Большой катафалк фирмы «Бентли» въехал на стоянку спустя час после описываемых событий; Миган вместе с Билли сидел в кабине, рядом с шофером. На нем было узкое пальто, черная шляпа с закругленными полями и черный галстук — ибо он всегда так одевался, когда присутствовал на официальных встречах или похоронах, как в это утро.
Шофер обошел вокруг автомобиля, чтобы открыть дверцу перед хозяином, и Миган вышел в сопровождении брата.
— Спасибо, Доннер, — сказал он.
Маленький уиппет лакал из своей миски возле задней двери.
— Ко мне, Томми! — позвал Билли.
Собака повернула голову, понеслась через двор и вспрыгнула ему на руки. Билли стал чесать псу за ушами, а Томми облизал ему лицо.
— Ну, ну, маленький негодяй, — сказал он, и в голосе его звучали ласковые нотки.
— Меня достало тебе повторять одно и то же, — проворчал Миган. — Он испортит тебе пальто. Его шерсть везде налипает, Бог ты мой.
Когда он подошел к двери, из гаража показался Уорли; он ждал, сняв кепку. Его правая щека нервно подергивалась, а лоб блестел от пота. Казалось, он вот-вот потеряет сознание. Миган остановился, держа руки в карманах, и спокойно взглянул на него.
— Чарли, ты выглядишь, как покойник, которого выкопали из могилы. Ты что, плохо себя вел?
— Да не я, мистер Миган! — горячо возразил Уорли. — Это все идиот Фэллон. Он...
— Не здесь, Чарли. Я предпочитаю выслушивать плохие новости в более спокойной обстановке.
Миган сделал знак Доннеру, тот открыл служебную дверь и скрылся там. Миган вошел в помещение, называемое приемной. Там было пусто, никто не ожидал, и только в центре находился постамент для гроба.
Он сунул в зубы сигарету и наклонился, чтобы прочитать надпись на медной табличке гроба.
— Когда назначено?
Доннер поднес ему зажженную зажигалку.
— На полчетвертого, мистер Миган.
Он говорил с австралийским акцентом, рот его был обезображен шрамом после пластической операции. Когда-то у него была «заячья губа». Это придавало ему еще более отталкивающий вид, который несколько смягчался темной униформой, сшитой превосходно.
— Это будет кремация?
— Нет, погребение, мистер Миган.
— Прекрасно. Займитесь этим вместе с Бонати. Думаю, что в ближайшее время я буду занят.
Он отвернулся, все еще держа руку на гробе. Билли, привалившись к стене, гладил собаку. Уорли робко стоял в уголке с видом приговоренного, перед которым вот-вот разверзнется бездна.
— Ну ладно, Чарли, — сказал Миган. — Расскажи-ка мне все подробно.
Уорли рассказал. Слова беспорядочно срывались с его губ, он очень торопился. Когда он закончил, воцарилась тишина. Миган не выразил никакого удивления.
— Так значит, он будет здесь к двум?
— Он сказал, что — да.
— А грузовик? Ты отогнал его на свалку старых машин, как я приказал?
— Я сам видел, как он пошел под пресс.
Уорли ждал приговора, лицо его блестело от пота. Неожиданно Миган улыбнулся и потрепал его по щеке.
— Я доволен тобой, Чарли. Если дело приняло дурной оборот, то не по твоей вине. Я сам разберусь с этим.
На лице Уорли, словно капли пота минуту назад, явственно проступило выражение огромного облегчения. Он умирающим голосом проговорил:
— Спасибо вам, мистер Миган. Я клянусь, я очень старался. Вы меня знаете.
— Иди, перекуси. А потом возвращайся и вымой машину. Если ты мне понадобишься, я пришлю за тобой.
Уорли ушел. Дверь за ним закрылась. Билли хмыкнул, продолжая чесать за ушами своего пса.
— Я знал, что мы с ним нахлебаемся дерьма. Сами бы справились, я ведь говорил тебе, а ты не послушал.
Миган крепко схватил его за волосы, и парень, выпустив собаку, издал пронзительный крик.
— Ты хочешь, чтобы я рассердился, Билли? А? Ты этого добиваешься? — процедил он.
— Я не думал ничего плохого, Джек! — простонал Билли. Миган отпустил его.
— Ну, так будь пай-мальчиком. Иди, позови Бонати, потом возьми тачку и отправляйся за Верзилой Альбертом.
Билли судорожно облизнул губы.
— Альберт? — прошептал он. — Умоляю тебя, Джек, ты же знаешь, я не переношу этого типа. При виде его я готов наложить в штаны.
— Тем лучше. Я вспомню об этом, если ты еще когда-нибудь вздумаешь возникать. Тогда мы позовем Альберта, чтобы он занялся твоим воспитанием, — сказал Миган, нехорошо улыбаясь. — Такой выход тебя устроит?
Глаза Билли округлились от ужаса.
— Нет, Джек, только не это. Только не Альберт.
— Ну так будь послушным. — Миган похлопал его по щеке и открыл дверь. — Давай, поворачивайся.
Билли вышел, и Миган, вздыхая, обернулся к Доннеру.
— Прямо не знаю, что с ним делать, Фрэнк. Ей-богу, не знаю.
— Он еще молодой, мистер Миган.
— Он думает только о девках. О маленьких шлюшках в мини, которые готовы показать все, что у них есть, — ворчливо проговорил Миган, передергиваясь от искреннего отвращения. — Однажды я самолично видел, как он трахает приходящую работницу после завтрака. Лет пятьдесят пять, вся в пыли... да еще в моей кровати!
Доннер дипломатично промолчал, а Миган открыл небольшую дверцу в глубине комнаты, которая вела в часовню. Там постоянно поддерживали атмосферу свежести, воздух был наполнен ароматом цветов. В динамиках звучала органная музыка, создававшая настроение тихой печали.
С каждой стороны было устроено по шесть ниш. Миган снял шляпу и вошел в первую. Там всюду были цветы, гроб был установлен на постамент в черной драпировке.
— Это кто?
— Девушка. Студентка, которая угодила под колеса спортивного автомобиля, — ответил Доннер.
— Ах да, я сам ей занимался.
Он приподнял ткань, закрывавшую ее голову. Умершей было лет восемнадцать-девятнадцать; веки ее были опущены, губы полуоткрыты; грим на ее лице был наложен так искусно, что казалось, она спит.
— Хорошая работа, мистер Миган.
Тот кивнул головой в знак согласия.
— Честное слово, ты прав, Фрэнк. Если хочешь знать, то когда ее привезли, у нее на левой щеке не было даже намека на мясо. Не лицо, а гамбургер, говорю тебе.
— Вы гений, мистер Миган, — сказал Доннер с искренним восхищением. — Вы — талант. Другого слова и не подберешь.
— Приятно слышать, Фрэнк. Я действительно горд своей работой. Я всегда стараюсь сделать как можно лучше, но в случае с этой девочкой... Ведь надо было подумать о ее родителях.
Из часовни они прошли в вестибюль, оформленный в безупречном стиле отделанный настоящей голубой и белой веджвудской плиткой. Направо находилась дверь с витражами, выходящая в приемную. Подойдя ближе, они услышали шум голосов и плач.
Дверь открылась, и появилась очень пожилая женщина, плачущая навзрыд. Ее голова была повязана косынкой, на плечи накинуто старенькое шерстяное пальто, протершееся на швах. В одной руке она держала корзинку, в другой — очень потрепанный кожаный кошелек. Ее лицо распухло и покраснело от слез.
Генри Эйнсли, в обязанности которого входило встречать клиентов, следовал за ней. Это был высокий худой человек со впалыми щеками и хитрыми глазами. Он носил строгий темно-серый костюм и черный галстук. Руки его вспотели.
— Я весьма сожалею, мадам, — сухо повторил он, — но таковы правила. Тем не менее, все хлопоты вы можете предоставить нам.
— Что за правила? — спросил Миган, подходя и кладя старушке руки на плечи. — Ну-ну, успокойтесь, милая, не надо так плакать. Что происходит?
— Все хорошо, мистер Миган. Просто эта милая дама очень расстроена. Она недавно потеряла мужа, — принялся объяснять Эйнсли.
Миган оставил его слова без ответа и повел вдову в свой кабинет. Он усадил ее в кресло.
— Ну, милая, теперь расскажите мне все.
Он дотронулся до ее руки, и она судорожно сжала пальцы.
— Девяносто лет, вот сколько ему было. Я думала, он будет жить вечно и вдруг нашла его у подножия лестницы, когда возвращалась из церкви в субботу вечером, — сказала она, продолжая плакать. — Он был таким крепким, даже в этом возрасте. Я не могла поверить глазам.
— Я понимаю, милая, и вы обратились к нам, чтобы похоронить его?
— Да. Денег у меня немного, но мне не хотелось бы, чтобы это были похороны для бедных. Я хотела, чтобы все было по-человечески. Думала, денег от страховки будет достаточно, а этот господин мне сказал, что это стоит семьдесят фунтов.
— Нет, послушайте мистер Миган, — вмешался Эйнсли, — все было не так.
Тот повернулся к нему и в упор посмотрел ему в лицо. Эйнсли вздрогнул и затих.
— Вы заплатили наличными, милая?
— Да, — всхлипнула она. — Сначала я зашла в страховое бюро, и они выдали деньги по полису. Пятьдесят фунтов. Я думала, этого хватит.
— А еще двадцать?
— У меня был почтовый перевод на двадцать пять фунтов.
— Ясно, — сказал Миган выпрямляясь. — Покажите мне документы.
Эйнсли подошел к столу и взял тоненькую пачку бумаг, которые дрожали в его руках. Миган просмотрел их. Затем он обаятельно улыбнулся и коснулся плеча старой женщины.
— У меня для вас хорошие новости, моя дорогая. Произошла ошибка.
— Ошибка?
Он вытащил бумажник и извлек оттуда двадцать пять фунтов.
— Мистер Эйнсли забыл о специальных расценках для пенсионеров, которые мы ввели нынешней осенью.
Она непонимающе посмотрела на деньги.
— Специальные расценки? Но скажите мне, это не будут похороны для бедных? Я не хочу этого допустить.
Миган помог ей подняться с кресла.
— Ни в коем случае. Все будет по высшему разряду. Отдельный участок. Я гарантирую вам. А теперь давайте подумаем о цветах.
— Цветы? О, это... как это было бы прекрасно! Мой Билл так любил цветы.
— Их стоимость включена в счет, — объявил Миган и добавил, обращаясь к Доннеру через плечо. — Пусть он сидит здесь. Я сейчас вернусь.
В стене была устроена дверь, которая вела в цветочный магазин. Когда Миган вошел туда вместе с посетительницей, с ним приблизился стройный молодой человек с темными волосами до плеч и красиво очерченным ртом.
— К вашим услугам, мистер Миган. Чем могу служить? — подобострастно проговорил он.
Миган похлопал его по щеке.
— Руперт, помоги этой даме выбрать букет цветов. Самых красивых в магазине, а кроме того — венок. За счет фирмы, естественно.
Руперт не выразил ни малейшего удивления.
— Все будет сделано, мистер Миган.
— И позаботься о том, чтобы один из наших ребят подвез ее домой. Ну, милая, теперь вы чувствуете себя лучше?
Она привстала на цыпочки и поцеловала его в щеку.
— Вы так добры. Вы — чудесный человек. Да благословит вас Господь.
— Он только этим и занят, моя дорогая, — заверил ее денди Джек Миган. — Каждый день.
И вышел.
— Смерть — это такая вещь, которую надо уважать, — объявил Миган. — Эта старая дама, например. Судя по документам, которые она представила, ей восемьдесят три года. В конце концов смерть — это чудо.
Он уселся в кресле-качалке у стола. Генри Эйнсли стоял перед ним. Доннер был у двери. Эйнсли нервно взмахнул рукой и попытался улыбнуться.
— Понимаю, что вы имеете в виду, мистер Миган.
— Правда, Генри? Я спрашиваю себя об этом.
В дверь постучали, и вошел человечек небольшого роста, одетый с иголочки. На нем был непромокаемый плащ с поясом. Выглядел он как уроженец юга Италии, а его акцент выдавал жителя южного Йоркшира.
— Вы хотели говорить со мной, мистер Миган?
— Да, Бонати. Заходи, — сказал Миган и вновь повернулся к Эйнсли. — Да, я задаю себе этот вопрос, — повторил он. — Судя по тому, что я понял, это был трюк со страховкой. С первого взгляда понятно, что она из рабочего класса. Полис на пятьдесят фунтов, ты говоришь цену семьдесят, и милая старушка их выкладывает, потому что она не может перенести то, что ее дорогой Билл будет похоронен как бедняк. Ты выдаешь ей квитанцию на полтинник, зная, что она слишком стара и слишком потрясена, чтобы в этом разобраться. Затем ты отмечаешь в общем списке сумму в пятьдесят фунтов.
Эйнсли дрожал как осиновый лист.
— Пожалуйста, мистер Миган, пожалуйста. У меня недавно возникли некоторые сложности.
Миган поднялся.
— Ее мужа привезли?
Эйнсли кивнул.
— Сегодня утром. Он в третьем номере. Его еще не готовили.
— Приведи его, — сказал Миган Доннеру и вышел.
Он прошел часовню, в нишу номер три и зажег свет. Остальные следовали за ним. Старик лежал в открытом гробу. Он был покрыт тканью, которую Миган приподнял. Мертвеца уже раздели. Было очевидно, что этот человек обладал необыкновенной силой, силой атлета, судя по торсу и плечам... Миган с восхищением глядел на него.
— Да, это настоящий бык, никаких сомнений. Взгляните на его инструмент! — воскликнул он, обернувшись к Эйнсли. — Подумай обо всех тех женщинах, которых он приводил в экстаз. Подумай об этой старой даме. Боже мой, я понимаю, почему она его так любила. Это был настоящий мужик.
Он нанес ему сокрушительный удар коленом в пах. Генри Эйнсли слишком поздно взмахнул руками, чтобы прикрыть гениталии и согнулся пополам, издав сдавленный крик.
— Отведи его в помещение для гробов, — сказал Миган Доннеру. — Я приду туда через пять минут.
Когда Генри Эйнсли пришел в себя, он понял, что лежит на спине, руки его раскинуты в стороны, а по бокам стоят Доннер и Бонати.
Открылась дверь, и вошел Миган. Он некоторое время смотрел на него, затем обронил:
— Хорошо, поднимите его.
Помещение предназначалось для того, чтобы собирать на месте гробы, которые были доставлены по частям. Здесь стояли два верстака, а в специальной стойке находились всевозможные плотницкие инструменты.
— Умоляю вас, мистер Миган, — зарыдал Эйнсли.
Миган подал знак Доннеру, и Бонати толкнул Эйнсли на один из верстаков. Они распластали его руки, вывернув запястья. Миган склонился над ним.
— Я намерен преподать тебе урок, Генри. И не потому, что ты пытался украсть у меня двадцать фунтов. Это, конечно, вещь недопустимая, но это еще не все. Как ты понимаешь, я говорю об этой пожилой даме. Она ничего не имела в жизни. Все, что ей выпало, так это склониться перед смертью.
Теперь его глаза сверкали, а голос стал мечтательным.
— Она напомнила мне мою старую маму, сам не знаю почему. Но я знаю одно: она заслужила уважение, так же как и ее старик заслужил больше, чем похороны для бедных.
— Вы ошибаетесь, мистер Миган, — задыхаясь, проговорил Эйнсли.
— Нет, Генри, это ты ошибся.
Миган выбрал два шила. Потрогал их острия кончиком пальца и вонзил одно из них в середину правой ладони Эйнсли, прибивая ее к верстаку. Когда он проделал ту же операцию с другой рукой, Эйнсли потерял сознание. Миган обратился к Доннеру:
— Через пять минут освободи его и скажи, что если завтра к часу дня его не будет в конторе, я здорово рассержусь.
— Будет сделано, мистер Миган. А как быть с Фэллоном?
— Я буду в подготовительном зале. Мне нужно поработать кое с кем. Когда придет Фэллон, пусть ждет в конторе, пока я не поднимусь в квартиру, и тогда отведи его туда. И мне там будет нужен Альберт, пусть, как приедет, поднимается.
— С перчатками, мистер Миган?
— Ну конечно, Фрэнк. Конечно.
Миган улыбнулся, похлопал Эйнсли по щеке и вышел.
Подготовительный зал находился по другую сторону часовни. Миган вошел туда и тщательно закрыл дверь. Ему нравилось оставаться в одиночестве в таких случаях. Это позволяло ему максимально сконцентрироваться и взглянуть детально на суть вещей.
Тело лежало на столе в центре комнаты, накрытое тканью. В стороне, на передвижном столике, на белой простыне были разложены инструменты. Скальпели, ножницы, щипцы, хирургические иглы разных размеров, трубки, большая резиновая спринцовка и сосуд с жидкостью для бальзамирования. На внутренней полке столика располагались всевозможные косметические средства, кремы и пудра были изготовлены по специальному заказу.
Он поднял ткань и тщательно сложил ее. Перед ним было тело женщины лет сорока, темноволосой и красивой. Он припомнил ее случай. Сердечная недостаточность. Она умерла, оборвав на полуслове фразу, во время разговора с мужем по поводу предстоящего Рождества.
На ее лице сохранилось удивленное выражение, которое часто возникает у людей, умерших внезапно. Рот ее был приоткрыт, словно она недоумевала, почему подобная вещь случилась с ней.
Миган выбрал длинную кривую иглу и пропустил нитку через внутреннюю часть губ и носовой полости покойной. Теперь, если затянуть нить, челюсти плотно сомкнутся.
Глазные яблоки уже запали глубоко в орбиты, он подложил под веки шарики из ваты, так же как и в промежутки между зубами и губами и за щеки; это придаст лицу наиболее естественные очертания.
Он полностью погрузился в работу и тихонько насвистывал сквозь зубы; лоб его прочертила складка. Его гнев против Эйнсли полностью улетучился. Даже Фэллон перестал существовать. Кончиком пальца он нанес немного крема на холодные губы, отступил и с удовлетворением покачал головой. Теперь все было готово к процессу бальзамирования.
Вес тела достигал шестидесяти килограммов, следовательно, ему потребуется около пяти литров смеси, которой он обычно пользовался: формалин, глицерин, боракс с добавлением небольшого количества фенола и цитрат натрия против свертывания крови.
Поскольку случай был довольно простым, то не предвиделось особенных внезапных осложнений; следуя обыкновению, он решил начать с подмышечной артерии. Он вытянул левую руку женщины, закрепив ее локоть специальной деревянной подпоркой. Затем взял скальпель и сделал первый надрез у ключицы.
Примерно час спустя, когда он заканчивал последний шов, его внимание привлек неясный шум. Сначала раздались крики, затем нараспашку открылась дверь. Миган взглянул назад через плечо. Он увидел Миллера и Билли, который пытался проскользнуть перед ним.
— Я пытался остановить его, Джек.
— Иди, прикажи приготовить чай, — сказал ему Миган. — Я хочу пить. И закрой эту дверь. Ты сейчас поднимешь здесь температуру. Сколько раз я должен тебе повторять?
Билли убрался, бесшумно прикрыв за собой дверь, и Миган снова повернулся к телу. Он взял горшочек с тональным кремом и нанес его на лицо женщины. Жесты его были изящными и ловкими; он не обратил ни малейшего внимания на Миллера.
Полицейский зажег сигарету, спичка вспыхнула с неприятным щелчком, нарушив тишину, и Миган, не оборачиваясь, приказал:
— Не здесь. Здесь нужно держаться уважительно.
— Да что вы! — сказал Миллер, однако, бросив сигарету на пол и растоптав ее.
Он подошел к столу. Миган в этот момент тщательно накладывал румяна, и под его руками умершая женщина, казалось, оживает. Миллер смотрел на нее с выражением зачарованного ужаса.
— Вам действительно нравится эта работа, Джек?
— Что вам нужно? — спросил спокойно Миган.
— Мне нужны вы.
— Ничего нового, а? Всегда одно и то же. Стоит кому-то упасть и сломать ногу, вы тут как тут, вам нужен я.
— Совершенно верно, — сказал Миллер. — Теперь коснемся деталей. Сегодня утром Ян Краско приехал на кладбище, чтобы принести цветы на могилу матери. Он делает это вот уже больше года, по четвергам.
— Значит, однако, у этой сволочи было сердце, так? А зачем вы это рассказываете мне?
— В полдвенадцатого кто-то влепил ему пулю в голову. Работа настоящего профессионала. Очень чистая и шумная, так что предупреждение дошло до всех.
— Что еще за предупреждение?
— "Не шутите с Миганом, иначе вы пропали".
Миган поднял над лицом мертвой женщины целое облако пудры.
— Сегодня утром я присутствовал на похоронах. Старик Маркус, портной. В полдвенадцатого я сидел на отпевании в церкви Спасителя и слушал, как тамошний священник рассыпается перед нами в словесах. Спросите у Билли, он был со мной. Спросите еще у сотни других, включая мэра. У старины Маркуса была куча друзей, это был настоящий джентльмен. Таких людей осталось в наше время немного.
Он добавил на веки женщины немного теней, смазав их вазелином, затем накрасил губы. Эффект был действительно замечательным. Казалось, женщина спит.
— Да плевать мне, где вы были, — сказал Миллер. — Под этим делом стоит ваша подпись.
Наконец Миган повернулся к нему, вытирая руки тряпкой.
— Докажите это, — возразил он, не дрогнув.
Досада и долголетнее желание поймать этого человека с поличным комом подкатили к горлу Миллера так, что он чуть было не задохнулся. Ему пришлось ослабить узел галстука и расстегнуть воротник рубашки.
— Вы за это ответите, Миган, — пророкотал он. — Я прилеплю обвинение на вашу спину, даже если мне это будет стоить жизни. На этот раз вы зашли слишком далеко.
Глаза Мигана заблестели по-особенному, вся его личность обрела новые размеры, казалось, он излучает особые волны, пропитанные властностью.
— И вы замахиваетесь на меня? — процедил он холодно и, протянув руку, указал на тело перед собой. — Посмотрите на нее, Миллер. Она умерла. Я вдохнул в нее жизнь. И вы воображаете, что можете вмешиваться в мои дела?
Миллер невольно сделал шаг назад, а Миган крикнул:
— Убирайтесь! Вон отсюда!
И Миллер выскочил из комнаты так поспешно, словно за ним по пятам гнались все черти преисподней.
В зале снова воцарилась величественная тишина. Миган на мгновение застыл на месте, тяжело дыша, затем взял большой сосуд с кремом для тела и повернулся к умершей.
— Я вдохнул в тебя жизнь, — пробормотал он. — Жизнь.
И принялся старательно втирать крем.
Глава шестая
Шофер обошел вокруг автомобиля, чтобы открыть дверцу перед хозяином, и Миган вышел в сопровождении брата.
— Спасибо, Доннер, — сказал он.
Маленький уиппет лакал из своей миски возле задней двери.
— Ко мне, Томми! — позвал Билли.
Собака повернула голову, понеслась через двор и вспрыгнула ему на руки. Билли стал чесать псу за ушами, а Томми облизал ему лицо.
— Ну, ну, маленький негодяй, — сказал он, и в голосе его звучали ласковые нотки.
— Меня достало тебе повторять одно и то же, — проворчал Миган. — Он испортит тебе пальто. Его шерсть везде налипает, Бог ты мой.
Когда он подошел к двери, из гаража показался Уорли; он ждал, сняв кепку. Его правая щека нервно подергивалась, а лоб блестел от пота. Казалось, он вот-вот потеряет сознание. Миган остановился, держа руки в карманах, и спокойно взглянул на него.
— Чарли, ты выглядишь, как покойник, которого выкопали из могилы. Ты что, плохо себя вел?
— Да не я, мистер Миган! — горячо возразил Уорли. — Это все идиот Фэллон. Он...
— Не здесь, Чарли. Я предпочитаю выслушивать плохие новости в более спокойной обстановке.
Миган сделал знак Доннеру, тот открыл служебную дверь и скрылся там. Миган вошел в помещение, называемое приемной. Там было пусто, никто не ожидал, и только в центре находился постамент для гроба.
Он сунул в зубы сигарету и наклонился, чтобы прочитать надпись на медной табличке гроба.
— Когда назначено?
Доннер поднес ему зажженную зажигалку.
— На полчетвертого, мистер Миган.
Он говорил с австралийским акцентом, рот его был обезображен шрамом после пластической операции. Когда-то у него была «заячья губа». Это придавало ему еще более отталкивающий вид, который несколько смягчался темной униформой, сшитой превосходно.
— Это будет кремация?
— Нет, погребение, мистер Миган.
— Прекрасно. Займитесь этим вместе с Бонати. Думаю, что в ближайшее время я буду занят.
Он отвернулся, все еще держа руку на гробе. Билли, привалившись к стене, гладил собаку. Уорли робко стоял в уголке с видом приговоренного, перед которым вот-вот разверзнется бездна.
— Ну ладно, Чарли, — сказал Миган. — Расскажи-ка мне все подробно.
Уорли рассказал. Слова беспорядочно срывались с его губ, он очень торопился. Когда он закончил, воцарилась тишина. Миган не выразил никакого удивления.
— Так значит, он будет здесь к двум?
— Он сказал, что — да.
— А грузовик? Ты отогнал его на свалку старых машин, как я приказал?
— Я сам видел, как он пошел под пресс.
Уорли ждал приговора, лицо его блестело от пота. Неожиданно Миган улыбнулся и потрепал его по щеке.
— Я доволен тобой, Чарли. Если дело приняло дурной оборот, то не по твоей вине. Я сам разберусь с этим.
На лице Уорли, словно капли пота минуту назад, явственно проступило выражение огромного облегчения. Он умирающим голосом проговорил:
— Спасибо вам, мистер Миган. Я клянусь, я очень старался. Вы меня знаете.
— Иди, перекуси. А потом возвращайся и вымой машину. Если ты мне понадобишься, я пришлю за тобой.
Уорли ушел. Дверь за ним закрылась. Билли хмыкнул, продолжая чесать за ушами своего пса.
— Я знал, что мы с ним нахлебаемся дерьма. Сами бы справились, я ведь говорил тебе, а ты не послушал.
Миган крепко схватил его за волосы, и парень, выпустив собаку, издал пронзительный крик.
— Ты хочешь, чтобы я рассердился, Билли? А? Ты этого добиваешься? — процедил он.
— Я не думал ничего плохого, Джек! — простонал Билли. Миган отпустил его.
— Ну, так будь пай-мальчиком. Иди, позови Бонати, потом возьми тачку и отправляйся за Верзилой Альбертом.
Билли судорожно облизнул губы.
— Альберт? — прошептал он. — Умоляю тебя, Джек, ты же знаешь, я не переношу этого типа. При виде его я готов наложить в штаны.
— Тем лучше. Я вспомню об этом, если ты еще когда-нибудь вздумаешь возникать. Тогда мы позовем Альберта, чтобы он занялся твоим воспитанием, — сказал Миган, нехорошо улыбаясь. — Такой выход тебя устроит?
Глаза Билли округлились от ужаса.
— Нет, Джек, только не это. Только не Альберт.
— Ну так будь послушным. — Миган похлопал его по щеке и открыл дверь. — Давай, поворачивайся.
Билли вышел, и Миган, вздыхая, обернулся к Доннеру.
— Прямо не знаю, что с ним делать, Фрэнк. Ей-богу, не знаю.
— Он еще молодой, мистер Миган.
— Он думает только о девках. О маленьких шлюшках в мини, которые готовы показать все, что у них есть, — ворчливо проговорил Миган, передергиваясь от искреннего отвращения. — Однажды я самолично видел, как он трахает приходящую работницу после завтрака. Лет пятьдесят пять, вся в пыли... да еще в моей кровати!
Доннер дипломатично промолчал, а Миган открыл небольшую дверцу в глубине комнаты, которая вела в часовню. Там постоянно поддерживали атмосферу свежести, воздух был наполнен ароматом цветов. В динамиках звучала органная музыка, создававшая настроение тихой печали.
С каждой стороны было устроено по шесть ниш. Миган снял шляпу и вошел в первую. Там всюду были цветы, гроб был установлен на постамент в черной драпировке.
— Это кто?
— Девушка. Студентка, которая угодила под колеса спортивного автомобиля, — ответил Доннер.
— Ах да, я сам ей занимался.
Он приподнял ткань, закрывавшую ее голову. Умершей было лет восемнадцать-девятнадцать; веки ее были опущены, губы полуоткрыты; грим на ее лице был наложен так искусно, что казалось, она спит.
— Хорошая работа, мистер Миган.
Тот кивнул головой в знак согласия.
— Честное слово, ты прав, Фрэнк. Если хочешь знать, то когда ее привезли, у нее на левой щеке не было даже намека на мясо. Не лицо, а гамбургер, говорю тебе.
— Вы гений, мистер Миган, — сказал Доннер с искренним восхищением. — Вы — талант. Другого слова и не подберешь.
— Приятно слышать, Фрэнк. Я действительно горд своей работой. Я всегда стараюсь сделать как можно лучше, но в случае с этой девочкой... Ведь надо было подумать о ее родителях.
Из часовни они прошли в вестибюль, оформленный в безупречном стиле отделанный настоящей голубой и белой веджвудской плиткой. Направо находилась дверь с витражами, выходящая в приемную. Подойдя ближе, они услышали шум голосов и плач.
Дверь открылась, и появилась очень пожилая женщина, плачущая навзрыд. Ее голова была повязана косынкой, на плечи накинуто старенькое шерстяное пальто, протершееся на швах. В одной руке она держала корзинку, в другой — очень потрепанный кожаный кошелек. Ее лицо распухло и покраснело от слез.
Генри Эйнсли, в обязанности которого входило встречать клиентов, следовал за ней. Это был высокий худой человек со впалыми щеками и хитрыми глазами. Он носил строгий темно-серый костюм и черный галстук. Руки его вспотели.
— Я весьма сожалею, мадам, — сухо повторил он, — но таковы правила. Тем не менее, все хлопоты вы можете предоставить нам.
— Что за правила? — спросил Миган, подходя и кладя старушке руки на плечи. — Ну-ну, успокойтесь, милая, не надо так плакать. Что происходит?
— Все хорошо, мистер Миган. Просто эта милая дама очень расстроена. Она недавно потеряла мужа, — принялся объяснять Эйнсли.
Миган оставил его слова без ответа и повел вдову в свой кабинет. Он усадил ее в кресло.
— Ну, милая, теперь расскажите мне все.
Он дотронулся до ее руки, и она судорожно сжала пальцы.
— Девяносто лет, вот сколько ему было. Я думала, он будет жить вечно и вдруг нашла его у подножия лестницы, когда возвращалась из церкви в субботу вечером, — сказала она, продолжая плакать. — Он был таким крепким, даже в этом возрасте. Я не могла поверить глазам.
— Я понимаю, милая, и вы обратились к нам, чтобы похоронить его?
— Да. Денег у меня немного, но мне не хотелось бы, чтобы это были похороны для бедных. Я хотела, чтобы все было по-человечески. Думала, денег от страховки будет достаточно, а этот господин мне сказал, что это стоит семьдесят фунтов.
— Нет, послушайте мистер Миган, — вмешался Эйнсли, — все было не так.
Тот повернулся к нему и в упор посмотрел ему в лицо. Эйнсли вздрогнул и затих.
— Вы заплатили наличными, милая?
— Да, — всхлипнула она. — Сначала я зашла в страховое бюро, и они выдали деньги по полису. Пятьдесят фунтов. Я думала, этого хватит.
— А еще двадцать?
— У меня был почтовый перевод на двадцать пять фунтов.
— Ясно, — сказал Миган выпрямляясь. — Покажите мне документы.
Эйнсли подошел к столу и взял тоненькую пачку бумаг, которые дрожали в его руках. Миган просмотрел их. Затем он обаятельно улыбнулся и коснулся плеча старой женщины.
— У меня для вас хорошие новости, моя дорогая. Произошла ошибка.
— Ошибка?
Он вытащил бумажник и извлек оттуда двадцать пять фунтов.
— Мистер Эйнсли забыл о специальных расценках для пенсионеров, которые мы ввели нынешней осенью.
Она непонимающе посмотрела на деньги.
— Специальные расценки? Но скажите мне, это не будут похороны для бедных? Я не хочу этого допустить.
Миган помог ей подняться с кресла.
— Ни в коем случае. Все будет по высшему разряду. Отдельный участок. Я гарантирую вам. А теперь давайте подумаем о цветах.
— Цветы? О, это... как это было бы прекрасно! Мой Билл так любил цветы.
— Их стоимость включена в счет, — объявил Миган и добавил, обращаясь к Доннеру через плечо. — Пусть он сидит здесь. Я сейчас вернусь.
В стене была устроена дверь, которая вела в цветочный магазин. Когда Миган вошел туда вместе с посетительницей, с ним приблизился стройный молодой человек с темными волосами до плеч и красиво очерченным ртом.
— К вашим услугам, мистер Миган. Чем могу служить? — подобострастно проговорил он.
Миган похлопал его по щеке.
— Руперт, помоги этой даме выбрать букет цветов. Самых красивых в магазине, а кроме того — венок. За счет фирмы, естественно.
Руперт не выразил ни малейшего удивления.
— Все будет сделано, мистер Миган.
— И позаботься о том, чтобы один из наших ребят подвез ее домой. Ну, милая, теперь вы чувствуете себя лучше?
Она привстала на цыпочки и поцеловала его в щеку.
— Вы так добры. Вы — чудесный человек. Да благословит вас Господь.
— Он только этим и занят, моя дорогая, — заверил ее денди Джек Миган. — Каждый день.
И вышел.
— Смерть — это такая вещь, которую надо уважать, — объявил Миган. — Эта старая дама, например. Судя по документам, которые она представила, ей восемьдесят три года. В конце концов смерть — это чудо.
Он уселся в кресле-качалке у стола. Генри Эйнсли стоял перед ним. Доннер был у двери. Эйнсли нервно взмахнул рукой и попытался улыбнуться.
— Понимаю, что вы имеете в виду, мистер Миган.
— Правда, Генри? Я спрашиваю себя об этом.
В дверь постучали, и вошел человечек небольшого роста, одетый с иголочки. На нем был непромокаемый плащ с поясом. Выглядел он как уроженец юга Италии, а его акцент выдавал жителя южного Йоркшира.
— Вы хотели говорить со мной, мистер Миган?
— Да, Бонати. Заходи, — сказал Миган и вновь повернулся к Эйнсли. — Да, я задаю себе этот вопрос, — повторил он. — Судя по тому, что я понял, это был трюк со страховкой. С первого взгляда понятно, что она из рабочего класса. Полис на пятьдесят фунтов, ты говоришь цену семьдесят, и милая старушка их выкладывает, потому что она не может перенести то, что ее дорогой Билл будет похоронен как бедняк. Ты выдаешь ей квитанцию на полтинник, зная, что она слишком стара и слишком потрясена, чтобы в этом разобраться. Затем ты отмечаешь в общем списке сумму в пятьдесят фунтов.
Эйнсли дрожал как осиновый лист.
— Пожалуйста, мистер Миган, пожалуйста. У меня недавно возникли некоторые сложности.
Миган поднялся.
— Ее мужа привезли?
Эйнсли кивнул.
— Сегодня утром. Он в третьем номере. Его еще не готовили.
— Приведи его, — сказал Миган Доннеру и вышел.
Он прошел часовню, в нишу номер три и зажег свет. Остальные следовали за ним. Старик лежал в открытом гробу. Он был покрыт тканью, которую Миган приподнял. Мертвеца уже раздели. Было очевидно, что этот человек обладал необыкновенной силой, силой атлета, судя по торсу и плечам... Миган с восхищением глядел на него.
— Да, это настоящий бык, никаких сомнений. Взгляните на его инструмент! — воскликнул он, обернувшись к Эйнсли. — Подумай обо всех тех женщинах, которых он приводил в экстаз. Подумай об этой старой даме. Боже мой, я понимаю, почему она его так любила. Это был настоящий мужик.
Он нанес ему сокрушительный удар коленом в пах. Генри Эйнсли слишком поздно взмахнул руками, чтобы прикрыть гениталии и согнулся пополам, издав сдавленный крик.
— Отведи его в помещение для гробов, — сказал Миган Доннеру. — Я приду туда через пять минут.
Когда Генри Эйнсли пришел в себя, он понял, что лежит на спине, руки его раскинуты в стороны, а по бокам стоят Доннер и Бонати.
Открылась дверь, и вошел Миган. Он некоторое время смотрел на него, затем обронил:
— Хорошо, поднимите его.
Помещение предназначалось для того, чтобы собирать на месте гробы, которые были доставлены по частям. Здесь стояли два верстака, а в специальной стойке находились всевозможные плотницкие инструменты.
— Умоляю вас, мистер Миган, — зарыдал Эйнсли.
Миган подал знак Доннеру, и Бонати толкнул Эйнсли на один из верстаков. Они распластали его руки, вывернув запястья. Миган склонился над ним.
— Я намерен преподать тебе урок, Генри. И не потому, что ты пытался украсть у меня двадцать фунтов. Это, конечно, вещь недопустимая, но это еще не все. Как ты понимаешь, я говорю об этой пожилой даме. Она ничего не имела в жизни. Все, что ей выпало, так это склониться перед смертью.
Теперь его глаза сверкали, а голос стал мечтательным.
— Она напомнила мне мою старую маму, сам не знаю почему. Но я знаю одно: она заслужила уважение, так же как и ее старик заслужил больше, чем похороны для бедных.
— Вы ошибаетесь, мистер Миган, — задыхаясь, проговорил Эйнсли.
— Нет, Генри, это ты ошибся.
Миган выбрал два шила. Потрогал их острия кончиком пальца и вонзил одно из них в середину правой ладони Эйнсли, прибивая ее к верстаку. Когда он проделал ту же операцию с другой рукой, Эйнсли потерял сознание. Миган обратился к Доннеру:
— Через пять минут освободи его и скажи, что если завтра к часу дня его не будет в конторе, я здорово рассержусь.
— Будет сделано, мистер Миган. А как быть с Фэллоном?
— Я буду в подготовительном зале. Мне нужно поработать кое с кем. Когда придет Фэллон, пусть ждет в конторе, пока я не поднимусь в квартиру, и тогда отведи его туда. И мне там будет нужен Альберт, пусть, как приедет, поднимается.
— С перчатками, мистер Миган?
— Ну конечно, Фрэнк. Конечно.
Миган улыбнулся, похлопал Эйнсли по щеке и вышел.
Подготовительный зал находился по другую сторону часовни. Миган вошел туда и тщательно закрыл дверь. Ему нравилось оставаться в одиночестве в таких случаях. Это позволяло ему максимально сконцентрироваться и взглянуть детально на суть вещей.
Тело лежало на столе в центре комнаты, накрытое тканью. В стороне, на передвижном столике, на белой простыне были разложены инструменты. Скальпели, ножницы, щипцы, хирургические иглы разных размеров, трубки, большая резиновая спринцовка и сосуд с жидкостью для бальзамирования. На внутренней полке столика располагались всевозможные косметические средства, кремы и пудра были изготовлены по специальному заказу.
Он поднял ткань и тщательно сложил ее. Перед ним было тело женщины лет сорока, темноволосой и красивой. Он припомнил ее случай. Сердечная недостаточность. Она умерла, оборвав на полуслове фразу, во время разговора с мужем по поводу предстоящего Рождества.
На ее лице сохранилось удивленное выражение, которое часто возникает у людей, умерших внезапно. Рот ее был приоткрыт, словно она недоумевала, почему подобная вещь случилась с ней.
Миган выбрал длинную кривую иглу и пропустил нитку через внутреннюю часть губ и носовой полости покойной. Теперь, если затянуть нить, челюсти плотно сомкнутся.
Глазные яблоки уже запали глубоко в орбиты, он подложил под веки шарики из ваты, так же как и в промежутки между зубами и губами и за щеки; это придаст лицу наиболее естественные очертания.
Он полностью погрузился в работу и тихонько насвистывал сквозь зубы; лоб его прочертила складка. Его гнев против Эйнсли полностью улетучился. Даже Фэллон перестал существовать. Кончиком пальца он нанес немного крема на холодные губы, отступил и с удовлетворением покачал головой. Теперь все было готово к процессу бальзамирования.
Вес тела достигал шестидесяти килограммов, следовательно, ему потребуется около пяти литров смеси, которой он обычно пользовался: формалин, глицерин, боракс с добавлением небольшого количества фенола и цитрат натрия против свертывания крови.
Поскольку случай был довольно простым, то не предвиделось особенных внезапных осложнений; следуя обыкновению, он решил начать с подмышечной артерии. Он вытянул левую руку женщины, закрепив ее локоть специальной деревянной подпоркой. Затем взял скальпель и сделал первый надрез у ключицы.
Примерно час спустя, когда он заканчивал последний шов, его внимание привлек неясный шум. Сначала раздались крики, затем нараспашку открылась дверь. Миган взглянул назад через плечо. Он увидел Миллера и Билли, который пытался проскользнуть перед ним.
— Я пытался остановить его, Джек.
— Иди, прикажи приготовить чай, — сказал ему Миган. — Я хочу пить. И закрой эту дверь. Ты сейчас поднимешь здесь температуру. Сколько раз я должен тебе повторять?
Билли убрался, бесшумно прикрыв за собой дверь, и Миган снова повернулся к телу. Он взял горшочек с тональным кремом и нанес его на лицо женщины. Жесты его были изящными и ловкими; он не обратил ни малейшего внимания на Миллера.
Полицейский зажег сигарету, спичка вспыхнула с неприятным щелчком, нарушив тишину, и Миган, не оборачиваясь, приказал:
— Не здесь. Здесь нужно держаться уважительно.
— Да что вы! — сказал Миллер, однако, бросив сигарету на пол и растоптав ее.
Он подошел к столу. Миган в этот момент тщательно накладывал румяна, и под его руками умершая женщина, казалось, оживает. Миллер смотрел на нее с выражением зачарованного ужаса.
— Вам действительно нравится эта работа, Джек?
— Что вам нужно? — спросил спокойно Миган.
— Мне нужны вы.
— Ничего нового, а? Всегда одно и то же. Стоит кому-то упасть и сломать ногу, вы тут как тут, вам нужен я.
— Совершенно верно, — сказал Миллер. — Теперь коснемся деталей. Сегодня утром Ян Краско приехал на кладбище, чтобы принести цветы на могилу матери. Он делает это вот уже больше года, по четвергам.
— Значит, однако, у этой сволочи было сердце, так? А зачем вы это рассказываете мне?
— В полдвенадцатого кто-то влепил ему пулю в голову. Работа настоящего профессионала. Очень чистая и шумная, так что предупреждение дошло до всех.
— Что еще за предупреждение?
— "Не шутите с Миганом, иначе вы пропали".
Миган поднял над лицом мертвой женщины целое облако пудры.
— Сегодня утром я присутствовал на похоронах. Старик Маркус, портной. В полдвенадцатого я сидел на отпевании в церкви Спасителя и слушал, как тамошний священник рассыпается перед нами в словесах. Спросите у Билли, он был со мной. Спросите еще у сотни других, включая мэра. У старины Маркуса была куча друзей, это был настоящий джентльмен. Таких людей осталось в наше время немного.
Он добавил на веки женщины немного теней, смазав их вазелином, затем накрасил губы. Эффект был действительно замечательным. Казалось, женщина спит.
— Да плевать мне, где вы были, — сказал Миллер. — Под этим делом стоит ваша подпись.
Наконец Миган повернулся к нему, вытирая руки тряпкой.
— Докажите это, — возразил он, не дрогнув.
Досада и долголетнее желание поймать этого человека с поличным комом подкатили к горлу Миллера так, что он чуть было не задохнулся. Ему пришлось ослабить узел галстука и расстегнуть воротник рубашки.
— Вы за это ответите, Миган, — пророкотал он. — Я прилеплю обвинение на вашу спину, даже если мне это будет стоить жизни. На этот раз вы зашли слишком далеко.
Глаза Мигана заблестели по-особенному, вся его личность обрела новые размеры, казалось, он излучает особые волны, пропитанные властностью.
— И вы замахиваетесь на меня? — процедил он холодно и, протянув руку, указал на тело перед собой. — Посмотрите на нее, Миллер. Она умерла. Я вдохнул в нее жизнь. И вы воображаете, что можете вмешиваться в мои дела?
Миллер невольно сделал шаг назад, а Миган крикнул:
— Убирайтесь! Вон отсюда!
И Миллер выскочил из комнаты так поспешно, словно за ним по пятам гнались все черти преисподней.
В зале снова воцарилась величественная тишина. Миган на мгновение застыл на месте, тяжело дыша, затем взял большой сосуд с кремом для тела и повернулся к умершей.
— Я вдохнул в тебя жизнь, — пробормотал он. — Жизнь.
И принялся старательно втирать крем.
Глава шестая
Лицом к лицу
Дождь еще шел, когда Фэллон пересек Сен Полс-сквер и взбежал по лестнице главного входа. Он решил обратиться в контору, но она оказалась пустой, правда вскоре появился Руперт, вышедший из цветочного магазина через дверь с витражами.
— Что вам угодно, мистер?
— Меня зовут Фэллон. Миган ждет меня.
— Конечно, мистер, — сказал Руперт с изысканной вежливостью. — Соблаговолите подождать здесь, я сейчас его найду.
Он вышел. Фэллон закурил и стал ждать. Прошло две минуты, прежде чем Руперт снова появился.
— Я проведу вас наверх? — сказал он и, широко улыбнувшись, пошел в вестибюль.
— Куда это, наверх? — спросил Фэллон.
— Мистер Миган распорядился переделать помещения верхних этажей всех трех домов в огромную квартиру для собственного пользования. Это великолепно.
Они подошли к маленькому лифту, но когда Руперт открыл дверцу, Фэллон спросил:
— Это единственный путь?
— Есть еще служебная лестница.
— Ну так и пойдем по ней.
Радушная улыбка Руперта слегка погасла.
— Ну, ну, пойдемте, с мистером Миганом не надо играть в солдатики, мой дорогой. Это расстроит мистера Мигана, а из этого следует, что мне этой ночью здорово попадет, а я, если говорить честно, совершенно не расположен сегодня к этому.
— А мне казалось, что ты будешь наслаждаться каждым мгновением этой волшебной ночи, — сказал Фэллон и нанес ему сокрушительный удар между ног.
Руперт закричал, упал на колени, а Фэллон достал из кармана свою «чешку». Он убрал глушитель, но от этого оружие отнюдь не стало безопаснее. Руперт побледнел, однако до последнего момента вел себя мужественно.
— Он вас просто пригвоздит за это. Никто не смеет перечить мистеру Мигану!
Фэллон убрал «чешку» в карман.
— Лестница, — процедил Фэллон.
— Хорошо, хорошо, на ваш страх и риск, мой дорогой, — торопливо забормотал Руперт, потирая ушибленное место.
Лестница находилась возле входа в комнату для покойников. Они поднялись на три этажа, Руперт шел впереди. Наверху имелась обитая тканью дверь, они остановились, не доходя трех ступеней до нее.
— Эта дверь ведет прямо у кухню.
— Хорошо. Тебе лучше вернуться и заняться лавочкой, малыш.
Руперт не ждал повторного приказа и поспешил спуститься вниз. Фэллон бесшумно открыл дверь и действительно оказался в кухне. Через приоткрытую в глубине помещения дверь он расслышал голоса.
Он на цыпочках прошел через кухню, мимоходом окинув взглядом помпезно обставленную комнату с окнами в виде мансарды в каждой стене. Миган сидел в кожаном кресле с книгой в одной руке и стаканом виски в другой. Билли, держа уиппета на руках, стоял возле камина, в котором мерцали угли. Доннер и Бонати ждали по обе стороны выхода из лифта.
— Где его носит, Бог ты мой? — проворчал Билли.
Уиппет соскочил с его рук и побежал к двери в кухню, возле которой остановился и принялся тявкать. Фэллон вошел в гостиную и наклонился, чтобы почесать за ухом у собаки, держа правую руку в кармане куртки.
Миган положил свою книгу на стол и хлопнул себя по ляжке.
— Я же тебе говорил, что это чертов пройдоха, — сказал он Билли.
Зазвонил телефон. Он снял трубку, немного послушал и улыбнулся.
— Все хорошо, зайчик, возвращайся к делам. Я смогу этим заняться, — объявил он, кладя трубку. — Это Руперт. Он беспокоится кое о чем.
— Ах, как мило, — сказал Фэллон.
Он прислонился к стене возле кухонной двери, держа руки в карманах. Доннер и Бонати торопливо вошли в комнату и встали по обе стороны от дивана лицом к нему. Миган сделал глоток виски и снова взял книгу. Это был «Град Божий» Святого Августина.
— Что вам угодно, мистер?
— Меня зовут Фэллон. Миган ждет меня.
— Конечно, мистер, — сказал Руперт с изысканной вежливостью. — Соблаговолите подождать здесь, я сейчас его найду.
Он вышел. Фэллон закурил и стал ждать. Прошло две минуты, прежде чем Руперт снова появился.
— Я проведу вас наверх? — сказал он и, широко улыбнувшись, пошел в вестибюль.
— Куда это, наверх? — спросил Фэллон.
— Мистер Миган распорядился переделать помещения верхних этажей всех трех домов в огромную квартиру для собственного пользования. Это великолепно.
Они подошли к маленькому лифту, но когда Руперт открыл дверцу, Фэллон спросил:
— Это единственный путь?
— Есть еще служебная лестница.
— Ну так и пойдем по ней.
Радушная улыбка Руперта слегка погасла.
— Ну, ну, пойдемте, с мистером Миганом не надо играть в солдатики, мой дорогой. Это расстроит мистера Мигана, а из этого следует, что мне этой ночью здорово попадет, а я, если говорить честно, совершенно не расположен сегодня к этому.
— А мне казалось, что ты будешь наслаждаться каждым мгновением этой волшебной ночи, — сказал Фэллон и нанес ему сокрушительный удар между ног.
Руперт закричал, упал на колени, а Фэллон достал из кармана свою «чешку». Он убрал глушитель, но от этого оружие отнюдь не стало безопаснее. Руперт побледнел, однако до последнего момента вел себя мужественно.
— Он вас просто пригвоздит за это. Никто не смеет перечить мистеру Мигану!
Фэллон убрал «чешку» в карман.
— Лестница, — процедил Фэллон.
— Хорошо, хорошо, на ваш страх и риск, мой дорогой, — торопливо забормотал Руперт, потирая ушибленное место.
Лестница находилась возле входа в комнату для покойников. Они поднялись на три этажа, Руперт шел впереди. Наверху имелась обитая тканью дверь, они остановились, не доходя трех ступеней до нее.
— Эта дверь ведет прямо у кухню.
— Хорошо. Тебе лучше вернуться и заняться лавочкой, малыш.
Руперт не ждал повторного приказа и поспешил спуститься вниз. Фэллон бесшумно открыл дверь и действительно оказался в кухне. Через приоткрытую в глубине помещения дверь он расслышал голоса.
Он на цыпочках прошел через кухню, мимоходом окинув взглядом помпезно обставленную комнату с окнами в виде мансарды в каждой стене. Миган сидел в кожаном кресле с книгой в одной руке и стаканом виски в другой. Билли, держа уиппета на руках, стоял возле камина, в котором мерцали угли. Доннер и Бонати ждали по обе стороны выхода из лифта.
— Где его носит, Бог ты мой? — проворчал Билли.
Уиппет соскочил с его рук и побежал к двери в кухню, возле которой остановился и принялся тявкать. Фэллон вошел в гостиную и наклонился, чтобы почесать за ухом у собаки, держа правую руку в кармане куртки.
Миган положил свою книгу на стол и хлопнул себя по ляжке.
— Я же тебе говорил, что это чертов пройдоха, — сказал он Билли.
Зазвонил телефон. Он снял трубку, немного послушал и улыбнулся.
— Все хорошо, зайчик, возвращайся к делам. Я смогу этим заняться, — объявил он, кладя трубку. — Это Руперт. Он беспокоится кое о чем.
— Ах, как мило, — сказал Фэллон.
Он прислонился к стене возле кухонной двери, держа руки в карманах. Доннер и Бонати торопливо вошли в комнату и встали по обе стороны от дивана лицом к нему. Миган сделал глоток виски и снова взял книгу. Это был «Град Божий» Святого Августина.