалось, Дэвид? — еще раз спросила девушка.
— Конечно, хорошо, — сказала Кэтрин. — Он иначе не умеет, глупышка.
— Правда, Дэвид?
— Да, — ответил он. — Спасибо.
— Дадут нам выпить? — спросила Кэтрин. — Мы, правда, не работали. Только купили кое-что, кое-что заказали, да еще поскандалили.
— Ну, разве это скандал.
— Не знаю, — сказала Кэтрин. — Какая разница?
— Что у вас случилось? — спросил Дэвид.
— Пустяки, — сказала девушка.
— Ерунда, — сказала Кэтрин. — Мне даже понравилось.
— В Ницце кто-то прошелся по поводу ее брюк.
— В этом нет ничего обидного, — сказал Дэвид. — Ницца — большой город. Этого следовало ожидать, раз поехали туда в таком виде.
— Скажи, я изменилась? — спросила Кэтрин. — Почему до сих пор здесь нет зеркала? Как, по-твоему, я хоть сколько-нибудь изменилась?
— Нет. — Дэвид посмотрел на нее. Она казалась очень белокурой, необыкновенно загорелой, и растрепанные волосы придавали ей дерзкий вид.
— Вот и хорошо, — сказала она. — Потому что я решилась.
— Да ни на что ты не решилась, — сказала девушка.
— Нет, решилась, мне понравилось, и я хочу еще выпить.
— Ничего не произошло, Дэвид, — сказала девушка.
— Утром я остановила машину на пустынном участке дороги и поцеловала ее, а она меня, потом на обратном пути из Ниццы еще раз и вот только что, когда мы выходили из машины. — Кэтрин смотрела на него, и во взгляде ее была одновременно и нежность, и непокорность. Потом добавила: — Это было забавно, и мне понравилось. Ты тоже поцелуй ее.
Дэвид повернулся к Марите, и она неожиданно прильнула к нему и поцеловала его. Он не собирался целовать ее и не ожидал, что так получится.
— Хватит, — сказала Кэтрин.
— А ты что скажешь? — спросил Дэвид. Девушка казалась смущенной и одновременно счастливой.
— Я счастлива, как ты и хотел, — сказала она.
— Ну вот, теперь все довольны, — сказала Кэтрин. — Разделили вину поровну.
Они великолепно пообедали и выпили холодного тавельского с hors d'oeuvres,23 цыпленком, вареным мясом, салатом, фруктами и сыром. Они сильно проголодались, но держались непринужденно и за едой весело шутили.
— К ужину или даже раньше мы приготовили потрясающий сюрприз, — сказала Кэтрин. — Знаешь, она сорит деньгами, как подвыпивший индеец — хозяин нефтеносного участка.
— Индейцы симпатичные? — спросила Марита. — Или похожи на магарадж?
— Дэвид расскажет тебе про них. Он родом из Оклахомы.
— А я думала, он из Восточной Африки.
— Нет. Кое-кто из его предков удрал из Оклахомы и увез его еще мальчиком в Восточную Африку.
— Должно быть, это очень интересно?
— Он написал роман о том, как в детстве жил в Восточной Африке.
— Я знаю.
— Ты его читала? — спросил Дэвид.
— Да, — сказала Марита. — Хочешь расскажу?
— Нет, — сказал он. — Мне знакомо содержание.
— Очень грустный роман, — сказала она. — Это ты об отце писал?
— Отчасти.
— Должно быть, ты очень любил его.
— Да.
— Ты мне о нем никогда не рассказывал, — сказала Кэтрин.
— Ты не спрашивала.
— А ты бы рассказал?
— Нет, — ответил он.
— Мне очень понравилась книга.
— Не переигрывай, — сказала Кэтрин.
— Я и не думала.
— А когда ты целовала его…
— Это была твоя идея.
— Не перебивай меня, — сказала Кэтрин. — Я хотела спросить, когда ты целовала его, ты думала о нем как о писателе или тебе было просто приятно?
Дэвид налил себе вина и сделал глоток.
— Не знаю, — сказала девушка. — Я не задумывалась.
— И то хорошо, — сказала Кэтрин. — А то уж я испугалась, что все дело в вырезках.
Девушка удивленно посмотрела на них, и Кэтрин пояснила:
— Вырезки из газет о его второй книге. Он ведь уже две написал.
— Я читала только «Порог».
— Вторая книга о летчиках на войне. Лучше его никто не написал о летчиках.
— Чушь, — сказал Дэвид.
— Прочтешь, сама увидишь, — сказала Кэтрин. — Что бы написать такую книгу, надо было самому полностью выложиться или погибнуть. Не думай, что я ничего не смыслю в книгах Дэвида, потому что целую его не как писателя.
— По-моему, самое время для сиесты, — сказал Дэвид. — Тебе нужно вздремнуть, дьяволенок. Ты устала.
— Я заболталась, — сказала Кэтрин. — Спасибо за прекрасный обед, и извините, если я наговорила лишнего и расхвасталась.
— Мне так понравилось, что ты говорила о книгах, — сказала девушка. — Ты просто прелесть.
— Я так не думаю. Я устала, — сказала Кэтрин. — У тебя есть что почитать, Марита?
— Осталась еще пара книг.
— Можно заглянуть к тебе попозже?
— Если хочешь, — сказала девушка.
Дэвид старался не смотреть на девушку, а она — на него.
— Я тебе не помешаю? — спросила Кэтрин.
— Да я ничем особо важным не занята, — сказала Марита.
Когда, Кэтрин и Дэвид остались вдвоем, ветер за окном почти совсем стих, и сиеста мало напоминала их обычный полуденный отдых.
— Могу я теперь рассказать тебе?
— Не трудись.
— Нет, лучше я расскажу. Утром, сев за руль, я испытывала какой-то страх и пустоту и старалась ехать особенно осторожно. Потом впереди на горе показались Канны, и дорога вдоль моря была совершенно пуста, и, когда я обернулась, позади тоже никого не было, и тогда я свернула с дороги в заросли. В том месте они напоминают полынь. Я поцеловала ее, и она ответила, и ощущение было такое необычное. Мы посидели в машине, а потом поехали в Ниццу, и я не знаю, что думали окружающие. Мне уже было все равно, и мы всюду ходили вместе и покупали все, что захочется. Ей нравится покупать. Кто-то грубо пошутил, но это пустяки. По дороге домой мы снова остановились, и она предложила, чтобы я теперь была ее подружкой, а я ответила, что мне безразлично, все равно я ощущала себя женщиной и не знала, что нужно делать. Никогда не чувствовала себя такой растерянной. Но она была очень мила и, по-моему, хотела помочь мне. Не знаю. В общем, она была очень мила, и я вела машину, а она сидела рядом, хорошенькая и счастливая, и была такой ласковой, как бываем мы с тобой или я с тобой, и я сказала, что не смогу вести машину и нам лучше остановиться. Я только поцеловала ее, но было так хорошо. Ну, и мы посидели немного, а потом я сразу поехала домой. Возле самого дома я еще раз поцеловала ее, и мне снова понравилось, и мы были счастливы, и я ни о чем не жалею.
— Ну, теперь, когда ты наконец попробовала, — сказал Дэвид, тщательно подбирая слова, — надеюсь, с этим покончено?
— Вовсе нет. Мне понравилось, и я не собираюсь от этого отказываться.
— Нет?
— Нет. Наоборот, я не остановлюсь, пока мне не надоест. Или я научусь владеть собой.
— Кто это сказал, что ты научишься владеть собой?
— Я. Ну же, Дэвид, я действительно не могу иначе. Кто знал, что я стану такой?
Он ничего не ответил.
— Я вернусь, — сказала она. — Я уверена, что справлюсь с собой, стоит мне все испробовать. Пожалуйста, верь мне.
Он ничего не ответил.
— Она ждет меня. Ты же слышал, я ее просила. Нельзя же останавливаться на полпути.
— Я уезжаю в Париж, — сказал Дэвид. — Найдешь меня через банк.
— Нет, — сказала она. — Нет. Ты должен помочь мне.
— Я не могу тебе помочь.
— Можешь. Ты не уедешь. Я этого не выдержу. Я не хочу оставаться с ней. Я всего лишь хочу попробовать. Неужели не ясно? Ну пожалуйста, пойми. Ты всегда понимал меня.
— Только не в этом.
— Пожалуйста, попытайся понять. Раньше ты все понимал. Правда, Дэвид?
— Может быть. Раньше.
— Мы сами это затеяли, и, когда все кончится, останемся только мы. Я люблю одного тебя.
— Не делай этого.
— Не могу. Еще в школе мне всегда попадались подружки, которые хотели попробовать. Но я не решалась и так и не рискнула. А сейчас не могу иначе.
Он ничего не ответил.
— Ты должен знать, что я чувствую.
Он ничего не ответил.
— Как бы там ни было, она влюблена в тебя, и ты тоже можешь быть с ней, и мы будем квиты.
— Ты сошла с ума, дьяволенок.
— Знаю, — сказала она. — Молчу.
— Поспи, — сказал он. — Просто ляг рядом тихонечко, и мы оба заснем.
— Я так люблю тебя, — сказала она. — И ты единственный, с кем мне хорошо. Я и ей слишком много о тебе рассказывала, впрочем, ни о чем другом она и говорить не хочет. Ну вот, я успокоилась и теперь могу идти.
Завтракать было поздно, и, хотя в записке, приложенной к ключу от машины, Кэтрин писала, что они уехали в Ниццу и на обратном пути подождут его в кафе, он слишком устал, чтобы ехать в город на старенькой «изотте» с плохими тормозами и неисправным мотором.
«Я знаю, чего мне хочется, — подумал он. — Холодного пива в высокой литровой кружке из толстого стекла и pomme a l'huile,20 посыпанного молотым перцем». Но пиво на побережье было плохим, и он с удовольствием вспоминал Париж, да и другие города, и радовался тому, что удалось поработать и закончить хороший рассказ. Это была первая вещь, которую он написал с тех пор, как женился. «Главное — суметь закончить, — думал он. — Неоконченная вещь ничего не стоит. Завтра я продолжу повесть о путешествии и обязательно закончу и ее. Только как? Как ты собираешься закончить ее теперь?»
Как только он отвлекся от работы, в голову полезло все, о чем он старался не думать. Он вспомнил вчерашнюю ночь, дорогу, по которой два дня назад ехал с Кэтрин и по которой сегодня она отправилась вместе с этой девушкой, и ему стало не по себе. «Должно быть, они возвращаются. Уже полдень. А может быть, они в кафе. „Будь проще“, — сказала Кэтрин. Но она имела в виду что-то еще. Наверное, она знает, что делает. Наверное, она знает, чем все кончится. Наверное, она действительно знает. А ты нет.
Ну вот, работал спокойно, а теперь дергаешься. Лучше напиши еще один рассказ. Напиши самый трудный из тех, что задумал. Иди и садись писать. Нужно держаться, если желаешь ей добра. Много ли хорошего ты ей дал? Много? Нет, не много. Много — значит достаточно. Завтра же принимайся за новый рассказ. Нет, к черту завтра! Что значит завтра? Иди пиши сейчас».
Он сунул записку и ключ от машины в карман, вернулся в рабочую комнату, сел за стол и написал первый абзац нового рассказа, который откладывал с тех самых пор, как научился писать. Он написал этот абзац простыми предложениями, и теперь все проблемы, о которых он хотел рассказать, предстояло пережить самому и оживить их на бумаге. Начало написано, и остается только продолжить работу. «Вот и все, — сказал он. — Видишь, как на самом деле просто то, что у тебя не получалось?» Потом он вышел на террасу, сел за столик и заказал виски с содовой.
Племянник хозяина принес из бара бутылки, лед, стакан и сказал:
— Месье еще не завтракал.
— Я слишком долго работал.
— C'est dommage,21 — сказал паренек. — Принести что-нибудь? Сандвич?
— В нашей кладовой есть банка Maquereau Vin Blanc.22 Откройте и принесите мне.
— Но она теплая.
— Не важно. Принесите.
Он съел Maquereau Vin Blanc и выпил виски с содовой. Конечно же, охлажденная рыба была бы куда вкуснее. За едой он прочел утреннюю газету.
«В Ле-Гро-дю-Руа мы ели свежую рыбу, — подумал он, — но это было так давно». Он стал вспоминать Ле-Гро-дю-Руа, когда услышал гул мотора поднимавшейся в гору машины.
— Уберите это, — сказал он официанту, встал, перешел в бар, налил себе еще виски, положил в стакан лед и долил содовой. Во рту оставался привкус от вымоченной в вине и сдобренной специями рыбы, и он взял бутылку минеральной и сделал несколько глотков из горлышка.
Дэвид услышал их голоса, и вот они появились в дверях такие же оживленные и счастливые, как вчера. Кэтрин, светленькая, точно березка, с загорелым лицом, нежным и возбужденным. Вторая, темноволосая девушка с взъерошенными от ветра волосами и горящим взглядом, как только подошла ближе, неожиданно смущенно потупилась.
— Мы решили не заходить в кафе, когда увидели, что тебя там нет, — сказала Кэтрин.
— Я работал допоздна. Как дела, дьяволенок?
— Отлично. Про нее можешь даже не спрашивать.
— Вам хорошо работалось, Дэвид? — спросила девушка.
— Вот это жена! — сказала Кэтрин. — А я и забыла спросить.
— Что делали в Ницце?
— Можно, мы сначала выпьем, а потом расскажем?
Женщины стояли так близко от него, что он почти физически ощущал их близость.
— Вам хорошо работалось, Дэвид? — еще раз спросила девушка.
— Конечно, хорошо, — сказала Кэтрин. — Он иначе не умеет, глупышка.
— Правда, Дэвид?
— Да, — ответил он. — Спасибо.
— Дадут нам выпить? — спросила Кэтрин. — Мы, правда, не работали. Только купили кое-что, кое-что заказали, да еще поскандалили.
— Ну, разве это скандал.
— Не знаю, — сказала Кэтрин. — Какая разница?
— Что у вас случилось? — спросил Дэвид.
— Пустяки, — сказала девушка.
— Ерунда, — сказала Кэтрин. — Мне даже понравилось.
— В Ницце кто-то прошелся по поводу ее брюк.
— В этом нет ничего обидного, — сказал Дэвид. — Ницца — большой город. Этого следовало ожидать, раз поехали туда в таком виде.
— Скажи, я изменилась? — спросила Кэтрин. — Почему до сих пор здесь нет зеркала? Как, по-твоему, я хоть сколько-нибудь изменилась?
— Нет. — Дэвид посмотрел на нее. Она казалась очень белокурой, необыкновенно загорелой, и растрепанные волосы придавали ей дерзкий вид.
— Вот и хорошо, — сказала она. — Потому что я решилась.
— Да ни на что ты не решилась, — сказала девушка.
— Нет, решилась, мне понравилось, и я хочу еще выпить.
— Ничего не произошло, Дэвид, — сказала девушка.
— Утром я остановила машину на пустынном участке дороги и поцеловала ее, а она меня, потом на обратном пути из Ниццы еще раз и вот только что, когда мы выходили из машины. — Кэтрин смотрела на него, и во взгляде ее была одновременно и нежность, и непокорность. Потом добавила: — Это было забавно, и мне понравилось. Ты тоже поцелуй ее.
Дэвид повернулся к Марите, и она неожиданно прильнула к нему и поцеловала его. Он не собирался целовать ее и не ожидал, что так получится.
— Хватит, — сказала Кэтрин.
— А ты что скажешь? — спросил Дэвид. Девушка казалась смущенной и одновременно счастливой.
— Я счастлива, как ты и хотел, — сказала она.
— Ну вот, теперь все довольны, — сказала Кэтрин. — Разделили вину поровну.
Они великолепно пообедали и выпили холодного тавельского с hors d'oeuvres,23 цыпленком, вареным мясом, салатом, фруктами и сыром. Они сильно проголодались, но держались непринужденно и за едой весело шутили.
— К ужину или даже раньше мы приготовили потрясающий сюрприз, — сказала Кэтрин. — Знаешь, она сорит деньгами, как подвыпивший индеец — хозяин нефтеносного участка.
— Индейцы симпатичные? — спросила Марита. — Или похожи на магарадж?
— Дэвид расскажет тебе про них. Он родом из Оклахомы.
— А я думала, он из Восточной Африки.
— Нет. Кое-кто из его предков удрал из Оклахомы и увез его еще мальчиком в Восточную Африку.
— Должно быть, это очень интересно?
— Он написал роман о том, как в детстве жил в Восточной Африке.
— Я знаю.
— Ты его читала? — спросил Дэвид.
— Да, — сказала Марита. — Хочешь расскажу?
— Нет, — сказал он. — Мне знакомо содержание.
— Очень грустный роман, — сказала она. — Это ты об отце писал?
— Отчасти.
— Должно быть, ты очень любил его.
— Да.
— Ты мне о нем никогда не рассказывал, — сказала Кэтрин.
— Ты не спрашивала.
— А ты бы рассказал?
— Нет, — ответил он.
— Мне очень понравилась книга.
— Не переигрывай, — сказала Кэтрин.
— Я и не думала.
— А когда ты целовала его…
— Это была твоя идея.
— Не перебивай меня, — сказала Кэтрин. — Я хотела спросить, когда ты целовала его, ты думала о нем как о писателе или тебе было просто приятно?
Дэвид налил себе вина и сделал глоток.
— Не знаю, — сказала девушка. — Я не задумывалась.
— И то хорошо, — сказала Кэтрин. — А то уж я испугалась, что все дело в вырезках.
Девушка удивленно посмотрела на них, и Кэтрин пояснила:
— Вырезки из газет о его второй книге. Он ведь уже две написал.
— Я читала только «Порог».
— Вторая книга о летчиках на войне. Лучше его никто не написал о летчиках.
— Чушь, — сказал Дэвид.
— Прочтешь, сама увидишь, — сказала Кэтрин. — Что бы написать такую книгу, надо было самому полностью выложиться или погибнуть. Не думай, что я ничего не смыслю в книгах Дэвида, потому что целую его не как писателя.
— По-моему, самое время для сиесты, — сказал Дэвид. — Тебе нужно вздремнуть, дьяволенок. Ты устала.
— Я заболталась, — сказала Кэтрин. — Спасибо за прекрасный обед, и извините, если я наговорила лишнего и расхвасталась.
— Мне так понравилось, что ты говорила о книгах, — сказала девушка. — Ты просто прелесть.
— Я так не думаю. Я устала, — сказала Кэтрин. — У тебя есть что почитать, Марита?
— Осталась еще пара книг.
— Можно заглянуть к тебе попозже?
— Если хочешь, — сказала девушка.
Дэвид старался не смотреть на девушку, а она — на него.
— Я тебе не помешаю? — спросила Кэтрин.
— Да я ничем особо важным не занята, — сказала Марита.
Когда, Кэтрин и Дэвид остались вдвоем, ветер за окном почти совсем стих, и сиеста мало напоминала их обычный полуденный отдых.
— Могу я теперь рассказать тебе?
— Не трудись.
— Нет, лучше я расскажу. Утром, сев за руль, я испытывала какой-то страх и пустоту и старалась ехать особенно осторожно. Потом впереди на горе показались Канны, и дорога вдоль моря была совершенно пуста, и, когда я обернулась, позади тоже никого не было, и тогда я свернула с дороги в заросли. В том месте они напоминают полынь. Я поцеловала ее, и она ответила, и ощущение было такое необычное. Мы посидели в машине, а потом поехали в Ниццу, и я не знаю, что думали окружающие. Мне уже было все равно, и мы всюду ходили вместе и покупали все, что захочется. Ей нравится покупать. Кто-то грубо пошутил, но это пустяки. По дороге домой мы снова остановились, и она предложила, чтобы я теперь была ее подружкой, а я ответила, что мне безразлично, все равно я ощущала себя женщиной и не знала, что нужно делать. Никогда не чувствовала себя такой растерянной. Но она была очень мила и, по-моему, хотела помочь мне. Не знаю. В общем, она была очень мила, и я вела машину, а она сидела рядом, хорошенькая и счастливая, и была такой ласковой, как бываем мы с тобой или я с тобой, и я сказала, что не смогу вести машину и нам лучше остановиться. Я только поцеловала ее, но было так хорошо. Ну, и мы посидели немного, а потом я сразу поехала домой. Возле самого дома я еще раз поцеловала ее, и мне снова понравилось, и мы были счастливы, и я ни о чем не жалею.
— Ну, теперь, когда ты наконец попробовала, — сказал Дэвид, тщательно подбирая слова, — надеюсь, с этим покончено?
— Вовсе нет. Мне понравилось, и я не собираюсь от этого отказываться.
— Нет?
— Нет. Наоборот, я не остановлюсь, пока мне не надоест. Или я научусь владеть собой.
— Кто это сказал, что ты научишься владеть собой?
— Я. Ну же, Дэвид, я действительно не могу иначе. Кто знал, что я стану такой?
Он ничего не ответил.
— Я вернусь, — сказала она. — Я уверена, что справлюсь с собой, стоит мне все испробовать. Пожалуйста, верь мне.
Он ничего не ответил.
— Она ждет меня. Ты же слышал, я ее просила. Нельзя же останавливаться на полпути.
— Я уезжаю в Париж, — сказал Дэвид. — Найдешь меня через банк.
— Нет, — сказала она. — Нет. Ты должен помочь мне.
— Я не могу тебе помочь.
— Можешь. Ты не уедешь. Я этого не выдержу. Я не хочу оставаться с ней. Я всего лишь хочу попробовать. Неужели не ясно? Ну пожалуйста, пойми. Ты всегда понимал меня.
— Только не в этом.
— Пожалуйста, попытайся понять. Раньше ты все понимал. Правда, Дэвид?
— Может быть. Раньше.
— Мы сами это затеяли, и, когда все кончится, останемся только мы. Я люблю одного тебя.
— Не делай этого.
— Не могу. Еще в школе мне всегда попадались подружки, которые хотели попробовать. Но я не решалась и так и не рискнула. А сейчас не могу иначе.
Он ничего не ответил.
— Ты должен знать, что я чувствую.
Он ничего не ответил.
— Как бы там ни было, она влюблена в тебя, и ты тоже можешь быть с ней, и мы будем квиты.
— Ты сошла с ума, дьяволенок.
— Знаю, — сказала она. — Молчу.
— Поспи, — сказал он. — Просто ляг рядом тихонечко, и мы оба заснем.
— Я так люблю тебя, — сказала она. — И ты единственный, с кем мне хорошо. Я и ей слишком много о тебе рассказывала, впрочем, ни о чем другом она и говорить не хочет. Ну вот, я успокоилась и теперь могу идти.