Хенли Вирджиния. Дерзкая пленница

   — А может быть, и нет, а может быть, он не захочет тебя после того, как ты будешь моей?! — молил он. — Я готов всем рискнуть ради тебя.
   Она посмотрела на молодого человека, стоящего перед ней, и подумала: «Какой он еще мальчишка! А мне нужен мужчина». Взяв его лицо в ладони, Лили проговорила:
   — Эдвард, если бы ты сказал мне: «Я готов всем рискнуть ради тебя» — до того, как я вышла за Вулфрика, я бы убежала с тобой и стала бы твоей женой. Ты должен был взять меня в тот день, когда мы ездили с соколами, и не позволить мне уйти к нему. А теперь я не люблю тебя — я люблю другого.
   И про себя добавила: «Ты не был настоящим мужчиной и не стал им».
   Отказ Лили глубоко поразил Эдварда. Выставив обрубок руки, он воскликнул:
   — Это из-за этого, да?
   — Твои слова недостойны тебя, Эдвард, — спокойно ответила Лили.
   Он взглянул на нее и понял, что она права.
 
   Леди Хильда продержалась еще несколько дней, и в ту ночь, когда была очередь Лили сидеть подле нее, мать Эдварда испустила последний мучительный вздох. Лили направилась в соседнюю комнату, где спала леди Элисон, размышляя, не разбудить ли ей сначала Рольфа, чтобы он послал человека в Окстед за Эдвардом. Она вошла в комнату матери, не постучав, и застыла на пороге. Элисон и Рольф, обнаженные, обнимали друг друга с такой страстью, какую Лили и вообразить не могла. Она побледнела, раскрыла рот и наконец пробормотала:
   — Леди Хильда… Элисон плавно протянула руку за одеждой и сказала:
   — Я сейчас приду. Рольф же спокойно добавил:
   — Я пошлю гонца в Окстед.
   Мать и дочь молча, не говоря ни слова друг другу, омыли тело и постелили чистое белье на постель. После того как закурили благовония, чтобы освежить воздух в опочивальне, леди Элисон знаком велела дочери следовать за ней. Они вошли в комнату Лили, и леди Элисон затворила дверь.
   — Я — страстная женщина, а Рольф — мужчина в полном смысле этого слова. Чего же ты хочешь? Или ты полагаешь, что только тебе и Ги разрешается голыми развлекаться в спальне? Не будь лицемеркой, Лили!
   — Простите меня, матушка, — смиренно ответила дочь.
 
   После службы в годстоунской церкви Эдвард отвез мать домой — в Окстед, чтобы похоронить ее там. Священник произнес прощальное слово над небольшим гробом, и земля засыпала могилу, а Лили, глядевшую на осунувшееся лицо Эдварда, охватило страшное раскаяние, она казнила себя за то, что наговорила ему столько жестоких слов. И вдруг ее внимание самым необъяснимым образом привлекло одно из окон. Что это? Какая-то фигура, какой-то соглядатай, совершенно неуместный в этот скорбный час. Она задрожала, по коже побежали мурашки. Ее охватил такой же ужас, как во время последнего посещения Окстеда. И вдруг ей захотелось бежать. Привидения! Здесь полно привидений! Они преследуют ее, лишают душевного покоя. Резко повернувшись, Лили пошла прочь, остальные последовали за ней. Прочь от могилы, прочь из Окстеда, от его мертвецов, в Годстоун — домой, к жизни!
 
   Эдвина смотрела, как гроб леди Хильды поставили на телегу, и похоронная процессия направилась в Окстед. Она следовала за всадниками пешком, держась на расстоянии. Эдвина не знала, зачем она это делает, знала только, что так нужно. Эдварду понадобится утешение. Она прибежала, когда молились за упокой души усопшей. Она видела, как Эдвард пригласил людей в дом, как Лили затрясла головой и, резко повернувшись, пошла прочь. Все уехали в Годстоун. Но теперь уже Эдвина не пошла за ними. Эдвард сидел у могилы. Стало темнеть. Эдвина поняла, что он просидит так всю ночь, если она не вмешается. Она тихонько подошла к нему и ласково окликнула.
   — Эдвина, что ты тут делаешь?
   — Я не хочу, чтобы вы были один сегодня, — просто ответила она.
   Заглянув ей в глаза, Эдвард понял, что эта девочка горюет вместе с ним. И такая любовь сияла в этих глазах, что было невозможно ни отрицать ее, ни пренебречь ею.
   — Позвольте мне остаться, — умоляюще попросила она.
   — Я буду признателен тебе, если ты побудешь со мной немного. А потом я отвезу тебя домой.
   Эдвина улыбнулась, давая понять, что все сделает так, как он захочет.
   — Пойдем в мою комнату. — Эдвард взял ее за руку, и взволнованная девушка пошла за ним.
   — Я никогда раньше не бывала в господских покоях, — молвила Эдвина.
   — Тебе понравится. Конечно, у нас не так, как в Годстоуне, но мы жили в полном довольстве.
   Они вошли в зал. Эдвина оглядывалась, восхищаясь прекрасными коврами, и вдруг вздрогнула:
   — Кто-то идет!
   — Это служанка моей матери, не бойся. Нора, я думал, ты уехала в Годстоун.
   — Нет, милорд, теперь, когда норманнов нет, здесь так спокойно.
   — Не называй меня милордом, Нора. Не забывай, что они вернутся.
   Нора присела перед Эдвардом:
   — Не собрать ли вам поужинать, Эдвард?
   — Нет, спасибо, Нора. — И тут же он подумал, что Эдвина, наверное, голодна. — Впрочем, я передумал. Приготовь ужин на двоих и накрой в моей комнате. Мне принеси эль, а моей даме — мед. Думаю, он придется ей по душе. — И Эдвард улыбнулся.
   Эдвина, очарованная тем, что он назвал ее своей дамой, пошла следом за ним в его опочивальню.
   — Тебе, наверное, холодно, Эдвина? Прости, я не подумал. — Эдвард склонился над очагом, и через несколько мгновений там заалел огонек. Эдвина показала пальцем на меховое одеяло, лежащее на кровати.
   — Это здесь вы спите? — спросила она, потому что не знала другой постели, кроме подстилки, лежащей на полу. — Я в жизни не спала на кровати.
   Эдвард выпрямился и подошел к ней.
   — Сегодня поспишь, — пообещал он.
   — Я свалюсь, — затрясла она головой.
   — Я буду так крепко держать тебя, что не свалишься. — И впервые за этот день Эдвард рассмеялся.
   Свечи были не нужны. Огонь освещал спальню, превращая ее в уютный рай для влюбленных.
   Нора тихонько постучала в дверь. Она принесла холодное мясо, сыр, масло и хлеб. Эдвину особенно поразило масло, которое нужно намазывать на хлеб. Она никогда в жизни не ела масла. Эдвина застенчиво подождала, пока Нора уйдет.
   — А мне можно взять немного вот этого?
   — Конечно. А сверху положи мясо, — посоветовал Эдвард.
   — А что это такое? — с любопытством спросила девушка.
   — Наверное, холодная оленина. Ты разве никогда ее не ела?
   Она покачала головой. Эдвард внимательно наблюдал, какое впечатление на нее произведет оленина.
   — Ужасно вкусно! — засмеялась Эдвина.
   — А теперь попробуй вот это. Кажется, это куски дикого кабана. Вкус должен быть более пряный.
   — М-м-м, тоже вкусно, — похвалила она. Эдвард был в восторге. Как это здорово — открывать другому человеку что-то приятное. При мысли о грядущих радостях Эдвард вспыхнул. Он знал, что Эдвина — девушка, и не хотел пугать ее чрезмерной торопливостью. Он предложил ей куропатку и настоял, чтобы она взяла ножку, сам же взял крылышко. Затем налил в рог хмельного меда, поднес рог к губам девушки и не отрывал, пока она почти полностью не осушила его. Последнюю каплю Эдвард оставил себе, прижавшись губами к тому месту, которого касались губы Эдвины. Потом он обнял ее и коснулся ее губ, еще сладких от меда.
   — Мы испили из чаши любви!.. — прошептал он.
   Эдвард отнес девушку на кровать, и она потянулась навстречу его поцелую. Он помедлил, любуясь ею; отблески пламени играли на ее нежном лице, обрамленном завитками светлых коротких волос. Она была похожа на ангела.
   — Ах, милорд Эдвард, я так люблю вас! — воскликнула она.
   — Эдвина, ты такая хорошенькая, такая милая…
   Он осторожно снял с нее шерстяную рубашку и провел пальцем по маленьким расцветающим грудям. Когда он, раздевшись, лег рядом с Эдвиной, она встала на колени, чтобы видеть любимого. Ее губы осыпали быстрыми поцелуями его грудь, живот, низ живота и снова грудь… Они были такими легкими и жаркими, что он не мог шевельнуться и только стонал от желания. Потом порывисто привлек ее к себе. Она была совсем еще девочка, и он брал ее осторожно и был очень рад, что не сделал ей больно.
   — Ты уверена, что с тобой все в порядке, Эдвина?
   Вместо ответа она обвилась вокруг него и потерлась щекой о его грудь. Он сказал удивленно:
   — Ты такая бескорыстная! Ты получаешь удовольствие, доставляя удовольствие мне.
   — Нам нужно уезжать? — робко спросила Эдвина.
   — Нет. Никому из нас не хочется покидать эту постель. Завтра утром, пораньше, я отвезу тебя домой и объяснюсь с твоей матерью.
   Улыбнувшись, Эдвина устроилась подле него под мягким меховым одеялом.
   Проснувшись, Эдвард обнаружил, что Эдвины рядом нет. Он быстро вскочил с постели, готовый пуститься на поиски девушки, и тут она вошла в опочивальню, неся горячую воду. Он засмеялся с облегчением:
   — Ты вспомнила, что я люблю умываться.
   — Позвольте мне умыть вас, милорд Эдвард.
   — При условии, что ты доставишь мне такое же удовольствие! — пошутил он.
   — Нужно поторопиться. Нора несет поесть.
   — Ах, Нора, только ты можешь вывести меня из затруднения, — сказал Эдвард, когда та вошла в комнату с подносом. — Мне бы хотелось видеть мою даму в красивом платье. Хорошо бы оно было голубым, как ее прекрасные глаза. Посмотри, не можешь ли ты что-нибудь сделать, дорогая.
   Собрав всю свою храбрость, Эдвина тихо спросила:
   — А можно, я буду вашей женщиной?
   — Моей леди, — поправил он ее. — После того как я повидаюсь с твоими родителями, я заберу тебя сюда.
 
   Ги редко играл в азартные игры, однако, увидев, что ставкой в игре были две пары золотых браслетов, он решил, что браслеты пригодятся ему для подарка Лили.
   Возможно, игрок и не подозревал, что они из чистого золота, и, рискнув всего лишь несколькими серебряными денье, Ги вскоре старательно спрятал браслеты в свой камзол. Он собирался обязательно вернуться в Годстоун до Рождества, чтобы преподнести Лили на праздник подарок, да и вообще ему просто очень хотелось домой.
   Ги тут же разыскал Робера и прямо приступил к делу:
   — Мне необходимо съездить на несколько дней в Годстоун. Я успею вернуться в Лондон на коронацию.
   Робер улыбнулся:
   — Здесь такая суматоха, что вашего отсутствия, наверное, и не заметят. Но если вас все-таки хватятся, я скажу, что вы уехали на побережье по моему поручению — ускорить доставку строительных материалов. С Богом!
   Себе же Робер дал слово побывать в этом Годстоуне и узнать, чем он так притягивает Ги.
 
   Сообщение Ги о том, что утром они едут домой, встревожило братьев.
   — Но ведь мы не пропустим коронацию, а? — недоверчиво спрашивал Николя.
   — Тебе нет дела до коронации, — засмеялся Ги, — просто не терпится наложить лапу на Лондон!
   — А тебе не терпится наложить лапу на Лили! — отпарировал Николя.
   — Мы должны прибыть в Лондон в двадцатых числах, так что надо поторапливаться. На рассвете выступаем. Проследите, чтобы все было готово.
 
   Фейт сидела, съежившись, в углу хижины, пока Рыжий Волк одевался и тщательно проверял оружие. Она знала, что шайка отправляется в очередной набег, и уже придумала, что ей делать. Пусть только все они покинут лесной лагерь. Больше она не в силах выносить эту жизнь.
   В обязанности Фейт входило приготовление пищи, и она спокойно принялась за работу: отрезала большие куски от косули, которую изгои убили на охоте, положила их в чугунный котел, висящий на огне, и налила в него воды. Потом бросила остатки дикой репы, зеленые листья горчицы и отправилась вверх по ручью, где, как она знала, растет ядовитое дерево. Насобирав ядовитых стручков, Фейт вернулась к своей стряпне и бросила стручки в котел. Когда варево вскипело, оно запахло так аппетитно, что у нее слюнки потекли. Взяв деревянную ложку, Фейт зачерпнула варева и с облегчением принялась за еду. Потом легла под ветвистым дубом, крепко обхватив руками живот, ибо знала, что ее ждет. Скоро она будет вместе со своим любимым Морганом, скоро она избавится от этого мучителя Рыжего Волка…
 
   Проснувшись, Лили почувствовала, что у нее болит горло и что вся она горит. Она решила пролежать в постели весь день, как вдруг в опочивальню ворвался Эдвард.
   — Пожар! Пожар! — крикнул он. И помчался в зал искать Рольфа. Эдвард был черен от дыма и грязи, и взгляд у него был безумный.
   — В Окстеде горят крестьянские хижины! — крикнул он Рольфу. — Не знаю, с чего все началось. Думаю, это поджог. Нам нужна помощь. Сколько человек оставил здесь Ги — всего пятерых?
   Рольф на мгновение задумался.
   — Я дам вам еще людей. Наши крестьяне охотно поедут в Окстед. Я пойду к Элфреду, а он соберет народ на подмогу. Вы поведете их, Эдвард.
   Я останусь здесь — на тот случай, если это сделано нарочно, с целью выманить всех из Годстоуна.
   Элисон собрала всех дам. Кто рвал простыни на полосы, кто щипал корпию. Она послала Эделу по домам просить одежду, особенно детскую, — кто чем сможет поделиться. Потом приказала на кухне собрать побольше еды и отправилась в кладовую готовить снадобье от ожогов. Рольф бросился за повозками, чтобы отвезти все это в Окстед.
   Он только что вернулся в зал, когда на дворе застучали копыта лошадей, скачущих во весь опор. В зал ворвалось около дюжины мужчин, и Лили, подняв голову, встретилась взглядом с Вулфриком. Ей показалось, что стены зала сдвинулись, а пол вздыбился и словно ударил ее в лицо, и она поняла, что падает в обморок, хватаясь руками за воздух и цепляясь за остатки сознания, хотя перед этим злом лучше было бы вовсе потерять разум.
   Рольф попытался выхватить свой меч, но в спину ему всадили нож, и он рухнул в лужу собственной крови. Элисон, вскрикнув, бросилась было к нему, но Вулфрик ударил ее по лицу, и она упала на колени рядом с Рольфом.
   — Связать ее! — приказал Вулфрик.
   Кричали девушки, пытаясь спастись от мужчин. Вулфрик, стоя с кинжалом в руке, оскалил зубы, заметив, что Лили взбежала по лестнице. Подобрав подол, она помчалась в комнату, где они проводили брачную ночь. И все время в голове у нее звучал голос: «Я знала! Я знала!» Она повторяла эти слова снова и снова — в лад с ударами сердца. Ее то пронизывал такой холод, что зубы начинали стучать, то бросало в жар. Ей казалось, что она вот-вот задохнется. Частью рассудка она понимала, что это от простуды, и потому сочла это делом второстепенным. И тут внутренний голос произнес совершенно ясно и спокойно: «Ты больше не дитя, ты уже женщина! И коль скоро ты управилась с настоящим человеком, с Монтгомери, — ты сможешь справиться и с этим мерзавцем! У него есть хлыст, но твое оружие ранит насмерть». А потом она услышала, как совершенно отчетливо произнесла:
   — Мне почти жаль его, у этого несчастного урода нет никакой возможности спастись!
   Когда Вулфрик — вошел в комнату, она ждала, повернувшись к нему лицом. Ее губы ласково прошептали:
   — Вулфрик, благодарение Господу, ты жив! Подозрительно сузив глаза, он занес было хлыст, но Лили плавно и легко скользнула под него и бросилась в объятия Вулфрика.
   — Нет, любимый, прошу, не бей меня! Так обращались с нами эти нормандские псы! Они не настолько сильны, чтобы справиться с женщиной без помощи хлыста, как умеешь ты, Вулфрик, — мурлыкала она. Ее губы были совсем близко от его губ, и она то и дело высовывала розовый соблазнительный язычок и облизывалась. — Я не знала, что такое мужчина, пока не вышла замуж за тебя. Ты так замечательно умеешь вызывать дрожь в моих чреслах.
   Он не отрывал взгляда от ее рта и был вынужден поцеловать ее так, как ему хотелось уже не один месяц. Она вздрогнула, изображая восторг, а он прорычал:
   — Давай посмотрим, каким штучкам научили тебя эти норманны, женушка!
   — Они использовали нас только как рабынь. Мы подавали пищу и воду, носили дрова. Эти дикари не находят сакских женщин привлекательными.
   Лили выдохнула льстивые слова, ухитрившись при этом пылко прижаться к нему всем телом. Он тяжело задышал. От больного горла голос у нее приобрел волнующую, чувственную хрипотцу, и воображение Вулфрика заработало, несмотря на решение отомстить ей. Глаза Лили были полны немыслимых обещаний, и, сладострастно улыбаясь, она протянула руку и опустила дверной засов за его спиной, чтобы никто не нарушил их уединения. Потом она стянула с него кожаную рубаху, и ее пальцы побежали по его телу, лаская мучительно и непристойно. С его губ сорвался невольный стон, и Лили прошептала, проведя пылающими губами по его уху:
   — Ты заставил меня ждать слишком долго, Вулфрик. Посмотрим же, что у тебя есть для меня? — И ее рука скользнула у него между ног.
   Он изумился:
   — Вот уж не ожидал, что Лили из Годстоуна будет разыгрывать из себя блудницу!
   — Для одного тебя я буду блудницей, Вулфрик… Корчась от неутолимой похоти, он двинулся к кровати. Припав к нему, она сказала между поцелуями:
   — Я знаю, как ты любишь больше всего, но в первый раз я хочу почувствовать тебя между своими бедрами, а потом я перевернусь, и ты сделаешь так, как тебе нравится.
   Хлыст выскользнул из, его пальцев, когда, упав на постель, он потянул Лили на себя. Его рука скользнула под ее платье, а ее рука скользнула под перину, где был спрятан кинжал. Он так хорошо лег в ладонь Лили, словно был ее продолжением. Подняв кинжал, она быстро вонзила его в грудь Вулфрика. Глаза его расширились, а рот по-дурацки раскрылся. Вскрикнув, он занес руку, чтобы ударить ее, но с быстротой молнии Лили вонзила кинжал ему в плечо и разрезала всю мышцу сверху вниз.
   Рука беспомощно упала. Не замечая брызжущей крови, она опять вонзила кинжал в его грудь, потом еще и еще. Вулфрик отчаянно метался по кровати, а Лили схватила другой рукой хлыст и ударила изо всех сил. Он опять закричал и вскочил, подстегиваемый жгучими ударами хлыста. Кинжал все еще был у нее в руке, и она разила им и разила, и когда он, смертельно раненный, упал на пол, издавая какие-то животные звуки, Лили все еще продолжала вонзать кинжал, не думая и не замечая, куда попадают ее удары.
   От шеи до живота и ниже Вулфрик превратился в груду израненной плоти, и, поняв, что он совсем, окончательно мертв, Лили начала шлепать кулаками по луже крови так, что брызги долетали до потолка. Потом опустилась на кровать. Тело ее пылало, и она, не мигая, смотрела куда-то в пространство.

Глава 15

   Ги, ехавший со своими людьми в Годстоун, заметил в нескольких милях от дома клубы дыма. Они поскакали быстрее, но, подъехав ближе, поняли, что дым поднимается восточнее: видимо, горело в Окстеде. Ги разделил спутников на две группы и приказал Николя немедленно отправиться в Окстед. Страх, сжимавший сердце, заставлял Ги торопить воинов. Во дворе он сразу же заметил чужих лошадей. Едва Ги и воины спешились, как восемь или девять вооруженных человек обрушились на них. Людей Вулфрика было вдвое меньше, но они сражались, как дикие звери, пытаясь одолеть норманнов.
   Когда смертельная схватка кончилась, оказалось, что норманны получили больше ран, чем в битве при Сенлаке. Андре был серьезно ранен в бедро: из раны, нанесенной огромным мечом, хлестала кровь. Ги поднял Андре на руки и отнес в зал, где без сознания в потемневшей луже крови лежал Рольф. Нож все еще торчал у него между лопатками. Большинство женщин, находившихся здесь же, было связано, а разорванная одежда, синие лица и разбитые губы говорили о яростном сопротивлении. Ги вынул кляп изо рта леди Элисон и разрезал веревку на ее запястьях.
   — Слава Богу, вы вернулись! Надеюсь, он еще жив? — И, став на колени подле Рольфа, она разрыдалась.
   Ги вытащил нож из его спины и проверил, бьется ли сердце.
   — Не знаю, как это может быть, но он еще жив, — сказал он Элисон.
   — Клянусь, я выхожу его! — Поколебавшись, она добавила: — Ги, это… это муж Лили. Они наверху, и уже довольно долго.
   Ги поднялся по лестнице, на этот раз не прыгая через три ступеньки. На лице его застыла угрюмая решимость — убить. Следом шли два воина, чтобы защитить его, если понадобится. Все двери наверху были приотворены, но Ги легко определил, где находятся Лили и Вулфрик: эта дверь была заперта на засов. Обернувшись к сопровождающим, он потребовал топор.
   — Лили… — крикнул он.
   В ответ на неестественную тишину Ги стал наносить боевым топором мощные удары — размеренно, удар за ударом, не останавливаясь, — и вскоре дверь рухнула внутрь, развалившись на куски. Войдя в комнату и увидев окровавленный труп, дико уставившийся на него невидящими глазами, он оторопел…
   — Боже мой, что здесь произошло?! — обратился он скорее к самому себе.
   Лили сидела на кровати, залитая кровью. Рядом валялся кинжал.
   — Куда ты ранена, любовь моя? — прохрипел Ги.
   Лили попыталась заговорить, но ни единый звук не вырвался из ее горла. Яркий румянец и блестящие глаза говорили о лихорадке.
   — Скажите женщинам, чтобы приготовили для нее горячую воду. — Ги бережно взял Лили на руки. — А его похороните, — бросил он через плечо. — Только не в Годстоуне!
   Когда он внес Лили в их опочивальню, оруженосцы уже разжигали огонь в очаге. Заметив их любопытные взгляды, Ги укрыл ее своей накидкой.
   — Достаточно. Пришлите сюда кого-нибудь из женщин, — приказал он.
   Через несколько минут спальню Ги заполнили женщины, готовые исполнять его повеления. Осторожно стягивая с Лили окровавленную одежду и бережно поворачивая ее, Ги удивился, не обнаружив на ее теле ножевых ран. Не было и следов от ударов хлыстом.
   — Слава Богу! — пробормотал он, опуская Лили в горячую воду и смывая с нее кровь.
   В комнату вошла Элисон.
   — Что он с ней сделал? — тревожно спросила она.
   — Он мертв, она жива, а это главное, — ответил Ги. — Но она в жару. Как вы думаете, отчего это?
   — Кажется, сегодня утром у нее болело горло. Наверное, у нее сильная простуда. — Видя беспомощность Ги, Элисон взялась за Лили сама. — Эдела, положите ей в постель горячие камни, а я сделаю отвар ромашки. Ги, постарайтесь, чтобы она выпила это снадобье. Меня беспокоит Рольф. Боюсь, мы слишком поздно занялись его раной! А с Андре все будет в порядке, хотя, похоже, его нога не сможет сгибаться, а значит, он будет хромать. — Сказав это, Элисон поспешила к Рольфу.
   Ги ощупал голову Лили, ища порезы и синяки. Окончательно убедившись, что она невредима, он вздохнул с облегчением. Усевшись в большое кресло, он положил Лили к себе на колени и энергично растер ее с ног до головы, после чего закутал в мягкое шерстяное одеяло и положил у огня, чтобы ей было теплее. Вошла Элисон, неся целебный отвар.
   — Побудьте с ней немного. Я хочу проведать Рольфа и Андре, — попросил он.
   Рольф все еще был без сознания. Ги осмотрел повязки и убедился, что Элисон сделала для Рольфа все что возможно. Он мог спокойно оставить друга в ее умелых руках, зная, что никто не позаботится о нем так, как она. Потом пошел к Андре: тот встретил брата, кривя губы от мучительной боли в бедре.
   — С Лили все в порядке? — спросил он у Ги.
   — У нее бессмысленный взгляд — мне это не нравится. Но ран или следов побоев нет. Я не понимаю, что довело ее — нежную, хрупкую — до такого яростного исступления?
   Поколебавшись, Андре тихо сказал:
   — Эдвард говорил мне, что его брат склонен к содомии.
   Ги окаменел. Вот и ответ на все его вопросы. Вошли Николя и Эдит, принесшая еду для Андре.
   — Я сделал всю работу, а кормят тебя! — пошутил Николя.
   — Пойдем, пусть брат отдохнет, — повернулся Ги к Николя. — Мне нужно вернуться к Лили, чтобы Элисон могла ухаживать за Рольфом. Что случилось в Окстеде?
   — Эти ублюдки подожгли крестьянские дома, чтобы выманить из замка тех, кого мы оставили охранять Годстоун. Рольф остался здесь защищать женщин.
   Они вошли в опочивальню Ги. Опустившись на колени около Лили, которая была в забытьи и, очевидно, бредила, Ги сказал, взглянув на Николя:
   — Ступай вниз и найди женщину, чтобы ухаживать за Лили. Я должен помочь этим беднягам из Окстеда, а Элисон вернется к Рольфу.
   — Оставайся здесь, — отозвался Николя. — Как ты думаешь, чем я занимался? Повозки уже нагружены припасами, одеждой и снадобьем для получивших ожоги. Погорельцев мы разместили в комнатах, в оружейной и на мельнице. Эдвард трудится как зверь. И еще одна повозка готова отправиться в Окстед — с телами погибших. Я подумал, что ты не захочешь хоронить их здесь, в Годстоуне!
   — Спасибо, Ник, ты славный малый! — похвалил его Ги-.
   Ник улыбнулся про себя: брат был скуп на похвалы, — значит, Ги действительно доволен им.
   — Ну что же, нет худа без добра, — сказал Николя. — Малышка Роза раньше убегала и пряталась, завидев меня, теперь бросилась ко мне в объятия, ища защиты.
   Ги склонился над Лили, подоткнув получше одеяло и погладив ее по лбу, а Николя продолжил:
   — Знаешь, я просил Лили выйти за меня замуж. Но она ответила, что безумно любит тебя. Я вижу, ты тоже ее любишь. Ги, что ты собираешься предпринять?
   — Я обвенчаюсь с ней. И плевал я на свою жену! А если кто-нибудь скажет Лили хоть слово об этой твари — я перережу ему горло!
   Николя поднял брови, но ничего не ответил и ушел подкрепиться перед тем, как отправиться в Окстед.
   Вошла Эдит с едой для Ги и горячим бульоном для Лили.
   — Что мой брат? — спросил Ги.
   — Леди Элисон дала ему успокоительный отвар, и он наконец подействовал. А как Лили? — с тревогой спросила она.
   — Она немного поспала. Я уверен, что все будет хорошо, — успокоил Ги девушку.
   Он поел сам и попытался покормить Лили. Несколько глотков бульона — и она опять погрузилась в сон. Ги уселся в кресло у огня и задремал было, но услышав ее бормотание, вскочил.
   — Что случилось, любимая?
   — Ги, мне холодно, — прошептала она. Огонь в очаге догорел. Он положил на тлеющие угли два полена, затем взял Лили, у которой от озноба стучали зубы, на руки и уложил в постель, подоткнув под нее меховые одеяла. Но она все еще дрожала, поэтому Ги, быстро раздевшись, лег рядом с ней, обнял ее и прижал к своему горячему телу. Прошло немало времени, прежде чем она перестала дрожать и затихла рядом с ним, а потом заплакала — поначалу еле слышно, затем зарыдав в голос. Он крепко обнял девушку, и хотя тело ее было напряжено, она постепенно успокоилась, лишь изредка вздрагивая…