Хейли Артур. Колеса

   — Я о вас достаточно наслышан, — сказал Адам. — И знаю: раз вы говорите, что машина работает, значит, так оно и есть.
   — Она не только работает, но и дешево стоит. При серийном выпуске ее можно будет выбросить на рынок по сотне долларов за штуку.
   На лице Адама отразилось сомнение. Как плановик, он ориентировался в вопросах стоимости не хуже, чем футбольный тренер в календаре текущих матчей.
   — Это наверняка без учета стоимости источника энергии. — И добавил:
   — Кстати, на чем будет работать ваша машина? На батареях? На маленьком бензиновом двигателе?
   — Так и знал, что вы это спросите, — сказал Крейзел. — Сейчас скажу. Источник энергии у нее особый. Просто какой-нибудь парень будет крутить ручку — вот и все. Так, как вы только что сделали. Эту же ручку. С той лишь разницей, что крутить ее, в моем представлении, будет старик азиат в джунглях. В соломенной шляпе. Когда у него устанут руки, его заменит жена или дети. Они будут сидеть и часами крутить ручку. Вот почему машина обойдется нам всего в сотню долларов.
   — Значит, никакого источника энергии? Жаль, что нельзя по такому принципу строить машины, — рассмеялся Адам.
   — Как бы вы ни отнеслись к тому, что я говорю, прошу вас сейчас об одном одолжении: не смейтесь, — сказал Крейзел.
   — Хорошо, не буду. Только никак не могу представить себе серийное производство в Детройте такой вот сельскохозяйственной машины, — и Адам кивнул в сторону молотилки, — возле которой надо сидеть и часами крутить ручку.
   — Если бы вы, Адам, видели места, в которых мне пришлось побывать, — взволнованно заговорил Хэнк Крейзел, — вы, наверное, могли бы себе это представить. Дело в том, что некоторые районы земного шара страшно далеки от Детройта. Отчасти беда нашего города в том, что мы забываем о существовании таких мест. Забываем, что живущие там люди мыслят иначе, чем мы. Нам кажется, что повсюду так же или по крайней мере должно быть так же, как в Детройте, и, следовательно, все события там происходят сообразно нашим представлениям. И если другие смотрят на мир иначе, значит, они заблуждаются, потому что мы — Детройт! Мы и по другим вопросам рассуждаем точно так же. Загрязнение среды. Безопасность. Эти проблемы приобрели такую остроту, что нам пришлось перестраиваться. Но в головах людей еще много такого, что воспринимается на веру — как религия.
   — При том, что существуют первосвященники, — подхватила Эрика, — которые не хотят, чтобы развенчивали старые догматы.
   Адам бросил на нее раздраженный взгляд, в котором можно было прочесть: “Предоставь это мне”.
   — Многие из перспективных людей в нашей отрасли, — возразил он, — полны решимости переосмыслить старые идеи, и это получает свое реальное воплощение. Но когда вы говорите о машине с ручным управлением, независимо от того, о какой машине речь, — это уже не прогресс, а регресс, отбрасывающий нас во времена до Генри Форда Первого. Впрочем, — добавил он, — мое дело — легковые и грузовые автомобили. А это — сельское хозяйство.
   — В вашей фирме есть отдел, занимающийся сельскохозяйственной техникой.
   — Я не имею к нему никакого отношения и не думаю, что буду иметь.
   — Зато к нему имеет отношение ваше начальство. А вы имеете к нему доступ. К вашему мнению прислушиваются.
   — Скажите мне вот что. Вы уже показывали эту штуку нашим людям, занимающимся машинами для сельского хозяйства? Они вас завернули?
   Крейзел кивнул.
   — Им и еще кой-кому. Теперь мне нужно, чтобы кто-то довел этот проект до совета директоров. Чтобы пробудить их интерес. Я рассчитывал на вашу помощь.
   Наконец-то выяснилось, чего хочет Хэнк Крейзел: чтобы Адам помог ему добраться до заправил компании и склонил на его сторону президента или председателя совета директоров.
   — Ты можешь это сделать? — спросила Эрика. Адам покачал головой, но на вопрос Эрики ответил Хэнк Крейзел:
   — Сначала надо, чтобы он сам поверил в эту идею.
   Они стояли и смотрели на машину с ручкой, которая была так непохожа на то, чем изо дня в день занимался Адам Трентон.
   И все же, как было известно Адаму, автомобильные компании нередко брались за осуществление проектов, имеющих мало общего — или вообще ничего не имеющих — с производством автомобилей. Так, “Дженерал моторс” оказалась пионером по выпуску механического сердца, используемого в хирургии, и кое-какой Другой медицинской аппаратуры. Компания “Форд” занималась созданием спутников связи, а “Крайслер” разрабатывал проекты застройки жилых массивов. Были и другие примеры, а причина столь разносторонней деятельности, как отлично знал Хэнк Крейзел, крылась в том, что всякий раз кто-то из руководства компании проявлял личную заинтересованность в том или ином проекте.
   — Я по поводу этой молотилки ездил в Вашингтон, — сказал Крейзел. — Прощупал там кое-кого из госдепартамента. Они считают, что это — дело нужное. Говорят, что могли бы заказывать по двести тысяч машин в год для помощи иностранным государствам. Это было бы уже кое-что для начала. Но ведь госдепартамент сам не занимается производством!
   — Хэнк, — сказал Адам, — а зачем вам вообще связываться с другими компаниями? Если вы настолько убеждены в успехе, почему бы вам самому не заняться производством этой машины и ее продажей?
   — По двум причинам. Первая — престиж. У меня нет имени. А у крупной компании вроде вашей есть. Кроме того, у вас существует целая система реализации и сбыта. У меня ее нет.
   Адам понимающе кивнул. Хэнк говорил разумные вещи.
   — Вторая причина: капитал. Мне было бы не под силу набрать столько денег. Во всяком случае, для серийного производства.
   — Но при вашей репутации любой банк…
   Хэнк Крейзел только хмыкнул.
   — Я и так от них в полной зависимости. Причем настолько, что они иной раз сами не могут понять, как это я сумел так глубоко залезть к ним в карман. У меня никогда не было больших денег. Просто удивительно, чего ловкий человек может достичь и без них.
   Адаму и это было знакомо. Так существовали многие люди и компании. Почти наверняка и заводы Крейзела, и их оборудование, и материально-производственные запасы, и этот дом, и “коттедж” на озере Хиггинса — все заложено и перезаложено. Конечно, если Крейзел когда-нибудь продаст свое дело или даже часть его, он получит миллионы наличными. Но пока этого не произошло, ему, как и другим людям, приходилось из месяца в месяц сталкиваться с проблемами нехватки наличных денег.
   Поставщик деталей снова повернул ручку молотилки. Механизм пришел в движение, но вхолостую, без полезного эффекта — зубцы машины словно требовали зерен, чтобы в них вгрызться, о чем напоминал расположенный наверху бункер емкостью в одну кварту.
   — Ясное дело, штука необычная. Я бы даже сказал, это — моя мечта. Причем давняя. — Хэнк Крейзел помедлил, словно смутившись от такого признания, и затем продолжал:
   — Сама идея возникла у меня еще в Корее. Я видел, как деревенские парни и девчонки толкут зерно камнями. Страшный примитив: огромная затрата мышечной энергии и такие жалкие результаты. Убедившись в том, насколько это нужно, я стал придумывать эту вот штуковину. С тех пор с некоторыми перерывами все мучился над ней.
   Эрика неотрывно глядела на Крейзела. Она тоже кое-что знала о нем — частично от Адама, частично от других. И в ее сознании вдруг возник образ — отчаянный головорез, морской пехотинец Соединенных Штатов, попав в чужую, враждебную страну, недоуменно взирает на местных жителей, а потом, проникшись их проблемами, начинает думать над тем, как им помочь, и мысль об этом не оставляет его в покое.
   — Хочу вам кое-что сказать, Адам, — произнес Крейзел. — И вам тоже, Эрика. Дело в том, что Соединенные Штаты не занимаются продажей сельскохозяйственной техники другим странам. Если и продают, то немного. Наша техника слишком сложна и замысловата. Я уже сказал, что мы относимся к ней как к постулату веры: каждому приспособлению обязательно подай двигатель. Электрический, или работающий на бензине, или еще бог знает какой. Но при этом мы забываем, что на Востоке переизбыток рабочей силы. Позвал одного покрутить ручку, и вот уже на зов бегут пятьдесят, несутся, как мухи.., или муравьи. Но нам это не по душе. Нас раздражает, когда кули таскают тяжеленные камни, чтобы построить плотину. Это представляется нам просто оскорбительным. Мы считаем, что это неэффективно, противоречит американскому духу, — так воздвигали в свое время пирамиды. Ну и что из этого? Против фактов не попрешь. И это еще долго не изменится. А кроме того, в тех краях не так уж много мастерских, где можно ремонтировать сложные машины. Значит, машины должны быть простыми. — Хэнк Крейзел перестал крутить ручку молотилки. — Как вот эта.
   “Любопытная штука, — подумал Адам, — вот сейчас, когда Хэнк Крейзел излагал свои доводы — с удивительным, кстати, для него красноречием — и демонстрировал свою конструкцию, в нем появилось что-то от Линкольна — такой же высокий, худощавый. Интересно, а получится что-нибудь из этой идеи Крейзела? — размышлял далее Адам. — Есть ли, как он утверждает, в таких машинах потребность? Заслуживает ли внимания этот проект — настолько, чтобы подпереть его авторитетом одной из автомобильных компаний, входящих в Большую тройку?”
   И Адам, как специалист по проблемам производственного планирования, натренированный на критическом анализе, принялся задавать хозяину вопросы — о рынках, предполагаемом спросе, распределении товара, сборке машин на местах, стоимости, запасных частях, способах транспортировки, техническом обслуживании и ремонте. И какой бы вопрос Адам ни задал, Крейзел, казалось, заранее продумал его и уже имел готовый ответ со всеми необходимыми цифрами — ответы эти, кстати, показывали, почему он так успешно вел свои дела.
   Затем Хэнк Крейзел сам отвез Адама и Эрику в центр города, где они оставили свой автомобиль.
 
 
   Они мчались домой, на север, по шоссе Джона Лоджа.
   — Ты сделаешь для Хэнка то, о чем он просит? — поинтересовалась Эрика. — Поможешь ему связаться с председателем совета директоров и другими?
   — Не знаю. — В голосе Адама звучали нотки сомнения. — Я как-то не очень уверен.
   — Мне кажется, ты должен это сделать.
   — Вот так — должен, и все? — Он с улыбкой искоса посмотрел на нее.
   — Да, так, — решительно повторила Эрика.
   — Не ты ли постоянно твердишь мне, что у меня слишком много дел? — Адам подумал при этом об “Орионе”, который скоро надо будет представлять публике, о том, сколько это потребует от него времени и усилий в ближайшие месяцы. А теперь уже пора приступать к разработке “Фарстара” — на это тоже уйдет немало сил и дополнительных часов работы на заводе и дома.
   А тут еще Смоки Стефенсен. Адам понимал, что пора решать вопрос о том, оставлять его сестре Терезе свой капитал в этой фирме или нет, а для этого ему давно уже следовало показаться там и провести обстоятельный разговор со Смоки. На будущей неделе каким-то образом надо выкроить и для этого время.
   И Адам подумал: а хочется ли ему взваливать на себя еще и просьбу Крейзела?
   — Это не отнимет у тебя много времени, — сказала Эрика. — Единственное, о чем просит Хэнк, — познакомить его с начальством, чтобы он мог продемонстрировать свою машину.
   Адам рассмеялся:
   — Извини! Но так у нас не бывает. — И принялся пояснять: любая новая идея, предлагаемая вниманию начальства, должна иметь тщательное обоснование с приложением соответствующих отзывов экспертов — просто так на стол президента компании или председателя совета директоров предложения не кладут. Даже когда имеешь дело с Элроем Брейсуэйтом или первым вице-президентом Хабом Хьюитсоном, эти принципы нельзя обойти. Без скрупулезного изучения идеи в целом, детального подсчета расходов, прогнозирования рынков сбыта и конкретных рекомендаций ни тот ни другой ни за что не разрешат передать дело выше.
   И это, в общем, справедливо. В противном случае компетентные инстанции будут завалены сотнями безумных проектов, что лишь затормозит прогресс.
   Причем на этой стадии — ведь другие-то подключатся позже — все заботы лягут на его плечи.
   И еще одно: поскольку отдел сельскохозяйственной техники отверг, по признанию самого же Хэнка Крейзела, его молотилку, Адам, возвращаясь к данному проекту, наверняка наживет себе врагов независимо от того, сумеет он пробить эту идею или потерпит поражение. А филиал компании, занимающийся производством сельскохозяйственной техники, хоть и играет, по сравнению с той ее частью, которая занимается выпуском автомобилей, второстепенную роль, тем не менее входит в состав корпорации, и Адаму вовсе ни к чему наживать себе там врагов.
   Машина, которую продемонстрировал им Крейзел, его идея в конце концов все-таки покорили Адама. И тем не менее что он выиграет, подключившись к этому делу? Разумно или глупо протежировать Хэнку Крейзелу?
   В его размышления ворвался голос Эрики:
   — Ну хорошо, даже если это прибавит тебе работы, все равно, мне кажется, машина Хэнка куда важнее, чем все, чем ты занимаешься.
   — По-твоему, мне следовало бы бросить “Орион” и “Фарстар”? — саркастически заметил Адам.
   — А почему бы и нет? Эти машины никого не кормят. А машина Хэнка — да.
   — “Орион” будет кормить меня и тебя. Еще не договорив до конца, Адам почувствовал, что его слова звучат самодовольно и глупо, что вот-вот снова разгорится никому не нужный спор.
   — Мне кажется, это единственное, что тебя волнует, — парировала Эрика.
   — Нет, не единственное. Но здесь надо учитывать и кое-что еще.
   — Что, например?
   — Что Хэнк Крейзел — конъюнктурщик.
   — А мне он понравился.
   — Я это заметил.
   — Что ты хочешь этим сказать? — ледяным тоном спросила Эрика.
   — А, черт, ничего!
   — Я спросила: “Что ты хочешь этим сказать?”
   — Изволь, — ответил Адам. — Когда мы сидели у бассейна, он мысленно раздевал тебя. Ты это почувствовала. И вроде бы не возражала.
   Щеки Эрики зарделись румянцем.
   — Да, почувствовала! И действительно не возражала бы! Если хочешь знать правду, мне это даже понравилось.
   — Ну, а мне — нет, — буркнул Адам.
   — Не могу понять — почему?
   — А теперь что ты хочешь этим сказать?
   — Хочу сказать, что Хэнк Крейзел — настоящий мужчина, который и ведет себя соответственно. Поэтому женщина при нем чувствует себя женщиной.
   — Видимо, я таких эмоций не вызываю.
   — Нет, черт бы тебя подрал, нет! — От ее гнева в машине стало трудно дышать. Адам вздрогнул. Он почувствовал, что они уже слишком далеко зашли.
   — Послушай, последнее время я, наверное, был не очень… — В его голосе зазвучали примирительные нотки.
   — Ты возмутился, потому что с Хэнком мне было хорошо! Я почувствовала себя женщиной. Желанной женщиной!
   — Тогда я искренне сожалею. Видимо, я сказал что-то не то. Не подумал хорошенько. — И Адам добавил:
   — Кроме того, я ведь люблю тебя.
   — Любишь? Любишь?!
   — Конечно.
   — Почему же в таком случае ты никогда меня не обнимешь? Ведь уже два месяца, как между нами ничего не было! И меня так унижает говорить тебе об этом.
   Они свернули с шоссе. Почувствовав вдруг угрызения совести, Адам остановил машину. Эрика рыдала, уткнувшись лицом в стекло со своей стороны. Он нежно дотронулся до ее руки.
   Она отдернула руку.
   — Не прикасайся ко мне!
   — Послушай, — сказал Адам, — я, видно, законченный идиот…
   — Нет! Не говори этого! Не говори ничего! — Эрика пыталась сдержать слезы. — Неужели ты думаешь, я хочу, чтобы это случилось сейчас? После того как я попросила тебя? Как ты представляешь себе состояние женщины, которой приходится об этом просить?
   Адам молчал — он чувствовал себя совсем беспомощным, не знал, что делать и что говорить. Потом он снова завел мотор, и они молча проехали остаток пути до озера Куортон.
   Как обычно, прежде чем въехать в гараж, Адам высадил Эрику. Выходя из машины, она спокойно сказала ему:
   — Я долго думала, и дело не в сегодняшнем вечере. Я хочу с тобой развестись.
   — Мы это обсудим, — ответил он.
   Эрика покачала головой.
   Когда Адам вошел в дом, Эрика уже заперлась в комнате для гостей. В эту ночь — впервые после свадьбы — они спали под одной крышей, но в разных комнатах.

Глава 20

   — Ну, выкладывайте свои неприятные новости, — сказал Смоки Стефенсен своему бухгалтеру Лотти Поттс. — Какой там у нас дефицит?
   Лотти, которая и внешним видом, и нередко поведением напоминала Урию Гипа в юбке, но при этом обладала острым, как бритва, умом, произвела быстрый подсчет своим тонким золотым карандашиком.
   — С учетом только что реализованных нами автомобилей, мистер Стефенсен, сэр, — сорок три тысячи долларов.
   — А сколько у нас наличными на счете в банке, Лотти?
   — Мы еще в состоянии выплатить жалованье на этой неделе и на следующей, мистер Стефенсен, сэр. Но не более.
   — Гм. — Смоки Стефенсен провел рукой по густой бороде, потом откинулся в кресле, сцепив пальцы на животе, который у него за последнее время явно вырос. Тут у него мелькнула мысль, что надо срочно что-то предпринять, например, сесть на диету, хотя это ему вовсе не улыбалось.
   Смоки по обыкновению без особого волнения воспринял весть о финансовых неурядицах. Такое случалось с ним не впервые, он и на этот раз как-нибудь выкрутится. Размышляя о названных Лотти цифрах, Смоки занялся собственными прикидками.
   Был вторник первой недели августа. Оба находились в кабинете Смоки на антресолях: Смоки — за письменным столом в своем синем шелковом пиджаке и пестром галстуке, которые он носил как форму; Лотти сидела напротив в почтительном ожидании, разложив перед собой несколько конторских книг.
   “В наши времена не часто встретишь таких женщин, как Лотти”, — подумал Смоки. Хотя мать-природа и немилосердно обошлась с нею при рождении, наградив ее таким уродством, зато компенсировала это другим. И все же, о Господи, этакая морда — как у пса! В тридцать пять лет она выглядит на все пятьдесят: нос картошкой, все лицо перекошено, зубы торчат, косая; невообразимого цвета волосы торчком стоят на голове, точно кокосовая пальма, голос напоминает скрежет металлических ободьев по булыжной мостовой… Смоки попытался переключить свои мысли на другое — на то, как бесконечно предана ему Лотти, что он во всем может на нее положиться, как они уже не раз выкарабкивались вместе из трудных ситуаций, когда без Лотти ему была бы крышка.
   Всю свою жизнь Смоки следовал принципу: если хочешь, чтобы женщина пошла за тобой в огонь и в воду, бери уродину. Красивые девушки — это роскошь, но на них нельзя положиться. Только уродины верны до гроба, только они всегда будут при тебе.
   Между тем еще одна уродливая женщина способствовала тому, что он сегодня утром осознал свое бедственное положение. И Смоки был ей за это благодарен.
   Ее звали Иоланда, она позвонила ему домой поздно вечером накануне.
   Иоланда работала в одном из городских банков, с которым был связан Смоки и который финансировал его фирму. Она была секретаршей вице-президента банка и имела доступ к секретной информации.
   Еще одна примечательная черта Иоланды заключалась в том, что в бюстгальтере и трусиках она весила добрых сто килограммов.
   Когда год назад Смоки впервые увидел ее в банке, он сразу почувствовал в ней потенциального союзника. Затем он позвонил Иоланде по телефону и пригласил ее на ленч — так завязались между ними дружеские отношения. Теперь они встречались приблизительно раз в два месяца, а в промежутках он посылал ей цветы или сладости, которые Иоланда поедала килограммами; дважды Смоки приглашал ее провести ночь в мотеле. Об этом он предпочитал вспоминать пореже, но Иоланда, в жизни которой редко выпадали такие радости, хранила в своем сердце трогательную благодарность и платила за это Смоки тем, что регулярно снабжала его полезной информацией о делах в банке.
   — Наши ревизоры готовят оперативную проверку товарных запасов торговых фирм, — сообщила она ему накануне по телефону. — Я подумала, что тебе следует это знать: твое имя значится в списках.
   — Когда ревизоры начинают работу? — спросил Смоки, тотчас насторожившись.
   — Завтра с утра, но этого никто не должен знать. — И Иоланда добавила:
   — Я не могла позвонить раньше, потому что пришлось работать допоздна, а говорить по телефону из банка, думаю, не следовало.
   — Ты умница. И большой у них список?
   — Восемь коммерсантов. Я списала имена. Зачитать их?
   — Пожалуйста, детка, — сказал он, благодаря судьбу за то, что она наделила Иоланду подобной предусмотрительностью.
   Смоки вздохнул спокойнее, узнав, что стоит в списке на предпоследнем месте. Если ревизоры, как обычно, будут действовать в такой последовательности, то они появятся у него самое раннее через три дня. Значит, у него есть два дня, что, в общем, немного, но все же лучше, чем если бы они нагрянули на другое утро. Он записал имена других торговцев. Трое из них были знакомы ему, и он постарается их предупредить: когда-нибудь они отплатят ему услугой за услугу.
   — Молодец, детка, что позвонила, — сказал он Иоланде. — Что-то мы с тобой давно не виделись.
   Разговор окончился заверениями в самых теплых чувствах, и Смоки понял, что за эту информацию придется провести с Иоландой ночь в мотеле, но игра стоила свеч.
   Рано утром он вызвал к себе Лотти, которой тоже иногда оказывал определенные услуги, тем не менее она ни разу не назвала его иначе, как “мистер Стефенсен, сэр”. Результатом этого вызова и был ее доклад о том, что фирма Стефенсена оказалась в таком положении, когда ее могут обвинить в “нарушении доверия”.
   “Нарушение доверия” состояло в том, что Смоки, продав машины, не перевел выручку в банк, который предоставил ему заем на их приобретение. Банк рассматривал автомобили как обеспечение под предоставленную им ссуду и, не получая информации об их продаже, имел все основания считать, что машины преспокойно стоят у Смоки. На самом деле он продал автомобилей на сорок три тысячи долларов.
   За последние недели он, правда, сообщил банку, что продал несколько машин, но сообщил далеко не обо всех, и ревизоры, которых банки и финансовые компании периодически насылают на должников, неизбежно обнаружат их отсутствие.
   Бывший гонщик в раздумье почесывал бороду.
   Как и все торговцы автомобилями, Смоки знал, что торговая фирма естественно, а порой и неизбежно оказывается в числе “нарушивших доверие”. Все дело в том, чтобы не заходить слишком далеко и главное — не попадаться.
   Объяснялось это тем, что за каждый новый автомобиль, приобретенный для продажи, торговец должен платить наличными и деньги он обычно одалживает у банков или финансовых компаний. Но иногда этого недостаточно. Иной раз торговцу не хватает денег, а они требуются, чтобы при благоприятной торговой конъюнктуре закупить побольше автомобилей или покрыть текущие расходы.
   В таких случаях торговцы нередко затягивают оформление отчетной документации о продаже. Другими словами, торговец получает деньги за проданный автомобиль, а потом раскачивается неделю-другую, не очень торопясь сообщить об этом своим кредиторам — банку или финансовой компании. Тем временем он свободно распоряжается вырученными от продажи деньгами. Более того: за это время он может еще что-нибудь продать и тоже потянуть с оформлением бумаг, что позволит ему — пусть временно — воспользоваться и этими деньгами. Одним словом, торговец ведет себя как фокусник-жонглер.
   Банки и финансовые компании знают о таком “жонглировании” и до определенной степени закрывают на это глаза, позволяя торговцам ненадолго — и неофициально — “выходить из доверия”. Однако они едва ли примирятся с такой крупной суммой, какую сейчас скрыл от них Смоки.
   — Лотти, — мягко произнес Смоки Стефенсен, — нам придется вернуть в магазин несколько автомобилей, прежде чем сюда нагрянут ревизоры.
   — Я знала, мистер Стефенсен, сэр, что вы это скажете. Поэтому список готов, вот он. — И бухгалтерша протянула через стол два скрепленных листа бумаги. — Здесь все наши продажи за две последние недели.
   — Умница! — Смоки пробежал список глазами, с удовлетворением отметив, что против каждой фамилии Лотти написала адрес и номер телефона, а также модель проданной машины и цену. Смоки стал отмечать галочкой тех клиентов, которые жили не очень далеко.
   — Мы оба сядем на телефон, — сказал Смоки. — Для начала я отметил четырнадцать фамилий. Я возьму на себя семь первых, вы обзвоните остальных. Машины нам нужны завтра с утра, и пораньше. Вы знаете, как все объяснить.
   — Да, мистер Стефенсен, сэр. — Лотти, которой и раньше уже приходилось этим заниматься, перенесла галочки Смоки в свой экземпляр. Звонить она будет из своей маленькой комнатки на первом этаже.
   Когда Лотти исчезла за дверью, Смоки Стефенсен набрал первый номер из своего списка. На другом конце провода ответил приятный женский голос. Смоки представился.
   — Я беспокою вас только потому, — произнес он своим сладкозвучным голосом торговца, — что хотел бы знать, как вы, добрые люди, находите новый автомобиль, который мы имели честь вам продать.