Херберт Брайан. Дом Атрейдесов

   - Пойдем, дитя мое. Мы поможем тебе устроиться, потому что хотя бы на время, но эта планета станет твоим домом.
   Ромбур обменялся со старым герцогом имперским рукопожатием.
   - Э... я не могу словами выразить мою благодарность, сэр. Кайлея и я, мы оба понимаем, на какой риск вы пошли, дав нам убежище.
   Елена оглянулась через плечо и посмотрела на мужа, но он не удостоил ее ответным взглядом.
   Пауль жестом показал Ромбуру замок на скалах.
   - Дом Атрейдесов ценит честь и верность превыше политики. - Он испытующе посмотрел на своего измотанного сына. Лето принял урок, как принимают удар меча. Юный Атрейдес глубоко вздохнул.
   - Верность и честь, - повторил Пауль. - Так должно быть всегда.
   Только Бог может создавать живых мыслящих тварей.
   Оранжевая Католическая Библия
   В Зале Рождений специального комплекса, расположенного на Валлахе IX, на медицинском столе истошно кричала новорожденная девочка, дочь, рожденная от генетической линии барона Владимира Харконнена. В воздухе висел удушливый запах крови и дезинфицирующих средств, слышалось только шуршание стерильного материала. Сильные лампы отбрасывали на стол яркий свет, отражавшийся от обложенных каменной плиткой стен и блестящих металлических поверхностей. Здесь, в этом зале, было рождено много дочерей Бене Гессерит, много новых Сестер.
   Преподобные Матери, одетые в черные накидки, с обеспокоенностью, обычно не характерной для Бене Гессерит, сновали по залу с медицинскими инструментами, тревожно поглядывая на тощего младенца и переговариваясь между собой возбужденными голосами. Одна из Сестер шприцем набрала кровь девочки для экспресс-анализа, другая соскоблила кусочек кожи с маленького тельца для проведения генетического исследования. Все перешли на шепот. Тургор кожи низок, биохимия неважная, да и вес маловат...
   Покрытая липким потом Сестра Гайус Элен Мохиам лежала на кровати, испытывая состояние близкое к дискомфорту. Было ощущение, что ее хорошенько поколотили, и сейчас Сестра Мохиам изо всех сил пыталась взять под контроль свое измученное тело. Хотя были предприняты все меры для того, чтобы задержать процесс старения, все же она выглядела слишком старой для деторождения. Эти роды дались ей с гораздо большим трудом, чем предыдущие восемь. Сейчас Сестра чувствовала себя древней и изношенной старухой.
   Две санитарки-послушницы поспешно подошли к ее койке и откатили к сводчатому входу. Одна приложила кусок влажной материи ко лбу матери, а вторая приложила к ее рту губку, выжав несколько капель воды на сухой язык. Мохиам сделала все, что от нее зависело; остальное сделают Сестры. Она не знала, каковы планы Ордена на этого ребенка, но знала, что дитя должно выжить.
   Девочку, лежавшую на смотровом столе, не ожидая получения результатов анализов и не стирая кровь и слизь с тела, повернули на бок, а потом на живот, чтобы сканировать всю поверхность крошечного тельца. Ребенку было холодно и страшно, и он кричал, слабее и слабее с каждым следующим мгновением.
   Электронные сигналы о результатах проверки биосистем стекались в единый центр, на дисплее стали высвечиваться данные, которые могли теперь оценить эксперты Бене Гессерит. Преподобные Матери смотрели на колонку цифр слева, сравнивая результаты с цифрами правой колонки, показывавшими норму.
   - Несоответствие просто поразительное, - спокойно произнесла Анирул, глаза ее широко раскрылись от удивления, придав лицу еще большее сходство с мордочкой серны. Разочарование легло непомерным грузом на плечи будущей Матери Квисаца.
   - И оно в высшей степени неожиданно, - сказала Верховная Мать Харишка. Ее птичьи глазки, окруженные сетью морщин, блеснули недобрым огнем. Табу, которые запрещали Сестрам Бене Гессерит производить искусственное оплодотворение, запрещали и исследование состояния плода in utero <в полости матки (лат.).Примеч. пер.>. Поникнув, пожилая женщина скосила глаза на покрытую потом Мохиам, которая приходила в себя, лежа на койке.
   - Генетика нормальная, но этот... ребенок не совсем правильный. Мы сделали ошибку.
   Анирул склонилась над ребенком и пристально взглянула на новорожденную. У младенца были неправильно развиты кости лицевого скелета, кожа была болезненно-бледной, плечи были вывихнуты из суставов. Для выяснения других врожденных аномалий и болезней, возможно хронических, требовалось более долгое время.
   И мы предполагаем, что это создание сможет стать бабкой Квисац Хадераха? Слабость не может породить силу.
   Внутри Анирул происходила невидимая борьба. Женщина старалась определить, что именно было сделано не так. И пусть другие Сестры назовут ее молодой и задиристой. Проекции в программе селекции были очень точны, да и Другая Память тоже дала совершенно однозначную информацию. Однако зачатая Владимиром Харконненом девочка получилась совсем не такой, какой должна была стать. Больной ребенок определенно не мог занять следующую ступень генетического пути, кульминацией которого - всего через два поколения - должно было стать рождение высшего существа, Чаша Святого Грааля Ордена Бене Гессерит.
   - Может быть, вкралась ошибка в индекс спаривания? - спросила Верховная Мать, отворачиваясь от младенца. - Или это незапрограммированная аберрация?
   - Наследственность никогда не бывает полностью детерминирована генетическим кодом, Верховная Мать, - ответила Анирул, отходя от ребенка. Ее самоуверенность как рукой сняло, но она не просила снисхождения. Она нервно провела рукой по своим волосам цвета темной бронзы.
   - Проекции правильны. Думаю, что линии крови не работали в одном ритме... в данное время.
   Верховная Мать оглянулась, посмотрев на врачей и других Сестер. Каждое слово, каждое движение из тех, что происходят сейчас здесь, должны быть тщательно записаны и запротоколированы в мельчайших деталях для передачи в Другую Память и последующего использования будущими поколениями. Ничто не должно пропасть втуне.
   - Вы полагаете, что мы снова должны попытать счастья с бароном Харконненом? Он не самый уступчивый субъект, и с ним не очень легко договориться.
   Анирул едва заметно улыбнулась. Каков подтекст.
   - Наши проекции всегда выдают наибольшую вероятность. Это должен быть барон Харконнен, и это должна быть Мохиам. К этой точке мы пришли через тысячи лет тщательной селекции. У нас есть и другие кандидаты, но все они хуже, чем именно эта пара... Так что нам придется все проделать сначала. - Анирул постаралась рассуждать философски. - На этом пути случались и другие ошибки. Верховная Мать, но мы не можем допустить, чтобы одна неудача положила конец выполнению всей программы.
   - Конечно, нет, - огрызнулась Харишка. - Надо снестись с бароном Харконненом. Пошлите туда лучшую и самую обаятельную Сестру. Пусть она работает с бароном, пока поправляется Сестра Мохиам.
   Анирул уставилась на ребенка, лежавшего на столе. Уставшее и выбившееся из сил дитя замолчало и лишь шевелило ручками и сучило ножками. Ребенок не смог даже покричать положенное время. Да, это не самый лучший образец для основания селекционной линии.
   Лежа на своей койке у выхода, Мохиам попыталась сесть, чтобы прояснившимся взором посмотреть на новорожденную девочку. Мгновенно заметив слабость и врожденные уродства, она застонала и без сил повалилась на простыни.
   Верховная Мать Харишка постаралась, как могла, успокоить ее:
   - Сейчас нам нужна твоя сила. Сестра, а не твое отчаяние. Мы постараемся, чтобы у тебя появился еще один шанс встретиться с бароном. - Она скрестила руки на груди и, шурша накидкой, покинула Зал Рождений, сопровождаемая своей свитой.
   В Балконном Зале своего Убежища обнаженный барон, по обыкновению, любовался в зеркало на свое отражение. В обширном зале было громадное количество зеркал и море света, поэтому барон мог беспрепятственно смотреть на красоту и совершенство форм, которыми столь щедро одарила его Природа. Он был худощав и мускулист, кожа отличалась красивым и здоровым цветом, особенно хороша она была, когда его любовники не жалели времени на втирание ароматических мазей в каждую пору. Барон провел пальцами по кубикам мышц брюшного пресса. Великолепно.
   Неудивительно, что ведьмы хотят совокупиться с ним во второй раз, чтобы получить потомство. В конце концов, он же замечательно красив. Они носятся со своими селекционными программами, как курица с яйцом, и естественно, им нужны добротные генетические линии. Его ребенок от этой болотной ведьмы Мохиам был, наверно, настолько хорош, что они решили использовать его, барона, еще раз. Он испытывал отвращение от самого предчувствия того, что должно было произойти, но спрашивал себя, а настолько ли это действительно ужасно.
   Однако он против воли хотел знать, во исполнение каких планов будет использован этими злокозненными и таинственными женщинами его отпрыск. У них были многочисленные селекционные программы, и никто, кроме них самих, не разбирался в этих программах. Сможет ли он как-то использовать это в своих целях, или позже ведьмы используют его детей против него самого? Они никогда не поставляли бастардов, которые могли бы устроить династическую свару, впрочем, он никогда не вникал в эти вещи. Но что может извлечь из этого мероприятия лично он, барон Харконнен? Даже Питер де Фриз не мог предложить на этот раз вразумительного ответа.
   - Ты так и не дал нам определенного ответа, барон, - произнесла стоявшая позади него Сестра Марго Рашино-Зеа. Казалось, ее совершенно не смущает его нагота.
   В зеркале барон видел отражение золотоволосой красавицы Сестры. Они что, думают, что его можно искусить этими великолепными формами, этими замечательными точеными чертами лица? Может, он предпочтет спариться с ней, а не с кем-то другим? По правде сказать, его не привлекала ни та, ни другая перспектива.
   Представляя интересы Общины Сестер, стараясь воплотить в жизнь ее схемы, Сестра Марго пыталась объяснить барону "нужду" снова совокупиться с той же самой ведьмой Мохиам. С тех пор, как это случилось в первый раз, не прошло и года. Эти наглые твари! По крайней мере Марго хотя бы употребляет вежливые слова и блистает красотой в отличие от старой карги Мохиам, которая просто шантажировала его. Во всяком случае, ведьмы на этот раз прислали свой вполне приятный образчик.
   Перед лицом прекрасной женщины он решил не надевать одежду, особенно в свете ее требований. Он фланировал перед женщиной, стараясь показать себя во всей красе, но делал вид, что это его совершенно не интересует. Захочет ли эта гладкая красотка переспать с таким красавцем, как я?
   - Мохиам была слишком проста на мой вкус, - сказал барон, повернувшись наконец лицом к эмиссару Общины Сестер. - Скажи-ка мне, ведьма, мой первый ребенок действительно девочка, как мне и обещали?
   - Неужели вам в действительности не все равно, кто ваш ребенок? - Марго смотрела барону прямо в глаза, но он был готов поклясться, что она с удовольствием посмотрела бы на его тело, мышцы и золотистую кожу.
   - Я не сказал, что мне не все равно, глупая женщина, но я - аристократ и задаю вам вопрос. Отвечай мне или умри.
   - Сестры Бене Гессерит не боятся смерти, - спокойным голосом произнесла в ответ Марго. Ее безмятежность одновременно раздражала и интриговала барона Харконнена.
   - Да, ваш первый ребенок - девочка, - продолжала Марго. - Мы, Сестры Бене Гессерит, умеем управлять такими вещами. Нам совершенно не нужен был сын.
   - Понятно, в таком случае зачем ты приехала?
   - Я не уполномочена излагать вам причины.
   - Я нахожу повторное предложение вашей Общины Сестер оскорбительным для себя. Я же просил Бене Гессерит никогда больше не беспокоить меня приездами. Я мог бы убить тебя, чтобы защититься от ваших домогательств. Это моя планета и мое Убежище.
   - Насилие было бы не мудрым шагом, - сказала женщина твердым тоном, в котором прозвучали едва заметные угрожающие нотки. Как может такое сильное чудовище уживаться в столь соблазнительном и нежном теле?
   - В тот раз вы угрожали открыть императору мои незаконные запасы пряности. Теперь вы припасли что-то новое или опять приметесь за старый шантаж?
   - Мы, Сестры Бене Гессерит, всегда найдем повод для угрозы, если вы хотите это знать, барон, хотя наших доказательств ваших махинаций с пряностью достаточно и на этот раз, чтобы возбудить гнев императора.
   Барон вскинул брови и наконец соблаговолил подойти к шкафу и достал оттуда черный халат.
   - Я достоверно знаю, что некоторые Великие Дома тоже имеют свои неучтенные запасы меланжи. Поговаривают даже, что и сам император Эльруд не без греха.
   - Император находится сейчас не в лучшем расположении духа и не в лучшем состоянии. Его здоровье пошатнулось. К. тому же он слишком сильно занят Иксом.
   Барон Харконнен замолчал и задумался. Его собственные шпионы при императорском дворе на Кайтэйне доносили, что старый Эльруд болен и в последнее время стал совершенно нетерпимым и вспыльчивым, у него появились признаки мании преследования. Разум его угасает, здоровье уходит, и от этого возрастает его природная жестокость. Об этом говорит та радостная готовность, с какой он позволил уничтожить Дом Верниусов.
   - Что вы обо мне думаете? - спросил барон. - Вы полагаете, что я призовой салусанский жеребец для вашей конюшни?
   Ему нечего бояться, потому что теперь у ведьм нет даже намека на физические доказательства его вины. Он переправил свои незаконные запасы пряности в самые надежные укрытия на Ланкевейле, а на Арракисе распорядился уничтожить малейшие следы подпольных разработок. Все было сделано опытными руками, консультировал его бывший аудитор ОСПЧТ, который состоит на содержании барона. Харконнен зловеще улыбнулся. Состоял. Питер де Фриз разобрался недавно с этим человеком. Произвел с ним, так сказать, окончательный расчет.
   Эти Сестры Бене Гессерит могут угрожать ему, сколько их душе угодно, но им нечего реально ему предъявить. Это сознание придало ему новые силы, новую уверенность в себе. Он будет сопротивляться.
   Ведьма продолжала смотреть на него своими наглыми глазами. Барону захотелось сжать горло Марго своими могучими руками и задушить на месте эту тварь, навсегда заткнуть ей рот. Но это не решит никаких проблем, даже если он переживет конфликт, который неизбежно последует за убийством. Бене Гессерит пришлет еще одну ведьму, потом, если потребуется, еще одну. Надо преподать этим тварям урок, который они будут долго помнить и не скоро забудут.
   - Присылайте ко мне свою селекционную Мать, если вы уж так на этом настаиваете. Я приготовлю ей встречу.
   Он точно знал, что хочет сделать. Его ментат Питер де Фриз и даже племянник Раббан скорее всего с удовольствием ему в этом помогут.
   - Очень хорошо. Преподобная Мать Гайус Элен Мохиам отправится на Арракис в течение ближайших двух недель, барон.
   Не говоря больше ни слова. Марго покинула апартаменты барона Харконнена. Ее блистающие золотистые волосы и чудная молочно-белая кожа представляли разительный контраст с тусклым одеянием Общины Сестер.
   Барон вызвал де Фриза. Им предстояла большая работа.
   Бесцельная жизнь никчемна. Иногда цель заменяет собой саму жизнь, превращаясь во всепоглощающую страсть. Но вот цель достигнута, и что потом? О несчастный человек, что потом?
   Леди Елена Атрейдес. Из личного дневника
   После стольких лет угнетения на Гьеди Первой планета Каладан показалась юному Дункану Айдахо истинным раем. Корабль приземлился на противоположной по отношению к Замку Каладана стороне планеты. Друг Джейнис, второй помощник Ренно, выполнил свои обязательства, доставив мальчика на нужную планету, и вышвырнул безбилетника на улицу прямо в космопорте.
   Не обращая больше на ребенка ни малейшего внимания, экипаж принялся выгружать с челнока промышленные отходы и тару, а вместо этого погрузил в трюмы рис-пунди, упакованный в мешки, тканные из растительных волокон. Не попрощавшись, не дав никаких советов и даже не пожелав всего хорошего, второй помощник вернулся на корабль и поднял его на лайнер, ожидавший на околопланетной орбите.
   Дункану не на что было жаловаться. По крайней мере он был навсегда избавлен от Харконненов. Теперь оставалась сущая мелочь - отыскать герцога Атрейдеса.
   Мальчик стоял на чужой земле среди чужестранцев и смотрел, как поднимается в затянутое облаками небо доставивший его сюда корабль. Каладан оказался планетой, полной самых разнообразных и ядреных запахов. Влажный воздух был напоен ароматами соленого моря, гниющей рыбы, пряными запахами полевых цветов. За всю жизнь на Гьеди Первой он не видел и не ощущал ничего подобного.
   Холмы Южного континента были крутыми и отвесными, со склонами, покрытыми густой зеленой травой. Насаженные на террасах сады казались ступенями, вырубленными в холмах пьяным мастером. Группы фермеров, обливаясь потом под лучами спрятавшегося в тумане желтоватого солнца делали свое трудное дело. Они выглядели бедными, но, кажется, были счастливы. Сейчас крестьяне занимались погрузкой свежих фруктов и овощей на прикрепленные к висячим транспортерам лотки. Дальнейший путь этих плодов земли лежал на рынок.
   Дункан такими голодными глазами смотрел на фрукты, что случившийся рядом старик предложил ему кусок перезрелой параданской дыни, который Дункан тут же с жадностью съел. Липкий сладкий сок тек между пальцами, но мальчик не обращал на это ни малейшего внимания. Ничего вкуснее он не пробовал за всю свою короткую жизнь.
   Видя, с какой энергией мальчик поглощает дыню, и понимая, в каком отчаянном положении тот находится, добрый старик предложил Дункану поработать на рисовой плантации, он не обещал платы - только стол и кров. Дункан с готовностью согласился.
   Путь до плантации был не близок, и Дункан успел рассказать старику свою историю: о том, как он сражался с Харконненами, о том, как были арестованы, а потом и убиты его родители, о том, как он стал предметом охоты Раббана, и о том, как ему удалось бежать.
   - Теперь я должен представиться герцогу Атрейдесу, - сказал он, полностью доверившись старику. - Но я не знаю, где он и как его найти.
   Старый крестьянин внимательно слушал рассказ и серьезно кивал головой. Каладанцы знали легендарную историю своего герцога, видели его самый знаменитый бой быков по случаю отбытия на Икс его сына Лето. Люди здесь почитали своего властителя, и для них не было ничего необычного в том, что простой гражданин может просить аудиенции у герцога.
   - Я могу назвать тебе город, где живет герцог, - сказал старик. - У мужа моей сестры даже есть карта всей нашей планеты, и я покажу тебе, где именно находится этот город. Но я не знаю, как ты доберешься до него, он так далеко отсюда.
   - Я молод и силен, я доберусь, - уверил старика Дункан.
   Старик кивнул, и они пошли дальше.
   В семье старика Дункан прожил целых четыре дня, работая по пояс в воде, залившей рисовое поле. Он ходил по полю, прочищал отводные канавы, зарывал в размокшую черную землю маленькие, необычайно твердые семена. Он выучил песни и поговорки работавших на плантациях людей.
   В один из дней наблюдатели, сидевшие на верхушках деревьев, ударили в подвешенные на ветках сковороды, подняв тревогу. Через несколько мгновений работавшие на плантации люди увидели приближающуюся волну. Это была стая рыб-пантер, обитателей лагун. Эти рыбы шныряли по водам в поисках добычи. Эти твари были способны в считанные секунды содрать мясо с костей любого человека.
   Дункан стремительно взобрался на одно из деревьев, росших посреди поля, присоединившись к другим, охваченным паникой фермерам. Он повис на низких ветвях, опушенных испанским мхом, посмотрел вниз и увидел под ногами волну. Под водой можно было различить чешуйчатых хищников, чьи пасти были усажены многочисленными острыми зубами. Несколько рыб-пантер отделились от стаи и принялись описывать круги вокруг дерева, на котором нашел убежище Дункан.
   Несколько тварей высунулись из воды, опираясь на свои рудиментарные передние конечности, плавники, превратившиеся в какое-то подобие неуклюжих лап. Вытянувшись из воды почти на всю длину корпуса, эти хищные, смертоносные рыбы жадно смотрели на Дункана. Влажные, мигающие глаза в упор рассматривали мальчика, висевшего в опасной близости от поверхности воды. В мгновение ока Дункан взобрался повыше. Рыба-пантера нырнула и поплыла дальше и постепенно исчезла из вида, присоединившись к остальной стае, которая прочесывала рисовое поле.
   На следующий день, разделив с семьей фермера ее скудный завтрак, мальчик отправился на побережье, где смог устроится рабочим по сетям на рыбацкой лодке, которая бороздила воды теплого южного моря. В конце концов эта лодка могла доставить его к тому континенту, на котором находился Замок Каладана.
   Все следующие недели он вытягивал сети, чистил рыбу и ел свою честно заработанную на этой галере пайку. Кок использовал при приготовлении пищи массу незнакомых Дункану пряностей. От каладанского перца и горчицы у не привыкшего к острым приправам мальчика поначалу текло из глаз и из носа. Экипаж смеялся над ним, приговаривая, что он не станет мужчиной до тех пор, пока не научится есть пряности. К удивлению рыбаков, Дункан вскоре приучил себя к такой пище и даже стал требовать добавки. Дошло до того, что он стал есть острого больше, чем все остальные члены экипажа. Рыбаки перестали смеяться над ним и принялись хвалить.
   В конце путешествия один из матросов, спавший в кубрике на соседней койке, посчитал, что Дункану девять лет и шесть недель.
   - Я чувствую, что я гораздо старше, - признался в ответ Дункан.
   Он не ожидал, что потребуется так много времени, чтобы добраться до пункта назначения, но нынешняя его жизнь была невообразимо лучше прежней, несмотря на тяжелый труд. Он чувствовал свободу, которой попросту не знал раньше. Экипаж корабля стал его новой семьей.
   Однажды пасмурным днем корабль вошел в порт. Дункан сошел на берег, навсегда покинув море. Он не стал просить плату, не предупредил ни о чем капитана - он просто сошел на берег и не вернулся. Морское путешествие было всего лишь этапом более важного пути.
   Однажды в одной из темных аллей порта какой-то матрос с другого судна попытался изнасиловать Дункана, но ретировался, столкнувшись с железными мышцами и безошибочными рефлексами мальчика. Дункан оказался не по зубам взрослому мужчине. Покрытый синяками и кровоподтеками, негодяй позорно бежал.
   Дункан начал свой нелегкий путь на север континента. Мальчик ловил на дорогах попутные грузовики, прятался в туннельных поездах и грузовых отсеках попутных орнитоптеров. Месяц шел за месяцем, но Айдахо неуклонно приближался к цели своего путешествия - Замку Каладан.
   Часто шли дожди, и ему приходилось прятаться от них, свернувшись калачиком под деревьями. Но даже вымокнув до нитки и проголодавшись, Дункан не мог сравнить эти мелкие неудобства с теми несчастьями, которые пришлось ему пережить в Охраняемом Лесу, когда за ним охотились люди Харконненов, когда ему пришлось ножом резать себе плечо, когда он мерз и голодал. По сравнению с такими ужасами нынешние неприятности можно было просто не замечать.
   Иногда он вступал в разговоры со случайными попутчиками слушал их рассказы о популярном герцоге, узнавал фрагменты истории Атрейдесов. На Гьеди Первой никто и никогда не обсуждал таких вещей. Люди держали при себе свое мнение и рассказывали о себе только под страхом тюремного заключения. Жители Каладана, напротив, охотно рассказывали о себе. Дункана потрясло открытие, сделанное во время этого путешествия: народ действительно любил своего вождя.
   Каким контрастом было положение на Гьеди, где из уст в уста, шепотом передавались рассказы об ужасах, творимых Харконненами. Народ там был охвачен страхом от действительных и мнимых наказаний, которые ждали любого ослушника, которыми каралось малейшее неповиновение или намек на сопротивление. На этой планете народ же скорее уважал, чем боялся правителя. Дункану говорили, что старый герцог ходил по деревням и рынкам в сопровождении лишь почетного эскорта, навещал людей в их домах и никогда не носил защитного поля или оружия, он не боялся неожиданного нападения.
   Барон Харконнен на Гьеди Первой никогда не осмелился бы так себя вести.
   Мне должен понравиться этот герцог, подумал однажды ночью Дункан, свернувшись под одеялом, которое одолжил ему один из добросердечных попутчиков...
   Через несколько месяцев путешествия Дункан наконец остановился в деревне, расположенной у подножия скалы, на которой высился Замок Каладана. Величественное сооружение напоминало стража, который озирает с высоты просторы морей. Где-то там, внутри этого замка, жил герцог Пауль Атрейдес, фигура, ставшая для мальчика почти легендарной.
   Дрожа от утреннего холода, мальчик глубоко вздохнул. От моря поднимался туман, за пеленой которого встающее солнце казалось огромным оранжевым шаром. Дункан вышел из деревни и начал подниматься на утес по крутой лестнице, вырубленной в камне. Теперь Айдахо точно знал, куда надо идти.
   По дороге он постарался, как мог, привести себя в порядок. Почистился, стряхнул с одежды пыль дальних странствий и даже заправил в брюки видавший виды поношенный свитер. Однако, невзирая на свой вид, Айдахо чувствовал себя уверенно. Примет ли его старый герцог или вышвырнет вон, не имеет никакого значения. Дункан сумеет выжить и в том и в другом случае.
   Когда мальчик подошел к воротам, ведущим во внутренний двор, стража попыталась преградить ему путь, думая что он очередной попрошайка.