Хенли Вирджиния. Неискушенные сердца

   — Когда ты сбежала, Парис был просто вне себя. К нему никто не мог даже близко подойти. А сейчас из-за того, что ты с ним, он в хорошем расположении духа. Все, что надо, — это выбрать момент, когда он будет особенно нежен, и попросить его разрешить мне выйти замуж.
   — И все? — изумилась Табризия.
   Дамаскус счастливо улыбнулась.
   — Ты должна научить его плясать под твою дудку! Он приедет и не сможет тебе ни в чем отказать.
   Александр поднялся наверх и подкинул Табризию в воздух.
   — Как здорово, что ты вернулась! Теперь с Парисом снова можно ладить. О Тэб, пока его не было, как я замечательно провел время в Эдинбурге! Я облазил весь университет и понял — это то, чего я хочу, Тэб Я хочу там учиться. У меня единственная проблема — Парис. И, конечно, только ты можешь его убедить отпустить меня.
   — Александр, ты выбрал самое неподходящее время. Я знаю, для тебя это очень важно, но давай поговорим в другой раз.
   Он казался обиженным.
   — Но Парис из-за тебя потерял голову! Он тебе ни в чем не откажет.
   — Сегодня я второй раз слышу одно и то же. Иногда мне кажется, что мы имеем в виду разных людей. Скажи, Алекс, ты действительно говоришь о своем брате Парисе?
   — Тэбби, он слишком влюблен. Он без ума от тебя. Он пожирает тебя глазами.
   Вечером Табризия допоздна засиделась с Александрией Она едва не призналась подруге, как происходило их венчание и что за отношения у них сложились, но передумала и промолчала. Вспомнив, сколько раз попадала из-за Александрии в неприятные ситуации, Табризия, хоть и очень любила девочку, решила ничего ей не рассказывать. И не только потому, что Парис ей запретил, воспротивилась собственная гордость никто не должен знать, что муж не любит ее.
   В ту ночь она задернула занавеси вокруг их супружеской кровати и легла в постель, наслаждаясь одиночеством. А почему бы и нет? В конце концов, она — леди Кокберн. Ее положение обещает хорошую жизнь и дает на нее право. Нет, не станет она прозябать в его тени, съежившись под насмешливым взглядом! Парис ведь верно сказал — он и пальцем ее ни разу не тронул. А если резок на язык, так черт с ним, она ответит ему тем же!
   Табризия перестала думать о Парисе и переключилась «а Шеннон. Завтра она отправит приглашение Черному Дугласу и посмотрит, как станут развиваться события Никогда ей не приходилось видеть мужчину и женщину, настолько созданных друг для друга, как эти двое — Шеннон и Джеймс.
   Въехав на холм, с которого был виден замок, Парис оглядел бойницы и двор, пытаясь высмотреть одну-единственную фигурку. Но если он ждал, что жена выбежит навстречу, то был жестоко разочарован.
   Парис поставил лошадь в конюшню и увидел Троя, только что вернувшегося с охоты. Вместе они пошли наверх. Табризия была окружена сестрами. Все громко смеялись над тем, как она изображала датский акцент королевы. Парис подошел обнять ее, и она умолкла на полуслове. Он с обожанием чмокнул ее в макушку, а она густо покраснела. Парис засмеялся.
   — Кстати, вы знаете, она была единственной дамой при дворе, которая краснела!
   — Ну, то, что ты делаешь и говоришь, может вогнать в краску и моряка, — хмыкнула Шеннон.
   Табризия собралась с духом.
   — Добро пожаловать домой, милорд! Я рада, что ты не задержался. Я послала письмо твоему другу Джеймсу Дугласу с приглашением в Кокбернспэт.
   Парис прищурился и посмотрел на жену.
   — Благодарю тебя, моя радость, если ты старалась ради меня.
   — О нет, вовсе нет. Я думаю, нам стоит почаще развлекаться. Девушки не видели его несколько лет, и мне весело в его компании.
   — Тебе? — спросил он. — Насколько я помню, ты всего раз видела моего друга Черного Дугласа и назвала его тогда не самым лестным именем.
   — О нет, ты ошибаешься. Он был одним из претендентов на мою руку перед поездкой в Англию, ко двору, — пояснила Табризия.
   Парис подхватил ее на руки и улыбнулся сестрам.
   — Надеюсь, вы нас извините? Может быть, мы присоединимся к вам позже, за ужином.
   Табризия так испугалась, когда муж схватил ее, что бросила на него вопрошающий взгляд, пытаясь выяснить, в каком он настроении. В большой спальне он резко поставил ее на ноги и строго спросил:
   — Скажи правду и без всяких женских лживых ужимок: Джеймс действительно делал тебе предложение?
   — Да, — призналась Табризия, опасаясь, что он потеряет контроль над собой.
   Пораженный, Парис уставился на нее.
   — И почему ты ему отказала? Он дважды граф и в шестнадцати поколениях барон! Он лучшая партия во всей Шотландии.
   Ну что ей было делать? Не сообщать же ему, что отказала Джеймсу лишь из-за безумной любви к его лучшему другу! И Табризия уклонилась от ответа. Она сказала: — Я знаю, как хорош этот улов, именно поэтому предназначаю его Шеннон. Она готова кинуться на Логана, но заслуживает лучшего. Парис нахмурился.
   — А ты уже говорила с Шеннон?
   — Нет. Когда это Кокберны слушались чьих-то советов? Все, что надо, — свести их. Они прекрасно подходят друг другу.
   Парис посмотрел на нее
   — Ну прямо как мы — понизив голос, проговорил он.
   Она торопливо отпрянула от него.
   — Я не хочу, чтоб ты так обращался со мной на глазах у семьи. Не хватай меня перед всеми! Я смущаюсь.
   Парис пошел за ней и грубо схватил за руки.
   — Я буду трогать тебя, где и когда захочу. Ты — моя жена, Табризия. Пора привыкнуть.
   Жар его руки воспламенил Табризию. Она думала, что Парис собирается поцеловать ее, и смотрела на его рот, представляя, как он принимается к ней. Дрожь охватила ее тело. Она целиком в его власти! Снова и снова она убеждалась в этом. Однако после того, единственного раза на корабле близости между ними нет. Страстное напряжение стало невыносимым. Кожа и грудь Табризии были сейчас так чувствительны, что она слышала, как шуршит шелк нижнего белья, поднятый вздыбившимися от вожделения сосками. Когда Парис подошел ближе она жарко покраснела. Ей хотелось спровоцировать его — пусть даст волю рукам…
   Не зная ее истинных чувств, сам Парис чувствовал себя еще хуже. Он пребывал в постоянном полувозбуждении, которое заставляло его ругаться про себя тысячу раз за день. Даже когда они внезапно встречались глазами, кровь неистово бурлила в нем, и переполнявшая его страсть рвалась наружу. Он уже подумывал — не взять ли Табризию против ее воли, чтобы унять чувственный голод.
   Прискакал гонец и сообщил, что Кокберны могут ожидать Джеймса Дугласа через два дня. Табризия придумала замечательный обед. В честь Дугласа она велела приготовить традиционную голову кабана вместе с дюжиной разной дичи, в том числе парой диких фазанов. В кладовой ждали своего часа самые разнообразные напитки, которые только можно вообразить. На столе будет все — от дымящегося пунша до бренди со взбитыми яйцами и сахаром. Венцом пиршества станет пудинг с жирным двойным кремом. Табризия сообщила девушкам, что Джеймс Дуглас приедет на несколько дней, все с нетерпением ждали его. Шеннон вспомнила, что когда она была маленькой девочкой, Джеймс подбрасывал ее в воздух со словами: «Вот она, моя малышка!» Перед самыми сумерками в сопровождении дюжины людей прибыл Черный Дуглас. Парис ждал его за столом, а Трой повел людей Джеймса в бараки на постой, горя от нетерпения сыграть с ними в кости.
   — Пошли в оружейную, я расскажу тебе о планах короля насчет Шотландии, — приветствуя его, предложил Парис.
   Джеймс улыбнулся.
   — Прежде чем перейдем к делу, дай-ка мне поднять тост за новобрачного. Ты не тратил времени зря, старина!
   — Ну, ты и сам развлекался, как я слышал, — засмеялся Парис.
   — И ты можешь за это осудить старого друга? У меня же не было никаких шансов! Я знал, что она сгорает по тебе.
   — И поэтому сбежала в Лондон?
   Джеймс посмотрел на Париса и со значением изрек:
   — Женщина убегает так, чтобы мужчина мог ее догнать.
   — Видимо, во мне есть что-то, перед чем нельзя устоять, — хмыкнул Парис.
   Джеймс весело ухмыльнулся.
   — Это твоя борода, — констатировал он и взялся за свой темный подбородок.
   Парис рассказал о встрече с королем, о разговоре насчет размещения солдат, подтвердил, что это факт, а не слухи Не утаил он и того, как ему было велено подписать договор о мире и как его выгнали за стычку с Джоном Гордоном.
   — Сколько времени, думаешь, осталось до подписания бумаги? — спросил Джеймс.
   Парис пожал плечами.
   — В конце концов это неизбежно. Но не думаю, что давление начнется до возвращения Гордона из королевского дворца.
   Друзья посмотрели друг на друга, и Джеймс по-волчьи оскалился.
   — Ты думаешь о том же, о чем и я? Ударим по ним как следует, прежде чем подпишем?
   — Два ума, а мысль одна, — согласился Дуглас.
   Парис вынул карту.
   — Если я ударю по Гордонам, то не по деревушкам на границах их земель. Прямо по Хантли-Касл!
   — Насколько я понимаю, стоит поторопиться. Выпадет снег, и горы станут неприступны.
   Парис показал на карту.
   — Я поплыву в Абердин на «Морской колдунье». От туда самый короткий путь верхом до сердца Хантли, — с удовольствием сообщил он.
   — Я тоже еду, — кивнул Дуглас решительно, и Парис не спорил.
   — Я надеюсь очень скоро увидеть Магнуса и попрошу его дать нам «Амброзию». Возьмем по сто всадников каждый, а двести человек здорово напугают проклятых Гордонов.
   — Сила наша в неожиданности. Мы должны их или побороть, или перехитрить.
   Парис с презрением процедил сквозь зубы.
   — Ну, что касается наличия у Гордонов мозгов, их не хватит даже на то, чтобы перевернуть ботинки, если на каблуках написано, как их надевают.
   Обед был готов, но ни Париса, ни его почетного гостя в столовой не наблюдалось. Табризия надела любимое бледно-лиловое бархатное платье, а Шеннон — фиолетовое с пышными рукавами. Дамаскус снова выиграла спор и нарядилась в зеленое Теперь она стояла, необыкновенно красивая, и раздраженно топала
   — Похоже, мужчины даже понятия не имеют, что не вежливо заставлять дам ждать. Надо сказать им об этом!
   — Опасное занятие, как я недавно поняла, — говорить мужчинам, что им делать, — рассмеялась Табризия.
   — Неотесанные деревенщины! Пойду и выдам им! — заявила Шеннон, вставая из-за стола.
   Она направилась к баракам и вошла внутрь. В обеденном зале сидели дюжина незнакомцев, у каждого на камзоле было вышито красное сердце Дугласов. Мужчины уставились на рыжеволосую красавицу, открыв рты, но она вихрем пронеслась мимо них и без всяких церемоний рванула дверь оружейной комнаты. Увидев темноволосого гиганта, склонившегося над картами, Шеннон замерла на пороге как вкопанная. Он выпрямился, и их взгляды встретились. Шеннон подняла голову, точно олениха, учуявшая в воздухе опасность, но не двигалась, очарованная и загипнотизированная. Черный Дуглас был готов ко всему, но не к такой волшебной красоте, открывшейся его взору. Он словно пил ее взглядом и никак не мог утолить свою жажду. В черном бархате с сердцем Дугласов, усыпанным настоящими бриллиантами, он был неотразим и притягивал Шеннон, как магнит. Ее влекло к нему против воли. В темной густой бороде Дугласа сверкнули зубы в белоснежной улыбке.
   — Шеннон?
   — Лорд Дуглас? — запинаясь, выдохнула она и протянула руку.
   — Джеймс, — уверенно сказал он, не отрываясь от нее.
   Он взял ее руки в свои, и сердце ее сладостно затрепетало. Не выпуская ее рук из своих, он повернулся к Парису.
   — Я официально прошу руки твоей сестры. Приготовь контракты. Любые условия.
   Парис внимательно посмотрел на сестру.
   — Шеннон? — начал он серьезным тоном.
   Она не могла довериться голосу и просто кивнула. Потом покраснела, не в силах скрыть волнения. Парис рассмеялся:
   — Джеймс, ну так сразу! Да-а, друг. И когда же ты хочешь устроить обручение?
   — Сегодня же, — ответил тот, не раздумывая ни секунды.
   — Ты пришла позвать нас к столу? — спросил Парис сестру, довольный поворотом событий.
   Она присела перед будущим мужем:
   — Мы ждем вас, милорд.
   Когда Шеннон вошла в столовую, она была весьма взволнована: глаза расширились, губы побледнели. Она объявила:
   — Я помолвлена. Я выхожу замуж за лорда Дугласа.
   — Черного Дугласа? — вздрогнула Дамаскус.
   — Шеннон! Ты не сможешь крутить им, как Логги. Он лорд и хозяин своих замков, — предупредила Александрия.
   — Я понимаю, — слабым голосом произнесла Шеннон.
   — А что Джонни Рэйвэн? Дуглас не потерпит любовника, — добавила Табризия.
   — И слава Богу! — страстно воскликнула Шеннон.
   Вскоре в столовую вошли мужчины, один рыжий, другой — темноволосый. Табризия встала, приветствуя гостя. Он низко склонился и поцеловал ее в губы, желая тем самым подразнить Париса, а она понимающе засмеялась одними глазами.
   — Если вам нравятся рыжие, вы попали в нужное место.
   Джеймс Дуглас протянул руку к Шеннон, как бы подзывая ее. В мгновение ока она оказалась рядом, испытывая сладострастное удовольствие от подчинения. Парис потянулся, обнял жену за тонкую талию и весело посмотрел на нее. Он был очень доволен ею. Табризия вздохнула с облегчением: ее план увенчался успехом — так просто и скоро!
   После ужина Парис заявил:
   — Я думаю, Джеймсу и Шеннон будет приятно побыть наедине.
   Потом повернулся к Табризии и громко, чтобы все слышали, добавил:
   — Ты готова к тому, чтобы я отнес тебя в постель, любовь моя?
   «Ну почему он кидается интимными словами перед всеми?» — зло думала Табризия. Внезапно ее осенило: надо побить Париса его же собственным оружием. Она будет соблазнительной и любящей на публике, ответит в его манере. Как он себя поведет? Табризия приглашающе протянула к нему руки и с хрипотцой в голосе сказала:
   — Ты снова собираешься просить моей благосклонности сегодня вечером, дорогой?
   На этот раз, когда он ее подхватил, его руки не были нежными. А острый взгляд пронзил ее предупреждающе. Войдя в спальню, Парис швырнул жену на кровать, и она удовлетворенно заметила: его скулы напряглись от попытки подавить гнев.
   — Я, кажется, предупреждал тебя — не потерплю, что бы меня выставляли на смех! Что значит «просить твоей благосклонности», мадам? Ты с ума сошла?
   Табризия пожала плечами.
   — Тебе доставляет удовольствие смеяться надо мной перед другими. Но эта игра только для двоих! Как ты поступишь, если я докажу, что у меня лучше получается?
   Парис отвернулся и, взяв книгу, улегся в постель, давая ей понять, что она ему до смерти надоела. Табризия улыбнулась про себя и пошла к большому комоду красного дерева, в котором лежали ночные рубашки. Она не спеша выбрала одну из них — прозрачную, персикового цвета, — встряхнула ее. Краем глаза заметила: он оторвался от книги и наблюдает за ней. Она села за туалетный столик и стала намеренно медленно разуваться. Потом подняла юбку, сняла один чулок. Когда перешла ко второму, увидела, как Парис облизал пересохшие губы.
   Табризия повернулась к Парису спиной и спустила платье до талии, потом подняла руки, чтобы надеть ночную рубашку Она понимала сбоку он видит ее грудь. Поднявшись со стула, она перешагнула платье и панталоны, упавшие на пол. Рубашка скользнула вниз по телу. Книга была забыта окончательно, и муж откровенно уставился на нее. Со сводящей с ума медлительностью она вынимала заколки из волос одну за другой, рока локоны всей тяжестью и густотой не прикрыли спину до талии. С отсутствующим видом Табризия стала расчесывать их, уставившись мечтательным взглядом куда-то вдаль
   Он выругался про себя, а вслух раздраженно спросил:
   — Ты собираешься ложиться или всю ночь будешь сидеть?
   — Ложиться? Нет, я хочу немного почитать, — равнодушно ответила она
   Взяв книгу, Табризия подошла с нею к окну и уложила бapxaтные подушки, как бы готовясь к приятному долгому чтению. Хмыкнув, он вскочил и рванулся по ступенькам в ее старую комнату.
   — Ну и иди в свою проклятую комнату, если тебе со мной так скучно! — обиженно выкрикнула она, и тут раздался тихий, настойчивый стук в дверь спальни.
   Парис пошел выяснять, кто это. На пороге стояли Джеймс и Шеннон. Он обнимал ее за плечи.
   — Можно войти? — спросил Джеймс извиняющимся тоном.
   Парис помог Табризии надеть теплый бархатный халат и широко распахнул дверь.
   Шеннон вся пылала, что обычно ей было совершенно несвойственно.
   — Когда мы доберемся до Дуглас-Касл, — начал Джеймс, — мы устроим официальное венчание в церкви Сент-Брайд. Это большая, солидная церковь, прелат из Глазго совершит обряд. Но что я должен делать до этого?
   Он положил руки на плечи Шеннон и прижал девушку к себе. Глаза его неотрывно смотрели на ее губы, а она почти не дышала. Всем своим видом Джеймс взывал к паре, только что поженившейся и способной все понять.
   — Я не могу ее оставить в эту ночь! Нельзя ли нам вытащить вашего священника из постели и попросить его произнести все, что полагается?
   Шеннон качнулась в его руках Его желание было ее желанием. Они оба просто ослабели от страсти. Сперва Парис готов был отколотить своего друга, но потом до него дошел комизм ситуации. Он покачал головой и расхохотался. Потянувшись за одеждой, Парис сказал:
   — Что ж, давайте позовем его. Знать бы только, где он. Наверняка в бараках и пьяный в стельку, как все.
   Едва они остались одни, Шеннон прошептала Табризии
   — Одолжи мне твой жемчужный ножик для заточки карандашей.
   Табризия тут же поняла — зачем. Шеннон с облегчением вздохнула, спрятав ножик в рукав.
   — Давай не станем будить остальных. Они приедут к Дугласу и увидят меня, по всем правилам обрученной в церкви.
   Вскоре вернулись мужчины, ведя с собой священника. Рядом с ними он казался карликом.
   — Незачем выходить на холод и идти в часовню. Вы будете считаться обвенчанными, независимо от того, где обменяетесь клятвами.
   Они соединились перед Богом там, где стояли. Священник удалился с открытым ртом: он еще не договорил последних слов, как Джеймс подхватил невесту и понесся с ней наверх, в ее спальню.
   Парис и Табризия вернулись к себе. Их мысли были заняты другой парой. Они думали об их откровенном желании, которое видно всем окружающим невооруженным глазом. Они молчали, хотя каждому хотелось услышать от другого слова любви. Но оба понимали: на это надеяться нечего.
   Утром появились паруса «Амброзии», и хотя Табризия боялась гнева отца, она радовалась, что через час Магнус будет здесь. Парис запретил ей рассказывать, что происходит в их семье, и она не возражала, но собиралась, оставшись наедине с Магнусом, поведать ему о дурном поведении мужа.
   Когда она вошла в столовую, Парис и Джеймс только что позавтракали и поднялись уходить. Табризия победоносно посмотрела на Париса и объявила:
   — Будь осторожен, милорд. Прибыл мой отец.
   Парис и Джеймс обменялись взглядами.
   — Как раз вовремя. Попросим у него «Амброзию» и проверим на нем наши планы.
   Табризия смутилась. Парис совершенно равнодушно отнесся к известию о появлении Магнуса, он ничуть не опасался возмездия со стороны ее отца. Ну что ж, когда она расскажет о своей беде, эта противная насмешливая улыбка слетит с его лица! Она наблюдала с вершины скалы за приближавшейся к берегу маленькой лодкой, в которой сидели и ее отец, и бесценная миссис Холл. Табризия увидела, что Джеймс и Парис уже на берегу и вытаскивают лодку на песок, помогая прибывшим выбраться на сушу.
   Миссис Холл медленно поднялась в замок, а мужчины занялись серьезной беседой. Похоже, никто не кричал, не сердился, все разговаривали тихо, мирно, горячо и согласно кивая друг другу. Табризия спустилась встретить миссис Холл.
   — О девочка! — задыхаясь воскликнула служанка. — Как хорошо, что ты не убежала с графом Оркни! А теперь ты уже леди Кокберн. Я так рада, я так счастлива, что готова плакать.
   — Да, как раз то, чего и мне бы хотелось, — усмехнулась Табризия. — Вы, должно быть, устали в дороге. Я вас уложу и пришлю еду прямо в комнату.
   — Устала? Нет-нет! Никогда в жизни я не чувствовала себя такой бодрой. Морской воздух придает силы. Ты оставила половину вещей в Лондоне, но я все привезла. Как
   — только эти деревенские великаны принесут сундуки, я быстренько выложу.
   Табризия помогла пожилой женщине раздеться, обняла ее, маленькую, полную, и прошептала:
   — Я ужасно соскучилась! Я так рада, что вы снова со мной!
   Девицы были в восторге от новости Шеннон и сразу заспорили насчет цвета платьев, которые они наденут на ее свадьбу. Табризия улыбнулась миссис Холл.
   — Я только леди. А Шеннон теперь графиня.
   Она нетерпеливо ждала отца, репетируя слова, которые скажет ему. Наконец он вошел в замок вместе с Парисом. Табризия подбежала к Магнусу и взяла его за руку. Она смело посмотрела Парису прямо в глаза. Он пытался остановить ее, что-то сказать, но она ринулась к солярию, таща за собой Магнуса, и твердым голосом объявила:
   — Мы хотим побыть наедине. Никому не позволяй мешать нам.
   Она усадила отца в удобное кресло у камина, а сама Встала перед ним с виноватым видом.
   — Ты не должен сердиться на меня, отец. Я абсолютно ничего не могла сделать!
   Он хихикнул.
   — Ну, ты недооцениваешь своего очарования, девочка. А в общем-то я не сержусь ни на тебя, ни на кого другого.
   — Но как же так, ты должен сердиться! Ты же запретил ему видеться со мной! Он заставил меня выйти за него замуж! Он заставил меня обвенчаться с ним.
   — Единственное возражение, которое у меня когда-то И было против Париса, — это то, что он официально женат. Ну а раз барьер исчез, то и мои возражения тоже!
   — Но он заставил меня против воли, отец! — печально сказала Табризия.
   — Парис влюблен. — Магнус улыбнулся.
   — Если ты так думаешь, ты глубоко заблуждаешься, — продолжала спорить она.
   — Слушай-ка, детка, плесни мне бренди, а то у меня в горле все пересохло. А теперь послушай. Парис всегда хотел тебя. И когда я отказал ему, я думал, дело дойдет до шпаг или ножей. В конце концов я ему заявил: если он действительно тебя любит, он не захочет сделать тебя любовницей и отпустит, чтобы ты могла вступить в достойный брак.
   — И это оправдывает его в твоих глазах? Ты же видишь, он меня не отпустил.
   Магнус продолжал терпеливо объяснять дочери, как ребенку:
   — Он не отпустил тебя потому, что стал свободен и мог жениться на тебе. Это, согласись, большая разница.
   На миг Табризия потеряла дар речи.
   — Но он заставил меня против моей воли! И не только в часовне. — Она покраснела. — И потом, на корабле.
   В ответ потрясенный Магнус гневно посмотрел на дочь и сказал такое, что она не могла поверить собственным ушам. Он спросил:
   — Ты хочешь сказать, что не уступила ему?
   — Уступила?! Да никогда в жизни я не уступлю ему по своему желанию! А брачный контракт? Мои деньги теперь принадлежат ему!
   Магнус нахмурился.
   — Парис не хочет твоих денег, детка. Он заплатил графу Оркни огромную сумму, чтобы заявить свои права на тебя.
   Табризия побледнела.
   — Понятно, — тихо сказала она. — Теперь ясно, что этот мир принадлежит мужчинам. Вы все заодно!
   — Надеюсь, что так, — добродушно рассмеялся Магнус. — Ну а теперь, если ты закончила, меня ждут мужские дела.
   Она долго сидела одна, не в силах сдвинуться с места, и размышляла, сколько женщин столетиями разделяли ее несчастную судьбу. Но потом встряхнулась. А не придумывает ли она трагедию там, где ее нет? Не преувеличивает ли свои страдания? У нее есть все в этом мире, кроме счастливого брака. Но много ли счастливых браков вообще, цинично спросила она себя и поднялась в спальню, где миссис Холл распаковывала вещи.
   — Давайте я закончу. У меня столько одежды, что часть ее надо сложить в комнате наверху. Надеюсь, вы привезли шкатулку из дома, который мы снимали в Лондоне? Там копии важных закладных и других бумаг, они перешли мне от мистера Абрахамса.
   — Да, шкатулка на самом дне коричневого сундука.
   — Слава Богу, вот она! Бумаги — только копии, но я не хочу, чтобы они попали в чужие руки. И впредь мне не стоит быть такой беззаботной. — Она заперла шкатулку и положила ее в верхний ящик комода под белье. — Миссис Холл, я думаю, мне надо надеть что-нибудь особенное. Сегодня у нас за столом два графа, и я хочу быть очень нарядной. Шеннон скоро уезжает, Джеймсу не терпится забрать ее в Дуглас.
   Когда Табризия спустилась к ужину, она привлекла к себе взгляды всех собравшихся. На ней было платье, в котором она была в последний раз при дворе, — черное, вышитое золотом. Высокую прическу скрепляла заколка в виде бабочки. Вырез платья оказался достаточно глубок и, когда она слишком быстро двигалась, присутствующие могли заметить в нем что-то розовое. Она оживленно улыбалась и болтала, заражая всех своим весельем.
   Дамаскус без устали расспрашивала о дворе, и Табризия развлекала ее разными историями о событиях, окутанных тайной, об известных особах, о балах, флирте, живых картинах, которых она насмотрелась при дворе королевы и короля. Магнус сиял от счастья: его дочь так легко стала центром внимания! Наблюдая же за Парисом, он очень скоро убедился: не сыскать на свете мужа, который больше бы гордился женой.
   — А каковы англичане вообще? — полюбопытствовала Дамаскус.
   Табризия помолчала минутку.
   — Я думаю, они бы тебе понравились, Дамаскус. Большинство из них безупречно одеваются, у них прекрасные манеры. Полная противоположность нашим лордам-грубиянам. — Она бросила взгляд на мужа. — Однако несмотря на всю изысканность, их остроумие довольно едко, даже жестоко и часто направлено против нас, бедных шотландцев.