— Я знаю, сэр.
   — Этот ваш И-бот столько раз возил наших военных инженеров по ночам к побережью Франции для взятия проб грунта, что у вас уже должна была созреть идея о том, где нам высаживаться?
   — Верно, генерал, — тихо ответил Мунро. — Скорее всего, это будет в Нормандии.
   — Прекрасно. Теперь вернемся к проблеме хитрости, — сказал Эйзенхауэр и подошел к карте на стене. — Паттон командует несуществующей армией в Восточной Англии. Фальшивые военные лагеря и самолеты, псевдоукрепления…
   — Которые будут означать для немцев, что мы собираемся использовать кратчайший путь и предпринять наступление в районе Па-де-Кале?
   — Чего они всегда и ожидали, поскольку это оправданно с военной точки зрения, — кивнул Эйзенхауэр. — Мы уже предприняли некоторые действия, чтобы подкрепить их уверенность. Королевские ВВС и Восьмая воздушная армия будут часто патрулировать этот район, особенно поближе к дню высадки, само собой. Группы Сопротивления в этом районе будут постоянно нарушать связь, выводить из строя железные дороги и все такое. Естественно, двойные агенты, имеющиеся в распоряжении, будут передавать фальшивую, но правдоподобную информацию в абвер.
   Он остановился, внимательно глядя на карту, и Мунро спросил:
   — Что-то беспокоит вас, сэр?
   Эйзенхауэр подошел к сводчатому окну и закурил сигарету.
   — Многие хотели, чтобы мы высадились в прошлом году. Позвольте мне объяснить вам, почему мы этого не сделали, бригадир. Объединенное командование всегда считало, что мы можем успешно высадиться только в том случае, если будем иметь все преимущества. Больше людей, чем у немцев, больше танков, больше самолетов — и так во всем. Хотите знать почему? Потому что каждый раз в равном бою с русскими, британскими или американскими войсками в течение этой войны немцы побеждали. При равных условиях они всегда уничтожали на пятьдесят процентов больше солдат противника.
   — Я в курсе этого печального факта, сэр. Эйзенхауэр повернулся.
   — Бригадир, я всегда был скептиком в отношении ценности секретных агентов в этой войне. Их сообщения всегда слишком кратки. Я думаю, мы получаем больше информации, перехватывая и расшифровывая вражеские донесения.
   — Согласен, сэр, — нерешительно сказал Мунро. Эйзенхауэр наклонился вперед:
   — Вы сообщили мне на прошлой неделе факт, которому я не решаюсь поверить. Вы сказали, что скоро состоится совещание штаба под руководством самого Роммеля. Оно будет посвящено только обороне Атлантического вала.
   — Так точно, генерал. В замке Вуанкур в Бретани.
   — Вы сообщили также, что у вас есть агент, который может проникнуть на это совещание?
   — Так точно, генерал, — кивнул Мунро. Эйзенхауэр продолжил:
   — Мой Бог, если бы я мог превратиться в муху и поприсутствовать на том совещании! Узнать мысли Роммеля. Его намерения. — Он положил руку на плечо Мунро. — Вы понимаете, что это может быть решающе важным? Три миллиона человек, тысячи кораблей, но точная информация стоит дороже. Вы понимаете?
   — Вполне, генерал.
   — Не подведите меня, бригадир.
   Он отвернулся и уставился на карту. Мунро тихо вышел из комнаты, спустился вниз, взял плащ и шляпу, кивнул дежурным и сел в машину. Его помощник капитан Джек Картер, сидел сзади, сложив руки на набалдашнике палки. У него не было одной ноги — след Дюнкерка.
   — Все в порядке, сэр? — спросил он, когда они отъехали.
   Мунро опустил стекло, отделявшее их от шофера:
   — Он считает, что совещание в замке Вуанкур имеет решающее значение. Я хочу, чтобы вы связались с Анн-Мари Треванс. Она может организовать еще одну поездку в Париж. Пошли за ней «лизандр». Я должен поговорить с ней с глазу на глаз. Скажем, через три дня.
   — Слушаюсь, сэр.
   — Что-нибудь еще есть для меня?
   — Пришло сообщение из Холодной гавани, сэр. Кажется, у ОСС были проблемы вчера. Один из их агентов прикончил генерала Дитриха, шефа разведки СС в Бретани. Из-за плохой погоды они сами не могли его вывезти и попросили нас помочь.
   — Ты же знаешь, что я не люблю оказывать подобные услуги, Джек.
   — Да, сэр. В любом случае, капитан Хейр получил прямой приказ, вышел к Гросне и подобрал агента. Майора Осборна.
   Наступила пауза, Мунро изумленно переспросил:
   — Крэйг Осборн?
   — Кажется да, сэр.
   — Бог мой, неужели он жив? Ему здорово везет. Самый лучший разведчик, когда-либо работавший на ИСО.
   — А как же Гарри Мартин, сэр?
   — Он не хуже, этот чертов американец. Осборн сейчас в Холодной гавани?
   — Да, сэр.
   — Так. Остановись у ближайшего телефона. Свяжись с оперативным командованием базы в Кройдоне. Передай, что мне нужен «лизандр» в течение ближайшего часа. Готовность номер один. Бери здесь управление в свои руки, Джек, и займись организацией встречи Анн-Мари Треванс. Я слетаю в Холодную гавань и увижусь с Крэйгом Осборном.
   — Вы думаете, он может оказаться полезным, сэр?
   — О да, Джек, очень полезным! — Мунро отвернулся и посмотрел в окно, улыбаясь.
   Крэйг Осборн, голый по пояс, сидел на стуле возле раковины в большой старомодной ванной; Шмидт, все еще одетый в форму Кригсмарин, с аптечкой на коленях, сидел рядом и колдовал над его рукой. Джулия Легран остановилась на пороге, наблюдая за операцией. Ей было около сорока лет, она была в широких брюках и коричневом свитере, светлые волосы туго связаны на затылке, приветливое лицо.
   — Ну как он? — спросила она.
   — Средненько, — пожал плечами Шмидт. — Со стреляными ранами никогда нельзя знать заранее. У меня есть этот новый препарат, пенициллин. Говорят, он прекрасно справляется с воспалением.
   Он открыл бутылочку и смешал лекарство для подкожного впрыскивания. Джулия сказала:
   — Будем надеяться на лучшее. Я сделаю кофе.
   Она вышла, когда Шмидт делал укол. Осборн вздрогнул; Шмидт наложил на рану марлю и ловко перевязал руку.
   — Я думаю, вам следует показаться доктору, — сказал он приветливо.
   — Посмотрим, — ответил Крэйг.
   Он встал, и Шмидт помог ему надеть чистую рубашку, которую принесла Джулия. Он сумел застегнуться и вышел в соседнюю комнату, пока Шмидт собирал свою аптечку.
   Комната была очень уютной, хотя и выглядела слегка запущенной и нуждалась в ремонте. В комнате стоял стол и две табуретки в окне эркером. Крэйг выглянул на улицу. Он увидел террасу, запущенный сад за ней, старые деревья и маленький пруд в лощине. Все дышало покоем.
   Шмидт вышел из ванной, держа коробку в руке.
   — Я зайду к вам позже. Пойду поем яиц с беконом. — Он хмыкнул, держа руку на дверной ручке.
   — Не утруждайте себя, напоминая мне, что я еврей. Меня испортили английским завтраком слишком давно.
   Открылась дверь, и вошла Джулия Легран с кофе, тостами, мармеладом и свежими булочками на подносе. Шмидт вышел, а она поставила поднос на стол возле окна. Они сели напротив друг друга. Разливая кофе, она сказала:
   — Не могу передать, как я рада снова видеть тебя, Крэйг.
   — Кажется, Париж был давным-давно, — ответил он, беря у нее из рук чашку.
   — Тысячу лет назад…
   — Я сожалею об Анри, — продолжил он. — Инфаркт? Она кивнула:
   — Он ничего не почувствовал. Умер во сне, но у него все-таки были эти восемнадцать месяцев в Лондоне. Мы должны быть благодарны тебе за них.
   — Ерунда. — Крэйг почувствовал смущение.
   — Это чистая правда. Хочешь тост или булочку?
   — Нет, спасибо. Еще чашку кофе — и будет в самый раз.
   Наливая кофе, она рассказывала:
   — Без тебя мы бы ни за что не выбрались из гестапо в ту ночь. Ты был ранен, Анри тоже. Ты забыл, что эти звери сделали с тобой? И все же ты вернулся той ночью, когда другие оставили его. — Она внезапно разволновалась, слезы выступили у нее на глазах. — Ты подарил ему жизнь, Крэйг, те несколько месяцев в Англии. Я всегда буду тебе благодарна за это.
   Он закурил сигарету, встал и выглянул в окно.
   — Я ушел из ИСО после этого. Наши в это время создавали ОСС. Им нужен был мой опыт, и, если откровенно, мне надоел Дугал Мунро.
   — Я работаю у него уже четыре месяца, — сказала Джулия. — Мы используем это место как стартовую площадку, как дом под крышей, как обычно.
   — Вы сработались с Мунро?
   — Тяжелый человек. — Она пожала плечами. — Но ведь это тяжелая война.
   Осборн кивнул:
   — Странное место, этот дом, а люди здесь еще более странные. Например, пилот Едж хвастается своей формой Люфтваффе, изображая Адольфа Галлана.
   — Да, Джон совсем сумасшедший, — согласилась она. — Мне временами кажется, что он действительно воображает себя пилотом Люфтваффе, а всех нас терпит в силу необходимости. Но вы же знаете Мунро — он всегда готов закрыть глаза, если человек отлично выполняет свое дело. В этом смысле у Еджа особые заслуги.
   — А Хейр?
   — Мартин? — Она улыбнулась и поставила чашки на поднос. — Ну, Мартин — это другое дело. Мне кажется, я немного влюблена в него.
   Дверь открылась, и без стука вошел Едж.
   — Вот вы где. Милый тет-а-тет!
   Он прислонился к стене и вставил сигарету в уголок рта. Джулия сказала устало:
   — Ты действительно такой мерзкий и вредный, Джо?
   — Раздражаю тебя, лапочка? Не обращай внимания. — Он повернулся к Осборну: — Шеф только что прилетел из Кройдона.
   — Мунро?
   — Должно быть, он очень хотел видеть вас, старина. Ждет в библиотеке. Я провожу вас.
   Он вышел. Осборн повернулся и улыбнулся Джулии.
   — Увидимся позже, — сказал он и последовал за пилотом.
   Библиотека была очень хороша: заставленные огромными стеллажами красивые лепные украшения эпохи короля Якова. В камине горели дрова, вокруг были расставлены удобные козетки и кожаные кресла. Мунро стоял у огня, старательно протирая очки, когда Крэйг Осборн вошел в комнату. Едж встал у двери. Мунро надел очки и тепло взглянул на Осборна.
   — Подождите за дверью, Джо.
   — Черт, значит, я не получу удовольствия от беседы? — съязвил Едж, но повиновался.
   — Рад видеть вас, Крэйг, — сказал Мунро.
   — Не буду врать, что это взаимно, — ответил Крэйг, направляясь к одному из кресел. Он сел и закурил сигарету. — Не надо воспоминаний.
   — Не надо обид, дорогой мой, это ни к чему не приведет нас.
   — Конечно, но я не могу забыть, что был для вас слепым инструментом.
   Мунро сел напротив.
   — Сказано красиво… и верно. Что с рукой? Шмидт посмотрел вас?
   — Он считает, что мне понадобится доктор, на всякий случай.
   — Нет проблем. Мы позаботимся об этом. Это дело с Дитрихом, Крэйг. Настоящий успех, поздравляю! Вы показали свое обычное чутье, если можно так выразиться. Это создаст Гиммлеру и СД некоторые проблемы.
   — А сколько заложников они расстреляли, мстя за него?
   Мунро пожал плечами:
   — Это война. Не думайте об этом. Крэйг заметил:
   — Анн-Мари тоже так говорила. Теми же словами.
   — Да, я был весьма обрадован, услышав, что она помогала вам. Она работает на меня, вы знаете.
   — Тогда помоги ей Боже, — сказал Крэйг с горечью.
   — И вам, дорогой мальчик. Вы ведь в армии. Крэйг наклонился, швырнул сигарету в огонь.
   — Я знаю, черт побери. Я американский офицер, майор ОСС. И вы не можете тронуть меня.
   — Конечно, могу. Я работаю под прямым руководством генерала Эйзенхауэра. Холодная гавань — совместный объект. Хейр и четверо его ребят — американские граждане. Вы будете со мной, Крэйг, по трем причинам. Во-первых, потому, что вы теперь слишком много знаете о Холодной гавани. Во-вторых, потому, что вы мне нужны здесь. Скоро начнется высадка, и вы можете быть очень полезны здесь.
   — А третья причина? — спросил Крэйг.
   — Все очень просто. Вы офицер вооруженных сил своей страны, как и я, и обязаны выполнять приказы. — Мунро встал. — Хватит разговоров, Крэйг. Мы спустимся в паб, найдем Хейра и скажем ему и его мальчикам, что вы теперь «член клуба». — Он повернулся и пошел к двери, а Крэйг последовал за ним, чувствуя странную пустоту и отчаяние в душе.
   «Висельник» был именно таким, каким всякий ожидал бы его увидеть, — типичный английский деревенский паб. Пол был выложен каменными плитами, в открытом камине горел огонь, столы были рубленые и очень старые, а скамейки деревянные, с высокими спинками. Старый бар был отделан красным деревом, за ним на полках выстроились батареи бутылок. Джулия, толкавшая кружки с пивом по стойке, выглядела здесь нелепо, как и люди в немецкой форме, склонившиеся над своим пивом.
   Когда в сопровождении Осборна и Еджа вошел бригадир, Хейр сидел у огня и читал газету, потягивая кофе. Он встал и крикнул по-немецки:
   — Внимание! Генерал!
   Люди вставали, щелкая каблуками. Бригадир махнул рукой и сказал на приличном немецком:
   — Вольно. Пейте дальше. — Потом обратился к Хейру: — Не надо формальностей, Мартин. Будем говорить по-английски. Поздравляю. Прекрасно сработано прошлой ночью.
   — Благодарю вас, сэр. Мунро грел спину у огня.
   — Да, вы действовали по собственной инициативе, и это прекрасно, но в будущем постарайтесь согласовывать все со мной.
   И тут встрял Едж:
   — Существенное замечание! К тому же могло оказаться, что галантный майор предназначен для одноразового использования. — Опасный огонь вспыхнул в глазах Хейра, он шагнул к Еджу, но тот отступил назад и рассмеялся: — Все в порядке, старик, не надо насилия. — Он повернулся к бару: — Джулия, мой цветок. Очень большой джин с тоником, s\'il vous plait.
   — Успокойся, Мартин, — сказал Мунро. — Молодой болван, но пилот гениальный. Давайте все выпьем. — Он повернулся к Крэйгу: — Это не значит, что мы все тут алкоголики, просто ребята работают ночью, поэтому они пьют свою рюмку утром. — Он громко обратился к присутствующим: — Слушайте все. Вам теперь известно, что это майор Крэйг Осборн из Отдела стратегической службы. Но вы еще не знаете, что с этого момента он будет одним из нас здесь, в Холодной гавани.
   Наступила тишина. Джулия застыла у бара с помрачневшим лицом, но Шмидт поднял свою кружку:
   — Помоги тебе Бог, начальник.
   Все рассмеялись, и Мунро обратился к Хейру:
   — Представь ему людей, Мартин. Псевдонимы, разумеется.
   Главный старшина Лангсдорф, стоявший ночью у руля, был американцем. Хардт, Вагнер и Бауэр — тоже. Шнайдер, инженер, явно был немцем, а Виттиг, Браух и Шмидт — английскими евреями.
   Крэйг вдруг почувствовал сильное головокружение. Он был весь мокрый, лоб его пылал.
   — Здесь жарко, — сказал он. — Чертовски жарко. Хейр посмотрел на него удивленно:
   — Вообще-то, утро довольно прохладное. С тобой все в порядке?
   Подошел Едж с двумя стаканами. Один из них он отдал Мунро, другой — Крэйгу: — Ты кажешься мне настоящим ценителем джина, майор. Опрокинь его. Он вдохнет огонь в твое сердце. Джулии это понравится.
   — Чтоб тебя разорвало! — сказал Крэйг, но стакан взял и выпил.
   — Нет, старик, главное — победить ее. — Едж скукожился на скамейке. — Хотя, кажется, она хранит себя для себя.
   — Ты поганый злобный поросенок, Джо! Едж посмотрел на него, изображая обиду:
   — Неустрашимый человек-птица — вот я кто, старик. Галантный рыцарь неба.
   — Как Герман Геринг, — сказал Крэйг.
   — Совершенно верно. Великолепный летчик. Он завладел «летающей крепостью», после того как убили фон Рихтгофена.
   Крэйг услышал свой голос как бы со стороны:
   — Интересная мысль, герой войны — психопат. Вы должны себя чувствовать как дома в этом Ю-88, что стоит на взлетной полосе…
   — Ю-88 С, старик, будем точными. Система форсажа его двигателя отрывает меня от земли на четыреста метров.
   — Он забыл, что эта система работает от трех баллонов с нитрифицированным кислородом. Достаточно одной пули — и он окончит свое существование в виде облачка мельчайших частиц, — заметил Мартин Хейр.
   — Эй, не будь таким вредным, старик. — Едж подвинулся к Крэйгу. — Этот сокол — просто конфетка. Обычно его экипаж состоит из трех человек. Пилот, штурман и стрелок. Мы внесли некоторые усовершенствования, так что теперь я могу управлять им в одиночку. Например, лихтенштейнская радарная установка, которая позволяет видеть в темноте, — они перенесли ее в кокпит, так что я сам могу видеть и…
   Его голос вдруг исчез, и Крэйг Осборн провалился в темноту и рухнул на пол. Шмидт бросился через комнату и склонился над ним. Наступила тишина. Шмидт взглянул на Мунро:
   — Господи Иисусе, сэр, у него сильнейший жар. Что-то больно быстро. Я осматривал его час назад.
   — Ясно, — сказал Мунро и повернулся к Хейру: — Я доставлю его в Лондон на «лизандре». Отнесите его в госпиталь.
   Хейр кивнул.
   — О\'кей, сэр.
   Он стоял, глядя, как Шмидт и двое его людей выносят Осборна.
   Мунро повернулся к Еджу:
   — Джо, позвоните Джеку Картеру в мой офис. Передайте, чтобы он договорился с госпиталем в Хэмпстеде.
   Он повернулся и вышел.
   Крэйг Осборн очнулся от глубокого сна, чувствуя себя свежим и бодрым. От жара не осталось и следа. Он с усилием приподнялся на локте и обнаружил, что лежит в маленькой больничной палате с белыми стенами. Он опустил ноги на пол и посидел так некоторое время; вдруг дверь открылась и вошла молодая медсестра.
   — Вам нельзя вставать, сэр.
   Она уложила его обратно в постель, и Крэйг спросил:
   — Где я?
   Она вышла. Через несколько минут дверь снова открылась и вошел врач в белом халате со стетоскопом на шее. Он улыбался.
   — Ну, как мы себя чувствуем, майор? — спросил он и пощупал пульс Крэйга. У него был немецкий акцент.
   — Кто вы?
   — Меня зовут доктор Баум.
   — А где я?
   — В небольшом госпитале в северном Лондоне. В Хэмпстеде, если быть точным. — Он сунул термометр в рот Крэйгу, потом проверил температуру. — Прекрасно. Великолепно. Никакого повышения температуры вообще. Этот пенициллин — чудо. Конечно, парень, который лечил вас, сделал вам укол, но я дал вам дозу побольше. Значительно больше. В этом весь секрет.
   — Долго я здесь?
   — Третий день. Вы были в плохом состоянии. Честно говоря, без этого лекарства… — Баум пожал плечами. — А сейчас вы выпьете немного чаю и я позвоню бригадиру Мунро. Скажу ему, что вы в порядке.
   Он вышел. Крэйг полежал немного, потом встал, нашел одежду, подошел к окну и сел, глядя в сад, окруженный высокими стенами. Сестра вошла в палату, неся на подносе чай.
   — Я надеюсь, вы не возражаете, майор. У нас нет кофе.
   — Все в порядке, — ответил Крэйг. — А сигареты у вас есть?
   — Вам не следовало бы курить, сэр. — Она постояла в нерешительности, но достала из кармана пачку «Плейерс» и несколько спичек.
   — Только не говорите доктору Бауму, откуда они у вас.
   — Вы прелесть, — Крэйг поцеловал ей руку. — В первый же вечер, как только я выйду отсюда, отведу вас в «Радужный уголок» на Пикадилли. За мной чашка самого лучшего кофе в Лондоне и свинг, который мы станцуем.
   Она покраснела и выскочила, смеясь. Он закурил и сел, глядя в сад.
   Через некоторое время в дверь постучали, вошел Джек Картер с палкой в одной руке и кейсом в другой.
   — Привет, Крэйг.
   Крэйг встал, испытав настоящую радость.
   — Джек, как здорово увидеть тебя снова! Значит, ты все еще работаешь на этого старого негодяя.
   — Как видишь. — Картер сел и открыл кейс. — Доктор Баум сказал, что тебе значительно лучше.
   — Вроде бы.
   — Хорошо. Бригадир хочет, чтобы ты кое-что сделал для него, если можешь, конечно.
   — Уже? Он что, пытается прикончить меня? Картер поднял руку:
   — Крэйг, пожалуйста, выслушай меня. Все очень серьезно. Речь идет о твоей приятельнице Анн-Мари Треванс.
   Крэйг застыл.
   — Что с ней?
   — Бригадиру нужно встретиться с ней с глазу на глаз. Готовится нечто серьезное. Очень серьезное.
   Крэйг закурил.
   — А что тут удивительного?
   — На этот раз ставки слишком высоки. Короче, был послан «лизандр», чтобы доставить ее, но все пошло вкривь и вкось. — Он передал бумаги Крэйгу. — Посмотри сам.
   Крэйг подошел к окну, открыл папку и начал читать. Потом осторожно закрыл ее с выражением страдания на лице.
   Картер нарушил молчание:
   — Прости. Мне очень жаль.
   Крэйг сидел, думая об Анн-Мари, ее ярко накрашенных губах, стройных ногах в темных чулках, о вечной сигарете в руке. Такая чертовски привлекательная, восхитительно красивая, высокомерная, и вот…
   Картер спросил:
   — Вы что-нибудь знали об этой сестре-близняшке, Женевьеве Треванс?
   — Нет. — Крэйг вернул ему папку. — Она никогда не упоминала о ней, даже в давние времена. Я знал, что ее отец англичанин. Она однажды сказала мне, что Треванс — корнуолльское имя, но я считал, что отец уже умер.
   — Он жив. Врач, живет в Корнуолле. В Северном Корнуолле, в деревне Сен-Мартин.
   — А дочь? Эта Женевьева?
   — Она штатная сиделка в госпитале св. Варфоломея в Лондоне. Недавно перенесла тяжелый грипп. Сейчас в отпуске по болезни, живет у отца в Сен-Мартине.
   — Ну и что дальше?
   — Бригадир хочет, чтобы ты навестил ее. — Картер достал большой белый конверт из своего чемоданчика и передал Крэйгу: — Прочти и поймешь, почему так важно, чтобы ты помог нам в этом деле.
   Крэйг открыл конверт, извлек оттуда письмо и начал медленно читать.

Глава 4

   Сразу за деревней находился холм, странное место, обозначенное на картах как древний форт. Женевьева Треванс очень любила этот холм. С его гребня она могла сидя наблюдать за прибоем, набегавшим на коварные отмели, и только морские птицы были рядом с ней.
   Она взобралась туда после завтрака, чтобы нанести прощальный визит. Накануне вечером она спокойно констатировала, что опять здорова, а налеты на Лондон, по сообщениям «Би-би-си», участились. В госпитале, конечно, каждая пара рук на счету.
   Стояла чудная мягкая погода, какая бывает только в Северном Корнуолле и нигде больше, небо синее, на море легкие волны. Впервые за несколько месяцев она чувствовала внутренний покой; расслабленная и радостная, она повернулась и поглядела вниз, на деревню. Ее отец работал в саду старого дома приходского священника. Потом она вдруг заметила машину. Во время войны, когда горючее строго ограничено, это означает приезд либо доктора, либо полиции. Но когда машина подъехала ближе, Женевьева с удивлением поняла по ее цвету, что это военный автомобиль.
   Машина остановилась у калитки дома священника, и из нее вышел человек в форме. Женевьева сразу побежала вниз. Она видела, как ее отец выпрямился, положил лопату и пошел к калитке. Они обменялись парой слов с человеком в форме, пошли по тропинке и вошли в дом.
   Ей понадобилось не больше трех минут, чтобы добраться до подножия холма. Когда она спустилась вниз, парадная дверь открылась, из нее вышел отец и пошел ей навстречу. Они встретились у калитки.
   Его лицо было ужасно напряжено, взгляд совершенно остекленевший.
   Она взяла его руку:
   — В чем дело? Что случилось?
   Его глаза остановились на ней на какое-то мгновение, и он отпрянул, как будто испугавшись.
   — Анн-Мари, — сказал он хрипло. — Она мертва. Анн-Мари умерла. — Он кинулся мимо нее к церкви. Почти бегом, нелепо прихрамывая, он миновал кладбищенский двор и крыльцо. Тяжелая дубовая дверь закрылась за ним с гулким ударом.
   Небо было по-прежнему голубое, грачи громко перекликались на деревьях за церковью. Ничего не изменилось, но все сразу стало другим. Женевьева стояла, словно окоченев. Никаких чувств, пустота.
   Сзади послышались чьи-то шаги.
   — Мисс Треванс?
   Она медленно повернулась. Форма на человеке была американская — расстегнутый плащ, накинутый поверх оливково-зеленого мундира. Майор, несколько орденских планок на груди. Их было удивительно много для такого молодого человека. Фуражка, надетая слегка набекрень, ладно сидела на золотистых волосах, в которых играли красноватые отблески. Гладкое, очень спокойное лицо, глаза холодного серого цвета, как Атлантический океан зимой. Он уже собирался заговорить, но внезапно закрыл рот, как будто онемев.
   — Вы, кажется, принесли нам плохие вести, майор? — спросила она.
   — Майор Осборн, — он откашлялся. — Крэйг Осборн. Боже, мисс Треванс, мне вдруг показалось, что я вижу привидение.
   Она повесила его плащ в гостиной и открыла дверь в кабинет.
   — Проходите сюда. Я попрошу экономку приготовить нам чаю. Кофе, боюсь, нет.
   — Вы очень добры.
   Она заглянула на кухню:
   — Приготовьте нам чаю, миссис Трембат. У меня гость. Папа в церкви. Боюсь, мы получили плохие новости.
   Экономка отошла от раковины, вытирая руки о фартук: высокая худощавая женщина с сильным лицом, типичная корнуоллка, очень спокойная, с проницательными голубыми глазами.
   — Анн-Мари, да?
   — Она мертва, — сказала Женевьева тусклым голосом и закрыла дверь.
   Когда она вошла в кабинет, Крэйг стоял у камина, разглядывая детский снимок Анн-Мари и Женевьевы.
   — Почти нельзя отличить уже тогда, — сказал он. — Это невероятно!
   — Вы, кажется, знали мою сестру?
   — Да, я встретил ее в 1940-м, в Париже. Я был журналистом, мы стали друзьями. Я знал, что ее отец англичанин, но, честно говоря, она никогда не упоминала о вас. Ни малейшего намека на то, что у нее есть сестра.
   Женевьева Треванс ничего не ответила ему. Она села в кресло у камина и спокойно спросила:
   — Вы приехали издалека, майор?
   — Из Лондона.
   — Долгая дорога.
   — Но несложная. Почти никакого движения на дорогах теперь.