Страница:
За завтраком Ги набросал новый план ночной охраны поместья. Несколько воинов устроят себе постоянный ночлег в конюшнях и амбарах, где хранятся пищевые запасы и фураж. У входа в дом будет стоять часовой, чтобы проникнуть в него было не так легко, как прежде, и чтобы их не перебили сонных в постелях. Семью погорельцев поместили в господском доме, пока им не поставят новую хижину, и теперь их дети со смехом носились по двору, будоража собак. Сука-волкодав, которая ходила по пятам за Ги, лежала у его ног, и Ги пришла в голову еще одна идея.
— Этих паршивых псов тоже нужно кое-чему научить. Нам необходимы сторожа, которые могут поднять такой гвалт, что мертвый вскочит! На ночь мы их привяжем по одному у конюшен и амбаров. Узнайте, сколько припасов исчезло, — это покажет, много ли непрошеных нахлебников у нас появилось. Юный Жильбер, кажется, разбирается в собаках, — обратился он к Рольфу. — Велите ему обучить эту свору дармоедов, чтобы они умели не только жрать и гадить! — грубо сказал Ги. — Не трогайте только эту псину, — добавил он снисходительно. Потом ударил кулаком о ладонь и рявкнул: — Клянусь Иисусом, я узнаю, кто посмел совершить набег на мое имение и увести у меня лошадей.
Ги вышел, захлопнув за собой дверь с такой силой, что со сторожевой башни взлетела стая голубей.
Весь день Ги разбирался с ночным налетом и составлял план розыска и поимки грабителей, а вечером взял шкуры убитых волков и понес их Элфреду. Цель у него была двоякая: отдать тому шкуры на выделку и узнать, не заметил ли Элфред чего-нибудь или по крайней мере что он думает о ночном разбое.
— Ты совершенно уверен, что никого не видел? — Ги посмотрел ему прямо в глаза. — Я знаю, что это сделали саксы, и понимаю, что прошу тебя выдать своих.
Элфред сплюнул на пол.
— Сакские крестьяне боятся темноты. Я почти уверен, что ни один из жителей Годстоуна не замешан в этом. Как господин вы нас вполне устраиваете. Гораздо больше, чем наш последний хозяин или этот Вулфрик, за которого вышла замуж леди Лили. Мы все его очень боялись, милорд.
— Должен признаться, что сначала мои подозрения пали на брата Лили, — сказал Ги.
— На брата леди Лили? — переспросил Элфред.
— На Эдварда, — сказал Ги рассеянно.
— Эдвард — не брат нашей леди, милорд. Он брат Вулфрика. — Элфред усмехнулся: — Ничего себе брат! Они больше походили на парочку влюбленных, пока не появился Вулфрик и не увел ее из-под носа у Эдварда.
Ги посуровел; его зеленые глаза стали ледяными. Элфред понял, что сболтнул лишнее. Перед глазами Ги моментально всплыли лица Эдварда и Лили, застывшие от удивления, когда он появился в спальне ее так называемого братца.
Ги ринулся домой с такой скоростью, что мелкие испуганные зверушки разбегались у него из-под ног. Но когда он входил в зал, шаги его были так звучны и тверды, что все повернули к нему головы. Указав пальцем на Эдварда, игравшего в кости с Николя, он приказал:
— Взять его! Пусть сидит на цепи в конюшне, пока у меня до него дойдут руки.
Когда Ги пребывал в подобном состоянии, голос его приобретал такую властность, что никто не осмеливался ослушаться или о чем-либо спрашивать его.
Ги взлетел по лестнице столь стремительно, что от его движения колыхалось пламя факелов. Войдя в опочивальню, он опустил засов на двери и устремил взгляд на Лили. Она была в желтом платье, вьющиеся волосы, чуть подхваченные лентой, ниспадали до самых бедер — такой красивой Ги не видел ее еще никогда. Лили улыбнулась ему, но ответной улыбки не последовало. Глядя ей прямо в глаза, Ги снял с себя тяжелый плащ и кожаную тунику и теперь стоял пред ней в одних рейтузах и рубахе. Налив себе вина, он пил его с задумчивым видом, перекатывая рог между ладонями. От этого пристального взгляда Лили стало не по себе, и она уже собиралась удалиться на свою половину, когда он бросил хриплым, резким голосом:
— Идите сюда!
Лили обернулась. Его тон озадачил и встревожил ее.
— Что вы делали ночью в спальне Эдварда? — спокойно спросил Ги.
Обычно она говорила правду, но холодный взгляд его глаз смущал ее, и объяснение выглядело неубедительно:
— Его матушке… то есть нашей матушке стало плохо, и я пошла за ним, — сказала Лили.
— Эдвард не брат вам, — заявил Ги так тихо, что Лили не поняла, верно ли она услышала то, что он сказал. В глазах ее появился испуг. — Ха! Вы испугались за своего любовника, и клянусь мощами Иисуса, у вас для этого есть основания!
Сделав к нему шаг, Лили попыталась оправдаться:
— Это не совсем так, милорд. Он действительно мой брат, поскольку я вышла замуж за его брата Вулфрика, и я думаю о нем как о брате.
Растянув губы, Ги сверкнул зубами.
— Вы потешаетесь надо мной, леди! Все в поместье знают, что вы любовники. Я узнаю это последним!.. Хорошенькое посмешище вы из меня сделали!
— Мы никогда не были любовниками, и к тому же с тех пор прошло очень много времени, — неловко отбивалась она.
— Вы отказываете мне ночь за ночью, но раздаете свои милости на стороне так часто, что у меня голова идет кругом. Скольких же мужчин вы знали, Лили? Признаюсь, вы неплохо дурачили меня! Но вы вели плохую игру, леди, — то завлекали, то отталкивали меня, бросая вызов моему мужскому достоинству.
Ги двинулся к Лили, и она, повернувшись, отбежала, но он протянул руку и схватил ее. Она поняла, что срок настал, — больше она не может ему отказывать, но все же сделала совершенно бесполезную попытку вырваться и ударила его. Ги сгреб ее в охапку и швырнул на свою кровать.
Одной рукой он прижал Лили к меховому одеялу, а другой стянул с нее тунику. Придя в ярость, она царапала его лицо, но он словно и не замечал этого. Он просто охватил одной рукой ее запястья и сорвал с нее платье.
Лили металась по кровати, и при виде ее голых грудей и бедер, окутанных золотыми локонами волос, Ги пришел в неистовое возбуждение, почти равное безумию. Ему виделась Лили вместе с Эдвардом, белокурым, красивым, юным. И жгучая ревность захлестнула Ги. Он, тридцатилетний, не мог оспаривать молодость этого сакса… Ужаснее всего было то, что Ги осознавал свою ревность. В душе он горько смеялся над собой — как глупо, как просто его провели! А ведь он уже любил Лили и решил подождать, пока она сама не захочет… Но теперь он поступит с ней так, как ему заблагорассудится.
Лили понимала, что любит Ги. Больше не было смысла отрицать это и обманывать себя. Но ей было невыносимо, что он смеет дурно думать о ней, и она не хотела, чтобы ее брали силой. Лили ругала себя за то, что не согласилась раньше, когда Ги был добр и ласков.
Ги так легко выскользнул из своей одежды, что Лили и глазом моргнуть не успела, как обнаружила, что он уже обнажен и склонился над ней. Бедра его были тверды, как железо. Он грубо поцеловал Лили. Когда она вырвалась, чтобы вдохнуть воздуха, его губы скользнули по ее шее и ниже, к груди. Поняв, какую сокрушительную стихию она разбудила в нем, Лили ужаснулась. Вожделение, подхлестываемое гневом, накрыло его как бушующий, вал, который безжалостно смел все ее мольбы и отказы. Ее соски устремились вверх, и ей стало безнадежно ясно, что он возбуждает ее, как бы она этому ни противилась. Коленом он раздвинул ей ноги и попробовал овладеть ею, но что-то мешало ему сделать это, а она закричала от боли.
— Так ты еще девушка! — проговорил он. Ги тут же отодвинулся и в изумлении уставился на нее.
— Разве это имеет значение, норманн? — вскричала она.
— Я не насилую девственниц, леди. Мягкой льняной простыней он осторожно стер пятно крови с бедра Лили и попробовал обнять ее. Она откатилась на другую сторону кровати и зарыдала, свернувшись калачиком. Сердце его вознеслось к небесам при мысли о том, что она не знала ни одного мужчины. И он спросил, ласково склонившись над ней:
— Как долго ты была замужем, любовь моя?
— Только один день, — просто ответила она.
— Будь ты моей женой, мне бы этого времени хватило, — прошептал он и, взяв мягкое меховое одеяло, укрыл ее, чтобы она не озябла.
Лили ничего не стала объяснять Ги, и он поднялся с постели и опять оделся. Нежно проведя рукой по ее волосам, он шепнул: «Простите меня, Лили!» — и ушел вниз, ночевать со своими воинами, дав ей возможность уединиться, о чем она столько раз просила его.
Эдгарсон вбежал в хижину. Ему не терпелось выложить очередную новость. Мать схватила его за руку.
— Где ты шляешься? Давно пора спать.
— Новый лорд посадил Эдварда на цепь в конюшне, — сообщил он Эдвине.
Она побледнела и вскричала изумленно:
— Почему? Что случилось?
— Мне не сказали. Может, его убьют поутру, — ляпнул мальчишка.
— Ах нет! Я пойду к нему! — твердо сказала Эдвина, отбросив одеяло и натягивая платье.
— Нельзя выходить из дому в эту пору, Эдвина. С тобой что-нибудь случится, — умоляюще сказала мать.
— Я должна, матушка! Я его люблю!
— Я знаю, дитя мое, — грустно отозвалась та, качая головой и давая дорогу дочери.
Эдвина бежала, не обращая внимания на темноту, хотя прежде никогда не осмеливалась выходить по ночам одна. Прибежав в конюшню, она нашла там Эдварда, прикованного цепью к стене. С удрученным видом он сидел на охапке соломы. Эдвина опустилась на колени перед ним. Эдвард с испугом взглянул на нее.
— Эдвина?! Что ты здесь делаешь? Не нужно бы тебе приходить сюда! — молвил он предостерегающе.
— Я должна все знать! Что случилось, Эдвард? — спросила она умоляющим голосом.
Он покачал головой.
— Не знаю, но думаю, это как-то связано с набегом. Монтгомери, наверное, решил, что я имею к этому какое-то отношение, потому что я сакс.
— Ему следовало бы знать, что вы не можете иметь никакого отношения к поджогу хижины, — возразила Эдвина.
— Человека до всего можно довести. Как знать, будь я в бегах, и я, возможно, был бы вынужден добывать себе пропитание таким образом.
— Никогда! — заявила она. — Вы человек чести.
— Я только надеюсь, что это никак не связано с Лили, — подумал он вслух.
— Лили? — прошептала она.
— Она пришла в мою опочивальню вчера ночью сказать, что моей матушке очень плохо. А Монтгомери увидел нас.
— Вы любите Лили? — спросила она со страхом.
— Разве можно знать Лили и не любить ее? — задумчиво пробормотал Эдвард. — Боже, я боюсь не за себя, а за Лили — ведь она в его руках!
— Не тратьте на нее свою жалость; он, как и всякий мужчина, закроет глаза на ее грехи.
— Эдвина, это недобрые речи, — упрекнул он девушку.
— Ничего не поделаешь. Я так беспокоюсь за вас. Что с вами будет? Брат сказал, что утром вас убьют!
— Эдвина, я ни в чем не виноват. И если я предстану перед судом, меня, конечно, не убьют. А теперь иди. Я не хочу, чтобы у тебя были из-за меня неприятности. С узниками не стоит fraternize.
— Fraternize? — переспросила она.
— Это французское слово. Оно означает — обращаться как с братом.
— Я не думаю о вас как о брате, Эдвард, — и она покраснела.
— Уходи же, — настаивал он, — и будь осторожна! Если тебя увидит кто-нибудь из воинов, тебе не поздоровится.
Эдвина ушла. Но отправилась не домой, она поспешила к Мораг. •
— Мораг, прощу тебя, помоги мне! Лорда Эдварда посадили на цепь в конюшне, и я боюсь за его жизнь! — сказала она умоляюще.
— Норманны не убьют его, — убежденно ответила Мораг.
— Откуда ты знаешь? — спросила Эдвина сквозь рыдания.
— Разделенная власть — это половинная власть, — был загадочный ответ.
— Это связано с Лили? — спросила Эдвина.
— Про молодого лорда одно скажу: бойся Лили, а не Монтгомери, — предостерегла ее Мораг.
— Эдвард любит ее! — воскликнула Эдвина.
— Ага, а ты любишь молодого лорда, — сказала Мораг.
Эдвина удивленно уставилась на нее, потом произнесла, опустив глаза:
— Я и впрямь люблю его и хочу, чтобы он любил меня. Ты мне поможешь?
— Ты — та девчонка, что ходит за пчелами? — спросила Мораг.
Эдвина кивнула.
— Принеси мне пчелиного воска, и я вылеплю из него тебя и Эдварда. Будет еще лучше, если ты достанешь для кукол немного волос. Потом мы с тобой свяжем их друг с другом красной ниткой или лентой. Не важно, чем, было бы красное. И он скоро полюбит тебя так же, как ты любишь его.
— Чем же я тебе заплачу, Мораг? Боюсь, что мне нечего тебе дать.
— Мне нужен воск. Принеси воску, чтобы его хватило на много куколок, и не забудь прошептать свое желание пчелам, ведь они передают наши пожелания богам. Да помалкивай об этом, — остерегла ее Мораг, — а не то Монтгомери убьет меня за ворожбу.
На следующее утро Ги де Монтгомери нашел Эдварда сидящим на цепи в конюшне, как он и приказал, и тут же освободил его.
— Я знаю, что вы живете во лжи, Эдвард, — сурово сказал он.
— Милорд, мне очень не нравится, что Лили солгала вам, но она сделала это только для того, чтобы защитить меня. Я — брат Вулфрика. Леди Хильда — моя мать, и наш дом в Окстеде, а не в Годстоуне.
— Вы присягнули нам на верность, — заметил Ги.
— Да, присягнул, милорд, и не нарушил своей клятвы.
— Вы можете поклясться, что ничего не знали о грабеже? — спросил Ги.
— Клянусь вам, милорд, и я помогу вам поймать воров. Хотелось бы мне знать, что стало с Окстедом — ведь он совершенно не охраняется.
— Мы съездим туда завтра. Я даю вам еще одну возможность оправдать мое доверие, но это последняя возможность, Эдвард.
Все в доме облегченно вздохнули, когда двое мужчин вошли вместе, и явно в хорошем настроении.
От собственной смелости у Моргана голова пошла кругом. Устроить набег оказалось так же легко, как сосчитать до трех. Конечно, это объяснялось еще и тем, что Рыжий Волк тоже очень хорошо знал Годстоун. Морган просто вошел в конюшню, где прежде работал, и вывел двух лошадей. Поскольку все знали, что он конюх, никто его ни о чем не спросил. Он был потрясен, когда увидел, что его сообщники подожгли хижину. Однако, выяснив, что никто не пострадал, Морган решил, что, по-видимому, только таким способом они могли отвлечь внимание от амбаров, чтобы вынести оттуда припасы. Потом, уже в лагере, Рыжий Волк осыпал его щедрыми похвалами:
— Не одна лошадь, а целых две! Я горжусь тем, что могу считать тебя своим человеком. Вот подарок, который я тебе обещал.
Рыжий Волк вытащил из-за пояса большой нож и протянул его Моргану. Тот, преисполненный гордости, шагнул вперед, чтобы получить награду. И тут Рыжий Волк схватил Моргана за руку и вонзил нож ему в живот по самую рукоять. Когда Морган понял, что это конец, глаза его расширились от ужаса: он ведь снабдил эту свинью не только лошадьми, но вдобавок отдал ему Фейт! Рыжий Волк подозвал двоих людей из шайки.
— Заройте его, — приказал он, и, став на колени, вытер кровь с лезвия о рубаху Моргана.
Фейт ждала возвращения Моргана. Тревога ее росла. Она потрогала оберег, висящий у нее на шее, и села, скрестив пальцы. Наконец она услышала шаги и поднялась с радостным возгласом. Но возглас тут же застрял у нее в горле — вместо любимой светловолосой головы Моргана из-под дверного полога появились рыжие космы.
— Плохие новости для тебя, крошка, — тихо сказал Рыжий Волк.
— Морган? — прошептала она. Он кивнул.
— Его схватили во время набега и убили. Фейт сидела не шевелясь, сокрушенная ударом, который нанесла ей судьба. В черный день решили они убежать из селения! Морган спас ее от норманнов, но какой ценой!
— Не бойся, я позабочусь о тебе, — сказал Рыжий Волк.
Фейт поняла, стоит ей только показать свое отвращение к этому чудовищу, и с того же мгновения до самой могилы ее жизнь будет сплошной мукой, поэтому она покорно выслушала, какие у него намерения на ее счет. Да Фейт это и не трогало: в тот миг, когда умер Морган, умерла и она. Фейт не заметила, как Рыжий Волк стал раздеваться. Она едва почувствовала, как его жадные пальцы сорвали с нее платье, обнажив тело. Она не сопротивлялась, когда его жесткая борода царапала ее нежную грудь. Но все-таки закричала, когда он укусил ей сосок.
— Сука! Шевелись же! — проревел он.
Застонав, Фейт протянула к нему руки, изображая страсть.
Глава 11
— Этих паршивых псов тоже нужно кое-чему научить. Нам необходимы сторожа, которые могут поднять такой гвалт, что мертвый вскочит! На ночь мы их привяжем по одному у конюшен и амбаров. Узнайте, сколько припасов исчезло, — это покажет, много ли непрошеных нахлебников у нас появилось. Юный Жильбер, кажется, разбирается в собаках, — обратился он к Рольфу. — Велите ему обучить эту свору дармоедов, чтобы они умели не только жрать и гадить! — грубо сказал Ги. — Не трогайте только эту псину, — добавил он снисходительно. Потом ударил кулаком о ладонь и рявкнул: — Клянусь Иисусом, я узнаю, кто посмел совершить набег на мое имение и увести у меня лошадей.
Ги вышел, захлопнув за собой дверь с такой силой, что со сторожевой башни взлетела стая голубей.
Весь день Ги разбирался с ночным налетом и составлял план розыска и поимки грабителей, а вечером взял шкуры убитых волков и понес их Элфреду. Цель у него была двоякая: отдать тому шкуры на выделку и узнать, не заметил ли Элфред чего-нибудь или по крайней мере что он думает о ночном разбое.
— Ты совершенно уверен, что никого не видел? — Ги посмотрел ему прямо в глаза. — Я знаю, что это сделали саксы, и понимаю, что прошу тебя выдать своих.
Элфред сплюнул на пол.
— Сакские крестьяне боятся темноты. Я почти уверен, что ни один из жителей Годстоуна не замешан в этом. Как господин вы нас вполне устраиваете. Гораздо больше, чем наш последний хозяин или этот Вулфрик, за которого вышла замуж леди Лили. Мы все его очень боялись, милорд.
— Должен признаться, что сначала мои подозрения пали на брата Лили, — сказал Ги.
— На брата леди Лили? — переспросил Элфред.
— На Эдварда, — сказал Ги рассеянно.
— Эдвард — не брат нашей леди, милорд. Он брат Вулфрика. — Элфред усмехнулся: — Ничего себе брат! Они больше походили на парочку влюбленных, пока не появился Вулфрик и не увел ее из-под носа у Эдварда.
Ги посуровел; его зеленые глаза стали ледяными. Элфред понял, что сболтнул лишнее. Перед глазами Ги моментально всплыли лица Эдварда и Лили, застывшие от удивления, когда он появился в спальне ее так называемого братца.
Ги ринулся домой с такой скоростью, что мелкие испуганные зверушки разбегались у него из-под ног. Но когда он входил в зал, шаги его были так звучны и тверды, что все повернули к нему головы. Указав пальцем на Эдварда, игравшего в кости с Николя, он приказал:
— Взять его! Пусть сидит на цепи в конюшне, пока у меня до него дойдут руки.
Когда Ги пребывал в подобном состоянии, голос его приобретал такую властность, что никто не осмеливался ослушаться или о чем-либо спрашивать его.
Ги взлетел по лестнице столь стремительно, что от его движения колыхалось пламя факелов. Войдя в опочивальню, он опустил засов на двери и устремил взгляд на Лили. Она была в желтом платье, вьющиеся волосы, чуть подхваченные лентой, ниспадали до самых бедер — такой красивой Ги не видел ее еще никогда. Лили улыбнулась ему, но ответной улыбки не последовало. Глядя ей прямо в глаза, Ги снял с себя тяжелый плащ и кожаную тунику и теперь стоял пред ней в одних рейтузах и рубахе. Налив себе вина, он пил его с задумчивым видом, перекатывая рог между ладонями. От этого пристального взгляда Лили стало не по себе, и она уже собиралась удалиться на свою половину, когда он бросил хриплым, резким голосом:
— Идите сюда!
Лили обернулась. Его тон озадачил и встревожил ее.
— Что вы делали ночью в спальне Эдварда? — спокойно спросил Ги.
Обычно она говорила правду, но холодный взгляд его глаз смущал ее, и объяснение выглядело неубедительно:
— Его матушке… то есть нашей матушке стало плохо, и я пошла за ним, — сказала Лили.
— Эдвард не брат вам, — заявил Ги так тихо, что Лили не поняла, верно ли она услышала то, что он сказал. В глазах ее появился испуг. — Ха! Вы испугались за своего любовника, и клянусь мощами Иисуса, у вас для этого есть основания!
Сделав к нему шаг, Лили попыталась оправдаться:
— Это не совсем так, милорд. Он действительно мой брат, поскольку я вышла замуж за его брата Вулфрика, и я думаю о нем как о брате.
Растянув губы, Ги сверкнул зубами.
— Вы потешаетесь надо мной, леди! Все в поместье знают, что вы любовники. Я узнаю это последним!.. Хорошенькое посмешище вы из меня сделали!
— Мы никогда не были любовниками, и к тому же с тех пор прошло очень много времени, — неловко отбивалась она.
— Вы отказываете мне ночь за ночью, но раздаете свои милости на стороне так часто, что у меня голова идет кругом. Скольких же мужчин вы знали, Лили? Признаюсь, вы неплохо дурачили меня! Но вы вели плохую игру, леди, — то завлекали, то отталкивали меня, бросая вызов моему мужскому достоинству.
Ги двинулся к Лили, и она, повернувшись, отбежала, но он протянул руку и схватил ее. Она поняла, что срок настал, — больше она не может ему отказывать, но все же сделала совершенно бесполезную попытку вырваться и ударила его. Ги сгреб ее в охапку и швырнул на свою кровать.
Одной рукой он прижал Лили к меховому одеялу, а другой стянул с нее тунику. Придя в ярость, она царапала его лицо, но он словно и не замечал этого. Он просто охватил одной рукой ее запястья и сорвал с нее платье.
Лили металась по кровати, и при виде ее голых грудей и бедер, окутанных золотыми локонами волос, Ги пришел в неистовое возбуждение, почти равное безумию. Ему виделась Лили вместе с Эдвардом, белокурым, красивым, юным. И жгучая ревность захлестнула Ги. Он, тридцатилетний, не мог оспаривать молодость этого сакса… Ужаснее всего было то, что Ги осознавал свою ревность. В душе он горько смеялся над собой — как глупо, как просто его провели! А ведь он уже любил Лили и решил подождать, пока она сама не захочет… Но теперь он поступит с ней так, как ему заблагорассудится.
Лили понимала, что любит Ги. Больше не было смысла отрицать это и обманывать себя. Но ей было невыносимо, что он смеет дурно думать о ней, и она не хотела, чтобы ее брали силой. Лили ругала себя за то, что не согласилась раньше, когда Ги был добр и ласков.
Ги так легко выскользнул из своей одежды, что Лили и глазом моргнуть не успела, как обнаружила, что он уже обнажен и склонился над ней. Бедра его были тверды, как железо. Он грубо поцеловал Лили. Когда она вырвалась, чтобы вдохнуть воздуха, его губы скользнули по ее шее и ниже, к груди. Поняв, какую сокрушительную стихию она разбудила в нем, Лили ужаснулась. Вожделение, подхлестываемое гневом, накрыло его как бушующий, вал, который безжалостно смел все ее мольбы и отказы. Ее соски устремились вверх, и ей стало безнадежно ясно, что он возбуждает ее, как бы она этому ни противилась. Коленом он раздвинул ей ноги и попробовал овладеть ею, но что-то мешало ему сделать это, а она закричала от боли.
— Так ты еще девушка! — проговорил он. Ги тут же отодвинулся и в изумлении уставился на нее.
— Разве это имеет значение, норманн? — вскричала она.
— Я не насилую девственниц, леди. Мягкой льняной простыней он осторожно стер пятно крови с бедра Лили и попробовал обнять ее. Она откатилась на другую сторону кровати и зарыдала, свернувшись калачиком. Сердце его вознеслось к небесам при мысли о том, что она не знала ни одного мужчины. И он спросил, ласково склонившись над ней:
— Как долго ты была замужем, любовь моя?
— Только один день, — просто ответила она.
— Будь ты моей женой, мне бы этого времени хватило, — прошептал он и, взяв мягкое меховое одеяло, укрыл ее, чтобы она не озябла.
Лили ничего не стала объяснять Ги, и он поднялся с постели и опять оделся. Нежно проведя рукой по ее волосам, он шепнул: «Простите меня, Лили!» — и ушел вниз, ночевать со своими воинами, дав ей возможность уединиться, о чем она столько раз просила его.
Эдгарсон вбежал в хижину. Ему не терпелось выложить очередную новость. Мать схватила его за руку.
— Где ты шляешься? Давно пора спать.
— Новый лорд посадил Эдварда на цепь в конюшне, — сообщил он Эдвине.
Она побледнела и вскричала изумленно:
— Почему? Что случилось?
— Мне не сказали. Может, его убьют поутру, — ляпнул мальчишка.
— Ах нет! Я пойду к нему! — твердо сказала Эдвина, отбросив одеяло и натягивая платье.
— Нельзя выходить из дому в эту пору, Эдвина. С тобой что-нибудь случится, — умоляюще сказала мать.
— Я должна, матушка! Я его люблю!
— Я знаю, дитя мое, — грустно отозвалась та, качая головой и давая дорогу дочери.
Эдвина бежала, не обращая внимания на темноту, хотя прежде никогда не осмеливалась выходить по ночам одна. Прибежав в конюшню, она нашла там Эдварда, прикованного цепью к стене. С удрученным видом он сидел на охапке соломы. Эдвина опустилась на колени перед ним. Эдвард с испугом взглянул на нее.
— Эдвина?! Что ты здесь делаешь? Не нужно бы тебе приходить сюда! — молвил он предостерегающе.
— Я должна все знать! Что случилось, Эдвард? — спросила она умоляющим голосом.
Он покачал головой.
— Не знаю, но думаю, это как-то связано с набегом. Монтгомери, наверное, решил, что я имею к этому какое-то отношение, потому что я сакс.
— Ему следовало бы знать, что вы не можете иметь никакого отношения к поджогу хижины, — возразила Эдвина.
— Человека до всего можно довести. Как знать, будь я в бегах, и я, возможно, был бы вынужден добывать себе пропитание таким образом.
— Никогда! — заявила она. — Вы человек чести.
— Я только надеюсь, что это никак не связано с Лили, — подумал он вслух.
— Лили? — прошептала она.
— Она пришла в мою опочивальню вчера ночью сказать, что моей матушке очень плохо. А Монтгомери увидел нас.
— Вы любите Лили? — спросила она со страхом.
— Разве можно знать Лили и не любить ее? — задумчиво пробормотал Эдвард. — Боже, я боюсь не за себя, а за Лили — ведь она в его руках!
— Не тратьте на нее свою жалость; он, как и всякий мужчина, закроет глаза на ее грехи.
— Эдвина, это недобрые речи, — упрекнул он девушку.
— Ничего не поделаешь. Я так беспокоюсь за вас. Что с вами будет? Брат сказал, что утром вас убьют!
— Эдвина, я ни в чем не виноват. И если я предстану перед судом, меня, конечно, не убьют. А теперь иди. Я не хочу, чтобы у тебя были из-за меня неприятности. С узниками не стоит fraternize.
— Fraternize? — переспросила она.
— Это французское слово. Оно означает — обращаться как с братом.
— Я не думаю о вас как о брате, Эдвард, — и она покраснела.
— Уходи же, — настаивал он, — и будь осторожна! Если тебя увидит кто-нибудь из воинов, тебе не поздоровится.
Эдвина ушла. Но отправилась не домой, она поспешила к Мораг. •
— Мораг, прощу тебя, помоги мне! Лорда Эдварда посадили на цепь в конюшне, и я боюсь за его жизнь! — сказала она умоляюще.
— Норманны не убьют его, — убежденно ответила Мораг.
— Откуда ты знаешь? — спросила Эдвина сквозь рыдания.
— Разделенная власть — это половинная власть, — был загадочный ответ.
— Это связано с Лили? — спросила Эдвина.
— Про молодого лорда одно скажу: бойся Лили, а не Монтгомери, — предостерегла ее Мораг.
— Эдвард любит ее! — воскликнула Эдвина.
— Ага, а ты любишь молодого лорда, — сказала Мораг.
Эдвина удивленно уставилась на нее, потом произнесла, опустив глаза:
— Я и впрямь люблю его и хочу, чтобы он любил меня. Ты мне поможешь?
— Ты — та девчонка, что ходит за пчелами? — спросила Мораг.
Эдвина кивнула.
— Принеси мне пчелиного воска, и я вылеплю из него тебя и Эдварда. Будет еще лучше, если ты достанешь для кукол немного волос. Потом мы с тобой свяжем их друг с другом красной ниткой или лентой. Не важно, чем, было бы красное. И он скоро полюбит тебя так же, как ты любишь его.
— Чем же я тебе заплачу, Мораг? Боюсь, что мне нечего тебе дать.
— Мне нужен воск. Принеси воску, чтобы его хватило на много куколок, и не забудь прошептать свое желание пчелам, ведь они передают наши пожелания богам. Да помалкивай об этом, — остерегла ее Мораг, — а не то Монтгомери убьет меня за ворожбу.
На следующее утро Ги де Монтгомери нашел Эдварда сидящим на цепи в конюшне, как он и приказал, и тут же освободил его.
— Я знаю, что вы живете во лжи, Эдвард, — сурово сказал он.
— Милорд, мне очень не нравится, что Лили солгала вам, но она сделала это только для того, чтобы защитить меня. Я — брат Вулфрика. Леди Хильда — моя мать, и наш дом в Окстеде, а не в Годстоуне.
— Вы присягнули нам на верность, — заметил Ги.
— Да, присягнул, милорд, и не нарушил своей клятвы.
— Вы можете поклясться, что ничего не знали о грабеже? — спросил Ги.
— Клянусь вам, милорд, и я помогу вам поймать воров. Хотелось бы мне знать, что стало с Окстедом — ведь он совершенно не охраняется.
— Мы съездим туда завтра. Я даю вам еще одну возможность оправдать мое доверие, но это последняя возможность, Эдвард.
Все в доме облегченно вздохнули, когда двое мужчин вошли вместе, и явно в хорошем настроении.
От собственной смелости у Моргана голова пошла кругом. Устроить набег оказалось так же легко, как сосчитать до трех. Конечно, это объяснялось еще и тем, что Рыжий Волк тоже очень хорошо знал Годстоун. Морган просто вошел в конюшню, где прежде работал, и вывел двух лошадей. Поскольку все знали, что он конюх, никто его ни о чем не спросил. Он был потрясен, когда увидел, что его сообщники подожгли хижину. Однако, выяснив, что никто не пострадал, Морган решил, что, по-видимому, только таким способом они могли отвлечь внимание от амбаров, чтобы вынести оттуда припасы. Потом, уже в лагере, Рыжий Волк осыпал его щедрыми похвалами:
— Не одна лошадь, а целых две! Я горжусь тем, что могу считать тебя своим человеком. Вот подарок, который я тебе обещал.
Рыжий Волк вытащил из-за пояса большой нож и протянул его Моргану. Тот, преисполненный гордости, шагнул вперед, чтобы получить награду. И тут Рыжий Волк схватил Моргана за руку и вонзил нож ему в живот по самую рукоять. Когда Морган понял, что это конец, глаза его расширились от ужаса: он ведь снабдил эту свинью не только лошадьми, но вдобавок отдал ему Фейт! Рыжий Волк подозвал двоих людей из шайки.
— Заройте его, — приказал он, и, став на колени, вытер кровь с лезвия о рубаху Моргана.
Фейт ждала возвращения Моргана. Тревога ее росла. Она потрогала оберег, висящий у нее на шее, и села, скрестив пальцы. Наконец она услышала шаги и поднялась с радостным возгласом. Но возглас тут же застрял у нее в горле — вместо любимой светловолосой головы Моргана из-под дверного полога появились рыжие космы.
— Плохие новости для тебя, крошка, — тихо сказал Рыжий Волк.
— Морган? — прошептала она. Он кивнул.
— Его схватили во время набега и убили. Фейт сидела не шевелясь, сокрушенная ударом, который нанесла ей судьба. В черный день решили они убежать из селения! Морган спас ее от норманнов, но какой ценой!
— Не бойся, я позабочусь о тебе, — сказал Рыжий Волк.
Фейт поняла, стоит ей только показать свое отвращение к этому чудовищу, и с того же мгновения до самой могилы ее жизнь будет сплошной мукой, поэтому она покорно выслушала, какие у него намерения на ее счет. Да Фейт это и не трогало: в тот миг, когда умер Морган, умерла и она. Фейт не заметила, как Рыжий Волк стал раздеваться. Она едва почувствовала, как его жадные пальцы сорвали с нее платье, обнажив тело. Она не сопротивлялась, когда его жесткая борода царапала ее нежную грудь. Но все-таки закричала, когда он укусил ей сосок.
— Сука! Шевелись же! — проревел он.
Застонав, Фейт протянула к нему руки, изображая страсть.
Глава 11
Рано утром Лили увидела, что Ги направился куда-то верхом в сопровождении довольно многочисленного отряда всадников. Смекнув, что это самое подходящее время, чтобы вымыться, она кликнула двух слуг и послала их на кухню за горячей водой, а сама тем временем выдвинула деревянный чан для мытья. Когда паренек с трудом тащил по лестнице горячую воду, его заметил Николя, не поехавший с Ги в Окстед, и спросил, для чего он несет воду.
— Для купания леди Лили, милорд, — важно ответил мальчик.
У Николя озорно блеснули глаза. Он уже знал, как разогнать скуку, одолевавшую его все утро. Выждав, когда Лили залезет в чан, Николя явился к ней.
Лили раскрыла рот от изумления и постаралась окунуться в воду как можно глубже.
— Немедленно убирайтесь вон! — сердито потребовала она.
— Милочка, нужно было запереть дверь. Я сделаю это за вас, — ухмыльнулся он и ловко опустил засов.
Лили так расстроилась, что слезы брызнули у нее из глаз; она умоляла Николя уйти.
— Вы слишком серьезно относитесь к жизни, Лили. Надо больше веселиться, смеяться… Развлекаться хоть иногда. Я знаю, мой брат — скучный тип, но ведь он старый, и это его извиняет. Но вы, cherie, просто девочка, вам нужно почаще улыбаться.
Николя взял ее горшочек с ароматическим маслом и оценивающе понюхал его. Раскинув руки, он сказал:
— Обещаю, что уйду, если вы позволите мне хотя бы мельком полюбоваться вами.
— Нет! — крикнула Лили, тщетно пытаясь спрятать груди под водой.
Он засмеялся.
— Они всплывают, как яблочки в заздравной чаше. Восхитительно! — Николя подошел на шаг ближе. — Выходите из воды и дайте взглянуть на вас. Один миг блаженства — и я ухожу.
— У меня нет ни малейшего желания выходить из воды, покуда вы не удалитесь, сэр, — твердо заявила Лили.
Николя присел на край чана.
— Я подожду. Рано или поздно вам придется выйти — или вы в конце концов замерзнете насмерть.
— О, прошу вас! Скажите, что я должна сделать, чтобы вы оставили меня в покое? — жалобно произнесла она.
Николя задумался на мгновение, а потом сказал:
— Ну, вы же понимаете: освободиться от меня вы сможете, только заплатив выкуп? На карту поставлена моя честь!
— У вас нет чести! К тому же я уже знаю, к несчастью, какие выкупы требуют братья Монтгомери. Чего вы хотите? — спросила она недоверчиво.
— Мне очень хочется увидеть Севенокс. Ежели вы сегодня съездите со мной туда я, пожалуй, дам вам возможность закончить омовение в гордом одиночестве.
— Хорошо, я поеду с вами, если вы пообещаете, что я буду в полной безопасности.
— Ну что вы, cherie, я не собираюсь вас насиловать, но буду обольщать на каждом шагу, пока мы будем в пути.
Подмигнув ей, юноша вышел, а Лили вдруг расхохоталась: до того мальчишеской и забавной показалась ей дерзость Николя.
Они поехали одни, без сопровождающих, и Лили, к собственному удивлению, заметила, что прогулка доставляет ей удовольствие. Николя, когда хотел, умел быть весьма галантным. Он сыпал остротами, и Лили много смеялась. Складные французские комплименты с такой легкостью срывались с его губ, что она не верила ни единому слову, но его непрестанное внимание было ей очень приятно.
— Вам нужно научиться говорить на языке саксов. С этого мгновения я буду отвечать вам только тогда, когда вы будете говорить по-сакски, — пригрозила она.
Он попытался произнести две-три фразы, а потом сказал:
— Лили, мой прекрасный цветок, вы ничего не стоите!
Она чуть не подавилась от смеха.
— Вы, наверное, хотели сказать — «вам цены нет»? — поправила она молодого человека.
— А какая разница? «Ничего не стоите» или «цены нет»? — смутился он.
— Я не могу объяснить вам. Но вот ваш брат уже прекрасно говорит по-сакски. Расскажите мне о его детстве.
— Ну, Ги изучал рыцарскую науку, как говорится, с колыбели: был пажом и оруженосцем. Думаю, что к восьми годам он уже устал носить, подавать, бегать с поручениями, выслушивать брань и получать оплеухи. Если хочешь управлять другими, считал он, необходимо сначала научиться управлять собой. Мне и Андре было гораздо легче: мы росли у него в доме. Но хватит о Ги, — усмехнулся Николя, — пусть он сам защищает свои интересы.
Похолодало, и вскоре посыпал мелкий снег.
— Николя, мне очень холодно. Полагаю, нужно возвратиться.
— Осталось проехать всего одну милю. Погреемся, поедим и отправимся обратно, — подбодрил он Лили.
Севенокс был расположен на скрещении дорог, ведущих на Лондон и к морскому побережью. Замка там не было, поэтому они нашли постоялый двор, и Николя спросил отдельную комнату с очагом. Хозяин поспешил исполнить приказание норманна. Он был благодарен норманнам за то, что они не отобрали у него постоялый двор.
Лили просто посинела от холода, и Николя повлек ее в отведенную им комнату.
— Входите, грейтесь, дорогая, — сказал он. Лили опустилась в кресло, стоящее у веселого огня, а Николя опустился на колени, чтобы снять с ее ног сапожки, и стал растирать ее ступни руками. Наклонив голову, он приложился губами к подъему стопы.
— Я целую ваши ножки, Лили. Я тщательнейшим образом все продумал, cherie, и решил: я хотел бы, Лили, чтобы вы стали моей женой.
Взглянув на его серьезное лицо, она подумала: «Еще недавно я была бы на седьмом небе, если бы у меня был такой супруг — молодой, красивый, всегда улыбающийся, — а не то животное, которое мне навязали. Но Николя Монтгомери еще совсем мальчик, а мне нужен мужчина».
Ее молчание ободрило его. Он поспешно продолжал:
— Мы построим здесь прекрасный замок. Думаю, что вы вряд ли очень привязаны к Окстеду, и я понимаю, что вам неприятно, когда вас считают свободной женщиной. Вот почему я предлагаю вам, Лили, обвенчаться со мной. Сначала мне придется получить на это разрешение Вильгельма, но независимо ни от чего вы должны знать, что я безумно влюблен в вас.
Хозяин принес им вино, миски с горячим тушеным мясом и свежеиспеченный хлеб.
— Николя, я не хочу причинять вам боль, но я люблю вашего брата. — Впервые выразив свои чувства словами, она вспыхнула.
Он вздохнул:
— Ах, этого-то я и опасался! Но вы должны понять: для меня это не имеет большого значения, и я все равно предлагаю вам выйти за меня замуж, чего Ги никогда не сделает! — пылко заявил Николя.
— Почему же? — просто спросила она.
— Потому что он уже… — Николя заколебался, не решаясь выдать Ги, — потому что он слишком стар для таких забав. Он часто говорит о том, что ненавидит женщин. О, я знаю: Ги хочет сохранить вас для себя, он предупредил нас, чтобы мы не распускали руки, но он скоро устанет от вас, и поверьте, я знаю, что говорю, он не предложит вам стать его женой.
— Вы оказали мне высокую честь своим предложением, Николя, но он испортил меня — другие мужчины мне не нужны, — мягко ответила она.
Николя смущенно обдумывал это несколько двусмысленное заявление.
— Ешьте же, я не собираюсь вас уговаривать. Может быть, если я дам вам время, вы передумаете?.. — Он улыбнулся, взглянув ей в глаза, и на мгновение положил руку на ее сомкнутые ладони…
Они плотно закутались в плащи и отправились в обратный путь. Резкий ветер утих, но день подошел к концу, и казалось, что час уже гораздо более поздний, чем это было на самом деле. Валил густой снег, за ним почти ничего не было видно. Внезапно из-за деревьев выехало несколько всадников. Их было слишком много, чтобы Николя мог оказать сопротивление, но когда Лили поняла, что им нужны только лошади, она сама стала умолять молодого человека не связываться с ними и вложить свой меч в ножны, пока его не убили. Изгои отправились к своему предводителю, поджидавшему в лесу, а Николя и Лили, сознавая, что другого выхода нет, понуро поплелись в Годстоун пешком.
— Простите меня, Лили. Я покрыл себя позором! Я дал вам слово, что со мной вы будете в безопасности!
— Николя, да ведь ничего не случилось! Все-таки не нужно было ехать без сопровождающих.
Лили поняла, что люди, напавшие на них, — саксы, но никого из них не узнала. Не прошли они и четверти мили, как к ним галопом подскакали Ги и Рольф.
— Черт побери, щенок, что это значит? — зло прокричал Ги.
— Нас спешили, а коней увели, — нескладно объяснил Николя.
— Мы перехватим этих мерзавцев! Ждите здесь, оба! — приказал он, послав Лили такой мрачный взгляд, что та невольно задрожала, и не только от холода.
Через полчаса Рольф и Ги вернулись, но привели только одну лошадь — Зефиру.
— Вот, садись на эту лошадь, а Лили поедет со мной, хотя ты и заслуживаешь того, чтобы прогуляться пешим ходом.
— Для купания леди Лили, милорд, — важно ответил мальчик.
У Николя озорно блеснули глаза. Он уже знал, как разогнать скуку, одолевавшую его все утро. Выждав, когда Лили залезет в чан, Николя явился к ней.
Лили раскрыла рот от изумления и постаралась окунуться в воду как можно глубже.
— Немедленно убирайтесь вон! — сердито потребовала она.
— Милочка, нужно было запереть дверь. Я сделаю это за вас, — ухмыльнулся он и ловко опустил засов.
Лили так расстроилась, что слезы брызнули у нее из глаз; она умоляла Николя уйти.
— Вы слишком серьезно относитесь к жизни, Лили. Надо больше веселиться, смеяться… Развлекаться хоть иногда. Я знаю, мой брат — скучный тип, но ведь он старый, и это его извиняет. Но вы, cherie, просто девочка, вам нужно почаще улыбаться.
Николя взял ее горшочек с ароматическим маслом и оценивающе понюхал его. Раскинув руки, он сказал:
— Обещаю, что уйду, если вы позволите мне хотя бы мельком полюбоваться вами.
— Нет! — крикнула Лили, тщетно пытаясь спрятать груди под водой.
Он засмеялся.
— Они всплывают, как яблочки в заздравной чаше. Восхитительно! — Николя подошел на шаг ближе. — Выходите из воды и дайте взглянуть на вас. Один миг блаженства — и я ухожу.
— У меня нет ни малейшего желания выходить из воды, покуда вы не удалитесь, сэр, — твердо заявила Лили.
Николя присел на край чана.
— Я подожду. Рано или поздно вам придется выйти — или вы в конце концов замерзнете насмерть.
— О, прошу вас! Скажите, что я должна сделать, чтобы вы оставили меня в покое? — жалобно произнесла она.
Николя задумался на мгновение, а потом сказал:
— Ну, вы же понимаете: освободиться от меня вы сможете, только заплатив выкуп? На карту поставлена моя честь!
— У вас нет чести! К тому же я уже знаю, к несчастью, какие выкупы требуют братья Монтгомери. Чего вы хотите? — спросила она недоверчиво.
— Мне очень хочется увидеть Севенокс. Ежели вы сегодня съездите со мной туда я, пожалуй, дам вам возможность закончить омовение в гордом одиночестве.
— Хорошо, я поеду с вами, если вы пообещаете, что я буду в полной безопасности.
— Ну что вы, cherie, я не собираюсь вас насиловать, но буду обольщать на каждом шагу, пока мы будем в пути.
Подмигнув ей, юноша вышел, а Лили вдруг расхохоталась: до того мальчишеской и забавной показалась ей дерзость Николя.
Они поехали одни, без сопровождающих, и Лили, к собственному удивлению, заметила, что прогулка доставляет ей удовольствие. Николя, когда хотел, умел быть весьма галантным. Он сыпал остротами, и Лили много смеялась. Складные французские комплименты с такой легкостью срывались с его губ, что она не верила ни единому слову, но его непрестанное внимание было ей очень приятно.
— Вам нужно научиться говорить на языке саксов. С этого мгновения я буду отвечать вам только тогда, когда вы будете говорить по-сакски, — пригрозила она.
Он попытался произнести две-три фразы, а потом сказал:
— Лили, мой прекрасный цветок, вы ничего не стоите!
Она чуть не подавилась от смеха.
— Вы, наверное, хотели сказать — «вам цены нет»? — поправила она молодого человека.
— А какая разница? «Ничего не стоите» или «цены нет»? — смутился он.
— Я не могу объяснить вам. Но вот ваш брат уже прекрасно говорит по-сакски. Расскажите мне о его детстве.
— Ну, Ги изучал рыцарскую науку, как говорится, с колыбели: был пажом и оруженосцем. Думаю, что к восьми годам он уже устал носить, подавать, бегать с поручениями, выслушивать брань и получать оплеухи. Если хочешь управлять другими, считал он, необходимо сначала научиться управлять собой. Мне и Андре было гораздо легче: мы росли у него в доме. Но хватит о Ги, — усмехнулся Николя, — пусть он сам защищает свои интересы.
Похолодало, и вскоре посыпал мелкий снег.
— Николя, мне очень холодно. Полагаю, нужно возвратиться.
— Осталось проехать всего одну милю. Погреемся, поедим и отправимся обратно, — подбодрил он Лили.
Севенокс был расположен на скрещении дорог, ведущих на Лондон и к морскому побережью. Замка там не было, поэтому они нашли постоялый двор, и Николя спросил отдельную комнату с очагом. Хозяин поспешил исполнить приказание норманна. Он был благодарен норманнам за то, что они не отобрали у него постоялый двор.
Лили просто посинела от холода, и Николя повлек ее в отведенную им комнату.
— Входите, грейтесь, дорогая, — сказал он. Лили опустилась в кресло, стоящее у веселого огня, а Николя опустился на колени, чтобы снять с ее ног сапожки, и стал растирать ее ступни руками. Наклонив голову, он приложился губами к подъему стопы.
— Я целую ваши ножки, Лили. Я тщательнейшим образом все продумал, cherie, и решил: я хотел бы, Лили, чтобы вы стали моей женой.
Взглянув на его серьезное лицо, она подумала: «Еще недавно я была бы на седьмом небе, если бы у меня был такой супруг — молодой, красивый, всегда улыбающийся, — а не то животное, которое мне навязали. Но Николя Монтгомери еще совсем мальчик, а мне нужен мужчина».
Ее молчание ободрило его. Он поспешно продолжал:
— Мы построим здесь прекрасный замок. Думаю, что вы вряд ли очень привязаны к Окстеду, и я понимаю, что вам неприятно, когда вас считают свободной женщиной. Вот почему я предлагаю вам, Лили, обвенчаться со мной. Сначала мне придется получить на это разрешение Вильгельма, но независимо ни от чего вы должны знать, что я безумно влюблен в вас.
Хозяин принес им вино, миски с горячим тушеным мясом и свежеиспеченный хлеб.
— Николя, я не хочу причинять вам боль, но я люблю вашего брата. — Впервые выразив свои чувства словами, она вспыхнула.
Он вздохнул:
— Ах, этого-то я и опасался! Но вы должны понять: для меня это не имеет большого значения, и я все равно предлагаю вам выйти за меня замуж, чего Ги никогда не сделает! — пылко заявил Николя.
— Почему же? — просто спросила она.
— Потому что он уже… — Николя заколебался, не решаясь выдать Ги, — потому что он слишком стар для таких забав. Он часто говорит о том, что ненавидит женщин. О, я знаю: Ги хочет сохранить вас для себя, он предупредил нас, чтобы мы не распускали руки, но он скоро устанет от вас, и поверьте, я знаю, что говорю, он не предложит вам стать его женой.
— Вы оказали мне высокую честь своим предложением, Николя, но он испортил меня — другие мужчины мне не нужны, — мягко ответила она.
Николя смущенно обдумывал это несколько двусмысленное заявление.
— Ешьте же, я не собираюсь вас уговаривать. Может быть, если я дам вам время, вы передумаете?.. — Он улыбнулся, взглянув ей в глаза, и на мгновение положил руку на ее сомкнутые ладони…
Они плотно закутались в плащи и отправились в обратный путь. Резкий ветер утих, но день подошел к концу, и казалось, что час уже гораздо более поздний, чем это было на самом деле. Валил густой снег, за ним почти ничего не было видно. Внезапно из-за деревьев выехало несколько всадников. Их было слишком много, чтобы Николя мог оказать сопротивление, но когда Лили поняла, что им нужны только лошади, она сама стала умолять молодого человека не связываться с ними и вложить свой меч в ножны, пока его не убили. Изгои отправились к своему предводителю, поджидавшему в лесу, а Николя и Лили, сознавая, что другого выхода нет, понуро поплелись в Годстоун пешком.
— Простите меня, Лили. Я покрыл себя позором! Я дал вам слово, что со мной вы будете в безопасности!
— Николя, да ведь ничего не случилось! Все-таки не нужно было ехать без сопровождающих.
Лили поняла, что люди, напавшие на них, — саксы, но никого из них не узнала. Не прошли они и четверти мили, как к ним галопом подскакали Ги и Рольф.
— Черт побери, щенок, что это значит? — зло прокричал Ги.
— Нас спешили, а коней увели, — нескладно объяснил Николя.
— Мы перехватим этих мерзавцев! Ждите здесь, оба! — приказал он, послав Лили такой мрачный взгляд, что та невольно задрожала, и не только от холода.
Через полчаса Рольф и Ги вернулись, но привели только одну лошадь — Зефиру.
— Вот, садись на эту лошадь, а Лили поедет со мной, хотя ты и заслуживаешь того, чтобы прогуляться пешим ходом.