Страница:
Интересно, подумал Кейз, посадили ли тот военный самолет, у которого отказало радио. Скорее всего, что посадили и экипаж при этом не пострадал. Во всяком случае, Кейз надеялся, что все сошло благополучно. Ему очень хотелось, чтобы в этот вечер хоть у кого-то что-то было хорошо.
Направляясь к радарной, он сунул руку в карман и нащупал ключ от номера гостиницы, желая лишний раз удостовериться, что он на месте. Скоро этот ключ понадобится ему.
4
5
Направляясь к радарной, он сунул руку в карман и нащупал ключ от номера гостиницы, желая лишний раз удостовериться, что он на месте. Скоро этот ключ понадобится ему.
4
Прошел почти час с тех пор, как Таня Ливингстон рассталась с Мелом Бейкерсфелдом в центральном зале аэропорта. Но даже и сейчас – хотя с тех пор произошло немало событий – она все еще чувствовала прикосновение его руки и вспоминала, каким тоном он ей сказал, когда они ехали в лифте: «По крайней мере, у меня будет повод увидеть вас сегодня еще раз».
Тане хотелось верить, что и Мел тоже помнит об этом и найдет время заглянуть к ней, хотя она знала, что ему надо ехать в город.
«Повод», о котором упомянул Мел, заключался в известии, полученном Таней в кафе. «На борту рейса восемьдесят обнаружен заяц, – пояснил Тане сотрудник „Транс-Америки“. – Вас вызывают. – И добавил: – Как я слышал, придется вам повозиться: на этот раз заяц вроде с приветом».
Сотрудник оказался прав.
Сейчас Таня снова была в маленькой гостиной, расположенной позади стоек «Транс-Америки», где еще совсем недавно она успокаивала агента по продаже билетов – Пэтси Смит. Теперь же вместо Пэтси перед ней сидела маленькая старушка из Сан-Диего.
– Вы, видно, не новичок в этом деле, – заметила Таня. – Верно?
– Ну, конечно, моя дорогая. Я уже не раз так летала.
Старушка удобно расположилась в кресле; сложив на коленях ручки, она теребила отороченный кружевами носовой платочек. Вся в черном, в старомодной блузке с высоким воротником, она вполне могла бы сойти за чью-то прабабушку, собравшуюся в церковь. На самом же деле она была поймана с поличным, когда летела без билета из Лос-Анджелеса в Нью-Йорк. Безбилетные пассажиры, прочитала где-то Таня, попадались еще в семисотом году до рождества Христова на кораблях финикийцев, бороздивших восточную часть Средиземного моря. Тогда в случае поимки их ждала смерть: взрослым вспарывали живот, а детей живьем сжигали на жертвенном огне.
С тех пор наказания стали менее жестокими, и число «зайцев», естественно, не уменьшилось.
Интересно, подумала Таня, представляют ли себе люди – кроме, конечно, узкого круга сотрудников авиакомпаний, – какого размаха достигла «заячья эпидемия» с тех пор, как появились реактивные самолеты и резко возросли количество пассажиров и скорость их передвижения. По всей вероятности, никто и понятия об этом не имеет. Авиакомпании усиленно стараются хранить тайну из опасения, как бы обнародование этих данных не ударило по ним же и не привело к тому, что «зайцев» станет еще больше. Тем не менее кое-кто уже раскусил, что проехать без билета крайне просто; к числу таких людей принадлежала и старушка из Сан-Диего.
Звали ее миссис Ада Квонсетт – Таня проверила это по карточке социального обеспечения, которую предъявила ей старушка – и она, несомненно, спокойно долетела бы до Нью-Йорка, если бы не допустила промаха. Она поведала своему соседу по креслу, что летит без билета, и тот сообщил стюардессе. Стюардесса доложила командиру корабля, который, в свою очередь, радировал об этом в ближайший аэропорт, и кассир с охранником уже поджидали самолет в международном аэропорту имени Линкольна, чтобы снять с борта старушку. Ее привели к Тане, в обязанности которой входили и объяснения с «зайцами», когда компании удавалось их поймать.
Таня привычным жестом разгладила свою узкую форменную юбку.
– Ну, ладно, – сказала она, – расскажите-ка лучше, как было дело.
Старушка разжала и снова сжала ручки – кружевной платочек при этом немного переместился.
– Видите ли, я вдова, и у меня есть дочь – она замужем и живет в Нью-Йорке. Временами мне становится очень одиноко и хочется повидать ее. Тогда я еду в Лос-Анджелес и сажусь на самолет, который летит в Нью-Йорк.
– Вот так просто – садитесь и летите? Без билета?
Миссис Квонсетт была явно возмущена.
– Ах, душенька, откуда же мне взять денег на билет! Я живу на то, что получаю по специальному обеспечению, да еще на маленькую пенсию за покойного мужа. Я могу заплатить только за автобус из Сан-Диего до Лос-Анджелеса – вот и все.
– А в автобусе, значит, вы платите?
– Ну, конечно. Там народ суровый. Я как-то раз попыталась купить билет до первой остановки, а поехать дальше. Но они в каждом городе проверяют билеты, и шофер обнаружил, что мой билет уже недействителен. Они очень некрасиво себя вели тогда. Совсем не то, что служащие авиакомпании.
– Интересно, – спросила Таня, – а почему вы не воспользовались аэропортом Сан-Диего?
– Да боюсь я, душенька: знают они меня там.
– Вы хотите сказать, что вас уже ловили в Сан-Диего?
Старушка потупилась.
– Да.
– А вы летали без билета и на самолетах других компаний? Не только нашей?
– Ну, конечно. Но «Транс-Америка» нравится мне больше всех других.
Тане очень хотелось, чтобы голос ее звучал сурово, но выдержать нужный тон было трудно: казалось, речь шла о прогулке до ближайшего магазина на углу. И тем не менее ей удалось с бесстрастным лицом спросить:
– Чем же вам так нравится «Транс-Америка», миссис Квонсетт?
– Да видите ли, уж очень разумные люди работают у вас в Нью-Йорке. Я вот поживу недельку-другую у дочки и решаю, что пора домой. Иду в вашу компанию и все им рассказываю.
– И вы рассказываете все как есть? Что прилетели в Нью-Йорк без билета?
– Ну, конечно, милочка. Тогда меня спрашивают, когда я прилетела и номер рейса – я всегда это записываю, чтобы не забыть. Потом они смотрят в какие-то бумаги.
– В журнал, – подсказала Таня. «Неужели этот разговор происходит наяву, а не во сне», – мелькнула у нее мысль.
– Да, душенька, по-моему, как раз так это и называется.
– Продолжайте, пожалуйста.
Старушка удивленно посмотрела на нее.
– А что же еще продолжать-то? После этого они отправляют меня домой. Обычно в тот же день, на одном из ваших аэропланов.
– И все? И никто ничего не говорит вам?
Миссис Квонсетт мило улыбнулась – ну прямо как если бы сидела за чайным столом у викария.
– Иной раз случается, конечно, что и пожурят. Скажут, что я плохо себя вела и не должна больше так поступать. Но ведь это же пустяки, правда?
– Нет, – сказала Таня. – Это вовсе не пустяки.
Самое невероятное, подумала Таня, что все это правда. Авиакомпании знают, что такие случаи нередки. «Заяц» спокойно садится в самолет – а есть много способов туда попасть – и тихо сидит до отлета. Поймать его довольно трудно, если только он не забредет в «первый класс», где лишний пассажир сразу заметен, или если самолет вдруг окажется забитым до отказа. Да, конечно, стюардессы пересчитывают пассажиров по головам, и их цифра может не сойтись с количеством пассажиров по списку, который вручает экипажу контролер у выхода на поле. В этот момент могут возникнуть подозрения, что кто-то летит без билета, но тогда перед контролером, производящим посадку, встает вопрос: либо он выпускает самолет, но отмечает в журнале, что подсчет по головам не совпал с количеством выданных билетов, либо он должен заново проверять билеты у всех находящихся на борту.
Такая проверка билетов может занять добрых полчаса, а каждая минута пребывания на земле самолета стоимостью в шесть миллионов долларов обходится в огромную сумму. Кроме того, нарушается расписание движения – и данного самолета, и всех, следующих за ним. Да и пассажиры, которым предстоит пересадка или которые спешат к определенному часу, начинают злиться и выходить из себя, а командир корабля, понимая, что рушится его репутация пунктуального летчика, злится на сотрудника компании. Сотрудник начинает думать, что, может, он и ошибся. Да к тому же, если он не докажет, что у него были достаточно веские основания для задержки самолета, ему грозит «баня» от управляющего перевозками. В итоге пусть даже безбилетник будет обнаружен, но потеря в долларах и нервах намного превысит стоимость поездки одного человека.
Поэтому авиакомпании в таких случаях делают единственно разумную вещь: закрывают двери и отправляют самолет.
На этом обычно все и кончается. В полете стюардессам уже не до проверок, а по окончании пути пассажиры не станут ждать, пока у них проверят билеты. В результате «заяц» без всяких неприятностей и расспросов спокойно выходит из самолета.
Рассказывая Тане о том, каким способом она возвращается домой, маленькая старушка ничего не прибавила. Авиакомпании считают, что безбилетников быть не должно, а если таковые все же попадаются, значит, виноваты сами компании, не сумевшие этому помешать. Потому-то авиакомпании и возвращают безбилетников туда, откуда они прилетели, и поскольку нет иного выхода, нарушители, как все пассажиры, получают обычное место и обычное обслуживание, включая еду.
– А вы симпатичная, – сказала миссис Квонсетт, – я сразу узнаю симпатичных людей, с первого взгляда. Только вы моложе большинства сотрудников, которых мне приходилось встречать.
– Вы имеете в виду тех, кто возится с безбилетниками и плутами?
– Совершенно верно. – Старушку просто невозможно было смутить. Она одобрительно оглядела Таню. – На мой взгляд, вам не больше двадцати восьми.
Таня коротко отрезала:
– Тридцать семь.
– А выглядите вы все же очень молодо, хоть и видно, что женщина зрелая. Это, наверно, оттого, что вы замужем.
– Оставьте вы свои штучки, – сказала Таня. – Это вам-не поможет.
– Но вы все-таки замужем.
– Была. Когда-то.
– Какая жалость! У вас могли бы быть прелестные детки. С такими же золотисто-рыжими волосами.
С золотисто-рыжими – возможно, но без седины, подумала Таня. Седину эту она заметила утром. А что до детей, то она могла бы сказать, что у нее есть ребенок, который сейчас дома и, надо надеяться, спит. Вместо этого она сурово сказала миссис Квонсетт:
– Ведь это бессовестно – то, что вы делаете. Обманываете, нарушаете закон. Вы хоть понимаете, что вас можно отдать под суд?
Впервые на детски-наивном старческом личике промелькнула победоносная улыбка.
– Но этого же никто не сделает, правда? За это под суд не отдают.
Продолжать, видимо, не имело смысла. Таня, как и миссис Квонсетт, отлично знала, что авиакомпании никогда не отдают под суд «зайцев», так как связанная с этим шумиха может принести куда больше вреда, чем пользы.
Правда, если порасспросить как следует старушку, от нее можно получить информацию, которая наверняка пригодится в будущем.
– Миссис Квонсетт, – сказала Таня, – вы столько раз летали бесплатно на самолетах «Транс-Америки», что, думается, могли бы немного нам помочь.
– С большой радостью.
– Я бы хотела знать, как вы попадаете на борт самолета.
Старушка улыбнулась.
– Видите ли, душенька, есть разные способы. И я стараюсь по возможности их менять.
– Ну, расскажите мне все-таки.
– Так вот: как правило, я стараюсь приехать в аэропорт заранее, чтобы получить посадочный талон.
– Разве это так просто?
– Получить посадочный талон? Ну что вы, очень даже просто. Сейчас авиакомпании вместо посадочных талонов часто используют конверты от билетов. Так вот я подхожу к какой-нибудь стойке и говорю, что потеряла свой конверт и не могут ли они дать мне другой. Я выбираю стойку, где побольше народу и обслуживающий персонал очень занят. И мне всегда дают.
Еще бы не дать, подумала Таня. Это вполне естественная просьба, и ее часто слышишь. С той только разницей, что в отличие от миссис Квонсетт другие пассажиры просто хотят иметь свежий конверт для своего билета – без всякого тайного умысла.
– Но ведь конверт-то вам выдается пустой, – заметила Таня. – Он же не заполнен.
– Я сама его заполняю – в дамском туалете. У меня всегда с собой несколько старых посадочных талонов. Так что я знаю, где и что надо писать. И всегда держу в сумочке толстый черный карандаш. – Положив кружевной платочек на колени, миссис Квонсетт открыла сумочку из черных бусин. – Видите?
– Вижу, – сказала Таня и, потянувшись к сумке, извлекла карандаш. – Не возражаете, если я оставлю это себе?
Миссис Квонсетт сделала слегка оскорбленное лицо.
– Но это же мой. Впрочем, если он вам нужен, я, конечно, могу купить другой.
– Продолжайте, – сказала Таня. – Итак, у вас есть посадочный талон. Что происходит дальше?
– Я направляюсь к тому месту, откуда должна идти посадка на аэроплан.
– К выходу?
– Совершенно верно. Я дожидаюсь той минуты, когда молодой человек, который проверяет билеты, очень занят – а он всегда занят, когда на посадку проходит сразу большая группа, – тогда я проскальзываю мимо него – и прямо в аэроплан.
– А если кто-нибудь попытается вас остановить?
– Кто же станет меня останавливать, если у меня есть посадочный талон?
– Даже стюардессы не проверяют?
– Они молоденькие девочки, душенька. Обычно они болтают друг с другом, а если и уделяют кому-то внимание, то лишь мужчинам. Их интересует только номер рейса, а уж я стараюсь. чтобы номер был правильный.
– Но вы сказали мне, что не всегда пользуетесь посадочным талоном.
Миссис Квонсетт покраснела.
– Тогда, видите ли, мне приходится прибегать к небольшим уловкам. Иногда я говорю, что мне надо пройти, чтобы проститься с дочкой – почти все компании разрешают это, вы же знаете. Или, если аэроплан прилетел откуда-нибудь и здесь у него только стоянка, я говорю, что хочу вернуться на свое место, а билет, мол, оставила в аэроплане. Или говорю, что тут мой сын только что прошел на посадку и забыл свой бумажник, ну и мне надо его отдать. В таких случаях я всегда держу в руке бумажник, и это действует лучше всего.
– Да, могу себе представить, – сказала Таня. – Я вижу, вы очень тщательно все продумали. – Теперь у нее есть материал на целый бюллетень для контролеров и стюардесс, – размышляла она. И тут же усомнилась: а будет ли от этого бюллетеня какой-нибудь толк?
– Это я унаследовала от моего покойного супруга… Он преподавал геометрию и всегда говорил, что каждый угол надо учитывать.
Таня в упор посмотрела на миссис Квонсетт. Она что, издевается над ней? Но лицо старушки из Сан-Диего оставалось невозмутимо спокойным.
– Есть еще одна чрезвычайно важная вещь, о которой я вам не сказала.
В другом конце комнаты зазвонил телефон. Таня встала, чтобы снять трубку.
– Эта старая перечница все еще у вас? – раздался голос управляющего перевозками. Он отвечал за все виды перевозок, которые осуществляла компания «Транс-Америка» через аэропорт имени Линкольна. Обычно это был спокойный, добродушный человек. Сегодня же голос его звучал раздраженно. На нем, естественно, не могли не сказаться эти трое суток, когда вылеты самолетов задерживались, приходилось объясняться с пассажирами и предлагать им другие маршруты, не говоря уже о бесконечных требованиях, поступавших из главной конторы компании на Восточном побережье США.
– Да, – ответила Таня.
– Удалось из нее выудить что-нибудь полезное?
– Немало. Я пришлю вам отчет.
– Когда будете его отсылать, не забудьте о заглавных буквах, чтобы его можно было прочесть.
– Слушаюсь, сэр.
«Сэр» прозвучало столь ядовито, что на другом конце провода на минуту воцарилось молчание. Потом УП буркнул:
– Извините, Таня. Я, видно, пережал – очень мне досталось сейчас из Нью-Йорка. Вот я и повел себя с вами, как мальчишка-стюард, которому попалась под ноги кошка, – только вы, конечно, не кошка. Могу я вам чем-нибудь помочь?
– Мне нужен билет на сегодня в один конец до Лос-Анджелеса для миссис Ады Квонсетт.
– Это так зовут старую курицу?
– Совершенно верно.
УП кисло произнес:
– Очевидно, за счет компании?
– Боюсь, что да.
– Больше всего мне противно то, что придется отправить ее раньше честных людей, которые живыми деньгами заплатили за свои билеты и уже столько часов ждут возможности вылететь. Но я думаю, что вы правы: лучше побыстрее сбросить этот груз с плеч.
– Я тоже так думаю.
– Я велю зарезервировать один билет. Можете забрать его в билетной кассе. Только не забудьте предупредить Лос-Анджелес, чтобы они вызвали аэропортовскую полицию и выдворили эту старую калошу из аэропорта.
– А может, она мать Уистлера[5], – вполголоса заметила Таня.
УП хмыкнул.
– Так пусть Уистлер и покупает ей билет.
Таня улыбнулась и повесила трубку. Затем повернулась к миссис Квонсетт.
– Вы не рассказали мне еще об одной важной вещи – насчет того, как вы ведете себя уже в самолете.
Старушка явно медлила. Когда Таня, разговаривая по телефону, упомянула об обратном билете в Лос-Анджелес, миссис Квонсетт поджала губы.
– Вы ведь уже сказали мне почти все, – не отступалась Таня. – Так заканчивайте. Если, конечно, есть что добавить.
– Безусловно, есть. – Миссис Квонсетт утвердительно кивнула. – Я хотела вам еще сказать, что лучше всего не выбирать больших рейсов – ну, тех, что через всю страну и без посадок. Они часто бывают забиты до отказа и даже в туристском классе вам дают номер места. Тогда все сложнее, хотя мне много раз пришлось летать и такими рейсами, потому что не было других.
– Значит, вы выбираете не прямые маршруты. Но неужели вас не обнаруживают на посадках?
– Я притворяюсь, будто сплю. Ну и меня, конечно, не беспокоят.
– А на сей раз побеспокоили?
Тонкие губы миссис Квонсетт растянулись в усмешке: у нее был такой сокрушенный вид.
– Все из-за этого человека, который сидел со мной рядом. Такой оказался мерзкий человечишка. Я доверилась ему, а он тут же выдал меня стюардессе. Вот и доверяй после этого людям.
– Миссис Квонсетт, – сказала Таня, – я надеюсь, вы слышали, что мы намерены отправить вас назад в Лос-Анджелес.
В серых старческих глазках мелькнул огонек и погас.
– Слышала, душенька. Я боялась, что этим кончится. Но можно мне пока выпить чайку? Я уж тогда пойду, а вы скажите, когда мне надо вернуться…
– Ну нет! – Таня решительно замотала головой. – Одна вы никуда не пойдете. Чаю выпить вы можете, но только с вами будет один из сотрудников. Я сейчас пошлю за кем-нибудь, чтобы вы ни минуты не были одна, пока не сядете в самолет и не улетите в Лос-Анджелес. Стоит только отпустить вас – и я знай, что будет дальше. Мы и глазом не успеем моргнуть, как вы будете сидеть в самолете на Нью-Йорк.
По враждебному взгляду, который миссис Квонсетт метнула на нее, Таня поняла, что угодила в точку.
Через десять минут все было сделано. Для миссис Квонсетт зарезервировали место на рейс сто три, вылетавший в Лос-Анджелес через полтора часа. Рейс был беспосадочный, так что она никак не могла выйти из самолета в пути и повернуть назад. Управляющему перевозками в Лос-Анджелесе было сообщено обо всем по телетайпу; соответствующая записка лежала для команды рейса сто три.
Маленькую старушку из Сан-Диего поручили заботам сотрудника «Транс-Америки», недавно нанятого юноши, который по возрасту годился ей во внуки. Этому сотруднику, которого звали Питер Кокли, Таня дала самые точные указания:
– Будете находиться при миссис Квонсетт до момента отлета. Она говорит, что хочет выпить чаю. Отведите ее в кафе и дайте ей поесть, если она попросит, хотя в полете будет подан ужин. И что бы она ни делала, будьте при ней. Если ей понадобится пойти в туалет, ждите у дверей и ни при каких обстоятельствах не выпускайте ее из виду. Когда настанет время отлета, подведите ее к выходу, пройдите вместе с ней к самолету и сдайте с рук на руки старшей стюардессе. Не забудьте напомнить, чтобы ей ни под каким предлогом не разрешали выходить из самолета. Это хитрющая старушенция, так что будьте бдительны.
Выходя из комнаты, старушка схватила молодого сотрудника под руку и повисла на нем.
– Надеюсь, вы не станете возражать, молодой человек. Старые люди нуждаются в опоре. А вы мне так напоминаете моего дорогого зятя. Он был вот такой же красавец, хотя теперь он, конечно, много старше вас. Вообще ваша компания, я смотрю, подбирает очень приятных людей. – И миссис Квонсетт с укором поглядела на Таню. – Во всяком случае, таких у вас большинство.
– Запомните, что я вам сказала, – напутствовала Таня Питера Кокли. – У нее неиссякаемый запас всяких трюков.
– Не очень-то это любезно с вашей стороны, – холодно парировала миссис Квонсетт. – Я уверена, что молодой человек сам сумеет составить обо мне мнение.
Молодой сотрудник смущенно улыбался.
– Хоть вы и вели себя не очень красиво, душенька, знайте, что я на вас не сержусь, – сказала Тане миссис Квонсетт и с этими словами вышла из комнаты.
Через несколько минут Таня покинула маленькую гостиную, где она провела сегодня уже два объяснения, и вернулась в контору «Транс-Америки». Было без четверти девять. Сев за свой стол, она подумала: интересно, разделалась ли компания с миссис Адой Квонсетт или им еще придется с ней возиться. Таня не была уверена, что на этом удастся поставить точку. И на своей машинке без заглавных букв она принялась печатать записку управляющему перевозками.
Тане хотелось верить, что и Мел тоже помнит об этом и найдет время заглянуть к ней, хотя она знала, что ему надо ехать в город.
«Повод», о котором упомянул Мел, заключался в известии, полученном Таней в кафе. «На борту рейса восемьдесят обнаружен заяц, – пояснил Тане сотрудник „Транс-Америки“. – Вас вызывают. – И добавил: – Как я слышал, придется вам повозиться: на этот раз заяц вроде с приветом».
Сотрудник оказался прав.
Сейчас Таня снова была в маленькой гостиной, расположенной позади стоек «Транс-Америки», где еще совсем недавно она успокаивала агента по продаже билетов – Пэтси Смит. Теперь же вместо Пэтси перед ней сидела маленькая старушка из Сан-Диего.
– Вы, видно, не новичок в этом деле, – заметила Таня. – Верно?
– Ну, конечно, моя дорогая. Я уже не раз так летала.
Старушка удобно расположилась в кресле; сложив на коленях ручки, она теребила отороченный кружевами носовой платочек. Вся в черном, в старомодной блузке с высоким воротником, она вполне могла бы сойти за чью-то прабабушку, собравшуюся в церковь. На самом же деле она была поймана с поличным, когда летела без билета из Лос-Анджелеса в Нью-Йорк. Безбилетные пассажиры, прочитала где-то Таня, попадались еще в семисотом году до рождества Христова на кораблях финикийцев, бороздивших восточную часть Средиземного моря. Тогда в случае поимки их ждала смерть: взрослым вспарывали живот, а детей живьем сжигали на жертвенном огне.
С тех пор наказания стали менее жестокими, и число «зайцев», естественно, не уменьшилось.
Интересно, подумала Таня, представляют ли себе люди – кроме, конечно, узкого круга сотрудников авиакомпаний, – какого размаха достигла «заячья эпидемия» с тех пор, как появились реактивные самолеты и резко возросли количество пассажиров и скорость их передвижения. По всей вероятности, никто и понятия об этом не имеет. Авиакомпании усиленно стараются хранить тайну из опасения, как бы обнародование этих данных не ударило по ним же и не привело к тому, что «зайцев» станет еще больше. Тем не менее кое-кто уже раскусил, что проехать без билета крайне просто; к числу таких людей принадлежала и старушка из Сан-Диего.
Звали ее миссис Ада Квонсетт – Таня проверила это по карточке социального обеспечения, которую предъявила ей старушка – и она, несомненно, спокойно долетела бы до Нью-Йорка, если бы не допустила промаха. Она поведала своему соседу по креслу, что летит без билета, и тот сообщил стюардессе. Стюардесса доложила командиру корабля, который, в свою очередь, радировал об этом в ближайший аэропорт, и кассир с охранником уже поджидали самолет в международном аэропорту имени Линкольна, чтобы снять с борта старушку. Ее привели к Тане, в обязанности которой входили и объяснения с «зайцами», когда компании удавалось их поймать.
Таня привычным жестом разгладила свою узкую форменную юбку.
– Ну, ладно, – сказала она, – расскажите-ка лучше, как было дело.
Старушка разжала и снова сжала ручки – кружевной платочек при этом немного переместился.
– Видите ли, я вдова, и у меня есть дочь – она замужем и живет в Нью-Йорке. Временами мне становится очень одиноко и хочется повидать ее. Тогда я еду в Лос-Анджелес и сажусь на самолет, который летит в Нью-Йорк.
– Вот так просто – садитесь и летите? Без билета?
Миссис Квонсетт была явно возмущена.
– Ах, душенька, откуда же мне взять денег на билет! Я живу на то, что получаю по специальному обеспечению, да еще на маленькую пенсию за покойного мужа. Я могу заплатить только за автобус из Сан-Диего до Лос-Анджелеса – вот и все.
– А в автобусе, значит, вы платите?
– Ну, конечно. Там народ суровый. Я как-то раз попыталась купить билет до первой остановки, а поехать дальше. Но они в каждом городе проверяют билеты, и шофер обнаружил, что мой билет уже недействителен. Они очень некрасиво себя вели тогда. Совсем не то, что служащие авиакомпании.
– Интересно, – спросила Таня, – а почему вы не воспользовались аэропортом Сан-Диего?
– Да боюсь я, душенька: знают они меня там.
– Вы хотите сказать, что вас уже ловили в Сан-Диего?
Старушка потупилась.
– Да.
– А вы летали без билета и на самолетах других компаний? Не только нашей?
– Ну, конечно. Но «Транс-Америка» нравится мне больше всех других.
Тане очень хотелось, чтобы голос ее звучал сурово, но выдержать нужный тон было трудно: казалось, речь шла о прогулке до ближайшего магазина на углу. И тем не менее ей удалось с бесстрастным лицом спросить:
– Чем же вам так нравится «Транс-Америка», миссис Квонсетт?
– Да видите ли, уж очень разумные люди работают у вас в Нью-Йорке. Я вот поживу недельку-другую у дочки и решаю, что пора домой. Иду в вашу компанию и все им рассказываю.
– И вы рассказываете все как есть? Что прилетели в Нью-Йорк без билета?
– Ну, конечно, милочка. Тогда меня спрашивают, когда я прилетела и номер рейса – я всегда это записываю, чтобы не забыть. Потом они смотрят в какие-то бумаги.
– В журнал, – подсказала Таня. «Неужели этот разговор происходит наяву, а не во сне», – мелькнула у нее мысль.
– Да, душенька, по-моему, как раз так это и называется.
– Продолжайте, пожалуйста.
Старушка удивленно посмотрела на нее.
– А что же еще продолжать-то? После этого они отправляют меня домой. Обычно в тот же день, на одном из ваших аэропланов.
– И все? И никто ничего не говорит вам?
Миссис Квонсетт мило улыбнулась – ну прямо как если бы сидела за чайным столом у викария.
– Иной раз случается, конечно, что и пожурят. Скажут, что я плохо себя вела и не должна больше так поступать. Но ведь это же пустяки, правда?
– Нет, – сказала Таня. – Это вовсе не пустяки.
Самое невероятное, подумала Таня, что все это правда. Авиакомпании знают, что такие случаи нередки. «Заяц» спокойно садится в самолет – а есть много способов туда попасть – и тихо сидит до отлета. Поймать его довольно трудно, если только он не забредет в «первый класс», где лишний пассажир сразу заметен, или если самолет вдруг окажется забитым до отказа. Да, конечно, стюардессы пересчитывают пассажиров по головам, и их цифра может не сойтись с количеством пассажиров по списку, который вручает экипажу контролер у выхода на поле. В этот момент могут возникнуть подозрения, что кто-то летит без билета, но тогда перед контролером, производящим посадку, встает вопрос: либо он выпускает самолет, но отмечает в журнале, что подсчет по головам не совпал с количеством выданных билетов, либо он должен заново проверять билеты у всех находящихся на борту.
Такая проверка билетов может занять добрых полчаса, а каждая минута пребывания на земле самолета стоимостью в шесть миллионов долларов обходится в огромную сумму. Кроме того, нарушается расписание движения – и данного самолета, и всех, следующих за ним. Да и пассажиры, которым предстоит пересадка или которые спешат к определенному часу, начинают злиться и выходить из себя, а командир корабля, понимая, что рушится его репутация пунктуального летчика, злится на сотрудника компании. Сотрудник начинает думать, что, может, он и ошибся. Да к тому же, если он не докажет, что у него были достаточно веские основания для задержки самолета, ему грозит «баня» от управляющего перевозками. В итоге пусть даже безбилетник будет обнаружен, но потеря в долларах и нервах намного превысит стоимость поездки одного человека.
Поэтому авиакомпании в таких случаях делают единственно разумную вещь: закрывают двери и отправляют самолет.
На этом обычно все и кончается. В полете стюардессам уже не до проверок, а по окончании пути пассажиры не станут ждать, пока у них проверят билеты. В результате «заяц» без всяких неприятностей и расспросов спокойно выходит из самолета.
Рассказывая Тане о том, каким способом она возвращается домой, маленькая старушка ничего не прибавила. Авиакомпании считают, что безбилетников быть не должно, а если таковые все же попадаются, значит, виноваты сами компании, не сумевшие этому помешать. Потому-то авиакомпании и возвращают безбилетников туда, откуда они прилетели, и поскольку нет иного выхода, нарушители, как все пассажиры, получают обычное место и обычное обслуживание, включая еду.
– А вы симпатичная, – сказала миссис Квонсетт, – я сразу узнаю симпатичных людей, с первого взгляда. Только вы моложе большинства сотрудников, которых мне приходилось встречать.
– Вы имеете в виду тех, кто возится с безбилетниками и плутами?
– Совершенно верно. – Старушку просто невозможно было смутить. Она одобрительно оглядела Таню. – На мой взгляд, вам не больше двадцати восьми.
Таня коротко отрезала:
– Тридцать семь.
– А выглядите вы все же очень молодо, хоть и видно, что женщина зрелая. Это, наверно, оттого, что вы замужем.
– Оставьте вы свои штучки, – сказала Таня. – Это вам-не поможет.
– Но вы все-таки замужем.
– Была. Когда-то.
– Какая жалость! У вас могли бы быть прелестные детки. С такими же золотисто-рыжими волосами.
С золотисто-рыжими – возможно, но без седины, подумала Таня. Седину эту она заметила утром. А что до детей, то она могла бы сказать, что у нее есть ребенок, который сейчас дома и, надо надеяться, спит. Вместо этого она сурово сказала миссис Квонсетт:
– Ведь это бессовестно – то, что вы делаете. Обманываете, нарушаете закон. Вы хоть понимаете, что вас можно отдать под суд?
Впервые на детски-наивном старческом личике промелькнула победоносная улыбка.
– Но этого же никто не сделает, правда? За это под суд не отдают.
Продолжать, видимо, не имело смысла. Таня, как и миссис Квонсетт, отлично знала, что авиакомпании никогда не отдают под суд «зайцев», так как связанная с этим шумиха может принести куда больше вреда, чем пользы.
Правда, если порасспросить как следует старушку, от нее можно получить информацию, которая наверняка пригодится в будущем.
– Миссис Квонсетт, – сказала Таня, – вы столько раз летали бесплатно на самолетах «Транс-Америки», что, думается, могли бы немного нам помочь.
– С большой радостью.
– Я бы хотела знать, как вы попадаете на борт самолета.
Старушка улыбнулась.
– Видите ли, душенька, есть разные способы. И я стараюсь по возможности их менять.
– Ну, расскажите мне все-таки.
– Так вот: как правило, я стараюсь приехать в аэропорт заранее, чтобы получить посадочный талон.
– Разве это так просто?
– Получить посадочный талон? Ну что вы, очень даже просто. Сейчас авиакомпании вместо посадочных талонов часто используют конверты от билетов. Так вот я подхожу к какой-нибудь стойке и говорю, что потеряла свой конверт и не могут ли они дать мне другой. Я выбираю стойку, где побольше народу и обслуживающий персонал очень занят. И мне всегда дают.
Еще бы не дать, подумала Таня. Это вполне естественная просьба, и ее часто слышишь. С той только разницей, что в отличие от миссис Квонсетт другие пассажиры просто хотят иметь свежий конверт для своего билета – без всякого тайного умысла.
– Но ведь конверт-то вам выдается пустой, – заметила Таня. – Он же не заполнен.
– Я сама его заполняю – в дамском туалете. У меня всегда с собой несколько старых посадочных талонов. Так что я знаю, где и что надо писать. И всегда держу в сумочке толстый черный карандаш. – Положив кружевной платочек на колени, миссис Квонсетт открыла сумочку из черных бусин. – Видите?
– Вижу, – сказала Таня и, потянувшись к сумке, извлекла карандаш. – Не возражаете, если я оставлю это себе?
Миссис Квонсетт сделала слегка оскорбленное лицо.
– Но это же мой. Впрочем, если он вам нужен, я, конечно, могу купить другой.
– Продолжайте, – сказала Таня. – Итак, у вас есть посадочный талон. Что происходит дальше?
– Я направляюсь к тому месту, откуда должна идти посадка на аэроплан.
– К выходу?
– Совершенно верно. Я дожидаюсь той минуты, когда молодой человек, который проверяет билеты, очень занят – а он всегда занят, когда на посадку проходит сразу большая группа, – тогда я проскальзываю мимо него – и прямо в аэроплан.
– А если кто-нибудь попытается вас остановить?
– Кто же станет меня останавливать, если у меня есть посадочный талон?
– Даже стюардессы не проверяют?
– Они молоденькие девочки, душенька. Обычно они болтают друг с другом, а если и уделяют кому-то внимание, то лишь мужчинам. Их интересует только номер рейса, а уж я стараюсь. чтобы номер был правильный.
– Но вы сказали мне, что не всегда пользуетесь посадочным талоном.
Миссис Квонсетт покраснела.
– Тогда, видите ли, мне приходится прибегать к небольшим уловкам. Иногда я говорю, что мне надо пройти, чтобы проститься с дочкой – почти все компании разрешают это, вы же знаете. Или, если аэроплан прилетел откуда-нибудь и здесь у него только стоянка, я говорю, что хочу вернуться на свое место, а билет, мол, оставила в аэроплане. Или говорю, что тут мой сын только что прошел на посадку и забыл свой бумажник, ну и мне надо его отдать. В таких случаях я всегда держу в руке бумажник, и это действует лучше всего.
– Да, могу себе представить, – сказала Таня. – Я вижу, вы очень тщательно все продумали. – Теперь у нее есть материал на целый бюллетень для контролеров и стюардесс, – размышляла она. И тут же усомнилась: а будет ли от этого бюллетеня какой-нибудь толк?
– Это я унаследовала от моего покойного супруга… Он преподавал геометрию и всегда говорил, что каждый угол надо учитывать.
Таня в упор посмотрела на миссис Квонсетт. Она что, издевается над ней? Но лицо старушки из Сан-Диего оставалось невозмутимо спокойным.
– Есть еще одна чрезвычайно важная вещь, о которой я вам не сказала.
В другом конце комнаты зазвонил телефон. Таня встала, чтобы снять трубку.
– Эта старая перечница все еще у вас? – раздался голос управляющего перевозками. Он отвечал за все виды перевозок, которые осуществляла компания «Транс-Америка» через аэропорт имени Линкольна. Обычно это был спокойный, добродушный человек. Сегодня же голос его звучал раздраженно. На нем, естественно, не могли не сказаться эти трое суток, когда вылеты самолетов задерживались, приходилось объясняться с пассажирами и предлагать им другие маршруты, не говоря уже о бесконечных требованиях, поступавших из главной конторы компании на Восточном побережье США.
– Да, – ответила Таня.
– Удалось из нее выудить что-нибудь полезное?
– Немало. Я пришлю вам отчет.
– Когда будете его отсылать, не забудьте о заглавных буквах, чтобы его можно было прочесть.
– Слушаюсь, сэр.
«Сэр» прозвучало столь ядовито, что на другом конце провода на минуту воцарилось молчание. Потом УП буркнул:
– Извините, Таня. Я, видно, пережал – очень мне досталось сейчас из Нью-Йорка. Вот я и повел себя с вами, как мальчишка-стюард, которому попалась под ноги кошка, – только вы, конечно, не кошка. Могу я вам чем-нибудь помочь?
– Мне нужен билет на сегодня в один конец до Лос-Анджелеса для миссис Ады Квонсетт.
– Это так зовут старую курицу?
– Совершенно верно.
УП кисло произнес:
– Очевидно, за счет компании?
– Боюсь, что да.
– Больше всего мне противно то, что придется отправить ее раньше честных людей, которые живыми деньгами заплатили за свои билеты и уже столько часов ждут возможности вылететь. Но я думаю, что вы правы: лучше побыстрее сбросить этот груз с плеч.
– Я тоже так думаю.
– Я велю зарезервировать один билет. Можете забрать его в билетной кассе. Только не забудьте предупредить Лос-Анджелес, чтобы они вызвали аэропортовскую полицию и выдворили эту старую калошу из аэропорта.
– А может, она мать Уистлера[5], – вполголоса заметила Таня.
УП хмыкнул.
– Так пусть Уистлер и покупает ей билет.
Таня улыбнулась и повесила трубку. Затем повернулась к миссис Квонсетт.
– Вы не рассказали мне еще об одной важной вещи – насчет того, как вы ведете себя уже в самолете.
Старушка явно медлила. Когда Таня, разговаривая по телефону, упомянула об обратном билете в Лос-Анджелес, миссис Квонсетт поджала губы.
– Вы ведь уже сказали мне почти все, – не отступалась Таня. – Так заканчивайте. Если, конечно, есть что добавить.
– Безусловно, есть. – Миссис Квонсетт утвердительно кивнула. – Я хотела вам еще сказать, что лучше всего не выбирать больших рейсов – ну, тех, что через всю страну и без посадок. Они часто бывают забиты до отказа и даже в туристском классе вам дают номер места. Тогда все сложнее, хотя мне много раз пришлось летать и такими рейсами, потому что не было других.
– Значит, вы выбираете не прямые маршруты. Но неужели вас не обнаруживают на посадках?
– Я притворяюсь, будто сплю. Ну и меня, конечно, не беспокоят.
– А на сей раз побеспокоили?
Тонкие губы миссис Квонсетт растянулись в усмешке: у нее был такой сокрушенный вид.
– Все из-за этого человека, который сидел со мной рядом. Такой оказался мерзкий человечишка. Я доверилась ему, а он тут же выдал меня стюардессе. Вот и доверяй после этого людям.
– Миссис Квонсетт, – сказала Таня, – я надеюсь, вы слышали, что мы намерены отправить вас назад в Лос-Анджелес.
В серых старческих глазках мелькнул огонек и погас.
– Слышала, душенька. Я боялась, что этим кончится. Но можно мне пока выпить чайку? Я уж тогда пойду, а вы скажите, когда мне надо вернуться…
– Ну нет! – Таня решительно замотала головой. – Одна вы никуда не пойдете. Чаю выпить вы можете, но только с вами будет один из сотрудников. Я сейчас пошлю за кем-нибудь, чтобы вы ни минуты не были одна, пока не сядете в самолет и не улетите в Лос-Анджелес. Стоит только отпустить вас – и я знай, что будет дальше. Мы и глазом не успеем моргнуть, как вы будете сидеть в самолете на Нью-Йорк.
По враждебному взгляду, который миссис Квонсетт метнула на нее, Таня поняла, что угодила в точку.
Через десять минут все было сделано. Для миссис Квонсетт зарезервировали место на рейс сто три, вылетавший в Лос-Анджелес через полтора часа. Рейс был беспосадочный, так что она никак не могла выйти из самолета в пути и повернуть назад. Управляющему перевозками в Лос-Анджелесе было сообщено обо всем по телетайпу; соответствующая записка лежала для команды рейса сто три.
Маленькую старушку из Сан-Диего поручили заботам сотрудника «Транс-Америки», недавно нанятого юноши, который по возрасту годился ей во внуки. Этому сотруднику, которого звали Питер Кокли, Таня дала самые точные указания:
– Будете находиться при миссис Квонсетт до момента отлета. Она говорит, что хочет выпить чаю. Отведите ее в кафе и дайте ей поесть, если она попросит, хотя в полете будет подан ужин. И что бы она ни делала, будьте при ней. Если ей понадобится пойти в туалет, ждите у дверей и ни при каких обстоятельствах не выпускайте ее из виду. Когда настанет время отлета, подведите ее к выходу, пройдите вместе с ней к самолету и сдайте с рук на руки старшей стюардессе. Не забудьте напомнить, чтобы ей ни под каким предлогом не разрешали выходить из самолета. Это хитрющая старушенция, так что будьте бдительны.
Выходя из комнаты, старушка схватила молодого сотрудника под руку и повисла на нем.
– Надеюсь, вы не станете возражать, молодой человек. Старые люди нуждаются в опоре. А вы мне так напоминаете моего дорогого зятя. Он был вот такой же красавец, хотя теперь он, конечно, много старше вас. Вообще ваша компания, я смотрю, подбирает очень приятных людей. – И миссис Квонсетт с укором поглядела на Таню. – Во всяком случае, таких у вас большинство.
– Запомните, что я вам сказала, – напутствовала Таня Питера Кокли. – У нее неиссякаемый запас всяких трюков.
– Не очень-то это любезно с вашей стороны, – холодно парировала миссис Квонсетт. – Я уверена, что молодой человек сам сумеет составить обо мне мнение.
Молодой сотрудник смущенно улыбался.
– Хоть вы и вели себя не очень красиво, душенька, знайте, что я на вас не сержусь, – сказала Тане миссис Квонсетт и с этими словами вышла из комнаты.
Через несколько минут Таня покинула маленькую гостиную, где она провела сегодня уже два объяснения, и вернулась в контору «Транс-Америки». Было без четверти девять. Сев за свой стол, она подумала: интересно, разделалась ли компания с миссис Адой Квонсетт или им еще придется с ней возиться. Таня не была уверена, что на этом удастся поставить точку. И на своей машинке без заглавных букв она принялась печатать записку управляющему перевозками.
«упр. првзкамиИ остановилась, задумавшись: где-то сейчас Мел и зайдет ли к ней.
от: тани ливигстн…
предмт: мамочка уистлера»
5
Нет, решил Мел Бейкерсфелд, не может он сегодня вечером ехать в город.
Мел сидел у себя в кабинете на административном этаже. Он задумчиво барабанил по столу, где стояли телефоны, связывавшие его с различными службами аэропорта.
Взлетно-посадочная полоса три-ноль все еще была перекрыта самолетом «Аэрео-Мехикан». В результате положение создавалось критическое и приходилось задерживать все большее число самолетов – как в воздухе, так и на земле. Возникала реальная угроза того, что в ближайшие два-три часа придется закрыть аэропорт.
А пока самолеты продолжали взлетать над Медоувудом, этим осиным гнездом, что немало осложняло и без того сложную ситуацию. Все телефоны аэропорта и командно-диспетчерского пункта разрывались от звонков медоувудскнх жителей – тех, кто остался дома и горестно сетовал на свою участь. Но куда больше было тех (сообщили Мелу), кто находился сейчас на митинге протеста, и уже прошел слух – об этом несколько минут назад передал руководитель полетов, – что вечером недовольные собираются устроить демонстрацию в аэропорту.
Здесь только не хватает демонстрантов, мрачно подумал Мел.
Правда, одно было утешительно: ЧП третьей категории можно было считать ликвидированным, поскольку военный самолет КС-135 благополучно приземлился. Но когда одно ЧП кончается, никто не может поручиться за то, что тут же не возникнет другого. Мела не оставляло какое-то смутное беспокойство, предчувствие беды, посетившее его на поле час назад. И это ощущение, трудно определимое или объяснимое, не покидало его. Но было предостаточно и реальных причин, побуждавших его оставаться на работе.
Конечно, Синди, которая все еще ждет его на этом своем благотворительном шабаше, поднимет дикий шум. Но она и так уже зла на него за то, что он задерживается, а если он и вовсе не приедет – что ж, побушует немного больше, только и всего. Так что, пожалуй, лучше выдержать первый натиск сейчас и дать Синди немного излить свою ярость. Бумажка с номером телефона, по которому можно ее вызвать, все еще лежала у него в кармане. Он достал ее и набрал номер.
Как и раньше, он прождал несколько минут, прежде чем Синди подошла к телефону, но, к его удивлению, никакого извержения вулкана не последовало, – вместо этого были холод и сухость. Она молча выслушала Мела, пытавшегося объяснить ей, почему он не может покинуть аэропорт. И когда ожидаемого взрыва не произошло, он вдруг начал запинаться и бормотать что-то нечленораздельное, малоубедительное даже для него самого. Он умолк.
Последовала пауза, затем Синди холодно спросила:
– Ты все сказал?
– Да.
Голос у нее звучал так, точно она говорила с кем-то малознакомым и глубоко ей омерзительным:
– Я не удивляюсь, потому что и не ждала, что ты приедешь. Когда ты сказал, что скоро будешь, я не сомневалась, что ты врешь, как всегда.
– Я вовсе не врал и не как всегда, – вспылил он. – Я ведь уже говорил сегодня, сколько раз я выезжал с тобой…
– Ты как будто заявил, что ты все сказал.
Мел умолк. Какой смысл спорить?
– Я слушаю тебя, – устало произнес он.
– Так вот, я пыталась сказать тебе, когда ты меня прервал – тоже, как всегда…
– Синди, ради всего святого!..
– …что, почувствовав вранье, я немного пораскинула мозгами. – Она помолчала. – Ты говоришь, что задерживаешься в аэропорту?
– По-моему, именно об этом и идет у нас разговор…
– Надолго?
– До полуночи… а может быть, и на всю ночь.
– Тогда я к тебе приеду. Можешь не сомневаться. Нам надо поговорить.
– Послушай, Синди, ни к чему это. Не время сейчас и не место.
– Ничего, время вполне подходящее. А то, что я хочу тебе сказать, может быть сказано где угодно.
– Синди, ну, пожалуйста, будь благоразумна. Я согласен: нам многое надо обсудить, но…
Мел сидел у себя в кабинете на административном этаже. Он задумчиво барабанил по столу, где стояли телефоны, связывавшие его с различными службами аэропорта.
Взлетно-посадочная полоса три-ноль все еще была перекрыта самолетом «Аэрео-Мехикан». В результате положение создавалось критическое и приходилось задерживать все большее число самолетов – как в воздухе, так и на земле. Возникала реальная угроза того, что в ближайшие два-три часа придется закрыть аэропорт.
А пока самолеты продолжали взлетать над Медоувудом, этим осиным гнездом, что немало осложняло и без того сложную ситуацию. Все телефоны аэропорта и командно-диспетчерского пункта разрывались от звонков медоувудскнх жителей – тех, кто остался дома и горестно сетовал на свою участь. Но куда больше было тех (сообщили Мелу), кто находился сейчас на митинге протеста, и уже прошел слух – об этом несколько минут назад передал руководитель полетов, – что вечером недовольные собираются устроить демонстрацию в аэропорту.
Здесь только не хватает демонстрантов, мрачно подумал Мел.
Правда, одно было утешительно: ЧП третьей категории можно было считать ликвидированным, поскольку военный самолет КС-135 благополучно приземлился. Но когда одно ЧП кончается, никто не может поручиться за то, что тут же не возникнет другого. Мела не оставляло какое-то смутное беспокойство, предчувствие беды, посетившее его на поле час назад. И это ощущение, трудно определимое или объяснимое, не покидало его. Но было предостаточно и реальных причин, побуждавших его оставаться на работе.
Конечно, Синди, которая все еще ждет его на этом своем благотворительном шабаше, поднимет дикий шум. Но она и так уже зла на него за то, что он задерживается, а если он и вовсе не приедет – что ж, побушует немного больше, только и всего. Так что, пожалуй, лучше выдержать первый натиск сейчас и дать Синди немного излить свою ярость. Бумажка с номером телефона, по которому можно ее вызвать, все еще лежала у него в кармане. Он достал ее и набрал номер.
Как и раньше, он прождал несколько минут, прежде чем Синди подошла к телефону, но, к его удивлению, никакого извержения вулкана не последовало, – вместо этого были холод и сухость. Она молча выслушала Мела, пытавшегося объяснить ей, почему он не может покинуть аэропорт. И когда ожидаемого взрыва не произошло, он вдруг начал запинаться и бормотать что-то нечленораздельное, малоубедительное даже для него самого. Он умолк.
Последовала пауза, затем Синди холодно спросила:
– Ты все сказал?
– Да.
Голос у нее звучал так, точно она говорила с кем-то малознакомым и глубоко ей омерзительным:
– Я не удивляюсь, потому что и не ждала, что ты приедешь. Когда ты сказал, что скоро будешь, я не сомневалась, что ты врешь, как всегда.
– Я вовсе не врал и не как всегда, – вспылил он. – Я ведь уже говорил сегодня, сколько раз я выезжал с тобой…
– Ты как будто заявил, что ты все сказал.
Мел умолк. Какой смысл спорить?
– Я слушаю тебя, – устало произнес он.
– Так вот, я пыталась сказать тебе, когда ты меня прервал – тоже, как всегда…
– Синди, ради всего святого!..
– …что, почувствовав вранье, я немного пораскинула мозгами. – Она помолчала. – Ты говоришь, что задерживаешься в аэропорту?
– По-моему, именно об этом и идет у нас разговор…
– Надолго?
– До полуночи… а может быть, и на всю ночь.
– Тогда я к тебе приеду. Можешь не сомневаться. Нам надо поговорить.
– Послушай, Синди, ни к чему это. Не время сейчас и не место.
– Ничего, время вполне подходящее. А то, что я хочу тебе сказать, может быть сказано где угодно.
– Синди, ну, пожалуйста, будь благоразумна. Я согласен: нам многое надо обсудить, но…