Страница:
– Пока?
– Я же говорила тебе – она классный режиссер. В этом году Мелани поставила «Марата-Сада»[11]в молодежном театре, спектакль имел успех, и ее заметили. По-моему, следующую постановку она будет делать для Национального театра[12].
– Значит, все-таки забралась! – К своему изумлению, я обнаружила, что переживаю за Мелани.
– Нет, еще нет. На самом деле к ней пока присматриваются. У молодых режиссеров часто получаются хорошие постановки; о них начинают говорить, всюду приглашают, а потом оказывается, что первый успех был случайностью, а на высоком уровне они работать не готовы. И сразу же начинаются разговоры о том, что спектакль – полное дерьмо, провал обеспечен и все такое. Такие слухи распространяются с бешеной скоростью. Но отступать уже поздно, и репетиции продолжаются.
– А что же остальные театры, куда зазвали такого бедолагу?
– Уже ничего нельзя сделать. Контракты подписаны, печати поставлены. Поэтому несчастные режиссеры еще какое-то время прыгают из театра в театр, провал следует за провалом, а потом они исчезают навсегда. В общем, ранний взлет никому не на пользу. Много нервных срывов.
– А разве театр не может уволить режиссера, если сразу видно, что дело идет к провалу?
Вздох Джейни гулким эхом пронесся по телефонным проводам:
– Это очень сложно… Гораздо проще привлечь к работе еще кого-нибудь. В «Кроссе», например, за этим следит художественный руководитель – Филип Кэнтли. Если почует провал, то сам берется за дело, стряпает что-то более-менее удобоваримое, а на афишах ставит имя другого, например Мелани. Но это уже мало что значит, потому что театральная тусовка бывает в курсе дела задолго до премьеры..
– Джейни, хватит меня пугать!
Из ее голоса тут же исчезли лекторские нотки.
– Не переживай, Сэм, – сказала она, резко сменив тон. – Такое бывает не так уж часто, и я уверена, что на этот раз ничего подобного не случится. Тем более с такой актрисой, как Хелен.
Уж не хочет ли Джейни сказать, что участие Хелен заведомо гарантирует спектаклю успех?
– Кроме того, Мелани Марш на хорошем счету. Мне о ней многие рассказывали. Так что не паникуй.
Я бы и не паниковала, если бы Джейни перед этим в красках не нарисовала мне картину страшного суда с участием бездари режиссера, порхающего из театра в театр, как пчела в сезон спаривания. Но я не стала говорить об этом Джейни. К чему нам обеим сходить с ума от страха?
Члены труппы, собравшиеся на первую читку пьесы, буквально сияли верой в режиссерский гений Мелани Марш – так сияла когда-то своим талантом юная Лорен Баколл[13]. Вскоре стало понятно, что большая часть давно верна Мелани и это не первый их совместный спектакль. Костяк команды составляли мой приятель Салли, костюмерша Софи, пытавшаяся умертвить свою немалую красоту юбкой-колоколом до щиколоток, исполинскими кроссовками и обрезком мешковатого свитера с рукавами «летучая мышь» – такой могли бы связать и добрая бабушка Софи, и Иссеи Мияки[14]; а также тихий композитор, серьезный тип с увесистой челкой, в огромных очках, словно выписанных ему Национальной службой здравоохранения. За все то время, пока я работала в труппе, мне лишь раз довелось услышать его голос.
Вся театральная братия – за исключением композитора – разговаривала с Мелани Марш вполголоса и очень почтительно, словно юные послушницы с матерью-настоятельницей. Имелся у нее и свой мальчик-служка. Юнец компенсировал недостаток лет столь напыщенными манерами, что даже для настоятельницы это было бы чересчур. Мальчишка повсюду таскал с собой планшет и записывал ее реплики, а Мелани, добрая душа, относилась к нему с подчеркнутым уважением. Остальные его постоянно дразнили за такое рвение, он краснел, но от своего не отступал. Мелани Марш выбрала его себе в оруженосцы, а ради такой чести можно стерпеть любые насмешки. Мальчика звали Мэттью, и он был вполне мил. Мне бы тоже не помешал такой Мэттью, хотя на ее месте я выбрала бы парня посимпатичнее, но гений режиссуры, безусловно, выше мелкого эстетического снобизма.
Как выяснилось позже, последнее мое наблюдение было ошибочным.
Репетиция должна была состояться в церковном зале в парке Белсайз, и меня пригласили прийти за полчаса до ее начала. Примерно на столько я и опоздала. Похоже, такое было здесь в порядке вещей. Актеры тянулись еще около часа, жалуясь на бесконечное пешее путешествие от станции (десять минут), погоду, запутанную местность (зал находился на главной улице, у самой церкви, черт возьми).
Словом, у нас с Салли было время показать Мелани Марш свои эскизы. Мы решили сделать восемь мобилей, на двух из которых мог бы порхать шекспировский Пэк. Я предложила усадить на передвижные декорации всех эльфов, но Салли с презрением высмеял эту идею. Оказалось, для того чтобы поднимать и опускать один мобиль, нужно нанимать отдельного работягу плюс помощника, который подстраховывал бы движение махины. Театр же мог позволить себе только четырех дополнительных рабочих сцены, но никак не восемь. Кроме того, добавил Салли с ухмылкой, если все эльфы станут болтаться в воздухе, то Пэк попросту затеряется среди них и его появление никто не заметит.
Мелани просмотрела эскизы, одобрительно кивнула и показала наброски труппе. Салли, владевший рисунком не в пример лучше меня, быстро начеркал еще два эскиза. На одном – общий план всех мобилей, гигантскими люстрами свисающих с потолка. На втором эскизе те же мобили внизу изображают дремучую чащобу, в которой заблудились шекспировские любовники.
– Я сначала хотеть сделай колонны, чтобы сцена похожа на лес, но потом понимай, что это было бы… тупо! – заявил Салли, со смаком выплюнув последнее слово.
– Мне нравится как есть, – сказала Мелани. – Ты вспомни, как выглядит мастерская Сэм. То, что надо!
– Точно, ММ, – пробормотал Мэттью, энергично строчивший в блокноте. Ума не приложу, что тут было записывать.
– Это у него пройдет, – прошептала мне на ухо Софи, поймав мой взгляд. – Поначалу так все себя ведут – только-только из университета, хочется выглядеть взрослым.
Позади хлопнули двери – пришел кто-то еще.
– Мэри! – крикнула Мелани. – Иди-ка сюда, взгляни на свой эльфомобиль!
Мэри – крохотная, худенькая девчушка, упакованная в маленький китайский пуховик и несколько слоев лайкры, типичный наряд танцовщицы в свободное от работы время, – склонилась над рисунками. У нее было невыразительное личико, носик пуговкой и огромный рот тряпичной куклы.
– Здорово! – воскликнула Мэри с энтузиазмом. – Я одна буду летать?
– Пока не знаю, – ответила Мелани. – Скажи, ты смогла бы прыгнуть, а? Представь – эта штуковина зависает в воздухе, и ты летишь вниз. Например, на Хьюго. Надо будет посоветоваться с Тьерри.
– Тьерри будет хореографом? Отлично. Обожаю акробатику, а он на ней собаку съел.
Мэри-Пэк расстегнула курточку и швырнула ее в кресло. Она оказалась даже меньше, чем я предполагала, – талию запросто можно было обхватить двумя пальцами.
– Кофе еще нет?
– Мэттью приспособил чайник в комнате для составления букетов.
– В комнате для чего?
– Дорогуша моя, это же церковный зал, – язвительно протянул новоприбывший актер. – Ты что, надеялась обнаружить здесь кофейный аппарат и томного смуглого красавца, как в баре «Италия»?
– Привет, Хьюго! – хором воскликнули все, не поворачивая голов.
Кроме меня – я быстро посмотрела на пришедшего. Хьюго оказался высоким стройным блондином с серыми глазами, длинным аристократическим носом и высокомерным взглядом. Хьюго эффектно скинул темный плащ и шелковый шарф, обнаружив под ними черную водолазку и брюки в полосочку. Один из тех немногих мужчин, что могут позволить себе такие брюки: во-первых, отличная фигура, во-вторых, превосходной формы зад, благодаря которому полосочки выглядят особенно шикарно. Такие брюки выглядят отвратно, если висят мешком.
– Сначала кофе, знакомиться потом! – решительно объявил Хьюго и вслед за Мэри отправился в комнату для составления букетов. – Как зовут вас, любезный юноша?
– Мэттью, – представился «любезный юноша», с готовностью протягивая руку.
– В честь апостола назвали, не иначе! Очень уместно. А я Хьюго.
– Да, я знаю. Видел вас в «Призраках» по телевизору. Это было круто.
– Круто, – задумчиво повторил Хьюго, прислонившись к стене, пока Мэттью возился с чайником. – Ну, надеюсь, это лучше, чем «клево» – знаменитый комплимент Кевина Костнера, который он сделал Мадонне[15]после одного из ее концертов. Бедняжку, наверное, стошнило. Леди до мозга костей… Ты не из Оксфорда, Мэттью?
– Нет, из Кембриджа.
– «Сидни-Сассекс»?
– Нет, «Кингс»[16].
– Ну, тогда скудность твоего словаря нельзя оправдать – разве что отчасти.
– «Сидни-Сассекс» не трогать! – крикнула Мелани. Я впервые увидела на ее лице широкую улыбку.
– Эй, нахал, да ты ведь сам коптил небо в «Кингсе», – подал голос композитор. – Сам три года там не отлипал от стойки бара.
– Совершенно верно, дорогой мой. Как я мог покинуть этих девчушек в мешковатых черных костюмах, с губной помадой, наложенной как попало? Сплошные клоны Роберта Смита[17]. Такие зайчики.
– Кембриджская мафия, – объяснила Софи. Похоже, она взяла на себя роль гида, чтобы провести меня сквозь путаный лабиринт театральных связей. – Хьюго, ММ и я – мы все познакомились в Кембридже. А бывший учитель ММ присылает ей оттуда ассистентов. Сам для нее подбирает.
– Но ведь в Кембридже не готовят костюмеров, – удивилась я. – У меня создалось впечатление, что они там даже изучение живых языков считают предметом чересчур современным, а потому опасным.
– Верно, – отозвался Хьюго. – Много лет преподаватели античной литературы пытались говорить на латыни в Италии и на древнегреческом в Греции. И очень злились, когда их никто не понимал.
– Нет, я изучала историю искусств вместе с Хьюго, – сказала Софи, не обратив внимания на его реплику. – Потом два года была ученицей у портного. А дизайном я вообще никогда не занималась.
– И правильно делала, – вставил Хьюго. – Ненавижу культ профессионалов!
– Ты же три года учился в драматической школе! – весело перебила его Софи.
От меня не укрылось, что с появлением Хьюго все заметно оживились.
– Ну, я-то не вписываюсь в такие дешевые обобщения, – не задумываясь, парировал Хьюго.
Двери непрерывно хлопали, зал постепенно заполнялся актерами, которые тут же устремлялись к чайнику.
– Капуччино, конечно, нет, – капризно заметил один из опоздавших. – Возле станции я не нашел ни одного места, где можно было бы выпить «мокко-латте». Я думал, что Белсайз-парк – приличное место, а оказалось, что это чуть ли не Хэмпстед-Хит[18].
– Может, мы попросим малыша Мэттью поработать взбивателем молока? – предложил Хьюго. – Я уверен, он мог бы взболтать горы пены – верно, Мэттью?
Юноша, пытавшийся наполнить чайник из сломанного крана, пока двенадцать человек в нервном нетерпении тянули к нему чашки, оглянулся и с улыбкой посмотрел на Хьюго. Ему явно нравилось, когда августейшие губы произносили его имя вслух, а в каком контексте – уже не имело особого значения.
– Ты знаешь Салли по художественной школе, да? – спросила Софи.
Я не переставала изумляться ее красоте, огромным глазам, пышным ресницам, крошечному лицу в форме сердечка. Современная мода словно задалась целью скрыть красоту этого создания. Мне-то плевать на моду, и никакая сила не вытащит меня из мини и не засунет в длинную юбку, пошитую из дерюги.
– Мы встретились случайно неделю назад в «Саду пыток», – кивнула я.
– Нетрудно догадаться, что было на Салли, – протянул Хьюго. – Или, точнее говоря, чего на нем не было.
– Всегда к вашим услугам, carino[19], – ответил Салли, хлопая дюймовыми ресницами.
Тут на нас обратил внимание огромный краснолицый мужик лет сорока с внушительным пузом, которое он выпячивал с гордостью будущей мамаши. Он прожег Салли негодующим взглядом. Но мой приятель остался невозмутим – либо Салли пребывал в блаженном неведении, что кто-то осуждает его моральный облик, либо настолько привык к подобным взглядам, что не обращал на них внимания. От Хьюго не укрылось мое удивление.
– Подкупает, правда? – кивнул он в сторону свеклолицего. – Очаровашка. И эта embonpoint[20]ему очень к лицу.
– Пора начинать! – объявила Мелани. Несмотря на то что она едва повысила голос, все тут же вскочили и замерли по стойке смирно. Через несколько минут мы сидели за длинным и довольно шатким столом, который Мэттью установил в центре зала. Каждый достал свою роль – измятые листки бумаги с карандашными пометками – и положил перед собой, как псалтырь.
– Сквозняк здесь ужасный, – пожаловалась Хелен, усаживаясь напротив меня. – А, привет, Сэм!
Я удивилась искренней радости в ее голосе. Обычно Хелен приветствует меня с теплотой айсберга, отколовшегося от берега Гренландии. Мой мощный разум сделал вывод, что она чувствует себя неуверенно в этом сплоченном коллективе и рада видеть знакомое лицо, пусть даже это лицо неприятеля.
– Все в сборе? – спросила Мелани.
На мой неопытный взгляд, людей, собравшихся вокруг стола, хватило бы на полномасштабную постановку «Войны и мира», включая батальные сцены, но Мэттью важно сообщил:
– Джордж Брэдли не смог прийти, потому что на этой неделе у него съемки.
– Везет Джорджу, – произнес чей-то голос.
– Это просто очередная серия «Закона», – заметил Хьюго. – Ему нет равных в роли жирного инспектора из Хиквилля-на-болоте.
– Фиалки Трэнтер тоже нет. Не знаю почему.
– В задницу Фиалку, – безмятежно сказала Мелани. – Только прошу тебя, Хьюго, не надо умничать. Мэттью, позвони ей. А если не застанешь, звони ее агенту.
– Кто такая Фиалка Трэнтер? – наклонилась я к Софи. – Знакомое имя.
– А-а, Фиалка была Фуксией. Я на мгновение задумалась.
– «Горменгаст»[21]? Видела по телевизору. Это ведь старое кино, правда?
Когда-то я даже отождествляла себя с Фуксией, мрачной и страстной девочкой-подростком, в которую одно время был влюблен сам Стинг. Меня взбесило, что Фиалка Трэнтер – голубые глаза, облако волос и больше ничего – изобразила ее томной девицей, засевшей в башне в ожидании принца. Я невольно скривилась.
– Да, Фиалку зря взяли на ту роль, – сказал Хьюго, заметив мою реакцию. – «Девушка, которая была Фуксией», – задумчиво добавил он. – Мне нравится. Похоже на название детектива, правда? И она, конечно, умирает еще до начала фильма.
– Как Лора Палмер[22], – встрял Мэттью.
Мы с Хьюго разинули рты, замерли на мгновение, потом захлопнули, причем проделали все это синхронно. Зачем заранее рассказывать людям сюжет?
– Ты очень красиво это сделал. Блестящая роль золотой рыбки в аквариуме, – едко заметила я Хьюго.
– На себя бы посмотрела, милочка, – парировал он.
Мелани взглянула на часы.
– Мы больше не можем ждать Фиалку. Табита, будешь читать за нее Гермию. Так, начнем по кругу. Каждый говорит, как его зовут, что он здесь делает и что ел на завтрак. Меня зовут Мелани Марш, я – режиссер, я ела кукурузные хлебцы с молоком. Мэттью?
Мэттью промямлил что-то о тостах с джемом.
– Хм, – прошептал Хьюго, – утром растущий организм нуждается в чем-нибудь более существенном.
Свеклолицый пузан, сидевший рядом с Мэттью, назвался Биллом, сообщил, что он играет Основу, и сердито осмотрел всех, давая понять, что в будущем не потерпит никаких шуточек на свой счет. Я заметила, что его взгляд задержался на Хьюго, – впрочем, я не стала бы его за это судить. Хоть мы и были знакомы с Хьюго всего полчаса, я уже научилась предвидеть, когда с его губ сорвется очередная ехидная реплика. Вот и сейчас, когда Билл свирепо таращился в его ясные серые глаза, на лице Хьюго царила подозрительная безмятежность. Пока Билл вел нас по лабиринту разнообразных блюд своего завтрака: сок, грейпфрут, яичница, овсянка, тост, – Хьюго помалкивал. А ведь мог порадовать нас вестью, что в Лондоне не ожидается нехватки продуктов, или невинно поинтересоваться, как Билл ухитрился запихнуть столько провианта в свое стройное тело. Однако он не оторвал взгляда от Билла даже после того, как эстафета пошла по кругу. На лице Хьюго светилась просто ангельская улыбка. Билл ерзал все энергичнее.
Списку персонажей не было конца. Салли, сидевший рядом со мной, разноцветными фломастерами размечал свой экземпляр пьесы на три сюжетные линии: сцены с эльфами – Оберон, Титания, Пэк и четверо слуг Титании; двор и две пары любовников; и, наконец, эпизоды с простонародьем, своего рода комедийные интерлюдии. Я одолжила у него фломастеры и проделала то же самое, надеясь почувствовать себя опытной профессионалкой.
После переклички Мелани объявила, что просит остаться на читку не только актеров, но и всех остальных. Те, кто решит удалиться, пусть делают это между актами, чтобы не мешать труппе работать.
Более интересных занятий у меня не предвиделось, и я осталась, решив улизнуть через часок. Но через час я с удивлением обнаружила, что с удовольствием слушаю, как актеры читают пьесу. Позже Салли сказал, что это была на редкость удачная читка.
Фиалка Трэнтер так и не появилась. Мэттью сообщил, что безрезультатно звонил ей домой и ее агенту, который не видел свою клиентку несколько дней. В самый разгар читки хлопнула дверь. Все подняли головы, но это был всего лишь Стив, помощник режиссера из театра «Кросс», крупный, нескладный и очень серьезный человек, одетый в черное. Он ворвался в зал с таким видом, будто бы мы тут занимаемся ерундой, отрывая его бог весть от каких важных дел.
Хьюго, играющий две роли – Тезея, короля Афин, и Оберона, короля эльфов, был уже сейчас невероятно хорош. Всемогущий, злой, эгоистичный и пресыщенный Оберон, изнывающий от жестокой скуки, которую не могут развеять даже проделки Пэка. Бесстрастный слабый голосок Хелен так здорово сочетался с его игрой, что я поняла, почему Мелани выбрала именно ее. Но Хелен пока не могла справиться с длинными монологами – они получались у нее такими же плоскими, как и ее грудь.
Мэри, игравшая Пэка, пыталась вжиться в роль лишь на ощупь: Шекспир явно был ей не слишком по силам. Ей наверняка гораздо больше понравилось бы ходить по сцене колесом и выкрикивать свои реплики, стоя на руках.
Билл был на удивление комичен и трогателен в роли Основы – сплошь шум и неуверенность.
Эльфов играла шайка симпатичных юных созданий – два парня и две девчонки, изо всех сил пытавшиеся обратить на себя внимание Мелани. Одну девушку звали Табитой, она читала за Фиалку Трэнтер, – смуглая, хрупкая, с роскошной гривой темных волос. В ней могла течь самая разная кровь – от испанской до азиатской. Я поняла, почему выбор Мелани остановился на ней – Гермия, одна из любовниц Оберона, должна быть маленькой и черной, по контрасту со своей соперницей Еленой. Поначалу Табита нервничала, но постепенно набралась уверенности и в последних эпизодах держалась хорошо.
Юноши – Лизандр и Деметрий – были самыми обычными.
Откровением же оказалась юная Хэзел Даффи, которой досталась роль Елены. В принципе это неблагодарная, плаксивая роль: девочка, которой никогда не интересовались мальчики, в один прекрасный день обнаруживает, что под воздействием магии все от нее без ума. Естественно, девица в такое чудо не верит.
По сравнению с Хэзел остальные юные любовники напоминали картонные фигуры. Она же играла Елену на полную катушку, со всей страстью и болью невостребованной любви, а затем – с полным раздражения и досады убеждением, что все остальные сговорились, чтобы посмеяться над нею. После ее второго длинного монолога в зале воцарилась абсолютная тишина: никто не ерзал, никто не прихлебывал кофе, никто не выбегал в туалет.
Сторонний наблюдатель, беглым взглядом окинув компанию, вряд ли заметил бы Мелани, несмотря на то что она сидела во главе стола, – такой тихой и бесцветной она была: серая птичка среди ярких павлинов. Однако без Мелани труппа лишилась бы своего ядра – вокруг нее вращалось все действие. Читая реплики отсутствующего Джорджа, она хранила полное спокойствие, граничащее с апатией. Подле нее, с планшетом наготове, топтался Мэттью, важно кивая всякий раз, когда нужно было что-нибудь записать.
Но стоило Хэзел-Елене признаться в любви к Деметрию, как Мелани резко вскинула голову и наградила девушку долгим одобрительным взглядом. Хэзел читала так, словно Шекспир написал свои строки только вчера, без той фальши и манерности, которой грешили ее молодые коллеги.
После паузы человек, игравший Пигву, прокашлялся и перешел к следующей сцене. Минутное напряженное оживление стихло, но не забылось. Актеры задумчиво углубились в текст. Оглядев весь стол, я подумала, что Фиалка Трэнтер наверняка пожалеет о своем прогуле.
Глава третья
– Я же говорила тебе – она классный режиссер. В этом году Мелани поставила «Марата-Сада»[11]в молодежном театре, спектакль имел успех, и ее заметили. По-моему, следующую постановку она будет делать для Национального театра[12].
– Значит, все-таки забралась! – К своему изумлению, я обнаружила, что переживаю за Мелани.
– Нет, еще нет. На самом деле к ней пока присматриваются. У молодых режиссеров часто получаются хорошие постановки; о них начинают говорить, всюду приглашают, а потом оказывается, что первый успех был случайностью, а на высоком уровне они работать не готовы. И сразу же начинаются разговоры о том, что спектакль – полное дерьмо, провал обеспечен и все такое. Такие слухи распространяются с бешеной скоростью. Но отступать уже поздно, и репетиции продолжаются.
– А что же остальные театры, куда зазвали такого бедолагу?
– Уже ничего нельзя сделать. Контракты подписаны, печати поставлены. Поэтому несчастные режиссеры еще какое-то время прыгают из театра в театр, провал следует за провалом, а потом они исчезают навсегда. В общем, ранний взлет никому не на пользу. Много нервных срывов.
– А разве театр не может уволить режиссера, если сразу видно, что дело идет к провалу?
Вздох Джейни гулким эхом пронесся по телефонным проводам:
– Это очень сложно… Гораздо проще привлечь к работе еще кого-нибудь. В «Кроссе», например, за этим следит художественный руководитель – Филип Кэнтли. Если почует провал, то сам берется за дело, стряпает что-то более-менее удобоваримое, а на афишах ставит имя другого, например Мелани. Но это уже мало что значит, потому что театральная тусовка бывает в курсе дела задолго до премьеры..
– Джейни, хватит меня пугать!
Из ее голоса тут же исчезли лекторские нотки.
– Не переживай, Сэм, – сказала она, резко сменив тон. – Такое бывает не так уж часто, и я уверена, что на этот раз ничего подобного не случится. Тем более с такой актрисой, как Хелен.
Уж не хочет ли Джейни сказать, что участие Хелен заведомо гарантирует спектаклю успех?
– Кроме того, Мелани Марш на хорошем счету. Мне о ней многие рассказывали. Так что не паникуй.
Я бы и не паниковала, если бы Джейни перед этим в красках не нарисовала мне картину страшного суда с участием бездари режиссера, порхающего из театра в театр, как пчела в сезон спаривания. Но я не стала говорить об этом Джейни. К чему нам обеим сходить с ума от страха?
Члены труппы, собравшиеся на первую читку пьесы, буквально сияли верой в режиссерский гений Мелани Марш – так сияла когда-то своим талантом юная Лорен Баколл[13]. Вскоре стало понятно, что большая часть давно верна Мелани и это не первый их совместный спектакль. Костяк команды составляли мой приятель Салли, костюмерша Софи, пытавшаяся умертвить свою немалую красоту юбкой-колоколом до щиколоток, исполинскими кроссовками и обрезком мешковатого свитера с рукавами «летучая мышь» – такой могли бы связать и добрая бабушка Софи, и Иссеи Мияки[14]; а также тихий композитор, серьезный тип с увесистой челкой, в огромных очках, словно выписанных ему Национальной службой здравоохранения. За все то время, пока я работала в труппе, мне лишь раз довелось услышать его голос.
Вся театральная братия – за исключением композитора – разговаривала с Мелани Марш вполголоса и очень почтительно, словно юные послушницы с матерью-настоятельницей. Имелся у нее и свой мальчик-служка. Юнец компенсировал недостаток лет столь напыщенными манерами, что даже для настоятельницы это было бы чересчур. Мальчишка повсюду таскал с собой планшет и записывал ее реплики, а Мелани, добрая душа, относилась к нему с подчеркнутым уважением. Остальные его постоянно дразнили за такое рвение, он краснел, но от своего не отступал. Мелани Марш выбрала его себе в оруженосцы, а ради такой чести можно стерпеть любые насмешки. Мальчика звали Мэттью, и он был вполне мил. Мне бы тоже не помешал такой Мэттью, хотя на ее месте я выбрала бы парня посимпатичнее, но гений режиссуры, безусловно, выше мелкого эстетического снобизма.
Как выяснилось позже, последнее мое наблюдение было ошибочным.
Репетиция должна была состояться в церковном зале в парке Белсайз, и меня пригласили прийти за полчаса до ее начала. Примерно на столько я и опоздала. Похоже, такое было здесь в порядке вещей. Актеры тянулись еще около часа, жалуясь на бесконечное пешее путешествие от станции (десять минут), погоду, запутанную местность (зал находился на главной улице, у самой церкви, черт возьми).
Словом, у нас с Салли было время показать Мелани Марш свои эскизы. Мы решили сделать восемь мобилей, на двух из которых мог бы порхать шекспировский Пэк. Я предложила усадить на передвижные декорации всех эльфов, но Салли с презрением высмеял эту идею. Оказалось, для того чтобы поднимать и опускать один мобиль, нужно нанимать отдельного работягу плюс помощника, который подстраховывал бы движение махины. Театр же мог позволить себе только четырех дополнительных рабочих сцены, но никак не восемь. Кроме того, добавил Салли с ухмылкой, если все эльфы станут болтаться в воздухе, то Пэк попросту затеряется среди них и его появление никто не заметит.
Мелани просмотрела эскизы, одобрительно кивнула и показала наброски труппе. Салли, владевший рисунком не в пример лучше меня, быстро начеркал еще два эскиза. На одном – общий план всех мобилей, гигантскими люстрами свисающих с потолка. На втором эскизе те же мобили внизу изображают дремучую чащобу, в которой заблудились шекспировские любовники.
– Я сначала хотеть сделай колонны, чтобы сцена похожа на лес, но потом понимай, что это было бы… тупо! – заявил Салли, со смаком выплюнув последнее слово.
– Мне нравится как есть, – сказала Мелани. – Ты вспомни, как выглядит мастерская Сэм. То, что надо!
– Точно, ММ, – пробормотал Мэттью, энергично строчивший в блокноте. Ума не приложу, что тут было записывать.
– Это у него пройдет, – прошептала мне на ухо Софи, поймав мой взгляд. – Поначалу так все себя ведут – только-только из университета, хочется выглядеть взрослым.
Позади хлопнули двери – пришел кто-то еще.
– Мэри! – крикнула Мелани. – Иди-ка сюда, взгляни на свой эльфомобиль!
Мэри – крохотная, худенькая девчушка, упакованная в маленький китайский пуховик и несколько слоев лайкры, типичный наряд танцовщицы в свободное от работы время, – склонилась над рисунками. У нее было невыразительное личико, носик пуговкой и огромный рот тряпичной куклы.
– Здорово! – воскликнула Мэри с энтузиазмом. – Я одна буду летать?
– Пока не знаю, – ответила Мелани. – Скажи, ты смогла бы прыгнуть, а? Представь – эта штуковина зависает в воздухе, и ты летишь вниз. Например, на Хьюго. Надо будет посоветоваться с Тьерри.
– Тьерри будет хореографом? Отлично. Обожаю акробатику, а он на ней собаку съел.
Мэри-Пэк расстегнула курточку и швырнула ее в кресло. Она оказалась даже меньше, чем я предполагала, – талию запросто можно было обхватить двумя пальцами.
– Кофе еще нет?
– Мэттью приспособил чайник в комнате для составления букетов.
– В комнате для чего?
– Дорогуша моя, это же церковный зал, – язвительно протянул новоприбывший актер. – Ты что, надеялась обнаружить здесь кофейный аппарат и томного смуглого красавца, как в баре «Италия»?
– Привет, Хьюго! – хором воскликнули все, не поворачивая голов.
Кроме меня – я быстро посмотрела на пришедшего. Хьюго оказался высоким стройным блондином с серыми глазами, длинным аристократическим носом и высокомерным взглядом. Хьюго эффектно скинул темный плащ и шелковый шарф, обнаружив под ними черную водолазку и брюки в полосочку. Один из тех немногих мужчин, что могут позволить себе такие брюки: во-первых, отличная фигура, во-вторых, превосходной формы зад, благодаря которому полосочки выглядят особенно шикарно. Такие брюки выглядят отвратно, если висят мешком.
– Сначала кофе, знакомиться потом! – решительно объявил Хьюго и вслед за Мэри отправился в комнату для составления букетов. – Как зовут вас, любезный юноша?
– Мэттью, – представился «любезный юноша», с готовностью протягивая руку.
– В честь апостола назвали, не иначе! Очень уместно. А я Хьюго.
– Да, я знаю. Видел вас в «Призраках» по телевизору. Это было круто.
– Круто, – задумчиво повторил Хьюго, прислонившись к стене, пока Мэттью возился с чайником. – Ну, надеюсь, это лучше, чем «клево» – знаменитый комплимент Кевина Костнера, который он сделал Мадонне[15]после одного из ее концертов. Бедняжку, наверное, стошнило. Леди до мозга костей… Ты не из Оксфорда, Мэттью?
– Нет, из Кембриджа.
– «Сидни-Сассекс»?
– Нет, «Кингс»[16].
– Ну, тогда скудность твоего словаря нельзя оправдать – разве что отчасти.
– «Сидни-Сассекс» не трогать! – крикнула Мелани. Я впервые увидела на ее лице широкую улыбку.
– Эй, нахал, да ты ведь сам коптил небо в «Кингсе», – подал голос композитор. – Сам три года там не отлипал от стойки бара.
– Совершенно верно, дорогой мой. Как я мог покинуть этих девчушек в мешковатых черных костюмах, с губной помадой, наложенной как попало? Сплошные клоны Роберта Смита[17]. Такие зайчики.
– Кембриджская мафия, – объяснила Софи. Похоже, она взяла на себя роль гида, чтобы провести меня сквозь путаный лабиринт театральных связей. – Хьюго, ММ и я – мы все познакомились в Кембридже. А бывший учитель ММ присылает ей оттуда ассистентов. Сам для нее подбирает.
– Но ведь в Кембридже не готовят костюмеров, – удивилась я. – У меня создалось впечатление, что они там даже изучение живых языков считают предметом чересчур современным, а потому опасным.
– Верно, – отозвался Хьюго. – Много лет преподаватели античной литературы пытались говорить на латыни в Италии и на древнегреческом в Греции. И очень злились, когда их никто не понимал.
– Нет, я изучала историю искусств вместе с Хьюго, – сказала Софи, не обратив внимания на его реплику. – Потом два года была ученицей у портного. А дизайном я вообще никогда не занималась.
– И правильно делала, – вставил Хьюго. – Ненавижу культ профессионалов!
– Ты же три года учился в драматической школе! – весело перебила его Софи.
От меня не укрылось, что с появлением Хьюго все заметно оживились.
– Ну, я-то не вписываюсь в такие дешевые обобщения, – не задумываясь, парировал Хьюго.
Двери непрерывно хлопали, зал постепенно заполнялся актерами, которые тут же устремлялись к чайнику.
– Капуччино, конечно, нет, – капризно заметил один из опоздавших. – Возле станции я не нашел ни одного места, где можно было бы выпить «мокко-латте». Я думал, что Белсайз-парк – приличное место, а оказалось, что это чуть ли не Хэмпстед-Хит[18].
– Может, мы попросим малыша Мэттью поработать взбивателем молока? – предложил Хьюго. – Я уверен, он мог бы взболтать горы пены – верно, Мэттью?
Юноша, пытавшийся наполнить чайник из сломанного крана, пока двенадцать человек в нервном нетерпении тянули к нему чашки, оглянулся и с улыбкой посмотрел на Хьюго. Ему явно нравилось, когда августейшие губы произносили его имя вслух, а в каком контексте – уже не имело особого значения.
– Ты знаешь Салли по художественной школе, да? – спросила Софи.
Я не переставала изумляться ее красоте, огромным глазам, пышным ресницам, крошечному лицу в форме сердечка. Современная мода словно задалась целью скрыть красоту этого создания. Мне-то плевать на моду, и никакая сила не вытащит меня из мини и не засунет в длинную юбку, пошитую из дерюги.
– Мы встретились случайно неделю назад в «Саду пыток», – кивнула я.
– Нетрудно догадаться, что было на Салли, – протянул Хьюго. – Или, точнее говоря, чего на нем не было.
– Всегда к вашим услугам, carino[19], – ответил Салли, хлопая дюймовыми ресницами.
Тут на нас обратил внимание огромный краснолицый мужик лет сорока с внушительным пузом, которое он выпячивал с гордостью будущей мамаши. Он прожег Салли негодующим взглядом. Но мой приятель остался невозмутим – либо Салли пребывал в блаженном неведении, что кто-то осуждает его моральный облик, либо настолько привык к подобным взглядам, что не обращал на них внимания. От Хьюго не укрылось мое удивление.
– Подкупает, правда? – кивнул он в сторону свеклолицего. – Очаровашка. И эта embonpoint[20]ему очень к лицу.
– Пора начинать! – объявила Мелани. Несмотря на то что она едва повысила голос, все тут же вскочили и замерли по стойке смирно. Через несколько минут мы сидели за длинным и довольно шатким столом, который Мэттью установил в центре зала. Каждый достал свою роль – измятые листки бумаги с карандашными пометками – и положил перед собой, как псалтырь.
– Сквозняк здесь ужасный, – пожаловалась Хелен, усаживаясь напротив меня. – А, привет, Сэм!
Я удивилась искренней радости в ее голосе. Обычно Хелен приветствует меня с теплотой айсберга, отколовшегося от берега Гренландии. Мой мощный разум сделал вывод, что она чувствует себя неуверенно в этом сплоченном коллективе и рада видеть знакомое лицо, пусть даже это лицо неприятеля.
– Все в сборе? – спросила Мелани.
На мой неопытный взгляд, людей, собравшихся вокруг стола, хватило бы на полномасштабную постановку «Войны и мира», включая батальные сцены, но Мэттью важно сообщил:
– Джордж Брэдли не смог прийти, потому что на этой неделе у него съемки.
– Везет Джорджу, – произнес чей-то голос.
– Это просто очередная серия «Закона», – заметил Хьюго. – Ему нет равных в роли жирного инспектора из Хиквилля-на-болоте.
– Фиалки Трэнтер тоже нет. Не знаю почему.
– В задницу Фиалку, – безмятежно сказала Мелани. – Только прошу тебя, Хьюго, не надо умничать. Мэттью, позвони ей. А если не застанешь, звони ее агенту.
– Кто такая Фиалка Трэнтер? – наклонилась я к Софи. – Знакомое имя.
– А-а, Фиалка была Фуксией. Я на мгновение задумалась.
– «Горменгаст»[21]? Видела по телевизору. Это ведь старое кино, правда?
Когда-то я даже отождествляла себя с Фуксией, мрачной и страстной девочкой-подростком, в которую одно время был влюблен сам Стинг. Меня взбесило, что Фиалка Трэнтер – голубые глаза, облако волос и больше ничего – изобразила ее томной девицей, засевшей в башне в ожидании принца. Я невольно скривилась.
– Да, Фиалку зря взяли на ту роль, – сказал Хьюго, заметив мою реакцию. – «Девушка, которая была Фуксией», – задумчиво добавил он. – Мне нравится. Похоже на название детектива, правда? И она, конечно, умирает еще до начала фильма.
– Как Лора Палмер[22], – встрял Мэттью.
Мы с Хьюго разинули рты, замерли на мгновение, потом захлопнули, причем проделали все это синхронно. Зачем заранее рассказывать людям сюжет?
– Ты очень красиво это сделал. Блестящая роль золотой рыбки в аквариуме, – едко заметила я Хьюго.
– На себя бы посмотрела, милочка, – парировал он.
Мелани взглянула на часы.
– Мы больше не можем ждать Фиалку. Табита, будешь читать за нее Гермию. Так, начнем по кругу. Каждый говорит, как его зовут, что он здесь делает и что ел на завтрак. Меня зовут Мелани Марш, я – режиссер, я ела кукурузные хлебцы с молоком. Мэттью?
Мэттью промямлил что-то о тостах с джемом.
– Хм, – прошептал Хьюго, – утром растущий организм нуждается в чем-нибудь более существенном.
Свеклолицый пузан, сидевший рядом с Мэттью, назвался Биллом, сообщил, что он играет Основу, и сердито осмотрел всех, давая понять, что в будущем не потерпит никаких шуточек на свой счет. Я заметила, что его взгляд задержался на Хьюго, – впрочем, я не стала бы его за это судить. Хоть мы и были знакомы с Хьюго всего полчаса, я уже научилась предвидеть, когда с его губ сорвется очередная ехидная реплика. Вот и сейчас, когда Билл свирепо таращился в его ясные серые глаза, на лице Хьюго царила подозрительная безмятежность. Пока Билл вел нас по лабиринту разнообразных блюд своего завтрака: сок, грейпфрут, яичница, овсянка, тост, – Хьюго помалкивал. А ведь мог порадовать нас вестью, что в Лондоне не ожидается нехватки продуктов, или невинно поинтересоваться, как Билл ухитрился запихнуть столько провианта в свое стройное тело. Однако он не оторвал взгляда от Билла даже после того, как эстафета пошла по кругу. На лице Хьюго светилась просто ангельская улыбка. Билл ерзал все энергичнее.
Списку персонажей не было конца. Салли, сидевший рядом со мной, разноцветными фломастерами размечал свой экземпляр пьесы на три сюжетные линии: сцены с эльфами – Оберон, Титания, Пэк и четверо слуг Титании; двор и две пары любовников; и, наконец, эпизоды с простонародьем, своего рода комедийные интерлюдии. Я одолжила у него фломастеры и проделала то же самое, надеясь почувствовать себя опытной профессионалкой.
После переклички Мелани объявила, что просит остаться на читку не только актеров, но и всех остальных. Те, кто решит удалиться, пусть делают это между актами, чтобы не мешать труппе работать.
Более интересных занятий у меня не предвиделось, и я осталась, решив улизнуть через часок. Но через час я с удивлением обнаружила, что с удовольствием слушаю, как актеры читают пьесу. Позже Салли сказал, что это была на редкость удачная читка.
Фиалка Трэнтер так и не появилась. Мэттью сообщил, что безрезультатно звонил ей домой и ее агенту, который не видел свою клиентку несколько дней. В самый разгар читки хлопнула дверь. Все подняли головы, но это был всего лишь Стив, помощник режиссера из театра «Кросс», крупный, нескладный и очень серьезный человек, одетый в черное. Он ворвался в зал с таким видом, будто бы мы тут занимаемся ерундой, отрывая его бог весть от каких важных дел.
Хьюго, играющий две роли – Тезея, короля Афин, и Оберона, короля эльфов, был уже сейчас невероятно хорош. Всемогущий, злой, эгоистичный и пресыщенный Оберон, изнывающий от жестокой скуки, которую не могут развеять даже проделки Пэка. Бесстрастный слабый голосок Хелен так здорово сочетался с его игрой, что я поняла, почему Мелани выбрала именно ее. Но Хелен пока не могла справиться с длинными монологами – они получались у нее такими же плоскими, как и ее грудь.
Мэри, игравшая Пэка, пыталась вжиться в роль лишь на ощупь: Шекспир явно был ей не слишком по силам. Ей наверняка гораздо больше понравилось бы ходить по сцене колесом и выкрикивать свои реплики, стоя на руках.
Билл был на удивление комичен и трогателен в роли Основы – сплошь шум и неуверенность.
Эльфов играла шайка симпатичных юных созданий – два парня и две девчонки, изо всех сил пытавшиеся обратить на себя внимание Мелани. Одну девушку звали Табитой, она читала за Фиалку Трэнтер, – смуглая, хрупкая, с роскошной гривой темных волос. В ней могла течь самая разная кровь – от испанской до азиатской. Я поняла, почему выбор Мелани остановился на ней – Гермия, одна из любовниц Оберона, должна быть маленькой и черной, по контрасту со своей соперницей Еленой. Поначалу Табита нервничала, но постепенно набралась уверенности и в последних эпизодах держалась хорошо.
Юноши – Лизандр и Деметрий – были самыми обычными.
Откровением же оказалась юная Хэзел Даффи, которой досталась роль Елены. В принципе это неблагодарная, плаксивая роль: девочка, которой никогда не интересовались мальчики, в один прекрасный день обнаруживает, что под воздействием магии все от нее без ума. Естественно, девица в такое чудо не верит.
По сравнению с Хэзел остальные юные любовники напоминали картонные фигуры. Она же играла Елену на полную катушку, со всей страстью и болью невостребованной любви, а затем – с полным раздражения и досады убеждением, что все остальные сговорились, чтобы посмеяться над нею. После ее второго длинного монолога в зале воцарилась абсолютная тишина: никто не ерзал, никто не прихлебывал кофе, никто не выбегал в туалет.
Сторонний наблюдатель, беглым взглядом окинув компанию, вряд ли заметил бы Мелани, несмотря на то что она сидела во главе стола, – такой тихой и бесцветной она была: серая птичка среди ярких павлинов. Однако без Мелани труппа лишилась бы своего ядра – вокруг нее вращалось все действие. Читая реплики отсутствующего Джорджа, она хранила полное спокойствие, граничащее с апатией. Подле нее, с планшетом наготове, топтался Мэттью, важно кивая всякий раз, когда нужно было что-нибудь записать.
Но стоило Хэзел-Елене признаться в любви к Деметрию, как Мелани резко вскинула голову и наградила девушку долгим одобрительным взглядом. Хэзел читала так, словно Шекспир написал свои строки только вчера, без той фальши и манерности, которой грешили ее молодые коллеги.
После паузы человек, игравший Пигву, прокашлялся и перешел к следующей сцене. Минутное напряженное оживление стихло, но не забылось. Актеры задумчиво углубились в текст. Оглядев весь стол, я подумала, что Фиалка Трэнтер наверняка пожалеет о своем прогуле.
Глава третья
– Знаешь, ее настоящее имя – Сьюзан Хигсон, – сказала Софи, когда мы шли через парк. – Но она решила, что «Фиалка Трэнтер» звучит романтичнее.
– Ну, я не стала бы ее в этом винить. Не нравится мне эта нынешняя манера называть актрис настоящими именами. В сороковые им бы всем придумали псевдонимы. Джин Трипплхорн, Рене Зеллвегер, Мишель Пфайффер – звучит так же чарующе, как названия пирожков со свиными потрохами.
– Полностью с тобой согласен, дорогуша, – раздался у меня под ухом голос нагнавшего нас Хьюго. – Как человек, настоящее имя которого Брайан Гнусняк, могу сказать…
Толстый Билл чуть не подавился от смеха:
– Брайан Гнусняк! – повторил он. – Вот потеха. Твой отец что, американец?
– Отлично, Билл, ты победил в ежегодном конкурсе простаков имени Хьюго Филдинга. Позже вручу тебе серебряную авторучку, – ядовито заметил Хьюго.
Билл обиженно фыркнул и промямлил что-то о выпендреже, отчего глаза Хьюго превратились в щелочки.
– Ах, дорогуша моя, – протянул он отвратно манерным голоском и приобнял Билла за широкие плечи, – прости меня. Можешь обзывать меня как угодно, когда угодно и где угодно… Кстати, я слышал, у нас с тобой будет одна гримерка! Ах, как я люблю эту будуарную интимность. Жду не дождусь той минутки, когда мы наконец останемся с тобой наедине.
Софи со значением глянула на меня. Мы уже добрались до Хаверсток-Хилла и шли в сторону торгового центра.
– Мы идем в забегаловку, Хьюго. Ты с нами? – спросила она.
К моему разочарованию, Хьюго покачал головой:
– Это было бы похоже на тайную клику, ты не находишь? К сожалению, вынужден извиниться перед тобой и милой Сэм. Надо общаться с артистами.
Последнее слово он протянул на французский манер.
– Хьюго прекрасно разбирается в заговорах и тайных кликах, – вздохнула Софи, после того как мы попрощались с ним и двинулись в сторону кафе. – Мы очень давно знаем друг друга. И всякий раз, когда готовится очередная премьера, актеры держатся особняком.
– Наверное, чувствуют себя увереннее, если держатся друг друга.
– Точно. Сегодня ММ заставит их играть в дурацкие игры, чтобы они разогрелись. Хьюго абсолютно прав: не стоит все время крутиться с режиссерской шайкой, а то это оттолкнет от него других актеров.
Я толкнула дверь кафе, единственной бесхитростной забегаловки в районе вокруг парка Белсайз. Клеенчатые скатерти в красно-белую клетку, яркое освещение. К каждому блюду прилагался резиновый кусок белого хлеба, вне зависимости от того, заказывали его или нет, несколько вялых листиков кочанного салата украшали край тарелки. Все это умиротворяло своей узнаваемостью..
Мелани, Мэттью, Салли и помощник режиссера Стив уже расселись вокруг стола. Из слов Софи я поняла, что идет борьба за Стива. Он был человеком театра, а не наемным членом труппы. Враждебно настроенный помреж мог стать серьезной проблемой. Софи села со Стивом рядом, чтобы разить его наповал взглядами своих прекрасных глаз. Салли мудро воздерживался от крайностей, до которых, как я прекрасно знала, он падок. В общем, к концу трапезы угрюмый Стив, с кислым видом просидевший всю репетицию, чуть расслабился.
– Ну, я не стала бы ее в этом винить. Не нравится мне эта нынешняя манера называть актрис настоящими именами. В сороковые им бы всем придумали псевдонимы. Джин Трипплхорн, Рене Зеллвегер, Мишель Пфайффер – звучит так же чарующе, как названия пирожков со свиными потрохами.
– Полностью с тобой согласен, дорогуша, – раздался у меня под ухом голос нагнавшего нас Хьюго. – Как человек, настоящее имя которого Брайан Гнусняк, могу сказать…
Толстый Билл чуть не подавился от смеха:
– Брайан Гнусняк! – повторил он. – Вот потеха. Твой отец что, американец?
– Отлично, Билл, ты победил в ежегодном конкурсе простаков имени Хьюго Филдинга. Позже вручу тебе серебряную авторучку, – ядовито заметил Хьюго.
Билл обиженно фыркнул и промямлил что-то о выпендреже, отчего глаза Хьюго превратились в щелочки.
– Ах, дорогуша моя, – протянул он отвратно манерным голоском и приобнял Билла за широкие плечи, – прости меня. Можешь обзывать меня как угодно, когда угодно и где угодно… Кстати, я слышал, у нас с тобой будет одна гримерка! Ах, как я люблю эту будуарную интимность. Жду не дождусь той минутки, когда мы наконец останемся с тобой наедине.
Софи со значением глянула на меня. Мы уже добрались до Хаверсток-Хилла и шли в сторону торгового центра.
– Мы идем в забегаловку, Хьюго. Ты с нами? – спросила она.
К моему разочарованию, Хьюго покачал головой:
– Это было бы похоже на тайную клику, ты не находишь? К сожалению, вынужден извиниться перед тобой и милой Сэм. Надо общаться с артистами.
Последнее слово он протянул на французский манер.
– Хьюго прекрасно разбирается в заговорах и тайных кликах, – вздохнула Софи, после того как мы попрощались с ним и двинулись в сторону кафе. – Мы очень давно знаем друг друга. И всякий раз, когда готовится очередная премьера, актеры держатся особняком.
– Наверное, чувствуют себя увереннее, если держатся друг друга.
– Точно. Сегодня ММ заставит их играть в дурацкие игры, чтобы они разогрелись. Хьюго абсолютно прав: не стоит все время крутиться с режиссерской шайкой, а то это оттолкнет от него других актеров.
Я толкнула дверь кафе, единственной бесхитростной забегаловки в районе вокруг парка Белсайз. Клеенчатые скатерти в красно-белую клетку, яркое освещение. К каждому блюду прилагался резиновый кусок белого хлеба, вне зависимости от того, заказывали его или нет, несколько вялых листиков кочанного салата украшали край тарелки. Все это умиротворяло своей узнаваемостью..
Мелани, Мэттью, Салли и помощник режиссера Стив уже расселись вокруг стола. Из слов Софи я поняла, что идет борьба за Стива. Он был человеком театра, а не наемным членом труппы. Враждебно настроенный помреж мог стать серьезной проблемой. Софи села со Стивом рядом, чтобы разить его наповал взглядами своих прекрасных глаз. Салли мудро воздерживался от крайностей, до которых, как я прекрасно знала, он падок. В общем, к концу трапезы угрюмый Стив, с кислым видом просидевший всю репетицию, чуть расслабился.