Страница:
– По рюмочке! – воскликнул он. – А потом ужин. А потом продолжим историю о Памеле и бароне. С того места, где нас оборвали. Ты приехала сюда на своей чудовищной колымаге?
– Ага, – Спорить было бессмысленно.
– Недалеко от моего дома есть неплохой ресторан. Готов пригласить тебя туда, если ты предоставишь транспорт.
– По-моему, неплохая сделка, – обрадовалась я. Фотогеничное лицо Хьюго, его длинный нос и высокие скулы, в зависимости от угла зрения, то казались излишне костлявыми, то – невероятно привлекательными. Сейчас освещение работало на Хьюго, и он был неотразим. Но говорить ему об этом я не собиралась. Сожрет мой комплимент за секунду и потребует еще. Не стоит баловать скотину.
Ресторан оказался очень милым местечком в центре Клеркенуэлла, в цокольном этаже современного банка. Деревянные полы, столы из матового стекла, мягкие черные кресла со спинками подчеркнуто обтекаемой формы. Юноша-гардеробщик в черном френче Джавахарлала Неру милостиво принял у нас одежду и проводил к столику, не преминув побурчать на Хьюго за то, что тот не заказал места заранее. Хьюго отреагировал с обычным величием.
– Я так часто здесь бываю, Кенджи, что это фактически уже моя собственная кухня, – отчеканил он голосом, не допускающим возражений. – Разумно ли заказывать место на собственной кухне?
Кенджи утихомирился и спросил:
– Леди в курсе, как мы работаем?
– Я все ей объясню. Мы сразу же встаем в очередь, потому что умираем с голода. Принеси нам пока бутылку австралийского шардонне – того, что я обычно пью.
– Пижон, – прошептала я, когда Кенджи удалился.
Хьюго одарил меня неожиданно теплой улыбкой – открытой, простой и невероятно подкупающей.
– Я же плачу! – весело сказал он. – И я действительно пижон: Поверь, если бы ты выросла в Сербитоне, была бы точно такой же. Ладно, давай попробуем что-нибудь съесть.
Он встал. Я последовала его примеру.
– Куда мы идем?
Хьюго прошествовал между столиков в дальний конец зала, где группа прилично одетых клиентов толпилась вокруг длинного стола, на котором были расставлены миски с едой.
– О, прекрасно. «Пицца-Хат» для состоятельных клиентов, – саркастически сказала я. – Как утонченно.
– Ну и деревенщина, – вздохнул Хьюго. – Возьми тарелку, набери чего душе угодно, а потом, если будешь вежлива, вон те джентльмены все это тебе приготовят.
Он кивнул в сторону двух массивных восточных парней в белой форме, стоявших за полукруглым рядом раскаленных газовых плит, над которыми висела гигантская вытяжка из нержавеющей стали, всасывавшая клубы дыма. Все это походило на выставку, которую я видела несколько лет назад в галерее «Саатчи». Здесь тоже была очередь в лучших традициях британского этикета. Вдоль плит тянулся прилавок, на который посетители ставили свои миски. Я пригляделась к выставленным на столе яствам повнимательнее и пришла в восторг. Кроме различных видов лапши и риса тут были и креветки, и кальмары, и люциан. Мясо и овощи всех видов и в немыслимом количестве, и все нарезано с образцовой аккуратностью.
– Возьми сначала лапшу. Сверху положи мясо или рыбу. Много не бери, а то места в брюхе не останется и ты не сможешь прийти за добавкой, – советовал Хьюго.
Он заглядывал мне через плечо, проверяя, следую ли я его указаниям. Я взяла соевую лапшу, креветки, зеленый лук, каштаны и какой-то заплесневевший грибок – чтобы не выглядеть ограниченным человеком. Пока мы стояли в очереди, я пробежала глазами список соусов: острый арахисовый, териаки, самбал, сладкие и кислые… Я выбрала лимонный. Хьюго – сладкий чили. Повар смахнул креветки и овощи в почерневший котелок; все тут же начало шкворчать и брызгаться. Через минуту в котелок отправилась лапша, повар быстро перемешал содержимое китайскими палочками. Когда он добавил соус, воздух наполнился ароматом лимона и пряностей. Я с наслаждением поводила носом. Повар быстро швырнул все обратно в миску. При этом на край не попало ни капли соуса.
– Спасибо, – сказала я, бросаясь к нашему столику. Еще не успев сесть, я уже набила рот едой.
– Нравится, прожорливое брюхо? – спокойно спросил Хьюго, лениво усаживаясь напротив.
– М-м-н… – промычала я, хватаясь за свой бокал с вином. – Очень вкусно. И вино тоже.
– Неплохо готовят, да? Я каждый раз стараюсь попробовать новое сочетание. Все это можно спокойно есть, даже если боишься пополнеть, чего я, увы, боюсь всегда.
– Тебе-то зачем сбрасывать вес? – воскликнула я. – Не говори ерунды. Ты и так тощий.
– Телевизор добавляет три килограмма, – хмуро пояснил Хьюго. – Полагаю, этим сказано все.
– Хорошо, что я не актриса.
– Я тоже рад, – совершенно серьезно ответил Хьюго. – Боже, ты уже все съела?
– Голод не тетка. – Я сама удивилась такому проворству. – Но так уж и быть, подожду тебя. За добавкой пойдем вместе.
– Ни в коем случае. Я не хочу, чтобы ты сидела и, словно голодная беднота, укоризненно смотрела, как я работаю палочками. Давай-давай, проваливай.
Сказано – сделано. Я снова стояла в очереди к плите с тарелкой, наполненной рисом, крабами, побегами бамбука и стручками фасоли. Вдруг кто-то взъерошил мне сзади волосы. Сначала я подумала, что это Тим, мой знакомый журналист из «Геральд», офисы которой располагались неподалеку, на Клеркенуэлл-роуд, – я уже заметила здесь несколько знакомых газетчиков. Но, обернувшись, обнаружила Джейни. Она в два раза ниже Тима, но гораздо полнее.
– Что это ты тут делаешь? – спросила она с не слишком лестным для меня удивлением.
– Ну, конечно, я же недостаточно в струе. Недостаточно яппи. – Я обняла ее, насколько это можно сделать, когда держишь в обеих руках по переполненной миске. – Меня привел сюда мой друг. Он живет неподалеку. А ты как здесь оказалась?
Джейни показала подбородком на стоявшую чуть позади женщину:
– А меня привела Гита. Она говорит, что постоянно торчит здесь. Гита, это Сэм, моя старинная подруга. Сэм, это Гита – продюсер, с которой я работаю. Я наверняка тебе о ней рассказывала.
Она улыбнулась Гите – высокой смуглой даме в полупрозрачной рубашке с леопардовым рисунком и обтягивающих легинсах шоколадного цвета. Легинсы заканчивались чуть ниже колен, чтобы подчеркнуть невероятно тонкие лодыжки и туфли из поддельного леопарда на высоких каблуках. В ушах у Гиты покачивались огромные золотые кольца, тяжелые ресницы были аккуратно выкрашены всеми оттенками коричневого, вплоть до бледно-бежевого. Эффект был тщательно просчитан, все выглядело намеренно экзотично – на такие вещи способны только азиатки; западная женщина в таком наряде и с таким макияжем выглядела бы настоящей дешевкой.
Повар отобрал у меня миску, и я пожала протянутую руку Гиты, увешанную золотыми браслетами. Никто из моих знакомых не носил золотых украшений уже лет десять, но к ее оливкового цвета коже они очень шли. Запястья Гиты были еще тоньше лодыжек – хрупкость и стальная прочность одновременно. Она мне сразу не понравилась. Возможно, мне претил ее холодный оценивающий взгляд – Гита будто прикидывала, стоит ли со мной водиться.
– Вы – скульптор, да? – спросила она.
– Как ты догадалась? – воскликнула Джейни.
– Ты сама мне рассказала, тысячу лет назад. Я хорошо помню все, что ты мне рассказываешь. – У нее был низкий голос; не сомневаюсь, Гита много над ним работала. Она нравилась мне все меньше.
Я взяла у повара миску. Джейни и Гита отдали свои.
– Пойду есть, пока не остыло. Вы где сидите?
– Вон там, – Джейни показала на стол у окна в другом конце зала.
– Подойдите потом, поболтаем.
Когда я вернулась, за нашим столом никого не было. Хьюго появился через несколько минут с миской баранины и риса с красным перцем и арахисовым соусом.
– С кем это ты там разговаривала? – спросил он.
Я ввела его в курс дела. Он заинтересовался:
– Значит, я познакомлюсь не только с многострадальной подругой Хелен, но еще и с продюсером и выпускающим редактором Би-би-си. Надо бы мне почаще водить тебя в рестораны.
– Ты уже исчерпал все мои возможности, – я рассмеялась. – Джейни – мой единственный полезный друг. А, да, еще есть Тим. Из «Геральд».
– Не думаю, что он пишет рецензии. Я всех знаю по именам.
– Нет, он обозреватель.
Мимо нашего столика прошли три холеные девицы из цветного воскресного приложения к «Геральд», все в черном. Я была с ними знакома, как-то раз мы вместе пьянствовали. Девчонки умели пить. Мы тогда вывалились из бара в два часа ночи, одна из них споткнулась, порвала свои брюки от Эгнес Би. Совместное пьянство и порванные штаны сковали нас своеобразными узами – как бойцов, переживших кровавое сражение. Девушки помахали мне. Эти девчонки всегда казались мне ведьмами из «Макбета» – могли до смерти напугать любого мужика с пятнадцати метров.
Когда мы допивали вино, к нашему столику подошли Джейни и Гита. С ними была Хелен, о которой они не сказали ни слова, что любопытно. Хьюго, демонстрируя безупречные манеры, тут же встал и принялся глазами искать официанта.
– Вы не могли бы принести нам еще пару стульев? – спросил он. – Наши друзья хотят присоединиться к нам.
Джейни и Хелен уместились на маленьком диванчике у стены, и в результате места хватило всем. Официант убрал тарелки и принес еще бутылку вина. Гита, которая видела Хьюго в «Призраках», сказала, что он играл очень хорошо, о чем, судя по его скромной улыбке, он знал, но все же был рад услышать комплимент. Хьюго видел фильм, который Гита делала для Би-би-си-2, и некоторые части сериала, которым Джейни занималась на своей предыдущей работе, и сказал то, что нужно было сказать. Все шло очень гладко.
– А я не знала, что вы с Хьюго так близко знакомы, – ехидно заметила Хелен.
«Теперь будешь знать», – хотела ответить я, но Хьюго меня опередил:
– А мы не очень близко знакомы. В этом-то вся прелесть.
– Как прошел прогон? – спросила Джейни.
– Очень хорошо. Никаких особых несуразностей.
– Хелен рассказала мне про Фиалку. Вы видели, как это случилось? Фиалка действительно на Хэзел набросилась?
Хьюго сознательно старался не встречаться с Хелен взглядом. Я вспомнила собственные размышления о том, как, постепенно удаляясь от источника, слухи начинают жить своей собственной жизнью – так ручеек постепенно превращается в реку.
– Буря в стакане воды, – достаточно спокойно сказал он. – Они двигались не совсем синхронно.
– Ерундовая царапина, – поддержала я. – Я зашла к Хэзел в гримерку узнать, как она. Царапины почти не видно. Она ничуть не переживает.
Хьюго воздержался от комментариев, но я почувствовала на себе его взгляд.
– Ну и отлично, – сказала Джейни, которая поняла, что нужно сменить тему, и повернулась ко мне, собираясь что-то спросить. Но Хелен не позволила ей это сделать.
– Да ладно тебе, – капризно протянула она; зеленые глаза, прищурившись, смотрели на меня. – Все не так просто. Мне кажется, Фиалку кто-то сглазил. Столько событий. Сначала она опаздывает на репетицию, потом падает в обморок. Еще эта история с Филипом. Говорят, что ей известно гораздо больше, чем она признается. А теперь еще эта склока с Хэзел. Уверена, что это не случайно.
– А ты там была? – зловеще-спокойным тоном спросил Хьюго.
– Нет, но Билл все видел. Он мне рассказал. Я знаю, что вы с Биллом не ладите, но мне кажется, ему можно верить.
Серые глаза Хьюго были холодны, как зимнее утро.
– А мне Хэзел сказала, – зачастила я, пока Оберон не навалился на стол и не придушил Титанию, – что ей будет очень интересно работать вместе с Фиалкой в «Кукольном доме». Если она не сердится, то и остальным не стоит раздувать историю.
– Ну, пока неизвестно, что будет со спектаклем, – ядовито процедила Хелен. – Филип ведь умер.
– Постановку уже не отменят, – вставила заботливая Гита. – Она ведь уже в графике, Хелен. – Слово «график» она произнесла так, как утвердившийся в вере христианин произносит слово «Библия». – Теперь ничего нельзя изменить.
Хелен насупилась.
– А мне сказали, что еще ничего не известно, – вызывающе заявила она, не уточнив при этом, кто именно ей об этом сказал. – Если кому-то интересно знать мое мнение, то мне кажется, Фиалке это пошло бы только на пользу.
– Но тебя ведь никто не спрашивал, верно? – сказал Хьюго с обманчивым спокойствием. – По крайней мере, я такого не помню. – Он обвел компанию глазами, как бы выясняя, не интересовался ли кто-либо из нас мнением Хелен в тот момент, когда он ненадолго отвлекся.
– Нам, наверное, пора, Хелен, – сказала Джейни, быстро допивая вино и вставая из-за стола. – Завтра у меня тяжелый день.
– У нас, – с улыбкой поправила Гита, – завтра тяжелый день.
– Как ваши планы? – спросила я.
– Гита расскажет, – быстро ответила Джейни, которой хотелось как можно скорее увести Хелен прочь и тем самым предотвратить конфликт.
Нам с Хелен уже давно порой домой. Спасибо за вино, Хьюго. Было приятно с тобой повидаться.
Скорей бы ваша премьера. Я завтра приду на просмотр.
– Может, пойдем вместе? – предложила я. – Я до сих пор не видела спектакль целиком.
– Отлично. Так много спектаклей приходится смотреть в одиночестве, а я терпеть не могу сидеть одна. Во сколько начало?
– В семь тридцать, – ответил Хьюго.
– Встретимся в семь в фойе, Сэм?
– Договорились. Пока мы с Джейни разговаривали, Хелен стояла, стараясь не встречаться глазами с Хьюго. Мы обменялись поцелуями, и Джейни, нежно взяв Хелен под руку, помахала нам на прощание.
– Мне на самом деле тоже пора, – вздохнула Гита, откинувшись на спинку стула. – День был долгий.
– Вы живете рядом? – спросил Хьюго. – Может, мы вас проводим?
Мы распрощались с Гитой у дверей ее дома. Она формально предложила нам выпить, мы послушно отказались; все точно следовали общепринятым социальным обрядам. Гита хлопнула за собой дверью.
– Наконец-то одни, – сказала я.
– Не совсем, – заметил Хьюго, провожая взглядом проехавшую мимо машину, – но почти. Я боль ше ждать не могу. Идем же, Памела! Я привяжу тебя к кровати и заставлю делать неописуемые вещи. И, надеюсь, ты польстишь моему тщеславию, придешь в ужас и будешь протестовать, но в конце концов сдашься и забьешься в экстазе.
– Насчет ужаса не гарантирую, – сказала я. – Но если ты хочешь привязать меня к кровати, все остальное – в твоих руках.
– В буквальном смысле, – улыбнулся Хьюго.
Глава восемнадцатая
– Ага, – Спорить было бессмысленно.
– Недалеко от моего дома есть неплохой ресторан. Готов пригласить тебя туда, если ты предоставишь транспорт.
– По-моему, неплохая сделка, – обрадовалась я. Фотогеничное лицо Хьюго, его длинный нос и высокие скулы, в зависимости от угла зрения, то казались излишне костлявыми, то – невероятно привлекательными. Сейчас освещение работало на Хьюго, и он был неотразим. Но говорить ему об этом я не собиралась. Сожрет мой комплимент за секунду и потребует еще. Не стоит баловать скотину.
Ресторан оказался очень милым местечком в центре Клеркенуэлла, в цокольном этаже современного банка. Деревянные полы, столы из матового стекла, мягкие черные кресла со спинками подчеркнуто обтекаемой формы. Юноша-гардеробщик в черном френче Джавахарлала Неру милостиво принял у нас одежду и проводил к столику, не преминув побурчать на Хьюго за то, что тот не заказал места заранее. Хьюго отреагировал с обычным величием.
– Я так часто здесь бываю, Кенджи, что это фактически уже моя собственная кухня, – отчеканил он голосом, не допускающим возражений. – Разумно ли заказывать место на собственной кухне?
Кенджи утихомирился и спросил:
– Леди в курсе, как мы работаем?
– Я все ей объясню. Мы сразу же встаем в очередь, потому что умираем с голода. Принеси нам пока бутылку австралийского шардонне – того, что я обычно пью.
– Пижон, – прошептала я, когда Кенджи удалился.
Хьюго одарил меня неожиданно теплой улыбкой – открытой, простой и невероятно подкупающей.
– Я же плачу! – весело сказал он. – И я действительно пижон: Поверь, если бы ты выросла в Сербитоне, была бы точно такой же. Ладно, давай попробуем что-нибудь съесть.
Он встал. Я последовала его примеру.
– Куда мы идем?
Хьюго прошествовал между столиков в дальний конец зала, где группа прилично одетых клиентов толпилась вокруг длинного стола, на котором были расставлены миски с едой.
– О, прекрасно. «Пицца-Хат» для состоятельных клиентов, – саркастически сказала я. – Как утонченно.
– Ну и деревенщина, – вздохнул Хьюго. – Возьми тарелку, набери чего душе угодно, а потом, если будешь вежлива, вон те джентльмены все это тебе приготовят.
Он кивнул в сторону двух массивных восточных парней в белой форме, стоявших за полукруглым рядом раскаленных газовых плит, над которыми висела гигантская вытяжка из нержавеющей стали, всасывавшая клубы дыма. Все это походило на выставку, которую я видела несколько лет назад в галерее «Саатчи». Здесь тоже была очередь в лучших традициях британского этикета. Вдоль плит тянулся прилавок, на который посетители ставили свои миски. Я пригляделась к выставленным на столе яствам повнимательнее и пришла в восторг. Кроме различных видов лапши и риса тут были и креветки, и кальмары, и люциан. Мясо и овощи всех видов и в немыслимом количестве, и все нарезано с образцовой аккуратностью.
– Возьми сначала лапшу. Сверху положи мясо или рыбу. Много не бери, а то места в брюхе не останется и ты не сможешь прийти за добавкой, – советовал Хьюго.
Он заглядывал мне через плечо, проверяя, следую ли я его указаниям. Я взяла соевую лапшу, креветки, зеленый лук, каштаны и какой-то заплесневевший грибок – чтобы не выглядеть ограниченным человеком. Пока мы стояли в очереди, я пробежала глазами список соусов: острый арахисовый, териаки, самбал, сладкие и кислые… Я выбрала лимонный. Хьюго – сладкий чили. Повар смахнул креветки и овощи в почерневший котелок; все тут же начало шкворчать и брызгаться. Через минуту в котелок отправилась лапша, повар быстро перемешал содержимое китайскими палочками. Когда он добавил соус, воздух наполнился ароматом лимона и пряностей. Я с наслаждением поводила носом. Повар быстро швырнул все обратно в миску. При этом на край не попало ни капли соуса.
– Спасибо, – сказала я, бросаясь к нашему столику. Еще не успев сесть, я уже набила рот едой.
– Нравится, прожорливое брюхо? – спокойно спросил Хьюго, лениво усаживаясь напротив.
– М-м-н… – промычала я, хватаясь за свой бокал с вином. – Очень вкусно. И вино тоже.
– Неплохо готовят, да? Я каждый раз стараюсь попробовать новое сочетание. Все это можно спокойно есть, даже если боишься пополнеть, чего я, увы, боюсь всегда.
– Тебе-то зачем сбрасывать вес? – воскликнула я. – Не говори ерунды. Ты и так тощий.
– Телевизор добавляет три килограмма, – хмуро пояснил Хьюго. – Полагаю, этим сказано все.
– Хорошо, что я не актриса.
– Я тоже рад, – совершенно серьезно ответил Хьюго. – Боже, ты уже все съела?
– Голод не тетка. – Я сама удивилась такому проворству. – Но так уж и быть, подожду тебя. За добавкой пойдем вместе.
– Ни в коем случае. Я не хочу, чтобы ты сидела и, словно голодная беднота, укоризненно смотрела, как я работаю палочками. Давай-давай, проваливай.
Сказано – сделано. Я снова стояла в очереди к плите с тарелкой, наполненной рисом, крабами, побегами бамбука и стручками фасоли. Вдруг кто-то взъерошил мне сзади волосы. Сначала я подумала, что это Тим, мой знакомый журналист из «Геральд», офисы которой располагались неподалеку, на Клеркенуэлл-роуд, – я уже заметила здесь несколько знакомых газетчиков. Но, обернувшись, обнаружила Джейни. Она в два раза ниже Тима, но гораздо полнее.
– Что это ты тут делаешь? – спросила она с не слишком лестным для меня удивлением.
– Ну, конечно, я же недостаточно в струе. Недостаточно яппи. – Я обняла ее, насколько это можно сделать, когда держишь в обеих руках по переполненной миске. – Меня привел сюда мой друг. Он живет неподалеку. А ты как здесь оказалась?
Джейни показала подбородком на стоявшую чуть позади женщину:
– А меня привела Гита. Она говорит, что постоянно торчит здесь. Гита, это Сэм, моя старинная подруга. Сэм, это Гита – продюсер, с которой я работаю. Я наверняка тебе о ней рассказывала.
Она улыбнулась Гите – высокой смуглой даме в полупрозрачной рубашке с леопардовым рисунком и обтягивающих легинсах шоколадного цвета. Легинсы заканчивались чуть ниже колен, чтобы подчеркнуть невероятно тонкие лодыжки и туфли из поддельного леопарда на высоких каблуках. В ушах у Гиты покачивались огромные золотые кольца, тяжелые ресницы были аккуратно выкрашены всеми оттенками коричневого, вплоть до бледно-бежевого. Эффект был тщательно просчитан, все выглядело намеренно экзотично – на такие вещи способны только азиатки; западная женщина в таком наряде и с таким макияжем выглядела бы настоящей дешевкой.
Повар отобрал у меня миску, и я пожала протянутую руку Гиты, увешанную золотыми браслетами. Никто из моих знакомых не носил золотых украшений уже лет десять, но к ее оливкового цвета коже они очень шли. Запястья Гиты были еще тоньше лодыжек – хрупкость и стальная прочность одновременно. Она мне сразу не понравилась. Возможно, мне претил ее холодный оценивающий взгляд – Гита будто прикидывала, стоит ли со мной водиться.
– Вы – скульптор, да? – спросила она.
– Как ты догадалась? – воскликнула Джейни.
– Ты сама мне рассказала, тысячу лет назад. Я хорошо помню все, что ты мне рассказываешь. – У нее был низкий голос; не сомневаюсь, Гита много над ним работала. Она нравилась мне все меньше.
Я взяла у повара миску. Джейни и Гита отдали свои.
– Пойду есть, пока не остыло. Вы где сидите?
– Вон там, – Джейни показала на стол у окна в другом конце зала.
– Подойдите потом, поболтаем.
Когда я вернулась, за нашим столом никого не было. Хьюго появился через несколько минут с миской баранины и риса с красным перцем и арахисовым соусом.
– С кем это ты там разговаривала? – спросил он.
Я ввела его в курс дела. Он заинтересовался:
– Значит, я познакомлюсь не только с многострадальной подругой Хелен, но еще и с продюсером и выпускающим редактором Би-би-си. Надо бы мне почаще водить тебя в рестораны.
– Ты уже исчерпал все мои возможности, – я рассмеялась. – Джейни – мой единственный полезный друг. А, да, еще есть Тим. Из «Геральд».
– Не думаю, что он пишет рецензии. Я всех знаю по именам.
– Нет, он обозреватель.
Мимо нашего столика прошли три холеные девицы из цветного воскресного приложения к «Геральд», все в черном. Я была с ними знакома, как-то раз мы вместе пьянствовали. Девчонки умели пить. Мы тогда вывалились из бара в два часа ночи, одна из них споткнулась, порвала свои брюки от Эгнес Би. Совместное пьянство и порванные штаны сковали нас своеобразными узами – как бойцов, переживших кровавое сражение. Девушки помахали мне. Эти девчонки всегда казались мне ведьмами из «Макбета» – могли до смерти напугать любого мужика с пятнадцати метров.
Когда мы допивали вино, к нашему столику подошли Джейни и Гита. С ними была Хелен, о которой они не сказали ни слова, что любопытно. Хьюго, демонстрируя безупречные манеры, тут же встал и принялся глазами искать официанта.
– Вы не могли бы принести нам еще пару стульев? – спросил он. – Наши друзья хотят присоединиться к нам.
Джейни и Хелен уместились на маленьком диванчике у стены, и в результате места хватило всем. Официант убрал тарелки и принес еще бутылку вина. Гита, которая видела Хьюго в «Призраках», сказала, что он играл очень хорошо, о чем, судя по его скромной улыбке, он знал, но все же был рад услышать комплимент. Хьюго видел фильм, который Гита делала для Би-би-си-2, и некоторые части сериала, которым Джейни занималась на своей предыдущей работе, и сказал то, что нужно было сказать. Все шло очень гладко.
– А я не знала, что вы с Хьюго так близко знакомы, – ехидно заметила Хелен.
«Теперь будешь знать», – хотела ответить я, но Хьюго меня опередил:
– А мы не очень близко знакомы. В этом-то вся прелесть.
– Как прошел прогон? – спросила Джейни.
– Очень хорошо. Никаких особых несуразностей.
– Хелен рассказала мне про Фиалку. Вы видели, как это случилось? Фиалка действительно на Хэзел набросилась?
Хьюго сознательно старался не встречаться с Хелен взглядом. Я вспомнила собственные размышления о том, как, постепенно удаляясь от источника, слухи начинают жить своей собственной жизнью – так ручеек постепенно превращается в реку.
– Буря в стакане воды, – достаточно спокойно сказал он. – Они двигались не совсем синхронно.
– Ерундовая царапина, – поддержала я. – Я зашла к Хэзел в гримерку узнать, как она. Царапины почти не видно. Она ничуть не переживает.
Хьюго воздержался от комментариев, но я почувствовала на себе его взгляд.
– Ну и отлично, – сказала Джейни, которая поняла, что нужно сменить тему, и повернулась ко мне, собираясь что-то спросить. Но Хелен не позволила ей это сделать.
– Да ладно тебе, – капризно протянула она; зеленые глаза, прищурившись, смотрели на меня. – Все не так просто. Мне кажется, Фиалку кто-то сглазил. Столько событий. Сначала она опаздывает на репетицию, потом падает в обморок. Еще эта история с Филипом. Говорят, что ей известно гораздо больше, чем она признается. А теперь еще эта склока с Хэзел. Уверена, что это не случайно.
– А ты там была? – зловеще-спокойным тоном спросил Хьюго.
– Нет, но Билл все видел. Он мне рассказал. Я знаю, что вы с Биллом не ладите, но мне кажется, ему можно верить.
Серые глаза Хьюго были холодны, как зимнее утро.
– А мне Хэзел сказала, – зачастила я, пока Оберон не навалился на стол и не придушил Титанию, – что ей будет очень интересно работать вместе с Фиалкой в «Кукольном доме». Если она не сердится, то и остальным не стоит раздувать историю.
– Ну, пока неизвестно, что будет со спектаклем, – ядовито процедила Хелен. – Филип ведь умер.
– Постановку уже не отменят, – вставила заботливая Гита. – Она ведь уже в графике, Хелен. – Слово «график» она произнесла так, как утвердившийся в вере христианин произносит слово «Библия». – Теперь ничего нельзя изменить.
Хелен насупилась.
– А мне сказали, что еще ничего не известно, – вызывающе заявила она, не уточнив при этом, кто именно ей об этом сказал. – Если кому-то интересно знать мое мнение, то мне кажется, Фиалке это пошло бы только на пользу.
– Но тебя ведь никто не спрашивал, верно? – сказал Хьюго с обманчивым спокойствием. – По крайней мере, я такого не помню. – Он обвел компанию глазами, как бы выясняя, не интересовался ли кто-либо из нас мнением Хелен в тот момент, когда он ненадолго отвлекся.
– Нам, наверное, пора, Хелен, – сказала Джейни, быстро допивая вино и вставая из-за стола. – Завтра у меня тяжелый день.
– У нас, – с улыбкой поправила Гита, – завтра тяжелый день.
– Как ваши планы? – спросила я.
– Гита расскажет, – быстро ответила Джейни, которой хотелось как можно скорее увести Хелен прочь и тем самым предотвратить конфликт.
Нам с Хелен уже давно порой домой. Спасибо за вино, Хьюго. Было приятно с тобой повидаться.
Скорей бы ваша премьера. Я завтра приду на просмотр.
– Может, пойдем вместе? – предложила я. – Я до сих пор не видела спектакль целиком.
– Отлично. Так много спектаклей приходится смотреть в одиночестве, а я терпеть не могу сидеть одна. Во сколько начало?
– В семь тридцать, – ответил Хьюго.
– Встретимся в семь в фойе, Сэм?
– Договорились. Пока мы с Джейни разговаривали, Хелен стояла, стараясь не встречаться глазами с Хьюго. Мы обменялись поцелуями, и Джейни, нежно взяв Хелен под руку, помахала нам на прощание.
– Мне на самом деле тоже пора, – вздохнула Гита, откинувшись на спинку стула. – День был долгий.
– Вы живете рядом? – спросил Хьюго. – Может, мы вас проводим?
Мы распрощались с Гитой у дверей ее дома. Она формально предложила нам выпить, мы послушно отказались; все точно следовали общепринятым социальным обрядам. Гита хлопнула за собой дверью.
– Наконец-то одни, – сказала я.
– Не совсем, – заметил Хьюго, провожая взглядом проехавшую мимо машину, – но почти. Я боль ше ждать не могу. Идем же, Памела! Я привяжу тебя к кровати и заставлю делать неописуемые вещи. И, надеюсь, ты польстишь моему тщеславию, придешь в ужас и будешь протестовать, но в конце концов сдашься и забьешься в экстазе.
– Насчет ужаса не гарантирую, – сказала я. – Но если ты хочешь привязать меня к кровати, все остальное – в твоих руках.
– В буквальном смысле, – улыбнулся Хьюго.
Глава восемнадцатая
На следующий день, встретившись с Джейни в фойе «Кросса», мы почти не говорили о стычке Хелен и Хьюго. Стоял приятный теплый вечер. Если бы мы собрались в какой-нибудь известный театр – «Ройял Корт» или «Олдуич», на ступенях уже толпилась бы прорва людей, наслаждающихся последними лучами заката и чувством исполненного долга: культурное обогащение и всякое такое. Но, несмотря на то что на ступеньках «Кросса» никто не спал – такие обычно приходят позже, закончив свою нищенскую вахту у станции метро, – атмосфера едва ли напоминала торжественность Слоун-сквер[74].
С театральных ступеней был виден кусочек станции метро «Темзлинк» и автобусная остановка с разбитым стеклом. Вокруг остановки живописной кучей льда валялись осколки. Чуть дальше находился некогда славный, а теперь закрытый кинотеатр «Скала». Говорят, соседний бильярд-бар расширил за его счет свою территорию. Меня жутко бесит, когда владельцы закрывают кинотеатры, жалуясь на то, что кино не приносит прибыли, а потом ничего не делают со своей недвижимостью. Когда я прохожу мимо «Скалы», «Плазы» и даже «Паркуэй», меня терзают воспоминания о тех вечерах, когда я выходила на Кэмден-стрит, полная впечатлений, и шла куда-нибудь, где можно посидеть и посмаковать кино. Естественно, не в «Электрик Боллрум».
Джейни купила билет, и мы пошли в бар.
– Ты такая задумчивая, – заметила она.
– Скорблю по «Скале».
– А, – улыбка исчезла с ее лица. – Понимаю. Мы помолчали, потом Джейни сказала:
– Знаешь, я с удовольствием посмотрю спектакль. Обычно от одной мысли, что предстоит посмотреть очередного Шекспира, меня клонит в сон. Но все говорят, что эта постановка великолепна.
– Похоже на то, – кивнула я, потягивая джин с тоником. – Хотя я видела только кусочки. Почти все любовные сцены – так уж получилось.
Джейни тут же вцепилась в меня.
– Тебе понравилось? – с любопытством спросила она. – Как играла Фиалка? Знаешь, Хелен не очень высоко ее ценит.
Больше о вчерашней сцене в ресторане она ж упоминала.
– Мне очень понравилось. Я, конечно, не специалист, но, по-моему, они обе играли здорово. – Я ненадолго задумалась. – Хьюго и Фиалка – старые друзья, еще с театральной школы. Он не дает ее в обиду.
Джейни с пониманием кивнула:
– Интересно посмотреть, что он сделал с Обероном. Гита сегодня сказала, что тоже хочет сходить. Я, наверное, приду еще раз, вместе с ней.
Она сделала глоток «кровавой Мэри» и огляделась. Я же в изумлении рассматривала подругу. На Джейни было длинное белое платье, несколько ниток янтаря обвивали шею, волосы тщательно уложены. Джейни переживала трансформацию. Раньше я никогда не назвала бы ее элегантной дамой, но теперь именно такое определение первым приходило в голову. Странно – как правило, с гардеробами новичков Би-би-си происходит прямо противоположное. Однако поразило меня не превращение груды болтающихся тряпок в супермодный костюм современной карьеристки. Прежде, наткнувшись на меня в ресторане с мужчиной, о котором я ничего ей не говорила, Джейни непременно позвонила бы на следующий день и завалила меня вопросами. Должна признаться, отсутствие у нее интереса к моим отношениям с Хьюго задевало меня: все развивалось просто чудесно, и я надеялась, что нам с ней удастся потрепаться.
– Ты что, похудела? – спросила я, внимательно разглядывая Джейни и пытаясь понять причину перемены. – Да? Ты на диете?
Может, именно поэтому она так сдержанна? Не может сосредоточиться ни на чем, кроме пирожного с калориями и малиновым вареньем? Джейни покачала головой и вяло улыбнулась. Я словно находилась где-то очень далеко от нее.
– Нет… То есть да. Я похудела, но я не на диете. Наверное, из-за работы. Я уже много лет хочу снять фильм по этой книге, и вот наконец что-то вроде начинает происходить… Я так рада, что не до еды.
– Ну и славно. – Я допила джин с тоником. Прозвенел звонок. – Пойдем в зал?
Когда мы заняли места, мое сердце колотилось так, как бывало прежде лишь в случаях смертельной опасности или неминуемого траха. Я старалась не думать о том, что занавес вот-вот поднимется и я увижу свои мобили. Свет погас, я непроизвольно зажмурилась. Соседи по ряду затаили дыхание, но через несколько долгих секунд заговорили все разом. Я осторожно открыла глаза, и у меня перехватило дыхание. Джейни схватила мою руку.
– Ты рада, что все-таки сделала их? – прошептала она.
Я сглотнула и кивнула. Сил на разговоры не осталось. Полукруглый задник чернел бархатом, там и здесь поблескивали похожие на звездочки огоньки; на заднем плане плавали мобили, окруженные собственным сиянием. Они не были похожи ни на живые существа, ни на планеты. Это был какой-то неизвестный гибрид. Здесь и там с мобилей свисали нити плюща. Точно метеоры упали в заколдованный лес и запутались в его волшебстве.
– Как красиво, – сказала Джейни, не выпуская мою ладонь из рук.
Освещение менялось, мобили поднялись выше и превратились в люстры, сцена неожиданно заполнилась людьми. Я представила на мгновение как рабочие тянут канаты, обмениваются по радио короткими командами, перемещая мобили. Затем мы услышали первое слово пьесы, и заработала обычная грубая магия театра. Меня полностью поглотили формы и звуки этой тщательно спланированной иллюзии, и я совершенно забыла о реальности, о рабочих перчатках на мозолистых руках, о стальных тросах, не говоря уже об актерах с которыми встречалась вне сцены. Теперь все они были персонажами. Я привыкла к этому за несколько минут. Актеры играли очень уверенно и безошибочно. Я предполагала, что будет странно видеть Хьюго на сцене – тем более потому, что большую часть прошедшей ночи мы изучали, что могут нам подарить наши отношения… Но Хьюго играл так убедительно, что я быстро обо всем забыла и увлеклась спектаклем.
Вчерашний прогон был дерганым и хаотичным. Но сегодня, наблюдая, как разворачиваются события, я не замечала грубых сочленений: Мелани соединила и отшлифовала переходы от сцены к сцене так аккуратно, что пьеса текла как река. Любовники бежали из Афин; Оберон и Титания ругались; народ репетировал свою пьесу в пьесе; а когда Мэри триумфально спланировала на мобиле и прыгнула в объятия Хьюго, подросток, сидевший в нескольких рядах впереди, потрясение выпалил: «Bay!» – а зрители загудели от удовольствия.
Пэк заколдовал Титанию. Проснувшись, она должна влюбиться в того, кого увидит первым. Через несколько мгновений погаснет свет, и на сцену спустится Табита, но она уже сейчас незаметно для зрителей съежилась за одним из мобилей. Пришли крестьяне. Пэк наградил Основу ослиной головой. Увидев это, друзья в ужасе разбежались; Титания проснулась и влюбленными глазами уставилась на Основу. Чтобы он не оставил ее, она пообещала ему услуги своих эльфов.
– Душистый Горошек, Паутинка, Мотылек и Горчичное Зерно! – крикнула она.
Сегодня все играли вдохновенно. Ранджит колесом прошелся по сцене и выкрикнул:
– Я здесь!
Высокий блондин Паутинка, бросив сигарету, двинулся походкой модели на подиуме и манерно, лениво протянул:
– И я!
Девушка, исполнявшая роль Мотылька, упала на колени, проехала несколько футов по сцене и остановилась в нескольких дюймах от Титании. Хелен достаточно было протянуть руку, чтобы потрепать ее по голове.
Последовала пауза, я затаила дыхание, ожидая увидеть прыжок Табиты и услышать реакцию сидевшего впереди мальчишки.
– И я! – послышался голос из-за мобиля. Воцарилась мертвая тишина; затем все эльфы синхронно подняли головы вверх, как марионетки, которых кто-то дернул за веревочки. Смотреть было не на что. Джейни повернула голову и обескуражен-но уставилась на меня. В этот момент из-за мобиля показалась голова Табиты.
– И я! – сказала она еще раз. В ее голосе слышалось отчаяние.
– О боже, – прошептала я. – Она застряла…
– Застряла?
Меня охватил ужас. Я поняла, что ни один из эльфов не видел Табиту снизу. Для этого требовалось встать прямо под мобилем – он загораживал Табиту от всех, кроме зрителей. К счастью, сцена была очень короткой, и Табита произнесла свои реплики с апломбом. Каким-то образом ей удалось изогнуться так, чтобы мы могли видеть ее голову, шею и одну руку, которой она экстравагантно жестикулировала, пытаясь компенсировать свое положение: повиснув в пятнадцати футах над сценой, она практически не могла двигаться.
Эльфы были профессиональными актерами. Они быстро пришли в себя и продолжали играть. Мне казалось, что я слышу в их голосах оттенок отчаяния, но, возможно, лишь потому, что видела, как они играют, когда все идет как надо. Уходя со сцены, Ранджит должен был схватить Табиту и подбросить ее в воздух, держа за руку и за ногу. В нужный момент он замер. Я заметила ужас на его лице – он осознал, что придется изобрести что-то другое. Когда сцена закончилась, Ранджит сделал еще одно колесо, но на этот раз его гимнастика выглядела очень приземленно, ей не хватало той почти нечеловеческой легкости, с которой он двигался, когда чувствовал себя уверенно.
Катастрофа не сбила с толку только Хелен и Билла. Хелен проявила тонкость и не вытягивала шею, пытаясь заглянуть за мобиль и выяснить, что случилось с Табитой. Вместо этого она еще уютнее устроилась на своем ложе из листьев и говорила с ней так, словно, будучи королевой фей и эльфов, могла видеть свою подданную сквозь мобиль. Именно ее хладнокровие помогло собраться остальным актерам, менее опытным и более подверженным панике. Я про себя похвалила ее: Хелен не выказала ни малейшего удивления. Билл, когда настал его черед говорить с Табитой, простодушно прошел за мобиль и задрал голову.
– Идите ж с милым к моему покою, – велела Хелен эльфам.
Она встала и дала Биллу понять, что тот должен идти первым. На Основу снизошло вдохновение. Он махнул Табите рукой, точно давая понять, что они еще встретятся, и увел эльфов за кулисы. Свет погас. Я молила бога, чтобы им удалось снять Табиту; помимо унижения, ее наверняка уже сводят судороги. Пауза затягивалась. Я больше не могла сидеть на месте. Хлопнув Джейни по руке, я кивнула в сторону сцены и прошептала: – Встретимся в антракте.
По пути я отдавила десяток неосторожно выставленных ног. Быстро пройдя по коридору, свернула за угол, спустилась по лестнице с позолоченными перилами, застеленной красным плюшевым ковром, и очутилась в проходе с голыми каменными стенами и голыми лампами. Контраст между кулисами и парадной частью театра всегда приводил меня в ужас. У выхода на сцену стояла ассистентка – она дергалась, как преступник, попавший за решетку. Круглыми от страха глазами она уставилась на меня и прошептала: – Ты видела?
Я кивнула. Пол сидел на стуле и повторял свои реплики, доводя себя до исступления. Время от времени он вскидывал голову и смотрел на свое отражение в огромном зеркале, висевшем под странным углом к стене прямо напротив. На какие-то секунды это успокаивало его. Я оказалась у стола ассистентки помрежа. Луиза напряженно переговаривалась по радиосвязи. Со сцены доносился голос Мэри – она произносила один из своих длинных монологов. Ее голос был громче и возбужденней обычного.
С театральных ступеней был виден кусочек станции метро «Темзлинк» и автобусная остановка с разбитым стеклом. Вокруг остановки живописной кучей льда валялись осколки. Чуть дальше находился некогда славный, а теперь закрытый кинотеатр «Скала». Говорят, соседний бильярд-бар расширил за его счет свою территорию. Меня жутко бесит, когда владельцы закрывают кинотеатры, жалуясь на то, что кино не приносит прибыли, а потом ничего не делают со своей недвижимостью. Когда я прохожу мимо «Скалы», «Плазы» и даже «Паркуэй», меня терзают воспоминания о тех вечерах, когда я выходила на Кэмден-стрит, полная впечатлений, и шла куда-нибудь, где можно посидеть и посмаковать кино. Естественно, не в «Электрик Боллрум».
Джейни купила билет, и мы пошли в бар.
– Ты такая задумчивая, – заметила она.
– Скорблю по «Скале».
– А, – улыбка исчезла с ее лица. – Понимаю. Мы помолчали, потом Джейни сказала:
– Знаешь, я с удовольствием посмотрю спектакль. Обычно от одной мысли, что предстоит посмотреть очередного Шекспира, меня клонит в сон. Но все говорят, что эта постановка великолепна.
– Похоже на то, – кивнула я, потягивая джин с тоником. – Хотя я видела только кусочки. Почти все любовные сцены – так уж получилось.
Джейни тут же вцепилась в меня.
– Тебе понравилось? – с любопытством спросила она. – Как играла Фиалка? Знаешь, Хелен не очень высоко ее ценит.
Больше о вчерашней сцене в ресторане она ж упоминала.
– Мне очень понравилось. Я, конечно, не специалист, но, по-моему, они обе играли здорово. – Я ненадолго задумалась. – Хьюго и Фиалка – старые друзья, еще с театральной школы. Он не дает ее в обиду.
Джейни с пониманием кивнула:
– Интересно посмотреть, что он сделал с Обероном. Гита сегодня сказала, что тоже хочет сходить. Я, наверное, приду еще раз, вместе с ней.
Она сделала глоток «кровавой Мэри» и огляделась. Я же в изумлении рассматривала подругу. На Джейни было длинное белое платье, несколько ниток янтаря обвивали шею, волосы тщательно уложены. Джейни переживала трансформацию. Раньше я никогда не назвала бы ее элегантной дамой, но теперь именно такое определение первым приходило в голову. Странно – как правило, с гардеробами новичков Би-би-си происходит прямо противоположное. Однако поразило меня не превращение груды болтающихся тряпок в супермодный костюм современной карьеристки. Прежде, наткнувшись на меня в ресторане с мужчиной, о котором я ничего ей не говорила, Джейни непременно позвонила бы на следующий день и завалила меня вопросами. Должна признаться, отсутствие у нее интереса к моим отношениям с Хьюго задевало меня: все развивалось просто чудесно, и я надеялась, что нам с ней удастся потрепаться.
– Ты что, похудела? – спросила я, внимательно разглядывая Джейни и пытаясь понять причину перемены. – Да? Ты на диете?
Может, именно поэтому она так сдержанна? Не может сосредоточиться ни на чем, кроме пирожного с калориями и малиновым вареньем? Джейни покачала головой и вяло улыбнулась. Я словно находилась где-то очень далеко от нее.
– Нет… То есть да. Я похудела, но я не на диете. Наверное, из-за работы. Я уже много лет хочу снять фильм по этой книге, и вот наконец что-то вроде начинает происходить… Я так рада, что не до еды.
– Ну и славно. – Я допила джин с тоником. Прозвенел звонок. – Пойдем в зал?
Когда мы заняли места, мое сердце колотилось так, как бывало прежде лишь в случаях смертельной опасности или неминуемого траха. Я старалась не думать о том, что занавес вот-вот поднимется и я увижу свои мобили. Свет погас, я непроизвольно зажмурилась. Соседи по ряду затаили дыхание, но через несколько долгих секунд заговорили все разом. Я осторожно открыла глаза, и у меня перехватило дыхание. Джейни схватила мою руку.
– Ты рада, что все-таки сделала их? – прошептала она.
Я сглотнула и кивнула. Сил на разговоры не осталось. Полукруглый задник чернел бархатом, там и здесь поблескивали похожие на звездочки огоньки; на заднем плане плавали мобили, окруженные собственным сиянием. Они не были похожи ни на живые существа, ни на планеты. Это был какой-то неизвестный гибрид. Здесь и там с мобилей свисали нити плюща. Точно метеоры упали в заколдованный лес и запутались в его волшебстве.
– Как красиво, – сказала Джейни, не выпуская мою ладонь из рук.
Освещение менялось, мобили поднялись выше и превратились в люстры, сцена неожиданно заполнилась людьми. Я представила на мгновение как рабочие тянут канаты, обмениваются по радио короткими командами, перемещая мобили. Затем мы услышали первое слово пьесы, и заработала обычная грубая магия театра. Меня полностью поглотили формы и звуки этой тщательно спланированной иллюзии, и я совершенно забыла о реальности, о рабочих перчатках на мозолистых руках, о стальных тросах, не говоря уже об актерах с которыми встречалась вне сцены. Теперь все они были персонажами. Я привыкла к этому за несколько минут. Актеры играли очень уверенно и безошибочно. Я предполагала, что будет странно видеть Хьюго на сцене – тем более потому, что большую часть прошедшей ночи мы изучали, что могут нам подарить наши отношения… Но Хьюго играл так убедительно, что я быстро обо всем забыла и увлеклась спектаклем.
Вчерашний прогон был дерганым и хаотичным. Но сегодня, наблюдая, как разворачиваются события, я не замечала грубых сочленений: Мелани соединила и отшлифовала переходы от сцены к сцене так аккуратно, что пьеса текла как река. Любовники бежали из Афин; Оберон и Титания ругались; народ репетировал свою пьесу в пьесе; а когда Мэри триумфально спланировала на мобиле и прыгнула в объятия Хьюго, подросток, сидевший в нескольких рядах впереди, потрясение выпалил: «Bay!» – а зрители загудели от удовольствия.
Пэк заколдовал Титанию. Проснувшись, она должна влюбиться в того, кого увидит первым. Через несколько мгновений погаснет свет, и на сцену спустится Табита, но она уже сейчас незаметно для зрителей съежилась за одним из мобилей. Пришли крестьяне. Пэк наградил Основу ослиной головой. Увидев это, друзья в ужасе разбежались; Титания проснулась и влюбленными глазами уставилась на Основу. Чтобы он не оставил ее, она пообещала ему услуги своих эльфов.
– Душистый Горошек, Паутинка, Мотылек и Горчичное Зерно! – крикнула она.
Сегодня все играли вдохновенно. Ранджит колесом прошелся по сцене и выкрикнул:
– Я здесь!
Высокий блондин Паутинка, бросив сигарету, двинулся походкой модели на подиуме и манерно, лениво протянул:
– И я!
Девушка, исполнявшая роль Мотылька, упала на колени, проехала несколько футов по сцене и остановилась в нескольких дюймах от Титании. Хелен достаточно было протянуть руку, чтобы потрепать ее по голове.
Последовала пауза, я затаила дыхание, ожидая увидеть прыжок Табиты и услышать реакцию сидевшего впереди мальчишки.
– И я! – послышался голос из-за мобиля. Воцарилась мертвая тишина; затем все эльфы синхронно подняли головы вверх, как марионетки, которых кто-то дернул за веревочки. Смотреть было не на что. Джейни повернула голову и обескуражен-но уставилась на меня. В этот момент из-за мобиля показалась голова Табиты.
– И я! – сказала она еще раз. В ее голосе слышалось отчаяние.
– О боже, – прошептала я. – Она застряла…
– Застряла?
Меня охватил ужас. Я поняла, что ни один из эльфов не видел Табиту снизу. Для этого требовалось встать прямо под мобилем – он загораживал Табиту от всех, кроме зрителей. К счастью, сцена была очень короткой, и Табита произнесла свои реплики с апломбом. Каким-то образом ей удалось изогнуться так, чтобы мы могли видеть ее голову, шею и одну руку, которой она экстравагантно жестикулировала, пытаясь компенсировать свое положение: повиснув в пятнадцати футах над сценой, она практически не могла двигаться.
Эльфы были профессиональными актерами. Они быстро пришли в себя и продолжали играть. Мне казалось, что я слышу в их голосах оттенок отчаяния, но, возможно, лишь потому, что видела, как они играют, когда все идет как надо. Уходя со сцены, Ранджит должен был схватить Табиту и подбросить ее в воздух, держа за руку и за ногу. В нужный момент он замер. Я заметила ужас на его лице – он осознал, что придется изобрести что-то другое. Когда сцена закончилась, Ранджит сделал еще одно колесо, но на этот раз его гимнастика выглядела очень приземленно, ей не хватало той почти нечеловеческой легкости, с которой он двигался, когда чувствовал себя уверенно.
Катастрофа не сбила с толку только Хелен и Билла. Хелен проявила тонкость и не вытягивала шею, пытаясь заглянуть за мобиль и выяснить, что случилось с Табитой. Вместо этого она еще уютнее устроилась на своем ложе из листьев и говорила с ней так, словно, будучи королевой фей и эльфов, могла видеть свою подданную сквозь мобиль. Именно ее хладнокровие помогло собраться остальным актерам, менее опытным и более подверженным панике. Я про себя похвалила ее: Хелен не выказала ни малейшего удивления. Билл, когда настал его черед говорить с Табитой, простодушно прошел за мобиль и задрал голову.
– Идите ж с милым к моему покою, – велела Хелен эльфам.
Она встала и дала Биллу понять, что тот должен идти первым. На Основу снизошло вдохновение. Он махнул Табите рукой, точно давая понять, что они еще встретятся, и увел эльфов за кулисы. Свет погас. Я молила бога, чтобы им удалось снять Табиту; помимо унижения, ее наверняка уже сводят судороги. Пауза затягивалась. Я больше не могла сидеть на месте. Хлопнув Джейни по руке, я кивнула в сторону сцены и прошептала: – Встретимся в антракте.
По пути я отдавила десяток неосторожно выставленных ног. Быстро пройдя по коридору, свернула за угол, спустилась по лестнице с позолоченными перилами, застеленной красным плюшевым ковром, и очутилась в проходе с голыми каменными стенами и голыми лампами. Контраст между кулисами и парадной частью театра всегда приводил меня в ужас. У выхода на сцену стояла ассистентка – она дергалась, как преступник, попавший за решетку. Круглыми от страха глазами она уставилась на меня и прошептала: – Ты видела?
Я кивнула. Пол сидел на стуле и повторял свои реплики, доводя себя до исступления. Время от времени он вскидывал голову и смотрел на свое отражение в огромном зеркале, висевшем под странным углом к стене прямо напротив. На какие-то секунды это успокаивало его. Я оказалась у стола ассистентки помрежа. Луиза напряженно переговаривалась по радиосвязи. Со сцены доносился голос Мэри – она произносила один из своих длинных монологов. Ее голос был громче и возбужденней обычного.