Херберт Брайан. Дюна - Дом Коррино (Том 1)

   Когда пирог открыли, стало видно, что внутри копошатся какие-то твари, очень напоминавшие по форме змей. Это должно было символизировать песчаных червей Арракиса. Безвредных змей запечатали в пирог, чтобы они, выползая оттуда, производили впечатление извивающихся щупальцев. Милая маленькая шутка.
   Фейд смотрел на змей, как зачарованный, но граф Ришез едва удержался от крика. Ночная усталость и подозрения относительно истинных намерений барона сделали свое дело. Все пришли в смятение. Граф, пытаясь прослыть героем, грубо убрал Фейда-Рауту со стола, перевернув при этом свой стул.
   Фейд, который совсем не боялся змей, теперь был перепуган настолько, что разразился неистовым плачем. Пока он кричал, телохранители начали подхватывать своих подопечных, готовясь защищать их.
   Стоя у противоположной стороны стола, виконт Моритани отпрянул, отступил на несколько шагов и застыл на месте, сверкая черными глазами, в которых одновременно отразились восторг и ярость. Оружейный мастер Хий Рессер был готов защитить своего лорда, но виконту, кажется, не было до этого никакого дела. Он хладнокровно взялся за браслет на левой руке и направил раскаленный добела луч потайного лазерного ружья на пирог. Змеи начали испаряться от чудовищного жара, распадаясь на клочья почерневшей кожи и куски обгорелого мяса.
   Гости завопили. Большинство бросилось искать выход из банкетного зала. Из задней комнаты выскочил Мефистис Кру. взывая к разуму и призывая к спокойствию.
   Но пандемониум только начал открываться...
   ***
   Чем теснее спаяна группа, тем больше нуждается она в строгих социальных рангах и порядке.
   Учение Бене Гессерит
   Одетый в традиционную джуббу с откинутым назад капюшоном, Лиет Кинес снова стоял на высоком балконе пещеры собраний сиетча. Здесь Лиет чувствовал себя дома, не так, как в роскошных залах Кайтэйна, но в присутствии своих людей его охватывала и большая робость. Здесь он должен говорить о вещах, касающихся будущего каждого свободного человека на планете Дюна.
   Собрания проходили довольно гладко, за исключением сумятицы, которую устроил Пемак, престарелый наиб Пещерного сиетча. Этот заскорузлый в предрассудках прошлого вождь выступал против всех предложений Лиета, не предлагая ничего взамен. Другие фримены повторно криками сгоняли его с балкона, но он упрямо поднимался туда вновь и вновь до тех пор, пока ворчавшего старика не взяли под руки и не стащили в тень балкона.
   В течение многих дней собрание бурлило, сталкивались мнения, шли споры. Несколько враждовавших вождей в негодовании покинули собрание, но потом, опомнившись, вернулись назад. Каждую ночь Фарула ласково обнимала Лиета, нашептывала ему советы, помогала, как могла, нежностью и любовью. Именно она помогла сохранить ему душевное равновесие и мужество перед лицом растущего несогласия.
   Фрименские наблюдатели доносили о незаметном, но неуклонном прогрессе в деле преобразования природы Дюны и обуздания пустыни. На протяжении жизни всего лишь одного поколения наметились небольшие, но явственные признаки улучшения. Двадцать лет назад умма Кинес призвал фрименский народ к терпению, утверждая, что весь процесс преображения Дюны может занять не одно столетие. Но, как это ни удивительно, его мечта уже начала сбываться.
   В глубоких ущельях в южных полярных регионах росли умело посаженные зеленые растения, свет для которых давали солнечные зеркала и усилители, утеплившие воздух и растопившие иней почвы. Там в небольшом количестве росли карликовые пальмы вместе с жесткими пустынными подсолнечниками, тыквами и клубнями. Настал день, и по земле потекли струйки свободной воды. Вода на поверхности Дюны! Такое просто не укладывалось в голове.
   Как бы то ни было, Харконнены не замечали этих изменений, направив все свое внимание на добычу пряности. Тем временем планета выздоравливала, гектар за гектаром. Это была со всех сторон хорошая новость.
   Но сейчас, перед выступлением, Лиет с трудом подавил неприятное предчувствие. Несмотря на всю поддержку, которую оказали ему фримены (он рассчитывал на меньшее), он может столкнуться с противодействием, особенно после того, как люди услышат его предложения.
   На балконах и террасах пещеры собралась тысяча закаленных пустыней фрименов, которые, вернувшись с перерыва, начали занимать свои места. На этих людях были надеты меченные пустыней накидки и грубые сапоги. Некоторые, по обычаю, курили глиняные трубки, набитые меланжевыми волокнами. Ощущая приятный запах жженой пряности, Лиет начал говорить.
   - Умма Кинес, мой отец, был великим провидцем. Он направил наш народ на путь дерзкого и многотрудного пробуждения Дюны. Он учил нас, что экосистемы сложны, что каждая форма жизни нуждается в нише. Много раз говорил он об экологических следствиях наших поступков и действий. Умма Кинес видел окружающую среду как взаимодействующую систему, с текучей стабильностью и порядком.
   Лиет откашлялся и продолжил:
   - С других планет мы привезли насекомых для аэрации почвы, что облегчает рост растений. На нашей планете живут многоножки, скорпионы и пчелы. Мелкие и крупные животные расселились по пескам и скалам: карликовые лисы, зайцы, пустынные ястребы, карликовые совы.
   Дюна подобна исполинскому двигателю, который мы смазываем и ремонтируем. Настанет день, когда наш мир начнет служить нам новым и чудесным способом, так же как мы продолжим чествовать его и служить ему. Братья-фримены, мы сами часть этой экосистемы, ее интегральная составная часть. Мы занимаем нашу и только нашу нишу.
   Аудитория внимательно слушала Лиета, оживленно реагируя на упоминание имени и работ легендарного отца Кинеса.
   - Но где она - наша ниша? Неужели мы - только планетологи, восстанавливающие флору и фауну? Я скажу, что наша задача гораздо более грандиозна. Мы должны, и это суровая необходимость, начать сражаться с харконненовскими агрессорами с невиданной ранее силой. В течение многих лет наши мелкие группы не давали им спокойной жизни, но мы не могли нанести им такого поражения, чтобы они прекратили свои варварские операции по изъятию пряности. Сегодня барон ворует больше пряности, чем когда бы то ни было.
   Раздались крики недовольства, люди начали перешептываться, вспомнив недавнее святотатство барона. Лиет возвысил голос:
   - Мой отец не мог предвидеть, что могущественные силы империи император, Дом Харконненов, Ландсраад - не разделят его взгляд на будущее Дюны, не проникнутся его видением. Мы одиноки, и сами должны заставить их остановиться.
   Ропот нарастал. Лиет надеялся, что ему удалось пробудить людей, убедить их оставить распри и начать работать вместе во имя достижения общей цели.
   - Какой прок строить дом, если не можешь его защитить? Нас миллионы. Давайте сражаться за новый мир, который провидел мой отец, за мир, который унаследуют наши внуки и правнуки!
   Под сводами большой пещеры эхом отдались аплодисменты и топот ног, выражавшие одобрение, особенно сильно неистовствовала молодежь, которая получала настоящее наслаждение от налетов на харконненовские гарнизоны.
   Но вдруг Кинес уловил изменение тональности шума. Люди начали показывать пальцами на противоположный балкон, где стоял жилистый старик, размахивая крисом. Длинные, как веревки, волосы развевались вокруг головы, делая человека похожим на сумасшедшего из пустыни. Снова Пемак.
   - Таква! - прокричал он со своего балкона древний боевой клич фрименов, означавший: "Цена свободы!"
   Толпа притихла, все глаза повернулись в сторону старого наиба с молочно-белым крисом. Фрименская традиция запрещала вкладывать кинжал в ножны до тех пор, пока он не обагрился кровью. Пемак повернул собрание в опасное русло.
   Лиет коснулся рукоятки своего ножа, висевшего у пояса, и в этот момент заметил, что Стилгар и Тьюрок, проталкиваясь сквозь толпу, взбираются по ступенькам на верхний уровень.
   - Лиет Кинес, я требую от тебя ответа! - гремел Пемак. - Если он покажется мне неудовлетворительным, то время слов кончится и наш спор решится кровью. Ты принимаешь мой вызов?
   Этот идиот мог уничтожить весь политический прогресс, которого удалось достичь Лиету. Но делать было нечего, на кон были поставлены его честь и доверие народа.
   - Я приму вызов, Пемак, если это утихомирит тебя. Говорят, что нет человека более слепого, чем тот, кто по собственной воле лишает себя разума.
   По толпе прокатился приглушенный смешок. Люди оценили меткое применение старой народной мудрости.
   Рассерженный отпором, Пемак вытянул вперед кончик криса.
   - Ты только наполовину фримен, Лиет Кинес, и твоя иноземная кровь переполняет тебя дьявольскими идеями. Ты провел слишком много времени на Салусе Секундус и на Кайтэйне. Ты развратился, а теперь пытаешься запятнать и нас своими вредоносными заблуждениями.
   У Лиета бешено заколотилось сердце. В груди начал нарастать праведный гнев; надо было во что бы то ни стало утихомирить старика. Оглянувшись, Лиет увидел, что Стилгар занял позицию у входа на балкон, где стоял Лиет.
   Старик тем временем продолжал кричать:
   - Хейнар, наиб Сиетча Красной Стены, много десятилетий был моим другом. Бок о бок мы дрались с Харконненами, как только они сменили ушедших Ришезов. Я вынес его на спине с поля боя после стычки, в которой он потерял глаз. Под руководством Хейнара его народ стал процветать, но теперь он стар, как и я.
   И вот пришел ты и начал заручаться поддержкой других фрименских вождей, которых ты собрал здесь, чтобы укрепить свои позиции. Ты много говоришь о достижениях своего отца, но молчишь о своих. - Противник Лиета дрожал от ярости. - Твои мотивы ясны, ты сам хочешь стать наибом.
   От удивления Лиет моргнул, поразившись столь смехотворному обвинению.
   - Я отвергаю это измышление. Уже битых несколько недель я говорю о важном для всех фрименов деле, а ты обвиняешь меня в ничтожных амбициях?
   Под сводами пещеры загремел голос Стилгара:
   - Говорят, что если в одном помещении собирается тысяча человек, то среди них обязательно найдется один глупец. Мне думается, что здесь есть тысяча человек, Пемак, и, кажется, мы нашли одного глупца.
   Прокатившийся по залу смешок немного разрядил напряжение, но Пемак и не думал сдаваться:
   - Ты не фримен, Лиет Кинес. Ты не наш. Сначала ты женился на дочери Хейнара, а теперь вознамерился занять его место.
   - Я обращу правду против тебя, Пемак, и пусть она пронзит твое лживое сердце. Я получил свою иноземную кровь от уммы Кинеса, и ты смеешь называть это слабостью? Более того, легенда о моем кровном брате Варрике, его жизни и смерти, известна во всех сиетчах. Я поклялся ему, что после его смерти женюсь на Фаруле и стану заботиться о его сыне, как о своем собственном.
   Пемак мрачно возразил:
   - Может быть, ты сам вызвал ветер демона, чтобы убить соперника. Не хочу притворяться, я не знаю силы иноземных Демонов.
   Устав от препирательств с глупцом, Кинес обратил взор на делегатов, стоявших в зале.
   - Я принял вызов, но он продолжает пустую игру словами. Если между нами случится поединок, то кто первым пустит кровь, я или он? Пемак старый человек, и если я его убью, то лишь опозорю свое имя такой схваткой. Он достигнет цели, даже если будет убит. - Лиет посмотрел на противоположный балкон. - Ты этого хочешь, старый глупец?
   В этот момент рядом с Пемаком появился наиб Хейнар с повязкой на пустой глазнице. Лицо старого наиба было продублено всеми ветрами пустыни. Раскольник удивился и не поверил своим ушам, когда одноглазый наиб заговорил. Хриплый голос Хейнара разнесся под сводами пещеры:
   - Я знаю Лиета с момента его рождения, и он никогда не хитрил со мной. Он унаследовал истинное видение своего отца, и, кроме того, он такой же фримен, как и любой из нас.
   Он повернулся к старику со спутанными седыми волосами, который все еще сжимал в руке крис, воинственно подняв его кверху.
   - Мой старый друг Пемак думает, что говорит также и от моего имени, но я сейчас говорю ему, что он не имеет права думать только об одном сиетче, когда речь идет о судьбе всей Дюны. Я с большим удовольствием увижу, как льется кровь Харконненов, а не кровь моего товарища или зятя.
   В наступившей тишине снова заговорил Лиет:
   - Лучше я уйду в пустыню и один встречу Шаи-Хулуда, чем стану драться с одним из вас. Вы должны или поверить мне, или изгнать меня.
   В зале начали скандировать одно имя. Начали Стилгар и Тьюрок, подхватили отважные юноши, жаждавшие крови Харконненов. Более тысячи человек громко скандировали это имя: "Лиет! Лиет!"
   На противоположном балконе вдруг возникло какое-то движение, схватка между Пемаком и Хейнаром. Не говоря ни слова старый упрямец попытался упасть грудью на свой обнаженный клинок, но старик Хейнар успел ему помешать. Он сумел в последний момент вырвать крис из потной руки своего товарища. Пемак упал на пол балкона, живой, но побежденный.
   Держа нож в правой руке, Хейнар отступил назад, сделал молниеносное движение оружием и глубоко рассек кожу на лбу Пемака. Когда рана заживет, на ее месте останется пожизненный рубец. Ритуальная кровь пролилась. Пемак посмотрел вверх, ярость его улетучилась, кровь тонкой струйкой потекла с бровей в глаза. Хейнар взялся за лезвие криса и протянул оружие владельцу.
   - Примите это, как доброе предзнаменование, вы, собравшиеся здесь, крикнул Хейнар в зал. - Это объединит фрименов вокруг Лиета Кинеса.
   Встав на ноги, Пемак вытер глаза, размазав кровь по щекам в виде боевого раскраса. Он сделал глубокий вдох, чтобы заговорить. Это было его законное право. Лиет, скрестив руки на груди, затаив дыхание, ждал. Его ошеломила быстрота, с какой стали развиваться события. Но старый фримен со спутанными седыми волосами удивил всех. Он искоса посмотрел на Хейнара и сказал:
   - Я изменил свое решение и считаю, что мы должны избрать Лиета Кинеса абу-наибом, отцом всех сиетчей, чтобы он вел к победе всех нас.
   Лиет заколебался, но, собравшись с духом, заговорил:
   - Мы стоим на кризисном перепутье нашей истории. Наши потомки, вспоминая это время, скажут, что мы либо приняли единственно верное решение, либо все проиграли. - Помолчав, чтобы все поняли его правильно, он продолжил:
   - Поскольку пробуждение Дюны становится явью, то нам будет отныне все труднее скрывать свою работу от Харконненов. Взятки Гильдии в виде пряности станут очень важны, чтобы мы были уверены, что метеорологические спутники не следят за нашими объектами.
   По залу пронесся одобрительный ропот. Недели дискуссий оказались плодотворными.
   Лиет Кинес постарался сдержать переполнявшие его чувства.
   - После предательства, в результате которого была разрушена база контрабандистов на Южном полюсе, я больше не доверяю посредникам, услугами которых мы пользовались много лет, а в особенности торговцу водой Рондо Туэку. Хотя он и покинул полюс, он все еще имеет с нами связь. Но Туэк предал Доминика Верниуса и может так же предать и нас. Разве можно доверять такому человеку? Я требую прямой встречи с представителями Космической Гильдии. Фримены не могут больше полагаться на милость посредников. Отныне на повестке дня стоит вопрос о заключении соглашения между нами и Гильдией.
   Лиет всегда считал Доминика Верниуса своим другом и наставником. Граф-отступник заслуживал куда лучшей участи, чем та, которую уготовил ему двоедушный торговец водой. Недавно Туэк продал свои ледяные шахты и свое дело Лингару Бевту, своей бывшей правой руке, и вернулся в Карфаг. Помня опыт Туэка, Лиет Кинес разработал альтернативный план контактов с Гильдией.
   Оглядывая зал, планетолог видел вокруг исполненные верой в него лица. Такого единодушия он не помнил со времен почитания своего прославленного отца. Много всего протекло с тех пор, и младший Кинес прошел свой трудный путь. Его вдохновение совпадало с вдохновением его великого предшественника, но намного превосходило последнее. Там, где его отец видел лишь зеленеющие на месте пустыни сады, Лиет видел фрименов хозяевами и правителями Дюны. Всей Дюны.
   Но для того чтобы достичь величия, они должны сначала сбросить с себя харконненовские оковы.
   ***
   Человеческий организм есть хранилище реликтов прошлого - аппендикс, вилочковая железа и (у эмбрионов) жабры. Но подсознательный ум в этом отношении еще интереснее. Эти структуры строились миллионы лет и отражают этапы своей истории синоптическими связями, некоторые из которых совершенно бесполезны в наше время. Найти все, что там есть, - очень трудная задача.
   Из материалов секретного симпозиума Бене Гессерит, посвященного Другой Памяти
   Поздно ночью, когда огни полярного сияния все еще освещали небо, Анирул, страдая бессонницей, вошла в скудно обставленную холодную комнату, которую совсем недавно занимала бывшая Вещающая Истину Лобия. Почти два месяца прошло с тех пор, как умерла эта старая женщина, и в ее покоях было безжизненно и тихо, как в могиле.
   Хотя Лобия должна уже пребывать в Другой Памяти, присоединившись к множеству других, древний дух Вещающей Истину до сих пор не появлялся на поверхности сознания Анирул, и она уже чувствовала себя измотанной постоянными бесплодными попытками найти ускользающую память Лобии.
   Анирул нужен был друг и доверенное лицо; она не осмеливалась откровенно говорить с кем бы то ни было, и уж меньше всего с Джессикой, которая ничего не знала о своем предназначении. У Анирул были дочери, и хотя она гордилась умом и талантами Ирулан, на ее хрупкие плечи нельзя было возлагать гнет такого знания. Ирулан еще не готова. Нет, программа выведения Квисац-Хадераха - слишком большая тайна.
   Но Лобия - если только удастся добраться до ее памяти - вполне подходит для этой цели.
   Где ты, старый друг? Должна ли я громко крикнуть и пробудить все памяти, которые живут во мне? Она боялась сделать этот шаг, но, возможно, преимущества окажутся сильнее риска. Лобия, поговори со мной.
   Вдоль одной из стен необитаемых покоев были составлены пустые ящики, но Анирул медлила и не паковала скудные пожитки умершей Вещательницы, чтобы отослать их на Баллах IX. Так как Элен Гайус Мохиам предпочла другие апартаменты, эти могут простоять пустыми в огромном дворце много лет, пока кто-нибудь не обратит на них внимание.
   Анирул прошлась по сумрачным, пустым покоям, вдыхая холодный воздух, словно надеясь ощутить присутствие духов, мечущихся вокруг нее. Потом она села за круглый столик и активировала свой сенсорно-концептуальный дневник, который хранился в печатке перстня из камня су. Дневник возник из ничего, повиснув в воздухе, и видимый только Анирул. Это был единственный способ привести в порядок ее сокровенные мысли.
   Анирул была уверена, что Лобия одобрила бы такой поступок. "Ведь правда, мой старый друг?" Звук собственного голоса ошеломил Анирул, и она замолчала, удивившись, что начала вслух разговаривать сама с собой.
   Виртуальный дневник лежал открытым, ожидая, когда в него внесут слова. Анирул успокоилась и открыла свой разум, воспользовавшись техникой прана-бинду для стимуляции мыслительных процессов. Она медленно выпустила из ноздрей воздух, струйка которого стала видимой в холодном воздухе покинутой комнаты.
   По спине Анирул пробежал холодок. Дрожа, она откорректировала свой обмен веществ, чтобы не чувствовать холода. Четыре ничем не украшенных светильника стали гореть ярче, словно на них воздействовала невидимая волна, пробежавшая по воздуху. Анирул прикрыла глаза.
   В комнате стоял запах Лобии, успокаивающий, застоявшийся дух. Остался здесь след и физической энергии умершей Вещательницы.
   Вытащив невинно выглядевшее, чернильное перо из держателя на столе, Анирул с силой сдавила перо обеими руками, стараясь сосредоточиться. Лобия пользовалась этим инструментом для пересылки кодированных передач в Школу Матерей, где она много лет была инструктором. На ручке остались отпечатки пальцев старой женщины, чешуйки кожи и следы кожного сала.
   Но чернильная ручка - слишком примитивное орудие, чтобы делать им записи в сенсорно-концептуальном дневнике. Анирул заменила древнюю ручку сенсорной и принялась писать на эфирных, невидимых страницах.
   В ночной тишине, сидя в комнате, в которой Лобия провела немалую часть своей жизни, Анирул решила описать свою дружбу с замечательной Вещательницей, документировать мудрость, которой у нее научилась. Резким движением Анирул ввела в страницу закодированную дату.
   Потом ее рука дрогнула. Лихорадочно скачущие мысли потускнели, блокируя поток слов, которые она собралась писать. Она чувствовала себя, как маленькая ученица в Школе Матерей, которая получила трудное задание, но не может сосредоточить мысли под упорным взглядом Главного проктора, который фиксирует каждое движение девочки.
   Светильники вдруг снова потускнели, словно их прикрыла тень проходящего мимо человека. Анирул быстро обернулась, но никого не увидела.
   Попытавшись сконцентрировать свой усталый ум, Анирул снова вперила взор в страницу дневника, чтобы завершить то, ради чего она пришла сюда. Но она смогла написать только два предложения, и ее мысли опять отклонились в сторону, словно воздушный змей, подхваченный порывом ветра.
   Комната умершей Лобии наполнилась призрачным шепотом.
   Анирул без труда представила себе Лобию сидящей рядом с ней, делящейся своей мудростью и советом. В одной из множества бесед старая женщина объяснила Анирул, как она достигла того, что ее избрали Вещающей Истину, как она сумела показать больше способностей, чем сотни других Сестер. Однако в душе Лобия предпочла бы остаться в Школе Матерей и ухаживать за садами, исполняя должность, с которой в настоящее время весьма умело справлялась Преподобная Мать Тора. Независимо от личных желаний все члены Бене Гессерит делали ту работу, на которую их назначали. Например, выходили замуж за императора.
   Исполняя свое назначение, Лобия тем не менее находила время читать нелицеприятные нравоучения Сестрам, жившим при дворе, включая и саму Анирул. Делая это, сварливая старуха имела обыкновение размахивать костлявым пальцем перед носом провинившейся Сестры. Анирул, прикрыв глаза, вспомнила смех Лобии - смесь хриплого кашля и фырканья, эти звуки старая женщина издавала в забавные моменты.
   Анирул и Лобия не были близки в начале своих отношений, между ними бывали даже трения из-за близости к императору. Анирул терялась и расстраивалась всякий раз, когда видела своего мужа, тихо беседующего с Лобией. Почувствовав это, Лобия, криво усмехнувшись, однажды сказала: "Шаддам любит власть намного больше, чем он может любить женщину, миледи. Его интересую не я, а то, что я могу ему сказать. Император тревожится по поводу врагов, которых он видит за каждым углом, и он хочет знать, не лгут ли они ему, замышляя отнять у него власть, богатство и саму жизнь".
   Шли годы, а Анирул так и не подарила Шаддаму наследника. Вследствие этого он еще больше отдалился от жены. Случись все раньше, он, несомненно, взял бы себе другую жену, которая послушно родила бы ему сына. Старый Эльруд поступал так множество раз.
   Правда, втайне от Шаддама, Анирул уже ввела ему незаметное средство, воспользовавшись нечастыми половыми сношениями с ним. Зачав пять дочерей, император потерял способность вообще иметь детей. Император был стерилен, теперь и он, и Анирул - оба служили целям Общины Сестер. Шаддам IV спал со многими женщинами и мог бы догадаться о своем заболевании, но мужчина никогда не считает, что болен именно он, особенно если есть возможность свалить вину на женщину...
   Когда все это дошло до сознания Анирул, она открыла глаза и принялась яростно записывать свои мысли виртуальным пером. Она снова остановилась; ей показалось, что она слышит какой-то шум. Кто-то разговаривает в коридоре? Что это за крадущиеся шаги? Она прислушалась, но ничего не услышала.
   Анирул отодвинула в сторону виртуальные письменные принадлежности... и снова услышала какой-то шум. На этот раз он прозвучал громче, словно производящие его люди переместились в комнату. Шепот превратился в какофонию невнятных предложений, а потом исчез. Анирул нервно поднялась из-за стола и заглянула в пустые шкафы, сундуки и во все места, где мог спрятаться человек.
   Она опять никого не нашла.
   Голоса снова зазвучали громче, причем с самого начала. Анирул наконец узнала бормотание множества голосов Другой Памяти, нарастающее крещендо ее неуправляемого всплеска. Никогда прежде она не слышала столь бурного проявления Другой Памяти, и ей стало интересно, что запустило такую бурю. Ее поиск? Смятение ее растревоженных мыслей? На этот раз голоса звучали как внутри, так и вокруг нее.
   Громкость эха нарастала, словно комната наполнилась спорящими Сестрами, но Анирул не видела ни одной из них и не понимала ни слова из их сумбурного разговора, голоса которого перекрывали друг друга. Каждая сестра хотела что-то сказать, но слова сливались, противореча друг другу.
   Сначала Анирул решила бежать из пустой комнаты Лобии, но, поразмыслив, передумала. Если множество голосов внутри нее пытается сказать ей что-то важное, то, значит, она просто обязана это услышать и понять.
   Лобия, ты здесь?
   В ответ началось настоящее извержение слов, непроницаемым облаком покрывших сознание Анирул. Голоса то пропадали, то становились громче, словно слабые сигналы радиопередачи, пытающиеся пробиться сквозь поля статического электричества. Некоторые из этих давно умерших женщин кричали во весь голос, перекрывая голоса остальных, но Анирул все еще не могла ничего понять. Все женщины наперебой выкрикивали на разных языках имя Квисац-Хадераха.