- Я не уверен, - сказал Хуан. - Восемь-девять, может быть больше. Это зависит от времени года и высоты воды.
- Мы должны будем использовать горючее, чтобы перелетать через стремнины.
- Эта штуковина не выдержит много взлетов и посадок, - сказал Хуан. Это правостороннее плавание...
- Виеро хорошо знал свое дело, она должна выдержать.
- Надеюсь. - У тебя печальные мысли, Джонни. Это не то настроение для такого предприятия. Сколько еще до Санта Марии?
- Если повезет, шесть недель. Вы хотите пить?
- Да. Сколько у нас воды?
- Десять литров... и у нас есть еще маленький горшок, если понадобиться еще.
Хуан принял банку от Чен-Лу и сделал большой глоток. Вода была теплая и безвкусная. Он возвратил банку.
Далеко-далеко раздавался птичий зов: "Тула! Тула!" - подобный звуку флейты.
- Что это было? - прошептал Чен-Лу.
- Птица! Ничего... кроме птицы.
Хуан вздохнул. Крик птицы наполнил его предчувствием, как лихой знак из его прошлого, полного предрассудков. Поток ночных звуков пульсировал в его висках. Он пристально смотрел в темноту и неожиданно увидал свет летящих искр вдоль правого берега, понюхал ветер из джунглей, как выдох злого дыхания.
Почти полная безнадежность их положения давила на него. Они находились накануне сезона дождей, отделенные от любого убежища сотнями километров водоворотов и пучин. И они были целью жестокого разума, который использовал джунгли в качестве оружия.
Мускусный запах попал к нему от Рин. Он наполнил его глубоким чувством осознания, что она женщина... и желанная.
Река билась позади машины. Хуан почувствовал их союз с течением, которое тянулось к морю подобно черному шнуру.
Прошел еще час... затем еще один.
Хуан вдруг осознал присутствие светящегося огня справа - рассвет. Крики и свисты обезьян приветствовали свет. Их грохот пробудил птиц к утреннему разговору в прикрытой темноте леса: прерывистые свирели, чириканье от верхнего до нижнего регистра перемежались со свистом.
Багряный свет пополз по небу, перешел в молочно-серебристый свет, который сделал более четким мир вокруг дрейфующего грузовика. Хуан взглянул на запад, видя подножья гор - одна за другой набегали волны гор, выступающих на фоне отрезка Анд. Он понял тогда, что они вышли из первого крутого спуска реки к высокому плато. Грузовик спокойно плыл, как огромный водный жук на фоне деревьев, объятых танцующими языками пламени лесных цветов. Медленное течение поворачивало в завихрения от плывущих предметов. Кудри тумана висели на воде, как островки кисеи.
Рин проснулась, выпрямилась в руках Хуана и стала смотреть вниз на поток. Река напоминала проход в соборе между высокими деревьями.
Хуан помассировал руку, где голова Рин замедлила циркуляцию крови. А тем временем он изучал сидящую рядом с ним женщину. Она была похожа на маленького ребенка: рыжие волосы в беспорядке разбросаны, на лице выражение невыразимой невинности.
Она зевнула и улыбнулась ему... а затем внезапно нахмурилась, полностью проснувшись и осознав ситуацию. Она тряхнула головой и повернулась посмотреть на Чен-Лу.
Китаец спал, а голова его была сейчас откинута в угол. У нее вдруг возникло чувство, что Чен-Лу воплощает павшее величие, как будто бы он идол из прошлого своей страны. Дыхание его прервалось низким храпом. Тяжелые поры обозначились на коже, и на лице его лежал оттенок сгоревшей кожи, который она никогда раньше не замечала. Над верхней губой выступила полоска седеющих коротко торчащих волос. Неожиданно она поняла, что Чен-Лу красил волосы. Тщеславие ее было задето тем, что она не подозревала об этом раньше.
- Ни одного дыхания ветра, - сказал Хуан.
- Но прохладнее, - сказала она.
Она выглянула в окно со своей стороны, увидела пучки речной травы, тянущиеся после плывущего грузовика. Он поворачивался от каждого течения. Течение несло в себе определенное великолепие: медленные завихрения, как формальный танец в ритме реки.
- Чем это пахнет? - спросила она.
Хуан принюхался: ракетное топливо... очень слабый запах, мускус человеческого пота... плесенью. Он знал и без дополнительных вопросов, что именно запах плесени вызвал ее вопрос.
- Это плесень, - сказал он.
- Плесень?
Она посмотрела вокруг себя всю внутренность кабины, рассматривая гладкий рыже-коричневый материал углов по-толка, кожу на пульте управления. Она положила руки на запасное рулевое колесо с ее стороны и сдвинула его.
"Плесень", - думала она.
Джунгли уже протянули сюда свою голову.
- Мы уже на грани сезона дождей, не так ли? - спросила она. - Что они принесут нам?
- Несчастье, - сказал он. - Высокий уровень воды... стремнины.
Вклинился голос Чен-Лу:
- А почему смотреть на это только с худшей стороны?
- Потому что мы вынуждены, - сказала она.
Хуан внезапно почувствовал голод. Руки его задрожали, рот горел от жажды.
- Передайте бачок, - сказал он.
Чен-Лу передал бачок вперед. Он издал бульканье, когда Хуан взял его. Он предложил его Рин, но она покачала головой, она испытывала неожиданное чувство тошноты.
"Яд в воде настроил меня на временное отражение ее, - подумала она. Звук, исходящий от пьющего Хуана, доставил ей болезненное ощущение. - Как он жадно пьет!" Она отвернулась, не в состоянии больше смотреть на него.
Хуан возвратил бачок Чен-Лу, думая о том, как тайно он пробудился. Первое, что они узнали об этом, был его голос, настороженный и вмешивающийся. Чен-Лу, вероятно, лежал там, притворяясь, что спит, но бодрствовал и слушал.
- Я... я думаю, что хочу есть, - сказала Рин. Чен-Лу протянул пакеты с пищей, и они молча поели. Сейчас ее стала одолевать жажда... она удивилась, что Чен-Лу передал ей бачок раньше, чем она его попросила. Он вручил его ей. Она знала, что он изучает ее, знает о признаках ее эмоций, догадывается о многих ее мыслях. Это было очень неприятное открытие. Она сердито отпила и сунула бачок назад Чен-Лу. Он улыбнулся.
- Если они не на крыше, где их не видно, или не под крыльями, то тогда наши друзья покинули нас, - сказал Хуан.
- Я заметил это, - сказал Чен-Лу.
Хуан внимательно изучил берег с обеих сторон, насколько позволял обзор.
Ни одного признака жизни. Ни одного звука. Солнце сейчас стояло уже достаточно высоко и сняло туман с реки.
- Здесь сегодня будет дьявольски жарко, - сказала Рин. Хуан кивнул.
"Начало теплоты имеет определенный признак, - думал он. - Мгновение назад его еще не было, затем оно проявляется на чувствах". Он отстегнул ремень, отодвинул сидение в сторону и соскользнул в заднюю часть кабины. Он положил руки на зажимы, обеспечивающие герметичность люка.
- Куда ты пошел? - спросила Рин. Она покраснела, услышав свой вопрос.
Чен-Лу захихикал.
Тогда она почувствовала, что ей ненавистна его грубость, даже когда он попытался смягчить эффект своей реакции, говоря:
- Мы должны изучать некоторые белые пятна западной условности, Рин.
В голосе его все еще была издевка, она слышала ее и резко повернулась назад.
Хуан с шумом распахнул люк, обследовав его концы внутри и снаружи. Никаких очевидных признаков насекомых. Он заглянул вниз на плоскую поверхность продолжения плывущей части назад к ракетным двигателям - два с половиной метра низкого помоста почти в метр шириной. Там тоже не было признаков насекомых.
Он опустился вниз и закрыл люк.
Как только люк закрылся, Рин повернулась к Чен-Лу.
- Вы несносны! - взорвалась она.
- Полно, д-р Келли.
- Не прикрывайтесь своим видом все-мы-профессионалы, - сказала она. Все равно вы несносны!
Чен-Лу понизил голос и сказал:
- Пока он не вернулся, нам надо обсудить несколько вещей. Нет времени для проформы. Это дело МЭО.
- Единственное дело МЭО, которое у нас остается - это передать ваше сообщение в штаб-квартиру, - сказала она.
Он пристально посмотрел на нее. Эту реакцию он мог предсказать заранее, но следовало найти удобный момент, чтобы затронуть этот вопрос. "У бразильцев есть пословица", - подумал он и процитировал:
- "Когда говоришь о долге, вспомни о деньгах".
- А конта фуа пага пор мим, - сказала она. - Я уже заплатила по этому счету.
- Я не предлагал тебе ничего платить, - сказал он.
- Вы предлагаете купить меня? - резко бросила она.
- Другие же делали это, - сказал он.
Она изучающе рассматривала его. Он угрожает рассказать Хуану о ее прошлой деятельности в разведывательно-шпионском отделе МЭО? Пусть. Но она уже узнала несколько вещей по этой линии, и она притворилась, что не уверена сейчас. Что было у Чен-Лу на уме?
Чен-Лу улыбнулся - западные люди всегда подвержены алчности. - Ты хочешь выслушать дальше? - спросил он.
Eе молчание выразило согласие.
- Вот сейчас ты направишь все свои чары на Хуана Мартиньо, сделаешь его рабом любви. Он должен превратиться в создание, которое сделает для тебя все. Сделать это тебе совсем нетрудно.
"Я уже делала это раньше, а-а?" - думала она.
Она отвернулась. - Ну... я уже делала это раньше во имя долга.
Чен-Лу кивнул себе за ее спиной. Все в жизни остается по-прежнему. Она уже созрела для этого - все идет как по маслу. Люк около него открылся, и Хуан запрыгнул в кабину.
- Нигде никаких признаков, - сказал он, опускаясь снова на свое место. - Я оставил люк полуоткрытым на случай, если кому-нибудь надо выйти.
- Рин? - сказал Чен-Лу.
Она покачала головой, судорожно сглотнула:
- Нет.
- Тогда я позволю себе воспользоваться такой возможностью, - сказал Чен-Лу.
Он открыл люк, спустился на плавающую плоскость и закрыл люк.
Не поворачиваясь, Рин знала, что он сделал лишь видимость закрытого люка, что он оставил щель и приставил к ней ухо. Она смотрела прямо перед собой на быструю убегающую серебристую дорожку реки. Грузовик находился в подвешенном состоянии неподвижного воздуха, который медленно насыщался зноем, пока она не поняла, что он должен взорваться.
Хуан посмотрел на нее:
- С тобой все в порядке?
"Вот в этом вся смехотворность ситуации", - думала она.
Минута прошла в молчании.
- Что-то случилось, - сказал Хуан. - Вы с Трэвисом шептались, пока я был там. Я не мог понять, что ты сказала, но в голосе твоем звучал гнев.
Она попыталась проглотить стоящий в горле комок. Чен-Лу подслушивал сейчас, будь он проклят:
- Я... он пытался соблазнить меня.
- Соблазнить тебя? - Да.
- А чем?
Она повернулась и изучала воздушную мягкость гор, поднимающихся справа, и различала там вдали снежную вершину горы с черными языками вулканического пепла. Некоторая торжественность горы отразилась на ее чувствах.
- Тобой.
Хуан смотрел на свои руки, пытаясь понять, почему ее признание так поразило его.
Во время этой паузы Рин начала напевать. У нее был приятный голос, и она знала об этом: грудной проникновенный. Голос был одним из ее лучших видов оружия.
Но Хуан узнал песню и удивился, почему она выбрала именно эту. Даже после того, как она замолкла, мелодия все еще звучала вокруг него, как туман. Это был плач туземцев, трагедия Лорки, аранжированная под гитару.
***
О смерть, останови свой меч, Я не из тех, кто ищет у тебя забвенья, Не буду умолять себя сберечь - Я путь прошел, закончены свершенья. Река, что представляет жизнь мою Течет пусть мирно некоторое время В глазах любви я пепел вижу твой, И тяжко расставанья бремя.
Она только напела песню, а слова все равно еще звучали там.
Хуан посмотрел налево.
Вдоль реки здесь росли деревья манго, густая зеленая листва перемежались там с более светлыми тонами тропической белой омелы и редкими пальмами с махровым покровом хонт. На ближних подступах к джунглям парили два черно-белых ястреба урубу. Они висели в выгоревшем голубовато-стальном небе, как будто нарисованные там на фальшивом театральном фоне.
Очевидная безмятежность сцены не содержала иллюзий для Хуана. И он размышлял, была ли это та безмятежность, о которой говорилось в песне.
Стайка танагер привлекла его внимание. Они проносились над головой, сверкая бирюзой, ныряли в стену джунглей, и она проглатывала их, как будто их никогда и не было.
Берег манго слева уступил место узкой полосе травы на возвышенности средней высоты, красно-коричневая земля его была изрыта норами.
Открылся люк, и Хуан услышал, как Чен-Лу карабкается в кабину. Затем послышался звук, который означал, что люк закрыт и закупорен.
- Джонни, посмотри, мне кажется, что-то движется в деревьях за той травой, - сказал Чен-Лу.
Хуан пристально всмотрелся в сцену. Да! внутри деревьев были видны какие-то тени - много фигур, которые двигались, как порхающий поток, стремящийся двигаться в одном темпе с грузовиком.
Хуан поднял ружье, которое он пристроил слева от сиденья.
- Слишком большое расстояние, - сказала Рин.
- Я знаю. Я просто хочу дать им знать, чтобы они держались на расстоянии.
Он никак не мог открыть отверстие для ружья, но пока он возился, фигуры выступили из тени на солнечный свет на травянистый склон.
Хуан ахнул.
- Матерь божья, Матерь божья... - прошептала Рин.
Это была смешанная группа, выстроившаяся .как на выставку вдоль берега. Большинство их имело вид людей, хотя было несколько гигантских копий насекомых - жуки с какими-то похожими на хлысты хоботками. Большинство имитаций людей были в форме индейцев, многие из которых напоминали тех существ, которые похитили Хуана и его отца.
Хотя вперемежку в этой шеренге стояли и единичные экземпляры: один из них соответствовал облику префекта, отца Хуана, рядом с ним... Виеро и все мужчины из лагеря.
Хуан протолкнул ружье в щель в борту.
- Нет, - сказала Рин. - Подожди. Посмотри на их глаза, как сверкают их глаза. Они могут быть нашими друзьями... может быть их напоили наркотиками или... - Она замолчала.
"Или хуже", - подумал Хуан.
- Возможно, что они заложники, - сказал Чен-Лу, - один верный способ узнать, кто они - застрелить одного из них. - Он встал, открыл ящик с оборудованием. - Вот тяжелый...
- Положите назад! - рявкнул Хуан. Он вытащил из щели ружье, закрыл герметично борт.
Чен-Лу сжал губы, размышляя: "Эти латиноамериканцы! Такие непрактичные. - Он положил ружье с разрывными пулями в ящик и сел. - Можно было выбрать в качестве мишени одного из менее важных людей. Зато могли бы получить важнейшую информацию. Хотя настаивать на этом сейчас бесполезно, все равно ни к чему бы не привело бы. Не сейчас..".
- Я не знаю, как вы двое, - сказала Рин, - но в нашей школе нас не учили убивать своих друзей.
- Конечно, Рин, конечно, - сказал Чен-Лу. - Но разве там наши друзья?
Она сказала:
- Пока я не буду знать наверняка...
- Вот именно! - сказал Чен-Лу. - А как вы собираетесь узнать это наверняка? - Он указал на фигуры, стоящие сейчас позади них, так как течение их опять отнесло к берегу с нависающими деревьями и лозами. - Это тоже школа, Рин - те джунгли. Ты тоже должна извлечь из этого хороший урок.
"Опять двусмысленность, опять двусмысленность", - думал он.
- Джунгли - это школа прагматизма, - сказал Чен-Лу.
- Абсолютные суждения. Спроси их о зле и добре? У джунглей один ответ: "Все, что имеет успех, хорошо".
"Он говорит мне о том, чтобы я приступала к соблазнению синьора Джонни Мартиньо, пока бедный дурачок еще не отошел от шока, - думала она. Довольно верно - опасность, шок или страх - каждый из этих факторов имеет свой резонанс".
Она обратилась к себе: "Ну, а какой резонанс это оказывает на меня?" Если бы это были индейцы, я бы знал, почему они устроили нам этот парад, сказал Хуан. - Но это не настоящие индейцы. Мы не можем сказать, как эти создания мыслят. Индейцы бы сделали такое шоу, чтобы запугать нас, говоря: А вы будете следующими. Но эти создания... - Он покачал головой.
В грузовике наступило молчание: давящее одиночество, усиливаемое зноем и гипнотической выставкой на береговой линии.
Чен-Лу откинулся назад и задремал. Он думал: "Пусть жара и бездействие делают свое дело".
Хуан пристально рассматривал свои руки.
Никогда еще жизнь не загоняла его в такую ловушку, где как страх, так и бездеятельность заставляли бы его заглянуть вглубь себя. Это чувство и страшило, и привлекало его.
"Страх - это наказание сознания, вынужденного смотреть на себя, думал Хуан. - Лучше я займусь чем-нибудь. Но чем? Ну, хотя бы, спать".
Он боялся спать, потому что сны отравляли отдых.
"Пустота... какая же может быть награда: пустота", - думал он.
Он чувствовал, что где-то в своем прошлом он достиг сияющей вершины, лишенный всяких осложнений. Период, когда у него не было сомнений. Действие... игра... рефлекторные движения - вот что такое была жизнь. Сейчас все это находилось там, открытое для внутреннего анализа, от-крытое для изучения и пересмотра.
Но он чувствовал, что где-то во внутреннем анализе может быть предельная точка, что где-то внутри его молчат воспоминания, которые могут бросить его в бездну.
Рин откинула голову на спинку сиденья, она смотрела высоко в небо. "Кто-то скоро начнет искать нас, - думала она. - Они должны... они должны... они должны".
"Этот ритм иллюзий долженствования, - думала она. Она глубоко вдохнула, удивляясь, где могла зародиться эта мысль. Она заставляла себя обратить внимание на небо - такое синее... синее... - пустое пространство, на котором может быть написано все, что угодно".
Взгляд ее устремился дальше, он шел в горы, вдоль западного горизонта. Горы росли и уменьшались там, когда река несла ее по своим синим стремнинам. "Это те вещи, о которых мы не должны думать, потому что они переполнили бы нас эмоциями, - думала она. - Эти вещи ложатся на нас ужасной ношей". Рука ее сползла и захватила руку Хуана. Она не смотрела на него, но давление своей ответственности было больше, чем рука, держащая ее руку.
Чен-Лу увидел это движение и улыбнулся.
Хуан напряженно всматривался в проходящий мимо берег.
Грузовик дрейфовал по замысловатому течению между свисающими занавесями лиан. Течение вынесло их за изгиб, открыв перед ними великолепие трех деревьев Фернане Сан-чес: ослепительно красных на фоне зелени. Но взгляд Хуана был обращен на воду, где совершала свою работу река, медленно подрезая запутанные корни в глинистом берегу.
"Ее рука в моей, - думал он. - Ее рука в моей".
Ладонь ее была влажная, близкая, податливая.
Поднимающиеся волны зноя обволакивали грузовик мертвым воздухом. Солнце превращалось в пульсирующее горнило, которое ползло над ними... медленно, медленно склоняясь к западным вершинам.
"Руки вместе... руки вместе", - думал Хуан.
Он начал молиться на ночь.
Вечерние тени начали сглатывать углы реки. Ночь вздымалась вверх из траншеи медленного течения к сверкающим вершинам.
Чен-Лу зашевелился и сел, когда солнце нырнуло за горы. Аметистовые испарения заката создавали эффект пространства гладкой рубиновой воды перед грузовиком - как будто текла кровь. Наступил такой момент в темноте, когда казалось, что река прекратила любое движение. Затем они окунулись в промозглую пелену ночи.
"Это время для робких и ужасных, - думал Чен-Лу. - Ночь - это мое время - а я не из робких".
И он улыбнулся, когда две тени на передних креслах перед ним слились в одну.
"Животное с двумя спинами", - думал он. Это была такая забавная мысль, что он приложил ладонь к губам, чтобы не рассмеяться.
Вскоре Чен-Лу сказал:
- Я посплю, Джонни. Твоя первая вахта. Разбуди меня в полночь. Тихие звуки возни из передней половины кабины сразу же прекратились, затем возобновились.
- Хорошо, - сказал Хуан, и голос его был хриплым.
"Ах-ах, эта Рин, - думал Чен-Лу. - Такой хороший инструмент, даже когда она не хочет им быть".
Глава 8
Сообщение, хотя и интересное своими нюансами, мало что прибавило к общей информации Мозга о человеческих существах. Они прореагировали на парад на берегу шоком и страхом. Этого и следовало ожидать. Китаец продемонстрировал свою практичность, которую двое других не разделяли. Этот факт в дополнение очевидным попыткам китайца склонить двух других к интимной связи - это может иметь значимость. Время покажет.
Тем временем Мозг испытывал что-то родственное другой человеческой эмоции - беспокойству.
Троих в машине уносило все дальше и дальше от пещеры над бездной реки. В систему сообщение-вычисление-решение-действие входил серьезный фактор задержки.
Сенсоры мозга еще раз просмотрели повторно выложенный на потолке пещеры рисунок послания.
Машина приближалась к серии стремнин. Находящиеся в машине могут погибнуть там и будут безвозвратно потеряны. Или они могут возобновить попытки взлететь на судне. Здесь и скрывался элемент тревоги, требующий тщательного анализа и взвешенного решения.
Машина пролетела один раз.
Вычисление - решение.
- Вы сообщаете группам действия, - скомандовал Мозг. - Скажите им, чтобы они схватили машину и находящихся в ней до того, как они достигнут берега. Схватить человеческих существ живыми, если возможно. Специальный приказ, если некоторых из них нужно принести в жертву: сначала надо взять китайца, затем скрытую королеву, а позже другого мужчину.
Насекомые на потолке затанцевали и выстроили рисунок послания на потолке, зажужжали элементы модуляции, чтобы зафиксировать их, а затем отправились в предрассветное пространство выхода из пещеры. Действие.
Чен-Лу вглядывался в течение реки через передние сиденья следя, как лунная дорожка уходила под машину. Дорожка рябила паучьими линиями в водоворотах и текла как разрисованный шелк в широких просторах.
Из передней части кабины доносились звуки дыхания спящих глубоким, мирным сном.
"Сейчас я, вероятно, не должен убивать этого дурака Джонни", - думал Чен-Лу.
Он выглянул в боковое окно на почти опустившуюся луну. Бронзово-зеленый свет изливало ночное светило. Внутри более темного пространства окна появилось какое-то подобие лица: Виеро.
"Он мертв, этот компаньон Джонни, - думал Чен-Лу. - Это была фигура, построенная по его подобию, которую мы видели возле реки. Такой атаки на лагерь не мог бы пережить никто. Наши друзья там за бортом сняли копию дорогого падре".
Тогда Чен-Лу спросил себя, как воспринял смерть Виеро - как иллюзию или как катаклизм? Беспочвенный вопрос.
Рин повернулась во сне, ближе прижалась к Хуану.
- М-м-м, - пробормотала она.
"Наши друзья больше не будут воздерживаться от атаки, - думал Чен-Лу. - Очевидно, они просто ждут подходящего момента и места. Где это будет - в ущелье, заполненном скалами в узком месте? Где?"
Мысль превращала каждую тень снаружи в источник опасности, и Чен-Лу удивлялся себе, что он мог позволить мозгу сыграть с ним такую вселяющую страх шутку. Все же он напряг все свои чувства, борясь с ночью.
Там снаружи, в джунглях, стояла тишина ожидания, чувство присутствия.
"Но это не чепуха", - сказал себе Чен-Лу.
Он кашлянул.
Хуан повернулся на кресле и почувствовал, что голова Рин покоится на его груди. Как спокойно она дышала.
- Трэвис? - прошептал он. - Да?
- Мое время?
- Поспи еще, Джонни. У тебя есть еще пару часов. Хуан закрыл глаза, снова лег в кресло, но глубокий сон ушел от него. Что-то с кабиной... что-то. Здесь было что-то, что требовало его внимания. Сознание уводило его все дальше и дальше.
Плесень.
Сейчас она чувствовалась в кабине сильнее, чем прежде - и к ней примешивался запах ржавчины.
Эти запахи наполнили Хуана уныньем. Он чувствовал, как машина его везде разрушается, а ведь грузовик был символом цивилизации. Эти настойчивые запахи представляли всему живому признаки увядания и смерти.
Он гладил волосы Рин и думал: "Почему бы нам не взять хоть частицу счастья, здесь, сейчас? Завтра мы можем быть уже мертвы... или хуже".
Он снова медленно погрузился в сон.
Стая длиннохвостых попугаев объявила о наступлении рассвета. Они щебетали и сплетничали в джунглях около реки. К хору присоединились птицы поменьше: взмахи крыльев, чириканье, щебетание.
Хуан слышал птиц, как будто они тянули его к пробуждению с огромного расстояния. Он проснулся в поту, чувствуя странную слабость.
Рин отодвинулась от него ночью. Она спала .свернувшись калачиком, возле стены кабины с ее стороны.
Хуан уставился в сине-белый свет за окнами. Дымка тумана скрывала верхнее и нижнее течение реки.
В спертом воздухе кабины чувствовалась влага и нездоровая теплота. Во рту у него было сухо и горько.
Он сел прямо, наклонился вперед, чтобы заглянуть в изгиб ветрового щита над головой. Спина его ныла от неудобного положения во сне. - Не ищи поисковые группы, Джонни, - сказал Чен-Лу.
Хуан кашлянул и сказал. - Я просто смотрю, какая погода. Скоро надвинутся дожди.
- Возможно.
"Такое серое это небо", - думал Хуан. Там была пустая щель для посадки одного ястреба, который парил в поле зрения над верхушками деревьев с неподвижными крыльями. Ястреб величественно наклонил голову, взмахнул крыльями раз... другой и полетел вверх по течению.
Хуан перевел взгляд ниже, заметил, что за ночь кузов машины превратился в дрейфующий остров из приставших бревен и кустов. На бревнах он видел мох-паразит. Это был старый остров - по крайней мере ему был уже сезон... нет старше. Мох был толстый.
Пока он следил за ним, между машиной и бревнами прошел круговорот. Они разошлись в стороны.
- Где мы? - спросила Рин.
Хуан повернулся и увидел, что она проснулась и села. Она избегала его глаз.
"Что за черт! - думал он. - Неужели она стыдится?"
- Мы там, где всегда были, дорогая Рин, - сказал Чен-Лу. - Мы на реке. Ты голодна?
- Мы должны будем использовать горючее, чтобы перелетать через стремнины.
- Эта штуковина не выдержит много взлетов и посадок, - сказал Хуан. Это правостороннее плавание...
- Виеро хорошо знал свое дело, она должна выдержать.
- Надеюсь. - У тебя печальные мысли, Джонни. Это не то настроение для такого предприятия. Сколько еще до Санта Марии?
- Если повезет, шесть недель. Вы хотите пить?
- Да. Сколько у нас воды?
- Десять литров... и у нас есть еще маленький горшок, если понадобиться еще.
Хуан принял банку от Чен-Лу и сделал большой глоток. Вода была теплая и безвкусная. Он возвратил банку.
Далеко-далеко раздавался птичий зов: "Тула! Тула!" - подобный звуку флейты.
- Что это было? - прошептал Чен-Лу.
- Птица! Ничего... кроме птицы.
Хуан вздохнул. Крик птицы наполнил его предчувствием, как лихой знак из его прошлого, полного предрассудков. Поток ночных звуков пульсировал в его висках. Он пристально смотрел в темноту и неожиданно увидал свет летящих искр вдоль правого берега, понюхал ветер из джунглей, как выдох злого дыхания.
Почти полная безнадежность их положения давила на него. Они находились накануне сезона дождей, отделенные от любого убежища сотнями километров водоворотов и пучин. И они были целью жестокого разума, который использовал джунгли в качестве оружия.
Мускусный запах попал к нему от Рин. Он наполнил его глубоким чувством осознания, что она женщина... и желанная.
Река билась позади машины. Хуан почувствовал их союз с течением, которое тянулось к морю подобно черному шнуру.
Прошел еще час... затем еще один.
Хуан вдруг осознал присутствие светящегося огня справа - рассвет. Крики и свисты обезьян приветствовали свет. Их грохот пробудил птиц к утреннему разговору в прикрытой темноте леса: прерывистые свирели, чириканье от верхнего до нижнего регистра перемежались со свистом.
Багряный свет пополз по небу, перешел в молочно-серебристый свет, который сделал более четким мир вокруг дрейфующего грузовика. Хуан взглянул на запад, видя подножья гор - одна за другой набегали волны гор, выступающих на фоне отрезка Анд. Он понял тогда, что они вышли из первого крутого спуска реки к высокому плато. Грузовик спокойно плыл, как огромный водный жук на фоне деревьев, объятых танцующими языками пламени лесных цветов. Медленное течение поворачивало в завихрения от плывущих предметов. Кудри тумана висели на воде, как островки кисеи.
Рин проснулась, выпрямилась в руках Хуана и стала смотреть вниз на поток. Река напоминала проход в соборе между высокими деревьями.
Хуан помассировал руку, где голова Рин замедлила циркуляцию крови. А тем временем он изучал сидящую рядом с ним женщину. Она была похожа на маленького ребенка: рыжие волосы в беспорядке разбросаны, на лице выражение невыразимой невинности.
Она зевнула и улыбнулась ему... а затем внезапно нахмурилась, полностью проснувшись и осознав ситуацию. Она тряхнула головой и повернулась посмотреть на Чен-Лу.
Китаец спал, а голова его была сейчас откинута в угол. У нее вдруг возникло чувство, что Чен-Лу воплощает павшее величие, как будто бы он идол из прошлого своей страны. Дыхание его прервалось низким храпом. Тяжелые поры обозначились на коже, и на лице его лежал оттенок сгоревшей кожи, который она никогда раньше не замечала. Над верхней губой выступила полоска седеющих коротко торчащих волос. Неожиданно она поняла, что Чен-Лу красил волосы. Тщеславие ее было задето тем, что она не подозревала об этом раньше.
- Ни одного дыхания ветра, - сказал Хуан.
- Но прохладнее, - сказала она.
Она выглянула в окно со своей стороны, увидела пучки речной травы, тянущиеся после плывущего грузовика. Он поворачивался от каждого течения. Течение несло в себе определенное великолепие: медленные завихрения, как формальный танец в ритме реки.
- Чем это пахнет? - спросила она.
Хуан принюхался: ракетное топливо... очень слабый запах, мускус человеческого пота... плесенью. Он знал и без дополнительных вопросов, что именно запах плесени вызвал ее вопрос.
- Это плесень, - сказал он.
- Плесень?
Она посмотрела вокруг себя всю внутренность кабины, рассматривая гладкий рыже-коричневый материал углов по-толка, кожу на пульте управления. Она положила руки на запасное рулевое колесо с ее стороны и сдвинула его.
"Плесень", - думала она.
Джунгли уже протянули сюда свою голову.
- Мы уже на грани сезона дождей, не так ли? - спросила она. - Что они принесут нам?
- Несчастье, - сказал он. - Высокий уровень воды... стремнины.
Вклинился голос Чен-Лу:
- А почему смотреть на это только с худшей стороны?
- Потому что мы вынуждены, - сказала она.
Хуан внезапно почувствовал голод. Руки его задрожали, рот горел от жажды.
- Передайте бачок, - сказал он.
Чен-Лу передал бачок вперед. Он издал бульканье, когда Хуан взял его. Он предложил его Рин, но она покачала головой, она испытывала неожиданное чувство тошноты.
"Яд в воде настроил меня на временное отражение ее, - подумала она. Звук, исходящий от пьющего Хуана, доставил ей болезненное ощущение. - Как он жадно пьет!" Она отвернулась, не в состоянии больше смотреть на него.
Хуан возвратил бачок Чен-Лу, думая о том, как тайно он пробудился. Первое, что они узнали об этом, был его голос, настороженный и вмешивающийся. Чен-Лу, вероятно, лежал там, притворяясь, что спит, но бодрствовал и слушал.
- Я... я думаю, что хочу есть, - сказала Рин. Чен-Лу протянул пакеты с пищей, и они молча поели. Сейчас ее стала одолевать жажда... она удивилась, что Чен-Лу передал ей бачок раньше, чем она его попросила. Он вручил его ей. Она знала, что он изучает ее, знает о признаках ее эмоций, догадывается о многих ее мыслях. Это было очень неприятное открытие. Она сердито отпила и сунула бачок назад Чен-Лу. Он улыбнулся.
- Если они не на крыше, где их не видно, или не под крыльями, то тогда наши друзья покинули нас, - сказал Хуан.
- Я заметил это, - сказал Чен-Лу.
Хуан внимательно изучил берег с обеих сторон, насколько позволял обзор.
Ни одного признака жизни. Ни одного звука. Солнце сейчас стояло уже достаточно высоко и сняло туман с реки.
- Здесь сегодня будет дьявольски жарко, - сказала Рин. Хуан кивнул.
"Начало теплоты имеет определенный признак, - думал он. - Мгновение назад его еще не было, затем оно проявляется на чувствах". Он отстегнул ремень, отодвинул сидение в сторону и соскользнул в заднюю часть кабины. Он положил руки на зажимы, обеспечивающие герметичность люка.
- Куда ты пошел? - спросила Рин. Она покраснела, услышав свой вопрос.
Чен-Лу захихикал.
Тогда она почувствовала, что ей ненавистна его грубость, даже когда он попытался смягчить эффект своей реакции, говоря:
- Мы должны изучать некоторые белые пятна западной условности, Рин.
В голосе его все еще была издевка, она слышала ее и резко повернулась назад.
Хуан с шумом распахнул люк, обследовав его концы внутри и снаружи. Никаких очевидных признаков насекомых. Он заглянул вниз на плоскую поверхность продолжения плывущей части назад к ракетным двигателям - два с половиной метра низкого помоста почти в метр шириной. Там тоже не было признаков насекомых.
Он опустился вниз и закрыл люк.
Как только люк закрылся, Рин повернулась к Чен-Лу.
- Вы несносны! - взорвалась она.
- Полно, д-р Келли.
- Не прикрывайтесь своим видом все-мы-профессионалы, - сказала она. Все равно вы несносны!
Чен-Лу понизил голос и сказал:
- Пока он не вернулся, нам надо обсудить несколько вещей. Нет времени для проформы. Это дело МЭО.
- Единственное дело МЭО, которое у нас остается - это передать ваше сообщение в штаб-квартиру, - сказала она.
Он пристально посмотрел на нее. Эту реакцию он мог предсказать заранее, но следовало найти удобный момент, чтобы затронуть этот вопрос. "У бразильцев есть пословица", - подумал он и процитировал:
- "Когда говоришь о долге, вспомни о деньгах".
- А конта фуа пага пор мим, - сказала она. - Я уже заплатила по этому счету.
- Я не предлагал тебе ничего платить, - сказал он.
- Вы предлагаете купить меня? - резко бросила она.
- Другие же делали это, - сказал он.
Она изучающе рассматривала его. Он угрожает рассказать Хуану о ее прошлой деятельности в разведывательно-шпионском отделе МЭО? Пусть. Но она уже узнала несколько вещей по этой линии, и она притворилась, что не уверена сейчас. Что было у Чен-Лу на уме?
Чен-Лу улыбнулся - западные люди всегда подвержены алчности. - Ты хочешь выслушать дальше? - спросил он.
Eе молчание выразило согласие.
- Вот сейчас ты направишь все свои чары на Хуана Мартиньо, сделаешь его рабом любви. Он должен превратиться в создание, которое сделает для тебя все. Сделать это тебе совсем нетрудно.
"Я уже делала это раньше, а-а?" - думала она.
Она отвернулась. - Ну... я уже делала это раньше во имя долга.
Чен-Лу кивнул себе за ее спиной. Все в жизни остается по-прежнему. Она уже созрела для этого - все идет как по маслу. Люк около него открылся, и Хуан запрыгнул в кабину.
- Нигде никаких признаков, - сказал он, опускаясь снова на свое место. - Я оставил люк полуоткрытым на случай, если кому-нибудь надо выйти.
- Рин? - сказал Чен-Лу.
Она покачала головой, судорожно сглотнула:
- Нет.
- Тогда я позволю себе воспользоваться такой возможностью, - сказал Чен-Лу.
Он открыл люк, спустился на плавающую плоскость и закрыл люк.
Не поворачиваясь, Рин знала, что он сделал лишь видимость закрытого люка, что он оставил щель и приставил к ней ухо. Она смотрела прямо перед собой на быструю убегающую серебристую дорожку реки. Грузовик находился в подвешенном состоянии неподвижного воздуха, который медленно насыщался зноем, пока она не поняла, что он должен взорваться.
Хуан посмотрел на нее:
- С тобой все в порядке?
"Вот в этом вся смехотворность ситуации", - думала она.
Минута прошла в молчании.
- Что-то случилось, - сказал Хуан. - Вы с Трэвисом шептались, пока я был там. Я не мог понять, что ты сказала, но в голосе твоем звучал гнев.
Она попыталась проглотить стоящий в горле комок. Чен-Лу подслушивал сейчас, будь он проклят:
- Я... он пытался соблазнить меня.
- Соблазнить тебя? - Да.
- А чем?
Она повернулась и изучала воздушную мягкость гор, поднимающихся справа, и различала там вдали снежную вершину горы с черными языками вулканического пепла. Некоторая торжественность горы отразилась на ее чувствах.
- Тобой.
Хуан смотрел на свои руки, пытаясь понять, почему ее признание так поразило его.
Во время этой паузы Рин начала напевать. У нее был приятный голос, и она знала об этом: грудной проникновенный. Голос был одним из ее лучших видов оружия.
Но Хуан узнал песню и удивился, почему она выбрала именно эту. Даже после того, как она замолкла, мелодия все еще звучала вокруг него, как туман. Это был плач туземцев, трагедия Лорки, аранжированная под гитару.
***
О смерть, останови свой меч, Я не из тех, кто ищет у тебя забвенья, Не буду умолять себя сберечь - Я путь прошел, закончены свершенья. Река, что представляет жизнь мою Течет пусть мирно некоторое время В глазах любви я пепел вижу твой, И тяжко расставанья бремя.
Она только напела песню, а слова все равно еще звучали там.
Хуан посмотрел налево.
Вдоль реки здесь росли деревья манго, густая зеленая листва перемежались там с более светлыми тонами тропической белой омелы и редкими пальмами с махровым покровом хонт. На ближних подступах к джунглям парили два черно-белых ястреба урубу. Они висели в выгоревшем голубовато-стальном небе, как будто нарисованные там на фальшивом театральном фоне.
Очевидная безмятежность сцены не содержала иллюзий для Хуана. И он размышлял, была ли это та безмятежность, о которой говорилось в песне.
Стайка танагер привлекла его внимание. Они проносились над головой, сверкая бирюзой, ныряли в стену джунглей, и она проглатывала их, как будто их никогда и не было.
Берег манго слева уступил место узкой полосе травы на возвышенности средней высоты, красно-коричневая земля его была изрыта норами.
Открылся люк, и Хуан услышал, как Чен-Лу карабкается в кабину. Затем послышался звук, который означал, что люк закрыт и закупорен.
- Джонни, посмотри, мне кажется, что-то движется в деревьях за той травой, - сказал Чен-Лу.
Хуан пристально всмотрелся в сцену. Да! внутри деревьев были видны какие-то тени - много фигур, которые двигались, как порхающий поток, стремящийся двигаться в одном темпе с грузовиком.
Хуан поднял ружье, которое он пристроил слева от сиденья.
- Слишком большое расстояние, - сказала Рин.
- Я знаю. Я просто хочу дать им знать, чтобы они держались на расстоянии.
Он никак не мог открыть отверстие для ружья, но пока он возился, фигуры выступили из тени на солнечный свет на травянистый склон.
Хуан ахнул.
- Матерь божья, Матерь божья... - прошептала Рин.
Это была смешанная группа, выстроившаяся .как на выставку вдоль берега. Большинство их имело вид людей, хотя было несколько гигантских копий насекомых - жуки с какими-то похожими на хлысты хоботками. Большинство имитаций людей были в форме индейцев, многие из которых напоминали тех существ, которые похитили Хуана и его отца.
Хотя вперемежку в этой шеренге стояли и единичные экземпляры: один из них соответствовал облику префекта, отца Хуана, рядом с ним... Виеро и все мужчины из лагеря.
Хуан протолкнул ружье в щель в борту.
- Нет, - сказала Рин. - Подожди. Посмотри на их глаза, как сверкают их глаза. Они могут быть нашими друзьями... может быть их напоили наркотиками или... - Она замолчала.
"Или хуже", - подумал Хуан.
- Возможно, что они заложники, - сказал Чен-Лу, - один верный способ узнать, кто они - застрелить одного из них. - Он встал, открыл ящик с оборудованием. - Вот тяжелый...
- Положите назад! - рявкнул Хуан. Он вытащил из щели ружье, закрыл герметично борт.
Чен-Лу сжал губы, размышляя: "Эти латиноамериканцы! Такие непрактичные. - Он положил ружье с разрывными пулями в ящик и сел. - Можно было выбрать в качестве мишени одного из менее важных людей. Зато могли бы получить важнейшую информацию. Хотя настаивать на этом сейчас бесполезно, все равно ни к чему бы не привело бы. Не сейчас..".
- Я не знаю, как вы двое, - сказала Рин, - но в нашей школе нас не учили убивать своих друзей.
- Конечно, Рин, конечно, - сказал Чен-Лу. - Но разве там наши друзья?
Она сказала:
- Пока я не буду знать наверняка...
- Вот именно! - сказал Чен-Лу. - А как вы собираетесь узнать это наверняка? - Он указал на фигуры, стоящие сейчас позади них, так как течение их опять отнесло к берегу с нависающими деревьями и лозами. - Это тоже школа, Рин - те джунгли. Ты тоже должна извлечь из этого хороший урок.
"Опять двусмысленность, опять двусмысленность", - думал он.
- Джунгли - это школа прагматизма, - сказал Чен-Лу.
- Абсолютные суждения. Спроси их о зле и добре? У джунглей один ответ: "Все, что имеет успех, хорошо".
"Он говорит мне о том, чтобы я приступала к соблазнению синьора Джонни Мартиньо, пока бедный дурачок еще не отошел от шока, - думала она. Довольно верно - опасность, шок или страх - каждый из этих факторов имеет свой резонанс".
Она обратилась к себе: "Ну, а какой резонанс это оказывает на меня?" Если бы это были индейцы, я бы знал, почему они устроили нам этот парад, сказал Хуан. - Но это не настоящие индейцы. Мы не можем сказать, как эти создания мыслят. Индейцы бы сделали такое шоу, чтобы запугать нас, говоря: А вы будете следующими. Но эти создания... - Он покачал головой.
В грузовике наступило молчание: давящее одиночество, усиливаемое зноем и гипнотической выставкой на береговой линии.
Чен-Лу откинулся назад и задремал. Он думал: "Пусть жара и бездействие делают свое дело".
Хуан пристально рассматривал свои руки.
Никогда еще жизнь не загоняла его в такую ловушку, где как страх, так и бездеятельность заставляли бы его заглянуть вглубь себя. Это чувство и страшило, и привлекало его.
"Страх - это наказание сознания, вынужденного смотреть на себя, думал Хуан. - Лучше я займусь чем-нибудь. Но чем? Ну, хотя бы, спать".
Он боялся спать, потому что сны отравляли отдых.
"Пустота... какая же может быть награда: пустота", - думал он.
Он чувствовал, что где-то в своем прошлом он достиг сияющей вершины, лишенный всяких осложнений. Период, когда у него не было сомнений. Действие... игра... рефлекторные движения - вот что такое была жизнь. Сейчас все это находилось там, открытое для внутреннего анализа, от-крытое для изучения и пересмотра.
Но он чувствовал, что где-то во внутреннем анализе может быть предельная точка, что где-то внутри его молчат воспоминания, которые могут бросить его в бездну.
Рин откинула голову на спинку сиденья, она смотрела высоко в небо. "Кто-то скоро начнет искать нас, - думала она. - Они должны... они должны... они должны".
"Этот ритм иллюзий долженствования, - думала она. Она глубоко вдохнула, удивляясь, где могла зародиться эта мысль. Она заставляла себя обратить внимание на небо - такое синее... синее... - пустое пространство, на котором может быть написано все, что угодно".
Взгляд ее устремился дальше, он шел в горы, вдоль западного горизонта. Горы росли и уменьшались там, когда река несла ее по своим синим стремнинам. "Это те вещи, о которых мы не должны думать, потому что они переполнили бы нас эмоциями, - думала она. - Эти вещи ложатся на нас ужасной ношей". Рука ее сползла и захватила руку Хуана. Она не смотрела на него, но давление своей ответственности было больше, чем рука, держащая ее руку.
Чен-Лу увидел это движение и улыбнулся.
Хуан напряженно всматривался в проходящий мимо берег.
Грузовик дрейфовал по замысловатому течению между свисающими занавесями лиан. Течение вынесло их за изгиб, открыв перед ними великолепие трех деревьев Фернане Сан-чес: ослепительно красных на фоне зелени. Но взгляд Хуана был обращен на воду, где совершала свою работу река, медленно подрезая запутанные корни в глинистом берегу.
"Ее рука в моей, - думал он. - Ее рука в моей".
Ладонь ее была влажная, близкая, податливая.
Поднимающиеся волны зноя обволакивали грузовик мертвым воздухом. Солнце превращалось в пульсирующее горнило, которое ползло над ними... медленно, медленно склоняясь к западным вершинам.
"Руки вместе... руки вместе", - думал Хуан.
Он начал молиться на ночь.
Вечерние тени начали сглатывать углы реки. Ночь вздымалась вверх из траншеи медленного течения к сверкающим вершинам.
Чен-Лу зашевелился и сел, когда солнце нырнуло за горы. Аметистовые испарения заката создавали эффект пространства гладкой рубиновой воды перед грузовиком - как будто текла кровь. Наступил такой момент в темноте, когда казалось, что река прекратила любое движение. Затем они окунулись в промозглую пелену ночи.
"Это время для робких и ужасных, - думал Чен-Лу. - Ночь - это мое время - а я не из робких".
И он улыбнулся, когда две тени на передних креслах перед ним слились в одну.
"Животное с двумя спинами", - думал он. Это была такая забавная мысль, что он приложил ладонь к губам, чтобы не рассмеяться.
Вскоре Чен-Лу сказал:
- Я посплю, Джонни. Твоя первая вахта. Разбуди меня в полночь. Тихие звуки возни из передней половины кабины сразу же прекратились, затем возобновились.
- Хорошо, - сказал Хуан, и голос его был хриплым.
"Ах-ах, эта Рин, - думал Чен-Лу. - Такой хороший инструмент, даже когда она не хочет им быть".
Глава 8
Сообщение, хотя и интересное своими нюансами, мало что прибавило к общей информации Мозга о человеческих существах. Они прореагировали на парад на берегу шоком и страхом. Этого и следовало ожидать. Китаец продемонстрировал свою практичность, которую двое других не разделяли. Этот факт в дополнение очевидным попыткам китайца склонить двух других к интимной связи - это может иметь значимость. Время покажет.
Тем временем Мозг испытывал что-то родственное другой человеческой эмоции - беспокойству.
Троих в машине уносило все дальше и дальше от пещеры над бездной реки. В систему сообщение-вычисление-решение-действие входил серьезный фактор задержки.
Сенсоры мозга еще раз просмотрели повторно выложенный на потолке пещеры рисунок послания.
Машина приближалась к серии стремнин. Находящиеся в машине могут погибнуть там и будут безвозвратно потеряны. Или они могут возобновить попытки взлететь на судне. Здесь и скрывался элемент тревоги, требующий тщательного анализа и взвешенного решения.
Машина пролетела один раз.
Вычисление - решение.
- Вы сообщаете группам действия, - скомандовал Мозг. - Скажите им, чтобы они схватили машину и находящихся в ней до того, как они достигнут берега. Схватить человеческих существ живыми, если возможно. Специальный приказ, если некоторых из них нужно принести в жертву: сначала надо взять китайца, затем скрытую королеву, а позже другого мужчину.
Насекомые на потолке затанцевали и выстроили рисунок послания на потолке, зажужжали элементы модуляции, чтобы зафиксировать их, а затем отправились в предрассветное пространство выхода из пещеры. Действие.
Чен-Лу вглядывался в течение реки через передние сиденья следя, как лунная дорожка уходила под машину. Дорожка рябила паучьими линиями в водоворотах и текла как разрисованный шелк в широких просторах.
Из передней части кабины доносились звуки дыхания спящих глубоким, мирным сном.
"Сейчас я, вероятно, не должен убивать этого дурака Джонни", - думал Чен-Лу.
Он выглянул в боковое окно на почти опустившуюся луну. Бронзово-зеленый свет изливало ночное светило. Внутри более темного пространства окна появилось какое-то подобие лица: Виеро.
"Он мертв, этот компаньон Джонни, - думал Чен-Лу. - Это была фигура, построенная по его подобию, которую мы видели возле реки. Такой атаки на лагерь не мог бы пережить никто. Наши друзья там за бортом сняли копию дорогого падре".
Тогда Чен-Лу спросил себя, как воспринял смерть Виеро - как иллюзию или как катаклизм? Беспочвенный вопрос.
Рин повернулась во сне, ближе прижалась к Хуану.
- М-м-м, - пробормотала она.
"Наши друзья больше не будут воздерживаться от атаки, - думал Чен-Лу. - Очевидно, они просто ждут подходящего момента и места. Где это будет - в ущелье, заполненном скалами в узком месте? Где?"
Мысль превращала каждую тень снаружи в источник опасности, и Чен-Лу удивлялся себе, что он мог позволить мозгу сыграть с ним такую вселяющую страх шутку. Все же он напряг все свои чувства, борясь с ночью.
Там снаружи, в джунглях, стояла тишина ожидания, чувство присутствия.
"Но это не чепуха", - сказал себе Чен-Лу.
Он кашлянул.
Хуан повернулся на кресле и почувствовал, что голова Рин покоится на его груди. Как спокойно она дышала.
- Трэвис? - прошептал он. - Да?
- Мое время?
- Поспи еще, Джонни. У тебя есть еще пару часов. Хуан закрыл глаза, снова лег в кресло, но глубокий сон ушел от него. Что-то с кабиной... что-то. Здесь было что-то, что требовало его внимания. Сознание уводило его все дальше и дальше.
Плесень.
Сейчас она чувствовалась в кабине сильнее, чем прежде - и к ней примешивался запах ржавчины.
Эти запахи наполнили Хуана уныньем. Он чувствовал, как машина его везде разрушается, а ведь грузовик был символом цивилизации. Эти настойчивые запахи представляли всему живому признаки увядания и смерти.
Он гладил волосы Рин и думал: "Почему бы нам не взять хоть частицу счастья, здесь, сейчас? Завтра мы можем быть уже мертвы... или хуже".
Он снова медленно погрузился в сон.
Стая длиннохвостых попугаев объявила о наступлении рассвета. Они щебетали и сплетничали в джунглях около реки. К хору присоединились птицы поменьше: взмахи крыльев, чириканье, щебетание.
Хуан слышал птиц, как будто они тянули его к пробуждению с огромного расстояния. Он проснулся в поту, чувствуя странную слабость.
Рин отодвинулась от него ночью. Она спала .свернувшись калачиком, возле стены кабины с ее стороны.
Хуан уставился в сине-белый свет за окнами. Дымка тумана скрывала верхнее и нижнее течение реки.
В спертом воздухе кабины чувствовалась влага и нездоровая теплота. Во рту у него было сухо и горько.
Он сел прямо, наклонился вперед, чтобы заглянуть в изгиб ветрового щита над головой. Спина его ныла от неудобного положения во сне. - Не ищи поисковые группы, Джонни, - сказал Чен-Лу.
Хуан кашлянул и сказал. - Я просто смотрю, какая погода. Скоро надвинутся дожди.
- Возможно.
"Такое серое это небо", - думал Хуан. Там была пустая щель для посадки одного ястреба, который парил в поле зрения над верхушками деревьев с неподвижными крыльями. Ястреб величественно наклонил голову, взмахнул крыльями раз... другой и полетел вверх по течению.
Хуан перевел взгляд ниже, заметил, что за ночь кузов машины превратился в дрейфующий остров из приставших бревен и кустов. На бревнах он видел мох-паразит. Это был старый остров - по крайней мере ему был уже сезон... нет старше. Мох был толстый.
Пока он следил за ним, между машиной и бревнами прошел круговорот. Они разошлись в стороны.
- Где мы? - спросила Рин.
Хуан повернулся и увидел, что она проснулась и села. Она избегала его глаз.
"Что за черт! - думал он. - Неужели она стыдится?"
- Мы там, где всегда были, дорогая Рин, - сказал Чен-Лу. - Мы на реке. Ты голодна?