Страница:
— Я требую, чтобы мистеру Тренту было доложено о происшествии, и будьте любезны довести до его сведения, что я жду от него личных извинений.
Совершенно ошарашенный, Питер вышел из апартаментов, и дверь плотно закрылась за ним.
Однако времени на раздумья у него не оказалось. В коридоре у двери Кройдонов его уже ждал посыльный, который перед этим отправился вместе с Кристиной на четырнадцатый этаж.
— Мистер Макдермотт, — взволнованно сказал он, — мисс Фрэнсис просит вас срочно зайти в тысяча четыреста тридцать девятый, и, пожалуйста, поскорей!
Минут за пятнадцать до этого, когда Питер Макдермотт, выйдя из лифта, направлялся к президентским апартаментам, посыльный с усмешечкой спросил Кристину:
— Собираетесь стать детективом, мисс Фрзнсис?
— Если бы начальник охраны был на месте, — ответила Кристина, — мне не пришлось бы этим заниматься.
Посыльный Джимми Дакуорт, коренастый лысеющий человек, у которого был женатый сын, работавший в бухгалтерии «Сент-Грегори», презрительно произнес:
— А, этот!
В этот момент лифт остановился на четырнадцатом этаже.
— Нам нужен тысяча четыреста тридцать девятый, Джимми, — сказала Кристина, и оба разом повернули направо. При этом у Кристины мелькнула мысль, что, хотя каждый из них и хорошо знаком с «географией» отеля, изучали они ее по-разному: посыльный исходил его вдоль и поперек, много лет сопровождая клиентов из вестибюля в номера; она же знала «Сент-Грегори» по планам каждого этажа, которые часто листала и которые запечатлелись в ее памяти.
Если бы пять лет тому назад, подумала Кристина, в университете штата Висконсин кто-нибудь спросил, чем будет заниматься через несколько лет Крис Фрэнсис, в то время двадцатилетняя способная студентка, увлекавшаяся иностранными языками, то даже человек с самой буйной фантазией не мог бы представить себе ее работающей в отеле в Новом Орлеане. В ту пору она мало что знала об этом городе и еще меньше интересовалась им. В школе она читала о том, как Луизиану откупили у Франции в начале девятнадцатого века и тогда же видела в театре «Трамвай „Желание“[1]. Но когда она переехала на Юг, оказалось, что ее представления об этих местах безнадежно устарели. Трамваи превратились в дизельные автобусы, а «Желанием» именовалась захолустная улица в восточной части города, куда туристы редко наведывались.
Наверно, она потому и поселилась в Новом Орлеане, что почти ничего не знала о нем. После того, что произошло в Висконсине, подавленная, не очень понимая, как жить дальше, она просто искала такое место, где бы ее никто не знал и она никого и ничего бы не знала. Знакомые вещи, прикосновение к ним, самый их вид вызывали в ее душе одну только боль, такую всепоглощающую, что она не проходила ни днем ни ночью. Как ни странно — Кристина даже стыдилась этого, — она никогда не видела снов. Она только помнила в мельчайших деталях всю цепь событий того трагического дня в аэропорту Мэдисона. Она приехала туда проводить родных, улетавших в Европу. Перед ее глазами, как сейчас, стояла мать, веселая, возбужденная, с приколотой к костюму орхидеей, которую подруга прислала ей по почте с пожеланиями доброго пути; отец — благодушно настроенный и довольный тем, что целый месяц всеми реальными и выдуманными недугами его пациентов будет заниматься кто-то другой. Он еще курил трубку и, когда объявили посадку, выбил ее о свой каблук. Бэбс, старшая сестра Кристины, обняла ее, и даже Тони, который был на два года моложе и не переваривал проявления на людях каких-либо чувств, милостиво разрешил ей поцеловать себя.
— До свидания, Сарделька! — прокричали ей Бэбс и Тони.
Кристина только улыбнулась этому дурацкому прозвищу, которым брат и сестра любовно наградили ее, потому что она была серединкой в сандвиче, который они втроем составляли. Все, конечно, клятвенно обещали писать, хотя она должна была присоединиться к ним в Париже через две недели, после сдачи экзаменов. Наконец мать крепко обняла ее и велела беречь себя. А несколько минут спустя огромный турбовинтовой лаинер вырулил на взлетную полосу и с ревом величественно оторвался от земли, но не успел он взлететь, как накренился на крыло и штопором пошел вниз, — на миг все застлало облако пыли, затем пламя, и, наконец, на земле осталась лишь куча обломков — остатки машины и останки человеческие.
Это случилось пять лет тому назад. Через две-три недели Кристина уехала из штата Висконсин и больше никогда туда не возвращалась.
Ее шаги и шаги посыльного заглушал ковер, устилавший пол в коридоре. Джимми Дакуорт, шедший чуть впереди, заметил вслух:
— Номер тысяча четыреста тридцать девятый! Знаю! Там живет престарелый джентльмен — мистер Уэллс. Дня два назад мы переселили его из угловой комнаты.
Впереди них в коридоре открылась дверь, и из комнаты вышел хорошо одетый мужчина лет сорока. Запирая за собою дверь и пряча ключ в карман, он замешкался: Кристина явно заинтересовала его. Он уже собрался было с ней заговорить, но посыльный чуть заметно покачал головой. Кристина, которая все это прекрасно заметила, решила, что ей, наверно, следует быть польщенной: ведь ее приняли за девицу, приходящую по вызову. А по слухам, Херби Чэндлер поставлял отменных красоток.
Когда они прошли мимо искателя приключений, Кристина спросила:
— А почему мистера Уэллса перевели в другой номер?
— Я слышал, мисс, будто тот, кто раньше жил в тысяча четыреста тридцать девятом, устроил скандал. Вот и решили поменять их местами.
Да, теперь Кристина вспомнила, что и прежде были жалобы на эту комнату. Она была расположена рядом со служебным лифтом и к тому же под полом там сходились все отопительные трубы отеля. В результате комната была шумная и невыносимо душная. В каждом отеле есть, по крайней мере, одна такая комната, — иногда ее даже называют «веселой» и сдают лишь в тех случаях, когда свободных номеров нет.
— Но почему же мистера Уэллса из приличного номера переселили сюда?
Посыльный пожал плечами.
— Об этом лучше спросите портье.
— Но ведь у вас на этот счет наверняка есть своя версия! — настаивала Кристина.
— Видите ли, по-моему, его переселили потому, что он никогда ни на что не жалуется. Этот джентльмен уже много лет останавливается в нашем отеле, и никто никогда не слышал от него ни единой жалобы. Так что, наверно, кое-кому захотелось поиздеваться над ним. — Джимми Дакуорт заметил, как Кристина в гневе поджала губы, и, помолчав, продолжал: — Я слышал, что в ресторане ему дали столик рядом с кухонной дверью, куда до него никто не хотел садиться. А ему это вроде бы даже все равно.
Зато завтра кое-кому это будет совсем небезразлично, мрачно подумала Кристина. Уж она об этом позаботится. При одной мысли о том, что с их постоянным клиентом, к тому же человеком тихим и скромным, так возмутительно обошлись, она почувствовала, как свирепеет. Ну и прекрасно. В отеле знают ее крутой нрав. До нее даже доходили слухи, будто некоторые считают, что ее сердитое лицо очень подходит к рыжим волосам. В большинстве случаев она все же сдерживалась, но иногда, стремясь добиться своего, проявляла характер.
Они завернули за угол и остановились у двери номера 1439. Посыльный постучал. Они ждали, прислушиваясь. Тишина. Джимми Дакуорт снова постучал, на этот раз громче. В ответ послышался слабый стонсначала еле слышный, он постепенно нарастал и вдруг умолк так же внезапно, как начался.
— Где запасной ключ? Открывайте дверь, быстрее! — приказала Кристина.
Она отступила, пропуская вперед посыльного: даже при явно критической ситуации следует соблюдать правила приличия, принятые в отеле. В номере было темно; Дакуорт включил верхний свет и исчез за выступом стены. Почти тотчас же он позвал Кристину:
— Мисс Фрэнсис! Идите-ка сюда!
Войдя в комнату, Кристина сразу почувствовала, что там невероятно жарко и душно, хотя регулятор кондиционера стоял на отметке «прохладно». Но только это она и успела заметить, так как через секунду все ее внимание уже было поглощено несчастном человечком, который полусидел-полулежал в кровати, откинувшись на подушки. Она признала в нем Альберта Уэллса, маленького старичка, похожего на воробышка. Лицо его было пепельно-серым, глаза выкатывались из орбит, губы дрожали, он отчаянно хватал ртом воздух.
Кристина быстро подошла к кровати. Несколько лет тому назад в клинике отца она видела одного пациента в состоянии агонии — он так же задыхался, как Уэллс. Отец принял тогда меры — всего она не удержала в голове, но кое-что вспомнила.
— Откройте окна, — решительно приказала она Дакуорту. — Здесь нужен свежий воздух.
Посыльный не мог оторвать взгляда от лица лежавшего человека.
— Но все окна запечатаны, — растерянно ответил он. — Это сделано специально из-за кондиционера.
— Так вскройте их. А если понадобится, разбейте.
Кристина уже схватила трубку стоявшего у кровати телефона. Услышав голос телефонистки, она сказала:
— Говорит мисс Фрэнсис. Доктор Ааронс в отеле?
— Нет, мисс Фрэнсис. Но он оставил номер телефона. Если чтото срочное, я могу ему позвонить.
— Очень срочное. Передайте доктору Ааронсу, что он нужен в тысяча четыреста тридцать девятом, и поторопите его, пожалуйста. Спросите, сколько времени займет у него дорога до отеля, и перезвоните мне.
Положив трубку, Кристина повернулась к больному. Хрупкий, тщедушный старичок дышал тяжелее прежнего, и ей показалось, что лицо его из пепельно-серого стало синеватым. Он снова принялся стонать. Эти-то стоны они и слышали в коридоре. Он пытался сделать выдох, и дыхание не устанавливалось главным образом потому, что он был очень истощен физически, и сил у него не хватало.
— Мистер Уэллс, — сказала Кристина, стараясь, чтобы голос ее звучал спокойно, хотя сама она была далека от спокойствия. — Мне кажется, вам будет легче дышать, если вы перестанете ворочаться. — Она уже заметила, что посыльный успешно справляется с окном: вешалкой для платья он сорвал пломбу с ручки и теперь пытался поднять нижнюю половину окна.
Как бы в ответ на слова Кристины приступ удушья у старика стал утихать. На нем была старомодная фланелевая ночная рубашка, и Кристина, просунув руку ему под спину, почувствовала, несмотря на толщину материи, какие у него костлявые плечи. Другой рукой она взяла подушки и подложила их так, чтобы старик мог опереться на них и не падать. Все это время он внимательно смотрел на нее — глаза у него были как у затравленного животного, но в них светилась благодарность.
— Я послала за доктором, — сказала Кристина, чтобы приободрить его. — Он будет здесь с минуты на минуту.
Пока она успокаивала старика, посыльный поднатужился, крякнул, и нижняя половина окна скользнула вверх. В комнату тотчас хлынул прохладный воздух. Значит, гроза все-таки идет на юг, обрадованно подумала Кристина, и сразу появился ветерок. Теперь температура на улице понизится, и так продержится несколько дней. Тем временем Альберт Уэллс с жадностью глотал свежий воздух. Зазвонил телефон. Подозвав посыльного и знаком велев занять ее место возле больного, Кристина сняла трубку.
— Доктор Ааронс уже выехал, мисс Фрзнсис, — сообщила телефонистка. — Он в Парадизе и просил передать, что будет в отеле минут через двадцать.
Кристина задумалась. Парадиз — на другом берегу Миссисипи, за Алджирсом. Даже при самой быстрой езде за двадцать минут доктор едва ли доберется сюда. К тому же она не раз сомневалась в компетентности доктора Ааронса, тучного, чрезмерно увлекавшегося коктейлем «сазерак» человека, которому отель предоставлял бесплатное жилье, оговорив право вызывать его в любое время.
— Я не уверена, что мы можем так долго ждать, — помолчав, сказала Кристина телефонистке. — Посмотрите-ка в картотеке, нет ли среди наших гостей врача?
— Я уже посмотрела. — В ответе послышалось легкое самодовольство, как будто девушка специально читала о телефонистках, совершающих героические поступки, и твердо решила стать одной из них. — В номере двести двадцать один живет доктор Кениг, а в тысяча двести третьем — доктор Аксбридж.
Кристина записала номера в блокнот, лежавший рядом с телефоном.
— Хорошо. Пожалуйста, соедините меня с двести двадцать первым.
Врачи, останавливающиеся в отелях, естественно, вправе рассчитывать на то, что их не станут тревожить. Однако в экстренных случаях неписаные эти правила все же нарушаются.
В трубке несколько раз прогудело, потом заспанный голос с явным тевтонским акцентом спросил:
— Да? Кто говорит?
Кристина представилась.
— Простите за беспокойство, доктор Кениг, но одному из наших гостей очень плохо. — Она перевела взгляд на кровать. Лицо у старика вроде бы уже не было таким синюшным, но он был все еще очень бледный, даже серый и дышал с большим трудом. — Может быть, вы могли бы его осмотреть, — добавила она.
Наступило молчание. Потом тот же голос мягко и любезно произнес:
— Милая барышня, я был бы счастлив, если бы моя скромная особа могла вам оказаться полезной. Но, боюсь, увы, что не смогу вам помочь. — В трубке раздался легкий смешок. — Дело в том, что я доктор музыковедения и прибыл в ваш чудесный город в качестве гастролера, чтобы дирижировать вашим превосходным симфоническим оркестром.
Несмотря на тревогу, вызванную состоянием старика, Кристина чуть не прыснула со смеху.
— Мне очень жаль, что я побеспокоила вас, — сказала она.
— Пусть это вас не волнует. Конечно, если мой неудачливый сосед останется — как бы это получше сказать? — без помощи доктора другого рода, я могу принести скрипку и поиграть ему. — В трубке послышался глубокий вздох. — Что может быть прекраснее, чем умереть под адажио Вивальди или Тартини — да еще в превосходном исполнении.
— Благодарю вас. Надеюсь, этого не потребуется. — Ей уже не терпелось поскорее повесить трубку и позвонить в другой номер.
Доктор Аксбридж из номера 1203 тотчас ответил на звонок. Выслушав первый вопрос Кристины, он деловито произнес:
— Да, я медик, работаю в больнице. — И стал слушать ее рассказ о состоянии больного, а затем отрезал: — Сейчас иду.
Кристина повернулась к посыльному, все еще сидевшему у кровати.
— Мистер Макдермотт находится в президентских апартаментах. Пойдите туда и попросите его, как только он освободится, побыстрее подняться сюда. — Она снова сняла с рычага трубку. — Соедините меня, пожалуйста, с главным инженером.
К счастью, можно было не сомневаться в том, что главный инженер окажется на месте. Док Викери был холостяк, он жил в отеле, и у него была одна-единственная страсть — машины, а в данном случае все механизмы, установленные в «Сент-Грегори» от подвалов и до крыши. На протяжении уже четверти века после того, как Док Викери расстался с морем и с берегами родного Клайда, он наблюдал за установкой большинства этих механизмов, а в тяжелые годы, когда денег на замену изношенных деталей не хватало, умудрялся подлатать усталую машину и убедить ее поработать еще немного. Инженер питал слабость к Кристине — больше, чем к кому-либо в отеле. Через минуту в трубке послышался его бас с сильным шотландским акцентом.
Кристина в двух словах рассказала о состоянии Альберта Уэллса.
— Доктор еще не пришел, но, видимо, понадобится кислород. У нас ведь есть переносной аппарат, не так ли?
— Да, Крис, у нас есть баллоны с кислородом, но мы используем их только для автогенной сварки.
— Кислород есть кислород, — отрезала Кристина, вспомнив кое-что из рассказов отца. — И совсем неважно, в каких он баллонах. Не могли бы вы попросить кого-нибудь из своих ночных дежурных побыстрее доставить его сюда?
Инженер буркнул:
— Ладно. Да я и сам приду, лапочка, вот только натяну штаны. А то какой-нибудь шалопай еще откроет баллон с ацетиленом под носом у вашего подопечного, и тогда ему наверняка крышка.
— Поторопитесь, пожалуйста! — Кристина положила трубку и вернулась к постели больного.
Глаза у старика были закрыты. Он уже не задыхался, но словно бы и вообще не дышал.
В открытую дверь кто-то слегка стукнул, и в комнату вошел высокий, худощавый человек. У него было длинное лицо, волосы на висках начинали седеть. Из-под темно-синего, несколько старомодного пиджака виднелась бежевая пижама.
— Аксбридж, — представился он тихо, но твердо.
— Доктор, — начала было Кристина, — вот только что…
Доктор кивнул и быстро вытащил стетоскоп из кожаного чемоданчика, который он поставил, на кровать. Не теряя времени, он сунул стетоскоп под фланелевую рубашку больного и прослушал грудь, затем спину. Потом быстро вынул из чемоданчика шприц, надел иглу и отломил головку у маленькой стеклянной ампулы. Набрав жидкости в шприц, он наклонился над кроватью, засучил рукав ночной, рубашки старика, скатал его в тугой жгут и приказал Кристине:
— Держите, чтоб не сдвинулся, и покрепче.
Тампоном со спиртом доктор Аксбридж протер кожу над веной и воткнул иглу. Кивком головы указал на жгут:
— Теперь можете отпустить.
Поглядывая на часы, он начал медленно вводить жидкость.
Кристина повернулась, пытаясь поймать взгляд доктора. Не поднимая головы, он сообщил ей:
— Аминофилин — для стимуляции сердца. — И снова посмотрел на часы, постепенно вводя лекарство. Прошла минута. Две. Шприц наполовину опустел. Результата пока не было.
— Что с ним? — шепотом спросила Кристина.
— Тяжелый бронхит, осложненный астмой. Думаю, у него уже бывали такие приступы.
Внезапно грудь старика приподнялась. И он задышал — правда, не там часто, как прежде, но глубже и спокойнее. Потом открыл глаза.
Напряжение в комнате разрядилось. Доктор вытащил шприц и стал его разбирать.
— Мистер Уэллс, — окликнула больного Кристина. — Мистер Уэллс, вы меня слышите?
Старик кивнул несколько раз. Глаза его снова с собачьей преданностью смотрели на нее.
— Вам было очень плохо, мистер Уэллс, когда мы сюда пришли. Это доктор Аксбридж, наш постоялец, он пришел помочь вам.
Старик перевел взгляд на доктора.
— Благодарю вас, — произнес он с усилием, вернее, не произнес, а выдохнул, но все же что-то сказал. Лицо его постепенно стало приобретать нормальный цвет.
— Если кого и нужно здесь благодарить, так это молодую леди. — Доктор холодно, натянуто улыбнулся. — Джентльмен еще не оправился, — заметил он, обращаясь к Кристине, — и без медицинской помощи ему не обойтись. Мой совет — немедленно отправить его в больницу.
— Нет, нет! Я не хочу в больницу! — мгновенно отреагировал старик. Он весь подался вперед, настороженно глядя на присутствующих, и даже выпростал руки из-под одеяла, которым чуть раньше накрыла его Кристина.
Просто удивительно, подумала она, как может измениться человек за какие-то несколько минут. Дышал он, правда, все еще с трудом и порой даже хрипло, но видно было, что острый момент прошел.
Только сейчас Кристина впервые как следует рассмотрела его. Вначале ей казалось, что ему чуть больше шестидесяти, а сейчас она прибавила ему лет пять. Он был щупленький, маленький, сутуловатый, с тонкими, острыми чертами лица, что в целом придавало ему сходство с воробьем. Волосы, вернее, остатки волос, он обычно зачесывал назад редкими седыми прядями, но сейчас они растрепались и взмокли от пота. В общем он производил впечатление человека кроткого, незлобивого, даже выражение лица у него было какое-то извиняющееся, однако Кристина подозревала, что на самом деле это человек упорный и решительный.
Впервые она увидела Альберта Уэллса два года тому назад. Он неуверенно вошел в кабинет администратора — речь шла об ошибке, которую он обнаружил в предъявленном ему счете, а портье не соглашался с ним. Кристина вспомнила, что речь шла о сумме в семьдесят пять центов, и хотя кассир, как это всегда бывало в подобных случаях, когда клиент начинал спор из-за пустяков, предложил ему просто не платить этих денег, Альберт Уэллс желал непременно доказать, что произошла ошибка при подсчете. Терпеливо расспросив старичка, Кристина удостоверилась, что он прав, и, поскольку она сама нередко испытывала приступы бережливости — правда, перемежавшиеся с чисто женским, неуемным транжирством, — она поняла его и почувствовала к нему уважение. К тому же, взглянув на скромный счет и на костюм старичка, явно купленный в магазине готового платья, Кристина решила, что он ограничен в средствах, возможно, живет на одну только пенсию и ежегодные наезды в Новый Орлеан являются, по-видимому, самыми яркими моментами в его жизни.
— Я не люблю больниц, — решительно объявил сейчас Альберт Уэллс. — Никогда их не любил.
— Если вы останетесь здесь, в отеле, — заметил доктор, — вам нужно обеспечить постоянную врачебную помощь и круглосуточное дежурство медицинской сестры. К тому же вам необходимо время от времени дышать кислородом.
— Но в отель можно пригласить медсестру, — настаивал старик. — Можно ведь, мисс, правда? — обратился он к Кристине.
— Полагаю, что можно, — ответила она. Видимо, Альберт Уэллс действительно не переносил больницы. Настолько, что даже забыл о своем обычном нежелании причинять беспокойство. Интересно, подумала Кристина, а знает ли он, сколько стоит частная медсестра.
В коридоре послышался шум, и разговор их прервался. Вошел механик в спецовке, везя на тележке баллон с кислородом. Следом за ним появилась квадратная фигура главного инженера; в руках у него была длинная резиновая трубка, моток проволоки и пластиковый мешок.
— Это, конечно, не больничное оборудование, Крис, — заметил он, — хотя, надеюсь, действовать будет. — Одевался он явно второпях — натянул брюки, рубашку и старый твидовый пиджак; рубашка была не застегнута, и из-под нее выглядывала волосатая грудь. На ногах у него болтались разношенные сандалии; на кончике носа, под высоким лысым лбом, висели очки в толстой оправе. Сейчас с помощью проволоки он начал прикручивать пластиковый мешок к трубке и одновременно велел механику, нерешительно топтавшемуся на месте: — А ну-ка, парень, ставь баллон у кровати. Если будешь шевелиться так медленно, боюсь, кислород придется давать тебе.
Доктор Аксбридж в изумлении взирал на все это. Кристина объяснила, что это была ее идея — насчет кислорода, и представила главного инженера. Руки у того были заняты, и он кивнул, бросив на доктора быстрый взгляд поверх очков. Через минуту трубка была уже подсоединена.
— Эти пластиковые мешки удушили немало народу. Так почему бы одному из них не послужить на благо человеку? Как вы думаете, доктор, удастся нам такое?
Доктор Аксбридж держался теперь уже менее отчужденно.
— Думаю, он вполне подойдет. — И посмотрел на Кристину. — Похоже, что в этом отеле работают весьма компетентные люди.
Она засмеялась.
— Подождите, пока мы не напутаем чего-нибудь с вашей броней на номер.
Доктор вновь подошел к постели больного.
— Кислород вам поможет, мистер Уэллс, вы сразу почувствуете себя лучше. Думаю, что и раньше у вас уже бывали такие приступы бронхиальной астмы.
Альберт Уэллс кивнул.
— Бронхит я заполучил еще когда был шахтером, — сказал он хрипло. — Астмой заболел позже. — И, посмотрев на Кристину, добавил: — Очень сожалею, что так все получилось, мисс.
— Я тоже сожалею. Видимо, это произошло потому, что вас перевели в другой номер.
Главный инженер подсоединил свободный конец резиновой трубки к зеленому баллону.
— Начнем с пяти минут, — сказал доктор Аксбридж. — Пять минут — кислород, пять минут — отдых.
Совместными усилиями они соорудили некое подобие маски у лица больного. Ровное шипение показало, что кислород пошел.
Доктор посмотрел на часы и спросил:
— За здешним врачом послали?
Кристина пояснила насчет доктора Ааронса.
Доктор Аксбридж одобрительно кивнул.
— Значит, он возьмется за лечение, как только приедет. Я ведь из Иллинойса, и разрешения практиковать в Луизиане у меня нет. — Он наклонился к Альберту Уэллсу. — Ну как, легче?
Старик утвердительно наклонил голову под маской из пластикового мешка.
В коридоре послышались решительные шаги, и на пороге появился Питер Макдермотт. Его высокая фигура заполнила собою весь дверной проем.
— Мне передали вашу просьбу, — сказал он Кристине. И, взглядом указав на кровать, спросил: — Обойдется?
— Надеюсь, хотя мне кажется, что мы в долгу перед мистером Уэллсом.
Поманив Питера, она вышла с ним в коридор и, со слов посыльного, рассказала ему, как старику поменяли номер. Видя, что Питер насупился, она добавила:
— Если он останется в отеле, надо перевести его в другую комнату, и, думается, мы без особых трудностей сумеем вызвать к нему медицинскую сестру.
Питер кивнул. Напротив, в комнате горничных, был внутренний телефон. Питер снял трубку и вызвал портье.
— Я на четырнадцатом этаже, — сказал он ответившему клерку. — Есть здесь свободная комната?
Наступила долгая пауза. Портье, дежуривший этой ночью, был одним из давних служащих отеля, из тех, кого нанимал на работу еще сам Уоррен Трент. Он выполнял свои обязанности, ни с кем не советуясь, и мало кто пытался оспорить его решения. Макдермотту он уже дважды давал понять, что не потерпит помыканий со стороны всяких пришлых, особенно если они моложе его, да к тому же прибыли с Севера.
— Ну, так как же, — снова спросил Питер, — есть свободная комната на этаже или нет?
Совершенно ошарашенный, Питер вышел из апартаментов, и дверь плотно закрылась за ним.
Однако времени на раздумья у него не оказалось. В коридоре у двери Кройдонов его уже ждал посыльный, который перед этим отправился вместе с Кристиной на четырнадцатый этаж.
— Мистер Макдермотт, — взволнованно сказал он, — мисс Фрэнсис просит вас срочно зайти в тысяча четыреста тридцать девятый, и, пожалуйста, поскорей!
Минут за пятнадцать до этого, когда Питер Макдермотт, выйдя из лифта, направлялся к президентским апартаментам, посыльный с усмешечкой спросил Кристину:
— Собираетесь стать детективом, мисс Фрзнсис?
— Если бы начальник охраны был на месте, — ответила Кристина, — мне не пришлось бы этим заниматься.
Посыльный Джимми Дакуорт, коренастый лысеющий человек, у которого был женатый сын, работавший в бухгалтерии «Сент-Грегори», презрительно произнес:
— А, этот!
В этот момент лифт остановился на четырнадцатом этаже.
— Нам нужен тысяча четыреста тридцать девятый, Джимми, — сказала Кристина, и оба разом повернули направо. При этом у Кристины мелькнула мысль, что, хотя каждый из них и хорошо знаком с «географией» отеля, изучали они ее по-разному: посыльный исходил его вдоль и поперек, много лет сопровождая клиентов из вестибюля в номера; она же знала «Сент-Грегори» по планам каждого этажа, которые часто листала и которые запечатлелись в ее памяти.
Если бы пять лет тому назад, подумала Кристина, в университете штата Висконсин кто-нибудь спросил, чем будет заниматься через несколько лет Крис Фрэнсис, в то время двадцатилетняя способная студентка, увлекавшаяся иностранными языками, то даже человек с самой буйной фантазией не мог бы представить себе ее работающей в отеле в Новом Орлеане. В ту пору она мало что знала об этом городе и еще меньше интересовалась им. В школе она читала о том, как Луизиану откупили у Франции в начале девятнадцатого века и тогда же видела в театре «Трамвай „Желание“[1]. Но когда она переехала на Юг, оказалось, что ее представления об этих местах безнадежно устарели. Трамваи превратились в дизельные автобусы, а «Желанием» именовалась захолустная улица в восточной части города, куда туристы редко наведывались.
Наверно, она потому и поселилась в Новом Орлеане, что почти ничего не знала о нем. После того, что произошло в Висконсине, подавленная, не очень понимая, как жить дальше, она просто искала такое место, где бы ее никто не знал и она никого и ничего бы не знала. Знакомые вещи, прикосновение к ним, самый их вид вызывали в ее душе одну только боль, такую всепоглощающую, что она не проходила ни днем ни ночью. Как ни странно — Кристина даже стыдилась этого, — она никогда не видела снов. Она только помнила в мельчайших деталях всю цепь событий того трагического дня в аэропорту Мэдисона. Она приехала туда проводить родных, улетавших в Европу. Перед ее глазами, как сейчас, стояла мать, веселая, возбужденная, с приколотой к костюму орхидеей, которую подруга прислала ей по почте с пожеланиями доброго пути; отец — благодушно настроенный и довольный тем, что целый месяц всеми реальными и выдуманными недугами его пациентов будет заниматься кто-то другой. Он еще курил трубку и, когда объявили посадку, выбил ее о свой каблук. Бэбс, старшая сестра Кристины, обняла ее, и даже Тони, который был на два года моложе и не переваривал проявления на людях каких-либо чувств, милостиво разрешил ей поцеловать себя.
— До свидания, Сарделька! — прокричали ей Бэбс и Тони.
Кристина только улыбнулась этому дурацкому прозвищу, которым брат и сестра любовно наградили ее, потому что она была серединкой в сандвиче, который они втроем составляли. Все, конечно, клятвенно обещали писать, хотя она должна была присоединиться к ним в Париже через две недели, после сдачи экзаменов. Наконец мать крепко обняла ее и велела беречь себя. А несколько минут спустя огромный турбовинтовой лаинер вырулил на взлетную полосу и с ревом величественно оторвался от земли, но не успел он взлететь, как накренился на крыло и штопором пошел вниз, — на миг все застлало облако пыли, затем пламя, и, наконец, на земле осталась лишь куча обломков — остатки машины и останки человеческие.
Это случилось пять лет тому назад. Через две-три недели Кристина уехала из штата Висконсин и больше никогда туда не возвращалась.
Ее шаги и шаги посыльного заглушал ковер, устилавший пол в коридоре. Джимми Дакуорт, шедший чуть впереди, заметил вслух:
— Номер тысяча четыреста тридцать девятый! Знаю! Там живет престарелый джентльмен — мистер Уэллс. Дня два назад мы переселили его из угловой комнаты.
Впереди них в коридоре открылась дверь, и из комнаты вышел хорошо одетый мужчина лет сорока. Запирая за собою дверь и пряча ключ в карман, он замешкался: Кристина явно заинтересовала его. Он уже собрался было с ней заговорить, но посыльный чуть заметно покачал головой. Кристина, которая все это прекрасно заметила, решила, что ей, наверно, следует быть польщенной: ведь ее приняли за девицу, приходящую по вызову. А по слухам, Херби Чэндлер поставлял отменных красоток.
Когда они прошли мимо искателя приключений, Кристина спросила:
— А почему мистера Уэллса перевели в другой номер?
— Я слышал, мисс, будто тот, кто раньше жил в тысяча четыреста тридцать девятом, устроил скандал. Вот и решили поменять их местами.
Да, теперь Кристина вспомнила, что и прежде были жалобы на эту комнату. Она была расположена рядом со служебным лифтом и к тому же под полом там сходились все отопительные трубы отеля. В результате комната была шумная и невыносимо душная. В каждом отеле есть, по крайней мере, одна такая комната, — иногда ее даже называют «веселой» и сдают лишь в тех случаях, когда свободных номеров нет.
— Но почему же мистера Уэллса из приличного номера переселили сюда?
Посыльный пожал плечами.
— Об этом лучше спросите портье.
— Но ведь у вас на этот счет наверняка есть своя версия! — настаивала Кристина.
— Видите ли, по-моему, его переселили потому, что он никогда ни на что не жалуется. Этот джентльмен уже много лет останавливается в нашем отеле, и никто никогда не слышал от него ни единой жалобы. Так что, наверно, кое-кому захотелось поиздеваться над ним. — Джимми Дакуорт заметил, как Кристина в гневе поджала губы, и, помолчав, продолжал: — Я слышал, что в ресторане ему дали столик рядом с кухонной дверью, куда до него никто не хотел садиться. А ему это вроде бы даже все равно.
Зато завтра кое-кому это будет совсем небезразлично, мрачно подумала Кристина. Уж она об этом позаботится. При одной мысли о том, что с их постоянным клиентом, к тому же человеком тихим и скромным, так возмутительно обошлись, она почувствовала, как свирепеет. Ну и прекрасно. В отеле знают ее крутой нрав. До нее даже доходили слухи, будто некоторые считают, что ее сердитое лицо очень подходит к рыжим волосам. В большинстве случаев она все же сдерживалась, но иногда, стремясь добиться своего, проявляла характер.
Они завернули за угол и остановились у двери номера 1439. Посыльный постучал. Они ждали, прислушиваясь. Тишина. Джимми Дакуорт снова постучал, на этот раз громче. В ответ послышался слабый стонсначала еле слышный, он постепенно нарастал и вдруг умолк так же внезапно, как начался.
— Где запасной ключ? Открывайте дверь, быстрее! — приказала Кристина.
Она отступила, пропуская вперед посыльного: даже при явно критической ситуации следует соблюдать правила приличия, принятые в отеле. В номере было темно; Дакуорт включил верхний свет и исчез за выступом стены. Почти тотчас же он позвал Кристину:
— Мисс Фрэнсис! Идите-ка сюда!
Войдя в комнату, Кристина сразу почувствовала, что там невероятно жарко и душно, хотя регулятор кондиционера стоял на отметке «прохладно». Но только это она и успела заметить, так как через секунду все ее внимание уже было поглощено несчастном человечком, который полусидел-полулежал в кровати, откинувшись на подушки. Она признала в нем Альберта Уэллса, маленького старичка, похожего на воробышка. Лицо его было пепельно-серым, глаза выкатывались из орбит, губы дрожали, он отчаянно хватал ртом воздух.
Кристина быстро подошла к кровати. Несколько лет тому назад в клинике отца она видела одного пациента в состоянии агонии — он так же задыхался, как Уэллс. Отец принял тогда меры — всего она не удержала в голове, но кое-что вспомнила.
— Откройте окна, — решительно приказала она Дакуорту. — Здесь нужен свежий воздух.
Посыльный не мог оторвать взгляда от лица лежавшего человека.
— Но все окна запечатаны, — растерянно ответил он. — Это сделано специально из-за кондиционера.
— Так вскройте их. А если понадобится, разбейте.
Кристина уже схватила трубку стоявшего у кровати телефона. Услышав голос телефонистки, она сказала:
— Говорит мисс Фрэнсис. Доктор Ааронс в отеле?
— Нет, мисс Фрэнсис. Но он оставил номер телефона. Если чтото срочное, я могу ему позвонить.
— Очень срочное. Передайте доктору Ааронсу, что он нужен в тысяча четыреста тридцать девятом, и поторопите его, пожалуйста. Спросите, сколько времени займет у него дорога до отеля, и перезвоните мне.
Положив трубку, Кристина повернулась к больному. Хрупкий, тщедушный старичок дышал тяжелее прежнего, и ей показалось, что лицо его из пепельно-серого стало синеватым. Он снова принялся стонать. Эти-то стоны они и слышали в коридоре. Он пытался сделать выдох, и дыхание не устанавливалось главным образом потому, что он был очень истощен физически, и сил у него не хватало.
— Мистер Уэллс, — сказала Кристина, стараясь, чтобы голос ее звучал спокойно, хотя сама она была далека от спокойствия. — Мне кажется, вам будет легче дышать, если вы перестанете ворочаться. — Она уже заметила, что посыльный успешно справляется с окном: вешалкой для платья он сорвал пломбу с ручки и теперь пытался поднять нижнюю половину окна.
Как бы в ответ на слова Кристины приступ удушья у старика стал утихать. На нем была старомодная фланелевая ночная рубашка, и Кристина, просунув руку ему под спину, почувствовала, несмотря на толщину материи, какие у него костлявые плечи. Другой рукой она взяла подушки и подложила их так, чтобы старик мог опереться на них и не падать. Все это время он внимательно смотрел на нее — глаза у него были как у затравленного животного, но в них светилась благодарность.
— Я послала за доктором, — сказала Кристина, чтобы приободрить его. — Он будет здесь с минуты на минуту.
Пока она успокаивала старика, посыльный поднатужился, крякнул, и нижняя половина окна скользнула вверх. В комнату тотчас хлынул прохладный воздух. Значит, гроза все-таки идет на юг, обрадованно подумала Кристина, и сразу появился ветерок. Теперь температура на улице понизится, и так продержится несколько дней. Тем временем Альберт Уэллс с жадностью глотал свежий воздух. Зазвонил телефон. Подозвав посыльного и знаком велев занять ее место возле больного, Кристина сняла трубку.
— Доктор Ааронс уже выехал, мисс Фрзнсис, — сообщила телефонистка. — Он в Парадизе и просил передать, что будет в отеле минут через двадцать.
Кристина задумалась. Парадиз — на другом берегу Миссисипи, за Алджирсом. Даже при самой быстрой езде за двадцать минут доктор едва ли доберется сюда. К тому же она не раз сомневалась в компетентности доктора Ааронса, тучного, чрезмерно увлекавшегося коктейлем «сазерак» человека, которому отель предоставлял бесплатное жилье, оговорив право вызывать его в любое время.
— Я не уверена, что мы можем так долго ждать, — помолчав, сказала Кристина телефонистке. — Посмотрите-ка в картотеке, нет ли среди наших гостей врача?
— Я уже посмотрела. — В ответе послышалось легкое самодовольство, как будто девушка специально читала о телефонистках, совершающих героические поступки, и твердо решила стать одной из них. — В номере двести двадцать один живет доктор Кениг, а в тысяча двести третьем — доктор Аксбридж.
Кристина записала номера в блокнот, лежавший рядом с телефоном.
— Хорошо. Пожалуйста, соедините меня с двести двадцать первым.
Врачи, останавливающиеся в отелях, естественно, вправе рассчитывать на то, что их не станут тревожить. Однако в экстренных случаях неписаные эти правила все же нарушаются.
В трубке несколько раз прогудело, потом заспанный голос с явным тевтонским акцентом спросил:
— Да? Кто говорит?
Кристина представилась.
— Простите за беспокойство, доктор Кениг, но одному из наших гостей очень плохо. — Она перевела взгляд на кровать. Лицо у старика вроде бы уже не было таким синюшным, но он был все еще очень бледный, даже серый и дышал с большим трудом. — Может быть, вы могли бы его осмотреть, — добавила она.
Наступило молчание. Потом тот же голос мягко и любезно произнес:
— Милая барышня, я был бы счастлив, если бы моя скромная особа могла вам оказаться полезной. Но, боюсь, увы, что не смогу вам помочь. — В трубке раздался легкий смешок. — Дело в том, что я доктор музыковедения и прибыл в ваш чудесный город в качестве гастролера, чтобы дирижировать вашим превосходным симфоническим оркестром.
Несмотря на тревогу, вызванную состоянием старика, Кристина чуть не прыснула со смеху.
— Мне очень жаль, что я побеспокоила вас, — сказала она.
— Пусть это вас не волнует. Конечно, если мой неудачливый сосед останется — как бы это получше сказать? — без помощи доктора другого рода, я могу принести скрипку и поиграть ему. — В трубке послышался глубокий вздох. — Что может быть прекраснее, чем умереть под адажио Вивальди или Тартини — да еще в превосходном исполнении.
— Благодарю вас. Надеюсь, этого не потребуется. — Ей уже не терпелось поскорее повесить трубку и позвонить в другой номер.
Доктор Аксбридж из номера 1203 тотчас ответил на звонок. Выслушав первый вопрос Кристины, он деловито произнес:
— Да, я медик, работаю в больнице. — И стал слушать ее рассказ о состоянии больного, а затем отрезал: — Сейчас иду.
Кристина повернулась к посыльному, все еще сидевшему у кровати.
— Мистер Макдермотт находится в президентских апартаментах. Пойдите туда и попросите его, как только он освободится, побыстрее подняться сюда. — Она снова сняла с рычага трубку. — Соедините меня, пожалуйста, с главным инженером.
К счастью, можно было не сомневаться в том, что главный инженер окажется на месте. Док Викери был холостяк, он жил в отеле, и у него была одна-единственная страсть — машины, а в данном случае все механизмы, установленные в «Сент-Грегори» от подвалов и до крыши. На протяжении уже четверти века после того, как Док Викери расстался с морем и с берегами родного Клайда, он наблюдал за установкой большинства этих механизмов, а в тяжелые годы, когда денег на замену изношенных деталей не хватало, умудрялся подлатать усталую машину и убедить ее поработать еще немного. Инженер питал слабость к Кристине — больше, чем к кому-либо в отеле. Через минуту в трубке послышался его бас с сильным шотландским акцентом.
Кристина в двух словах рассказала о состоянии Альберта Уэллса.
— Доктор еще не пришел, но, видимо, понадобится кислород. У нас ведь есть переносной аппарат, не так ли?
— Да, Крис, у нас есть баллоны с кислородом, но мы используем их только для автогенной сварки.
— Кислород есть кислород, — отрезала Кристина, вспомнив кое-что из рассказов отца. — И совсем неважно, в каких он баллонах. Не могли бы вы попросить кого-нибудь из своих ночных дежурных побыстрее доставить его сюда?
Инженер буркнул:
— Ладно. Да я и сам приду, лапочка, вот только натяну штаны. А то какой-нибудь шалопай еще откроет баллон с ацетиленом под носом у вашего подопечного, и тогда ему наверняка крышка.
— Поторопитесь, пожалуйста! — Кристина положила трубку и вернулась к постели больного.
Глаза у старика были закрыты. Он уже не задыхался, но словно бы и вообще не дышал.
В открытую дверь кто-то слегка стукнул, и в комнату вошел высокий, худощавый человек. У него было длинное лицо, волосы на висках начинали седеть. Из-под темно-синего, несколько старомодного пиджака виднелась бежевая пижама.
— Аксбридж, — представился он тихо, но твердо.
— Доктор, — начала было Кристина, — вот только что…
Доктор кивнул и быстро вытащил стетоскоп из кожаного чемоданчика, который он поставил, на кровать. Не теряя времени, он сунул стетоскоп под фланелевую рубашку больного и прослушал грудь, затем спину. Потом быстро вынул из чемоданчика шприц, надел иглу и отломил головку у маленькой стеклянной ампулы. Набрав жидкости в шприц, он наклонился над кроватью, засучил рукав ночной, рубашки старика, скатал его в тугой жгут и приказал Кристине:
— Держите, чтоб не сдвинулся, и покрепче.
Тампоном со спиртом доктор Аксбридж протер кожу над веной и воткнул иглу. Кивком головы указал на жгут:
— Теперь можете отпустить.
Поглядывая на часы, он начал медленно вводить жидкость.
Кристина повернулась, пытаясь поймать взгляд доктора. Не поднимая головы, он сообщил ей:
— Аминофилин — для стимуляции сердца. — И снова посмотрел на часы, постепенно вводя лекарство. Прошла минута. Две. Шприц наполовину опустел. Результата пока не было.
— Что с ним? — шепотом спросила Кристина.
— Тяжелый бронхит, осложненный астмой. Думаю, у него уже бывали такие приступы.
Внезапно грудь старика приподнялась. И он задышал — правда, не там часто, как прежде, но глубже и спокойнее. Потом открыл глаза.
Напряжение в комнате разрядилось. Доктор вытащил шприц и стал его разбирать.
— Мистер Уэллс, — окликнула больного Кристина. — Мистер Уэллс, вы меня слышите?
Старик кивнул несколько раз. Глаза его снова с собачьей преданностью смотрели на нее.
— Вам было очень плохо, мистер Уэллс, когда мы сюда пришли. Это доктор Аксбридж, наш постоялец, он пришел помочь вам.
Старик перевел взгляд на доктора.
— Благодарю вас, — произнес он с усилием, вернее, не произнес, а выдохнул, но все же что-то сказал. Лицо его постепенно стало приобретать нормальный цвет.
— Если кого и нужно здесь благодарить, так это молодую леди. — Доктор холодно, натянуто улыбнулся. — Джентльмен еще не оправился, — заметил он, обращаясь к Кристине, — и без медицинской помощи ему не обойтись. Мой совет — немедленно отправить его в больницу.
— Нет, нет! Я не хочу в больницу! — мгновенно отреагировал старик. Он весь подался вперед, настороженно глядя на присутствующих, и даже выпростал руки из-под одеяла, которым чуть раньше накрыла его Кристина.
Просто удивительно, подумала она, как может измениться человек за какие-то несколько минут. Дышал он, правда, все еще с трудом и порой даже хрипло, но видно было, что острый момент прошел.
Только сейчас Кристина впервые как следует рассмотрела его. Вначале ей казалось, что ему чуть больше шестидесяти, а сейчас она прибавила ему лет пять. Он был щупленький, маленький, сутуловатый, с тонкими, острыми чертами лица, что в целом придавало ему сходство с воробьем. Волосы, вернее, остатки волос, он обычно зачесывал назад редкими седыми прядями, но сейчас они растрепались и взмокли от пота. В общем он производил впечатление человека кроткого, незлобивого, даже выражение лица у него было какое-то извиняющееся, однако Кристина подозревала, что на самом деле это человек упорный и решительный.
Впервые она увидела Альберта Уэллса два года тому назад. Он неуверенно вошел в кабинет администратора — речь шла об ошибке, которую он обнаружил в предъявленном ему счете, а портье не соглашался с ним. Кристина вспомнила, что речь шла о сумме в семьдесят пять центов, и хотя кассир, как это всегда бывало в подобных случаях, когда клиент начинал спор из-за пустяков, предложил ему просто не платить этих денег, Альберт Уэллс желал непременно доказать, что произошла ошибка при подсчете. Терпеливо расспросив старичка, Кристина удостоверилась, что он прав, и, поскольку она сама нередко испытывала приступы бережливости — правда, перемежавшиеся с чисто женским, неуемным транжирством, — она поняла его и почувствовала к нему уважение. К тому же, взглянув на скромный счет и на костюм старичка, явно купленный в магазине готового платья, Кристина решила, что он ограничен в средствах, возможно, живет на одну только пенсию и ежегодные наезды в Новый Орлеан являются, по-видимому, самыми яркими моментами в его жизни.
— Я не люблю больниц, — решительно объявил сейчас Альберт Уэллс. — Никогда их не любил.
— Если вы останетесь здесь, в отеле, — заметил доктор, — вам нужно обеспечить постоянную врачебную помощь и круглосуточное дежурство медицинской сестры. К тому же вам необходимо время от времени дышать кислородом.
— Но в отель можно пригласить медсестру, — настаивал старик. — Можно ведь, мисс, правда? — обратился он к Кристине.
— Полагаю, что можно, — ответила она. Видимо, Альберт Уэллс действительно не переносил больницы. Настолько, что даже забыл о своем обычном нежелании причинять беспокойство. Интересно, подумала Кристина, а знает ли он, сколько стоит частная медсестра.
В коридоре послышался шум, и разговор их прервался. Вошел механик в спецовке, везя на тележке баллон с кислородом. Следом за ним появилась квадратная фигура главного инженера; в руках у него была длинная резиновая трубка, моток проволоки и пластиковый мешок.
— Это, конечно, не больничное оборудование, Крис, — заметил он, — хотя, надеюсь, действовать будет. — Одевался он явно второпях — натянул брюки, рубашку и старый твидовый пиджак; рубашка была не застегнута, и из-под нее выглядывала волосатая грудь. На ногах у него болтались разношенные сандалии; на кончике носа, под высоким лысым лбом, висели очки в толстой оправе. Сейчас с помощью проволоки он начал прикручивать пластиковый мешок к трубке и одновременно велел механику, нерешительно топтавшемуся на месте: — А ну-ка, парень, ставь баллон у кровати. Если будешь шевелиться так медленно, боюсь, кислород придется давать тебе.
Доктор Аксбридж в изумлении взирал на все это. Кристина объяснила, что это была ее идея — насчет кислорода, и представила главного инженера. Руки у того были заняты, и он кивнул, бросив на доктора быстрый взгляд поверх очков. Через минуту трубка была уже подсоединена.
— Эти пластиковые мешки удушили немало народу. Так почему бы одному из них не послужить на благо человеку? Как вы думаете, доктор, удастся нам такое?
Доктор Аксбридж держался теперь уже менее отчужденно.
— Думаю, он вполне подойдет. — И посмотрел на Кристину. — Похоже, что в этом отеле работают весьма компетентные люди.
Она засмеялась.
— Подождите, пока мы не напутаем чего-нибудь с вашей броней на номер.
Доктор вновь подошел к постели больного.
— Кислород вам поможет, мистер Уэллс, вы сразу почувствуете себя лучше. Думаю, что и раньше у вас уже бывали такие приступы бронхиальной астмы.
Альберт Уэллс кивнул.
— Бронхит я заполучил еще когда был шахтером, — сказал он хрипло. — Астмой заболел позже. — И, посмотрев на Кристину, добавил: — Очень сожалею, что так все получилось, мисс.
— Я тоже сожалею. Видимо, это произошло потому, что вас перевели в другой номер.
Главный инженер подсоединил свободный конец резиновой трубки к зеленому баллону.
— Начнем с пяти минут, — сказал доктор Аксбридж. — Пять минут — кислород, пять минут — отдых.
Совместными усилиями они соорудили некое подобие маски у лица больного. Ровное шипение показало, что кислород пошел.
Доктор посмотрел на часы и спросил:
— За здешним врачом послали?
Кристина пояснила насчет доктора Ааронса.
Доктор Аксбридж одобрительно кивнул.
— Значит, он возьмется за лечение, как только приедет. Я ведь из Иллинойса, и разрешения практиковать в Луизиане у меня нет. — Он наклонился к Альберту Уэллсу. — Ну как, легче?
Старик утвердительно наклонил голову под маской из пластикового мешка.
В коридоре послышались решительные шаги, и на пороге появился Питер Макдермотт. Его высокая фигура заполнила собою весь дверной проем.
— Мне передали вашу просьбу, — сказал он Кристине. И, взглядом указав на кровать, спросил: — Обойдется?
— Надеюсь, хотя мне кажется, что мы в долгу перед мистером Уэллсом.
Поманив Питера, она вышла с ним в коридор и, со слов посыльного, рассказала ему, как старику поменяли номер. Видя, что Питер насупился, она добавила:
— Если он останется в отеле, надо перевести его в другую комнату, и, думается, мы без особых трудностей сумеем вызвать к нему медицинскую сестру.
Питер кивнул. Напротив, в комнате горничных, был внутренний телефон. Питер снял трубку и вызвал портье.
— Я на четырнадцатом этаже, — сказал он ответившему клерку. — Есть здесь свободная комната?
Наступила долгая пауза. Портье, дежуривший этой ночью, был одним из давних служащих отеля, из тех, кого нанимал на работу еще сам Уоррен Трент. Он выполнял свои обязанности, ни с кем не советуясь, и мало кто пытался оспорить его решения. Макдермотту он уже дважды давал понять, что не потерпит помыканий со стороны всяких пришлых, особенно если они моложе его, да к тому же прибыли с Севера.
— Ну, так как же, — снова спросил Питер, — есть свободная комната на этаже или нет?