Страница:
– Неравное число, сэр, – указал он. – Здесь десять леди и только девять джентльменов, включая вас.
– И десять джентльменов, включая вас! – поправил его лордство. – Не сомневаюсь, что вы предпочли бы отсутствовать, и не порицаю вас, но если вы думаете, что я намерен председательствовать на этом ужасном приеме без вашей поддержки, то у вас весьма странное представление о моем характере!
Чарлз рассмеялся, но покраснел и произнес, слегка запинаясь:
– Я… я буду очень рад! Благодарю вас, сэр! Вы… вы желаете, чтобы я присутствовал и на балу?
– Разумеется! Пока меня не будет, подумайте о том, как лучше рассадить гостей, – это создаст чувство занятости, которое вам так необходимо!
– Должен признаться, – заметил Чарлз, разглядывая список, – что успешно осуществить эту задачу будет нелегко. Я имею в виду…
– Я прекрасно знаю, что вы имеете в виду, мой мальчик, и уже пришел к выводу, что полный успех тут невозможен. Сделайте все, что можете! Посадите леди Дживингтон напротив меня – это взбесит леди Бакстид, но ничего не поделаешь. Было бы неправильно сажать ее выше старшей сестры – а ведь мы должны соблюдать правила, не так ли?
– Да, сэр, – деревянным тоном отозвался мистер Тревор, думая о миссис Пэрраком.
– Вот и отлично! – с усмешкой во взгляде одобрил маркиз. – Передав дело в ваши компетентные руки, Чарлз, я могу отбыть в Чивли со спокойной совестью. Хотя, пожалуй, лучше написать леди Дживингтон, попросив ее быть хозяйкой на обеде, – это может умерить ее досаду, когда она узнает, что леди Бакстид и миссис Донтри разделяют честь приема гостей на балу. Как же утомительны все эти приготовления! Если кто-нибудь спросит меня, пока я буду в Чивли, скажите, что я уехал отдохнуть в деревню. Что до остального – поступайте как сочтете нужным! Все, что я прошу, это умерить ваш пыл в области экономии и воздержаться от превращения бального зала в шатер.
– Из розового шелка? Ну уж нет. Если вам он не правится, сэр, я предпочел бы украсить зал цветами.
– Сколько угодно! – охотно согласился его лордство. – Не сомневаюсь, что после вас мне будет нечего делать, что, как вам известно, всегда является моей целью!
Благодаря энергии и организаторскому таланту мистера Тревора, а также его тактичности, позволившей ему заручиться сотрудничеством таких ревнивых особ, как дворецкий и управляющий маркиза, это предсказание исполнилось. Элверстоук обнаружил лишь один недостаток в его приготовлениях. Когда мистер Тревор положил перед ним план обеденного стола, он переставил два имени, в результате чего секретарь оказывался рядом с младшей мисс Мерривилл. Это было приятным изменением, однако мистер Тревор счел своим долгом предположить, что мистер Эндимион Донтри может не пожелать сидеть рядом со своей кузиной Джейн.
– Весьма вероятно – почти наверняка, – согласился маркиз. – Но что подало вам идею, будто меня интересуют желания Эндимиона?
Подобные замечания, подумал мистер Тревор, и делают его лордство таким непредсказуемым. Он мог отталкивать и привлекать в одно и то же время. Ничто не могло выглядеть более отвратительным, чем холодное равнодушие, проявляемое им к членам семьи, и более притягательным, чем та предусмотрительность, с которой он относился к возможным желаниям своего секретаря. С шокирующим отсутствием деликатности маркиз включил в список гостей леди, чье появление, несомненно, должно было повергнуть его сестер в приступ добродетельного негодования, кроме того, о присутствии Чарлза он распорядился так, словно это входило в обязанности последнего. Тем не менее мистер Тревор знал, что маркиз желал бы, чтобы он получил как можно больше удовольствия от предстоящего праздника и вдобавок действовал бы как помощник хозяина.
Чарлз не сомневался, что будет наслаждаться балом, так как ему редко приходилось бывать на них, и, благодаря вмешательству маркиза, он ожидал обеда с таким же радостным нетерпением.
Первыми прибыли Дживингтоны в компании мистера Редмьюра. Леди Дживингтон появилась в царственном облачении, включавшем сверкающую и на редкость безобразную бриллиантовую диадему, и в настроении беспредельного доброжелательства. Оно дало о себе знать, когда Элверстоук осведомился:
– Кажется, я еще не представлял тебе Чарлза, Огаста?
– Действительно! – тут же отозвалась она, протягивая руку мистеру Тревору и награждая его снисходительной улыбкой. – Как поживаете, Чарлз? А как ваш достойный отец и дорогая мама? Я так давно их не видела – вы должны рассказать мне о них!
От этой необходимости Чарлза избавило прибытие сначала семейства Бакстид, а следом за ними миссис Донтри и Хлои. Миссис Донтри выглядела на редкость элегантно в одном из облегающих платьев, которые она обычно носила и которое необычайно шло ее стройной фигуре. Данное платье, которое леди Бакстид мысленно оценила в пятьдесят гиней, а леди Дживингтон – в еще большую сумму, было сшито из лилового газа, идеально сочетавшегося с нижней юбкой из розового атласа. На ней также была бриллиантовая диадема, но куда более изысканная, чем фамильная драгоценность, украшавшая голову леди Дживингтон. Диадему прикрывала кружевная вуаль, на руках были лиловые перчатки (французские и стоимостью ни на пенни меньше пяти гиней, с возмущением подумала леди Бакстид), в руке она держала расписной веер, а с запястья несколько фривольно свисал маленький ридикюль.
– Дорогой Вернон! – сказала миссис Донтри, протягивая Элверстоуку другую руку, а когда маркиз поднес ее к губам, приведя в бешенство своих сестер, она обратила взгляд больших запавших глаз в сторону разгневанных леди и поздоровалась с ними с любезной улыбкой, в которой, однако, не было ни намека на признание их своими хозяйками. – Дорогой Вернон! – повторила миссис Донтри. – Я опоздала? Как скверно! Но я знаю, что вы меня простите! А вот и ваша самая верная поклонница! Хлоя, дитя мое!
Мисс Донтри, три дня назад достигшая семнадцатилетия, присела в неуклюжем реверансе с удивленным и встревоженным выражением треугольного личика. Мама позабыла предупредить ее, что она должна взирать на крестного как на доброго волшебника, и Хлоя с беспокойством смотрела на миссис Донтри, ожидая указаний. Заметив испуг девушки, маркиз приветливо обратился к ней:
– И давно вы считаете… как это вы говорили, Лукреция?.. что никто не может сравниться с вашим великолепным кузеном Элверстоуком?
– Нет! – простодушно воскликнула Хлоя, но тут же густо покраснела и, запинаясь, пробормотала: – Я не имела в виду… Просто я не так хорошо вас знаю, кузен.
Маркиз улыбнулся:
– Хорошая девочка! Из этого следует, что нам нужно продолжить знакомство, не так ли? – Сжалившись над смущением девушки, он поручил ее заботам Чарлза Тревора, в чьем благотворном обществе она быстро успокоилась. Маркиз, окинув мисс Хлою критическим взглядом, заметил с обычной бесцеремонностью: – Славная малышка и может стать еще лучше, хотя красавицей ей никогда не быть. Жаль, что она больше походит на отца, чем на вас, Лукреция. Примите мои поздравления по поводу ее платья – уверен, что это ваш выбор!
Миссис Донтри была довольна заслуженным комплиментом. Она потратила много времени, мыслей и денег на обманчиво простое платье для Хлои и со свойственным ей безошибочным вкусом выбрала бледно-желтый муслин, который подходил ей куда лучше, чем белый, голубой или розовый, считавшиеся наиболее подобающими для девушек. У Хлои были большие карие глаза, каштановые волосы и кремовая кожа, которую белое или голубое платье превратило бы в желтоватую. Несмотря на еще незрелую фигуру и маленький рост, она, по мнению Элверстоука, могла считаться вполне хорошенькой девушкой. К сожалению, такого нельзя было сказать о мисс Бакстид, чья жалкая фигура была облачена в платье с великим множеством оборок, а на голове красовался розовый венок. Не прислушиваясь к разумным советам, Джейн настаивала на венке и платье из розового газа, а так как она унаследовала материнскую сварливость и могла дуться несколько дней подряд, леди Бакстид не стала возражать. Внешность Джейн вызывала у маркиза такое же отвращение, как ее фальшивое хихиканье. Невзрачная девица, которая скоро станет безобразной. Луизе никогда не удастся сбыть ее с рук.
Тем временем Огаста расспрашивала Луизу о Мерривиллах, выражая искреннее удивление, что Луиза взялась опекать их.
– Я сочла это своим долгом, дорогая Огаста, – заявила леди Бакстид. – И конечно, не обошлось без Вернона, как ты можешь догадаться! Вроде бы Фред Мерривилл завещал всю семью его заботам! Если бы я не пришла на помощь, не знаю, что стало бы с девушками, так как их тетя весьма эксцентрична – терпеть не может бывать в обществе.
– Вот как? – осведомилась леди Дживингтон, принимая эти объяснения с явным скептицизмом. – Элверстоук должен быть очень тебе признателен! А что представляют собой эти девушки? Они хотя бы красивые?
– Я видела только старшую – миловидная девушка, но красавицей ее не назовешь. Очевидно, младшая – более хорошенькая… Вернон, кажется, ты говорил мне, что мисс Кэрис Мерривилл очень хороша собой?
– Весьма вероятно, – отозвался он. – По крайней мере, я так считаю. Потом скажешь мне, какое она на тебя произвела впечатление, дорогая Луиза.
В этот момент Уикен доложил о сестрах Мерривилл, и леди Бакстид незачем стало сообщать брату свое впечатление о Кэрис, ибо ответ оказался четко написан на ее лице.
Фредерика вошла в комнату слегка впереди сестры и, задержавшись на момент, быстро огляделась вокруг. Она выглядела достаточно элегантно. Разумеется, даже александрийский чепчик не мог сделать из нее вдову, но фасон платья из померанцевого крепа с корсажем в австрийском стиле, газовая шаль, прикрепленная выше локтей, бриллиантовое ожерелье и, прежде всего, спокойная уверенность ясно давали понять, что она не юная девушка и не считает себя таковой. Скорее она походила на молодую замужнюю леди, имеющую за плечами пять-шесть лет опыта супружеской жизни.
Всего несколько секунд Фредерика находилась под пристальными взглядами родственников хозяина дома, но не она, а вошедшая следом Кэрис заставила собравшихся внезапно умолкнуть. Даже леди Бакстид запнулась, а виконт Дживингтон позднее признался своей супруге, что не сразу понял, присутствует ли он на приеме в Элверстоук-Хаус или видит чудесный сон.
Леди Дживингтон, будучи строгой, но справедливой женщиной, не могла его порицать, ибо мисс Кэрис Мерривилл, несомненно, являлась воплощением волшебных грез. Одетая во все белое, в венке из ландыша, она походила на Снегурочку, чью ослепительную белизну нарушало только сверкающее золото волос, небесная голубизна глаз и нежно-розовый цвет щек и губ. Ни одного мужчину нельзя было упрекнуть за то, что ему показалось, будто перед ним чудесное видение. Ее милость молчаливо одобрила и изысканное платье из тонкого шелка, застегнутое жемчужными розочками (купленными, как ей, к счастью, не было известно, на благотворительном базаре «Пантеон»), и нижней юбкой из атласа цвета слоновой кости. Единственным украшением была нитка жемчуга, унаследованная от матери, – как раз то, что, по мнению леди Дживингтон, подходило для девушки во время первого сезона. Она была красива по всем стандартам. И леди порицала своего беспутного сына, достопочтенного Грегори Сэндриджа, за отвисшую челюсть и остановившийся взгляд ничуть не больше, чем собственного супруга. Коль скоро ее Анна была удачно помолвлена, Огаста могла посочувствовать бедной Луизе, так ловко обведенной братом вокруг пальца и так глупо демонстрировавшей свою ярость, сверкая глазами и полыхая багровым румянцем. Не трудно понять, почему Элверстоук охотно принял возложенную на него опеку! Конечно, девушка для него чересчур молода и совершенно не подходит ему, но об этом можно не беспокоиться, так как. она наскучит ему через месяц. Нечего беспокоиться и о Грегори: он еще не раз будет влюбляться и остывать, прежде чем у него возникнет к кому-нибудь продолжительная привязанность. Если же чары Кэрис окажутся сильнее его страсти к спорту, леди Дживингтон не сомневалась в том, что способна отвлечь его от этой девушки. А вот Луизе поделом, если ее степенный Карлтон станет жертвой дочери Фреда Мерривилла! Вспоминая о злобном и скаредном характере Луизы и несправедливых требованиях, которые она предъявляла к Элверстоуку, леди Дживингтон не могла упрекать своего брата за то, что он так бессовестно ее одурачил.
Когда Элверстоук двинулся вперед, чтобы приветствовать своих подопечных, Хлоя, не сводя жадного взгляда с Кэрис, шумно выдохнула:
– Ох! Как же она прекрасна! Словно сказочная принцесса!
Мистер Тревор посмотрел на нее сверху вниз и, улыбаясь, кивнул.
– Ну, дети мои? – отеческим тоном осведомился маркиз.
Глаза Фредерики блеснули, но она спокойно ответила:
– Здравствуйте, кузен! – и тут же обратилась к леди Бакстид: – Как поживаете, мэм? Могу я представить вам мою сестру? Кэрис, это леди Бакстид – наша добрая покровительница!
Собравшись с силами, леди Бакстид изобразила на лице улыбку и протянула руку Кэрис, грациозно присевшей в реверансе.
– Прошу прощения, мэм, за то, что не сопровождала мою сестру во время ее визита к вам, – нежным голосом промолвила Кэрис.
– Ведь вы лежали с простудой, не так ли? А теперь я должна представить вас моей сестре, леди Дживингтон, – с притворной сердечностью ответила леди Бакстид, прекрасно зная, что Огаста догадывается, как ее одурачили, и радуется этому. Любезность, с которой Огаста приветствовала сестер Мерривилл, подтвердила ее уверенность, и ей оставалось искать утешения в мысли, что та женщина наверняка так же глубоко раздосадована появлением на сцене этого небесного создания, как и она сама.
Однако миссис Донтри, которая никогда не проявляла таких недостойных эмоций, как гнев и возмущение, приняла сестер еще более любезно, чем леди Дживингтон, представив Хлою ее кузинам и впоследствии обратив внимание Элверстоука на очаровательную картину, которую являли собой Кэрис и Хлоя, беседующие на маленьком диване в углу. Находясь в пределах слышимости леди Дживингтон и леди Бакстид, она охарактеризовала Кэрис и свою дочь как самых хорошеньких девушек в комнате, а так как Фредерика постаралась поставить себя вне упомянутой категории, единственными другими девушками оставались мисс Сэндридж и мисс Бакстид.
– Не то чтобы я собиралась сравнивать их, – добавила миссис Донтри с печальной улыбкой, – ибо даже в моих пристрастных глазах малютка Хлоя выглядит рядом с вашей прекрасной Кэрис как фартинг рядом с солнцем. Уверяю вас, дорогой Элверстоук, скоро половина Лондона будет у ног Кэрис! – Она лукаво посмотрела на него. – Сколько же врагов вы наживете себе среди мамаш, подыскивающих женихов для дочерей! Я бы тоже оказалась среди них, не будь моя Хлоя слишком молода, чтобы думать о браке!
– Благодарю вас, дорогая Лукреция! – успел ответить маркиз, прежде чем его внимание отвлекло появление Сефтонов.
Последним из гостей прибыл Эндимион, который походил на красивого школьника-переростка, застигнутого на месте преступления. Он просил прощения у кузена за опоздание, глядя по очереди на всех присутствующих, словно извинялся и перед ними. Кузен Вернон должен понять, что ему пришлось стоять в карауле… Но в этом месте он оборвал фразу, внезапно увидев Кэрис, и уставился на нее с нескрываемым восхищением. Из транса его вывела леди Дживингтон, заметив, что он, кажется, уже знаком с миледи Джерси и Сефтои. Вздрогнув, Эндимион покраснел до корней волос и, пробормотав невнятные извинения, поклонился обеим леди. К счастью, его промах скорее позабавил, чем рассердил их, ибо, хотя леди Сефтон была слишком добродушна, чтобы обижаться, леди Джерси строго следила за соблюдением приличий. Эндимион избежал выговора от нее отчасти потому, что, как правило, он вел себя крайне щепетильно на всех балах и приемах, куда любая хозяйка была счастлива пригласить такого красивого молодого джентльмена, а отчасти оттого, что Фейны и Донтри знали друг друга много лет. Одной из ближайших подруг детства леди Джерси была младшая сестра Элверстоука – «бедняжка Элиза», которая вышла замуж «всего лишь» за мистера Кентмира и почти исчезла с лондонского горизонта. Элверстоук, который был на четыре года старше обворожительной Салли Фейн, никогда не принадлежал к соискателям ее руки и состояния, но она открыто признавала, что питала к нему нежные чувства, и причисляла его к своим старым друзьям. Элверстоук был на десять лет моложе графа Джерси, но хорошо с ним знаком – оба учились в Хэрроу, оба увлекались охотой, и оба, будучи в Лондоне, проживали на Беркли-сквер. Последнее обстоятельство, согласно леди Джерси, не только делало их соседями, но и создавало неразрешимую проблему: приезжать ли на приемы в Элверстоук-Хаус в карете или ронять свое достоинство, проходя пятьдесят ярдов пешком?
В определенных кругах леди Джерси иронически прозвали Молчуньей, но каждый, кто полагал, будто ее нескончаемая легкомысленная болтовня свидетельствует о пустой голове, жестоко ошибался: она была далеко не глупа, и от нее мало что ускользало. С тех пор как леди Джерси вошла в комнату, она не переставала говорить на самые разнообразные темы: от надвигающейся серии свадеб в королевском семействе до спасения от виселицы жестокого убийцы, благодаря открытию древнего статута, позволявшего ему претендовать на право умереть в бою, но при этом она подмечала все, что происходит вокруг. Леди Джерси уже знала от своей коллеги среди дам-патронесс Олмакса – высокомерной миссис Бэррелл, которая, в свою очередь, услышала об этом из уст леди Бакстид, – что Элверстоук принял опеку над молодыми кузенами и пригласил двух девушек из этого семейства на бал в честь его племянницы с целью представить их обществу. Этого было вполне достаточно, чтобы возбудить ее любопытство. Куда ближе знакомая с Элверстоуком, чем миссис Бэррелл, леди Джерси ни на минуту не поверила, что он питал хотя бы малейшее желание давать бал в честь Джейн или любой другой из его племянниц. Следовательно, маркиз должен был сделать это ради своих неизвестных подопечных – а это тоже на него не походило. Когда леди Джерси увидела Кэрис, то подумала, что это последнее увлечение Элверстоука, но тут же отбросила эту мысль. Девушка была очень красива, но не в стиле маркиза. Среди его жертв никогда не числились невинные бутоны, только начинавшие распускать лепестки, а этой девице, кроме того, что она являлась его подопечной, недоставало изюминки. Красивая дурочка, решила леди Джерси, которая наверняка наскучила Элверстоуку через пять минут после знакомства. Что касается бойких объяснений, данных Луизой ее старой подруге миссис Драм-монд Бэррелл, будто Элверстоук считал своим долгом заботиться о детях Фреда Мерривилла, то никто из знавших маркиза не мог этому поверить. Тогда почему же?.. Решение проблемы сразу пришло в голову леди Джерси. Взгляд на леди Бак-стид подтвердил ее мысль: он пригласил на бал свою красивую подопечную, чтобы наказать Луизу! Несомненно, она досаждала ему просьбами дать бал в честь ее некрасивой дочери, и с его стороны это было дьявольской местью! По мнению леди Джерси, Луиза это заслужила, так как ее требования к брату были бесконечными. Несмотря на слащавую улыбку Лукреции, она, очевидно, бесновалась в душе не меньше Луизы, а может, даже больше, ибо ей не только пришлось видеть, как ее дочь полностью отодвинули в тень, но и как ее обожаемый Эндимион пялится на Кэрис, словно дурачок.
Мысли леди Джерси занимали также Пэрракомы, вернее, миссис Пэрраком, ибо было абсурдным предполагать, будто ее богатого, но тупоголового супруга заботит что-либо, кроме обеда или скаковых лошадей. Что побудило Элверстоука пригласить эту пару на званый обед? В течение нескольких месяцев его имя тесно связывали с именем Кэролайн Пэрраком, правда, в последнее время маркиза не так уж часто видели в ее обществе. По мнению леди Джерси, она была чересчур капризной и властной. Быть может, Элверстоук пригласил Кэролайн на прием в честь своих подопечных с целью дать ей понять, что ее царствование кончено? Он был вполне на такое способен! Бедной Кэролайн следовало знать, что с Элверстоуком нужно вести себя осмотрительно! Конечно, добиться внимания маркиза было несомненным триумфом, но она совершила величайшую глупость, рассчитывая, будто сможет держать его на привязи, разделяя свои милости между ним и другими поклонниками: привязанности Элверстоука никогда не были настолько глубокими, чтобы возбуждать в нем желание затмить своих соперников. Если леди, которую маркиз выбирал, чтобы почтить ее своим (весьма мимолетным) вниманием, поощряла ухаживания других мужчин, он покидал ее не моргнув глазом, так как не любил ни с кем делиться. Однако леди Джерси подозревала, что, когда какая-нибудь из подобных леди принимала ухаживания других мужчин, это происходило потому, что маркиз ею пренебрегал, так как она ему наскучила.
Миссис Пэрраком начала ему надоедать уже более месяца тому назад. Она была красива, забавна и достаточно умна, чтобы сохранять приличия (в разумной степени). Маркиз видел в миссис Пэрраком высокородную леди с душой куртизанки и наслаждался этой связью, покуда испытывал к ней страсть. Но это продолжалось не слишком долго. Она возбуждала в его холодном сердце желание, но ни капли любви.
Миссис Пэрраком знала это, и так как ей в равной степени были не знакомы любовь и нежность, то она относилась к их связи беспечно и постаралась первой дать понять обществу, что это она устала от маркиза. Не будучи такой проницательной, как леди Джерси, миссис Пэрраком не сомневалась, что мисс Кэрис Мерривилл – новая возлюбленная Элверстоука, однако выдержала процедуру представления с невозмутимой улыбкой и только шепнула маркизу, улучив момент:
– Берегитесь, дорогой друг! Когда у мужчины вашего возраста возникают нежные чувства к школьнице, это признак старческого слабоумия!
– Я буду беречься! – пообещал он с ответной улыбкой.
Чарлз Тревор предупредил маркиза, что Эндимиону может не понравиться иметь компаньонкой за обедом свою кузину Джейн, но он вскоре понял, что Джейн не повезло куда больше. Чарлз и Кэрис сидели как раз напротив кузенов, и Эндимион, то ли от смущения, то ли не считая себя обязанным проявлять внимание к Джейн, провел большую часть обеда, алчно глядя через стол на находящееся там сказочное видение. Не последнюю роль в очаровании Кэрис играло то, что она отнюдь не считала себя красавицей и, так как всегда сосредотачивала внимание на человеке, который с ней беседовал, не замечала устремленных на нее восторженных взглядов. Если Кэрис чувствовала, что на нее уставились во все глаза, то отнюдь не бывала признательна такому поклоннику. Мысленно девушка считала его грубияном и опасалась, не испачкала ли она лицо или платье. Однако ничего подобного не произошло, когда Кэрис подняла взгляд и увидела с обожанием устремленные на нее карие глаза Эндимиона. Она покраснела и сразу же посмотрела в сторону, но вовсе не сочла его грубым. Он был самым красивым молодым человеком, какого ей когда-либо приходилось видеть: воплощением всех героев, которые (согласно тете Серафине) существовали только в народных балладах или романтической прозе. Если бы Кэрис не знала, что он наблюдает за ней, то сама бы украдкой косилась на него, но она это знала и, будучи хорошо воспитанной девушкой, не осмеливалась посмотреть на него снова. Сидящая в некотором отдалении Фредерика, проявляя явный интерес, поощряла тем самым лорда Бакстида инструктировать ее в особенностях управления поместьем. Леди Джерси, сидя на противоположной стороне стола, наблюдала за обеими сестрами из-под слегка опущенных ресниц.
– И десять джентльменов, включая вас! – поправил его лордство. – Не сомневаюсь, что вы предпочли бы отсутствовать, и не порицаю вас, но если вы думаете, что я намерен председательствовать на этом ужасном приеме без вашей поддержки, то у вас весьма странное представление о моем характере!
Чарлз рассмеялся, но покраснел и произнес, слегка запинаясь:
– Я… я буду очень рад! Благодарю вас, сэр! Вы… вы желаете, чтобы я присутствовал и на балу?
– Разумеется! Пока меня не будет, подумайте о том, как лучше рассадить гостей, – это создаст чувство занятости, которое вам так необходимо!
– Должен признаться, – заметил Чарлз, разглядывая список, – что успешно осуществить эту задачу будет нелегко. Я имею в виду…
– Я прекрасно знаю, что вы имеете в виду, мой мальчик, и уже пришел к выводу, что полный успех тут невозможен. Сделайте все, что можете! Посадите леди Дживингтон напротив меня – это взбесит леди Бакстид, но ничего не поделаешь. Было бы неправильно сажать ее выше старшей сестры – а ведь мы должны соблюдать правила, не так ли?
– Да, сэр, – деревянным тоном отозвался мистер Тревор, думая о миссис Пэрраком.
– Вот и отлично! – с усмешкой во взгляде одобрил маркиз. – Передав дело в ваши компетентные руки, Чарлз, я могу отбыть в Чивли со спокойной совестью. Хотя, пожалуй, лучше написать леди Дживингтон, попросив ее быть хозяйкой на обеде, – это может умерить ее досаду, когда она узнает, что леди Бакстид и миссис Донтри разделяют честь приема гостей на балу. Как же утомительны все эти приготовления! Если кто-нибудь спросит меня, пока я буду в Чивли, скажите, что я уехал отдохнуть в деревню. Что до остального – поступайте как сочтете нужным! Все, что я прошу, это умерить ваш пыл в области экономии и воздержаться от превращения бального зала в шатер.
– Из розового шелка? Ну уж нет. Если вам он не правится, сэр, я предпочел бы украсить зал цветами.
– Сколько угодно! – охотно согласился его лордство. – Не сомневаюсь, что после вас мне будет нечего делать, что, как вам известно, всегда является моей целью!
Благодаря энергии и организаторскому таланту мистера Тревора, а также его тактичности, позволившей ему заручиться сотрудничеством таких ревнивых особ, как дворецкий и управляющий маркиза, это предсказание исполнилось. Элверстоук обнаружил лишь один недостаток в его приготовлениях. Когда мистер Тревор положил перед ним план обеденного стола, он переставил два имени, в результате чего секретарь оказывался рядом с младшей мисс Мерривилл. Это было приятным изменением, однако мистер Тревор счел своим долгом предположить, что мистер Эндимион Донтри может не пожелать сидеть рядом со своей кузиной Джейн.
– Весьма вероятно – почти наверняка, – согласился маркиз. – Но что подало вам идею, будто меня интересуют желания Эндимиона?
Подобные замечания, подумал мистер Тревор, и делают его лордство таким непредсказуемым. Он мог отталкивать и привлекать в одно и то же время. Ничто не могло выглядеть более отвратительным, чем холодное равнодушие, проявляемое им к членам семьи, и более притягательным, чем та предусмотрительность, с которой он относился к возможным желаниям своего секретаря. С шокирующим отсутствием деликатности маркиз включил в список гостей леди, чье появление, несомненно, должно было повергнуть его сестер в приступ добродетельного негодования, кроме того, о присутствии Чарлза он распорядился так, словно это входило в обязанности последнего. Тем не менее мистер Тревор знал, что маркиз желал бы, чтобы он получил как можно больше удовольствия от предстоящего праздника и вдобавок действовал бы как помощник хозяина.
Чарлз не сомневался, что будет наслаждаться балом, так как ему редко приходилось бывать на них, и, благодаря вмешательству маркиза, он ожидал обеда с таким же радостным нетерпением.
Первыми прибыли Дживингтоны в компании мистера Редмьюра. Леди Дживингтон появилась в царственном облачении, включавшем сверкающую и на редкость безобразную бриллиантовую диадему, и в настроении беспредельного доброжелательства. Оно дало о себе знать, когда Элверстоук осведомился:
– Кажется, я еще не представлял тебе Чарлза, Огаста?
– Действительно! – тут же отозвалась она, протягивая руку мистеру Тревору и награждая его снисходительной улыбкой. – Как поживаете, Чарлз? А как ваш достойный отец и дорогая мама? Я так давно их не видела – вы должны рассказать мне о них!
От этой необходимости Чарлза избавило прибытие сначала семейства Бакстид, а следом за ними миссис Донтри и Хлои. Миссис Донтри выглядела на редкость элегантно в одном из облегающих платьев, которые она обычно носила и которое необычайно шло ее стройной фигуре. Данное платье, которое леди Бакстид мысленно оценила в пятьдесят гиней, а леди Дживингтон – в еще большую сумму, было сшито из лилового газа, идеально сочетавшегося с нижней юбкой из розового атласа. На ней также была бриллиантовая диадема, но куда более изысканная, чем фамильная драгоценность, украшавшая голову леди Дживингтон. Диадему прикрывала кружевная вуаль, на руках были лиловые перчатки (французские и стоимостью ни на пенни меньше пяти гиней, с возмущением подумала леди Бакстид), в руке она держала расписной веер, а с запястья несколько фривольно свисал маленький ридикюль.
– Дорогой Вернон! – сказала миссис Донтри, протягивая Элверстоуку другую руку, а когда маркиз поднес ее к губам, приведя в бешенство своих сестер, она обратила взгляд больших запавших глаз в сторону разгневанных леди и поздоровалась с ними с любезной улыбкой, в которой, однако, не было ни намека на признание их своими хозяйками. – Дорогой Вернон! – повторила миссис Донтри. – Я опоздала? Как скверно! Но я знаю, что вы меня простите! А вот и ваша самая верная поклонница! Хлоя, дитя мое!
Мисс Донтри, три дня назад достигшая семнадцатилетия, присела в неуклюжем реверансе с удивленным и встревоженным выражением треугольного личика. Мама позабыла предупредить ее, что она должна взирать на крестного как на доброго волшебника, и Хлоя с беспокойством смотрела на миссис Донтри, ожидая указаний. Заметив испуг девушки, маркиз приветливо обратился к ней:
– И давно вы считаете… как это вы говорили, Лукреция?.. что никто не может сравниться с вашим великолепным кузеном Элверстоуком?
– Нет! – простодушно воскликнула Хлоя, но тут же густо покраснела и, запинаясь, пробормотала: – Я не имела в виду… Просто я не так хорошо вас знаю, кузен.
Маркиз улыбнулся:
– Хорошая девочка! Из этого следует, что нам нужно продолжить знакомство, не так ли? – Сжалившись над смущением девушки, он поручил ее заботам Чарлза Тревора, в чьем благотворном обществе она быстро успокоилась. Маркиз, окинув мисс Хлою критическим взглядом, заметил с обычной бесцеремонностью: – Славная малышка и может стать еще лучше, хотя красавицей ей никогда не быть. Жаль, что она больше походит на отца, чем на вас, Лукреция. Примите мои поздравления по поводу ее платья – уверен, что это ваш выбор!
Миссис Донтри была довольна заслуженным комплиментом. Она потратила много времени, мыслей и денег на обманчиво простое платье для Хлои и со свойственным ей безошибочным вкусом выбрала бледно-желтый муслин, который подходил ей куда лучше, чем белый, голубой или розовый, считавшиеся наиболее подобающими для девушек. У Хлои были большие карие глаза, каштановые волосы и кремовая кожа, которую белое или голубое платье превратило бы в желтоватую. Несмотря на еще незрелую фигуру и маленький рост, она, по мнению Элверстоука, могла считаться вполне хорошенькой девушкой. К сожалению, такого нельзя было сказать о мисс Бакстид, чья жалкая фигура была облачена в платье с великим множеством оборок, а на голове красовался розовый венок. Не прислушиваясь к разумным советам, Джейн настаивала на венке и платье из розового газа, а так как она унаследовала материнскую сварливость и могла дуться несколько дней подряд, леди Бакстид не стала возражать. Внешность Джейн вызывала у маркиза такое же отвращение, как ее фальшивое хихиканье. Невзрачная девица, которая скоро станет безобразной. Луизе никогда не удастся сбыть ее с рук.
Тем временем Огаста расспрашивала Луизу о Мерривиллах, выражая искреннее удивление, что Луиза взялась опекать их.
– Я сочла это своим долгом, дорогая Огаста, – заявила леди Бакстид. – И конечно, не обошлось без Вернона, как ты можешь догадаться! Вроде бы Фред Мерривилл завещал всю семью его заботам! Если бы я не пришла на помощь, не знаю, что стало бы с девушками, так как их тетя весьма эксцентрична – терпеть не может бывать в обществе.
– Вот как? – осведомилась леди Дживингтон, принимая эти объяснения с явным скептицизмом. – Элверстоук должен быть очень тебе признателен! А что представляют собой эти девушки? Они хотя бы красивые?
– Я видела только старшую – миловидная девушка, но красавицей ее не назовешь. Очевидно, младшая – более хорошенькая… Вернон, кажется, ты говорил мне, что мисс Кэрис Мерривилл очень хороша собой?
– Весьма вероятно, – отозвался он. – По крайней мере, я так считаю. Потом скажешь мне, какое она на тебя произвела впечатление, дорогая Луиза.
В этот момент Уикен доложил о сестрах Мерривилл, и леди Бакстид незачем стало сообщать брату свое впечатление о Кэрис, ибо ответ оказался четко написан на ее лице.
Фредерика вошла в комнату слегка впереди сестры и, задержавшись на момент, быстро огляделась вокруг. Она выглядела достаточно элегантно. Разумеется, даже александрийский чепчик не мог сделать из нее вдову, но фасон платья из померанцевого крепа с корсажем в австрийском стиле, газовая шаль, прикрепленная выше локтей, бриллиантовое ожерелье и, прежде всего, спокойная уверенность ясно давали понять, что она не юная девушка и не считает себя таковой. Скорее она походила на молодую замужнюю леди, имеющую за плечами пять-шесть лет опыта супружеской жизни.
Всего несколько секунд Фредерика находилась под пристальными взглядами родственников хозяина дома, но не она, а вошедшая следом Кэрис заставила собравшихся внезапно умолкнуть. Даже леди Бакстид запнулась, а виконт Дживингтон позднее признался своей супруге, что не сразу понял, присутствует ли он на приеме в Элверстоук-Хаус или видит чудесный сон.
Леди Дживингтон, будучи строгой, но справедливой женщиной, не могла его порицать, ибо мисс Кэрис Мерривилл, несомненно, являлась воплощением волшебных грез. Одетая во все белое, в венке из ландыша, она походила на Снегурочку, чью ослепительную белизну нарушало только сверкающее золото волос, небесная голубизна глаз и нежно-розовый цвет щек и губ. Ни одного мужчину нельзя было упрекнуть за то, что ему показалось, будто перед ним чудесное видение. Ее милость молчаливо одобрила и изысканное платье из тонкого шелка, застегнутое жемчужными розочками (купленными, как ей, к счастью, не было известно, на благотворительном базаре «Пантеон»), и нижней юбкой из атласа цвета слоновой кости. Единственным украшением была нитка жемчуга, унаследованная от матери, – как раз то, что, по мнению леди Дживингтон, подходило для девушки во время первого сезона. Она была красива по всем стандартам. И леди порицала своего беспутного сына, достопочтенного Грегори Сэндриджа, за отвисшую челюсть и остановившийся взгляд ничуть не больше, чем собственного супруга. Коль скоро ее Анна была удачно помолвлена, Огаста могла посочувствовать бедной Луизе, так ловко обведенной братом вокруг пальца и так глупо демонстрировавшей свою ярость, сверкая глазами и полыхая багровым румянцем. Не трудно понять, почему Элверстоук охотно принял возложенную на него опеку! Конечно, девушка для него чересчур молода и совершенно не подходит ему, но об этом можно не беспокоиться, так как. она наскучит ему через месяц. Нечего беспокоиться и о Грегори: он еще не раз будет влюбляться и остывать, прежде чем у него возникнет к кому-нибудь продолжительная привязанность. Если же чары Кэрис окажутся сильнее его страсти к спорту, леди Дживингтон не сомневалась в том, что способна отвлечь его от этой девушки. А вот Луизе поделом, если ее степенный Карлтон станет жертвой дочери Фреда Мерривилла! Вспоминая о злобном и скаредном характере Луизы и несправедливых требованиях, которые она предъявляла к Элверстоуку, леди Дживингтон не могла упрекать своего брата за то, что он так бессовестно ее одурачил.
Когда Элверстоук двинулся вперед, чтобы приветствовать своих подопечных, Хлоя, не сводя жадного взгляда с Кэрис, шумно выдохнула:
– Ох! Как же она прекрасна! Словно сказочная принцесса!
Мистер Тревор посмотрел на нее сверху вниз и, улыбаясь, кивнул.
– Ну, дети мои? – отеческим тоном осведомился маркиз.
Глаза Фредерики блеснули, но она спокойно ответила:
– Здравствуйте, кузен! – и тут же обратилась к леди Бакстид: – Как поживаете, мэм? Могу я представить вам мою сестру? Кэрис, это леди Бакстид – наша добрая покровительница!
Собравшись с силами, леди Бакстид изобразила на лице улыбку и протянула руку Кэрис, грациозно присевшей в реверансе.
– Прошу прощения, мэм, за то, что не сопровождала мою сестру во время ее визита к вам, – нежным голосом промолвила Кэрис.
– Ведь вы лежали с простудой, не так ли? А теперь я должна представить вас моей сестре, леди Дживингтон, – с притворной сердечностью ответила леди Бакстид, прекрасно зная, что Огаста догадывается, как ее одурачили, и радуется этому. Любезность, с которой Огаста приветствовала сестер Мерривилл, подтвердила ее уверенность, и ей оставалось искать утешения в мысли, что та женщина наверняка так же глубоко раздосадована появлением на сцене этого небесного создания, как и она сама.
Однако миссис Донтри, которая никогда не проявляла таких недостойных эмоций, как гнев и возмущение, приняла сестер еще более любезно, чем леди Дживингтон, представив Хлою ее кузинам и впоследствии обратив внимание Элверстоука на очаровательную картину, которую являли собой Кэрис и Хлоя, беседующие на маленьком диване в углу. Находясь в пределах слышимости леди Дживингтон и леди Бакстид, она охарактеризовала Кэрис и свою дочь как самых хорошеньких девушек в комнате, а так как Фредерика постаралась поставить себя вне упомянутой категории, единственными другими девушками оставались мисс Сэндридж и мисс Бакстид.
– Не то чтобы я собиралась сравнивать их, – добавила миссис Донтри с печальной улыбкой, – ибо даже в моих пристрастных глазах малютка Хлоя выглядит рядом с вашей прекрасной Кэрис как фартинг рядом с солнцем. Уверяю вас, дорогой Элверстоук, скоро половина Лондона будет у ног Кэрис! – Она лукаво посмотрела на него. – Сколько же врагов вы наживете себе среди мамаш, подыскивающих женихов для дочерей! Я бы тоже оказалась среди них, не будь моя Хлоя слишком молода, чтобы думать о браке!
– Благодарю вас, дорогая Лукреция! – успел ответить маркиз, прежде чем его внимание отвлекло появление Сефтонов.
Последним из гостей прибыл Эндимион, который походил на красивого школьника-переростка, застигнутого на месте преступления. Он просил прощения у кузена за опоздание, глядя по очереди на всех присутствующих, словно извинялся и перед ними. Кузен Вернон должен понять, что ему пришлось стоять в карауле… Но в этом месте он оборвал фразу, внезапно увидев Кэрис, и уставился на нее с нескрываемым восхищением. Из транса его вывела леди Дживингтон, заметив, что он, кажется, уже знаком с миледи Джерси и Сефтои. Вздрогнув, Эндимион покраснел до корней волос и, пробормотав невнятные извинения, поклонился обеим леди. К счастью, его промах скорее позабавил, чем рассердил их, ибо, хотя леди Сефтон была слишком добродушна, чтобы обижаться, леди Джерси строго следила за соблюдением приличий. Эндимион избежал выговора от нее отчасти потому, что, как правило, он вел себя крайне щепетильно на всех балах и приемах, куда любая хозяйка была счастлива пригласить такого красивого молодого джентльмена, а отчасти оттого, что Фейны и Донтри знали друг друга много лет. Одной из ближайших подруг детства леди Джерси была младшая сестра Элверстоука – «бедняжка Элиза», которая вышла замуж «всего лишь» за мистера Кентмира и почти исчезла с лондонского горизонта. Элверстоук, который был на четыре года старше обворожительной Салли Фейн, никогда не принадлежал к соискателям ее руки и состояния, но она открыто признавала, что питала к нему нежные чувства, и причисляла его к своим старым друзьям. Элверстоук был на десять лет моложе графа Джерси, но хорошо с ним знаком – оба учились в Хэрроу, оба увлекались охотой, и оба, будучи в Лондоне, проживали на Беркли-сквер. Последнее обстоятельство, согласно леди Джерси, не только делало их соседями, но и создавало неразрешимую проблему: приезжать ли на приемы в Элверстоук-Хаус в карете или ронять свое достоинство, проходя пятьдесят ярдов пешком?
В определенных кругах леди Джерси иронически прозвали Молчуньей, но каждый, кто полагал, будто ее нескончаемая легкомысленная болтовня свидетельствует о пустой голове, жестоко ошибался: она была далеко не глупа, и от нее мало что ускользало. С тех пор как леди Джерси вошла в комнату, она не переставала говорить на самые разнообразные темы: от надвигающейся серии свадеб в королевском семействе до спасения от виселицы жестокого убийцы, благодаря открытию древнего статута, позволявшего ему претендовать на право умереть в бою, но при этом она подмечала все, что происходит вокруг. Леди Джерси уже знала от своей коллеги среди дам-патронесс Олмакса – высокомерной миссис Бэррелл, которая, в свою очередь, услышала об этом из уст леди Бакстид, – что Элверстоук принял опеку над молодыми кузенами и пригласил двух девушек из этого семейства на бал в честь его племянницы с целью представить их обществу. Этого было вполне достаточно, чтобы возбудить ее любопытство. Куда ближе знакомая с Элверстоуком, чем миссис Бэррелл, леди Джерси ни на минуту не поверила, что он питал хотя бы малейшее желание давать бал в честь Джейн или любой другой из его племянниц. Следовательно, маркиз должен был сделать это ради своих неизвестных подопечных – а это тоже на него не походило. Когда леди Джерси увидела Кэрис, то подумала, что это последнее увлечение Элверстоука, но тут же отбросила эту мысль. Девушка была очень красива, но не в стиле маркиза. Среди его жертв никогда не числились невинные бутоны, только начинавшие распускать лепестки, а этой девице, кроме того, что она являлась его подопечной, недоставало изюминки. Красивая дурочка, решила леди Джерси, которая наверняка наскучила Элверстоуку через пять минут после знакомства. Что касается бойких объяснений, данных Луизой ее старой подруге миссис Драм-монд Бэррелл, будто Элверстоук считал своим долгом заботиться о детях Фреда Мерривилла, то никто из знавших маркиза не мог этому поверить. Тогда почему же?.. Решение проблемы сразу пришло в голову леди Джерси. Взгляд на леди Бак-стид подтвердил ее мысль: он пригласил на бал свою красивую подопечную, чтобы наказать Луизу! Несомненно, она досаждала ему просьбами дать бал в честь ее некрасивой дочери, и с его стороны это было дьявольской местью! По мнению леди Джерси, Луиза это заслужила, так как ее требования к брату были бесконечными. Несмотря на слащавую улыбку Лукреции, она, очевидно, бесновалась в душе не меньше Луизы, а может, даже больше, ибо ей не только пришлось видеть, как ее дочь полностью отодвинули в тень, но и как ее обожаемый Эндимион пялится на Кэрис, словно дурачок.
Мысли леди Джерси занимали также Пэрракомы, вернее, миссис Пэрраком, ибо было абсурдным предполагать, будто ее богатого, но тупоголового супруга заботит что-либо, кроме обеда или скаковых лошадей. Что побудило Элверстоука пригласить эту пару на званый обед? В течение нескольких месяцев его имя тесно связывали с именем Кэролайн Пэрраком, правда, в последнее время маркиза не так уж часто видели в ее обществе. По мнению леди Джерси, она была чересчур капризной и властной. Быть может, Элверстоук пригласил Кэролайн на прием в честь своих подопечных с целью дать ей понять, что ее царствование кончено? Он был вполне на такое способен! Бедной Кэролайн следовало знать, что с Элверстоуком нужно вести себя осмотрительно! Конечно, добиться внимания маркиза было несомненным триумфом, но она совершила величайшую глупость, рассчитывая, будто сможет держать его на привязи, разделяя свои милости между ним и другими поклонниками: привязанности Элверстоука никогда не были настолько глубокими, чтобы возбуждать в нем желание затмить своих соперников. Если леди, которую маркиз выбирал, чтобы почтить ее своим (весьма мимолетным) вниманием, поощряла ухаживания других мужчин, он покидал ее не моргнув глазом, так как не любил ни с кем делиться. Однако леди Джерси подозревала, что, когда какая-нибудь из подобных леди принимала ухаживания других мужчин, это происходило потому, что маркиз ею пренебрегал, так как она ему наскучила.
Миссис Пэрраком начала ему надоедать уже более месяца тому назад. Она была красива, забавна и достаточно умна, чтобы сохранять приличия (в разумной степени). Маркиз видел в миссис Пэрраком высокородную леди с душой куртизанки и наслаждался этой связью, покуда испытывал к ней страсть. Но это продолжалось не слишком долго. Она возбуждала в его холодном сердце желание, но ни капли любви.
Миссис Пэрраком знала это, и так как ей в равной степени были не знакомы любовь и нежность, то она относилась к их связи беспечно и постаралась первой дать понять обществу, что это она устала от маркиза. Не будучи такой проницательной, как леди Джерси, миссис Пэрраком не сомневалась, что мисс Кэрис Мерривилл – новая возлюбленная Элверстоука, однако выдержала процедуру представления с невозмутимой улыбкой и только шепнула маркизу, улучив момент:
– Берегитесь, дорогой друг! Когда у мужчины вашего возраста возникают нежные чувства к школьнице, это признак старческого слабоумия!
– Я буду беречься! – пообещал он с ответной улыбкой.
Чарлз Тревор предупредил маркиза, что Эндимиону может не понравиться иметь компаньонкой за обедом свою кузину Джейн, но он вскоре понял, что Джейн не повезло куда больше. Чарлз и Кэрис сидели как раз напротив кузенов, и Эндимион, то ли от смущения, то ли не считая себя обязанным проявлять внимание к Джейн, провел большую часть обеда, алчно глядя через стол на находящееся там сказочное видение. Не последнюю роль в очаровании Кэрис играло то, что она отнюдь не считала себя красавицей и, так как всегда сосредотачивала внимание на человеке, который с ней беседовал, не замечала устремленных на нее восторженных взглядов. Если Кэрис чувствовала, что на нее уставились во все глаза, то отнюдь не бывала признательна такому поклоннику. Мысленно девушка считала его грубияном и опасалась, не испачкала ли она лицо или платье. Однако ничего подобного не произошло, когда Кэрис подняла взгляд и увидела с обожанием устремленные на нее карие глаза Эндимиона. Она покраснела и сразу же посмотрела в сторону, но вовсе не сочла его грубым. Он был самым красивым молодым человеком, какого ей когда-либо приходилось видеть: воплощением всех героев, которые (согласно тете Серафине) существовали только в народных балладах или романтической прозе. Если бы Кэрис не знала, что он наблюдает за ней, то сама бы украдкой косилась на него, но она это знала и, будучи хорошо воспитанной девушкой, не осмеливалась посмотреть на него снова. Сидящая в некотором отдалении Фредерика, проявляя явный интерес, поощряла тем самым лорда Бакстида инструктировать ее в особенностях управления поместьем. Леди Джерси, сидя на противоположной стороне стола, наблюдала за обеими сестрами из-под слегка опущенных ресниц.