Хок отобрал несколько ваз из тончайшего китайского фарфора и полдюжины рулонов шелка, которые, по всей вероятности, проделали долгий путь от Филиппин через Мексику на Азорские острова, где ему посчастливилось захватить этот контрабандный груз.
Перед самым отплытием корабля Джорджиана потолковала с Хоком наедине.
- Я знаю, Себастьян вырвал у тебя обещание поспешить с женитьбой, но, может быть, лучше подождать, пока ты не получишь титул?
Когда тебя станут именовать "лорд Девонпорт", ты сможешь выбирать среди десятков знатных наследниц!
- Мама, ты глубоко заблуждаешься, если думаешь, что Елизавета позволит мне жениться на ком-нибудь из придворных дам. Она впадает в неистовство при малейшем намеке на брак. Если я женюсь, мне, вероятнее всего, придется держать свой брак в тайне, а иначе меня ждет прямая дорожка в Тауэр.
- Тогда поищи невесту в здешних краях.
Кое у кого из моих приятельниц есть дочери - и на какие только ухищрения не пускались эти девушки, чтобы добиться приглашения.., и познакомиться с тобой! Шейн, милый, да ведь о тебе сказки ходят!
Хок коротко и пренебрежительно хмыкнул.
- Но сказочные герои сами находят своих избранниц, так ведь?
Джорджиана почувствовала, что зашла слишком далеко: ведь, по сути, она брала на себя выбор жены для сына. И не стала настаивать.
- До свидания, милый, возвращайся скорее.
***
Два галеона проследовали через Дуврский пролив, обогнули Маргит, взяли курс на Саутенд и вошли в устье Темзы. Поскольку корабли Хокхерста наверняка были замечены на подходе к Маргиту, можно было не сомневаться, что весть о его прибытии побежит со скоростью лесного пожара, пока не достигнет ушей самой королевы.
Хок предпочитал сам докладывать о себе; поэтому он поднял свой знаменитый парус с изображением дракона, двинулся вверх по реке и, дождавшись момента, когда корабль поравнялся с Гринвичским дворцом, приказал дать выстрел из пушки в знак приветствия.
Окна личных апартаментов королевы выходили на Темзу, и она могла наблюдать, как корабли со всего света плывут по самому оживленному из торговых путей ее страны.
Хокхерст хорошо сознавал, каким оглушительным грохотом отзовется под дворцовыми сводами пушечный выстрел у самых стен королевской резиденции, но театральные эффекты всегда были ему по вкусу.
Отпустив королеве и придворным пять минут сроку, чтобы добежать до окон, он сорвал с головы украшенную перьями шляпу и склонился в низком поклоне в знак глубочайшего почтения к Глориане (таково было одно из прозвищ, которыми награждали Елизавету льстецы, и означало оно Прославленная).
Коридоры и галереи Гринвичского дворца гудели. Известие о прибытии Бога Морей разом вытеснило все другие новости. Не осталась равнодушной ни одна из женщин, будь то замухрышка-судомойка или высокопоставленная камер-фрейлина. Повсюду слышались шепот, хихиканье и приглушенные возгласы.
Не прошло и часа, как Хокхерст крупными шагами пересек галерею для больших приемов, разодетый по последней французской моде. Всеобщее восхищение вызвал тщательно обдуманный наряд Хока: короткий плащ с меховой опушкой, который дополняли узкая итальянская рапира в ножнах, инкрустированных драгоценными камнями, и мягкие кожаные сапоги, доходящие до бедер. Бронзовое лицо с львиной гривой волос выгодно подчеркивал раф белый плоеный воротник, кольцом окружавший шею. Сегодня Хокхерст украсил большие пальцы рук двумя великолепными перстнями: с черным бриллиантом и с кроваво-красным рубином размером с голубиное яйцо.
Он прошел в аудиенц-зал, где королева, сидя на троне, приветствовала многочисленных гостей. В течение предыдущего часа она дважды меняла платье и трижды - драгоценности, осерчав на своих дам до такой степени, что даже отвесила оплеуху Мэри Шелтон. Наконец она остановила выбор на традиционных цветах Тюдоров - белом и зеленом. Разрезы на рукавах темно-зеленого атласного платья позволяли видеть белые нижние рукава, отделанные хрустальными бусинками. Накрахмаленный кружевной воротник подчеркивал белизну кожи; шею обвивало не менее десятка жемчужных нитей. Диадема, усыпанная жемчугами и алмазами, помогала удерживать на месте ярко-рыжий парик; пальцы длинных тонких белоснежных рук были унизаны кольцами с драгоценными камнями всех цветов радуги. Несмотря на свой слишком длинный нос и слишком тонкие губы, она неизменно ожидала от своих фрейлин восторженных дифирамбов ее несравненной красоте, а от придворных кавалеров - заверений в том, что страсть, которую они к ней питают, сведет их в могилу.
И вот сейчас она восседала на троне, глядя сквозь Хокхерста, словно тот был невидимкой и не она провела целый час в лихорадочных приготовлениях. Шейн в душе улыбнулся: королева наказывала его за пушечный выстрел и за шестимесячное отсутствие. Цинично прикинув, сколько времени королева сможет изображать монаршую немилость, Хокхерст довольно самонадеянно дал ей полчаса, но уже к исходу пятнадцатой минутой Елизавета, поднявшись с трона, выслала всех посетителей из переполненного зала.
- Теперь оставьте нас. Нам нужно побеседовать наедине, - властно приказала она и, выдержав многозначительную паузу, повелительно закончила:
- Капитан Хокхерст, полагаю, вы желаете получить частную аудиенцию.
Дежурных фрейлин королева отпустила не сразу. Они стояли вокруг нее в своих блеклых безликих платьях: такие одежды им предписывала носить сама Елизавета, дабы выделяться на их фоне подобно драгоценной золотой вазе, устанавливаемой в центре пиршественного стола. Для Хокхерста не было тайной, что каждая присутствующая здесь особа женского пола мечтает скоротать с ним ночку, однако ни взглядом, ни жестом не дал понять, что узнает или хотя бы замечает кого-либо из них. Ему уже доводилось постигать молодость и красоту каждой из них с весьма близкого расстояния, однако сейчас его глаза не отрывались от ослепительной персоны королевы. Он старался не зря: судя по всему, Елизавета была удовлетворена - ее черные глаза засияли.
- Теперь вы можете удалиться. Королева желает говорить со своим Богом Морей с глазу на глаз.
Не успела дверь захлопнуться за фрейлинами, как Шейн подхватил Елизавету на руки и прошел с ней к трону.
- Я истомился по тебе, Бесс!
Хокхерст знал, что она ценила в мужчине дерзость и независимость. Слабость вызывала в ней отвращение.
- Отпусти меня! Кровь Христова, ну и наглец!
- Да такой, который на этом не остановится, - заверил ее Шейн, припадая губами к белой шее пониже уха. Затем он расположился на троне, усадив Елизавету к себе на колени.
- У меня есть для тебя подарок, - загадочно усмехнувшись, сказал он.
- Насчет испанского галеона я слышала.
Так рисковать... Подобное удальство граничит с безрассудством!
- Я имел в виду подарок для тебя, а не для Англии.
Черные глаза королевы блестели от возбуждения: как это сладостно когда такие сильные руки прижимают тебя к широкой мужской груди!
- Так где же он! - нетерпеливо спросила она.
- Поищи! - с озорным взглядом предложил Шейн.
Тонкие изящные пальцы пробежали по груди Шейна, быстро нащупав под камзолом коробочку. Рука скользнула между камзолом и шелковой рубашкой, но не добралась до сокровища: оказалось, что оно спрятано прямо на теле. Расстегнув пуговицу, проворные пальцы проникли под рубашку, щекоча обнаженную кожу, и Шейн издал притворный стон, изображая страсть, якобы разбуженную в нем Елизаветой.
С ликующим видом королева извлекла коробочку и с жадным нетерпением заглянула в нее: внутри покоилась пара великолепных нефритовых сережек с подвесками из изумрудов. Елизавета пришла в восторг и осчастливила его разрешением закрепить эти сказочные украшения у нее в ушах. Затем он проникновенно взглянул ей в глаза и прошептал:
- А какое сокровище ты припрятала для меня, Бесс?
Шлепком она пресекла поползновения бесцеремонной руки, завладевшей подолом ее платья.
- Ты забываешься, потому что я называю тебя Богом Морей.
- Ну нет, никаких богов. Я с головы до ног мужчина.
- Вернее будет сказать, с головы до пят ловкач, - лукаво уколола его Елизавета. - Если я прикажу тебе снова явиться сюда завтра, ты принесешь мне еще какую-нибудь драгоценность?
Шейн ухмыльнулся.
- Конечно, но если ты прикажешь мне снова явиться сюда сегодня вечером, я отдам тебе то, чем дорожу больше всего. - С этими словами он наклонился и впился жарким поцелуем в губы Елизаветы.
Ее тело таяло в его руках, и все же, собравшись с силами, она быстро соскользнула с его колен и вновь облеклась в броню монаршего величия.
- Приказываю вам, сударь, явиться вечером на бал. А на большее и надеяться не смейте.
- Я смею все, Бесс.
- Ты слишком долго отсутствовал, мой Адонис. Шесть месяцев, не так ли? Теперь я требую, чтобы такой же срок ты провел поблизости от меня.
- Ваше величество, мой отец при смерти.
Если с ним случится худшее, я буду вынужден просить соизволения покинуть двор.
Глаза Елизаветы сузились.
- Только на несколько дней. Я желаю, чтобы ты в июле присоединился к нашей летней поездке по стране.
- Почту за честь, ваше величество, - скрепя сердце ответил Хокхерст, низко поклонился и поцеловал протянутую ему руку.
Уже перед самым его уходом королева обронила вопрос, которого он ждал все это время:
- Какова моя доля добычи?
Хокхерст спрятал усмешку и доложил, глядя ей в глаза открытым честным взором:
- Сорок тысяч фунтов, ваше величество. - Королева улыбнулась уголками губ, и он добавил:
- Ив придачу я отдам вам галеон.
Для ровного счета.
Теперь королева улыбалась уже во весь рот: нужный эффект был достигнут.
Вернувшись на корабль, Хокхерст скинул свой павлиний наряд, оделся попроще и занялся другими делами. К ночи весь груз был переправлен в его собственные пакгаузы, находившиеся под надежной круглосуточной охраной. Утром он отсчитает на сорок тысяч фунтов серебра и редких товаров и отошлет их в казначейство.
Затем Хокхерст разыскал Джекоба Голдмена в Грейз-Инн - пристанище всех лондонских стряпчих.
- Добрый вечер, Голдмен.
- Не такой уж добрый, капитан Хокхерст.
Хоть я и нашел владельца земли, которую вы желаете купить, мне не удалось приобрести ее для вас.
Хок с досадой выругался.
- Попробуйте еще раз - повысьте ставки, - посоветовал он.
Голдмен понимающе кивнул, и Хокхерст сменил тему:
- У нас есть более настоятельные дела.
Составьте брачные контракты.
Брови Джекоба Голдмена изумленно взлетели.
- И кто же счастливая невеста, милорд?
- Вот в этом-то вся сложность, Джекоб.
Невесту для меня должны найти вы.
Джекоб Голдмен считал, что опыт ведения дел империи Хокхерстов отучил его чему-либо удивляться, но, услышав ответ своего клиента, он ушам своим не поверил.
- Видите ли, я дал слово отцу. Бог свидетель, он потребовал от меня не слишком много, - закончил Хок.
- Понятно, милорд. И каковы же ваши требования к будущей супруге?
"Чтоб мне в пекло провалиться! С какого конца приниматься за это дело?" - размышлял поверенный, пока длилось недолгое молчание.
Хокхерст налил себе в кружку эля из кувшина, стоящего на буфете, и принялся мерить шагами комнату.
- Требований немного. Во-первых, она не должна быть из Лондона. Лучше всего, думаю, подошла бы молодая леди из небольшого городка в сельской местности, достигшая брачного возраста, но не слишком перезрелая. По моим наблюдениям, девушки обычно более покладисты, чем зрелые женщины. От нее не требуется ни красоты, ни состояния, ни титула, но необходимое условие безупречная репутация семьи.
Джекоб Голдмен изумленно воззрился на Хокхерста.
- И это все?! Воистину, милорд, вам бы следовало быть более разборчивым.
- Джекоб, у меня нет времени для разборчивости. Черт побери, дружище, я же не даму сердца выбираю. Мне нужна девушка, которая согласна выйти за меня замуж без проволочек - скажем, пятнадцатого июня. В виде возмещения за столь неподобающую случаю спешку назначаю пятьсот фунтов невесте и пятьсот ее семье. - Он со стуком поставил на стол пустую пивную кружку. - Ну как, сможете мне помочь?
В наступившей тишине слышно было, как вдалеке лает собака. А потом Джекоб Голдмен расхохотался, да так, что от смеха не мог вымолвить ни слова, и слезы катились по его щекам.
Хокхерст сердито уставился на адвоката:
- В чем дело, сударь?
- Вы не поверите, милорд, - ответил тот, вынимая полотняный носовой платок, чтобы утереть глаза, - но у меня есть на примете такая невеста!
Шейн ощутил одновременно и облегчение и досаду. Джекоб пояснил:
- Земля в Ирландии, которая нужна вам для выхода к морю, принадлежит молодой особе из Челтенхэма. Она не желает продавать землю, ибо это ее единственное приданое, завещанное ей отцом-ирландцем. Ее отчим - пастор английской церкви в Челтенхэме; семья пользуется безупречной репутацией. Так что, сами понимаете, если вы сделаете ей предложение...
- Я получу разом и жену и землю, - закончил Хокхерст.
- Вот именно! Когда же вам будет угодно съездить в Челтенхэм для знакомства с молодой леди?
- Я вообще не смогу поехать, - отрезал Хокхерст.
- Но ведь вы наверняка захотите увидеть свою невесту, поговорить с ней? - не унимался Голдмен.
- Я полностью доверяю вашему суждению, Джекоб. Подготовьте контракты.
- Итак, вы желаете назначить свадьбу на пятнадцатое июня? - уточнил адвокат, вполне осознав, что его сомнения не интересуют Шейна.
Согласится ли девушка? Согласится ли отчим? Насчет последнего, по-видимому, не приходилось беспокоиться, поскольку пятьсот фунтов аргумент весомый.
Но сама девица? Вся надежда на вражду между нею и отчимом; возможно, дела там настолько плохи, что красавица воспримет брак как избавление. Ясно одно - на этот раз он должен добиться успеха; в противном случае не стоит рассчитывать, что Хокхерсты и впредь будут пользоваться его услугами.
В девять часов вечера Шейн Хокхерст, великолепный, как всегда, в бледно-голубом наряде, танцевал с королевой гавот в музыкальной галерее Гринвичского дворца, высоко поднимая свою даму в воздух. До самой полуночи, как ему и было ведено, он усердно танцевал с королевой или с кем-либо из ее фрейлин.
Около часа ночи он еще раз переменил наряд: важное дело ожидало его в первую же ночь по приезде в Лондон. На сей раз Хокхерста сопровождал Барон. Закутанные в черные плащи, вооруженные кинжалами, они проследовали из доков по улице Грэйсчерч-стрит до пересечения с Треднидл-стрит; там, никем не замеченные, они через черный ход вошли в бордель. С улицы дом имел неописуемо жалкий вид: ничто не наводило на мысль о ночном лондонском притоне, скрывающемся за этим фасадом. К чести ли Хокхерста, нет ли решайте сами, но он ходил сюда отнюдь не к шлюхам.
Глава 4
Сабби настолько пала духом, что переменила бы свое решение и продала землю, если бы ей представилась такая возможность. Она понимала, что деньги помогли бы ей вырваться из плена, пусть даже их пришлось бы отдать преподобному Бишопу в обмен на свою свободу.
Преподобный также подумывал о том, что ему следовало бы вести себя иначе при разговоре адвоката с падчерицей. Быть может, обращайся он с ней более ласково и выкажи больше отцовской заботливости, это повлияло бы на решение негодяйки. Поэтому, когда Джекоб Голдмен вновь появился в большом пасторском доме в Челтенхэме, его приняли с чрезвычайным почтением, представили супруге преподобного и пригласили подкрепиться с дороги.
- Уважаемый пастор и миссис Бишоп, человек, которого я представляю, капитан Хокхерст, наследник знаменитой судоходной компании Хокхерстов. Его отец, лорд Девонпорт, тяжко болен: после смерти последнего его титул перейдет к капитану Хокхерсту.
Преподобному Бишопу весьма польстило, что ему выпала честь иметь дело со столь знатными господами. Но он просто разинул рот от изумления, когда поверенный завел речь о браке.
- Наследник лорда Девонпорта поручил мне передать вашей дочери Саре предложение вступить с ним в брак, при условии, что свадьба состоится пятнадцатого июня.
Мысли преподобного немедленно обратились к его младшей дочери, их ненаглядной Эми; однако, едва он упомянул ее имя, ему тут же недвусмысленно дали понять: знатный муж достанется только владелице заветных земель, и никому иному.
- Капитан Хокхерст приносит извинения за неподобающую спешку со свадьбой, но он благороднейшим образом намерен сгладить неприятное впечатление соответствующим вознаграждением Саре и ее семье. Я уже составил все необходимые документы.
Тут подала голос миссис Бишоп:
- Я всегда знала, что Сара удачно выйдет замуж. Знаете ли, она необыкновенная девушка...
- Значит, вы не предвидите возражений с ее стороны против предлагаемого союза? - спросил Джекоб Голдмен, которому предстоящая беседа с несговорчивой красавицей внушала немалую тревогу.
- Возражений?! - раздраженно вскричал отчим Сары. - Я сумею справиться с ее возражениями, сэр. Принимать или отклонять сватовство к моей дочери целиком мое дело.
Ее мнение не имеет значения!
- Ах, преподобный Бишоп, вы в этом совершенно правы, - дипломатично согласился Голдмен, - но не считаете ли вы, что у нас будет больше шансов добиться скорого и обоюдовыгодного соглашения, если у Сары сохранится иллюзия, будто решение принимает она сама?
- Да, да, Джордж, это действительно за тобой водится. Ведь всегда выходит, что ты вынуждаешь Сару делать все совершенно противоположное тому, чего ты желаешь на самом деле, хотя я ума не приложу, почему так получается. - Мэри Бишоп устремила на мужа молящий взгляд, призывающий его не упускать счастливую возможность породниться со знатью.
- Ну хорошо. Только чтобы угодить тебе, дорогая, мы пошлем за Сарой и спросим ее, а не просто уведомим о нашем решении.
Выслушав отчима, Сабби не могла поверить, что именно с ней приключилась такая невероятная история. Она переводила взгляд с одного на другого, надеясь, что все это ей не снится. Понятно было, что предложение ей делают из-за земель в Ирландии, но ведь именно для того эти земли и предназначались - послужить ей в качестве приданого.
Выйти замуж за человека, которого ни разу в жизни не видала... Конечно, это страшновато, но, с другой стороны, так интересно, просто дух захватывает!.. А уж перспектива поехать ко двору...
Как будто ее грезы стали явью! Сабби рассуждала трезво: если она не ухватится за эту возможность, то другого такого шанса можно и не дождаться. Оказавшись на перепутье, она всегда выбирала ту дорогу, которая сопряжена с большим риском. Она улыбнулась Джекобу Голдмену, и сердце адвоката ушло в пятки.
- Я могу подписать контракт сейчас же?
Миссис Бишоп в великом волнении захлопотала вокруг дочери, и даже отчим выглядел бессмысленно-удовлетворенным. Мистер Голдмен потребовал, чтобы Сабби внимательно прочла контракт, и указал в каждом документе место, где она должна была поставить подпись. Она трижды вывела пером: "Сара Бишоп", но в голове у нее осталось лишь другое, загадочное имя, отчетливо начертанное внизу каждого листа - Ш. Хокхерст.
Жизнь круто переменилась, как будто по мановению волшебной палочки. Сабби внезапно оказалась в центре всеобщего внимания: вокруг нее лихорадочно суетилось все семейство, тетушки и кузины сгорали от любопытства и зависти; весть распространялась по всему приходу и за его пределы, доходя до ушей каждого жителя Челтенхэма и Глостера.
Сабби переживала свой звездный час. При каждой возможности она многозначительно оповещала окружающих:
- Мой будущий муж, знаете ли, в большом фаворе у королевы. Я буду проводить много времени при дворе.
Ее волнение росло день ото дня и дошло до того, что ночью она уже не могла заснуть.
Когда заказанное свадебное платье подгоняли по ее фигуре, Сабби была не в силах удержаться от самодовольной улыбки при взгляде на сводных сестер.
Наконец-то она добилась, чтобы с ее мнением хоть в чем-то посчитались: Сабби выбрала атлас кремового цвета, сплошь расшитый бусинками из искусственного жемчуга. На платье будет кремовый кружевной полураф, так что она сможет распустить напоказ жениху свои великолепные волосы. Когда она, примеряя платье, вертелась перед зеркалом, медные завитки волос выглядели на воротнике так обольстительно!
***
Сабби не могла отказаться от удовольствия подсыпать соли на раны своих милых сестриц и кузин: вид их поджатых от зависти губ доставлял ей истинное наслаждение. Она только смеялась, когда их пересуды достигали ее ушей: чтобы отравить ей день приближающейся свадьбы, требовалось нечто большее, чем их бессильная злоба. По правде говоря, она была убеждена, что вообще ничто на земле не сможет омрачить этот день.
Она бродила как во сне, грезя о женихе, который должен явиться за ней. Он завладел ее мыслями; представляя себе его рост, волосы, глаза, его рот и руки, Сабби каждый раз трепетала от волнения. У него, должно быть, изысканные манеры, ведь он привык вращаться в обществе достославной королевы Англии - еще одного божественного существа, - которую воображение девушки наделяло всеми мыслимыми добродетелями. Когда-нибудь, и не в столь уж отдаленном будущем, ее муж станет лордом Девонпортом, превратив ее в леди Девонпорт. От этой мысли у Сабби захватывало дух. Как жаль, что ее дорогой отец покинул земную обитель, не дождавшись ее триумфа.
Она демонстрировала кузинам свое крохотное приданое: корсетные манишки, нижние юбки, ночные рубашки, комнатные туфли, дорожный костюм; когда они давали ей понять, сколь скудны все эти ее приобретения, она беззаботно отмахивалась, снисходительно объясняя, что уж в Лондоне-то муж позаботится о достойном гардеробе для нее - ведь в столице мода ушла далеко вперед по сравнению с тем, чем богат Глостер. Придворный стиль отличается такой дерзостью фасонов, говорила она им, что в любом другом месте вокруг этих платьев непременно поднялся бы скандал. И все особы женского пола поголовно чернели от зависти, потому что им было доподлинно известно: уж кто-кто, а Сабби Уайлд способна порождать вокруг себя скандалы, и мода здесь ни при чем.
***
Хокхерст и Дрейк сидели на балконе особняка "Грэйпс" на Нэрроу-стрит. Балкон нависал над Темзой, открывая прекрасный вид на реку с плывущими по ней судами.
- Я могу подтвердить слухи о Великой Армаде Филиппа. Она строится в Кадисе, - сказал Хокхерст приглушенным голосом.
- Ну конечно! Бухта Кадиса отлично укрыта, - воскликнул Дрейк с горящими глазами; как видно, тема разговора сильно занимала его. - Я прочесал Бискайский залив от Сан-Себастьяна до Ла-Коруньи и дальше вдоль побережья Португалии до Лиссабона.., и не обнаружил ничего!
- Филипп выжал из Мексики и Перу все золото и серебро и теперь переплавляет их в корабли для завоевания Англии.
- Вы говорили об этом королеве? - поинтересовался Дрейк.
Хокхерст отрицательно покачал головой:
- Бесполезно, Фрэнсис. Вы и сами знаете, у нее чисто женский страх перед войной. Она обвиняет нас в том, что мы ради собственной славы раздуваем ненависть Филиппа. Стоит Эссексу заговорить о войне, она набрасывается на него, как фурия. Когда мы снаряжаем корабли, чтобы потрепать испанцев на море, она знать ничего не желает о наших рейдах, но чуть только дело доходит до дележа добычи - Елизавета тут как тут!
Дрейк согласно кивнул. Сколько раз он до посинения спорил с Елизаветой - все впустую или почти впустую.
- Придется довести эти сведения до Уолсингэма и Сесила, - решительно сказал он.
При упоминании имени королевского секретаря, то есть министра Уолсингэма, Хокхерст невольно поежился и предложил:
- Ну что ж, вы постарайтесь потолковать с Уолсингэмом, я возьму на себя Сесила.
Эти двое мужчин действовали весьма различным образом. Хокхерст считал, что следует всегда скрывать свои истинные намерения, дважды подумать, прежде чем говорить, и никогда не просить напрямик того, чего хочешь.
А Дрейк, сын деревенского священника, состоял в почтенном браке и, имея прямой нрав, частенько попадал впросак. С другой стороны, на море ему не было равных, и в тот момент, когда испанский фрегат осыпает тебе задницу пушечными ядрами, Хокхерст предпочел бы компанию Дрейка любой другой!
В Лондон прибыло торговое судно Хокхерстов, доставившее послание от Джорджианы и Мэтью: родные настаивали на скорейшем возвращении Хока домой. За краткий срок пребывания в Лондоне он успел переделать столько дел, что счел себя вправе ненадолго покинуть двор, поэтому вечером того же дня они с Бароном уже садились на коней: впереди их ждала долгая скачка в Девонпорт почти две сотни миль по стране.
Только тогда, когда первая сотня миль осталась позади, они позволили себе остановиться и пару часов передохнуть; глубокой ночью они достигли Девонпорта. И вовремя: Шейн едва успел застать последние тяжелые вздохи отца, а к тому часу, когда заря протянула из-за моря к небесам розовые пальцы, он уже был новым лордом Девонпортом.
С обычной деловитостью он проследил за приготовлениями к похоронам, позаботился о матери и отдал бесчисленные распоряжения, касающиеся их обширного мореходного хозяйства. Вместе с титулом к нему перешла и должность королевского лейтенанта в графстве Девоншир. Последнее же означало, что в случае разразившейся войны он отвечает за поставку продовольствия военному флоту и за призыв всех годных к службе мужчин в возрасте от шестнадцати до шестидесяти лет.
Перед самым отплытием корабля Джорджиана потолковала с Хоком наедине.
- Я знаю, Себастьян вырвал у тебя обещание поспешить с женитьбой, но, может быть, лучше подождать, пока ты не получишь титул?
Когда тебя станут именовать "лорд Девонпорт", ты сможешь выбирать среди десятков знатных наследниц!
- Мама, ты глубоко заблуждаешься, если думаешь, что Елизавета позволит мне жениться на ком-нибудь из придворных дам. Она впадает в неистовство при малейшем намеке на брак. Если я женюсь, мне, вероятнее всего, придется держать свой брак в тайне, а иначе меня ждет прямая дорожка в Тауэр.
- Тогда поищи невесту в здешних краях.
Кое у кого из моих приятельниц есть дочери - и на какие только ухищрения не пускались эти девушки, чтобы добиться приглашения.., и познакомиться с тобой! Шейн, милый, да ведь о тебе сказки ходят!
Хок коротко и пренебрежительно хмыкнул.
- Но сказочные герои сами находят своих избранниц, так ведь?
Джорджиана почувствовала, что зашла слишком далеко: ведь, по сути, она брала на себя выбор жены для сына. И не стала настаивать.
- До свидания, милый, возвращайся скорее.
***
Два галеона проследовали через Дуврский пролив, обогнули Маргит, взяли курс на Саутенд и вошли в устье Темзы. Поскольку корабли Хокхерста наверняка были замечены на подходе к Маргиту, можно было не сомневаться, что весть о его прибытии побежит со скоростью лесного пожара, пока не достигнет ушей самой королевы.
Хок предпочитал сам докладывать о себе; поэтому он поднял свой знаменитый парус с изображением дракона, двинулся вверх по реке и, дождавшись момента, когда корабль поравнялся с Гринвичским дворцом, приказал дать выстрел из пушки в знак приветствия.
Окна личных апартаментов королевы выходили на Темзу, и она могла наблюдать, как корабли со всего света плывут по самому оживленному из торговых путей ее страны.
Хокхерст хорошо сознавал, каким оглушительным грохотом отзовется под дворцовыми сводами пушечный выстрел у самых стен королевской резиденции, но театральные эффекты всегда были ему по вкусу.
Отпустив королеве и придворным пять минут сроку, чтобы добежать до окон, он сорвал с головы украшенную перьями шляпу и склонился в низком поклоне в знак глубочайшего почтения к Глориане (таково было одно из прозвищ, которыми награждали Елизавету льстецы, и означало оно Прославленная).
Коридоры и галереи Гринвичского дворца гудели. Известие о прибытии Бога Морей разом вытеснило все другие новости. Не осталась равнодушной ни одна из женщин, будь то замухрышка-судомойка или высокопоставленная камер-фрейлина. Повсюду слышались шепот, хихиканье и приглушенные возгласы.
Не прошло и часа, как Хокхерст крупными шагами пересек галерею для больших приемов, разодетый по последней французской моде. Всеобщее восхищение вызвал тщательно обдуманный наряд Хока: короткий плащ с меховой опушкой, который дополняли узкая итальянская рапира в ножнах, инкрустированных драгоценными камнями, и мягкие кожаные сапоги, доходящие до бедер. Бронзовое лицо с львиной гривой волос выгодно подчеркивал раф белый плоеный воротник, кольцом окружавший шею. Сегодня Хокхерст украсил большие пальцы рук двумя великолепными перстнями: с черным бриллиантом и с кроваво-красным рубином размером с голубиное яйцо.
Он прошел в аудиенц-зал, где королева, сидя на троне, приветствовала многочисленных гостей. В течение предыдущего часа она дважды меняла платье и трижды - драгоценности, осерчав на своих дам до такой степени, что даже отвесила оплеуху Мэри Шелтон. Наконец она остановила выбор на традиционных цветах Тюдоров - белом и зеленом. Разрезы на рукавах темно-зеленого атласного платья позволяли видеть белые нижние рукава, отделанные хрустальными бусинками. Накрахмаленный кружевной воротник подчеркивал белизну кожи; шею обвивало не менее десятка жемчужных нитей. Диадема, усыпанная жемчугами и алмазами, помогала удерживать на месте ярко-рыжий парик; пальцы длинных тонких белоснежных рук были унизаны кольцами с драгоценными камнями всех цветов радуги. Несмотря на свой слишком длинный нос и слишком тонкие губы, она неизменно ожидала от своих фрейлин восторженных дифирамбов ее несравненной красоте, а от придворных кавалеров - заверений в том, что страсть, которую они к ней питают, сведет их в могилу.
И вот сейчас она восседала на троне, глядя сквозь Хокхерста, словно тот был невидимкой и не она провела целый час в лихорадочных приготовлениях. Шейн в душе улыбнулся: королева наказывала его за пушечный выстрел и за шестимесячное отсутствие. Цинично прикинув, сколько времени королева сможет изображать монаршую немилость, Хокхерст довольно самонадеянно дал ей полчаса, но уже к исходу пятнадцатой минутой Елизавета, поднявшись с трона, выслала всех посетителей из переполненного зала.
- Теперь оставьте нас. Нам нужно побеседовать наедине, - властно приказала она и, выдержав многозначительную паузу, повелительно закончила:
- Капитан Хокхерст, полагаю, вы желаете получить частную аудиенцию.
Дежурных фрейлин королева отпустила не сразу. Они стояли вокруг нее в своих блеклых безликих платьях: такие одежды им предписывала носить сама Елизавета, дабы выделяться на их фоне подобно драгоценной золотой вазе, устанавливаемой в центре пиршественного стола. Для Хокхерста не было тайной, что каждая присутствующая здесь особа женского пола мечтает скоротать с ним ночку, однако ни взглядом, ни жестом не дал понять, что узнает или хотя бы замечает кого-либо из них. Ему уже доводилось постигать молодость и красоту каждой из них с весьма близкого расстояния, однако сейчас его глаза не отрывались от ослепительной персоны королевы. Он старался не зря: судя по всему, Елизавета была удовлетворена - ее черные глаза засияли.
- Теперь вы можете удалиться. Королева желает говорить со своим Богом Морей с глазу на глаз.
Не успела дверь захлопнуться за фрейлинами, как Шейн подхватил Елизавету на руки и прошел с ней к трону.
- Я истомился по тебе, Бесс!
Хокхерст знал, что она ценила в мужчине дерзость и независимость. Слабость вызывала в ней отвращение.
- Отпусти меня! Кровь Христова, ну и наглец!
- Да такой, который на этом не остановится, - заверил ее Шейн, припадая губами к белой шее пониже уха. Затем он расположился на троне, усадив Елизавету к себе на колени.
- У меня есть для тебя подарок, - загадочно усмехнувшись, сказал он.
- Насчет испанского галеона я слышала.
Так рисковать... Подобное удальство граничит с безрассудством!
- Я имел в виду подарок для тебя, а не для Англии.
Черные глаза королевы блестели от возбуждения: как это сладостно когда такие сильные руки прижимают тебя к широкой мужской груди!
- Так где же он! - нетерпеливо спросила она.
- Поищи! - с озорным взглядом предложил Шейн.
Тонкие изящные пальцы пробежали по груди Шейна, быстро нащупав под камзолом коробочку. Рука скользнула между камзолом и шелковой рубашкой, но не добралась до сокровища: оказалось, что оно спрятано прямо на теле. Расстегнув пуговицу, проворные пальцы проникли под рубашку, щекоча обнаженную кожу, и Шейн издал притворный стон, изображая страсть, якобы разбуженную в нем Елизаветой.
С ликующим видом королева извлекла коробочку и с жадным нетерпением заглянула в нее: внутри покоилась пара великолепных нефритовых сережек с подвесками из изумрудов. Елизавета пришла в восторг и осчастливила его разрешением закрепить эти сказочные украшения у нее в ушах. Затем он проникновенно взглянул ей в глаза и прошептал:
- А какое сокровище ты припрятала для меня, Бесс?
Шлепком она пресекла поползновения бесцеремонной руки, завладевшей подолом ее платья.
- Ты забываешься, потому что я называю тебя Богом Морей.
- Ну нет, никаких богов. Я с головы до ног мужчина.
- Вернее будет сказать, с головы до пят ловкач, - лукаво уколола его Елизавета. - Если я прикажу тебе снова явиться сюда завтра, ты принесешь мне еще какую-нибудь драгоценность?
Шейн ухмыльнулся.
- Конечно, но если ты прикажешь мне снова явиться сюда сегодня вечером, я отдам тебе то, чем дорожу больше всего. - С этими словами он наклонился и впился жарким поцелуем в губы Елизаветы.
Ее тело таяло в его руках, и все же, собравшись с силами, она быстро соскользнула с его колен и вновь облеклась в броню монаршего величия.
- Приказываю вам, сударь, явиться вечером на бал. А на большее и надеяться не смейте.
- Я смею все, Бесс.
- Ты слишком долго отсутствовал, мой Адонис. Шесть месяцев, не так ли? Теперь я требую, чтобы такой же срок ты провел поблизости от меня.
- Ваше величество, мой отец при смерти.
Если с ним случится худшее, я буду вынужден просить соизволения покинуть двор.
Глаза Елизаветы сузились.
- Только на несколько дней. Я желаю, чтобы ты в июле присоединился к нашей летней поездке по стране.
- Почту за честь, ваше величество, - скрепя сердце ответил Хокхерст, низко поклонился и поцеловал протянутую ему руку.
Уже перед самым его уходом королева обронила вопрос, которого он ждал все это время:
- Какова моя доля добычи?
Хокхерст спрятал усмешку и доложил, глядя ей в глаза открытым честным взором:
- Сорок тысяч фунтов, ваше величество. - Королева улыбнулась уголками губ, и он добавил:
- Ив придачу я отдам вам галеон.
Для ровного счета.
Теперь королева улыбалась уже во весь рот: нужный эффект был достигнут.
Вернувшись на корабль, Хокхерст скинул свой павлиний наряд, оделся попроще и занялся другими делами. К ночи весь груз был переправлен в его собственные пакгаузы, находившиеся под надежной круглосуточной охраной. Утром он отсчитает на сорок тысяч фунтов серебра и редких товаров и отошлет их в казначейство.
Затем Хокхерст разыскал Джекоба Голдмена в Грейз-Инн - пристанище всех лондонских стряпчих.
- Добрый вечер, Голдмен.
- Не такой уж добрый, капитан Хокхерст.
Хоть я и нашел владельца земли, которую вы желаете купить, мне не удалось приобрести ее для вас.
Хок с досадой выругался.
- Попробуйте еще раз - повысьте ставки, - посоветовал он.
Голдмен понимающе кивнул, и Хокхерст сменил тему:
- У нас есть более настоятельные дела.
Составьте брачные контракты.
Брови Джекоба Голдмена изумленно взлетели.
- И кто же счастливая невеста, милорд?
- Вот в этом-то вся сложность, Джекоб.
Невесту для меня должны найти вы.
Джекоб Голдмен считал, что опыт ведения дел империи Хокхерстов отучил его чему-либо удивляться, но, услышав ответ своего клиента, он ушам своим не поверил.
- Видите ли, я дал слово отцу. Бог свидетель, он потребовал от меня не слишком много, - закончил Хок.
- Понятно, милорд. И каковы же ваши требования к будущей супруге?
"Чтоб мне в пекло провалиться! С какого конца приниматься за это дело?" - размышлял поверенный, пока длилось недолгое молчание.
Хокхерст налил себе в кружку эля из кувшина, стоящего на буфете, и принялся мерить шагами комнату.
- Требований немного. Во-первых, она не должна быть из Лондона. Лучше всего, думаю, подошла бы молодая леди из небольшого городка в сельской местности, достигшая брачного возраста, но не слишком перезрелая. По моим наблюдениям, девушки обычно более покладисты, чем зрелые женщины. От нее не требуется ни красоты, ни состояния, ни титула, но необходимое условие безупречная репутация семьи.
Джекоб Голдмен изумленно воззрился на Хокхерста.
- И это все?! Воистину, милорд, вам бы следовало быть более разборчивым.
- Джекоб, у меня нет времени для разборчивости. Черт побери, дружище, я же не даму сердца выбираю. Мне нужна девушка, которая согласна выйти за меня замуж без проволочек - скажем, пятнадцатого июня. В виде возмещения за столь неподобающую случаю спешку назначаю пятьсот фунтов невесте и пятьсот ее семье. - Он со стуком поставил на стол пустую пивную кружку. - Ну как, сможете мне помочь?
В наступившей тишине слышно было, как вдалеке лает собака. А потом Джекоб Голдмен расхохотался, да так, что от смеха не мог вымолвить ни слова, и слезы катились по его щекам.
Хокхерст сердито уставился на адвоката:
- В чем дело, сударь?
- Вы не поверите, милорд, - ответил тот, вынимая полотняный носовой платок, чтобы утереть глаза, - но у меня есть на примете такая невеста!
Шейн ощутил одновременно и облегчение и досаду. Джекоб пояснил:
- Земля в Ирландии, которая нужна вам для выхода к морю, принадлежит молодой особе из Челтенхэма. Она не желает продавать землю, ибо это ее единственное приданое, завещанное ей отцом-ирландцем. Ее отчим - пастор английской церкви в Челтенхэме; семья пользуется безупречной репутацией. Так что, сами понимаете, если вы сделаете ей предложение...
- Я получу разом и жену и землю, - закончил Хокхерст.
- Вот именно! Когда же вам будет угодно съездить в Челтенхэм для знакомства с молодой леди?
- Я вообще не смогу поехать, - отрезал Хокхерст.
- Но ведь вы наверняка захотите увидеть свою невесту, поговорить с ней? - не унимался Голдмен.
- Я полностью доверяю вашему суждению, Джекоб. Подготовьте контракты.
- Итак, вы желаете назначить свадьбу на пятнадцатое июня? - уточнил адвокат, вполне осознав, что его сомнения не интересуют Шейна.
Согласится ли девушка? Согласится ли отчим? Насчет последнего, по-видимому, не приходилось беспокоиться, поскольку пятьсот фунтов аргумент весомый.
Но сама девица? Вся надежда на вражду между нею и отчимом; возможно, дела там настолько плохи, что красавица воспримет брак как избавление. Ясно одно - на этот раз он должен добиться успеха; в противном случае не стоит рассчитывать, что Хокхерсты и впредь будут пользоваться его услугами.
В девять часов вечера Шейн Хокхерст, великолепный, как всегда, в бледно-голубом наряде, танцевал с королевой гавот в музыкальной галерее Гринвичского дворца, высоко поднимая свою даму в воздух. До самой полуночи, как ему и было ведено, он усердно танцевал с королевой или с кем-либо из ее фрейлин.
Около часа ночи он еще раз переменил наряд: важное дело ожидало его в первую же ночь по приезде в Лондон. На сей раз Хокхерста сопровождал Барон. Закутанные в черные плащи, вооруженные кинжалами, они проследовали из доков по улице Грэйсчерч-стрит до пересечения с Треднидл-стрит; там, никем не замеченные, они через черный ход вошли в бордель. С улицы дом имел неописуемо жалкий вид: ничто не наводило на мысль о ночном лондонском притоне, скрывающемся за этим фасадом. К чести ли Хокхерста, нет ли решайте сами, но он ходил сюда отнюдь не к шлюхам.
Глава 4
Сабби настолько пала духом, что переменила бы свое решение и продала землю, если бы ей представилась такая возможность. Она понимала, что деньги помогли бы ей вырваться из плена, пусть даже их пришлось бы отдать преподобному Бишопу в обмен на свою свободу.
Преподобный также подумывал о том, что ему следовало бы вести себя иначе при разговоре адвоката с падчерицей. Быть может, обращайся он с ней более ласково и выкажи больше отцовской заботливости, это повлияло бы на решение негодяйки. Поэтому, когда Джекоб Голдмен вновь появился в большом пасторском доме в Челтенхэме, его приняли с чрезвычайным почтением, представили супруге преподобного и пригласили подкрепиться с дороги.
- Уважаемый пастор и миссис Бишоп, человек, которого я представляю, капитан Хокхерст, наследник знаменитой судоходной компании Хокхерстов. Его отец, лорд Девонпорт, тяжко болен: после смерти последнего его титул перейдет к капитану Хокхерсту.
Преподобному Бишопу весьма польстило, что ему выпала честь иметь дело со столь знатными господами. Но он просто разинул рот от изумления, когда поверенный завел речь о браке.
- Наследник лорда Девонпорта поручил мне передать вашей дочери Саре предложение вступить с ним в брак, при условии, что свадьба состоится пятнадцатого июня.
Мысли преподобного немедленно обратились к его младшей дочери, их ненаглядной Эми; однако, едва он упомянул ее имя, ему тут же недвусмысленно дали понять: знатный муж достанется только владелице заветных земель, и никому иному.
- Капитан Хокхерст приносит извинения за неподобающую спешку со свадьбой, но он благороднейшим образом намерен сгладить неприятное впечатление соответствующим вознаграждением Саре и ее семье. Я уже составил все необходимые документы.
Тут подала голос миссис Бишоп:
- Я всегда знала, что Сара удачно выйдет замуж. Знаете ли, она необыкновенная девушка...
- Значит, вы не предвидите возражений с ее стороны против предлагаемого союза? - спросил Джекоб Голдмен, которому предстоящая беседа с несговорчивой красавицей внушала немалую тревогу.
- Возражений?! - раздраженно вскричал отчим Сары. - Я сумею справиться с ее возражениями, сэр. Принимать или отклонять сватовство к моей дочери целиком мое дело.
Ее мнение не имеет значения!
- Ах, преподобный Бишоп, вы в этом совершенно правы, - дипломатично согласился Голдмен, - но не считаете ли вы, что у нас будет больше шансов добиться скорого и обоюдовыгодного соглашения, если у Сары сохранится иллюзия, будто решение принимает она сама?
- Да, да, Джордж, это действительно за тобой водится. Ведь всегда выходит, что ты вынуждаешь Сару делать все совершенно противоположное тому, чего ты желаешь на самом деле, хотя я ума не приложу, почему так получается. - Мэри Бишоп устремила на мужа молящий взгляд, призывающий его не упускать счастливую возможность породниться со знатью.
- Ну хорошо. Только чтобы угодить тебе, дорогая, мы пошлем за Сарой и спросим ее, а не просто уведомим о нашем решении.
Выслушав отчима, Сабби не могла поверить, что именно с ней приключилась такая невероятная история. Она переводила взгляд с одного на другого, надеясь, что все это ей не снится. Понятно было, что предложение ей делают из-за земель в Ирландии, но ведь именно для того эти земли и предназначались - послужить ей в качестве приданого.
Выйти замуж за человека, которого ни разу в жизни не видала... Конечно, это страшновато, но, с другой стороны, так интересно, просто дух захватывает!.. А уж перспектива поехать ко двору...
Как будто ее грезы стали явью! Сабби рассуждала трезво: если она не ухватится за эту возможность, то другого такого шанса можно и не дождаться. Оказавшись на перепутье, она всегда выбирала ту дорогу, которая сопряжена с большим риском. Она улыбнулась Джекобу Голдмену, и сердце адвоката ушло в пятки.
- Я могу подписать контракт сейчас же?
Миссис Бишоп в великом волнении захлопотала вокруг дочери, и даже отчим выглядел бессмысленно-удовлетворенным. Мистер Голдмен потребовал, чтобы Сабби внимательно прочла контракт, и указал в каждом документе место, где она должна была поставить подпись. Она трижды вывела пером: "Сара Бишоп", но в голове у нее осталось лишь другое, загадочное имя, отчетливо начертанное внизу каждого листа - Ш. Хокхерст.
Жизнь круто переменилась, как будто по мановению волшебной палочки. Сабби внезапно оказалась в центре всеобщего внимания: вокруг нее лихорадочно суетилось все семейство, тетушки и кузины сгорали от любопытства и зависти; весть распространялась по всему приходу и за его пределы, доходя до ушей каждого жителя Челтенхэма и Глостера.
Сабби переживала свой звездный час. При каждой возможности она многозначительно оповещала окружающих:
- Мой будущий муж, знаете ли, в большом фаворе у королевы. Я буду проводить много времени при дворе.
Ее волнение росло день ото дня и дошло до того, что ночью она уже не могла заснуть.
Когда заказанное свадебное платье подгоняли по ее фигуре, Сабби была не в силах удержаться от самодовольной улыбки при взгляде на сводных сестер.
Наконец-то она добилась, чтобы с ее мнением хоть в чем-то посчитались: Сабби выбрала атлас кремового цвета, сплошь расшитый бусинками из искусственного жемчуга. На платье будет кремовый кружевной полураф, так что она сможет распустить напоказ жениху свои великолепные волосы. Когда она, примеряя платье, вертелась перед зеркалом, медные завитки волос выглядели на воротнике так обольстительно!
***
Сабби не могла отказаться от удовольствия подсыпать соли на раны своих милых сестриц и кузин: вид их поджатых от зависти губ доставлял ей истинное наслаждение. Она только смеялась, когда их пересуды достигали ее ушей: чтобы отравить ей день приближающейся свадьбы, требовалось нечто большее, чем их бессильная злоба. По правде говоря, она была убеждена, что вообще ничто на земле не сможет омрачить этот день.
Она бродила как во сне, грезя о женихе, который должен явиться за ней. Он завладел ее мыслями; представляя себе его рост, волосы, глаза, его рот и руки, Сабби каждый раз трепетала от волнения. У него, должно быть, изысканные манеры, ведь он привык вращаться в обществе достославной королевы Англии - еще одного божественного существа, - которую воображение девушки наделяло всеми мыслимыми добродетелями. Когда-нибудь, и не в столь уж отдаленном будущем, ее муж станет лордом Девонпортом, превратив ее в леди Девонпорт. От этой мысли у Сабби захватывало дух. Как жаль, что ее дорогой отец покинул земную обитель, не дождавшись ее триумфа.
Она демонстрировала кузинам свое крохотное приданое: корсетные манишки, нижние юбки, ночные рубашки, комнатные туфли, дорожный костюм; когда они давали ей понять, сколь скудны все эти ее приобретения, она беззаботно отмахивалась, снисходительно объясняя, что уж в Лондоне-то муж позаботится о достойном гардеробе для нее - ведь в столице мода ушла далеко вперед по сравнению с тем, чем богат Глостер. Придворный стиль отличается такой дерзостью фасонов, говорила она им, что в любом другом месте вокруг этих платьев непременно поднялся бы скандал. И все особы женского пола поголовно чернели от зависти, потому что им было доподлинно известно: уж кто-кто, а Сабби Уайлд способна порождать вокруг себя скандалы, и мода здесь ни при чем.
***
Хокхерст и Дрейк сидели на балконе особняка "Грэйпс" на Нэрроу-стрит. Балкон нависал над Темзой, открывая прекрасный вид на реку с плывущими по ней судами.
- Я могу подтвердить слухи о Великой Армаде Филиппа. Она строится в Кадисе, - сказал Хокхерст приглушенным голосом.
- Ну конечно! Бухта Кадиса отлично укрыта, - воскликнул Дрейк с горящими глазами; как видно, тема разговора сильно занимала его. - Я прочесал Бискайский залив от Сан-Себастьяна до Ла-Коруньи и дальше вдоль побережья Португалии до Лиссабона.., и не обнаружил ничего!
- Филипп выжал из Мексики и Перу все золото и серебро и теперь переплавляет их в корабли для завоевания Англии.
- Вы говорили об этом королеве? - поинтересовался Дрейк.
Хокхерст отрицательно покачал головой:
- Бесполезно, Фрэнсис. Вы и сами знаете, у нее чисто женский страх перед войной. Она обвиняет нас в том, что мы ради собственной славы раздуваем ненависть Филиппа. Стоит Эссексу заговорить о войне, она набрасывается на него, как фурия. Когда мы снаряжаем корабли, чтобы потрепать испанцев на море, она знать ничего не желает о наших рейдах, но чуть только дело доходит до дележа добычи - Елизавета тут как тут!
Дрейк согласно кивнул. Сколько раз он до посинения спорил с Елизаветой - все впустую или почти впустую.
- Придется довести эти сведения до Уолсингэма и Сесила, - решительно сказал он.
При упоминании имени королевского секретаря, то есть министра Уолсингэма, Хокхерст невольно поежился и предложил:
- Ну что ж, вы постарайтесь потолковать с Уолсингэмом, я возьму на себя Сесила.
Эти двое мужчин действовали весьма различным образом. Хокхерст считал, что следует всегда скрывать свои истинные намерения, дважды подумать, прежде чем говорить, и никогда не просить напрямик того, чего хочешь.
А Дрейк, сын деревенского священника, состоял в почтенном браке и, имея прямой нрав, частенько попадал впросак. С другой стороны, на море ему не было равных, и в тот момент, когда испанский фрегат осыпает тебе задницу пушечными ядрами, Хокхерст предпочел бы компанию Дрейка любой другой!
В Лондон прибыло торговое судно Хокхерстов, доставившее послание от Джорджианы и Мэтью: родные настаивали на скорейшем возвращении Хока домой. За краткий срок пребывания в Лондоне он успел переделать столько дел, что счел себя вправе ненадолго покинуть двор, поэтому вечером того же дня они с Бароном уже садились на коней: впереди их ждала долгая скачка в Девонпорт почти две сотни миль по стране.
Только тогда, когда первая сотня миль осталась позади, они позволили себе остановиться и пару часов передохнуть; глубокой ночью они достигли Девонпорта. И вовремя: Шейн едва успел застать последние тяжелые вздохи отца, а к тому часу, когда заря протянула из-за моря к небесам розовые пальцы, он уже был новым лордом Девонпортом.
С обычной деловитостью он проследил за приготовлениями к похоронам, позаботился о матери и отдал бесчисленные распоряжения, касающиеся их обширного мореходного хозяйства. Вместе с титулом к нему перешла и должность королевского лейтенанта в графстве Девоншир. Последнее же означало, что в случае разразившейся войны он отвечает за поставку продовольствия военному флоту и за призыв всех годных к службе мужчин в возрасте от шестнадцати до шестидесяти лет.