Страница:
Мисс Трент, успокоившись, вывела Шарлотту из шумной группы молодых людей и, невзирая на все ее возражения, увела наверх в спальню. Шарлотта жаловалась на плохое обращение с собой. Разве можно уводить ее спать без второго ужина? Она рассчитывала в этот вечер в первый раз в жизни отведать шампанского. Мисс Трент, с трудом скрывая облегчение, передала девочку с рук на руки старой няньке, а сама вернулась в гостиную.
Войдя туда, она поняла, что музыканты устроили себе перерыв. Она не обнаружила миссис Андерхилл и решила, что та удалилась в соседнюю комнату, где пожилые гости играли в вист. Не увидела она и Фанни. Вот это было плохим предзнаменованием. По-настоящему она взволновалась, когда поняла, что в зале нет и лорда Линдета. Она принялась лихорадочно обдумывать, куда пойти их искать, и в этот самым момент у нее за спиной раздался голос:
– Ищете свою вторую подопечную, мисс Трент?
Она быстро повернула голову и обнаружила рядом с собой сэра Уолдо, который насмешливо смотрел на нее. Он ловко, одним пальцем, раскрыл табакерку и вытащил оттуда небольшую щепотку нюхательного табаку.
– Они на террасе, – сказал он.
– О, нет! – непроизвольно вырвалось у ней. Он удивленно посмотрел на нее.
– Ну, возможно, они поддались соблазну совершить небольшую прогулку по саду, – допустил он. – Во всяком случае, первоначально они собирались выйти на террасу.
– Судя по всему, это ваш кузен лорд Линдет увлек ее туда!
– Вы так считаете? А мне что-то подсказывает, что инициатива исходила как раз от юной мисс Вилд.
Она прикусила губу.
– Она еще очень молода. Только-только вышла из школьного возраста.
– Тем более озабоченными должны ощущать себя ее родственники, – сказал он, продолжая свою линию.
Внутренне она была полностью согласна с сэром Уолдо, поэтому ей было чрезвычайно трудно придумать что-либо в оправдание поведения Теофании.
– Она… Девочка очень своевольна и не знает о… Но ведь ваш кузен благосклонно позволил ей увести себя на террасу!
Тоже хорош! Вы должны были остановить его!
– Моя милая мисс Трент, я ведь не являюсь гувернером Линдета! И мисс Вилд тоже, слава Богу!
– Вы смеетесь? Отлично! – очень сурово проговорила Анцилла. – Смейтесь, сэр! Вы не являетесь гувернером мисс Вилд, зато я являюсь ее гувернанткой! То есть… Во всяком случае, я несу за нее ответственность! И мне сейчас совсем не до смеха! Нужно что-то сделать!
Договаривая, она стала осматриваться вокруг себя. Брови у нее были сурово сдвинуты. На дворе стоял теплый июньский вечер. В гостиной было жарко и душно. Многие девушки раскраснелись и это им было не к лицу. Понимая это, они усиленно обмахивались веерами. Накрахмаленные кружева на сорочках джентльменов поникли. Внезапно бороздка, пролегавшая у мисс Трент между бровями, исчезла. Она приблизилась к группе молодых людей, где была мисс Чартли, красивая мисс Коулбатч, младшая из дочерей сквайра, а также их кавалеры. Очаровательно улыбнувшись, мисс Трент сказала им:
– Очень жарко, не правда ли? Я не рискну отпирать окна, вы знаете, какой тут поднимется крик. Может, хотите выйти на несколько минут проветриться? Сегодня такая чудесная лунная ночь! Ни ветерка! Я попрошу слуг отнести на террасу лимонад. Только если пойдете, наденьте шали!
Предложение было воспринято с шумным одобрением джентльменов и дочери сквайра, которая даже захлопала в ладоши и воскликнула:
– О, как замечательно! Пойдемте скорее!
На лице мисс Чартли, которая не знала, как посмотрит на это ее мама, отразились колебания. Но в конце концов она решила, что мисс Трент не предложит ничего дурного. К тому же проветриться действительно хотелось.
Уже через несколько минут находчивая леди собрала вокруг себя пять-шесть пар молодых людей, шепнула кое-что на ухо изумленному Тоттону и потом пошла успокоить родителей ребят. Подойдя к матерям семейств с мягкой уверенной улыбкой, она сказала, что вынуждена была уступить уговорам их отпрысков и позволила им совершить вечерний моцион на террасе – разумеется, под ее строгим присмотром – прежде чем вернуться к танцам. Она лично будет следить за тем, чтобы никто не подхватил простуды и вообще уже должна бежать проверить, все ли девушки накинули шали.
Сэр Уолдо высоко оценил это талантливо исполненное представление, ибо сам был его внимательным зрителем. А когда мисс Трент повела стайку молодых людей на террасу, он направился вместе со всеми. Анцилла вновь обнаружила, что идет вместе с ним. Его улыбка приводила ее в смущение.
– Неплохо исполнено! – похвалил он ее, задвинув тяжелый занавес, который находился прямо за окном, выходившим на террасу. Таким образом салон был начисто отрезан от террасы.
– Спасибо! Надеюсь, что мне удалась моя уловка, хотя есть опасность, что мое поведение как гувернантки показалось им несколько странным, – ответила она, выходя под свет луны.
– Вовсе нет. Вы сыграли роль очень достойно и заслуженно снискали мое восхищение, – сказал он, подходя к ней. Он поднял монокль и через него обозрел сцену чудесного вечера и гуляющей молодежи. – Если наша парочка решила пойти погулять и передо мной встанет задача идти искать их, то этой участи не позавидуешь. Хотя нет! Слава богу, благоразумие им не изменило! Какая удача! Теперь мы можем расслабиться.
– Да, действительно, – ответила она ему с предельной сердечностью. – Когда вы спокойны, сэр, на вас просто приятно посмотреть, а когда волнуетесь – страшно!
Он рассмеялся, но прежде чем успел что-нибудь ответить, она отошла от него на минуту, чтобы накинуть Фанни на плечи шарф.
Кортни Андерхилл ждал этого момента целый вечер. Только сейчас Совершенный в первый раз остался один. Кортни решил не упустить такую возможность. Он подскочил к нему, как только мисс Трент отошла, и очень вежливо спросил, не желает ли сэр Уолдо шампанского, потому что он может принести. Он тут же прибавил, опасаясь, как бы сэр Уолдо не отшил его как недостойного обращаться к нему:
– Я Андерхилл, сэр.
Сэр Уолдо отказался от шампанского, однако, сделал это так дружелюбно, что Джек Баннингхэм был полностью повержен. Дело в том, что он предсказал, что любая попытка Кортни вызвать сэра Уолдо на разговор потерпит полный провал.
Сэр Уолдо с улыбкой проговорил:
– Мы ведь, кажется, виделись с вами в Мейноре, не так ли? И потом, если я не ошибаюсь, вы были на хэрроугейтской дороге на кобыле любопытной масти. С полосами, верно?
Лучшего повода для беседы и придумать было нельзя. Прошло всего несколько минут, и Кортни уже дотошно выпытывал у сэра Уолдо обо всех его реальных и придуманных молвой подвигах. Сэр Уолдо с достоинством терпел эти излияния довольно долгое время, но, наконец, прервал молодого Андерхилла словами:
– Господи, сколько же можно вспоминать о моих юношеских глупостях! Я-то думал, что навсегда оставил их в прошлом!
Кортни был шокирован этими словами, а мисс Трент, которая стояла в пределах слышимости, подумала, что то хорошее впечатление, которое произвел на нее Совершенный при первой встрече, было далеко не таким ошибочным, как ей уже неоднократно казалось.
6
Войдя туда, она поняла, что музыканты устроили себе перерыв. Она не обнаружила миссис Андерхилл и решила, что та удалилась в соседнюю комнату, где пожилые гости играли в вист. Не увидела она и Фанни. Вот это было плохим предзнаменованием. По-настоящему она взволновалась, когда поняла, что в зале нет и лорда Линдета. Она принялась лихорадочно обдумывать, куда пойти их искать, и в этот самым момент у нее за спиной раздался голос:
– Ищете свою вторую подопечную, мисс Трент?
Она быстро повернула голову и обнаружила рядом с собой сэра Уолдо, который насмешливо смотрел на нее. Он ловко, одним пальцем, раскрыл табакерку и вытащил оттуда небольшую щепотку нюхательного табаку.
– Они на террасе, – сказал он.
– О, нет! – непроизвольно вырвалось у ней. Он удивленно посмотрел на нее.
– Ну, возможно, они поддались соблазну совершить небольшую прогулку по саду, – допустил он. – Во всяком случае, первоначально они собирались выйти на террасу.
– Судя по всему, это ваш кузен лорд Линдет увлек ее туда!
– Вы так считаете? А мне что-то подсказывает, что инициатива исходила как раз от юной мисс Вилд.
Она прикусила губу.
– Она еще очень молода. Только-только вышла из школьного возраста.
– Тем более озабоченными должны ощущать себя ее родственники, – сказал он, продолжая свою линию.
Внутренне она была полностью согласна с сэром Уолдо, поэтому ей было чрезвычайно трудно придумать что-либо в оправдание поведения Теофании.
– Она… Девочка очень своевольна и не знает о… Но ведь ваш кузен благосклонно позволил ей увести себя на террасу!
Тоже хорош! Вы должны были остановить его!
– Моя милая мисс Трент, я ведь не являюсь гувернером Линдета! И мисс Вилд тоже, слава Богу!
– Вы смеетесь? Отлично! – очень сурово проговорила Анцилла. – Смейтесь, сэр! Вы не являетесь гувернером мисс Вилд, зато я являюсь ее гувернанткой! То есть… Во всяком случае, я несу за нее ответственность! И мне сейчас совсем не до смеха! Нужно что-то сделать!
Договаривая, она стала осматриваться вокруг себя. Брови у нее были сурово сдвинуты. На дворе стоял теплый июньский вечер. В гостиной было жарко и душно. Многие девушки раскраснелись и это им было не к лицу. Понимая это, они усиленно обмахивались веерами. Накрахмаленные кружева на сорочках джентльменов поникли. Внезапно бороздка, пролегавшая у мисс Трент между бровями, исчезла. Она приблизилась к группе молодых людей, где была мисс Чартли, красивая мисс Коулбатч, младшая из дочерей сквайра, а также их кавалеры. Очаровательно улыбнувшись, мисс Трент сказала им:
– Очень жарко, не правда ли? Я не рискну отпирать окна, вы знаете, какой тут поднимется крик. Может, хотите выйти на несколько минут проветриться? Сегодня такая чудесная лунная ночь! Ни ветерка! Я попрошу слуг отнести на террасу лимонад. Только если пойдете, наденьте шали!
Предложение было воспринято с шумным одобрением джентльменов и дочери сквайра, которая даже захлопала в ладоши и воскликнула:
– О, как замечательно! Пойдемте скорее!
На лице мисс Чартли, которая не знала, как посмотрит на это ее мама, отразились колебания. Но в конце концов она решила, что мисс Трент не предложит ничего дурного. К тому же проветриться действительно хотелось.
Уже через несколько минут находчивая леди собрала вокруг себя пять-шесть пар молодых людей, шепнула кое-что на ухо изумленному Тоттону и потом пошла успокоить родителей ребят. Подойдя к матерям семейств с мягкой уверенной улыбкой, она сказала, что вынуждена была уступить уговорам их отпрысков и позволила им совершить вечерний моцион на террасе – разумеется, под ее строгим присмотром – прежде чем вернуться к танцам. Она лично будет следить за тем, чтобы никто не подхватил простуды и вообще уже должна бежать проверить, все ли девушки накинули шали.
Сэр Уолдо высоко оценил это талантливо исполненное представление, ибо сам был его внимательным зрителем. А когда мисс Трент повела стайку молодых людей на террасу, он направился вместе со всеми. Анцилла вновь обнаружила, что идет вместе с ним. Его улыбка приводила ее в смущение.
– Неплохо исполнено! – похвалил он ее, задвинув тяжелый занавес, который находился прямо за окном, выходившим на террасу. Таким образом салон был начисто отрезан от террасы.
– Спасибо! Надеюсь, что мне удалась моя уловка, хотя есть опасность, что мое поведение как гувернантки показалось им несколько странным, – ответила она, выходя под свет луны.
– Вовсе нет. Вы сыграли роль очень достойно и заслуженно снискали мое восхищение, – сказал он, подходя к ней. Он поднял монокль и через него обозрел сцену чудесного вечера и гуляющей молодежи. – Если наша парочка решила пойти погулять и передо мной встанет задача идти искать их, то этой участи не позавидуешь. Хотя нет! Слава богу, благоразумие им не изменило! Какая удача! Теперь мы можем расслабиться.
– Да, действительно, – ответила она ему с предельной сердечностью. – Когда вы спокойны, сэр, на вас просто приятно посмотреть, а когда волнуетесь – страшно!
Он рассмеялся, но прежде чем успел что-нибудь ответить, она отошла от него на минуту, чтобы накинуть Фанни на плечи шарф.
Кортни Андерхилл ждал этого момента целый вечер. Только сейчас Совершенный в первый раз остался один. Кортни решил не упустить такую возможность. Он подскочил к нему, как только мисс Трент отошла, и очень вежливо спросил, не желает ли сэр Уолдо шампанского, потому что он может принести. Он тут же прибавил, опасаясь, как бы сэр Уолдо не отшил его как недостойного обращаться к нему:
– Я Андерхилл, сэр.
Сэр Уолдо отказался от шампанского, однако, сделал это так дружелюбно, что Джек Баннингхэм был полностью повержен. Дело в том, что он предсказал, что любая попытка Кортни вызвать сэра Уолдо на разговор потерпит полный провал.
Сэр Уолдо с улыбкой проговорил:
– Мы ведь, кажется, виделись с вами в Мейноре, не так ли? И потом, если я не ошибаюсь, вы были на хэрроугейтской дороге на кобыле любопытной масти. С полосами, верно?
Лучшего повода для беседы и придумать было нельзя. Прошло всего несколько минут, и Кортни уже дотошно выпытывал у сэра Уолдо обо всех его реальных и придуманных молвой подвигах. Сэр Уолдо с достоинством терпел эти излияния довольно долгое время, но, наконец, прервал молодого Андерхилла словами:
– Господи, сколько же можно вспоминать о моих юношеских глупостях! Я-то думал, что навсегда оставил их в прошлом!
Кортни был шокирован этими словами, а мисс Трент, которая стояла в пределах слышимости, подумала, что то хорошее впечатление, которое произвел на нее Совершенный при первой встрече, было далеко не таким ошибочным, как ей уже неоднократно казалось.
6
Чести развлекать Совершенного и его кузена первой удостоилась жена сквайра миссис Миклби, но общепризнанным фактом было то, что начало настоящему веселью, которое сделало то лето памятным для всей округи, положил неофициальный бал у миссис Андерхилл. Хозяйки домов, которые до этого спорили друг с другом в самой мягкой форме, вдруг ожесточились и прониклись духом настоящего соперничества. А пригласительные открытки, которые дождем обрушились на Брум Холл, обещали всевозможные удовольствия, начиная от «черепаховых обедов» и заканчивая «венецианскими завтраками». Собрания и пикники стали повседневным явлением. Общему настроению поддалась даже миссис Чартли, которая организовала вечер для избранных, проходивший на открытом воздухе, а именно недалеко от развалин киркстоллского аббатства. Этот лишенный всякой искусственности пикник прошел с гораздо большим успехом, чем многие другие блистательные вечера, которые состоялись в том месяце. Во-первых, стояла чудесная погода, а во-вторых, пикник почтил своим присутствием сам Совершенный.
Миссис Баннингхэм, чей собственный многообещающий бал-котильон потерпел сокрушительный провал, долгое время избегала супруги священника, ибо боялась, что может не сдержать своих чувств. И ее вовсе не утешало то обстоятельство, что в провале своего бала-котильона она должна винить только саму себя. Обида была велика еще и потому, что предполагалось, что этот вечер у миссис Баннингхэм затмит собой все предыдущие и априори все последующие.
А корень поражения крылся в том, что миссис Баннингхэм повела себя настолько неблагоразумно, что исключила из списка приглашенных всю семью из Степлза и проинформировала свою ближайшую подругу миссис Систон – по строжайшему секрету, разумеется – о том, что у мисс Фанни Вилд не будет возможности флиртовать с лордом Линдетом в стенах дома Баннингхэмов. Миссис Систон никому не проболталась об этом секрете… кроме миссис Винклиф, на молчание которой очень рассчитывала, потому и доверилась ей. Права она была или нет, а только каким-то непостижимым образом миссис Андерхилл прослышала о зловещих намерениях миссис Баннингхэм. И прежде чем баннингхэмовские пригласительные открытки с золотым обрезом поступили из Лидса, миссис Андерхилл уже разослала свои собственные приглашения. Один из мальчишек, работавших на конюшне, был послан к сэру Уолдо Хокриджу. Он передал ему, что тот приглашается вместе со своим кузеном отобедать в Степлзе… в тот самый роковой день! Подобные же приглашения были отосланы к Чартли и Коулбатчам. «Это не вечер, – писала в своих открытках миссис Андерхилл, тая злорадную усмешку. – Простая встреча за обеденным столом в узком кругу друзей.»
– И если это не поставит миссис Баннингхэм в о-очень затруднительное положение с ее балом-котильоном, то потом можете называть меня мокрой курицей! – сказала она мисс Трент. – Ей придется поистине несладко! Какой уж тут бал! Тем более с котильоном!
Скорбь миссис Баннингхэм действительно не имела границ, когда она получила от сэра Уолдо вежливый отказ на свое приглашение. Когда же она узнала, что все отказавшиеся поехали в Степлз, то пришла просто в ярость. Ей было невыносимо даже думать о том, что они обедают на террасе и ждут сумерек, чтобы войти в гостиную, где можно просто дружески поболтать или поиграть во всякие детские игры типа бирюлек или перекрестных вопросов.
Единственной отличительной чертой бала-котильона миссис Баннингхэм было отсутствие на нем всякой жизни. Все гости были глубоко разочарованы отсутствием Совершенного. И если леди были рады тому, что здесь нет Фанни, то все молодые джентльмены, включая сына миссис Баннингхэм Джека, считали, что всякий танцевальный вечер без Фанни просто обречен превратиться в смертельную скуку. Миссис Баннингхэм было отказано даже в том маленьком утешительном удовольствии, чтобы пофантазировать насчет того, как скучает Совершенный в Степлзе, ибо Кортни рассказал Джеку, что «встреча друзей» затянулась до полуночи. Когда стали играть в бирюльки, Совершенный не только не заскучал, но активно включился в игру и скоро разбил всех в пух и прах! Даже мисс Трент, которая славилась своей ловкостью. Он вызвал мисс Трент на отдельный матч, и это вылилось в настоящий азартный спорт, так как сэр Ральф Коулбатч сделал ставку на мисс Трент. В этом принял участие даже священник, который поставил на победителя запасное кресло от своего экипажа.
Так что миссис Баннингхэм не могла тешить ни себя ни других мыслью о том, что Совершенный умирал в Степлзе от скуки.
В самом деле, ему было совсем не скучно. Да и Джулиану не пришлось долго уговаривать его принять приглашение миссис Андерхилл. Совершенный, который планировал сразу же покинуть Йоркшир после того, как будет определен порядок ремонтных работ в Брум Холле и он увидит самые предварительные результаты, все задерживался. Условия проживания в имении с каждым днем становились все менее комфортабельными, поскольку строители уже вовсю развернули свои работы, а он все задерживался. Но на это у него были свои причины. Впрочем, если бы он знал, что уезжая сможет утащить за собой в Лондон Джулиана, – выводя тем самым этого обезумевшего от чувств юнца из опасной зоны, – сэр Уолдо тут же стал бы собираться в дорогу. Но когда он запустил было насчет этого пробный шар, Джулиан ответил ему совершенно спокойно, – чувствовалось, что он давно был готов к этому:
– Знаешь, Уолдо… Если ты надумал возвращаться в Лондон, то я, пожалуй, с тобой не поеду. Решил вот, понимаешь, немного пожить в Хэрроугейте. Мне нравится Йоркшир, и потом у меня уже назначено несколько встреч на будущее…
И я уже почти пообещал Эдварду Баннингхэму, что поведу с ним в следующем месяце на скачки.
Так что сэр Уолдо остался в Брум Холле. Политика его пока была проста: искусно лавировать между своими собственными интересами и интересами Джулиана. Его доверчивый молодой кузен был бы потрясен и глубоко шокирован, если бы узнал о том, что за ленивой обходительностью сэра Уолдо кроется мрачная решимость всунуть жесткую спицу в колеса его любовного приключения с Теофанией. Его преданность сэру Уолдо была слишком сильна, чтобы ее можно было легко пошатнуть. Он ни на минуту не жалел о постоянном присутствии рядом с собой сэра Уолдо, но довольно часто испытывал некоторый дискомфорт… И несмотря на то, что сэр Уолдо не сказал ни одного дурного слова о Теофании ни в глаза, ни за глаза, Линдет не мог отделаться от подозрения, что он относится к ней с оттенком презрения и обращается с ней порой как с надоедливым ребенком, которого нужно терпеть, но которому полезно часто отказывать. Своими отказами он зажигал в ней ярость, но потом неожиданно смягчался и выводил ее из мрачного расположения духа яркой улыбкой. Ему достаточно было сказать всего пару слов своим чарующим голосом, в котором мешались оттенки веселья и восхищения. Даже Джулиан не мог понять в такие моменты, искренен его кузен или просто насмехается над Фанни. Джулиан хорошо знал только одно: в присутствии сэра Уолдо Теофании бывает не по себе. Возможно, думал он, это от того, что она тоже чувствует, что Уолдо ее недолюбливает. Это ее нервирует и делает неловкой. Когда ты очень молод, робок и жаждешь произвести хорошее впечатление на человека, которым восторгаешься, очень легко потерять над собой контроль и сделаться излишне самонадеянным, чтобы скрыть свою застенчивость.
Джулиану, правда, даже в голову не приходило, что в характере Теофании нет и никогда не было ни капли застенчивости. И уж тем более он не догадывался о том, что Уолдо нарочно провоцирует ее на то, чтобы она раскрыла наименее приятные черты своего характера.
Сам сэр Уолдо, имея за плечами пятнадцатилетний опыт общения с женщинами, раскусил Теофанию почти с первого взгляда. Играть с любовными привязанностями юных созданий не было для него обыкновением, но уже спустя неделю после знакомства с ней он твердо решил – и без всяких угрызений совести – что переключит увлечение Теофании на себя, тем самым обезопасив лорда Линдета. В своей жизни он так часто общался с женщинами, что без труда понял: подходы к ней есть, ибо эта юная леди желает большой победы, а только такой объект, выбранный в качестве жертвы, как он, сэр Уолдо, мог ее обеспечить. К тому же он знал, что обладает совершенно нежелательной, но несомненной способностью зажигать сердца дебютанток светского общества, которые окружают его романтической нежностью, даже не подозревая о том, насколько сильно ошиблись адресом. Он не был злодеем и не любил разбивать юным красавицам сердца, поэтому всегда держал ситуацию под контролем, даже если речь шла всего лишь, – как ему казалось, – об отеческом отношении к ним. Так было в случае с племянницей одного его старого друга. Девушка влюбилась в сэра Уолдо без памяти. Ситуация для него была не из самых комфортных. Но ему хватило опыта понять ее глубинный смысл: девственница стояла на пороге разбитого сердца из-за него. Сэр Уолдо всегда относился с презрением к тем мужчинам, которые находили для себя забаву в том, что ломали девичьи судьбы. Поэтому он пресек эту тенденцию, грозившую стать для девушки роковой, в самом начале. Если бы он и в Теофании нашел бы хоть намек на романтичность, он поступил бы также, как и в том случае. Но он не увидел в ней ничего, кроме упорной решимости вписать его громкое имя в список ее громких побед. К тому же он сильно сомневался в том, что у нее вообще существует сердце, которое он мог бы разбить. Если выйдет ошибочка, думал он с оттенком циничности, то несколько приступов душевной боли от осознания неразделенной любви пойдут ей не во вред, а только на пользу. По крайней мере, она сможет хоть немного побывать в положении тех многочисленных бедняг, которых в свое время надула сама.
Он считал, что она не просто эгоистична, но и самонадеянна сверх меры. Возможно, со временем она и изменилась бы в лучшую сторону, но он был уверен, что в любом случае ни по своему характеру, ни по воспитанию она не годится в жены лорду Линдету.
Он сказал мисс Трент, что не является гувернером Линдета и, строго говоря, так было и на самом деле. Джулиан был перепоручен своим отцом заботам своей матери. В опекуны ему были назначены два пожилых джентльмена. Все было оформлено четко и официально. Но практичная тетушка Софья активно использовала помощь сэра Уолдо в воспитании знатного сироты, начиная с ранней юности. С годами эта помощь росла и усложнялась. Постепенно сэр Уолдо превращался из просто чудесного кузена, который приобщил своего протеже к мужским забавам, включая спорт, – это не считая того, что он время от времени ссужал кузену деньги, одевал его с иголочки, делая его тем самым первым щеголем всего Итонского колледжа, катал на лихой упряжке со скоростью шестнадцать миль в час, а также привечал с полдесятка ближайших друзей Джулиана, да так, что им потом завидовали все в колледже, – в учителя жизни, который ввел Джулиана в избранные круги и заботливо отводил его от всех жизненных ям и мелей, куда он неминуемо провалился бы без помощи старшего кузена.
Со временем сэр Уолдо стал относиться к Джулиану как к своему особому подопечному. И хотя теперь «ребенку» было уже двадцать три года, старший кузен все еще осуществлял над ним шефство. И если он, не пошевельнув даже пальцем, позволит Джулиану влипнуть в болото разрушительной привязанности, леди Линдет вправе будет обвинять его в этом нисколько не меньше, чем саму себя.
Избранная тактика по вытеснению молодого кузена из зоны действия Теофании во многом шла вразрез с принципами сэра Уолдо, ибо он знал, какую безраздельную веру питает по отношению к нему Джулиан. Но с чисто технической стороны выполнение поставленной задачи не представляло для сэра Уолдо большого труда. С его-то опытом и обходительностью!
Теофанию баловали и тем самым портили едва ли не с самого рождения, бог одарил ее не только красотой, но и определенной независимостью, а она сама искренне считала себя просто находкой для порядочного неженатого джентльмена. Любое проявление мужского восхищения в свою сторону она воспринимала как должное, как нечто само собой разумеющееся. Уолдо видел, как на балу в Степлзе она из кожи вон лезла, чтобы завоевать расположение со стороны Хэмфри Коулбатча. Сэр Уолдо знал, что она это делает из принципа, только потому, что ученый, но беспристрастный юноша упрямо не желал поддаваться ее чарам.
В отношении себя у сэра Уолдо не было иллюзий. Он знал, что привязанность к ней с его стороны она назовет оглушительным триумфом, хотя в сущности он является в ее глазах уже стариком, который давно оставил позади пору любовных похождений. В ее первом мимолетном взгляде, который она бросила на него, была оценка и оттенок сомнения. Все же она решила влюбить его в себя. При желании он мог бы без труда пресечь все ее поползновения. И он бы сделал это, если бы в глазах Джулиана не было такого безумного блеска, когда он смотрел на это хорошенькое личико. Сэр Уолдо знал, что простодушный юноша крепко увяз в ее сетях.
Сам сэр Уолдо голову от красоты Теофании, разумеется, не потерял и терять не думал. Он не считал также умным и полезным пытаться указать Джулиану на те недостатки этого ангелочка, которые были ему ясно видны и которых Джулиан не мог бы разглядеть в упор. Да, Джулиан и сам был хорош! Разве можно было так распыляться и потерять себя перед лицом смазливой девушки? Впрочем, несмотря на свою податливость и слабость, Джулиан был тонко чувствующим человеком и имел принципы. Оба эти понятия, как подозревал сэр Уолдо, Теофании были совершенно чужды. Лучшим средством остудить пыл Джулиана было бы наглядное подтверждение того, что в основе Теофании лежат только тщеславие и полное презрение к переживаниям и удобству ее окружающих. Джулиан мог проигнорировать и даже с негодованием отвергнуть предупреждения даже такого уважаемого советчика, каким был его кузен Уолдо, но когда он все увидит собственными глазами, то должен будет, наконец, все понять.
Так что вместо того, чтобы разбить амбиции мисс Вилд одним ударом, Совершенный избрал тактику «смены температур»: то разжигал ее пыл, то окатывал ее ледяной водой. Давая сегодня ей понять, что она сумела пробудить в нем интерес, назавтра он посвящал все свое время и все свои любезности другой леди. Порой он одаривал ее комплиментами, в другой раз проявлял ленивое равнодушие ко всем ее начинаниям. Флиртовал он с ней очень тонко. Настолько тонко, что она никогда не знала, ведет ли он себя серьезно или просто забавляется, как с малым ребенком. До этого она не имела в жизни дел с подобными людьми. Все ее обожатели были гораздо моложе сэра Уолдо и им не хватало его утонченности. Либо они страстно жаждали ее любви, либо, – как, например, Хэмфри Коулбатч, – вообще не обращали на нее внимания. Во всяком случае, молодых легко можно было понять. Иначе дело обстояло с сэром Уолдо. Он был непостижим. Сегодня – вызывающий восхищение, а назавтра уже не было человека более гадкого, чем он. Нет, он не жаждал любви. Наоборот, все время вышучивал ее кавалеров, говоря, что они делают из себя дураков своими ухаживаниями. Фанни воспринимала это как оскорбление. Она делала все, чтобы вывести его из равновесия. Но ей это не удавалось. Так было всегда, так было и в тот день.
Он увидел искорки гнева в се глазах и улыбнулся.
– Нет, нет! Даже не мечтайте об этом!
– Я не понимаю, о чем вы!
– Вы сейчас обдумываете возможность представить меня в дурацком свете. На вашем месте я бы даже не пытался это делать. Я никогда не волочусь. Даже за смазливыми девочками.
– За смазливыми?! – вскричала она. – Это вы обо м-мне?
– Именно, – серьезно сказал он. – Впрочем, у меня нет предрассудков и насчет дурнушек. Но кое-кто может и не согласиться с моими определениями.
– И не согласятся! – тоном утверждения раздраженно воскликнула она. – Смазливая! Все говорят, что я красивая! Красивая!
Он постарался удержать прежнее выражение на лице, но губы все же дрогнули в уголках.
– Да, разумеется, – ответил он. – Всем известно, что некрасивых богатых наследниц не бывает.
Она посмотрела на него так, словно не верила своим ушам.
– Но… Но разве вы будете отрицать, что я красивая?!
– Очень красивая!
– Да, я знаю, – смягчаясь, сказала она. – Анцилла считает, что я не должна так говорить, потому что, мол, я теряю частичку своей красоты. По крайней мере, она так утверждает. Но я не знаю… Мне кажется, что это… Как вы на это смотрите?
– Если вы хотите знать мое мнение, то я говорю вам: это полный абсурд! У вас есть полное право постоянно упоминать об этом вслух!
Она подумала над этим, что-то заподозрила и наконец требовательно спросила:
– Почему?
– Люди так ненаблюдательны! – как можно более мягко ответил он.
Она неожиданно рассмеялась. Звуки ее переливчатого смеха были чудесны и ласкали слух.
– Ох, противный! Вы… Вы самое ужасное существо в целом свете! Все, я больше не имею с вами никаких отношений!
Она убежала, а он вдогонку помахал ей рукой. Но про себя подумал, что когда она забывает о жеманстве и начинает искренне смеяться, признавая поражение, она просто очаровательна.
Мисс Трент, которая подошла как раз вовремя, чтобы услышать последнюю остроту сэра Уолдо, бесстрастно заметила:
– Действительно, самое ужасное существо на всем свете!
Он улыбнулся, скользя по ней внимательным, оценивающим взглядом. Она всегда была очень просто одета, использовала недорогой муслин и батист. Платья шила себе сама, и получалось очень элегантно. И при всем том ему еще ни разу не удавалось ее увидеть, – пусть даже в самую жаркую погоду, – расслабленной. Линии всегда были холодны и строги.
Сэр Уолдо наладил очень ровные отношения с мисс Трент. Как-то ему припомнился тот их разговор на вечере, когда она спрашивала его, знаком ли он с ее кузеном. Ему показалось, что она напряглась всем телом, когда задала этот вопрос. И когда он сказал, что впервые слышит это имя, она тут же расслабилась. Это его заинтересовало, и он решил справиться на сей предмет у своего кузена.
– Бернард Трент? – переспросил Джулиан, наморщив лоб. – Да нет, кажется, не… Хотя постой! Ты говоришь о сыне генерала Трента? Я видел его всего пару раз. Он относится к той категории людей, которые рисуются во время разговора, одеваются в пух и перья и воображают, что разбираются в лошадях. – Он запнулся, словно натолкнувшись на какую-то мысль, и воскликнул: – Черт возьми, он случайно не родственник мисс Трент?
Миссис Баннингхэм, чей собственный многообещающий бал-котильон потерпел сокрушительный провал, долгое время избегала супруги священника, ибо боялась, что может не сдержать своих чувств. И ее вовсе не утешало то обстоятельство, что в провале своего бала-котильона она должна винить только саму себя. Обида была велика еще и потому, что предполагалось, что этот вечер у миссис Баннингхэм затмит собой все предыдущие и априори все последующие.
А корень поражения крылся в том, что миссис Баннингхэм повела себя настолько неблагоразумно, что исключила из списка приглашенных всю семью из Степлза и проинформировала свою ближайшую подругу миссис Систон – по строжайшему секрету, разумеется – о том, что у мисс Фанни Вилд не будет возможности флиртовать с лордом Линдетом в стенах дома Баннингхэмов. Миссис Систон никому не проболталась об этом секрете… кроме миссис Винклиф, на молчание которой очень рассчитывала, потому и доверилась ей. Права она была или нет, а только каким-то непостижимым образом миссис Андерхилл прослышала о зловещих намерениях миссис Баннингхэм. И прежде чем баннингхэмовские пригласительные открытки с золотым обрезом поступили из Лидса, миссис Андерхилл уже разослала свои собственные приглашения. Один из мальчишек, работавших на конюшне, был послан к сэру Уолдо Хокриджу. Он передал ему, что тот приглашается вместе со своим кузеном отобедать в Степлзе… в тот самый роковой день! Подобные же приглашения были отосланы к Чартли и Коулбатчам. «Это не вечер, – писала в своих открытках миссис Андерхилл, тая злорадную усмешку. – Простая встреча за обеденным столом в узком кругу друзей.»
– И если это не поставит миссис Баннингхэм в о-очень затруднительное положение с ее балом-котильоном, то потом можете называть меня мокрой курицей! – сказала она мисс Трент. – Ей придется поистине несладко! Какой уж тут бал! Тем более с котильоном!
Скорбь миссис Баннингхэм действительно не имела границ, когда она получила от сэра Уолдо вежливый отказ на свое приглашение. Когда же она узнала, что все отказавшиеся поехали в Степлз, то пришла просто в ярость. Ей было невыносимо даже думать о том, что они обедают на террасе и ждут сумерек, чтобы войти в гостиную, где можно просто дружески поболтать или поиграть во всякие детские игры типа бирюлек или перекрестных вопросов.
Единственной отличительной чертой бала-котильона миссис Баннингхэм было отсутствие на нем всякой жизни. Все гости были глубоко разочарованы отсутствием Совершенного. И если леди были рады тому, что здесь нет Фанни, то все молодые джентльмены, включая сына миссис Баннингхэм Джека, считали, что всякий танцевальный вечер без Фанни просто обречен превратиться в смертельную скуку. Миссис Баннингхэм было отказано даже в том маленьком утешительном удовольствии, чтобы пофантазировать насчет того, как скучает Совершенный в Степлзе, ибо Кортни рассказал Джеку, что «встреча друзей» затянулась до полуночи. Когда стали играть в бирюльки, Совершенный не только не заскучал, но активно включился в игру и скоро разбил всех в пух и прах! Даже мисс Трент, которая славилась своей ловкостью. Он вызвал мисс Трент на отдельный матч, и это вылилось в настоящий азартный спорт, так как сэр Ральф Коулбатч сделал ставку на мисс Трент. В этом принял участие даже священник, который поставил на победителя запасное кресло от своего экипажа.
Так что миссис Баннингхэм не могла тешить ни себя ни других мыслью о том, что Совершенный умирал в Степлзе от скуки.
В самом деле, ему было совсем не скучно. Да и Джулиану не пришлось долго уговаривать его принять приглашение миссис Андерхилл. Совершенный, который планировал сразу же покинуть Йоркшир после того, как будет определен порядок ремонтных работ в Брум Холле и он увидит самые предварительные результаты, все задерживался. Условия проживания в имении с каждым днем становились все менее комфортабельными, поскольку строители уже вовсю развернули свои работы, а он все задерживался. Но на это у него были свои причины. Впрочем, если бы он знал, что уезжая сможет утащить за собой в Лондон Джулиана, – выводя тем самым этого обезумевшего от чувств юнца из опасной зоны, – сэр Уолдо тут же стал бы собираться в дорогу. Но когда он запустил было насчет этого пробный шар, Джулиан ответил ему совершенно спокойно, – чувствовалось, что он давно был готов к этому:
– Знаешь, Уолдо… Если ты надумал возвращаться в Лондон, то я, пожалуй, с тобой не поеду. Решил вот, понимаешь, немного пожить в Хэрроугейте. Мне нравится Йоркшир, и потом у меня уже назначено несколько встреч на будущее…
И я уже почти пообещал Эдварду Баннингхэму, что поведу с ним в следующем месяце на скачки.
Так что сэр Уолдо остался в Брум Холле. Политика его пока была проста: искусно лавировать между своими собственными интересами и интересами Джулиана. Его доверчивый молодой кузен был бы потрясен и глубоко шокирован, если бы узнал о том, что за ленивой обходительностью сэра Уолдо кроется мрачная решимость всунуть жесткую спицу в колеса его любовного приключения с Теофанией. Его преданность сэру Уолдо была слишком сильна, чтобы ее можно было легко пошатнуть. Он ни на минуту не жалел о постоянном присутствии рядом с собой сэра Уолдо, но довольно часто испытывал некоторый дискомфорт… И несмотря на то, что сэр Уолдо не сказал ни одного дурного слова о Теофании ни в глаза, ни за глаза, Линдет не мог отделаться от подозрения, что он относится к ней с оттенком презрения и обращается с ней порой как с надоедливым ребенком, которого нужно терпеть, но которому полезно часто отказывать. Своими отказами он зажигал в ней ярость, но потом неожиданно смягчался и выводил ее из мрачного расположения духа яркой улыбкой. Ему достаточно было сказать всего пару слов своим чарующим голосом, в котором мешались оттенки веселья и восхищения. Даже Джулиан не мог понять в такие моменты, искренен его кузен или просто насмехается над Фанни. Джулиан хорошо знал только одно: в присутствии сэра Уолдо Теофании бывает не по себе. Возможно, думал он, это от того, что она тоже чувствует, что Уолдо ее недолюбливает. Это ее нервирует и делает неловкой. Когда ты очень молод, робок и жаждешь произвести хорошее впечатление на человека, которым восторгаешься, очень легко потерять над собой контроль и сделаться излишне самонадеянным, чтобы скрыть свою застенчивость.
Джулиану, правда, даже в голову не приходило, что в характере Теофании нет и никогда не было ни капли застенчивости. И уж тем более он не догадывался о том, что Уолдо нарочно провоцирует ее на то, чтобы она раскрыла наименее приятные черты своего характера.
Сам сэр Уолдо, имея за плечами пятнадцатилетний опыт общения с женщинами, раскусил Теофанию почти с первого взгляда. Играть с любовными привязанностями юных созданий не было для него обыкновением, но уже спустя неделю после знакомства с ней он твердо решил – и без всяких угрызений совести – что переключит увлечение Теофании на себя, тем самым обезопасив лорда Линдета. В своей жизни он так часто общался с женщинами, что без труда понял: подходы к ней есть, ибо эта юная леди желает большой победы, а только такой объект, выбранный в качестве жертвы, как он, сэр Уолдо, мог ее обеспечить. К тому же он знал, что обладает совершенно нежелательной, но несомненной способностью зажигать сердца дебютанток светского общества, которые окружают его романтической нежностью, даже не подозревая о том, насколько сильно ошиблись адресом. Он не был злодеем и не любил разбивать юным красавицам сердца, поэтому всегда держал ситуацию под контролем, даже если речь шла всего лишь, – как ему казалось, – об отеческом отношении к ним. Так было в случае с племянницей одного его старого друга. Девушка влюбилась в сэра Уолдо без памяти. Ситуация для него была не из самых комфортных. Но ему хватило опыта понять ее глубинный смысл: девственница стояла на пороге разбитого сердца из-за него. Сэр Уолдо всегда относился с презрением к тем мужчинам, которые находили для себя забаву в том, что ломали девичьи судьбы. Поэтому он пресек эту тенденцию, грозившую стать для девушки роковой, в самом начале. Если бы он и в Теофании нашел бы хоть намек на романтичность, он поступил бы также, как и в том случае. Но он не увидел в ней ничего, кроме упорной решимости вписать его громкое имя в список ее громких побед. К тому же он сильно сомневался в том, что у нее вообще существует сердце, которое он мог бы разбить. Если выйдет ошибочка, думал он с оттенком циничности, то несколько приступов душевной боли от осознания неразделенной любви пойдут ей не во вред, а только на пользу. По крайней мере, она сможет хоть немного побывать в положении тех многочисленных бедняг, которых в свое время надула сама.
Он считал, что она не просто эгоистична, но и самонадеянна сверх меры. Возможно, со временем она и изменилась бы в лучшую сторону, но он был уверен, что в любом случае ни по своему характеру, ни по воспитанию она не годится в жены лорду Линдету.
Он сказал мисс Трент, что не является гувернером Линдета и, строго говоря, так было и на самом деле. Джулиан был перепоручен своим отцом заботам своей матери. В опекуны ему были назначены два пожилых джентльмена. Все было оформлено четко и официально. Но практичная тетушка Софья активно использовала помощь сэра Уолдо в воспитании знатного сироты, начиная с ранней юности. С годами эта помощь росла и усложнялась. Постепенно сэр Уолдо превращался из просто чудесного кузена, который приобщил своего протеже к мужским забавам, включая спорт, – это не считая того, что он время от времени ссужал кузену деньги, одевал его с иголочки, делая его тем самым первым щеголем всего Итонского колледжа, катал на лихой упряжке со скоростью шестнадцать миль в час, а также привечал с полдесятка ближайших друзей Джулиана, да так, что им потом завидовали все в колледже, – в учителя жизни, который ввел Джулиана в избранные круги и заботливо отводил его от всех жизненных ям и мелей, куда он неминуемо провалился бы без помощи старшего кузена.
Со временем сэр Уолдо стал относиться к Джулиану как к своему особому подопечному. И хотя теперь «ребенку» было уже двадцать три года, старший кузен все еще осуществлял над ним шефство. И если он, не пошевельнув даже пальцем, позволит Джулиану влипнуть в болото разрушительной привязанности, леди Линдет вправе будет обвинять его в этом нисколько не меньше, чем саму себя.
Избранная тактика по вытеснению молодого кузена из зоны действия Теофании во многом шла вразрез с принципами сэра Уолдо, ибо он знал, какую безраздельную веру питает по отношению к нему Джулиан. Но с чисто технической стороны выполнение поставленной задачи не представляло для сэра Уолдо большого труда. С его-то опытом и обходительностью!
Теофанию баловали и тем самым портили едва ли не с самого рождения, бог одарил ее не только красотой, но и определенной независимостью, а она сама искренне считала себя просто находкой для порядочного неженатого джентльмена. Любое проявление мужского восхищения в свою сторону она воспринимала как должное, как нечто само собой разумеющееся. Уолдо видел, как на балу в Степлзе она из кожи вон лезла, чтобы завоевать расположение со стороны Хэмфри Коулбатча. Сэр Уолдо знал, что она это делает из принципа, только потому, что ученый, но беспристрастный юноша упрямо не желал поддаваться ее чарам.
В отношении себя у сэра Уолдо не было иллюзий. Он знал, что привязанность к ней с его стороны она назовет оглушительным триумфом, хотя в сущности он является в ее глазах уже стариком, который давно оставил позади пору любовных похождений. В ее первом мимолетном взгляде, который она бросила на него, была оценка и оттенок сомнения. Все же она решила влюбить его в себя. При желании он мог бы без труда пресечь все ее поползновения. И он бы сделал это, если бы в глазах Джулиана не было такого безумного блеска, когда он смотрел на это хорошенькое личико. Сэр Уолдо знал, что простодушный юноша крепко увяз в ее сетях.
Сам сэр Уолдо голову от красоты Теофании, разумеется, не потерял и терять не думал. Он не считал также умным и полезным пытаться указать Джулиану на те недостатки этого ангелочка, которые были ему ясно видны и которых Джулиан не мог бы разглядеть в упор. Да, Джулиан и сам был хорош! Разве можно было так распыляться и потерять себя перед лицом смазливой девушки? Впрочем, несмотря на свою податливость и слабость, Джулиан был тонко чувствующим человеком и имел принципы. Оба эти понятия, как подозревал сэр Уолдо, Теофании были совершенно чужды. Лучшим средством остудить пыл Джулиана было бы наглядное подтверждение того, что в основе Теофании лежат только тщеславие и полное презрение к переживаниям и удобству ее окружающих. Джулиан мог проигнорировать и даже с негодованием отвергнуть предупреждения даже такого уважаемого советчика, каким был его кузен Уолдо, но когда он все увидит собственными глазами, то должен будет, наконец, все понять.
Так что вместо того, чтобы разбить амбиции мисс Вилд одним ударом, Совершенный избрал тактику «смены температур»: то разжигал ее пыл, то окатывал ее ледяной водой. Давая сегодня ей понять, что она сумела пробудить в нем интерес, назавтра он посвящал все свое время и все свои любезности другой леди. Порой он одаривал ее комплиментами, в другой раз проявлял ленивое равнодушие ко всем ее начинаниям. Флиртовал он с ней очень тонко. Настолько тонко, что она никогда не знала, ведет ли он себя серьезно или просто забавляется, как с малым ребенком. До этого она не имела в жизни дел с подобными людьми. Все ее обожатели были гораздо моложе сэра Уолдо и им не хватало его утонченности. Либо они страстно жаждали ее любви, либо, – как, например, Хэмфри Коулбатч, – вообще не обращали на нее внимания. Во всяком случае, молодых легко можно было понять. Иначе дело обстояло с сэром Уолдо. Он был непостижим. Сегодня – вызывающий восхищение, а назавтра уже не было человека более гадкого, чем он. Нет, он не жаждал любви. Наоборот, все время вышучивал ее кавалеров, говоря, что они делают из себя дураков своими ухаживаниями. Фанни воспринимала это как оскорбление. Она делала все, чтобы вывести его из равновесия. Но ей это не удавалось. Так было всегда, так было и в тот день.
Он увидел искорки гнева в се глазах и улыбнулся.
– Нет, нет! Даже не мечтайте об этом!
– Я не понимаю, о чем вы!
– Вы сейчас обдумываете возможность представить меня в дурацком свете. На вашем месте я бы даже не пытался это делать. Я никогда не волочусь. Даже за смазливыми девочками.
– За смазливыми?! – вскричала она. – Это вы обо м-мне?
– Именно, – серьезно сказал он. – Впрочем, у меня нет предрассудков и насчет дурнушек. Но кое-кто может и не согласиться с моими определениями.
– И не согласятся! – тоном утверждения раздраженно воскликнула она. – Смазливая! Все говорят, что я красивая! Красивая!
Он постарался удержать прежнее выражение на лице, но губы все же дрогнули в уголках.
– Да, разумеется, – ответил он. – Всем известно, что некрасивых богатых наследниц не бывает.
Она посмотрела на него так, словно не верила своим ушам.
– Но… Но разве вы будете отрицать, что я красивая?!
– Очень красивая!
– Да, я знаю, – смягчаясь, сказала она. – Анцилла считает, что я не должна так говорить, потому что, мол, я теряю частичку своей красоты. По крайней мере, она так утверждает. Но я не знаю… Мне кажется, что это… Как вы на это смотрите?
– Если вы хотите знать мое мнение, то я говорю вам: это полный абсурд! У вас есть полное право постоянно упоминать об этом вслух!
Она подумала над этим, что-то заподозрила и наконец требовательно спросила:
– Почему?
– Люди так ненаблюдательны! – как можно более мягко ответил он.
Она неожиданно рассмеялась. Звуки ее переливчатого смеха были чудесны и ласкали слух.
– Ох, противный! Вы… Вы самое ужасное существо в целом свете! Все, я больше не имею с вами никаких отношений!
Она убежала, а он вдогонку помахал ей рукой. Но про себя подумал, что когда она забывает о жеманстве и начинает искренне смеяться, признавая поражение, она просто очаровательна.
Мисс Трент, которая подошла как раз вовремя, чтобы услышать последнюю остроту сэра Уолдо, бесстрастно заметила:
– Действительно, самое ужасное существо на всем свете!
Он улыбнулся, скользя по ней внимательным, оценивающим взглядом. Она всегда была очень просто одета, использовала недорогой муслин и батист. Платья шила себе сама, и получалось очень элегантно. И при всем том ему еще ни разу не удавалось ее увидеть, – пусть даже в самую жаркую погоду, – расслабленной. Линии всегда были холодны и строги.
Сэр Уолдо наладил очень ровные отношения с мисс Трент. Как-то ему припомнился тот их разговор на вечере, когда она спрашивала его, знаком ли он с ее кузеном. Ему показалось, что она напряглась всем телом, когда задала этот вопрос. И когда он сказал, что впервые слышит это имя, она тут же расслабилась. Это его заинтересовало, и он решил справиться на сей предмет у своего кузена.
– Бернард Трент? – переспросил Джулиан, наморщив лоб. – Да нет, кажется, не… Хотя постой! Ты говоришь о сыне генерала Трента? Я видел его всего пару раз. Он относится к той категории людей, которые рисуются во время разговора, одеваются в пух и перья и воображают, что разбираются в лошадях. – Он запнулся, словно натолкнувшись на какую-то мысль, и воскликнул: – Черт возьми, он случайно не родственник мисс Трент?