Страница:
В это время его увели. Но я заметил. Что он не был на меня обижен: нравилось и ему, что кто-то делает то, что делаю я.
Немало религиозников встречал я на зонах. На словах они все признавали, что пути Господни неисповедимы и Воля Божья непознаваема. Но практически были убеждены, что именно им - их авторитетам, святым, соборам - она открылась. Именно поползновение смертного ума (пусть великого, нравственного, святого) выдавать свою продукцию за Божественную вызывает в других такой же естественный протест, как претензия открыть все тайны мироздания ключами-отмычками Научного коммунизма - Пролетарского интернационализма.
Помню, однажды осенним вечером, гуляя возле старого барака, я был внезапно поражен мыслью Кальвина относительно Божественного предопределения. Богослов ведь разработал целостное учение о правилах жизни, согласно Воле Божьей, и внезапно догадался - это недоступно все равно познать человеку. Бог может сокрушить самого правоверного, соблюдающего все "мицвот" еврея, и ревностнейшего католика, и безупречного протестанта, и фанатичного до неистовства мусульманина - как сокрушил он Иова. Просто так - потому что ему (и даже не ему, а Сатане!) захотелось поставить опыт - сокрушить для себя, вне связи с поведением или виной данного человека. И он же может возвысить самого жуткого святотатца - Аттилу или Сталина, если тот - бич в Его деснице. Как мог богослов, всю жизнь работавший над "системой", вдруг осознать полное бессилие своих знаний, да еще и признаться в этом миру непонятно. Это акт величия. Обычные знатоки веры живут по принципу: "Бог знает все, но мы знаем больше".
Это и отводит меня - думаю, навсегда - от любой организованной конфессии.
Неожиданный "сеанс"
В "боксе" меня забыли. Проходили часы, а я сидел и ждал, ждал, ждал... Уже исчезли все зэки, всех, видать, развели по камерам. А когда же меня?
И вдруг в коридоре, за которым я наблюдал в выбитый "глазок, появились девушки из хозобслуги.
Ида Нудель, активистка сионистского Сопротивления, писала мне в Ермак: "Девки-уголовницы - чистые обезьяны с двумя инстинктами: пожрать и поспать с мужиком." Наверно, Ида права, она-то узнала их в этапных камерах, но тогда я любовался ими. Как в кино, подглядывал жизнь: вот тихая девичья беседа, вот прошли парни, и они принимают позы - каждая на свой манер... Вот парни ушли, и начинается поправка локонов и воротничков. Билет на этот неожиданный сеанс помог мне спокойно, без звука: ждать очереди на вывод из "бокса" часов десять подряд.
Помни про партер
Уже стало совсем темно, когда я напомнил о себе стуком в дверь. "Мы про вас забыли! Где же мы сейчас вам камеру найдем!" Пока распорядились отвести в баню, чтобы выиграть время для своих размышлений...
Поглядеть на меня в предбаннике собрался целый пост хозобслуги. Парни работают в тюрьме не по десять часов в день, как мы в зоне, а сколько прикажут. Живут не под открытом небом, а в камерах. Зато освобождаются по "пол-срока" - это и есть расплата с ними "за камеру".
Мужики сообщили последние информашки "Агентства новостей ГУЛАГ": недавно тут проходил новый "политик" - на Пермь; в городе готовят большой процесс - бытовики сожгли свою зону. Из Москвы новость: вроде Щаранскому меняют 64-ю на 190-прим... (Увы - параша!)
- А сколько вас, политиков, в зоне?
- В нашей было человек двести.
Смех: тоже мне зона. "В нашей тюрьме одной хозобслуги человек двести..." Наконец, главный вопрос: "Что вы знаете о свободном профсоюзе?"
...Недавно по радио передавали интервью одного из видных правозащитников, в прошлом ученого секретаря Всесоюзного общества астрофизиков Кронида Любарского. На вопрос журналиста, почему так мало диссидентов в СССР, он ответил: "Диссиденты - это актеры на сцене, за каждым действием которых следят миллионы глаз". Я чувствовал, что ему не поверили но Любарский был прав.
Позволю себе здесь малое отступление в лагерное прошлое. В награду за "хорошее поведение" на внутрилагерном следствии (я покорно признал на допросе, что сжег рукопись своей книги "Место и время" - как раз в те дни она и миновала лагерный "забор", отправляясь в город Париж) капитан КГБ Мартынов дал мне в камеру почитать британскую коммунистическую "Морнинг стар". В ней члены Британской компартии, еврокоммунисты, советовали руководству КПСС не сажать в тюрьмы диссидентов-одиночек: что могут они сделать без своего "искусственного нимба страдальцев" против великой сверхдержавы мира сего?!
Я поразился: неужели наивные британцы полагали, что обитатели Кремля без них неспособны соорудить такую несложную мыслишку! Уж свои-то интересы они знают куда лучше лондонцев и имеют обширную информацию. Они знают, что за горсточкой советских диссидентов, физически совершенно ничтожной, скрывается сила, разрушавшая империи покрепче советской - сила правды о "реальном социализме". Если не помешать этой ничтожной горсточке рассуждать вслух, завтра эти мысли захватят миллионы зрителей в партере - армейских офицеров, даже гебистов, а, в первую очередь, собственный партаппарат. Кто знает, вдруг среди зрителей найдется рота- аналог "декабристов", и еще неизвестно, найдутся ли полки, готовые защищать Кремль ценой жизни... Выгодно мне поддержать британцев, но со вздохом вынужден признать: политически правы как раз советские руководители. Уж если хозобслуга свердловской тюрьмы так интересуется "свободным профсоюзом..."
x x x
Но пока - вокруг быт ГУЛАГа. Запишу-ка некие штришки на память... Вот пришла новая партия с этапа. Выстроились мужики (примерно 18-22 года) в колонну по одному перед женщиной врачом (лет 30), быстро расстегивают штаны, показывают ей член, делают им перед ее носом круговое движение, и так по конвейеру... Видел бы это автор "Воскресения", Лев Николаевич Толстой!
- Запомнил? - спросил меня понимающе юнец из хозобслуги. - Запиши. Не забудь.
Сколько раз я слышал это на зонах - с первого моего этапа: "Не забудь".
Потом в эту же баню привели партию женщин...
Ночью за мной пришел прапорщик. "Придется до утра посидеть в карцере. Завтра утром для вас что-то найдем". Господи, тоже мне проблема: за спиной 93 суток в карцере, что мне одна лишняя ночь. Длинными-длинными переходами удаляемся в карцерный корпус.
Бычки в загоне
Карцерная камера. Стены, согласно лагерной конституции - "приказу номер сто двадцать", сделаны "под шубу" - оштукатурены с острыми или просто выпуклыми бугорками по всей их плоскости. Ни написать что-либо, ни прислониться к стене нельзя - в том и суть замысла...
Испачканная и дурно пахнущая дыра в углу камеры - здешний туалет. Я человек, ко многому привычный и вообще от природы не слишком брезгливый, но в Свердловске подошел к нему с немалым внутренним усилием.
Присел на карцерное сиденье - малый пенек в противоположном углу. Вдруг откуда-то зовут: "Земеля...". Сосед через дыру спрашивает о чем-то непонятном - с трудом соображаю, что его интересует, нет ли при мне водки или наркотиков. "А как передадим?" - "Мент пронесет." Но у меня нет ничего, кроме хлеба, и интерес ко мне у соседей угасает.
Карцер забит подследственными по громкому делу о поджоге зоны. Спросил - неделикатно - подробности, ответили скупо "Козлы слишком много воли взяли". ("Козлы" на "фене" - это лагерные активисты из зэков; судя по тому, что я знаю, кличка взялась от тех козлов-вожаков на бойне, которые приводят стада овец и коз под ножи мясников, а сами удаляются к следующему стаду - на ту же роль).
Потом между соседями завязался их разговор: судя по голосам - это все мальчишки лет по 18-20 (я так ведь их никого и не увидел...) Естественно, о женщинах (о чем еще говорят мальчишки в своей компании?). Некий юноша прочитал поэму, да-да, настоящую поэму о своей возлюбленной по кличке "Атомная бомба". И в его стихах звучала настоящая лирическая нежность и настоящая вера в будущее счастье с ней... Тут последовал серьезный мужской разбор. Обсуждались женские стати и моральный облик "Атомной бомбы", хорошо знакомые всем собравшимся товарищам. Трудно припомнить мерзость, которую бы они миновали - более остального их занимало ее женоложство. Поклонник защищал любимую: только сегодня по дороге в суд она сумела передать ему что-то очень важное! Как главное доказательство чистоты своей девушки, выкрикивал:
- Валюха, знаете, какая? Она, если кого заразит, повесится!
Но под клещами напора сверстников его голос слабел, и уже петухом пустил он рыдающее:
- Какие мы несчастные! Если и полюбишь кого, так "Атомную бомбу"...
Потом свою поэму зачитал другой трубадур. Очень складно описал автор в рифму все мыслимые позы, какими он за один раз ухитрился совокупиться со своей подругой. Друзья уверенно осудили и это сочинение: за один-то раз и столько поз? Ложь и неправда жизни!
Я по призванию - школьный учитель. Господи, каких скотов выпустят на волю в Россию из этого "воспитательного учреждения"!
Наконец, надзирателю надоело, и он скомандовал:"Отбой!". Спать хотелось просто зверски.
Спасаю свою кровь
Нар нет - вместо них три сколоченные доски на трехсантиметровых подставках. Стелю под голову бушлат (его не отобрали, поскольку я не карцерник), падаю на настил и тут...
По стене стремительно катится откуда-то с потолка вал багровых клопов. Даже представить себе не мог такого клопиного прилива. Они двигались непобедимыми колоннами, как гвардейцы Наполеона в исторических фильмах.
Давить? На стенах под "шубу?
Вскочил. Они отошли наверх. Насекомые явно знали (опыт, наверно, большой), что зэк никуда не денется. Равно или поздно он рухнет на настил и угостит их своей кровью.
Сел на пенек. Клопы перебрались поближе. Стал ходить из угла в угол. Всю ночь ходил.
...Через две недели Миша Нефедов (зэк-самоубийца, о нем пойдет речь впереди) рассказывал:
- Подумаешь, клопы! Вот в Рязани - там такие вши!! Прибываешь в тюрьму. Тебе врач голову осматривает - нет ли вшей, заходишь в камеру, а они кучами по углам сидят. Уезжаешь из тюрьмы - опять смотрят голову: боятся, что мы их вшей увезем куда-то из Рязани...
Так я и прошагал праздничную ночь с 8 на 9 мая.
Сорванная голодовка
На утро караул отказался отвести меня в другую камеру.
- Мне же обещали, что карцер - на одну ночь...
- Вас обманули.
Простенько...
В День победы вроде бы ничего сделать нельзя - начальства-то нет в тюрьме, все пьют-гуляют. Но у меня имелись свои лагерные наблюдения...
Не знаю почему, но любая тюремная администрация весьма болезненно относится к акциям протеста в "дни Красного календаря". А у меня есть чистый листок из "Англо-русского словаря" и припрятанный стержень от авторучки. Итак, на День победы я вооружен до зубов: пишу заявление об объявлении голодовки протеста.
Конечно, если б меня посадили в карцер с санкции КГБ, заявление не имело б никакого реального смысла... Но я-то протестую против водворения в карцер без предъявления постановления администрации и против антисанитарного состояния места заключения... Это - чистый брак в работе администрации.
Почему-то заявление о голодовке в "день Красного календаря" они не могут попросту выкинуть вон, а обязательно предъявляют прокурору. Почему не знаю, у них какие-то свои повадки и обычаи. Главное - вручить заявление. Чтоб его приняли... Пока надзиратель открывает кормушку, чтоб передать завтрак, я быстро, рывком, выбрасываю листок в коридор. Старик в ужасе отшатнулся, вздымая худые ладони - такая неприятность в его дежурство! Теперь осталось только ждать.
Через полчаса - спокойно-размеренный голос дежурного офицера (по моим наблюдениям, хорошего воспитателя - он очень толково обращался с молодежной кодлой). Меня переводят в другую камеру: там нет клопов, зато есть... Боже мой, кровать с одеялом. И у окна - радиорепродуктор!
У надзирателя все еще дрожат руки: "Пусть сначала возьмет еду". Конечно, возьму, с удовольствием отпраздную свою микропобеду - баландой!
Как, братцы, хорошо лежать на кровати!
Свердловское чудо
Свердловское чудо - так я обозначаю туалет в камерах тамошней тюрьмы.
Это - большая дыра в полу, перекрытая крест-накрест двумя металлическими полосами.
...Утром 10 мая, после праздника, пришел в карцер грузный начальник режима, подполковник (в карцер начальство обычно часто заходит, в том его преимущество перед обычными камерами). Лениво полюбопытствовал: "Претензии есть?" - "Я не знаю, как пользоваться этим агрегатом," - указал на дыру. "Ах, это... Когда сходите по-тяжелому, зовите надзирателя, он пустит воду".
Так и делается. На металлическом кресте задерживаются экскременты, тогда зовешь надзирателя, он где-то за стеной откручивает кран, и тонкая, как из рукомойника, струя минут пять-семь все это уносит вниз. А ты лежишь напротив и созерцаешь, и обоняешь.
А канализационная труба идет под полом под всеми камерами сразу, так что отходы одной из камер обязательно пройдут под соседними, ароматизируя их через ничем не закрытые отверстия. И камер - много: целый ряд.
Интересно, кто конструировал хозяйство этой тюрьмы?
Обрывки массовой идеологии
Как у всего на свете, у "свердловского чуда", наряду с перечисленными неудобствами, есть великое достоинство: если умеешь превозмогать свое обоняние, то через эту дыру в полу можно свободно переговариваться со всеми соседними камерами.
Со мной, правда, говорили немного - не о чем. Я - как бы существо с иной планеты. Уже после представления друг другу хлопцы с почтением спросили: "У тебя, может, и высшее образование есть?" Вот уж чего я в себе никогда не ценил - своих "корочек", твердой обложки со вкладышем с оценками, дающей право на занятие определенных должностей. Самые пустые, пропавшие годы моей жизни - студенческие, когда курс лекций всегда начинался со "значения трудов т. Сталина по языкознанию (потом - "по экономике") для..." (грамматики русского языка, введения в языкознание, методики преподавания литературы, иностранной литературы, ПВХО - остальное впишите сами, и не ошибетесь. Собственно сами курсы, естественно, тоже подгонялись под это "покрывало"). Впервые в свердловской камере я натолкнулся на слой людей, которые всерьез эти "корочки" уважали и считали их для себя чем-то недостижимым (потом много повстречал таких же в Ермаке).
Но вот что любопытно с позиции традиционной для России пенитенциарной системы. Ребят умышленно изолировали на время судебного следствия в карцера, чтоб они не могли сговориться перед судом - и снабдили их этим идиотским туалетом, через который они постоянно обсуждали ход судебных заседаний. Конечно, я, историк народничества, не мог не вспомнить, как сто лет назад в Санкт-Петербургский дом предварительного заключения ( ныне следизолятор Лен УКГБ) привезли со всей империи около двух тысяч участников "хождения в народ" и... снабдили их точно таким же туалетом. Большей частью незнакомых друг с другом, почти не организованных юношей и девушек связали, наконец, это пахнущей сероводородом и аммиаком трубой, продержали возле нее по два -по три года, нескольких уморили до смерти, нескольких довели до сумасшествия - и в конце концов из мирных поклонников "народной мудрости" сами себе и сплотили-сколотили кружки будущих цареубийц.
...Запомнились шутки юных блатарей. Вот возбужденный пацан возвращается из зала суда с известием: "Китайцы пришли"" Громовое "ура!" всего карцера. Другой провозгласил: "Да здравствует наша советская родина, е...ь она в ж..у!" - и снова гремит "ура" под тупое молчание надзирателей. Теперь я стал лучше понимать товарища Сталина, который приказывал в 1941 году убивать зэков, которых не успевали эвакуировать. Старики рассказывали, что если не успевали их расстреливать, то просто бросали в закрытое пространство камеры связку ручных гранат.
Общественный педсовет
После прогулки слушал радио и записывал для памяти цитаты из передач о местной свердловской жизни. Я ведь от их "вольного быта" давно отстал, сейчас знакомлюсь, как они, советские люди, без меня на воле эти четыре года прожили...Например, сообщают о новом виде преступления. Конокрадство. Такого, по-моему, со времен Горького в России не слыхивали. Преступники почему-то малолетки. Лошадей крадут на мясо?..
Вот спортивные новости: прошел в области конкурс на звание лучшего водителя грузовика по грязной и ухабистой из дорог. В подробностях смаковалось, как грузовики натужно буксуют в грязи по самую ось и тонут в воде по кузов. Но все ж герой-победитель довел свой самосвал до финиша!
Хорошо сделана передача - "Общественный педсовет" (я тут же записал несколько цитат). Учителя: "У 70% наших учеников один или оба родителя пьют регулярно..." "С третьеклассниками приходится выдерживать настоящий бой, они твердят - взрослые все пьют, почему же нам нельзя..." "Дети начинают регулярно пить с 14-16 лет, а ведь это - неизлечимо".
А вот мысли другой стороны "педсовета" - учеников: "Чего мы хотим? Я, например, хочу, чтобы мама принимал моих товарищей как гостей. А еще больше я хочу уйти из дому".
Самое запомнившееся - это финал: слова какого-то учителя: "Наша цель в том, чтобы дети полюбили отца, не говоря уже о матери..."
Лирическое отступление: о воле к истине и фельетонной лжи
Пока писал про "Общественный педсовет", западное радио передало новости - мировые отклики на Гарвардскую речь Солженицына.
Что ж, миру избыточной информации действительно чуждо пуританское отношение к слову россиян - как некогда пышной и цветущей Италии эпохи Ренессанса казался дик и враждебен Савонарола в сердце мира, в прекрасной Флоренции...
В России существует культ общественно сказанного слова ( может быть потому, что за него людей преследуют? "Поэт - не тот, кто рифмует, поэт это совесть народа" (Евтушенко). Да, в конце концов, и Сталин, большой негодяй, но и великий политик определил: "Писатели - инженеры человеческих душ"). Я поминаю к тому, что здесь, в СССР, даже какой-нибудь борзописец, подонок, сочиняя заведомо лживую статейку или заметку, исполнен сознания своей общественной незаурядности. Не просто за деньги гадости делает, не просто за славу... Он - творец общества. Я не раз своими глазами наблюдал в пишущей братии этот фантастический по гротескности, но вполне реальный в этой стране феномен психологии журналиста.
На Западе отношение к общественному слову сформулировал Г. Гессе как "фельетонистическое". Там это просто одна из игр, которыми одаренный специалист может развлекаться... Гессе посчитал принципиальным свойством такой игры - отказ от воли к истине. Подчеркиваю, не от истины (она как раз вполне могла встречаться - и нередко встречается - в общественно сказанных речах или статьях), но, прежде всего, от воли к ней, от желания ее познать, от видения в этом познании профессионального смысла и выигрыша в самой игре!
Таково, во всяком случае, ощущение здешнего слушателя западных радиопередач, причем слушателя, предельно благожелательно к ним настроенного.
...Вот сегодняшняя генеральная тема всех "голосов": это страдания вьетнамских беженцев на плотах. Ей, Богу, мне проще слушать простую, как мычание, ложь советских журналистов, якобы беженцы есть "капиталисты китайской национальности"... Разве не нынешние "сочувственники" положили всю силу, чтоб начался процесс гибели вьетнамцев, лаотян и кхмеров? Разве по счету Бога и совести на руках у каждого из нынешних "ахальщиков" нет сотенки трупов аборигенов юго-восточной Азии?
Пусть те не говорят, что они "не ведали, что творили". Ведали. Я понимаю, что чего-то могла не понимать артистка Джейн Фонда - ей дали роль, она вжилась в нее и не хотела верить, что за кулисами театра неизвестный режиссер на самом деле пытает пленных американцев, чтоб они исполняли при ней роль хора... Или что за стенами театра на самом деле убивают живых людей палачи, вдохновленные ее приездом в Ханой. К ней у меня нет претензий. Но профессиональные политики и журналисты-обозреватели знали, не сомневаюсь, про сотни тысяч трупов в будущих лагерях и тюрьмах и заранее решили сбросить эту карту партнеру по игре. Азиаты же - ну что считать эти желтые головы...
Все знали о пятидесяти тысячах вьетнамцах, погибших в концлагерях Северного Вьетнама до начала войны - разве возможны для них были бы симпатии к любому европейскому правительству, повинному в подобных деяниях? А массовые могильники в Гуэ, где трупы пленных южновьетнамских офицеров нашли с отрубленными головами - разве они не предупредили всех, кто не хотел намеренно ослепнуть, о будущем геноциде в Кампучии, о лодках и плотах в Южно-Вьетнамском море? Зачем же теперь стонать, как Урия Гипп в тюрьме, когда сделано все возможное самими, чтоб это случилось?
Можно ведь сказать правду - мы устали воевать за чужой народ, который сам не хочет себя защищать... Это как раз было бы понятно. Но тогда надо предоставить его своей судьбе и не мешать ему защищать себя так, как он только умеет и может. Я - не против американского ухода из Вьетнама, я против лицемерной (и высокомерной) лжи, которую нам "вешают на уши", полагаясь на отсутствие у нас всякой памяти и соображения...
Солженицын, как мне видится, потому так болезненно относится к "фельетонности" евро-американской прессы, что знает: она предшествовала и Октябрю 1917 г. в России и - по Г. Гессе - январю 1933 г. в Германии.
...Я не люблю царскую Россию с ее культом империальности, шовинизмом, чертой оседлости и цензом для моего народа и прочим набором отвратительных для меня государственных прелестей. Но вынужден признать: противостоящая царскому режиму либеральная пресса, насколько удалось с ней познакомиться, систематически обманывала российских людей. (Например, в 1916-17 гг. доказывала передовицами и карикатурами, что нехватка хлеба в столицах есть следствие нерасторопности, едва ли не злонамеренной, царских бюрократов это на третьем-то году войны, расшатавшей хозяйство всех стран Европы. В Германии, например, от болезней, вызванных голодом, умер тогда миллион подданных кайзера).
Конечно, это была "ложь с целью спасения страны", "для воспитания в народе духа святого недовольства" против действительно омерзительной и порочной общественной и политической жизни страны. А еще чаще - просто плавание за модой, тогда антивоенной и направленной против одного из самых преступных человекоубийств в истории человечества: сегодня провьетконговской, в глубинных инстинктах которой скрывается расовое презрение к "этим азиатам" и еще желание показать себя более умными, чем действительно недалекие политики эпохи Линдона Джонсона...
Как мне видится отсюда., Солженицын видит опасность "фельетонной лжи" в том, что она неизбежно порождает в нормальных людях подсознательную тягу к иной форме восприятия жизни - к идеологии.
Как это смотрится мной?
В 1905 году В, Ленин издевался над европейской прессой с ее фактическим принципом: "Писатель пописывает, читатель почитывает". Взамен был предложен иной вариант: от профессиональной литераторской "воли к истине" отсекалась "истина", но Воля - в противоположность "пописыванью" все ж оставалась. "Литература должна стать колесиком, винтиком общепролетарского дела, литература должна стать партийной" - это я помню наизусть со школы.
Воля - дарованная литератору именем партии! Партия освобождает его от ответственности за истинность сочиненного и произносимого, она принимает ее на себя. И тогда сочиненное литератором произведение обретает стройность, логичность, убедительность... Ведь исчезают сомнения в себе, терзающие подлинного сочинителя! И соблазняют нас, авторов, великим соблазном - нам предлагают роль Учителя жизни для "малых сих", для слабой и сомневающейся, как ты прежде, массы, ты, неуверенный в себе до общения с партией, становишься пророком...
На Западе, по-моему, недооценивают силу такой литературы, несвободной из принципа, из желания существовать несвободной! Наверно, из естественного для свободных людей презрения к невеждам и наглым плутам...Я сужу по отзывам тамошних государственных людей в адрес СССР: Союзу они так легко и бесстыдно льстят потому, что абсолютно естественно его презирают. Так капитана Кука или Миклухо-Маклая не унижала необходимость называть какого-нибудь деревенского старосту с кольцом в носу и татуировкой на голом пузе "Сыном Неба" или "Великим Орлом"... А в СССР всерьез полагают, что их держат за великую державу, как тому старосте в голову не приходило, как на него на самом деле смотрели европейские гости...
Но люди на Западе не правы.
Можно презирать страну, у которой самые большие в мире леса, а бумаги не хватает даже на главную партийную газету. Это как раз бросится в глаза любому поверхностному болтуну. Меньше бросается в глаза, что население бедной и варварской страны жаждет читать газеты, даже партийные, - жаждет информации. У народа "голодное сердце" как выразился когда-то З. Жаботинский, и, по его же мнению, "нация с голодным сердцем" и есть нация, у которой есть будущее.
Легко презирать страну, у которой самые большие в мире поля и самый большой дефицит сельхозпродуктов. Первую нефте- и газодобывающую державу планету, которая остается безнадежным должником западных банкиров... Это просматривается любым дешевым фельетонистом. Но в этой стране живет население, которое привыкло поголовно работать, для которой труд стал таким же естественным элементом быта, как ислам для мусульманина. Страна, воспитавшая сто наций в духе постоянного труда и жадного поглощения знаний (необходимых власти, конечно) - может нанести мощный удар тому, кто ее потенциальную силу недооценит - от излишнего к себе, любимому, уважения....
Немало религиозников встречал я на зонах. На словах они все признавали, что пути Господни неисповедимы и Воля Божья непознаваема. Но практически были убеждены, что именно им - их авторитетам, святым, соборам - она открылась. Именно поползновение смертного ума (пусть великого, нравственного, святого) выдавать свою продукцию за Божественную вызывает в других такой же естественный протест, как претензия открыть все тайны мироздания ключами-отмычками Научного коммунизма - Пролетарского интернационализма.
Помню, однажды осенним вечером, гуляя возле старого барака, я был внезапно поражен мыслью Кальвина относительно Божественного предопределения. Богослов ведь разработал целостное учение о правилах жизни, согласно Воле Божьей, и внезапно догадался - это недоступно все равно познать человеку. Бог может сокрушить самого правоверного, соблюдающего все "мицвот" еврея, и ревностнейшего католика, и безупречного протестанта, и фанатичного до неистовства мусульманина - как сокрушил он Иова. Просто так - потому что ему (и даже не ему, а Сатане!) захотелось поставить опыт - сокрушить для себя, вне связи с поведением или виной данного человека. И он же может возвысить самого жуткого святотатца - Аттилу или Сталина, если тот - бич в Его деснице. Как мог богослов, всю жизнь работавший над "системой", вдруг осознать полное бессилие своих знаний, да еще и признаться в этом миру непонятно. Это акт величия. Обычные знатоки веры живут по принципу: "Бог знает все, но мы знаем больше".
Это и отводит меня - думаю, навсегда - от любой организованной конфессии.
Неожиданный "сеанс"
В "боксе" меня забыли. Проходили часы, а я сидел и ждал, ждал, ждал... Уже исчезли все зэки, всех, видать, развели по камерам. А когда же меня?
И вдруг в коридоре, за которым я наблюдал в выбитый "глазок, появились девушки из хозобслуги.
Ида Нудель, активистка сионистского Сопротивления, писала мне в Ермак: "Девки-уголовницы - чистые обезьяны с двумя инстинктами: пожрать и поспать с мужиком." Наверно, Ида права, она-то узнала их в этапных камерах, но тогда я любовался ими. Как в кино, подглядывал жизнь: вот тихая девичья беседа, вот прошли парни, и они принимают позы - каждая на свой манер... Вот парни ушли, и начинается поправка локонов и воротничков. Билет на этот неожиданный сеанс помог мне спокойно, без звука: ждать очереди на вывод из "бокса" часов десять подряд.
Помни про партер
Уже стало совсем темно, когда я напомнил о себе стуком в дверь. "Мы про вас забыли! Где же мы сейчас вам камеру найдем!" Пока распорядились отвести в баню, чтобы выиграть время для своих размышлений...
Поглядеть на меня в предбаннике собрался целый пост хозобслуги. Парни работают в тюрьме не по десять часов в день, как мы в зоне, а сколько прикажут. Живут не под открытом небом, а в камерах. Зато освобождаются по "пол-срока" - это и есть расплата с ними "за камеру".
Мужики сообщили последние информашки "Агентства новостей ГУЛАГ": недавно тут проходил новый "политик" - на Пермь; в городе готовят большой процесс - бытовики сожгли свою зону. Из Москвы новость: вроде Щаранскому меняют 64-ю на 190-прим... (Увы - параша!)
- А сколько вас, политиков, в зоне?
- В нашей было человек двести.
Смех: тоже мне зона. "В нашей тюрьме одной хозобслуги человек двести..." Наконец, главный вопрос: "Что вы знаете о свободном профсоюзе?"
...Недавно по радио передавали интервью одного из видных правозащитников, в прошлом ученого секретаря Всесоюзного общества астрофизиков Кронида Любарского. На вопрос журналиста, почему так мало диссидентов в СССР, он ответил: "Диссиденты - это актеры на сцене, за каждым действием которых следят миллионы глаз". Я чувствовал, что ему не поверили но Любарский был прав.
Позволю себе здесь малое отступление в лагерное прошлое. В награду за "хорошее поведение" на внутрилагерном следствии (я покорно признал на допросе, что сжег рукопись своей книги "Место и время" - как раз в те дни она и миновала лагерный "забор", отправляясь в город Париж) капитан КГБ Мартынов дал мне в камеру почитать британскую коммунистическую "Морнинг стар". В ней члены Британской компартии, еврокоммунисты, советовали руководству КПСС не сажать в тюрьмы диссидентов-одиночек: что могут они сделать без своего "искусственного нимба страдальцев" против великой сверхдержавы мира сего?!
Я поразился: неужели наивные британцы полагали, что обитатели Кремля без них неспособны соорудить такую несложную мыслишку! Уж свои-то интересы они знают куда лучше лондонцев и имеют обширную информацию. Они знают, что за горсточкой советских диссидентов, физически совершенно ничтожной, скрывается сила, разрушавшая империи покрепче советской - сила правды о "реальном социализме". Если не помешать этой ничтожной горсточке рассуждать вслух, завтра эти мысли захватят миллионы зрителей в партере - армейских офицеров, даже гебистов, а, в первую очередь, собственный партаппарат. Кто знает, вдруг среди зрителей найдется рота- аналог "декабристов", и еще неизвестно, найдутся ли полки, готовые защищать Кремль ценой жизни... Выгодно мне поддержать британцев, но со вздохом вынужден признать: политически правы как раз советские руководители. Уж если хозобслуга свердловской тюрьмы так интересуется "свободным профсоюзом..."
x x x
Но пока - вокруг быт ГУЛАГа. Запишу-ка некие штришки на память... Вот пришла новая партия с этапа. Выстроились мужики (примерно 18-22 года) в колонну по одному перед женщиной врачом (лет 30), быстро расстегивают штаны, показывают ей член, делают им перед ее носом круговое движение, и так по конвейеру... Видел бы это автор "Воскресения", Лев Николаевич Толстой!
- Запомнил? - спросил меня понимающе юнец из хозобслуги. - Запиши. Не забудь.
Сколько раз я слышал это на зонах - с первого моего этапа: "Не забудь".
Потом в эту же баню привели партию женщин...
Ночью за мной пришел прапорщик. "Придется до утра посидеть в карцере. Завтра утром для вас что-то найдем". Господи, тоже мне проблема: за спиной 93 суток в карцере, что мне одна лишняя ночь. Длинными-длинными переходами удаляемся в карцерный корпус.
Бычки в загоне
Карцерная камера. Стены, согласно лагерной конституции - "приказу номер сто двадцать", сделаны "под шубу" - оштукатурены с острыми или просто выпуклыми бугорками по всей их плоскости. Ни написать что-либо, ни прислониться к стене нельзя - в том и суть замысла...
Испачканная и дурно пахнущая дыра в углу камеры - здешний туалет. Я человек, ко многому привычный и вообще от природы не слишком брезгливый, но в Свердловске подошел к нему с немалым внутренним усилием.
Присел на карцерное сиденье - малый пенек в противоположном углу. Вдруг откуда-то зовут: "Земеля...". Сосед через дыру спрашивает о чем-то непонятном - с трудом соображаю, что его интересует, нет ли при мне водки или наркотиков. "А как передадим?" - "Мент пронесет." Но у меня нет ничего, кроме хлеба, и интерес ко мне у соседей угасает.
Карцер забит подследственными по громкому делу о поджоге зоны. Спросил - неделикатно - подробности, ответили скупо "Козлы слишком много воли взяли". ("Козлы" на "фене" - это лагерные активисты из зэков; судя по тому, что я знаю, кличка взялась от тех козлов-вожаков на бойне, которые приводят стада овец и коз под ножи мясников, а сами удаляются к следующему стаду - на ту же роль).
Потом между соседями завязался их разговор: судя по голосам - это все мальчишки лет по 18-20 (я так ведь их никого и не увидел...) Естественно, о женщинах (о чем еще говорят мальчишки в своей компании?). Некий юноша прочитал поэму, да-да, настоящую поэму о своей возлюбленной по кличке "Атомная бомба". И в его стихах звучала настоящая лирическая нежность и настоящая вера в будущее счастье с ней... Тут последовал серьезный мужской разбор. Обсуждались женские стати и моральный облик "Атомной бомбы", хорошо знакомые всем собравшимся товарищам. Трудно припомнить мерзость, которую бы они миновали - более остального их занимало ее женоложство. Поклонник защищал любимую: только сегодня по дороге в суд она сумела передать ему что-то очень важное! Как главное доказательство чистоты своей девушки, выкрикивал:
- Валюха, знаете, какая? Она, если кого заразит, повесится!
Но под клещами напора сверстников его голос слабел, и уже петухом пустил он рыдающее:
- Какие мы несчастные! Если и полюбишь кого, так "Атомную бомбу"...
Потом свою поэму зачитал другой трубадур. Очень складно описал автор в рифму все мыслимые позы, какими он за один раз ухитрился совокупиться со своей подругой. Друзья уверенно осудили и это сочинение: за один-то раз и столько поз? Ложь и неправда жизни!
Я по призванию - школьный учитель. Господи, каких скотов выпустят на волю в Россию из этого "воспитательного учреждения"!
Наконец, надзирателю надоело, и он скомандовал:"Отбой!". Спать хотелось просто зверски.
Спасаю свою кровь
Нар нет - вместо них три сколоченные доски на трехсантиметровых подставках. Стелю под голову бушлат (его не отобрали, поскольку я не карцерник), падаю на настил и тут...
По стене стремительно катится откуда-то с потолка вал багровых клопов. Даже представить себе не мог такого клопиного прилива. Они двигались непобедимыми колоннами, как гвардейцы Наполеона в исторических фильмах.
Давить? На стенах под "шубу?
Вскочил. Они отошли наверх. Насекомые явно знали (опыт, наверно, большой), что зэк никуда не денется. Равно или поздно он рухнет на настил и угостит их своей кровью.
Сел на пенек. Клопы перебрались поближе. Стал ходить из угла в угол. Всю ночь ходил.
...Через две недели Миша Нефедов (зэк-самоубийца, о нем пойдет речь впереди) рассказывал:
- Подумаешь, клопы! Вот в Рязани - там такие вши!! Прибываешь в тюрьму. Тебе врач голову осматривает - нет ли вшей, заходишь в камеру, а они кучами по углам сидят. Уезжаешь из тюрьмы - опять смотрят голову: боятся, что мы их вшей увезем куда-то из Рязани...
Так я и прошагал праздничную ночь с 8 на 9 мая.
Сорванная голодовка
На утро караул отказался отвести меня в другую камеру.
- Мне же обещали, что карцер - на одну ночь...
- Вас обманули.
Простенько...
В День победы вроде бы ничего сделать нельзя - начальства-то нет в тюрьме, все пьют-гуляют. Но у меня имелись свои лагерные наблюдения...
Не знаю почему, но любая тюремная администрация весьма болезненно относится к акциям протеста в "дни Красного календаря". А у меня есть чистый листок из "Англо-русского словаря" и припрятанный стержень от авторучки. Итак, на День победы я вооружен до зубов: пишу заявление об объявлении голодовки протеста.
Конечно, если б меня посадили в карцер с санкции КГБ, заявление не имело б никакого реального смысла... Но я-то протестую против водворения в карцер без предъявления постановления администрации и против антисанитарного состояния места заключения... Это - чистый брак в работе администрации.
Почему-то заявление о голодовке в "день Красного календаря" они не могут попросту выкинуть вон, а обязательно предъявляют прокурору. Почему не знаю, у них какие-то свои повадки и обычаи. Главное - вручить заявление. Чтоб его приняли... Пока надзиратель открывает кормушку, чтоб передать завтрак, я быстро, рывком, выбрасываю листок в коридор. Старик в ужасе отшатнулся, вздымая худые ладони - такая неприятность в его дежурство! Теперь осталось только ждать.
Через полчаса - спокойно-размеренный голос дежурного офицера (по моим наблюдениям, хорошего воспитателя - он очень толково обращался с молодежной кодлой). Меня переводят в другую камеру: там нет клопов, зато есть... Боже мой, кровать с одеялом. И у окна - радиорепродуктор!
У надзирателя все еще дрожат руки: "Пусть сначала возьмет еду". Конечно, возьму, с удовольствием отпраздную свою микропобеду - баландой!
Как, братцы, хорошо лежать на кровати!
Свердловское чудо
Свердловское чудо - так я обозначаю туалет в камерах тамошней тюрьмы.
Это - большая дыра в полу, перекрытая крест-накрест двумя металлическими полосами.
...Утром 10 мая, после праздника, пришел в карцер грузный начальник режима, подполковник (в карцер начальство обычно часто заходит, в том его преимущество перед обычными камерами). Лениво полюбопытствовал: "Претензии есть?" - "Я не знаю, как пользоваться этим агрегатом," - указал на дыру. "Ах, это... Когда сходите по-тяжелому, зовите надзирателя, он пустит воду".
Так и делается. На металлическом кресте задерживаются экскременты, тогда зовешь надзирателя, он где-то за стеной откручивает кран, и тонкая, как из рукомойника, струя минут пять-семь все это уносит вниз. А ты лежишь напротив и созерцаешь, и обоняешь.
А канализационная труба идет под полом под всеми камерами сразу, так что отходы одной из камер обязательно пройдут под соседними, ароматизируя их через ничем не закрытые отверстия. И камер - много: целый ряд.
Интересно, кто конструировал хозяйство этой тюрьмы?
Обрывки массовой идеологии
Как у всего на свете, у "свердловского чуда", наряду с перечисленными неудобствами, есть великое достоинство: если умеешь превозмогать свое обоняние, то через эту дыру в полу можно свободно переговариваться со всеми соседними камерами.
Со мной, правда, говорили немного - не о чем. Я - как бы существо с иной планеты. Уже после представления друг другу хлопцы с почтением спросили: "У тебя, может, и высшее образование есть?" Вот уж чего я в себе никогда не ценил - своих "корочек", твердой обложки со вкладышем с оценками, дающей право на занятие определенных должностей. Самые пустые, пропавшие годы моей жизни - студенческие, когда курс лекций всегда начинался со "значения трудов т. Сталина по языкознанию (потом - "по экономике") для..." (грамматики русского языка, введения в языкознание, методики преподавания литературы, иностранной литературы, ПВХО - остальное впишите сами, и не ошибетесь. Собственно сами курсы, естественно, тоже подгонялись под это "покрывало"). Впервые в свердловской камере я натолкнулся на слой людей, которые всерьез эти "корочки" уважали и считали их для себя чем-то недостижимым (потом много повстречал таких же в Ермаке).
Но вот что любопытно с позиции традиционной для России пенитенциарной системы. Ребят умышленно изолировали на время судебного следствия в карцера, чтоб они не могли сговориться перед судом - и снабдили их этим идиотским туалетом, через который они постоянно обсуждали ход судебных заседаний. Конечно, я, историк народничества, не мог не вспомнить, как сто лет назад в Санкт-Петербургский дом предварительного заключения ( ныне следизолятор Лен УКГБ) привезли со всей империи около двух тысяч участников "хождения в народ" и... снабдили их точно таким же туалетом. Большей частью незнакомых друг с другом, почти не организованных юношей и девушек связали, наконец, это пахнущей сероводородом и аммиаком трубой, продержали возле нее по два -по три года, нескольких уморили до смерти, нескольких довели до сумасшествия - и в конце концов из мирных поклонников "народной мудрости" сами себе и сплотили-сколотили кружки будущих цареубийц.
...Запомнились шутки юных блатарей. Вот возбужденный пацан возвращается из зала суда с известием: "Китайцы пришли"" Громовое "ура!" всего карцера. Другой провозгласил: "Да здравствует наша советская родина, е...ь она в ж..у!" - и снова гремит "ура" под тупое молчание надзирателей. Теперь я стал лучше понимать товарища Сталина, который приказывал в 1941 году убивать зэков, которых не успевали эвакуировать. Старики рассказывали, что если не успевали их расстреливать, то просто бросали в закрытое пространство камеры связку ручных гранат.
Общественный педсовет
После прогулки слушал радио и записывал для памяти цитаты из передач о местной свердловской жизни. Я ведь от их "вольного быта" давно отстал, сейчас знакомлюсь, как они, советские люди, без меня на воле эти четыре года прожили...Например, сообщают о новом виде преступления. Конокрадство. Такого, по-моему, со времен Горького в России не слыхивали. Преступники почему-то малолетки. Лошадей крадут на мясо?..
Вот спортивные новости: прошел в области конкурс на звание лучшего водителя грузовика по грязной и ухабистой из дорог. В подробностях смаковалось, как грузовики натужно буксуют в грязи по самую ось и тонут в воде по кузов. Но все ж герой-победитель довел свой самосвал до финиша!
Хорошо сделана передача - "Общественный педсовет" (я тут же записал несколько цитат). Учителя: "У 70% наших учеников один или оба родителя пьют регулярно..." "С третьеклассниками приходится выдерживать настоящий бой, они твердят - взрослые все пьют, почему же нам нельзя..." "Дети начинают регулярно пить с 14-16 лет, а ведь это - неизлечимо".
А вот мысли другой стороны "педсовета" - учеников: "Чего мы хотим? Я, например, хочу, чтобы мама принимал моих товарищей как гостей. А еще больше я хочу уйти из дому".
Самое запомнившееся - это финал: слова какого-то учителя: "Наша цель в том, чтобы дети полюбили отца, не говоря уже о матери..."
Лирическое отступление: о воле к истине и фельетонной лжи
Пока писал про "Общественный педсовет", западное радио передало новости - мировые отклики на Гарвардскую речь Солженицына.
Что ж, миру избыточной информации действительно чуждо пуританское отношение к слову россиян - как некогда пышной и цветущей Италии эпохи Ренессанса казался дик и враждебен Савонарола в сердце мира, в прекрасной Флоренции...
В России существует культ общественно сказанного слова ( может быть потому, что за него людей преследуют? "Поэт - не тот, кто рифмует, поэт это совесть народа" (Евтушенко). Да, в конце концов, и Сталин, большой негодяй, но и великий политик определил: "Писатели - инженеры человеческих душ"). Я поминаю к тому, что здесь, в СССР, даже какой-нибудь борзописец, подонок, сочиняя заведомо лживую статейку или заметку, исполнен сознания своей общественной незаурядности. Не просто за деньги гадости делает, не просто за славу... Он - творец общества. Я не раз своими глазами наблюдал в пишущей братии этот фантастический по гротескности, но вполне реальный в этой стране феномен психологии журналиста.
На Западе отношение к общественному слову сформулировал Г. Гессе как "фельетонистическое". Там это просто одна из игр, которыми одаренный специалист может развлекаться... Гессе посчитал принципиальным свойством такой игры - отказ от воли к истине. Подчеркиваю, не от истины (она как раз вполне могла встречаться - и нередко встречается - в общественно сказанных речах или статьях), но, прежде всего, от воли к ней, от желания ее познать, от видения в этом познании профессионального смысла и выигрыша в самой игре!
Таково, во всяком случае, ощущение здешнего слушателя западных радиопередач, причем слушателя, предельно благожелательно к ним настроенного.
...Вот сегодняшняя генеральная тема всех "голосов": это страдания вьетнамских беженцев на плотах. Ей, Богу, мне проще слушать простую, как мычание, ложь советских журналистов, якобы беженцы есть "капиталисты китайской национальности"... Разве не нынешние "сочувственники" положили всю силу, чтоб начался процесс гибели вьетнамцев, лаотян и кхмеров? Разве по счету Бога и совести на руках у каждого из нынешних "ахальщиков" нет сотенки трупов аборигенов юго-восточной Азии?
Пусть те не говорят, что они "не ведали, что творили". Ведали. Я понимаю, что чего-то могла не понимать артистка Джейн Фонда - ей дали роль, она вжилась в нее и не хотела верить, что за кулисами театра неизвестный режиссер на самом деле пытает пленных американцев, чтоб они исполняли при ней роль хора... Или что за стенами театра на самом деле убивают живых людей палачи, вдохновленные ее приездом в Ханой. К ней у меня нет претензий. Но профессиональные политики и журналисты-обозреватели знали, не сомневаюсь, про сотни тысяч трупов в будущих лагерях и тюрьмах и заранее решили сбросить эту карту партнеру по игре. Азиаты же - ну что считать эти желтые головы...
Все знали о пятидесяти тысячах вьетнамцах, погибших в концлагерях Северного Вьетнама до начала войны - разве возможны для них были бы симпатии к любому европейскому правительству, повинному в подобных деяниях? А массовые могильники в Гуэ, где трупы пленных южновьетнамских офицеров нашли с отрубленными головами - разве они не предупредили всех, кто не хотел намеренно ослепнуть, о будущем геноциде в Кампучии, о лодках и плотах в Южно-Вьетнамском море? Зачем же теперь стонать, как Урия Гипп в тюрьме, когда сделано все возможное самими, чтоб это случилось?
Можно ведь сказать правду - мы устали воевать за чужой народ, который сам не хочет себя защищать... Это как раз было бы понятно. Но тогда надо предоставить его своей судьбе и не мешать ему защищать себя так, как он только умеет и может. Я - не против американского ухода из Вьетнама, я против лицемерной (и высокомерной) лжи, которую нам "вешают на уши", полагаясь на отсутствие у нас всякой памяти и соображения...
Солженицын, как мне видится, потому так болезненно относится к "фельетонности" евро-американской прессы, что знает: она предшествовала и Октябрю 1917 г. в России и - по Г. Гессе - январю 1933 г. в Германии.
...Я не люблю царскую Россию с ее культом империальности, шовинизмом, чертой оседлости и цензом для моего народа и прочим набором отвратительных для меня государственных прелестей. Но вынужден признать: противостоящая царскому режиму либеральная пресса, насколько удалось с ней познакомиться, систематически обманывала российских людей. (Например, в 1916-17 гг. доказывала передовицами и карикатурами, что нехватка хлеба в столицах есть следствие нерасторопности, едва ли не злонамеренной, царских бюрократов это на третьем-то году войны, расшатавшей хозяйство всех стран Европы. В Германии, например, от болезней, вызванных голодом, умер тогда миллион подданных кайзера).
Конечно, это была "ложь с целью спасения страны", "для воспитания в народе духа святого недовольства" против действительно омерзительной и порочной общественной и политической жизни страны. А еще чаще - просто плавание за модой, тогда антивоенной и направленной против одного из самых преступных человекоубийств в истории человечества: сегодня провьетконговской, в глубинных инстинктах которой скрывается расовое презрение к "этим азиатам" и еще желание показать себя более умными, чем действительно недалекие политики эпохи Линдона Джонсона...
Как мне видится отсюда., Солженицын видит опасность "фельетонной лжи" в том, что она неизбежно порождает в нормальных людях подсознательную тягу к иной форме восприятия жизни - к идеологии.
Как это смотрится мной?
В 1905 году В, Ленин издевался над европейской прессой с ее фактическим принципом: "Писатель пописывает, читатель почитывает". Взамен был предложен иной вариант: от профессиональной литераторской "воли к истине" отсекалась "истина", но Воля - в противоположность "пописыванью" все ж оставалась. "Литература должна стать колесиком, винтиком общепролетарского дела, литература должна стать партийной" - это я помню наизусть со школы.
Воля - дарованная литератору именем партии! Партия освобождает его от ответственности за истинность сочиненного и произносимого, она принимает ее на себя. И тогда сочиненное литератором произведение обретает стройность, логичность, убедительность... Ведь исчезают сомнения в себе, терзающие подлинного сочинителя! И соблазняют нас, авторов, великим соблазном - нам предлагают роль Учителя жизни для "малых сих", для слабой и сомневающейся, как ты прежде, массы, ты, неуверенный в себе до общения с партией, становишься пророком...
На Западе, по-моему, недооценивают силу такой литературы, несвободной из принципа, из желания существовать несвободной! Наверно, из естественного для свободных людей презрения к невеждам и наглым плутам...Я сужу по отзывам тамошних государственных людей в адрес СССР: Союзу они так легко и бесстыдно льстят потому, что абсолютно естественно его презирают. Так капитана Кука или Миклухо-Маклая не унижала необходимость называть какого-нибудь деревенского старосту с кольцом в носу и татуировкой на голом пузе "Сыном Неба" или "Великим Орлом"... А в СССР всерьез полагают, что их держат за великую державу, как тому старосте в голову не приходило, как на него на самом деле смотрели европейские гости...
Но люди на Западе не правы.
Можно презирать страну, у которой самые большие в мире леса, а бумаги не хватает даже на главную партийную газету. Это как раз бросится в глаза любому поверхностному болтуну. Меньше бросается в глаза, что население бедной и варварской страны жаждет читать газеты, даже партийные, - жаждет информации. У народа "голодное сердце" как выразился когда-то З. Жаботинский, и, по его же мнению, "нация с голодным сердцем" и есть нация, у которой есть будущее.
Легко презирать страну, у которой самые большие в мире поля и самый большой дефицит сельхозпродуктов. Первую нефте- и газодобывающую державу планету, которая остается безнадежным должником западных банкиров... Это просматривается любым дешевым фельетонистом. Но в этой стране живет население, которое привыкло поголовно работать, для которой труд стал таким же естественным элементом быта, как ислам для мусульманина. Страна, воспитавшая сто наций в духе постоянного труда и жадного поглощения знаний (необходимых власти, конечно) - может нанести мощный удар тому, кто ее потенциальную силу недооценит - от излишнего к себе, любимому, уважения....