Страница:
В апреле Ги вернулся в Годстоун и узнал от Рольфа, что в его отсутствие у них побывал Сен-Дени и убедился собственными глазами, что его сакс, которого он отдал Ги, не только никуда не сбежал, но прилежно работает без подстегивания и понуканий.
— Вид у соседа был отнюдь не радостный, и я ему не верю: он никогда не позволит тебе засеять свои поля, найдет какую-нибудь отговорку, — предупредил Рольф.
— Посмотрим… — уклончиво отозвался Ги.
— Обучение крестьян стрельбе из лука идет успешно. Несколько человек стреляют просто замечательно!
Ги одобрительно кивнул.
— Мне бы хотелось посмотреть, — сказал он. Они направились к стрельбищу.
В апреле случилось несчастье: Жерара, одного из воинов Ги, нашли в лесу мертвым, со стрелой в спине. После похорон Ги созвал воинов на совет. Одни утверждали, что это — преднамеренное убийство, совершенное саксами, которым ни в коем случае нельзя было давать луки и стрелы. Другие полагали, что это несчастный случай, но считали, что нужно прекратить обучение саксов стрельбе, пока не найдут виновного. Ги опросил всех в Годстоуне, но не добился какого-либо удовлетворительного ответа. Несколько дней он молчал, пытаясь осмыслить происшедшее. Крестьяне жили в страхе с тех пор, как нашли мертвое тело, и ждали, когда опустится тяжелая рука правосудия, а точнее, произвола.
Озарение пришло к Ги внезапно, и чем больше он думал, тем больше убеждался, что докопался до истины. Разыскав Рольфа, он дотошно расспросил его:
— Когда Сен-Дени приезжал сюда, не разведал ли он, что наши крестьяне носят оружие?
— Ну, точно сказать не могу, но он пробыл здесь какое-то время, прежде чем я узнал об этом.
— Но это возможно, не так ли? — настаивал Ги.
— Конечно, он не мог этого не заметить: люди практиковались в стрельбе, расхаживали с луками и стрелами совершенно открыто… А на что ты намекаешь?
— Не намекаю, а знаю! Это Сен-Дени убил Жерара! Это так же точно, как то, что я стою перед тобой. Он искал возможность стравить меня с моими саксами, ему не хочется, чтобы в Годстоуне все было ладно. Вопрос в том, как мне теперь поступить?
— Я предупреждал тебя, что он не отдаст свои поля так легко. Но раз норманн мог пасть настолько низко, что убил другого норманна, — он заслуживает смерти!
Ги немедленно оповестил крестьян, что убийца найден и они свободны от подозрений; в подтверждение этого им по-прежнему разрешалось носить оружие. Крестьяне облегченно вздохнули и решили, что им повезло с новым господином.
Слухи по Годстоуну распространялись быстро, и вскоре все знали: в убийстве виновен Сен-Дени. А еще через два дня сам собой разрешился вопрос, как Ги поступит с соседом: Сен-Дени нашли мертвым в реке, разделяющей их владения. Никаких следов насилия на теле не было. Ги засеял поля соседа и поглядывал на остальные его земли, решив, что все это перейдет к нему еще до конца лета.
Ги был настоящим нормандским завоевателем.
Глава 22
Занялся майский день. Утро было прекрасное и теплое, и Лили упросила мужа оторваться на один день от работы и устроить пикник. Они поехали в лес, вверх по реке, пока не нашли уютное местечко под огромным лиственным деревом у самой воды. Спешившись, они пустили лошадей гулять на воле и щипать вкусную травку. Сами же улеглись на полянке.
— Ги, посмотри на пчелу, что сидит на цветке львиного зева. Смотри внимательно! Она залезет вовнутрь, а цветок закроется, а когда она соберет всю пыльцу, то попытается открыть его. Ты ничего забавнее этого в жизни не видел. Вот она выбралась из цветка. — Лили протянула палец, чтобы потрогать пчелу.
— Не надо, она тебя ужалит! — отвел ее руку Ги.
— Не ужалит! — рассмеялась Лили. — Если она ужалит кого-нибудь, она умрет; пчелы делают это только в крайнем случае, когда они испуганы или им причиняют боль.
— Откуда ты знаешь все это, милая?
— Я всегда любила природу. Летом я могу часами наблюдать за ее жизнью. — Лили перевернулась на живот. — Посмотри на цветы, вон там, под деревом. Они словно ковер и божественно пахнут!
— Хочешь, я нарву тебе? — игриво спросил Ги.
— Ах нет, без воды они быстро завянут, а они так красиво цветут в траве!
Ги поднял крышку корзины и достал сосуд.
— Можно налить в него воды, и цветы не завянут. Пойди нарви немного.
Любящим взглядом Ги смотрел, как Лили изящно ходит между деревьев, стараясь ставить ногу осторожно, чтобы ни на что не наступить. Вернулась она, смеясь:
— У меня все руки в соке, который сочится из стебельков. Сейчас ополосну их в воде. — Подойдя к ручью, она позвала мужа: — Посмотри, какие красивые бабочки порхают над водой! — Она подняла руку. — Иди сюда, бабочка!
— Papillionsnote 23 не придут на твой зов, глупышка, это же не собаки! — фыркнул Ги.
— Я могу сделать так, чтобы бабочка прилетела ко мне. Смотри!
Окунув руки в воду, Лили протянула их к бабочкам. Почти сразу же одна из них опустилась ей на руку. Молодая женщина, улыбаясь, взглянула на мужа.
— Волшебство!.. — сказал он недоверчиво.
— Нет. Просто она хочет пить. Смотри внимательно. Она выпустит хоботочек и будет всасывать капельки воды.
— Почему же я ничего не знаю обо всем этом?
— Ну, ты знаешь много других вещей, о которых я и понятия не имею. Стало быть, мы равны.
— Тебе нравится, что мы равны?
— О, мне нравится, даже когда мы не равны! — пошутила она. — Если внимательно наблюдать природу, она многому может научить. Например, видишь вон там, на боярышнике, двух воробьев? — показала она.
— Я достаточно знаю о природе и понимаю, что воробей собирается спариться с воробьихой, — ухмыльнулся Ги.
— Вот здесь вы ошибаетесь, милорд! — И Лили победоносно посмотрела на него. — Она его не примет. Видишь, как она его клюет и ругает? Воробьиха не даст себя покрыть, пока он не построит гнездо, чтобы она могла отложить туда яйца. Наличие гнезда дает ей такую же уверенность, как мне, например, замужество. — Лили нежно коснулась лица Ги.
— А что еще ты можешь мне показать? — спросил он.
— Посмотрим, что еще тут есть. — Лили начала что-то искать на обратной стороне листьев росшего рядом кустика. Сорвав лист, она протянула его Ги. — Если ты замрешь и прислушаешься, то услышишь, как она жует этот листик.
— Лили, ты можешь выдумывать все, что хочешь, и я всему поверю. — И отбросив листик, Ги взял ее за руку. — Пойдем искупаемся, здесь никто не увидит.
— Мне кажется, вода слишком холодна, дорогой. Ты купайся, а я посмотрю.
Лили внимательно смотрела, как Ги освобождается от одежды. Оливково-смуглый, стройный, с широкими плечами, он был прекрасен; несколько шрамов от боевых ранений только усиливали впечатление мощи. Ги подбежал к воде и нырнул, потом поплыл, раздвигая воду почти беззвучно. Он напоминал Лили выдру, которую она видела однажды: столь же плавно скользил он по водной глади, и так же четки и изящны были его движения.
— Ты права, — крикнул Ги, — вода довольно-таки холодная.
Выйдя на берег, он встряхнулся, потом подошел к Лили и стал во всей своей мужской красе. Ей захотелось почувствовать на себе его руки, она представила, как обвивает ногами это смуглое тело. Вынув из корзины льняное полотенце, Лили протянула руки, чтобы вытереть Ги, но как только ее пальцы прикоснулись к его телу, в нем вспыхнула страсть. И вот Ги уже подле нее на траве, срывает с нее одежду, пока она не оказывается такой же голой, как и он. Ги осыпал ее поцелуями, начав с пальцев на ноге. Он жадно целовал ее ноги, потом живот, потом груди, набухшие и затвердевшие из-за беременности; она ласкала его спину и ягодицы, касалась кончиком языка его сосков. Ее рука скользнула между его ног. Голос Ги стал хриплым от страсти, пока Лили извивалась под ним на твердой земле, что было непривычно после мягких перин. Наконец они одновременно достигли высшего блаженства…
Потом Лили лежала, положив голову Ги на колени, и он кормил ее, доставая из корзины разные вкусные вещи.
— Сакская молодежь поет в мае одну песенку. Хочешь послушать? — Потянувшись к нему, Лили шаловливо пропела:
Первое мая!
Чудный денек!
На милке проедусь я —
и не разок!
Ги сурово посмотрел на нее.
— Мне кажется, тебе доставляет удовольствие ошарашивать меня. — Уголки его губ задрожали, и он, как ни старался, не смог сдержать улыбку.
— Это был один из самых счастливых дней в моей жизни, любимый, — сказала она нежно.
Их счастье рухнуло совершенно неожиданно.
День клонился к вечеру. Солнце садилось, и тени становились все длиннее. Ги и Лили направлялись к дому, напевая песенку, когда вдруг заметили нескольких всадников, приближающихся к замку. Въехав за ними во двор, Ги и Лили узнали мадам Сен-Дени. Ее сопровождали вооруженные до зубов воины. Среди них был незнакомый человек, которому вдова Сен-Дени указала на Ги. Незнакомец спешился и обратился по-французски к Ги:
— Мсье Ги де Монтгомери?
— Это я, — кивнул Ги.
— Хвала всем святым! Я ищу вас больше четырех месяцев, чтобы передать послание от вашей супруги. Она намерена прибыть в Англию и привезти с собой детей. Простите за задержку, мсье. Но сначала я не мог переплыть через пролив из-за непрерывных штормов, а потом, не найдя вас в Беркхэмстеде, по совету ваших знакомых направился сюда.
— Хорошо, хорошо! — отозвался Ги с досадой, протягивая руку за свитком. — Вы можете пойти подкрепиться, а потом мы поговорим.
Ги мельком взглянул на Лили — она сидела на лошади окаменевшая и бледная как смерть. Лили не сводила глаз с мадам Сен-Дени, которая со скрытым удовлетворением улыбалась ей. В голове у молодой женщины стучало: «Этого не может быть, этого не может быть…» Она нащупала поводья, чтобы спешиться, и Ги быстро подъехал к ней, желая помочь. Лили отшатнулась от него, и боль, смешанная с укором; которую он прочитал в ее глазах, была невыносима.
Проведя гостей в зал, Ги нашел взглядом Элисон.
— Она все узнала! — прошептал он. — Прошу вас, помогите мне.
«Не стану носить его выродка», — думала Лили, пока бежала до кладовой. Плохо соображая, что делает, Лили сунула руку в кувшин, отсчитала семь ягод восковницы — такое количество требовалось, чтобы выкинуть плод, — и проглотила три штуки, но сразу же ее охватил ужас. Швырнув оставшиеся четыре ягоды на пол, она, рыдая, выбежала из кладовой.
Элисон нашла дочь в комнате. Лили исступленно плакала и осыпала проклятиями Ги; утешить ее не было никакой возможности. Она рыдала, раскачиваясь из стороны в сторону, и рвала на себе волосы.
— Я не вынесу этого, я не вынесу, лучше мне умереть! У него есть другие, законные дети. Я не хочу этого ребенка! Он предал меня. У меня ничего в жизни не осталось. Мир пуст, мне не для чего жить. Кому же теперь верить?
— Я принесу тебе питье, чтобы ты успокоилась. — Элисон обняла Лили. — Сейчас я вернусь.
Она поспешила в кладовую, достала из кувшина семь ягод восковницы, накрошила их в мед, смешав с малиновым сиропом, и быстро вернулась к Лили.
— Выпей это! — велела она.
Лили проглотила снадобье, задыхаясь от рыданий и шмыгая носом.
Попросив Рольфа заняться гостями, Гн медленно распечатал послание. Оно датировалось 31 декабря 1066 года.
«Моему мужу!
Прошло уже три месяца с тех пор, как вы отплыли в Англию, и я не имею от вас вестей. Однако до нас доходят слухи о великой победе Вильгельма и о несметных богатствах саксов, а также о том, что вы и ваши драгоценные братцы уже получили немало земель и приличную долю добытых сокровищ. Я же и ваши дети вынуждены влачить жалкое существование, ибо вы бросили нас на произвол судьбы. Посему я намерена покинуть Нормандию и пересечь Ла-Манш, дабы разделить с вами дары Вильгельма. Как только получу от вас известие, я немедленно отправлюсь в путь.
Маргарита де Монтгомери».
Ги смял послание и швырнул его на стол, потом неохотно встал. Он должен встретиться с Лили. Поднявшись наверх, он нашел ее в комнате леди Элисон. Переступив порог, Ги увидел, что жена его корчится, держась за живот, затем она упала.
— У нее выкидыш, — объяснила леди Элисон.
— Не может быть, я проглотила всего три ягоды! — отозвалась Лили.
Ги был поражен, а леди Элисон побледнела и пробормотала:
— О Боже мой! Скажи мне точно, девочка, сколько же ягод ты съела?
— Три, только три! — простонала молодая женщина.
— Ты уверена, ты не ошибаешься?
— Нет, я проглотила ровно три ягоды.
— У нее сильное кровотечение. Попробуем его остановить. Побудьте с ней, я сбегаю в кладовую.
Ги кивнул. Подойдя к Лили, он спросил:
— Почему ты это сделала?
Та с упреком взглянула на него и молча отвернулась.
— О Боже, не дай ей умереть! Уж если кто-то должен умереть, возьми меня! — страстно взмолился он.
Мгновения, пока отсутствовала Элисон, показались ему вечностью: он-то ничем, ничем не мог помочь своей любимой!
Кровотечение продолжалось три дня, и все это время Лили была почти без сознания. Наконец Элисон удалось справиться с кровотечением, и молодая женщина пришла в сознание, но почти сразу же погрузилась в глубокий сон, каким спят вконец измученные люди. На четвертый день Лили сидела в постели, когда вошел Ги. Она отвернулась, но Ги успел заметить, что нежная округлость ее лица исчезла. Скулы были так обтянуты тонкой кожей, что казалось — они вот-вот разорвут ее. Он двинулся было к Лили, но она пронзила его взглядом и проговорила страстно, но спокойно:
— Вы убили всю любовь, которую я к вам питала.
Ги долго смотрел на нее, потом с такой же страстной силой сказал:
— А вы убили моего сына, точно так же, как убили некогда своего мужа! — и вышел из комнаты.
Весь день Лили пролежала, отвернувшись к стене, а когда настала ночь, не смогла уснуть. Она чувствовала себя совершенно опустошенной и горевала об утраченном ребенке. Это будущее дитя еще недавно дарило ей столько счастья! Как мог Ги так поступить? И как она ни старалась не думать о нем, но мысли ее все чаще обращались к Ги. Лили чувствовала, что не может жить рядом с ним и видеть его изо дня в день. Это мучительно!
В тот день, когда она попыталась спуститься вниз, Ги уехал. Никто не знал, куда он отправился, видели только, что он собрал свою седельную сумку и ускакал.
Физически Лили поправлялась быстро, и спустя два дня она чувствовала себя как всегда, но в душе у нее все умерло. День за днем возводила она прочную стену между собой и окружающим миром и клялась, что отныне никому не разрешит причинить себе боль. Отныне она будет использовать мужчин, как они использовали ее. Узнав, что мать дала ей ягоды восковницы, Лили в глубине души возмутилась, решив, что леди Элисон без ее ведома хотела убить ребенка. Отношения между ними становились все холоднее, особенно с тех пор, как Лили поняла — мать знала о том, что Ги женат и что вся эта церемония в церкви была шутовской.
Ги вернулся спустя три недели, неприступный и злой. Его братья и Рольф решили, что он опять стал таким, каким был до встречи с Лили. Ги и Лили старательно избегали друг друга, а если все-таки встречались, то проходили мимо, как чужие. И хотя Лили была с виду спокойна, в душе ее кипела обида. Видеть Ги становилось все невыносимее; после каждой встречи с ним Лили всю трясло, и она долго не могла успокоиться. Напряжение между супругами было так велико, что казалось осязаемым, и действовало на всех, кто соприкасался с ними.
Эсме сделал Эмме предложение, и она была счастлива. Но поскольку беременность ее была уже заметна, они обвенчались потихоньку, а объявили обо всем уже потом. Когда Эмма узнала, как Монтгомери обманул Лили, она страшно испугалась и за себя, но потом выбросила все это из головы, упорно твердя себе, что Эсме принадлежит ей, пусть даже где-то в Нормандии его ждет целая дюжина жен.
Эдела и Хью решили обвенчаться. Но Эдела, как и Эдит, обручившаяся с Андре, чувствовала, что пока должна прятать свое счастье от Лили, не встречаться с ней и не вступать в разговоры. Это, впрочем, было совсем нетрудно: Лили по-прежнему держалась отчужденно, особняком.
Лили понимала, что надо что-то делать, необходимо вырваться из этого ада, в который превратилась ее жизнь. Она узнала, что отец Себастьян возвращается в Беркхэмстед, и в душе ее забрезжила спасительная надежда. Ясно, что в Годстоуне она не в состоянии больше оставаться, ей нужно куда-то уехать. Лили вспомнила о Робере де Мортене, выше него был только король. У нее есть кольцо Робера, есть его приглашение, чего же больше?
Мысль о том, что ее приезд к Роберу — поступок двусмысленный, ее не остановила. Ее будут считать нормандской девкой? Так она и есть нормандская девка уже целых полгода! В путь!
Утратив доверие ко всему свету, молодая женщина решила посвятить в свои планы только монаха. Но заговорила с ним об этом лишь накануне его отъезда. Лили показала отцу Себастьяну кольцо Робера и сказала, что хочет ехать вместе с ним, но что Ги де Монтгомери не должен об этом знать. Лили уложила его вещи вместе со своими. Она брала очень немногое: теплый плащ, удобное платье для путешествия верхом и одно бархатное платье. Лишний багаж обременителен, и, кроме того, каждое платье имеет для нее особое значение. Каждая складка этих платьев напоминает о Ги. А Лили решила порвать с прошлым.
И вот Лили сидит в своей комнате и размышляет, что делать с волосами. Пожалуй, для дороги хороши будут косы. Она обмотает их вокруг головы. Надо сделать это сейчас и постараться не разрушить прическу за ночь. Через час косы были тщательно уложены и закреплены. Лили приготовила дорожное платье и теплый плащ, разделась и легла, дрожа от возбуждения, но сон не шел к ней. Она вертелась на своем одиноком ложе, стараясь согреться, и вдруг замерла: кто-то пытался открыть дверь. Слава Богу, что она опустила засов! Но дверь распахнулась, и Ги влетел в комнату, выбив засов.
— Лили… я не могу без тебя! Видеть тебя ежедневно и не говорить с тобой, не прикасаться к тебе — это пытка!
— Прошу вас, оставьте меня, — спокойно ответила она.
— Не оставлю! — резко возразил Ги.
По его лицу было видно, что он не уйдет, несмотря на все ее просьбы. Разговаривать он не намерен, ждать не собирается. Ги уже был в постели, и его грубые прикосновения ясно сказали, что ее мольбы не достигнут его ушей, сопротивление и крики не помогут. Что ж, хорошо, у нее есть более действенное оружие — безразличие! Она будет равнодушна и холодна и не покажет ему, что он ей желанен. Какая же она дура! Ясное дело, это должно было случиться рано или поздно, раз она живет под одной крышей с ним. «Но больше этого не произойдет!» — поклялась она.
— Незаконность нашего брака ничего для меня не значит! Ты моя! Ты всегда будешь моей!
От ее близости у Ги голова пошла кругом. Его пальцы нашли нежное, шелковистое местечко у нее под грудью; ей стоило больших усилий остаться неподвижной и равнодушной.
Ги попытался прибегнуть к убеждению:
— Лили, когда мужчина находится рядом с красивой женщиной, не имея возможности удовлетворить свою телесную тягу к ней, — это мучительно!
Ответом ему было молчание. Лили отвернулась и уставилась в стену. Что говорить? Да и зачем? Любое возражение он использует для того, чтобы сделать так, как ему хочется.
— Ты хочешь наказать меня своей холодностью, но я расшевелю тебя, дорогая. Сопротивляйся, сколько тебе угодно.
Ги взял ее, и она закусила губу, чтобы не вскрикнуть. Он делал все возможное, чтобы сломить ее равнодушие и добиться отклика. Ее душа и разум не участвовали в происходящем, но тело могло предать, если она не будет держать его под железным контролем. Лили стиснула зубы, чтобы ни один ее стон не вырвался наружу. Ги сурово приказал ей:
— Отвечай мне, Лили!
И ее тело отвечало, но она скорее умерла бы, чем показала ему это. Опытный любовник, Ги знал цену словесным подстегиваниям. И вот он начал возбуждать Лили, рассказывая, как он может ее любить и ласкать, а руки помогали словам. Но Лили ничем не выдала своих чувств. Наконец Ги надоело обольщать ее. Он взглянул на нее, застывшую и презрительную, и грубо бросил:
— Я был прав. Все вы, бабы, — суки!
Ги резко повернулся и вышел из комнаты, грохнув дверью.
— Ги, посмотри на пчелу, что сидит на цветке львиного зева. Смотри внимательно! Она залезет вовнутрь, а цветок закроется, а когда она соберет всю пыльцу, то попытается открыть его. Ты ничего забавнее этого в жизни не видел. Вот она выбралась из цветка. — Лили протянула палец, чтобы потрогать пчелу.
— Не надо, она тебя ужалит! — отвел ее руку Ги.
— Не ужалит! — рассмеялась Лили. — Если она ужалит кого-нибудь, она умрет; пчелы делают это только в крайнем случае, когда они испуганы или им причиняют боль.
— Откуда ты знаешь все это, милая?
— Я всегда любила природу. Летом я могу часами наблюдать за ее жизнью. — Лили перевернулась на живот. — Посмотри на цветы, вон там, под деревом. Они словно ковер и божественно пахнут!
— Хочешь, я нарву тебе? — игриво спросил Ги.
— Ах нет, без воды они быстро завянут, а они так красиво цветут в траве!
Ги поднял крышку корзины и достал сосуд.
— Можно налить в него воды, и цветы не завянут. Пойди нарви немного.
Любящим взглядом Ги смотрел, как Лили изящно ходит между деревьев, стараясь ставить ногу осторожно, чтобы ни на что не наступить. Вернулась она, смеясь:
— У меня все руки в соке, который сочится из стебельков. Сейчас ополосну их в воде. — Подойдя к ручью, она позвала мужа: — Посмотри, какие красивые бабочки порхают над водой! — Она подняла руку. — Иди сюда, бабочка!
— Papillionsnote 23 не придут на твой зов, глупышка, это же не собаки! — фыркнул Ги.
— Я могу сделать так, чтобы бабочка прилетела ко мне. Смотри!
Окунув руки в воду, Лили протянула их к бабочкам. Почти сразу же одна из них опустилась ей на руку. Молодая женщина, улыбаясь, взглянула на мужа.
— Волшебство!.. — сказал он недоверчиво.
— Нет. Просто она хочет пить. Смотри внимательно. Она выпустит хоботочек и будет всасывать капельки воды.
— Почему же я ничего не знаю обо всем этом?
— Ну, ты знаешь много других вещей, о которых я и понятия не имею. Стало быть, мы равны.
— Тебе нравится, что мы равны?
— О, мне нравится, даже когда мы не равны! — пошутила она. — Если внимательно наблюдать природу, она многому может научить. Например, видишь вон там, на боярышнике, двух воробьев? — показала она.
— Я достаточно знаю о природе и понимаю, что воробей собирается спариться с воробьихой, — ухмыльнулся Ги.
— Вот здесь вы ошибаетесь, милорд! — И Лили победоносно посмотрела на него. — Она его не примет. Видишь, как она его клюет и ругает? Воробьиха не даст себя покрыть, пока он не построит гнездо, чтобы она могла отложить туда яйца. Наличие гнезда дает ей такую же уверенность, как мне, например, замужество. — Лили нежно коснулась лица Ги.
— А что еще ты можешь мне показать? — спросил он.
— Посмотрим, что еще тут есть. — Лили начала что-то искать на обратной стороне листьев росшего рядом кустика. Сорвав лист, она протянула его Ги. — Если ты замрешь и прислушаешься, то услышишь, как она жует этот листик.
— Лили, ты можешь выдумывать все, что хочешь, и я всему поверю. — И отбросив листик, Ги взял ее за руку. — Пойдем искупаемся, здесь никто не увидит.
— Мне кажется, вода слишком холодна, дорогой. Ты купайся, а я посмотрю.
Лили внимательно смотрела, как Ги освобождается от одежды. Оливково-смуглый, стройный, с широкими плечами, он был прекрасен; несколько шрамов от боевых ранений только усиливали впечатление мощи. Ги подбежал к воде и нырнул, потом поплыл, раздвигая воду почти беззвучно. Он напоминал Лили выдру, которую она видела однажды: столь же плавно скользил он по водной глади, и так же четки и изящны были его движения.
— Ты права, — крикнул Ги, — вода довольно-таки холодная.
Выйдя на берег, он встряхнулся, потом подошел к Лили и стал во всей своей мужской красе. Ей захотелось почувствовать на себе его руки, она представила, как обвивает ногами это смуглое тело. Вынув из корзины льняное полотенце, Лили протянула руки, чтобы вытереть Ги, но как только ее пальцы прикоснулись к его телу, в нем вспыхнула страсть. И вот Ги уже подле нее на траве, срывает с нее одежду, пока она не оказывается такой же голой, как и он. Ги осыпал ее поцелуями, начав с пальцев на ноге. Он жадно целовал ее ноги, потом живот, потом груди, набухшие и затвердевшие из-за беременности; она ласкала его спину и ягодицы, касалась кончиком языка его сосков. Ее рука скользнула между его ног. Голос Ги стал хриплым от страсти, пока Лили извивалась под ним на твердой земле, что было непривычно после мягких перин. Наконец они одновременно достигли высшего блаженства…
Потом Лили лежала, положив голову Ги на колени, и он кормил ее, доставая из корзины разные вкусные вещи.
— Сакская молодежь поет в мае одну песенку. Хочешь послушать? — Потянувшись к нему, Лили шаловливо пропела:
Первое мая!
Чудный денек!
На милке проедусь я —
и не разок!
Ги сурово посмотрел на нее.
— Мне кажется, тебе доставляет удовольствие ошарашивать меня. — Уголки его губ задрожали, и он, как ни старался, не смог сдержать улыбку.
— Это был один из самых счастливых дней в моей жизни, любимый, — сказала она нежно.
Их счастье рухнуло совершенно неожиданно.
День клонился к вечеру. Солнце садилось, и тени становились все длиннее. Ги и Лили направлялись к дому, напевая песенку, когда вдруг заметили нескольких всадников, приближающихся к замку. Въехав за ними во двор, Ги и Лили узнали мадам Сен-Дени. Ее сопровождали вооруженные до зубов воины. Среди них был незнакомый человек, которому вдова Сен-Дени указала на Ги. Незнакомец спешился и обратился по-французски к Ги:
— Мсье Ги де Монтгомери?
— Это я, — кивнул Ги.
— Хвала всем святым! Я ищу вас больше четырех месяцев, чтобы передать послание от вашей супруги. Она намерена прибыть в Англию и привезти с собой детей. Простите за задержку, мсье. Но сначала я не мог переплыть через пролив из-за непрерывных штормов, а потом, не найдя вас в Беркхэмстеде, по совету ваших знакомых направился сюда.
— Хорошо, хорошо! — отозвался Ги с досадой, протягивая руку за свитком. — Вы можете пойти подкрепиться, а потом мы поговорим.
Ги мельком взглянул на Лили — она сидела на лошади окаменевшая и бледная как смерть. Лили не сводила глаз с мадам Сен-Дени, которая со скрытым удовлетворением улыбалась ей. В голове у молодой женщины стучало: «Этого не может быть, этого не может быть…» Она нащупала поводья, чтобы спешиться, и Ги быстро подъехал к ней, желая помочь. Лили отшатнулась от него, и боль, смешанная с укором; которую он прочитал в ее глазах, была невыносима.
Проведя гостей в зал, Ги нашел взглядом Элисон.
— Она все узнала! — прошептал он. — Прошу вас, помогите мне.
«Не стану носить его выродка», — думала Лили, пока бежала до кладовой. Плохо соображая, что делает, Лили сунула руку в кувшин, отсчитала семь ягод восковницы — такое количество требовалось, чтобы выкинуть плод, — и проглотила три штуки, но сразу же ее охватил ужас. Швырнув оставшиеся четыре ягоды на пол, она, рыдая, выбежала из кладовой.
Элисон нашла дочь в комнате. Лили исступленно плакала и осыпала проклятиями Ги; утешить ее не было никакой возможности. Она рыдала, раскачиваясь из стороны в сторону, и рвала на себе волосы.
— Я не вынесу этого, я не вынесу, лучше мне умереть! У него есть другие, законные дети. Я не хочу этого ребенка! Он предал меня. У меня ничего в жизни не осталось. Мир пуст, мне не для чего жить. Кому же теперь верить?
— Я принесу тебе питье, чтобы ты успокоилась. — Элисон обняла Лили. — Сейчас я вернусь.
Она поспешила в кладовую, достала из кувшина семь ягод восковницы, накрошила их в мед, смешав с малиновым сиропом, и быстро вернулась к Лили.
— Выпей это! — велела она.
Лили проглотила снадобье, задыхаясь от рыданий и шмыгая носом.
Попросив Рольфа заняться гостями, Гн медленно распечатал послание. Оно датировалось 31 декабря 1066 года.
«Моему мужу!
Прошло уже три месяца с тех пор, как вы отплыли в Англию, и я не имею от вас вестей. Однако до нас доходят слухи о великой победе Вильгельма и о несметных богатствах саксов, а также о том, что вы и ваши драгоценные братцы уже получили немало земель и приличную долю добытых сокровищ. Я же и ваши дети вынуждены влачить жалкое существование, ибо вы бросили нас на произвол судьбы. Посему я намерена покинуть Нормандию и пересечь Ла-Манш, дабы разделить с вами дары Вильгельма. Как только получу от вас известие, я немедленно отправлюсь в путь.
Маргарита де Монтгомери».
Ги смял послание и швырнул его на стол, потом неохотно встал. Он должен встретиться с Лили. Поднявшись наверх, он нашел ее в комнате леди Элисон. Переступив порог, Ги увидел, что жена его корчится, держась за живот, затем она упала.
— У нее выкидыш, — объяснила леди Элисон.
— Не может быть, я проглотила всего три ягоды! — отозвалась Лили.
Ги был поражен, а леди Элисон побледнела и пробормотала:
— О Боже мой! Скажи мне точно, девочка, сколько же ягод ты съела?
— Три, только три! — простонала молодая женщина.
— Ты уверена, ты не ошибаешься?
— Нет, я проглотила ровно три ягоды.
— У нее сильное кровотечение. Попробуем его остановить. Побудьте с ней, я сбегаю в кладовую.
Ги кивнул. Подойдя к Лили, он спросил:
— Почему ты это сделала?
Та с упреком взглянула на него и молча отвернулась.
— О Боже, не дай ей умереть! Уж если кто-то должен умереть, возьми меня! — страстно взмолился он.
Мгновения, пока отсутствовала Элисон, показались ему вечностью: он-то ничем, ничем не мог помочь своей любимой!
Кровотечение продолжалось три дня, и все это время Лили была почти без сознания. Наконец Элисон удалось справиться с кровотечением, и молодая женщина пришла в сознание, но почти сразу же погрузилась в глубокий сон, каким спят вконец измученные люди. На четвертый день Лили сидела в постели, когда вошел Ги. Она отвернулась, но Ги успел заметить, что нежная округлость ее лица исчезла. Скулы были так обтянуты тонкой кожей, что казалось — они вот-вот разорвут ее. Он двинулся было к Лили, но она пронзила его взглядом и проговорила страстно, но спокойно:
— Вы убили всю любовь, которую я к вам питала.
Ги долго смотрел на нее, потом с такой же страстной силой сказал:
— А вы убили моего сына, точно так же, как убили некогда своего мужа! — и вышел из комнаты.
Весь день Лили пролежала, отвернувшись к стене, а когда настала ночь, не смогла уснуть. Она чувствовала себя совершенно опустошенной и горевала об утраченном ребенке. Это будущее дитя еще недавно дарило ей столько счастья! Как мог Ги так поступить? И как она ни старалась не думать о нем, но мысли ее все чаще обращались к Ги. Лили чувствовала, что не может жить рядом с ним и видеть его изо дня в день. Это мучительно!
В тот день, когда она попыталась спуститься вниз, Ги уехал. Никто не знал, куда он отправился, видели только, что он собрал свою седельную сумку и ускакал.
Физически Лили поправлялась быстро, и спустя два дня она чувствовала себя как всегда, но в душе у нее все умерло. День за днем возводила она прочную стену между собой и окружающим миром и клялась, что отныне никому не разрешит причинить себе боль. Отныне она будет использовать мужчин, как они использовали ее. Узнав, что мать дала ей ягоды восковницы, Лили в глубине души возмутилась, решив, что леди Элисон без ее ведома хотела убить ребенка. Отношения между ними становились все холоднее, особенно с тех пор, как Лили поняла — мать знала о том, что Ги женат и что вся эта церемония в церкви была шутовской.
Ги вернулся спустя три недели, неприступный и злой. Его братья и Рольф решили, что он опять стал таким, каким был до встречи с Лили. Ги и Лили старательно избегали друг друга, а если все-таки встречались, то проходили мимо, как чужие. И хотя Лили была с виду спокойна, в душе ее кипела обида. Видеть Ги становилось все невыносимее; после каждой встречи с ним Лили всю трясло, и она долго не могла успокоиться. Напряжение между супругами было так велико, что казалось осязаемым, и действовало на всех, кто соприкасался с ними.
Эсме сделал Эмме предложение, и она была счастлива. Но поскольку беременность ее была уже заметна, они обвенчались потихоньку, а объявили обо всем уже потом. Когда Эмма узнала, как Монтгомери обманул Лили, она страшно испугалась и за себя, но потом выбросила все это из головы, упорно твердя себе, что Эсме принадлежит ей, пусть даже где-то в Нормандии его ждет целая дюжина жен.
Эдела и Хью решили обвенчаться. Но Эдела, как и Эдит, обручившаяся с Андре, чувствовала, что пока должна прятать свое счастье от Лили, не встречаться с ней и не вступать в разговоры. Это, впрочем, было совсем нетрудно: Лили по-прежнему держалась отчужденно, особняком.
Лили понимала, что надо что-то делать, необходимо вырваться из этого ада, в который превратилась ее жизнь. Она узнала, что отец Себастьян возвращается в Беркхэмстед, и в душе ее забрезжила спасительная надежда. Ясно, что в Годстоуне она не в состоянии больше оставаться, ей нужно куда-то уехать. Лили вспомнила о Робере де Мортене, выше него был только король. У нее есть кольцо Робера, есть его приглашение, чего же больше?
Мысль о том, что ее приезд к Роберу — поступок двусмысленный, ее не остановила. Ее будут считать нормандской девкой? Так она и есть нормандская девка уже целых полгода! В путь!
Утратив доверие ко всему свету, молодая женщина решила посвятить в свои планы только монаха. Но заговорила с ним об этом лишь накануне его отъезда. Лили показала отцу Себастьяну кольцо Робера и сказала, что хочет ехать вместе с ним, но что Ги де Монтгомери не должен об этом знать. Лили уложила его вещи вместе со своими. Она брала очень немногое: теплый плащ, удобное платье для путешествия верхом и одно бархатное платье. Лишний багаж обременителен, и, кроме того, каждое платье имеет для нее особое значение. Каждая складка этих платьев напоминает о Ги. А Лили решила порвать с прошлым.
И вот Лили сидит в своей комнате и размышляет, что делать с волосами. Пожалуй, для дороги хороши будут косы. Она обмотает их вокруг головы. Надо сделать это сейчас и постараться не разрушить прическу за ночь. Через час косы были тщательно уложены и закреплены. Лили приготовила дорожное платье и теплый плащ, разделась и легла, дрожа от возбуждения, но сон не шел к ней. Она вертелась на своем одиноком ложе, стараясь согреться, и вдруг замерла: кто-то пытался открыть дверь. Слава Богу, что она опустила засов! Но дверь распахнулась, и Ги влетел в комнату, выбив засов.
— Лили… я не могу без тебя! Видеть тебя ежедневно и не говорить с тобой, не прикасаться к тебе — это пытка!
— Прошу вас, оставьте меня, — спокойно ответила она.
— Не оставлю! — резко возразил Ги.
По его лицу было видно, что он не уйдет, несмотря на все ее просьбы. Разговаривать он не намерен, ждать не собирается. Ги уже был в постели, и его грубые прикосновения ясно сказали, что ее мольбы не достигнут его ушей, сопротивление и крики не помогут. Что ж, хорошо, у нее есть более действенное оружие — безразличие! Она будет равнодушна и холодна и не покажет ему, что он ей желанен. Какая же она дура! Ясное дело, это должно было случиться рано или поздно, раз она живет под одной крышей с ним. «Но больше этого не произойдет!» — поклялась она.
— Незаконность нашего брака ничего для меня не значит! Ты моя! Ты всегда будешь моей!
От ее близости у Ги голова пошла кругом. Его пальцы нашли нежное, шелковистое местечко у нее под грудью; ей стоило больших усилий остаться неподвижной и равнодушной.
Ги попытался прибегнуть к убеждению:
— Лили, когда мужчина находится рядом с красивой женщиной, не имея возможности удовлетворить свою телесную тягу к ней, — это мучительно!
Ответом ему было молчание. Лили отвернулась и уставилась в стену. Что говорить? Да и зачем? Любое возражение он использует для того, чтобы сделать так, как ему хочется.
— Ты хочешь наказать меня своей холодностью, но я расшевелю тебя, дорогая. Сопротивляйся, сколько тебе угодно.
Ги взял ее, и она закусила губу, чтобы не вскрикнуть. Он делал все возможное, чтобы сломить ее равнодушие и добиться отклика. Ее душа и разум не участвовали в происходящем, но тело могло предать, если она не будет держать его под железным контролем. Лили стиснула зубы, чтобы ни один ее стон не вырвался наружу. Ги сурово приказал ей:
— Отвечай мне, Лили!
И ее тело отвечало, но она скорее умерла бы, чем показала ему это. Опытный любовник, Ги знал цену словесным подстегиваниям. И вот он начал возбуждать Лили, рассказывая, как он может ее любить и ласкать, а руки помогали словам. Но Лили ничем не выдала своих чувств. Наконец Ги надоело обольщать ее. Он взглянул на нее, застывшую и презрительную, и грубо бросил:
— Я был прав. Все вы, бабы, — суки!
Ги резко повернулся и вышел из комнаты, грохнув дверью.
Глава 23
Лили не стала терять время на слезы, а сразу же привела в порядок прическу, потом оделась и, закутавшись в теплый плащ, побежала к отцу Себастьяну.
— Прошу вас, поедемте сейчас же, святой отец! Он спокойно посмотрел на нее:
— Расскажите, что с вами случилось, дочь моя?
— О святой отец, я не могу рассказать вам всего! Мне так стыдно!..
Похлопав ее по руке, отец Себастьян просто сказал:
— Дитя мое, меня ничто не может шокировать, но давайте поспешим. Без сомнения, вашу историю можно выслушать и по дороге. Но я, прежде чем отправиться в Беркхэмстед, заеду в Лондон повидаться с епископом Одо. Это устроит вас, дочь моя?
— Разумеется! Мне все равно, куда ехать, лишь бы поскорее выбраться отсюда. Но все-таки, святой отец, не лучше ли нам сначала поехать на запад, а потом повернуть на Лондон? Мне не хочется, чтобы меня завтра поймали и привезли обратно.
— Я знаю только главную дорогу на Лондон, но, конечно, можно поехать и окружным путем. Пусть будет так. — Отец Себастьян улыбнулся доброй улыбкой. — Думаю, в спешке вы не припасли еды? Вот вам пшеничные хлебцы и сыр — и в путь! Ваша лошадка привязана вместе с моими за конюшней. — Он усмехнулся. — Ведь вам и в голову не пришло, как вы выведете свою лошадь из стойла конюшни среди ночи, не наделав шуму, а?
Лили побледнела.
— Я ни о чем не могла думать, кроме отъезда. Простите, что вам пришлось думать за двоих. В будущем постараюсь быть рассудительнее.
— Поедемте, пока не рассвело. Я полагаю, что на большой дороге нам ничто не грозит.
Потрепав Зефиру по морде и ласково шепнув ей несколько слов, Лили уселась в седло, плотно завернувшись в плащ, потому что было сыро и прохладно, и они двинулись быстрой рысцой. Почти два часа они ехали молча. Когда рассвет провел алыми перстами первые штрихи на темном небе, Лили обратилась к спутнику:
— Как вы думаете, не остановят ли нас какие-нибудь нормандские воины?
— У меня есть грамота от короля, дающая право ездить по стране. Она запрещает кому бы то ни было чинить мне препятствия, а вы со мной, так что не беспокойтесь.
— Надеюсь, что вы правы, но, насколько мне известно, норманны наглы и поступают так, как им хочется, а не как следует.
— Норманны в большинстве своем религиозны, дочь моя. Моего присутствия достаточно, чтобы защитить вас.
— Если они религиозны, как они могут с такой жестокостью жечь и убивать нас, саксов?
— Норманн считает, что быть воином и в то же время быть религиозным — не противоречит одно другому. Перед битвой они всегда молятся, чтобы небо послало им победу, а потом благодарят его.
— А вы носите оружие, святой отец?
— Я не ношу меч, но в битвах участвую, помогаю раненым и умирающим. Епископ Одо также не носит меч, но у него есть булава, которой при случае можно причинить не меньший ущерб.
Они немного помолчали. Потом отец Себастьян сказал:
— Лошадям нужно отдохнуть, а нам подкрепиться. Судя по журчанию, впереди — ручей. Давайте отдохнем там, дитя мое.
Он развел небольшой костер, повесил котелок с водой, потом покормил лошадей. Лили достала пшеничные хлебцы и стала задумчиво жевать их. Мысли ее были далеко: Ги уже встал и обнаружил, что она исчезла… Скоро ее начнут искать…
Но Ги понятия не имел о том, что Лили уехала. Он встал рано и занялся перевозкой из Окстеда в Годстоун людей, которые будут помогать на стройке. Ги решил избегать Лили, Она может прийти к нему; он к ней больше не пойдет.
Элисон сразу узнала, что дочь уехала, и, догадываясь, куда она направилась, решила пока молчать.
Отец Себастьян задумчиво посмотрел на Лили.
— Я думал, что вы счастливы с Монтгомери, От неожиданности она выпалила:
— Так оно и было, но потом выяснилось, что у него в Нормандии жена и дети. — Лили говорила с ожесточением.
Монах заметил осторожно:
— У многих мужчин есть любовницы. Вильгельм смотрит на это косо, потому что любит жену. А большинство мужчин получает удовольствие там, где его находит.
— Но он женился на мне! Мы обвенчались. Было большое пиршество, в Годстоун было приглашено много гостей.
— Понимаю, — задумчиво отозвался святой отец, — вы считали себя его женой, а потом открылось, что жена у него уже есть?
Лили кивнула с несчастным видом.
— Тогда вы не виноваты, и не стоит терзаться из-за того, что произошло. Вы здесь ни при чем. Теперь я понимаю, почему вам пришлось уехать. Унизительно быть любовницей после высокого и почетного положения жены.
Молодая женщина подумала, что рассказывать о ребенке не стоит, и быстро переменила тему разговора.
— Предлагаю двигаться дальше по другой дороге, так будет безопаснее. Как вы считаете?
Отец Себастьян кивнул:
— Я полагаю, нам скорее следует ехать на восток, чем на запад, мы совсем запутаем следы.
Впервые за все это время Лили улыбнулась. Они ехали бок о бок, и Лили рассмотрела своего спутника. Он был не старше Ги, но очень худ, вероятно, от крайне воздержанной жизни. Глаза темные пронзительные, но не строгие. Довольно щуплый, однако чувствовалось, что это человек сильный и выносливый. Лили подумала, что на него можно положиться.
— Прошу вас, поедемте сейчас же, святой отец! Он спокойно посмотрел на нее:
— Расскажите, что с вами случилось, дочь моя?
— О святой отец, я не могу рассказать вам всего! Мне так стыдно!..
Похлопав ее по руке, отец Себастьян просто сказал:
— Дитя мое, меня ничто не может шокировать, но давайте поспешим. Без сомнения, вашу историю можно выслушать и по дороге. Но я, прежде чем отправиться в Беркхэмстед, заеду в Лондон повидаться с епископом Одо. Это устроит вас, дочь моя?
— Разумеется! Мне все равно, куда ехать, лишь бы поскорее выбраться отсюда. Но все-таки, святой отец, не лучше ли нам сначала поехать на запад, а потом повернуть на Лондон? Мне не хочется, чтобы меня завтра поймали и привезли обратно.
— Я знаю только главную дорогу на Лондон, но, конечно, можно поехать и окружным путем. Пусть будет так. — Отец Себастьян улыбнулся доброй улыбкой. — Думаю, в спешке вы не припасли еды? Вот вам пшеничные хлебцы и сыр — и в путь! Ваша лошадка привязана вместе с моими за конюшней. — Он усмехнулся. — Ведь вам и в голову не пришло, как вы выведете свою лошадь из стойла конюшни среди ночи, не наделав шуму, а?
Лили побледнела.
— Я ни о чем не могла думать, кроме отъезда. Простите, что вам пришлось думать за двоих. В будущем постараюсь быть рассудительнее.
— Поедемте, пока не рассвело. Я полагаю, что на большой дороге нам ничто не грозит.
Потрепав Зефиру по морде и ласково шепнув ей несколько слов, Лили уселась в седло, плотно завернувшись в плащ, потому что было сыро и прохладно, и они двинулись быстрой рысцой. Почти два часа они ехали молча. Когда рассвет провел алыми перстами первые штрихи на темном небе, Лили обратилась к спутнику:
— Как вы думаете, не остановят ли нас какие-нибудь нормандские воины?
— У меня есть грамота от короля, дающая право ездить по стране. Она запрещает кому бы то ни было чинить мне препятствия, а вы со мной, так что не беспокойтесь.
— Надеюсь, что вы правы, но, насколько мне известно, норманны наглы и поступают так, как им хочется, а не как следует.
— Норманны в большинстве своем религиозны, дочь моя. Моего присутствия достаточно, чтобы защитить вас.
— Если они религиозны, как они могут с такой жестокостью жечь и убивать нас, саксов?
— Норманн считает, что быть воином и в то же время быть религиозным — не противоречит одно другому. Перед битвой они всегда молятся, чтобы небо послало им победу, а потом благодарят его.
— А вы носите оружие, святой отец?
— Я не ношу меч, но в битвах участвую, помогаю раненым и умирающим. Епископ Одо также не носит меч, но у него есть булава, которой при случае можно причинить не меньший ущерб.
Они немного помолчали. Потом отец Себастьян сказал:
— Лошадям нужно отдохнуть, а нам подкрепиться. Судя по журчанию, впереди — ручей. Давайте отдохнем там, дитя мое.
Он развел небольшой костер, повесил котелок с водой, потом покормил лошадей. Лили достала пшеничные хлебцы и стала задумчиво жевать их. Мысли ее были далеко: Ги уже встал и обнаружил, что она исчезла… Скоро ее начнут искать…
Но Ги понятия не имел о том, что Лили уехала. Он встал рано и занялся перевозкой из Окстеда в Годстоун людей, которые будут помогать на стройке. Ги решил избегать Лили, Она может прийти к нему; он к ней больше не пойдет.
Элисон сразу узнала, что дочь уехала, и, догадываясь, куда она направилась, решила пока молчать.
Отец Себастьян задумчиво посмотрел на Лили.
— Я думал, что вы счастливы с Монтгомери, От неожиданности она выпалила:
— Так оно и было, но потом выяснилось, что у него в Нормандии жена и дети. — Лили говорила с ожесточением.
Монах заметил осторожно:
— У многих мужчин есть любовницы. Вильгельм смотрит на это косо, потому что любит жену. А большинство мужчин получает удовольствие там, где его находит.
— Но он женился на мне! Мы обвенчались. Было большое пиршество, в Годстоун было приглашено много гостей.
— Понимаю, — задумчиво отозвался святой отец, — вы считали себя его женой, а потом открылось, что жена у него уже есть?
Лили кивнула с несчастным видом.
— Тогда вы не виноваты, и не стоит терзаться из-за того, что произошло. Вы здесь ни при чем. Теперь я понимаю, почему вам пришлось уехать. Унизительно быть любовницей после высокого и почетного положения жены.
Молодая женщина подумала, что рассказывать о ребенке не стоит, и быстро переменила тему разговора.
— Предлагаю двигаться дальше по другой дороге, так будет безопаснее. Как вы считаете?
Отец Себастьян кивнул:
— Я полагаю, нам скорее следует ехать на восток, чем на запад, мы совсем запутаем следы.
Впервые за все это время Лили улыбнулась. Они ехали бок о бок, и Лили рассмотрела своего спутника. Он был не старше Ги, но очень худ, вероятно, от крайне воздержанной жизни. Глаза темные пронзительные, но не строгие. Довольно щуплый, однако чувствовалось, что это человек сильный и выносливый. Лили подумала, что на него можно положиться.