Хейер Джорджетт. Верх совершенства

Джоржетт Хейер
Верх совершенства

1

   В его глазах сверкнули насмешливые искорки, пока он внимательно изучал выражения лиц собравшихся родственников, но тон его голоса был до конца серьезен. Создавалось даже такое впечатление, что он за что-то передними извиняется.
   – Боюсь, что дело обстоит именно так, мэм, – сказал он, обращаясь у своей тете Софье. – Наследником объявлен ваш покорный слуга.
   Поскольку он не задавал леди Линдет никакого вопроса, а лишь констатировал совершившийся факт, то это его признание, выраженное с мужской прямотой, никого не удивило.
   Всем им уже было хорошо известно, что свое состояние старый кузен Джозеф Кальвер пожелал оставить Уолдо. Когда леди Линдет попыталась заставить Уолдо дать отчет относительно столь щекотливого предмета, она руководствовалась мимолетным импульсом и вовсе не надеялась на то, что печальные новости будут опровергнуты «виновником торжества». Не было у нее реальной надежды и На то, что Уолдо откажется от наследства в пользу ее единственного ребенка. Скорее всего, это были ее отчаянные, фантастические мечты. В глубине души она, разумеется, полагала, что наиболее достойным претендентом на наследство эксцентричного кузена Джозефа является ее Джулиан. Она сделала все от себя зависящее, чтобы приблизить знатного сироту к богатому старику. Ради этого она даже пошла на все неприятности, которые были связаны с их недельным пребыванием в Хэрроугейте. Несмотря на то, что ее Джулиан был поистине прелестным ребенком, который носил нанковые брючки и украшенные многочисленными оборками сорочки, все попытки его матери получить вместе с ним доступ в Брум Холл оказались тщетными. Трижды она приближалась к этому поместью, таща за собой скучающего, но покорного сына, и трижды ей давали от ворот поворот. Первые два раза швейцар кузена Джозефа передал ей, что хозяин не в настроении принимать гостей, а в последний приход отказ был предельно ясен: хозяин будет ей очень благодарен, если она прекратит свои домогательства, потому что у него нет ни малейшего желания видеть ее, равно как и ее сына, равно как и кого бы то ни было другого.
   Импровизированное расследование, проведенное на месте леди Линдет, показало: старый кузен открывает двери своего дома только перед одним человеком – своим врачом.
   Общественное мнение разделилось. Добрые, милосердные люди полагали, что скупость владельца Брум Холла – неизбежный, печальный итог многочисленных разочарований, которые Джозефу суждено было претерпеть в юности. Большинство же было уверено в том, что он просто жадина, который трясется над каждой монеткой в четыре пенса, которую приходится на что-либо потратить. Имея полную возможность увидеть и оценить заброшенность и неухоженность поместья кузена и его окрестностей, леди Линдет больше склонялась к тому, чтобы присоединиться к большинству.
   В минуту отчаяния ей пришла было мысль о том, что, может быть, старик кузен вовсе не так богат, как о нем говорили… Впрочем, она сразу отогнала эту мысль. Несмотря на то, что по своему убогому стилю и размерам Брум Холл не шел ни в какое сравнение с резиденцией юного лорда Линдета в центральных графствах, все же это был респектабельный особняк, в котором было никак не меньше тридцати спален!… Он не стоял в парке, как это принято у знати, но окружавший его сад был весьма и весьма велик. Кроме того, согласно надежной информации, основная часть окрестностей Брум Холла также принадлежала кузену Джозефу. Она покидала Хэрроугейт, пребывая в полнейшей уверенности, что действительное состояние старика-кузена куда более значительно, чем она предполагала вначале. Нет, она не собиралась строить козни и отнимать у старика то, что принадлежало ему, но плохой же матерью оказалась бы она, если бы не постаралась устроить так, чтобы это роскошное наследство перешло к ее сыну! Поэтому она молча проглотила свое возмущение, возникшее как реакция на скверное обращение с ее персоной в Брум Холле, и терпеливо продолжала из года в год посылать старику-кузену маленькие рождественские подарки.
   Регулярно писала ему письма, заботливо справлялась о состоянии его здоровья и бомбардировала его подробными отчетами о достоинствах Джулиана, его красоте и успехах в учебе.
   И после всего того, что она приняла на себя, стерпела, стиснув зубы и с улыбкой на лице, он оставил все свое состояние Уолдо! Уолдо, который не имел на это никаких прав, который не был старшим из родственников, который даже не носил фамилии своего благодетеля!..
   Самым старшим по возрасту из всех трех кузенов, собравшихся в тот день в гостиной у леди Линдет, был Джордж Уингхэм, являвшийся сыном старшей сестры ее милости леди Линдет. Это был очень достойный, хотя и до мозга костей прозаичный человек. Нельзя сказать, чтобы леди Линдет особенно его любила, но все же если бы старик назначил своим наследником Джорджа, это леди Линдет перенесла бы значительно легче, потому что понимала, что старшинство Джорджа среди родственников наделяет его весомыми правами на наследство. Определенными правами обладал и Лоуренс Кальвер, самый младший из племянников леди Линдет. Его она презирала и никогда не любила, но считала, что самообладание не изменило бы ей, если бы она узнала о том, что наследником стал Лоуренс. Это, конечно, был бы очень неудачный выбор старика-кузена. Леди Линдет нисколько не сомневалась в том, что Лоуренсу хватило бы, пожалуй, одной недели на то, чтобы промотать все наследство до последнего пенса.
   Но мысль о том, что кузен Джозеф, наплевав на неоспоримые права Джорджа, Лоуренса и ее любимого Джулиана, объявил своим единственным и главным наследником Уолдо Хокриджа, была настолько невыносима, что она едва не упала в обморок и была удивлена, как это ее не разбил паралич, когда она впервые услышала эту страшную новость. Первую минуту она не могла произнести ни звука, не могла пошевелить ни рукой, ни ногой… Затем, задыхаясь, пробормотала:
   – Уолдо?!..
   В ее голосе было столько неприкрытой ненависти, что Джулиан, который, собственно, и принес новость, был потрясен.
   – Но, мама!.. – воскликнул он изумленно-испуганно. – Ты же всегда говорила, что тебе нравится Уолдо!
   Это была истинная правда, которая, однако, в настоящий момент была до неприличия неуместна, как она тут же раздраженно пояснила своему сыну. Да, она действительно была очень привязана к Уолдо, но ни эта приязнь к нему, ни благодарность за ту неиссякаемую доброту, с какой он относился к Джулиану, не мешали ей чувствовать себя дурно при одной только мысли о его теперешнем богатстве. Осознание же того, что теперь к и так уже неприлично большому его состоянию добавится наследство, оставленное кузеном Джозефом, за несколько минут обратило всю ее привязанность к нему почти в открытую ненависть.
   Видя широко раскрытые глаза сына, она раздраженно сказала, что у Уолдо не было никаких прав на это наследство и что воля кузена Джозефа – это плевок в лицо им всем.
   С того момента прошло уже много времени, но леди Линдет все не могла успокоиться и сейчас, глядя Уолдо прямо в глаза, едко проговорила:
   – Не могу постичь, что же все-таки подвигло этого мрачного старика на то, чтобы объявить тебя своим наследником?
   – Боюсь, этому нет рационального объяснения, – сочувственным тоном ответил сэр Уолдо.
   – Насколько мне известно, ты никогда даже не утруждался тем, чтобы приехать проведать его, а?
   – Совершенно верно, я его никогда в лицо не видел.
   – М-да… – проговорил Джордж. – Должен признаться, что со стороны старикашки это был довольно странный поступок. Можно подумать даже, что… Впрочем, никто из нас не являлся опекуном Джозефа, и он имел полное право распорядиться своими денежками именно так, как он ими распорядился. Но мы не можем критиковать его. Это не наше дело.
   После этих слов старшего кузена Лоуренс Кальвер, который в продолжение всего разговора развалясь сидел на диване, молчал и с мрачным выражением на лице играл своим красивым моноклем на цепочке, теперь вдруг вскочил на ноги и с яростью в голосе выкрикнул:
   – Не твое дело, согласен! То же самое можно сказать и про Уолдо, и про Линдета, но я… Кальвер! Проклятье, я Кальвер!
   – Вполне возможно! – гневно ответила молодому человеку его тетушка. – Но будь так любезен не браниться площадными словами в моем присутствии… Если тебе не трудно!
   Лоуренс залился краской и пробурчал себе под нос извинения, но этот упрек со стороны тетушки Софьи не добавил ему хорошего настроения и не заставил его замолчать. Стремительно теряя над собой контроль, он пустился в длинную и неуместную речь, в которой более или менее связно объяснял причины своего срыва и того, что он не смог удержаться от ругательства. Перепало в этом монологе всем без исключения, особенно было отмечено злорадство и недоброжелательное отношение к нему со стороны Джозефа Кальвера и двуличие Уолдо Хокриджа.
   Лоуренса слушали в напряженном молчании до тех пор, пока, наконец, не вмешался Джордж Уингхэм. Что касается юного лорда Линдета, то непочтительные отзывы Лоуренса о чертах характера сэра Уолдо заставили его возмущенно зардеться. Однако мальчик молчал, плотно сжав губы, которые побелели от напряжения. Он испепелял Лоуренса взглядом, но пока молчал.
   Лоуренс всегда завидовал сэру Уолдо, всем это было отлично известно. Лоуренс не сдавался и вел упорную борьбу, но его попытки затмить собой кузена были просто смехотворны. Во-первых, он был на несколько лет моложе сэра Уолдо, а во-вторых – и это главное – Лоуренс не обладал ни в малейшей степени и частью тех качеств, которыми так щедро природа одарила «Совершенного». Потерпев сокрушительную неудачу в своих отчаянных попытках преуспеть в делах и спорте, победам в которых сэр Уолдо был обязан своим титулом «Совершенного», Лоуренс, наконец, плюнул и ударился в щегольство. Он напрочь отказался от строгих спортивных костюмов и предпочел им отныне экстравагантную моду, очень популярную в среде молодых денди.
   Впрочем, что до Джулиана, то Лоуренс казался ему смешным в любом одеянии. Он всегда противопоставлял в своем сознании образы Лоуренса и сэра Уолдо. Вот и сейчас юный лорд Линдет обратил свой взгляд на глаза Уолдо. Они согрели его своим теплом, как согревали всегда. Сэр Уолдо являлся для Джулиана верхом совершенства, образцом джентльмена. Быть в его обществе означало большую честь для Джулиана. Старший кузен научил его сидеть в седле, управлять упряжкой, стрелять, ловить рыбу, а также боксировать. Это был вечный источник мудрости. И верное убежище в минуты стресса. Он научил его даже своему собственному способу завязывать накрахмаленные концы шейного платка. Нет, в этом способе не было ничего от витиеватости так называемых «математического» и «восточного» галстуков. Это был собственный элегантный стиль сэра Уолдо, ненавязчивый и вместе с тем утонченный.
   Джулиан вспоминал о безуспешных попытках Лоуренса подражать Уолдо в одежде. Он все делал так же, как Уолдо, но эффект был противоположным. Бедняга никак не мог понять, что простые, облегающие тело костюмы, которые были так к лицу Уолдо, могут хорошо смотреться только на атлетически развитом мужчине. В конце концов Лоуренс бросил свои попытки и избрал напыщенный стиль, на который и был обречен: с подушечками, скрывавшими покатость плеч, и со всевозможными приспособлениями, скрывавшими узкую грудь.
   Джулиан еще раз взглянул на Лоуренса. Он плотно сжимал губы и молчал, потому что знал, что Уолдо не одобрит, если он сейчас набросится на Лоуренса с возражениями. А Лоуренс тем временем от нытья по поводу несправедливостей судьбы по отношению к его персоне с каждой минутой становился в своих жалобах все более конкретным. Слушая его, можно было подумать, что Уолдо богат только за его счет, с раздражением думал Джулиан, что Уолдо всегда подло и низко обращался с ним.
   Наконец терпение у юного лорда Линдета лопнуло. Он решил вступиться. Неважно, понравится это Уолдо или нет. Он просто не мог больше терпеть оскорблений в адрес своего кумира.
   Однако, не успел он еще и рта раскрыть, как в речь Лоуренса вмешался Джордж. Лицо у него потемнело, в голосе слышалось суровое предупреждение:
   – Поосторожнее! Если кто из нас и должен быть по гроб жизни благодарным Уолдо, так это именно ты, подлый негодяй!
   – О, не надо, Джордж! – взмолился сэр Уолдо. Старший кузен не обратил на эту реплику ни малейшего внимания. Он продолжал жечь взглядом Лоуренса.
   – Кто оплатил все твои оксфордские долги? – рявкнул Джордж. – Кто вытаскивал тебя из притонов и долговых ям?! Месяц назад ты вляпался в дьявольскую историю – кто тебя спас?! Я-то знаю, под чью дудку ты танцевал в игорном притоне в Пэлл Мэлл! Только не надо вызывающе смотреть на Уолдо, это не он мне поведал, запомни! Ты был на короткой ноге со всякими проходимцами и жульем, не так ли?! Хороша компания! И не смей сваливать свои неудачи на Уолдо! Ты всегда был и будешь нытиком!
   – Хватит! – прервал его Уолдо.
   – Да, пожалуй, хватит того, что я перечислил! – вызывающе ответил Джордж.
   – Скажи мне, Лоури, – обратился Уолдо к Лоуренсу, не обратив внимания на импровизацию Джорджа, – тебе очень хочется получить дом в Йоркшире?
   – Нет, но… тебе-то он зачем?! Почему он достается именно тебе? С какой стати?! У тебя уже есть Манифолд! У тебя есть городской особняк! У тебя есть имение в Лестершире! И при всем при том… И при всем при том ты даже не Кальвер!
   – А при чем тут это, черт тебя возьми?! – заорал Джордж. – Какое Кальверы имеют отношение к Манифолду, хотел бы я знать?! Или к дому на Чарльз Стрит?! Или к…
   – Джордж, если ты сейчас же не прекратишь, мы с тобой поссоримся.
   – Отлично! О, великолепно! – прорычал Джордж. – Я замолчу, но замолчит ли этот паршивый шулер?! Ведь, похоже, он возомнил, что имеет какое-то право на Манифолд, а ведь это поместье принадлежало стольким поколениям твоей семьи, что об этом известно только одному богу!
   – Нет, я уверен, что он не претендует на Манифолд. Просто ему кажется, что ему следовало отдать Брум Холл. Но скажи, Лоури, что бы ты делал с ним, если бы стал его владельцем по завещанию кузена Джозефа?! Я еще не был там и не видел самого дома, но, насколько мне известно, это весьма небольшое имение, к тому же запущенное сверх меры и существующее только на ренту от нескольких ферм и сельскохозяйственных владений. Неужели ты бросил бы нынешний образ жизни и заделался бы землепашцем?
   – Разумеется, нет! – зло выкрикнул Лоуренс. – Если бы этот старый мерзавец оставил бы имение мне, я бы на следующий же день его продал. Только не говори мне, что ты не сделаешь то же самое! Хотя ты и так уже купаешься в золоте!..
   – Да, совершенно верно. Ты бы продал имение, а деньги промотал бы максимум за полгода. Полагаю, мне удастся найти лучшее применение этому поместью. – Улыбка показалась в уголках его губ, но он сдержал ее и утешительным тоном проговорил: – Надеюсь, тебе приятно будет услышать, что владение этим имением не увеличит моего состояния. Совсем даже наоборот.
   Господин Уингхэм бросил на Уолдо острый взгляд, в котором сквозило подозрение в неискренности. Но тут заговорила леди Линдет. Слова Уолдо поразили ее в самое сердце. Она не верила своим ушам. Поэтому тут же спросила взволнованно:
   – Что?! Ты хочешь сказать, что старик был вовсе не так богат, как это расписывали?
   – Какое там богат! Просто нищий! Весь в долгах! Не так ли, дражайший Уолдо?! – с ядовитой ухмылочкой воскликнул Лоуренс.
   – В настоящий момент я еще не могу с уверенностью судить о размерах его состояния, мэм, – ответил Уолдо, не обратив внимания на едкую реплику Лоуренса. – Однако у меня есть основания полагать, что наследником кузен Джозеф назначил именно меня, поскольку считал, что мне удастся вывести из кризиса его поместье и состояние. Ведь вы же сами с Джорджем не раз рассказывали мне о том, в какой запущенности находится имение. Задача привести там все в порядок, боюсь, не из легких. И на ее реализацию не хватит того жалкого дохода, который приносят фермы. Придется черпать средства и из других, более серьезных источников. Словом, получая это имение в наследство, я должен быть готовым не к тому, чтобы набить собственный карман, а наоборот, освобождать его.
   – И ты действительно собираешься пойти на это? – с любопытством спросил Джулиан. – Привести там все в порядок?
   – Возможно. Я не могу сказать ничего определенно до тех пор, пока не увижу имения своими глазами.
   – Э… – проговорил Джулиан. – Интересно, Уолдо, для какой цели ты все это… Хотя постой! Я, кажется, понял! – Он вскочил со стула и весело засмеялся. Затем, хитро оглядевшись по сторонам, проговорил: – Клянусь, я знаю, но никому не скажу! Ни Джорджу, ни Лоуренсу!
   – Можешь не говорить! – презрительно усмехнувшись, отозвался Джордж. – Не знаю, с чего это ты вдруг стал принимать меня за дурака, маленький хитрюга! Разумеется, Уолдо задумал превратить имение в новый сиротский приют!
   – В сиротский приют?! – взвился Лоуренс. Он обратил на сэра Уолдо острый взгляд прищуренных глаз. – Прелестно!
   Нет, вы только посмотрите на него! То, что должно было принадлежать мне, теперь будет разорено и растащено по кусочкам малолетними ворюгами! Это называется: ни себе, ни людям! Самому тебе это имение не нужно, но ты лучше отдашь его уличным попрошайкам, чем своим же собственным родственникам! Прелестно!
   – Боюсь, из всех моих родственников ты печешься только об одном, Лоури. О самом себе, – спокойно ответил на этот выпад кузена сэр Уолдо. – Что же касается сиротского приюта, то… вы угадали. Я намереваюсь превратить имение именно в сиротский приют.
   – Ты… Ты!.. Господи, мне сейчас станет дурно! – дрожа от ярости и задыхаясь от гнева, провозгласил Лоуренс, падая на диван.
   – Так, ну хватит! А ну, убирайся отсюда! – зловеще сверкая глазами, проговорил хмурый Джулиан. Если гнев заставил Лоуренса смертельно побледнеть, то у юного лорда Линдета это же чувство вызвало обратный эффект. Он покраснел до корней волос. – Ты пришел сюда только для того, чтобы что-то дополнительно вынюхать и отлично справился с поставленной задачей! Но если ты думаешь, что имеешь право грязно оскорблять Уолдо под крышей моего дома, то должен тебя предупредить, что ты ошибся в выборе места.
   – Успокойся, подхалим! – усмехнувшись, зло проговорил Лоуренс. – Я ухожу. И можешь не провожать меня. Я был бы тебе очень признателен, если бы ты не утруждал себя. – Он повернулся к леди Линдет. – Ваш покорный слуга, мэм, позвольте откланяться! Я приятно провел здесь время, нечего сказать!
   – Комедиант паршивый! – заметил Джордж, когда за Лоуренсом захлопнулась дверь. – Обиженный денди! А ты молодец, парень! – прибавил он с улыбкой, оглянувшись на Джулиана. Улыбка осветила его лицо и сделала его более мягким. – Это ж надо! «Под крышей моего дома!» Только попробуй сказать мне то же самое, маленький хитрюга! Только попробуй, и я покажу тебе, где раки зимуют!
   Джулиан расслабился и рассмеялся.
   – Я ведь тоже пришел сюда вынюхивать.
   – Да, Джордж, только это совсем другое. Ты же не упрекаешь Уолдо за то, что кузен Джозеф оставил ему свое наследство. Как и я.
   – Да, я не упрекаю его за это, но, сказать честно, мне не очень-то по душе вся эта затея с уличными попрошайками. Тут я почти согласен с нашим рассерженным денди, – откровенно сказал Джордж.
   Сам он считался состоятельным человеком, был главой большой семьи «с перспективой на увеличение». И хотя он с негодованием отверг бы любое предположение о том, что ему трудновато прокормить и воспитать всех своих многочисленных детей, но на протяжении многих лет, когда Джордж задумывался о своем кузене, о размерах состояния которого ходило много слухов, он полагал, что оно послужило бы полезным довеском к его собственному состоянию. Джорджа нельзя было назвать скупым человеком, который не способен на щедрость. Наоборот, он уважал идею благотворительности и вносил в нее конкретный вклад, однако это не мешало ему считать, что проекты Уолдо в этом направлении заходят слишком далеко. В связи с этим ему пришел на память его покойный отец сэр Торстен Хокридж. Вот уж был меценат так меценат! Чего только не делал! Порой благотворительность его доходила даже до абсурда, однако Джордж не мог припомнить, чтобы старик Хокридж когда-либо позволял себе даже думать о чем-либо подобном: вырастить и дать образование черт знает какой прорве беспризорников, которыми буквально кишит каждый город!
   Он поднял глаза на Уолдо и увидел, что тот внимательно смотрит на него. В глазах младшего кузена он прочел вопрос. Джордж покраснел и, отмахнувшись рукой, проговорил:
   – Нет, не думай, я не положил глаз на Брум Холл, как Лоуренс. И я, пожалуй, даже не стану терять время отговорить тебя от того, чтобы ты ухнул все наследство на шайку бездомных нищих, которые, будь в этом абсолютно уверен, даже не поблагодарят тебя за это и не станут добропорядочными гражданами, как бы тебе этого ни хотелось! Попомни мои слова. Но я должен признаться, что и мне до жути интересно, почему старый негодник решил оставить свое состояние именно тебе.
   Сэр Уолдо, пожалуй, мог бы просветить Джорджа на сей счет, но посчитал более тактичным воздержаться от цитирования завещания эксцентричного старика, в котором он, Уолдо, характеризовался как «единственный член моей семьи, который обращал на меня столь же мало внимания, как и я на него, и не лез ко мне как прилипала».
   – Со своей стороны я могу сказать только одно, – проговорила после долгого молчания леди Линдет. – Во-первых, твое намерение распорядиться наследством для организации сиротского приюта кажется мне совершенно неудовлетворительным. Во-вторых, я уверена, что бедняга Джозеф ждал от тебя совсем другого.
   – Ты в самом деле решил сделать с имением то, о чем я догадался, Уолдо? – спросил все еще заинтересованный Джулиан.
   – Да, в самом деле. Если место покажется мне вполне подходящим для этой затеи. Возможно, мои планы придется изменить после первого же осмотра. Во всяком случае я не хочу, чтобы об этом имении затевали пустую болтовню, так что попридержи свой язык, юноша!
   – Господи, вот она несправедливость-то! Я вообще молчал все это время, а языком молол Джордж! По мне, так я со всем согласен, что ты предложишь, Уолдо. Кстати, ты возьмешь меня с собой, когда соберешься на север?
   – Пожалуйста, ради бога, если ты действительно хочешь. Но я должен тебя сразу предупредить, что ты там умрешь от скуки. Мне надо будет вести долгие переговоры с душеприказчиком кузена Джозефа, из-за чего я должен буду много времени провести в Лидсе. И прежде чем начать реализацию моего предварительного плана относительно Брум Холла, мне нужно будет вникнуть во все детали, провести большую подготовительную работу. На все это уйдет масса времени. Ты пожалеешь о том, что поехал. Да еще в самом разгаре светского сезона! Так что подумай сначала.
   – Плевать! Вот как раз светский сезон и представляется мне смертной скукой. Эти ужасные, тоскливые вечера и приемы!.. Как подумаю о них, дрожь пробирает. Таскаться из салона в салон, раскланиваться с людьми, которые тебе совершенно безразличны, улыбаться дамочкам, которых больше никогда не увидишь…
   – Ты слишком избалован, Джулиан! – строго прервал его Джордж.
   – Вовсе нет. Просто мне никогда не нравилось посещать салоны и никогда уже не понравится. Я люблю жить на природе. Кстати, Уолдо, интересно, какая там рыбалка? Я имею ввиду – в окрестностях Брум Холла? – Он увидел, что сэр Уолдо выжидающе смотрит на леди Линдет, и тоже повернулся к ней. – Только не надо возражать, мама! Хорошо?
   – Хорошо, – ответила она. – Делай, как хочешь. Хотя мне, конечно, очень жаль, что ты уедешь из города в такое время. Скоро будет маскарад у Эйбери и потом… Впрочем, если ты уже решил, что поедешь вместе с Уолдо в Йоркшир, я не скажу ни слова против.
   В голосе ее слышался достаточно ясный намек на недовольство, который распознал и оценил по крайней мере один из присутствующих. Она была любящей, но не забывающей о чувстве меры матерью. И хотя с одной стороны ей очень хотелось вывести единственного и любимого сына на многочисленные «модные» вечера, для которых сейчас было самое время, а если возможно, то и присмотреть ему выгодную, богатую и порядочную невесту из хорошей семьи, с другой стороны ей хватало мудрости и жизненного опыта не тащить Джулиана туда против его желания или пытаться мешать его взаимоотношениям с Уолдо. Надо отдать ей должное: едва овдовев, она твердо решила, что не станет ограничивать свободу Джулиана и не станет привязывать его к своей юбке. С той минуты она твердо придерживалась взятого курса, хотя порой и терзалась этим, полагая, что давая Джулиану неограниченную свободу, устраняется тем самым от его воспитания. Это был умный и красивый мальчик. Про таких говорят, что родился «обут, одет и сыт». Мать его очень боялась, что кто-то воспользуется его доверчивостью, добьется его расположения, и в конце концов Джулиана окружит та же сомнительная компания, которая окружила сейчас Лоуренса. Все это попахивало крупными неприятностями, если не настоящей бедой. В обществе же Уолдо Джулиан был не только в безопасности, он был счастлив. Уолдо ввел его в свой круг знакомых, где были в основном люди высокого социального статуса. А то, что эти джентльмены практиковали опасные для здоровья и жизни, – а на вид, так просто недостойные, – забавы, как-то не особенно волновало леди Линдет. Ей было непонятно, зачем мужчина добровольно подвергает себя риску сломать шею на охотничьем гоне или на гонках парных двухколесных экипажах. Ей было непонятно, какое удовольствие можно было получить, «поставив фонарь под глазом» своему знакомому во время совершенно неприличной драки, которые регулярно проходили при большом стечении публики в Джексоновском Боксерском Салоне. Но она отпускала сына на все эти забавы, успокаивая себя тем, что женщинам не дано судить хладнокровно и объективно о подобных вещах. Она не хотела, чтобы ее сын участвовал в жестоких видах спорта, но все же он находился при этом в обществе приличных людей, что отличало его от его родственника Лоуренса. Она ревновала сына к Уолдо, и на это у нее были основания. Порой все ее уговоры и попытки склонить Джулиана к какому-нибудь поступку не имели ровным счетом никакого результата. А Уолдо достаточно было только бровью шевельнуть, и Джулиан тут же бросался делать то, что хочет его кумир. И все же она понимала, что должна быть благодарна Уолдо. Его мировоззрение могло не совпадать с ее мировоззрением, она могла не одобрять слепое поклонение ему со стороны Джулиана, но при всем при этом понимала, что пока Джулиан находится в обществе Уолдо, ей как матери можно не волноваться за сына.