Херберт Фрэнк. Дом глав родов Дюны [= Капитул Дюны]

   — Что ты делаешь? — почти визг, когда она усадила его верхом на себя.
   — Отвечай, черт тебя побери! — визг.
   «Откуда появилось это „черт побери“?» подумала Одрейд.
   Шиана ввела его в себя:
   — Вот ответ!
   Его рот округлился в беззвучном «Охххх…»
   Наблюдатели видели, как Шиана сосредоточена на глазах Тэга, но другие ее чувства также следили за ним.
   «Почувствуй, как напрягаются его ягодицы, обрати особое внимание на то, как потемнели соски. Когда он дойдет до этой точки, поддерживай его в таком состоянии, пока его зрачки не расширятся.»
   — Внедрение! — визг Тега заставил наблюдателей подскочить.
   Он ударил сжатыми кулаками в плечи Шианы. Все, кто находился по эту сторону стены, видели вспыхнувший в глубине его глаз огонь — в то мгновение, как отшатнулся; в нем проявилось что-то новое.
   Одрейд вскочила:
   — Что-то не так?
   Айдахо остался сидеть:
   — То, что я и предсказывал.
   Шиана оттолкнула Тега, уворачиваясь от его скрюченных пальцев. Он растянулся на полу, перевернулся и вскочил со скоростью, потрясшей наблюдателей. Несколько мучительно долгих мгновений Шиана и Тег стояли друг против друга. Он медленно выпрямился и только тогда осмотрел себя. Постепенно его внимание переместилось на левую руку, которую он поднял и держал перед собой. Он так же медленно обвел взглядом потолок и стены. Снова взглянул на свое тело.
   — Что, разрази гром…
   По-прежнему детский голос, но странно возмужавший.
   — Добро пожаловать, гхола-Башар, — сказала Шиана.
   — Ты пыталась внедриться в меня! — гневное обвинение. — Ты думала, моя мать не научила меня защищаться от этого?..
   Его лицо стало отстраненным:
   — Гхола?..
   — Некоторые предпочитают считать тебя клоном.
   — Кто… Шиана! — он обернулся, вновь оглядев комнату. Она была выбрана из-за скрытого входа и выхода. — Где мы?
   — В не-корабле, который ты привел на Дюну незадолго до того, как был убит там.
   Все по правилам.
   — Убит… — он снова взглянул на свои руки. Наблюдатели, казалось, видели воочию, как фильтры, заслоняющие разум гхола, тают один за другим.
   — Я был убит… на Дюне?
   Почти жалобно.
   — Оставаясь героем до конца, — ответила Шиана.
   — Мои… те люди, которых я забрал с Гамму… они были…
   — Чтимые Матры сделали Дюну примером для других. Безжизненный шар, похожий на прогоревший уголь.
   Его черты исказил гнев. Он сел, скрестив ноги, положив на колени крепко стиснутые кулаки:
   — Да… я узнал это из истории… из своей истории.
   Опять посмотрел на Шиану. Она осталась сидеть на матрасе — совершенно неподвижно. Это было погружением в воспоминания, которое мог осознать только тот, кто сам пережил Агонию. Сейчас была нужна полная неподвижность.
   Одрейд прошептала:
   — Не вмешивайся, Шиана. Пусть это случится. Пусть он осознает это.
   Она дала знак трем Прокторам; они пошли ко входу в комнату, но следили не за тайной комнатой, а за ней.
   — Мне кажется забавным думать о себе как о принадлежности истории, — сказал Тег. Детский голос — и стоящий за этим разум взрослого. Он закрыл глаза и глубоко вздохнул.
   В наблюдательной комнате Одрад снова опустилась в кресло и спросила:
   — Что ты видел, Дункан?
   — Когда Шиана оттолкнула его, он поднялся на ноги с быстротой, которую я видел только у Мурбеллы.
   — Даже быстрее этого.
   — Быть может… это потому, что его тело молодо, и мы дали ему подготовку прана-бинду.
   — Что-то иное. Ты насторожил нас, Дункан. Что-то неизвестное нам в клетках Атридесов.
   Она взглянула на ожидающих приказаний Прокторов и покачала головой: «Нет. Еще нет».
   — Будь она неладна, его мать! Гипноиндукция, позволяющая блокировать Вмешательство, — и она скрыла это от нас.
   — Но посмотри, что она дала нам, — сказал Айдахо, — более эффективный путь восстановления памяти.
   — Мы должны были сами сделать это! — Одрейд почувствовала, что злится на себя, — Скайтэл уверяет, что Тлейлаксу использовали боль и внутреннее противоборство. Хотела бы я знать.
   — Спроси его.
   — Это не так просто. Наши Говорящие Правду не уверены в нем.
   — Он непроницаем.
   — Когда это ты его изучил?
   — Дар! У меня есть доступ к записям наблюдателей.
   — Я знаю, но…
   — Черт побери! Ты будешь смотреть на Тега или нет? Посмотри! Что происходит?
   Одрейд переключила внимание на сидящего ребенка.
   Тэг смотрел на камеры с выражением крайней сосредоточенности.
   Для него это было пробуждением ото сна на пике противоборства; словно рука помощницы тряхнула его. Что-то требовало его внимания! Он вспомнил, как сидел в командной рубке не-корабля. Дар стояла позади него, и ее рука лежала на его шее. «Царапала его» Что-то важное, что он должен сделать. Что? Его тело было странным. Гамму… То, как они жили на Дюне и… Он вспоминал разное: Детство в Доме Собраний? Дар, как… как… Еще воспоминания сплетаются в клубок. «Они пытались внедрить что-то в меня!»
   Сознание текло вокруг него, словно река, огибающая с обеих сторон скалу.
   — Дар! Ты там? Ты там!
   Одрейд подперла подбородок рукой. Что дальше?
   — Мать! — какой обвиняющий тон!
   Одрад коснулась переговорного устройства на подлокотнике:
   — Привет, Майлз. Ну что, отправимся на прогулку в сады?
   — Хватит этих игр, Дар. Я знаю, зачем нужен вам. Но я предупреждаю вас: жестокость приводит к власти не тех людей. Как будто вы этого не знаете!
   — По-прежнему верен общине Сестер, Майлз? Несмотря на то, что мы только что попытались сделать?
   Он посмотрел на внимательную и настороженную Шиану:
   — По-прежнему ваш послушный пес.
   Одрейд бросила полный упрека взгляд на Айдахо:
   — Ты и твои проклятые рассказы!
   — Хорошо, Майлз хватит игр, но мне нужно узнать о Гамму. Говорят, ты передвигался быстрее, чем мог заметить глаз.
   — Правда, — ровный голос. «Пошли-вы-все-к-чертям».
   — А только что…
   — Это тело слишком мало, чтобы принять на себя такой груз.
   — Но ты…
   — Я использовал все это в одной вспышке, и я умираю с голоду.
   Одрейд бросила взгляд на Айдахо. Он кивнул. «Правда».
   Она отозвала назад Прокторов. Они повиновались с заметным колебанием. Что им сказала Белл?
   Тег еще не закончил:
   — Я верно понимаю, дочь? Поскольку каждый индивидуум может полностью полагаться только на себя, формирование этого «я» требует особенной заботы и внимания?
   «Его проклятая мать обучила его всему!»
   — Я прошу прощения, Майлз. Мы не знали, как тебя подготовила твоя мать.
   — Чья это была мысль? — сказал он, глядя на Шиану.
   — Моя, Майлз, — сказал Айдахо.
   — О, и ты тоже там?
   Еще часть памяти вернулась к нему.
   — И я помню ту боль, которую ты причинил мне, когда возвращал мои воспоминания, — сказал Айдахо.
   Это его отрезвило:
   — Мысль ясна, Дункан. Извинений не нужно, — он посмотрел на говоривших, оценивая их голоса. — Как там воздух на вершине. Дар? Достаточно разреженный для тебя?
   «Идиотская мысль! — подумала она. И он это знает.
   Совершенно бесцеремонен».
   Воздух был тяжел от дыхания окружавших ее людей, включая тех, кто хотел разделить ее присутствие, тех, кто имел определенные идеи (иногда — идею того, что на ее месте они лучше исполняли бы ее работу), тех, кто предлагал и кто требовал. Разреженный, да! Она чувствовала, что Тег пытается что-то сказать ей. Что?
   «Иногда мне приходится быть автократом!»
   Она слышала свой голос, произносивший эти слова, обращенные к Тегу, на одной из их прогулок в садах, когда она объясняла значение слова «автократ». Тогда она добавила: «У меня есть власть и сила, и я должна их использовать. Это страшно тяготит меня».
   «У тебя есть сила — так воспользуйся же ей! — Вот что пытался сказать ей Башар-Ментат. „Убей меня или отпусти меня, Дар“.»
   И все же она пыталась остановить время и знала, что он чувствует это:
   — Майлз, Бурзмали мертв, но здесь остались резервные силы, которые он подготавливал сам Лучшие из…
   — Не докучай мне мелкими деталями! — какой командирский голос! Тонкий, ломкий — но все остальное присутствовало.
   Прокторы вернулись в коридор, не дожидаясь приказа.
   Одрейд отослала их прочь гневным жестом. И только тогда поняла, что пришла к решению.
   — Отдайте ему его одежду и приведите его сюда, — сказала он. — Пусть войдет Стрегги.
   Когда Тег вошел, его первые слова встревожили Одрад и заставили ее сомневаться, правильным ли было ее решение.
   — Что, если я не буду сражаться так, как вы хотите?
   — Но ты говорил…
   — Я много что говорил в своей… в своих жизнях.
   Сражение не повышает нравственности. Дар.
   Она (и Тараза) слышали, как Башар не раз говорил об этом. «Битвы оставляют свой осадок — „есть, пить и радоваться“, который зачастую приводит к нравственному падению».
   Верно; но она не знала, что он имел в виду, упоминая об этом. «На каждого ветерана, возвращающегося с новым отношением к судьбе („Я выжил: должно быть, это был промысел Божий“) приходится много больше тех, кто возвращается домой с горечью, готовый принять „легкий путь“, потому что они так много пережили на войне».
   Это были слова Тега и ее вера.
   Стрегги торопливо вошла в комнату, но прежде, чем она заговорила, Одрейд жестом приказала ей стоять и ждать молча.
   На этот раз послушница имела смелость не подчиниться Преподобной Матери:
   — Дункан должен знать, что у него есть еще одна дочь.
   Мать и ребенок живы и здоровы, — она взглянула на Тега. — Привет, Майлз.
   Только после этого Стрегги отошла назад и там осталась стоять молча.
   «Она лучше, чем я думала», — сказала про себя Одрейд.
   Айдахо расслабился, словно утонул в кресле, только сейчас ощутив тревожное напряжение, смешивавшееся с одобрением того, что он наблюдал здесь.
   Тег кивнул Стрегги, но заговорил с Одрейд:
   — Еще что-нибудь, что вы хотели бы нашептать на ушко Богу? — было необходимо удержать внимание, и свита Одрад это поняла, — Если нет, я действительно проголодался.
   Одрейд подняла палец, отдавая безмолвное приказание Стрегги, и услышала, как уходит послушница.
   Она чувствовала, на что хочет направить ее внимание Тег, и, разумеется, он сказал:
   — Возможно, на этот раз вы действительно оставили шрам.
   Шпилька, направленная на похвальбу Сестер, что «Мы не позволяем шрамам умножаться в нашем прошлом. Шрамы зачастую скрывают больше, чем обнажают».
   — Некоторые шрамы обнажают больше, чем скрывают, — сказал он и посмотрел на Айдахо. — Верно, Дункан?
   Слова одного Ментата другому.
   — Мне кажется, я снова вступаю в старый спор, — ответил Айдахо.
   Тег обратился к Одрейд:
   — Видишь, дочь? Ментат узнает старый спор, когда слышит его. Вы гордитесь тем, что знаете то, что требуется от вас, на каждом повороте дороги, но монстр, ждущий вас на этом повороте, — ваше собственное творение!
   — Преподобная Мать! — подчеркнула Проктор, которой не нравилось его обращение к Одрейд. Но Одрейд не обратила на нее внимания. Она ощутила жестокую горечь. Тараза внутри нее вспомнила тот спор: «Мы созданы связями Бене Джессерит. Но они и отупляют нас. О, мы режем быстро и глубоко, когда это требуется, но это путы иного свойства».
   — Я не стану принимать участия в том, чтобы оглупить тебя, — сказал Тег. Итак, он это помнил.
   Вернулась Стрегги, неся миску тушеного мяса, плававшего в коричневой подливе. Тег сел на пол и принялся торопливо хлебать еду ложкой.
   Одрейд молчала; ее мысли устремились туда, куда направил их Тег. Почтенные Матери окружали себя твердой скорлупой, которая защищала их от всего, что шло извне (включая и эмоции) — все становилось только отражением на поверхности. Мурбелла была права, и Сестрам нужно было заново учиться чувствам. Если они останутся только наблюдателями, они обречены.
   Она обратилась к Тегу:
   — Тебя и не попросят делать нас глупее, чем мы есть.
   Оба — и Тег, и Айдахо — услышали что-то иное в ее голосе. Тэг отставил пустую миску, но первым все же заговорил Айдахо:
   — Культивация.
   Тег был согласен. Сестры редко поддавались импульсам чувств. Даже в тяжелые времена их реакции были упорядочены. Они были выше того, что большинство людей считает культивированием. Их вели не мечты о власти, но их собственная способность предвидеть и планировать, порожденные необходимостью момента и почти безграничной памятью. И Одрейд следовала хорошо продуманному плану. Тег бросил взгляд на бдительных Прокторов.
   — Вы были готовы убить меня, — сказал он.
   Никто не ответил. Да в этом и не было необходимости.
   Они все распознали в его словах Предвидение Ментата.
   Тег обернулся и заглянул в комнату, где он вновь обрел свои воспоминания. Шиана ушла. На грани сознания шуршали новые и новые воспоминания. Они заговорят, когда придет время. Это уменьшенное тело. Это тяжело. И Стрегги… Он сконцентрировался на Одрад:
   — Вы были умнее, чем сами думали. Но моя мать…
   — Я не думаю, что она предвидела это, — прервала его Одрейд.
   — Нет… она была не настолько Атридесом.
   В данных обстоятельствах это слово было разрядом молнии, и в комнатке воцарилась особая тишина. Прокторы подошли ближе.
   О, эта его мать!
   Тег не обратил ни малейшего внимания на Прокторов:
   — Отвечая на вопрос, который ты мне задала — я не могу объяснить, — что произошло со мной на Гамму. Скорость моего тела и мысли отвергают любые объяснения. Если бы я был физически взрослым человеком, в мгновение ока я оказался бы вне этой комнаты, а быть может, и вне корабля. Охх… — он воздел рук. — Я по-прежнему ваш послушный пес. Я сделаю то, что вы потребуете, но, быть может, вовсе не так, как вы себе это представляете.
   Одрейд увидела сосредоточенное выражение на лицах Сестер. «Что я призвала на наши головы?»
   — Мы можем сделать так, что ни одно живое существо не покинет этот корабль, — сказала она. — Быть может, ты быстр, но не быстрее огня, который испепелит тебя, стоит только тебе попытаться уйти без нашего позволения.
   — Я уйду в свое время и по вашему разрешению. Каково количество солдат в специальных войсках Бурзмали?
   — Почти два миллиона.
   — Так много!
   — У него было более чем в два раза больше сил на Лампадас, когда их атаковали Чтимые Матры.
   — Нам придется быть умнее, чем бедняга Бурзмали. Вы оставите нас, чтобы мы могли обсудить это с Дунканом? Потому вы и держите нас под рукой, верно? Из-за нашей специальности? — он насмешливо взглянул на камеры наблюдения, угнездившиеся под потолком, — Я уверен, ты пристально изучишь нашу беседу прежде, чем согласишься.
   Одрейд и ее Сестры обменялись взглядами. В их глазах читался всего один вопрос: «Что нам еще остается?»
   Одрад встала и посмотрела на Айдахо:
   — Вот настоящая работа для Ментата — Говорящего Правду!
   Когда женщины вышли, Тег забрался в одно из кресел и снова заглянул в пустую комнату за стеной наблюдения. Все это было слишком свежо, и он до сих пор чувствовал, как тяжело колотится от усилий его сердце.
   — Да, это было представление, — сказал он.
   — Я видал и получше, — чрезвычайно сухо и холодно.
   — Чего бы я сейчас хотел, так это добрый стакан маринетто, но сомневаюсь, что мое теперешнее тело это выдержит.
   — Когда Дар доберется до Центральной, там ее будет ждать Белл, — заметил Айдахо.
   — Пошла эта Белл в Преисподнюю! Мы должны разобраться с Чтимыми Матрами прежде, чем они до нас доберутся.
   — И у нашего Башара как раз есть нужный план.
   — Черт побери этот титул!
   Айдахо задохнулся от изумления.
   — Слушай, что я тебе скажу, Дункан! — голос звучит с напором, — однажды, когда я прибыл на важную встречу с потенциальными противниками, я услышал, как меня объявили: «Башар здесь». Я чуть не споткнулся; это застало меня врасплох.
   — Расслаивающееся сознание.
   — Разумеется, это оно и было. Но я знал, что титул отдалял меня от того, что я не смел потерять. Башар? Я был большим, нежели это! Я был Майлс Тег, это имя дали мне мои родители.
   — Ты оказался в шепи имен!
   — Разумеется, и я осознал, что мое имя находилось на расстоянии от чего-то более древнего. Майлс Тег? Нет, я был прежде этого. Я услышал, как моя мать говорила: «О, какой прекрасный ребенок». Итак, я остался с другим именем: Прекрасный Ребенок.
   — И ты пошел дальше в глубину? — Айдахо почувствовал себя увлеченным.
   — Я попался. Имя ведет к имени ведет к имени ведет к безымянности. Когда я вошел в зал, я был безымянным. Ты когда-нибудь рисковал оказаться в такой ситуации?
   — Однажды, — с неохотой признал Дункан.
   — Мы все оказываемся в ней по меньшей мере однажды. НОотак оно было со мной. Я молчал. Я имел сведения о каждом за этим столом — лицо, имя, титул плюс все их прошлое.
   — Но на самом деле ты был не там.
   — О, я видел выражение ожидания на лицах тех, кто изучал меня, вопрошал, волновался. Но они не знали меня!
   — Это дало тебе ощуцщение великой власти?
   — Именно то, от чего нас предостерегали в Школе Ментатов. Я спрашивал себя: «Это и есть начало Разума?» Не смейся. Это мучительный вопрос.
   — И ты пошел дальше? — завороженный откровением Тега, Айдахо не обращал внимания на предостережение, маячившее на краю сознания.
   — О да. И я обнаружил, что нахожусь в знаменитом «Коридоре Зеркал», который нам описывали, советуя бежать оттуда.
   — Ты вспомнил, как выбраться оттуда и…
   — Вспомнил? Ты конечно же был там. И что, память помогла тебе выбраться?
   — Да.
   — Несмотря на предостережения, я задержался, увидев мое «изначальное я» и его бесконечные вариации. Отражения отражений, и так до бесконечности.
   — Влечение ergo core. Очень немногие выбирались из таких глубин. Тебе повезло.
   — Я вовсе не уверен, что это стоит называть везением. Я знал, что должно было быть Первое Сознание, пробуждение…
   — Которое осознает, что оно не первое.
   — Но я хотел найти основу «я»!
   — Неужели люди на этой встрече не заметили в тебе ничего странного?
   — Позднее я обнаружил, что сел на свое место с каменным лицом, которое скрыло всю эту гимнастику ума.
   — Ты ничего не говорил?
   — Я онемел. Это было истолковано как «Башар ожидал сдержанности». Вот и вся репутация.
   Айдахо улыбнулся было, но тут вспомнил о камерах. Он мгновенно понял, как стражи интерпретируют такие откровения. Странные способности опасного потомка Атридесов. Сестры знали о зеркалах. Любой, кто вырвался оттуда, должен находиться под подозрением. Что ему показали зеркала? Словно услышав этот опасный вопрос, Тег сказал:
   — Я был в ловушке и понимал это. Я мог почти видеть себя прикованным к постели существом с сознанием растения, но мне было безразлично. Зеркала были для меня всем, пока я не увидел мою мать, словно бы качавшуюся на волнах. Она выглядела почти так же, как перед смертью.
   Айдахо с дрожью втянул в легкие воздух. Неужели Тег не понимает, что все сказанное им сейчас записывается?
   — Теперь Сестры увидят, что я, по крайней мере потенциальный Квизац Садерах, — сказал Тег. — Еще один Муад Диб. Глупости! Как ты любишь говорить, Дункан. Никто из нас не хотел бы этого. Мы знаем, что он создал, а мы ведь не так глупы!
   Айдахо не мог проглотить застрявший в горле комок. Примут ли они слова Тега? Он говорил правду, но все же…
   — Она взяла меня за руку, — сказал Тег, — я чувствовал это! И она вывела меня из Зала. Я ожидал, что она будет со мной когда, почувствовал, что сижу за столом. Я все еще чувствовал пожатие ее руки, но она исчезла. Я знал это. Я просто собрался и заставил себя сосредоточиться. Сестры могли многое получить за этим столом, и я сделал это.
   — Что-то, что твоя мать вложила…
   — Нет! Я видел ее так же, как Почтенные Матери видят Иные Воспоминания. Это было так, словно она сказала: «Какого черта ты теряешь здесь время, когда тебя ждут важные дела!» Она никогда не оставляла меня, Дункан. Прошлое никогда нас не покидает.
   Внезапно Айдахо увидел цель и смысл в рассказе Тега: «Честность и открытость!»
   — Ты обладаешь Иной Памятью.
   — Нет! Кроме того, что проявляется в критических ситуациях в каждом из нас. Коридор Зеркал и был такой критической ситуацией, и он также позволил мне увидеть и почувствовать источник помощи. Но больше я туда не пойду!
   Айдахо принял это. Большинство Ментатов единожды заглядывало в Бесконечность и постигало преходящую сущность имен и титулов, но расчет Тега шел дальше, чем замечание о беге Времени.
   — Я полагаю, пришло время нам заняться вплотную делами Бене Джессерит, — сказал Тэг. — Они должны знать, насколько могут доверять нам. Нас ждут дела, а мы и так потратили достаточно времени на глупости.

~ ~ ~

   Трать усилия на тех, кто делает тебя сильнее. Усилия, потраченые на слабаков, приблизят тебя к гибели.

Правила Чтимых Матр

 
   Комментарий Бене Джесерит: Кто будет судить?

Записи Дортуйлы

 
   День возвращения Дортуйлы не был самым счастливым днем Одрейд. Конференция по оружию с Тегом и Айдахо не принесла результатов. Ее не покидало ощущение занесенного над нею топора, и это наложило отпечаток на ее реакцию.
   Потом дневной разговор с Мурбеллой — слова, слова, слова… Мурбелла завязла в вопросах философии. Если Одрейд когда-либо сталкивалась хотя бы с одним, это заводило ее в тупик.
   Теперь, ранним вечером, она стояла в западном конце мощеной аллеи, окружавшей Центральную по периметру. Это было ее любимым местом, но сейчас находившаяся рядом с ней Беллонда лишала Одрейд ее тихой радости.
   Там их отыскала Шиана:
   — Это правда, что вы позволили Мурбелле свободно покидать корабль?
   — Вот как! — Это было одной из тех вещей, которых Беллонда глубоко страшилась.
   — Белл! — оборвала ее Одрейд и указала на кольцо садов вокруг Центральной. — Та небольшая горка — вон там, где мы не сажали деревьев. Я хочу, чтобы вы приказали построить там по моим указаниям мой Каприз. Маленькую дачу с ажурными стенами.
   Теперь Беллонду будет не остановить. Одрейд редко видела ее такой несдержанной. И чем больше распалялась Беллонда, тем тверже и настойчивее становилась Одрейд.
   — Ты хочешь… Каприз? В этом саду? А на что еще ты станешь тратить нашу энергию? Каприз! Самое что ни на есть правильное название для твоего очередного..
   Глупый спор. Они обе это знали. Преподобная Мать не могла сдаться первой. Белл почти никогда и ни в чем не уступала. Даже когда Одрейд умолкла, Беллонда продолжала говорить — словно двигатель на холостых оборотах. Наконец, когда Беллонда выбилась из сил, Одрейд спокойно сказала:
   — Ты должна мне небольшой обед, Белл. Проследи за тем, чтобы он был приготовлен наилучшим образом.
   — Должна тебе… — зашипела Беллонда.
   — Как предложение мира, — прибавила Одрейд, — я хочу, чтобы обед подали на моей даче… в моей Фантазии-Капризе.
   Когда Шиана рассмеялась, Беллонда была вынуждена присоединиться к ней, но в ее смехе звучали ледяные нотки. Она понимала, что ее переиграли.
   — Все будут видеть это и говорить: «Смотрите, как спокойна и уверена Преподобная Мать», — сказала Шиана.
   — Итак, ты хочешь сделать это для поддержания морали! — сейчас Беллонда приняла бы любое объяснение.
   Одрейд улыбнулась Шиане. «Малышка моя, умница!»
   Шиана не только перестала поддразнивать Беллонду, но и принялась поддерживать ее достоинство, когда только это было возможно. Белл, конечно же, знала это, но у нее оставался неизбежный вопрос Бене Джессерит: «Почему?»
   Почувствовав это подозрение, Шиана сказала:
   — На самом деле мы спорим о Майлсе и Дункане.
   А меня, например, уже тошнит от этого.
   — Если бы я хотя бы знала, что ты делаешь на самом деле. Дар! — сказала Беллонда.
   — У энергии свой узор, Белл!
   — Что ты имеешь в виду? — Беллонда была совершенно растеряна.
   — Они найдут нас, Белл. И я знаю как.
   Беллонда буквально утратила дар слова.
   — Мы — рабы наших привычек, — сказала Одрейд, — Рабы той энергии, которую производим сами. Могут ли рабы остановиться? Белл, ты знаешь эту проблему не хуже, чем я.
   На этот раз Беллонда не возражала.
   Одрейд смотрела на нее.
   Гордыня — вот что видела Одрейд, когда смотрела на своих Сестер и их обители. Достоинство было всего лишь маской. Не было истинного смирения. Его место занимало внешняя уступчивость, действительная линия поведения Бене Джессерит, которая в обществе, сознающем угрожающую ему опасность, выглядела суровым предупреждением.
   Шиана была растеряна:
   — Привычки?
   — Привычки всегда преследуют тебя. То «я», которое ты сама создаешь, неотступно с тобой. Это призрак, который бродит вокруг, ища твоей плоти, желая обладать тобой. Мы зависимы от того «я», которое создаем сами. Мы — рабы того, что делаем сами. Мы зависим от Чтимых Матр так же, как и они от нас!
   — Снова твой проклятый романтизм! — сказала Беллонда.
   — Да, я — романтик… настолько же, насколько романтиком был Тиран. Он сделал себя чувствительным к застывшей схеме своего создания. Я же чувствую ловушку.
   «Но как же близок охотник и как глубока пропасть…»
   Беллонда не была обескуражена ответом:
   — Ты сказала, что знаешь — они найдут нас.
   — Им стоит только узнать в нас их собственные привычки, и они… Да?
   Вошла послушница-курьер — появилась из коридора за спиной Беллонды.
   — Преподобная Мать, Почтенная Мать Дортуйла. Мать Финтил привезла ее на посадочную площадку, и в течение часа они будут здесь.