— Боже мой, конечно, нет! — Татьяна вздрогнула всем телом.
   — Ты должна выбросить это из головы. Уиллоуби был шпионом, врагом Англии. Я уверен, что это он убил Казимира и приказал убить меня в Париже, когда я приехал туда и стал наводить кое-какие справки. Я не знаю причину всего этого, но могу поклясться чем угодно, что Джиллиан ее знает.
   — Разве Джиллиан не было в отеле?
   — Нет. Гастингс сказал, что она прямо от своей портнихи поедет на прием, который устраивает принц-регент.
   — Если это так, — задумчиво заметила Татьяна, — то она еще не успела узнать ни о том, что я исчезла, ни о Уиллоуби. На нашей стороне будет фактор внезапности.
   — На нашей? — Лукас, взглянув на нее, приподнял бровь. — Ты имеешь в виду меня и Платова?
   — И себя тоже.
   — Ни за что!
   — Почему?
   — Почему? Вспомни, что тебе пришлось сегодня пережить!
   — Ты сам сказал, что не хочешь больше отходить от меня ни на шаг, — лукаво напомнила Татьяна.
   — Это будет последний раз.
   Она помолчала, потом встала на колени и кивком головы указала на груди:
   — Ты не помыл меня здесь.
   — Не помыл, — согласился он дрогнувшим голосом, потом намылил тяжелые округлости грудей, задержавшись на сосках, которые немедленно затвердели от его прикосновения.
   — И здесь тоже. — Подняв тучу брызг, она встала в ванне, указав на спину.
   Закусив губу, Лукас намылил ее и там.
   — И здесь, — прошептала она, повернувшись к нему лицом и проведя пальцами по треугольничку между бедер. Ее мокрое тело поблескивало в лучах предзакатного солнца.
   Он судорожно глотнул воздух.
   — Смилуйся, Тэт! На какие муки ты меня обрекаешь?
   — Мой же, мой меня, — проговорила она, и он продолжил свое занятие. — Здесь. — Она взяла его за запястье, направляя руку, и пошире расставила ноги. — Вот так! Хорошо! А теперь чуть-чуть ниже. — Дыхание ее стало прерывистым. Его рука снова скользнула между ее ног и торопливо выбралась оттуда. — Еще, — прошептала она ему в ухо.
   — Силы небесные! — простонал Лукас, совершенно растворяясь в ощущениях, возникающих от прикосновения к ее нежной, шелковистой коже.
   — Еще.
   Он помедлил, чувствуя, как растет его желание.
   — Татьяна, перестань! — Вместо ответа она прижалась к нему всем телом. — Ты это делаешь только для того, чтобы заставить меня позволить тебе поступить по-своему…
   — А ты позволишь? — шепнула она, обхватив рукой твердое утолщение, образовавшееся спереди на его брюках.
   — Нет, — хрипло сказал он. — Это слишком опасно. Я не смогу должным образом защищать тебя, потому что мне придется всецело быть в распоряжении принца-регента.
   — Но Платов…
   — У Платова тоже есть свои обязанности.
   — Кажется, я сегодня наглядно доказала, что способна постоять за себя, — сказала Татьяна, продолжая ласкать его.
   — Тем более у тебя есть причина оставаться в безопасности. Я бы на твоем месте не стал испытывать судьбу… Черт возьми, перестань — я не могу соображать, когда ты так прикасаешься ко мне!
   — Я сделаю все, что ты прикажешь, и буду очень осторожна, Усилием воли он отстранил ее от себя на расстояние вытянутой руки.
   — Неужели ты действительно воображаешь, будто сможешь после всего, что произошло, убедить меня позволить тебе показаться при дворе?
   Кажется, она согласилась с ним и нырнула в ванну, чтобы сполоснуться.
   Обрадованный тем, что она наконец вняла голосу разума, Лукас хотел было помочь ей выйти из ванны, но она вдруг схватила его за руки и потащила в воду.
   Охнув от неожиданности, он плюхнулся в ванну.
   — Господи! — отплевываясь, взмолился промокший насквозь Лукас, выбираясь из ванны.
   Татьяна лукаво улыбнулась:
   — Позволь помочь тебе снять одежду.
   — Прекрати…
   — Клянусь своей любовью к тебе, что сегодня вечером не покажу своей физиономии при дворе.
   Он успокоился и позволил ей расстегнуть пуговицы.
   — Вот так-то лучше. Послушание идет тебе гораздо больше, чем своенравие… Ты не думаешь, что нам нужно хотя бы вытереться? — Лукас почувствовал, что она обхватила руками его член.
   — А зачем? — спросила она.
   — Кто-то, кажется, собирался подождать до бракосочетания?
   — Это была не моя идея. — Татьяна провела кончиком его члена по своему мокрому животу. — Но если ты настаиваешь, мы можем…
   — Нет, — решительно заявил он. — Теперь уже не можем.
   Они занимались любовью прямо на обюссонском ковре. Татьяна с глубоким вздохом как можно крепче прижалась к нему, уверенная, что его страсть способна очистить ее лучше, чем любая ванна. Страх, одиночество, гнев, ужас — все отступило перед ни с чем не сравнимым ощущением. А она-то была уверена, что никогда больше такого не испытает… Вспомнив об этом, Татьяна начала плакать.
   Он замер, глядя на нее с невыразимой нежностью.
   — Хочешь, чтобы я остановился?
   — О нет, любовь моя, — прошептала она. — Не останавливайся ни за что! — Она обвила его ногами, прижав еще крепче, и он с радостью погрузился глубже в ее плоть. Когда горячий поток его семени извергся в глубинах ее тела, она выкрикнула его имя, а он ответил продолжительным, прерывающимся стоном и опустился на нее, обессиленный, дрожащий.
   — Силы небесные! — пробормотал Лукас, прижимаясь губами к ее плечу.
   — Это любовь? — тихо спросила Татьяна, перебирая пальцами его волосы.
   — Любовь. Да такая, о какой каждый мужчина может только мечтать. — Он перекатился на бок, попав в лужу, которую они устроили на полу. — Ах ты, негодница! Посмотри, во что превратился ковер!
   Татьяна приподнялась на локте и тряхнула мокрыми прядями светлых волос.
   — Уж лучше я буду смотреть на тебя. Не отрываясь, все время…
   — Время… О Господи! Я опоздаю в Карлтон-Хаус! — Лукас вскочил на ноги, схватил одежду, бросил ей сухое полотенце. — Прикройся, пожалуйста.
   Она послушно взяла полотенце, вытерла плечи и принялась тщательно вытирать ноги. Лукас вдруг поймал себя на том, что, застыв на месте, внимательно наблюдает за ее действиями.
   Татьяна подняла голову, зеленые глаза лукаво блеснули.
   — Ах ты, озорница! Пытаешься снова соблазнить меня? Не воображай, что я такой податливый!
   — Да уж, ты у нас молодец, — заметила она, пристально взглянув на его пенис.
   Он рассмеялся.
   — Я пришлю Каррутерс, чтобы помогла тебе одеться.
   Она сделала недовольную гримаску.
   — Я надеялась, что ты это сделаешь.
   — Когда я рядом с тобой, то себе не доверяю. Кто знает, что еще ты заставишь меня сделать!
   Она бросила ему полотенце.
   — Ладно. Но прежде чем уйдешь, может быть, хотя бы вытрешь мне спину? — Она повернулась, скрутив мокрые волосы в толстый жгут, ниспадавший до гладких, белых, округлых и очень соблазнительных ягодиц.
   Лукас шлепнул по ним полотенцем. Она, охнув, обернулась к нему — олицетворение оскорбленной невинности.
   — За что?
   — Сама знаешь, ведьмочка, — проворчал он и торопливо выскочил из комнаты, пока здравый смысл и чувство долга не покинули его окончательно.
 
   Когда наконец Лукас, вымытый, причесанный, в свежем фраке спустился в салон, то с благодарностью обнаружил, что Далси распорядилась подать легкий ужин.
   — Я, конечно, люблю рауты у Принни, — объяснила она, — но там всегда маловато еды.
   Платов все еще оставался ее гостем, хотя успел переодеться в необычайно элегантную одежду.
   — Это одежда твоего отца, — объяснила графиня в ответ на вопросительный взгляд Лукаса. — Я не совсем уверена, что полностью поняла рассказ атамана Платова о происшедших событиях по причине языкового барьера, но думаю, ему сегодня вечером лучше не вызывать подозрений своим видом. У нас было достаточно времени, так что Тернер смогла укоротить брюки, пока ты переодевался.
   — Ты успела обо всем позаботиться, мама. — Лукас с аппетитом набросился на холодную ветчину.
   — Ваша невеста не идет с нами? — спросил Платов по-русски.
   Лукас перевел вопрос графине, потом ответил, покачав головой:
   — Нет. Я решил, что ей лучше спокойно отдохнуть в своей комнате.
   Платов вскинул брови.
   — И эта маленькая озорница согласилась?
   Лукас чуть не подавился мясом.
   — Мне удалось… убедить ее взяться за ум.
   — Чтобы убедить в чем-нибудь красавицу против ее воли… для этого требуется такой дар, какого я в вас не подозревал.
   — Почему вы думаете, что это было против ее воли?
   Атаман пожал плечами:
   — Видите ли, у нас в России обычно считают, что если дело не доведено до конца, то лучше было его и не начинать.
   — Это дело я закончу вместо нее… с вашей помощью.
   — На меня можете полностью положиться. — Платов сверкнул глазами и расправил плечи.
   Далси задумчиво посмотрела на мужчин, и Лукас принялся лихорадочно обдумывать, как потактичнее рассказать ей о происходящем… но она вдруг махнула рукой:
   — Не надо ничего придумывать. Я обычно говорила твоему отцу: лучше мне не знать всего, что происходит, чтобы потом меньше лгать.
   — Ты все это время держалась великолепно, мама, — похвалил Лукас.
   — Фи! — воскликнула графиня. — Спроси-ка лучше у атамана Платова, что он предпочитает — чай или кофе?
   Перед тем как покинуть дом, Лукас и Платов, уединившись с сигарами и бренди, полчаса обдумывали, как поступить с Джиллиан. Когда Лукас подавал графине накидку, она, указав рукой на два свертка черного шелка, лежавших на пристенном столике в вестибюле, сказала:
   — Вам это тоже потребуется.
   Лукас с удивлением увидел маскарадные «домино».
   — Это еще зачем? — спросил он.
   — Принни в последний момент решил устроить маскарад, — небрежно сообщила Далси, закрепляя на своей прическе вуаль из синего тюля, украшенную стеклярусом.
   Лукас, уже было собравшийся объяснить Платову, зачем им нужны эти черные капюшоны, вдруг замер на месте, сраженный ужасным подозрением.
   — Татьяна! — Он повернулся к лестнице. Она появилась на верхней площадке в белом шелковом платье и полумаске, скрывающей лицо. — Ты обещала!
   — Я обещала не показывать на приеме нынче вечером своей физиономии и, как видишь, намерена выполнить обещание.
   — Честное слово, мне следовало тебя выпороть!
   — Пожалуйста, если тебе так хочется, — сказала она, спускаясь по лестнице. — Но позволь напомнить, что именно это я сегодня предлагала тебе сделать, а ты предпочел…
   Далси с трудом подавила смешок, а Платов фыркнул, прикрывшись рукавом, без перевода поняв, о чем идет речь.
   — Нет! — крикнул Лукас. — Ни в коем случае! Решительно — нет! Категорически!
   — У нас в России говорят, — начала Татьяна по-русски, — что если дело не доведено до конца, то лучше было его не начинать. Не так ли, атаман Платов?
   — К чертям вашу Россию! — взревел Лукас.
   — Можешь делать что угодно, Лукас. Можешь запереть меня в комнате и проглотить ключ. Можешь связать меня, приковать цепью, но, клянусь, я найду выход. Я обязана довести это дело до конца.
   — Татьяна! — У него перехватило дыхание. Она выглядела такой неземной, такой хрупкой, что казалось, малейший ветерок мог сломать ее. Однако сегодня она доказала, что отнюдь не беззащитна и ее воля так же крепка, как бриллианты, сверкающие в ложбинке между грудей. От полноты чувств глаза его наполнились слезами. — Если что-нибудь с тобой случится…
   — Позволь мне предложить ей взять с собой вот это, — сказала графиня, доставая из ридикюля пистолет с перламутровой ручкой.
   Лукас изумленно взглянул на нее.
   — Мама, давно ли ты носишь с собой эту штуку?
   — Около тридцати пяти лет. Это была идея адмирала. Мне, слава Богу, ни разу не пришлось им воспользоваться.
   — Но ведь она не умеет стрелять! — воскликнул Лукас.
   — Умею. Меня научил Большой Джон. — Татьяна взяла в руки оружие, взвела курок и прицелилась. — Стреляю в деревянную панель возле двери в гостиную — там, где она поцарапана.
   Выстрел обратил Смитерса в бегство, а Далси зажала руками уши.
   Лукас пошел взглянуть на стену.
   — Мимо. На шесть дюймов в сторону.
   — Ничего. Этого достаточно, чтобы остановить нападающего.
   — Давай еще раз, — потребовал Лукас.
   Далси пошарила в ридикюле и выудила пули, а Татьяна быстро и умело перезарядила пистолет и вновь выстрелила.
   — Прошу прощения, миледи, — начал Смитерс, с подозрением принюхиваясь, — но прислуга очень нервничает. Скажите, зтот пистолет…
   — В деревянной панели дырка, — прервала его графиня. — Вон там, возле двери в гостиную. Позаботься о том, чтобы ее заделали. Ну а теперь нам и впрямь следует поспешить.
   Татьяна, улыбнувшись из-под атласной полумаски, протянула Лукасу руку.
   — Милорд?
   Поскольку он не пошевелился, Платов решительно шагнул вперед.
   — Позвольте, мисс Гримальди…
   — Не суйся, Матвей, — сердито остановил его Лукас и строго взглянул на Татьяну сверху вниз: — Мы поговорим обо всем этом позже!
   — Не сомневаюсь! — Она засунула пистолет в изящный ридикюль, свисающий с ее тонкого запястья. — И все же свое обещание я выполнила.
   Лукас что-то недовольно проворчал и повел ее к экипажу, ожидавшему их у дверей.

Глава 33

   К половине восьмого у ворот Карлтон-Хауса уже выстроилась длинная вереница карет. Платов, оставивший своего коня в конюшне графини, восседал в экипаже с довольным видом, потому что по белому жеребцу окружающие немедленно узнали бы его. Лукас, напротив, сильно нервничал, то и дело поправляя свой капюшон и постукивая ногой, пока Далси наконец, потеряв терпение, не прикрикнула:
   — Ради Бога, сиди спокойно! Можно подумать, что тебе срочно надо кое-куда!
   — Мы скорее могли добраться туда пешком, — недовольно пробормотал он.
   — В таком случае почему бы нам не прогуляться? — благоразумно заметила Татьяна.
   Графиня в ужасе округлила глаза.
   — Пешком? Но так не делается!
   Однако Лукас уже постучал в стенку кучеру.
   Далси даже застонала:
   — Вот видишь, Татьяна, что ты наделала?
   — Мы сойдем здесь! — крикнул Лукас вознице наемного экипажа, в котором они приехали, потому что его собственная карета, украшенная гербом, так же бросалась в глаза, как и жеребец атамана. Он помог выйти Татьяне, подождал, пока спрыгнул на землю Платов, потом обратился к графине: — Ты идешь, мама?
   — Ни в коем случае!
   Татьяна оправила юбки, вызвав своим появлением восхищение в толпе зевак.
   — Вот правильно, миледи! — крикнул какой-то толстяк. — Пройдитесь ножками, как простой народ!
   — Поезжайте с леди Стратмир к воротам, — приказал Лукас вознице. Однако Далси, к его изумлению, изящно спустилась вниз, вызвав у зевак новый взрыв одобрительных выкриков.
   — Не смогла допустить, чтобы все внимание досталось другой женщине? — с иронией пробормотал Лукас, подавая ей руку.
   — Перестань говорить глупости! — огрызнулась графиня. — Просто я не рискнула оставить вас, троих болванов, без присмотра.
   Пробираясь вдоль улицы, они почти дошли до ворот, где Лукас оглянулся, всматриваясь в гербы на дверцах карет. Подойдя к одной из них, он поманил своих спутников и постучал в дверцу.
   — Лорд Бартон, не так ли? — вежливо сказал он ошеломленному джентльмену, сидевшему внутри кареты. — И леди Бартон? Как чудесно вы выглядите сегодня вечером. Надеюсь, вы не будете возражать, если мы въедем в ворота в вашей карете?
   — Послушайте, молодой человек, — возмущенно сказал лорд, — я не знаю, кто вы такой, но…
   Лукас приподнял капюшон своего «домино».
   — Я Лукас Стратмир, сэр. Только что, разговаривая со своей матушкой, я пытался вспомнить, где видел вас в последний раз. Может быть, в клубе «Уайтс»? Нет, не там… хотя это, безусловно, был какой-то клуб. Или, вернее, не клуб, а…
   — Подвинься, Агата, — скомандовал, смирившись с судьбой, лорд Бартон. — Лорд Стратмир и его спутники едут с нами.
   — Вы очень любезны. — Лукас подсадил в экипаж графиню.
   В карете было очень тесно, но проехать надо было всего каких-то сто ярдов. Потом дверцу распахнул ливрейный лакей принца-регента, и все они благополучно выбрались на пешеходную дорожку.
   — Спасибо еще раз, старина. — Лукас похлопал лорда Бартона по плечу.
   — Я тебе это припомню! — прошипел Бартон, прежде чем повернуться к супруге. — Агата, малышка моя. Мы идем?
   — Я готова. Приятно было встретиться с тобой, Далсибелла. Надеюсь, что вы все вместе приедете к нам как-нибудь поужинать.
   — Разве что через мой труп! — Лорд Бартон злобно ощерился.
   — Не буду даже спрашивать, в чем тут дело, — сказала Далси сыну.
   — Умница. Лучше не надо. — Он повернулся к Платову. — Матвей, ты останешься с Татьяной?
   — Ни на шаг ее не отпущу, — сказал казак, крепко взяв Татьяну за руку.
   Лукас поцеловал ее.
   — Веди себя хорошо и делай только то, что тебе скажут. Я не шучу.
   — Неужели я когда-нибудь давала повод не доверять мне? — Татьяна насмешливо улыбнулась.
   — Боюсь, дело обстоит именно так.
   Они влились в празднично разодетую толпу гостей, прогуливавшихся по галерее перед входом. Лукас то и дело останавливался, желая убедиться, что Татьяна и Платов следуют за ним. Как всегда на приемах у принца-регента, народу собралось столько, что буквально яблоку некуда было упасть. Далси толпа пронесла мимо друзей и столов с вином и закусками в Розовую атласную гостиную, в то время как Лукас направился в Тронный зал, где должен был находиться принц-регент. Он зорко поглядывал вокруг в надежде увидеть Джиллиан. Она, конечно, будет в маске, но, зная ее тщеславие, Лукас был уверен, что она не станет прятать свои яркие волосы тициановского оттенка. Он дважды останавливался, полагая, что нашел ее, но каждый раз ошибался и, пробираясь сквозь толпу, продолжал бросать взгляды по сторонам.
   Все собрались в Тронном зале, когда небольшие часы пробили девять.
   — Я умираю от жажды, Лукас! — заявила Далси. — Ты позволишь мне поискать где-нибудь бокал вина?
   — Разумеется, но будь настороже, мама. Джиллиан хочет причинить мне зло. Татьяна уже от этого пострадала. Как бы не настала твоя очередь.
   — Я не боюсь этой потаскухи.
   — Вот как? А я так побаиваюсь. — Он наклонился и поцеловал мать в щеку. — Пожалуйста, не снимай маску и не теряй бдительности.
   — Послушай, Лукас, твоя сентиментальность… — Последние слова он не расслышал, потому что толпа тут же оттеснила от него графиню.
   Платов внимательно осмотрел возвышение, где, потягивая вино и с улыбкой поглядывая вниз на своих гостей, восседал принц-регент, одетый в замысловатый костюм Юпитера, верховного бога, повелителя всех богов.
   — Похоже, царя здесь нет, — задумчиво заметил он.
   — И слава Богу. Значит, пока нет и необходимости извещать о своем присутствии. Ты не видела Джиллиан, любовь моя?
   — Нет, — покачав головой, ответила Татьяна.
   — Я тоже. Думаю, что мы… — Его прервали звуки фанфар. — Черт возьми, вот и они! Придется мне идти туда. Матвей, присмотри за Татьяной. Я встречу вас возле занавеса, как только доложусь принцу. — Лукас стал проталкиваться сквозь толпу.
   Платов следовал за ним по пятам, держа Татьяну за локоть так крепко, что она боялась как бы не осталось синяков.
   — Атаман Платов…
   — Лучше зовите меня Матвеем.
   — Матвей, ценю ваше усердие, но вы можете сломать мне руку.
   Он несколько ослабил хватку.
   — Простите, но мне не хочется, чтобы ваш жених обвинял меня в недобросовестном отношении к порученному делу, — усмехнулся он и быстро оглянулся на толпу за ее спиной.
   Татьяна хотела обернуться, но Платов остановил ее.
   — Пожалуйста, осторожнее — около двери стоит леди Иннисфорд.
   Выждав несколько секунд, Татьяна медленно повернулась и увидела белую грудь, выпирающую из глубокого декольте платья, а также маску, изображающую павлина, из-под которой виднелись рыжевато-каштановые локоны.
   — Что нам теперь делать?
   — Вы пойдете к Лукасу и скажете, что мы ее нашли, а я «сяду ей на хвост». — Атаман снова крепко сжал ее локоть. — Слушайте меня, душенька. Идите прямиком на возвышение, нигде не останавливайтесь, ни с кем не говорите, даже с самим царем.
   — Не такая уж я глупая…
   — Вы русская. Излишнюю храбрость оставьте мужчинам. — Он по-отечески похлопал Татьяну по спине. Ей вдруг вспомнилось, как дядюшка Иван тем же тоном успокаивал ее, когда она была ребенком, и у нее защемило сердце.
   — Матвей, что вы собираетесь с ней сделать?
   Он быстро провел пальцем по горлу, и Татьяна вздрогнула. Правда, Джиллиан иного и не заслуживала.
   Платов сделал шаг в сторону, растворился в толпе, и только тут Татьяна поняла, что пройти сквозь плотный строй гостей одной ей вряд ли удастся. Приподнявшись на цыпочки, она увидела, как на возвышении к принцу-регенту и царю присоединилась принцесса Шарлотта. Ее жених, принц Вильгельм Оранский, отсутствовал, а его место занял щеголеватый Леопольд Саксен-Кобург. Принни, как заметила Татьяна, чувствовал себя явно не в своей тарелке.
   В это мгновение на галерее грянула музыка, и Татьяна услышала, как стоявшая рядом дама пробормотала: «Силы небесные! Неужели он решил устроить танцы?» Очевидно, так оно и было. Принни, поднявшись на ноги, жестом приказал освободить место для танцев и поманил пальцем свою любовницу, леди Гертфорд.
   Татьяна протиснулась поближе к возвышению, где Лукас разговаривал с глазу на глаз с царем. Вот он поднял голову, окинул зал внимательным взглядом и, увидев Татьяну, улыбнулся с облегчением. Потом его заслонили от нее почтенная дама с супругом, которые, по всей видимости, собирались присоединиться к танцующим.
 
   Лукас уже несколько минут пытался отделаться от царя Александра, который выбрал самый неподходящий момент, чтобы получить некоторые разъяснения относительно позиции принца-регента по вопросу Эльзаса и Лотарингии. Как и Платов, он заметил появление в дверях головки с бронзовыми локонами и видел, что атаман, оставив Татьяну, двинулся следом за интересующим их объектом. Он также видел, что Татьяна направляется к нему, а следовательно, пока за нее нечего бояться, тем более что внимание Джиллиан отвлечено другим.
   Не спуская глаз с занавеса, где вот-вот должна была появиться Татьяна, Лукас продолжал излагать царю позиции тори и вигов относительно будущих границ Франции, и лишь когда она наконец попала в его поле зрения, он вздохнул е облегчением.
   Закончив разговор с царем, Лукас осторожно пробрался мимо представителей высшей знати союзных государств, заметив мимоходом, что принцесса Шарлотта отдает явное предпочтение принцу Леопольду, и направился к Татьяне, которая, повернувшись к нему спиной, стояла возле занавеса. Она оживленно разговаривала по-русски с одной из фрейлин великой княгини. Наверное, ей доставляет большое удовольствие поговорить на родном языке, подумал Лукас, подходя ближе. Густые белокурые волосы Татьяны были уложены в замысловатую прическу, белое платье облегало ее словно вторая кожа. Он почувствовал жар между бедер. Бриллианты, подаренные им, сверкали в ее ушках и на шее. «Она рождена для того, чтобы блистать в обществе», — с гордостью подумал Лукас. Он наконец приблизился к ней, по-хозяйски обнял за талию и шепнул: «Ты так прекрасна, любовь моя!»
   Женщина резко обернулась; ее зеленые глаза, мелькнувшие в прорезях белой атласной маски, вспыхнули возмущением.
   — Да как вы смеете! — сердито произнесла она по-русски. — Будь мы в России, мой брат приказал бы вас обезглавить за такую наглость!
   Смущенный сверх всякой меры, Лукас поклонился:
   — Прошу прощения, я, видимо, обознался…
   Стоявшая рядом фрейлина поцокала языком.
   — Боже мой, какие невоспитанные эти англичане! Давайте уйдем отсюда, ваша светлость!
   «Ваша светлость!» Боже милосердный, ведь это великая княгиня Олденбургская, и она как две капли воды похожа на Татьяну! Почему он раньше не замечал этого сходства? Она даже застыла и напряглась точно так же, как Татьяна, когда он обнял ее за талию!
   — Идемте, ваша светлость, — повторила фрейлина, бросая через плечо презрительный взгляд на Лукаса. Однако что-то в поведении англичанина привлекло внимание се хозяйки, и она медленно повернулась.
   — Мы с вами знакомы, месье?
   Он приподнял капюшон «домино», с тем чтобы княгиня могла увидеть его лицо.
   — Я лорд Стратмир, ваша светлость. Переводчик…
   — Вы служите этому наглому принцу?
   — Именно так.
   Мгновение спустя она рассмеялась, совсем как Татьяна.
   — И что, позвольте узнать, дает право переводчику обнимать за талию великую княгиню?
   — Я принял вас за вашу дочь, — сказал Лукас, глядя прямо в ее ясные зеленые глаза.
   — Но у меня… нет дочери! — Ее голос дрогнул.
   — Разве? Должно быть, меня неправильно информировали.
   Зеленые глаза следили за ним настороженно — так смотрит кошка, которую загнали в угол.
   — Не согласитесь ли вы потанцевать со мной?
   — Чего ради?
   Лукас подошел к ней совсем близко и еле слышно, так, чтобы не услышала фрейлина, сказал:
   — Ради Казимира Молицына.
   Княгиня некоторое время молчала, потом обернулась к своей фрейлине:
   — София, сообщи его светлости, что я приняла приглашение лорда Стратмира и буду танцевать с ним.
   — Но, ваша светлость…
   — Делай что приказывают! — Великая княгиня повернулась, и Лукас уловил в ее гордой позе то же царственное величие, которое так восхищало его в Татьяне. Сердце его учащенно билось. Наконец-то он подошел совсем близко к разгадке тайны! Родная сестра самого царя — Боже милосердный! Вот отчего в Санкт-Петербурге, когда он пытался навести справки, никто ему так ничего и не сказал.