Страница:
Если соблюдать осторожность, подумала я, то можно добраться до соколенка и вернуть его в безопасное место. Я начала осторожно, дюйм за дюймом, спускаться по тропинке, цепляясь за ветви утесника. Раздвоенные следы копыт оленя отметили маленькие впадины на опасной тропинке.
– Держись, – крикнула я соколенку, который все еще цеплялся за выступ скалы. – Я иду, детеныш, иду!
Наконец я добралась до того места, откуда могла дотянуться до него, но птенец сердито закричал, неуклюже метнувшись в сторону, и опустился на куст, который рос ниже, с трудом цепляясь корнями за склон.
Ненадежная тропинка была искусно проложена дикими животными и вела от одного еле заметного выступа или растения к другому. Я не отваживалась смотреть вниз, на бушующие волны, но не спускала глаз с каменистого склона, старательно выискивая, за что бы уцепиться рукой и осмотрительно ощупывая ногой каждый камень, прежде чем перенести на него вес своего тела.
Этот безрассудный, отчаянный спуск по скале превратился в соревнование между мной и соколенком. Звук бурлящей воды становился все громче, и я поняла, что птица довела меня почти до подножия скалы. Еще один взмах крыльев, и соколенок опустится на узкую полоску песка. Я преодолела последний склон и с облегчением перевела дыхание, когда мои ноги коснулись ровного мягкого берега. Птенец все еще убегал от меня по узкой прибрежной полоске, и я последовала за ним, чувствуя, как холодные брызги волн касаются моих волос и крупицы соли ощущаются на губах.
Как только начнется прилив, узкий берег исчезнет. Я должна была спасти соколенка и вернуться назад, в безопасное место, прежде чем уровень воды поднимется выше этой полоски песка.
Маленький злой птенец с безумной скоростью увлекал меня к тому месту, где берег, похоже, заканчивался у черного зубчатого камня. Соколенок неуклюже взлетел на него. Найдя точку опоры для ног и последовав за ним, я увидела, что песчаный берег продолжается по другую сторону камня.
Но вход в пещеру я заметила, лишь когда подошла к нему вплотную. Он был надежно скрыт шероховатым темным камнем. Передо мной зияло черное отверстие, жадно поглощающее соленую воду, которая плескалась у самого входа в пещеру.
Все это выглядело так зловеще, что моим первым инстинктивным желанием было бежать обратно со скоростью, на какую способны мои ноги. Соколенок, видимо, тоже почувствовал опасность, потому что закричал и позволил мне приблизиться к нему. Еще один шаг – и я поймаю его.
Я бросилась вперед, снова почувствовав, как маленькие острые когти впились в мою руку. С криком упав на колени, я увидела отпечатки следов на песке у входа в пещеру. Значит, в Соколином замке есть пещера, подумала я, не особенно удивившись этому после посещения Данлюса. И кто-то недавно вошел в нее, но с какой целью? Я вспомнила, как наблюдала сегодня рано утром за Хью, который исчез за вершиной мыса, и поискала взглядом тропинку, ведущую к пещере с другой стороны. Вся поверхность скалы была изрезана впадинами и трещинами. Ловкий человек смог бы найти путь от дома к пещере, избежав падения. Но зачем ему это понадобилось? Две женщины уже погибли здесь, упав со скалы. При этой мысли я вздрогнула. Один неверный шаг будет означать смерть. Именно так умерла Шейна О'Нил, а до нее Ария Депрей. Я изумлялась собственной дерзости и не находила сейчас мужества подняться наверх.
Придвинувшись ближе к черному зазубренному отверстию пещеры и все еще держа соколенка, я вглядывалась в кромешную тьму. Если Хью там, возможно, он поможет мне.
Нанесенный волнами песок в начале пещеры был испещрен многочисленными следами. Поток холодного воздуха с силой ударил мне в лицо. Я догадалась, что у вершины мыса должен быть другой выход, который обеспечивает вентиляцию. Не легче ли через пещеру подняться наверх?
Я решила выяснить это и направилась в темную глубь, вдыхая холодный, пропитанный влагой воздух, такой зловонный, как будто там жило покрытое слизью отвратительное существо.
Сквозь покрытые мхом стены просачивалась вода. Почва под ногами резко поднималась вверх. Во мне зародилась надежда на благополучный подъем, и я продолжала углубляться в беспросветный мрак. Несмотря на опасность, которая могла таиться в пещере, сам подъем едва ли мог оказаться более трудным, чем еле заметная тропинка, ведущая к вершине отвесной скалы.
Соколенок замолк в моей руке, видимо, приняв влажную мглу за наступление ночи. Я ощущала беспокойство, как будто кто-то находился неподалеку, прислушиваясь и выжидая. Вместе с потоком холодного воздуха до меня донесся запах какого-то горючего, и я поняла, что кто-то зажигал фонарь в пещере.
– Хью! – позвала я.
Мой голос прокатился эхом по всей подземной камере и постепенно замолк. Я крикнула снова. Как ни странно, кто-то зашевелился в темноте впереди меня. Я различила неясные очертания мужчины.
– Хью! – закричала я с облегчением.
– Вам не следовало приходить, – произнес он. Голос был так похож на Шейна, что я приняла бы его за кузена, если бы не видела Хью на мысу.
– Мне пришлось, – ответила я, протягивая ему птенца. – Этот соколенок упал со скалы. Я подумала, что он погибнет, если не спасти его. Он еще не научился летать и не сумел бы подняться наверх.
Его поза испугала меня. Он стоял неподвижно, очертания фигуры неясно вырисовывались в слабом свете, едва проникавшем через отверстие пещеры. Я поняла, что он должен был зажечь фонарь. Почему он дал ему погаснуть?
– Пошли, – сказал он мне.
– У вас есть фонарь? – спросила я, неуверенно шагнув вперед.
– Когда я сказал, что вы не должны были приходить сюда, я имел в виду, что вам следует держаться подальше от Соколиного замка, – сказал он, проигнорировав мой вопрос.
На этот раз звонкий голос О'Нила прозвучал зловеще, как сигнал, предупреждающий о скрытой опасности. Инстинкт самосохранения побудил меня повернуться и побежать прочь от него, к солнечному свету за пределами уродливой пасти пещеры. Но пробежав совсем немного, я почувствовала, как его руки обвились вокруг меня, и поняла, что он намерен расправиться со мной. Хью – убийца Шейны, подумала я, ощупывая свободной рукой его лицо.
Я нащупала оба глаза и с ужасом поняла, что мужчина, который держал меня в смертельном объятии, не носит на одном из них повязку!
– Шейн! – закричала я, думая, что он все-таки сумасшедший.
Затем меня ударили по голове и поволокли по неровному полу пещеры, больно ударяя о камни.
Я с облегчением восприняла нахлынувшую на меня волну беспамятства.
Я пошевелилась, боль, словно кокон, обволакивала меня. Что-то мягкое и теплое зашевелилось в моей руке, и я отчаянно сжала ее, будто хватаясь за саму жизнь. Поблизости слышался шум моря, подползающий по песку прилив готов был с жадностью наброситься на меня. Язык холодной воды лизнул мою щеку.
Я с трудом отодвинулась ближе к скалам, подальше от воды. Меня оставили умирать на узкой полоске берега. Я вспомнила, что слышала в пещере голос Шейна, ощущала пальцами гладкость кожи его лица и выпуклости его блестящих янтарных глаз.
Затем мое сознание ослабло, и я снова стала погружаться в темноту.
Очнувшись в следующий раз, я почувствовала чье-то присутствие, помимо пухового теплого комочка в моей руке. Кто-то прикоснулся ко мне.
– Так ты все еще жива? – произнес низкий голос.
Острая боль пронзила меня, и я застонала.
– Ты будешь жить! – убежденно проворчал кто-то.
Я почувствовала, как сильные руки обвились вокруг моего тела и подняли меня с песка. Моя голова склонилась на твердое плечо, и, казалось, что душа отделилась от тела, воспарив над краем черной ямы.
Меня несли, я болезненно ощущала толчки на неровностях почвы, чувствовала запах омываемых влагой камней, тины и мха. Плечо, на которое я склонилась, было сильным. Как ни странно, я почувствовала себя в безопасности и разрешила себе снова погрузиться в темноту.
Первое, что я услышала, когда проснулась, был крик соколенка. Значит, спасли нас обоих. Я вздохнула и закрыла глаза, ощутив нежное прикосновение руки к своему лбу.
– Кассандра? Дорогая?
Это был голос Шейна, исполненный глубочайшей нежности. Меня охватило отвращение при его звуке, хотя причины этого я не понимала. Затем сознание мое прояснилось. Видела ли я сон? Пригрезились ли мне в уродливом ночном кошмаре пещера и человек в ней? Мысли мои путались, и я попыталась окончательно проснуться, чтобы избавиться от них.
Но я проснулась, а мысли остались, темные, потаенные тени заполнили больной мозг.
– Мне кажется, она, наконец, пришла в себя. – Это снова был голос Шейна. – Похоже, этому помог соколенок своими ужасными криками. Я и не представлял, что она станет так опекать его. Я всего лишь хотел вытащить его, попытался разжать ее пальцы.
– Ничего другого и нельзя ожидать от женщины, рожденной и воспитанной в семействе О'Нил, – произнес кто-то, чей голос был смутно знаком.
Я отчаянно пыталась заговорить и уверить этого человека в том, что я не О'Нил… Мои мысли затуманились из-за имени. Шейна? Нет! Никогда! Кассандра – как белая статуя! Кассандра Маги! Да, это так! Я не должна забывать.
Я заставила себя открыть глаза и посмотреть вокруг в поисках этого другого человека.
– Она просыпается. – Я посмотрела прямо в теплые и добрые карие глаза. Они принадлежали доктору Вулфу О'Лири.
– Я Шейна, – прошептала я.
– Успокойтесь, Касси, – сказал Вулф.
Шейн оттолкнул его в сторону и склонился надо мной.
– Так ты знаешь? – спросил он с тем же диким пытливым выражением, которое мне довелось узнать слишком хорошо.
Я в очередной раз подумала, что он сумасшедший. Он пытался убить меня.
– Я Кассандра, – сказала я, отбирая правильное имя из кошмарных теней.
– Это на данный момент, – произнес Вулф. – Лучше дать, ей отдохнуть. Бог знает, как она нуждается в этом после такого падения.
– Ты уверен, Вулф, что с ней все будет в порядке? – спросил Шейн.
Он хочет, чтобы я умерла, подумала я. Он так взволнован, потому что не сумел убить меня.
– Уверен, Шейн, – ответил Вулф. – Ей нужно лишь немного времени.
Появилась женщина в странной белой форме. Миссис Джигс в платье из далекого прошлого, старинном платье няни. Но как же я это поняла, если не знала даже собственного имени?
– Я Кассандра, – повторила я.
– Все в порядке, дитя, – ответила миссис Джигс. – А теперь просто лежи спокойно, дорогая. Благослови тебя Бог, ты так страшно упала. Но это можно поправить.
Я почувствовала себя в безопасности рядом с нею и заснула.
Когда я проснулась, возле меня находился Шейн.
– Вы! – прошептала я.
– Все в порядке, Кассандра, – сказал он. – Теперь вы вне опасности.
– Вы пытались убить меня, – обвинила я его. – Там, в пещере.
– Вам приснился дурной сон, дорогая. Никто вас не пытался убить. Вы лежали на полу у подножия лестницы, ведущей в мезонин. Очевидно, вы упали и ударились головой об эту уродливую статую Аполлона. Я приказал Тейлору убрать ее. Не один год я подозревал, что она может представлять опасность. Жаль, что именно вы доказали справедливость моей теории.
– Так вы все отрицаете? – с трудом выговорила я.
– А чего вы ожидали? – спросил Шейн, на его лице появилось удивленное выражение. – Признать то, что существует в вашем помутившемся сознании? Убить вас? Боже мой, Кассандра, в этом доме не я чудовище! Я думал, что вы знаете… – Он оборвал фразу. – Так вот. Вам полагается успокоиться и отдыхать. Мы искали вас повсюду, когда вы исчезли. Миссис Джигс видела, что вы уходите по дороге со своим соколом. Но никто не заметил, как вы вернулись, и никому не пришло в голову искать вас в мезонине. Пока мы с Фоссом не обнаружили вас лежащей без сознания у подножия лестницы.
Так все-таки это был сон? Я недоумевала. Моя голова ужасно болела, и я ни в чем не была уверена. У меня не сохранилось воспоминаний о Фоссе Данкуорте. Смутно я вспоминала берег моря и сильное, твердое плечо, на которое я склонилась. Кажется, тот человек говорил со мной простым, примитивным языком, как ребенок.
Но, в конце концов, возможно, и не было ни берега моря, ни пещеры. А этот похожий на ребенка человек нашел меня у подножия лестницы в мезонин. Я хорошо помнила статую Аполлона, так как она ассоциировалась у меня с Аланом Девором.
Лучше бы это было именно так.
Глава 11
– Держись, – крикнула я соколенку, который все еще цеплялся за выступ скалы. – Я иду, детеныш, иду!
Наконец я добралась до того места, откуда могла дотянуться до него, но птенец сердито закричал, неуклюже метнувшись в сторону, и опустился на куст, который рос ниже, с трудом цепляясь корнями за склон.
Ненадежная тропинка была искусно проложена дикими животными и вела от одного еле заметного выступа или растения к другому. Я не отваживалась смотреть вниз, на бушующие волны, но не спускала глаз с каменистого склона, старательно выискивая, за что бы уцепиться рукой и осмотрительно ощупывая ногой каждый камень, прежде чем перенести на него вес своего тела.
Этот безрассудный, отчаянный спуск по скале превратился в соревнование между мной и соколенком. Звук бурлящей воды становился все громче, и я поняла, что птица довела меня почти до подножия скалы. Еще один взмах крыльев, и соколенок опустится на узкую полоску песка. Я преодолела последний склон и с облегчением перевела дыхание, когда мои ноги коснулись ровного мягкого берега. Птенец все еще убегал от меня по узкой прибрежной полоске, и я последовала за ним, чувствуя, как холодные брызги волн касаются моих волос и крупицы соли ощущаются на губах.
Как только начнется прилив, узкий берег исчезнет. Я должна была спасти соколенка и вернуться назад, в безопасное место, прежде чем уровень воды поднимется выше этой полоски песка.
Маленький злой птенец с безумной скоростью увлекал меня к тому месту, где берег, похоже, заканчивался у черного зубчатого камня. Соколенок неуклюже взлетел на него. Найдя точку опоры для ног и последовав за ним, я увидела, что песчаный берег продолжается по другую сторону камня.
Но вход в пещеру я заметила, лишь когда подошла к нему вплотную. Он был надежно скрыт шероховатым темным камнем. Передо мной зияло черное отверстие, жадно поглощающее соленую воду, которая плескалась у самого входа в пещеру.
Все это выглядело так зловеще, что моим первым инстинктивным желанием было бежать обратно со скоростью, на какую способны мои ноги. Соколенок, видимо, тоже почувствовал опасность, потому что закричал и позволил мне приблизиться к нему. Еще один шаг – и я поймаю его.
Я бросилась вперед, снова почувствовав, как маленькие острые когти впились в мою руку. С криком упав на колени, я увидела отпечатки следов на песке у входа в пещеру. Значит, в Соколином замке есть пещера, подумала я, не особенно удивившись этому после посещения Данлюса. И кто-то недавно вошел в нее, но с какой целью? Я вспомнила, как наблюдала сегодня рано утром за Хью, который исчез за вершиной мыса, и поискала взглядом тропинку, ведущую к пещере с другой стороны. Вся поверхность скалы была изрезана впадинами и трещинами. Ловкий человек смог бы найти путь от дома к пещере, избежав падения. Но зачем ему это понадобилось? Две женщины уже погибли здесь, упав со скалы. При этой мысли я вздрогнула. Один неверный шаг будет означать смерть. Именно так умерла Шейна О'Нил, а до нее Ария Депрей. Я изумлялась собственной дерзости и не находила сейчас мужества подняться наверх.
Придвинувшись ближе к черному зазубренному отверстию пещеры и все еще держа соколенка, я вглядывалась в кромешную тьму. Если Хью там, возможно, он поможет мне.
Нанесенный волнами песок в начале пещеры был испещрен многочисленными следами. Поток холодного воздуха с силой ударил мне в лицо. Я догадалась, что у вершины мыса должен быть другой выход, который обеспечивает вентиляцию. Не легче ли через пещеру подняться наверх?
Я решила выяснить это и направилась в темную глубь, вдыхая холодный, пропитанный влагой воздух, такой зловонный, как будто там жило покрытое слизью отвратительное существо.
Сквозь покрытые мхом стены просачивалась вода. Почва под ногами резко поднималась вверх. Во мне зародилась надежда на благополучный подъем, и я продолжала углубляться в беспросветный мрак. Несмотря на опасность, которая могла таиться в пещере, сам подъем едва ли мог оказаться более трудным, чем еле заметная тропинка, ведущая к вершине отвесной скалы.
Соколенок замолк в моей руке, видимо, приняв влажную мглу за наступление ночи. Я ощущала беспокойство, как будто кто-то находился неподалеку, прислушиваясь и выжидая. Вместе с потоком холодного воздуха до меня донесся запах какого-то горючего, и я поняла, что кто-то зажигал фонарь в пещере.
– Хью! – позвала я.
Мой голос прокатился эхом по всей подземной камере и постепенно замолк. Я крикнула снова. Как ни странно, кто-то зашевелился в темноте впереди меня. Я различила неясные очертания мужчины.
– Хью! – закричала я с облегчением.
– Вам не следовало приходить, – произнес он. Голос был так похож на Шейна, что я приняла бы его за кузена, если бы не видела Хью на мысу.
– Мне пришлось, – ответила я, протягивая ему птенца. – Этот соколенок упал со скалы. Я подумала, что он погибнет, если не спасти его. Он еще не научился летать и не сумел бы подняться наверх.
Его поза испугала меня. Он стоял неподвижно, очертания фигуры неясно вырисовывались в слабом свете, едва проникавшем через отверстие пещеры. Я поняла, что он должен был зажечь фонарь. Почему он дал ему погаснуть?
– Пошли, – сказал он мне.
– У вас есть фонарь? – спросила я, неуверенно шагнув вперед.
– Когда я сказал, что вы не должны были приходить сюда, я имел в виду, что вам следует держаться подальше от Соколиного замка, – сказал он, проигнорировав мой вопрос.
На этот раз звонкий голос О'Нила прозвучал зловеще, как сигнал, предупреждающий о скрытой опасности. Инстинкт самосохранения побудил меня повернуться и побежать прочь от него, к солнечному свету за пределами уродливой пасти пещеры. Но пробежав совсем немного, я почувствовала, как его руки обвились вокруг меня, и поняла, что он намерен расправиться со мной. Хью – убийца Шейны, подумала я, ощупывая свободной рукой его лицо.
Я нащупала оба глаза и с ужасом поняла, что мужчина, который держал меня в смертельном объятии, не носит на одном из них повязку!
– Шейн! – закричала я, думая, что он все-таки сумасшедший.
Затем меня ударили по голове и поволокли по неровному полу пещеры, больно ударяя о камни.
Я с облегчением восприняла нахлынувшую на меня волну беспамятства.
Я пошевелилась, боль, словно кокон, обволакивала меня. Что-то мягкое и теплое зашевелилось в моей руке, и я отчаянно сжала ее, будто хватаясь за саму жизнь. Поблизости слышался шум моря, подползающий по песку прилив готов был с жадностью наброситься на меня. Язык холодной воды лизнул мою щеку.
Я с трудом отодвинулась ближе к скалам, подальше от воды. Меня оставили умирать на узкой полоске берега. Я вспомнила, что слышала в пещере голос Шейна, ощущала пальцами гладкость кожи его лица и выпуклости его блестящих янтарных глаз.
Затем мое сознание ослабло, и я снова стала погружаться в темноту.
Очнувшись в следующий раз, я почувствовала чье-то присутствие, помимо пухового теплого комочка в моей руке. Кто-то прикоснулся ко мне.
– Так ты все еще жива? – произнес низкий голос.
Острая боль пронзила меня, и я застонала.
– Ты будешь жить! – убежденно проворчал кто-то.
Я почувствовала, как сильные руки обвились вокруг моего тела и подняли меня с песка. Моя голова склонилась на твердое плечо, и, казалось, что душа отделилась от тела, воспарив над краем черной ямы.
Меня несли, я болезненно ощущала толчки на неровностях почвы, чувствовала запах омываемых влагой камней, тины и мха. Плечо, на которое я склонилась, было сильным. Как ни странно, я почувствовала себя в безопасности и разрешила себе снова погрузиться в темноту.
Первое, что я услышала, когда проснулась, был крик соколенка. Значит, спасли нас обоих. Я вздохнула и закрыла глаза, ощутив нежное прикосновение руки к своему лбу.
– Кассандра? Дорогая?
Это был голос Шейна, исполненный глубочайшей нежности. Меня охватило отвращение при его звуке, хотя причины этого я не понимала. Затем сознание мое прояснилось. Видела ли я сон? Пригрезились ли мне в уродливом ночном кошмаре пещера и человек в ней? Мысли мои путались, и я попыталась окончательно проснуться, чтобы избавиться от них.
Но я проснулась, а мысли остались, темные, потаенные тени заполнили больной мозг.
– Мне кажется, она, наконец, пришла в себя. – Это снова был голос Шейна. – Похоже, этому помог соколенок своими ужасными криками. Я и не представлял, что она станет так опекать его. Я всего лишь хотел вытащить его, попытался разжать ее пальцы.
– Ничего другого и нельзя ожидать от женщины, рожденной и воспитанной в семействе О'Нил, – произнес кто-то, чей голос был смутно знаком.
Я отчаянно пыталась заговорить и уверить этого человека в том, что я не О'Нил… Мои мысли затуманились из-за имени. Шейна? Нет! Никогда! Кассандра – как белая статуя! Кассандра Маги! Да, это так! Я не должна забывать.
Я заставила себя открыть глаза и посмотреть вокруг в поисках этого другого человека.
– Она просыпается. – Я посмотрела прямо в теплые и добрые карие глаза. Они принадлежали доктору Вулфу О'Лири.
– Я Шейна, – прошептала я.
– Успокойтесь, Касси, – сказал Вулф.
Шейн оттолкнул его в сторону и склонился надо мной.
– Так ты знаешь? – спросил он с тем же диким пытливым выражением, которое мне довелось узнать слишком хорошо.
Я в очередной раз подумала, что он сумасшедший. Он пытался убить меня.
– Я Кассандра, – сказала я, отбирая правильное имя из кошмарных теней.
– Это на данный момент, – произнес Вулф. – Лучше дать, ей отдохнуть. Бог знает, как она нуждается в этом после такого падения.
– Ты уверен, Вулф, что с ней все будет в порядке? – спросил Шейн.
Он хочет, чтобы я умерла, подумала я. Он так взволнован, потому что не сумел убить меня.
– Уверен, Шейн, – ответил Вулф. – Ей нужно лишь немного времени.
Появилась женщина в странной белой форме. Миссис Джигс в платье из далекого прошлого, старинном платье няни. Но как же я это поняла, если не знала даже собственного имени?
– Я Кассандра, – повторила я.
– Все в порядке, дитя, – ответила миссис Джигс. – А теперь просто лежи спокойно, дорогая. Благослови тебя Бог, ты так страшно упала. Но это можно поправить.
Я почувствовала себя в безопасности рядом с нею и заснула.
Когда я проснулась, возле меня находился Шейн.
– Вы! – прошептала я.
– Все в порядке, Кассандра, – сказал он. – Теперь вы вне опасности.
– Вы пытались убить меня, – обвинила я его. – Там, в пещере.
– Вам приснился дурной сон, дорогая. Никто вас не пытался убить. Вы лежали на полу у подножия лестницы, ведущей в мезонин. Очевидно, вы упали и ударились головой об эту уродливую статую Аполлона. Я приказал Тейлору убрать ее. Не один год я подозревал, что она может представлять опасность. Жаль, что именно вы доказали справедливость моей теории.
– Так вы все отрицаете? – с трудом выговорила я.
– А чего вы ожидали? – спросил Шейн, на его лице появилось удивленное выражение. – Признать то, что существует в вашем помутившемся сознании? Убить вас? Боже мой, Кассандра, в этом доме не я чудовище! Я думал, что вы знаете… – Он оборвал фразу. – Так вот. Вам полагается успокоиться и отдыхать. Мы искали вас повсюду, когда вы исчезли. Миссис Джигс видела, что вы уходите по дороге со своим соколом. Но никто не заметил, как вы вернулись, и никому не пришло в голову искать вас в мезонине. Пока мы с Фоссом не обнаружили вас лежащей без сознания у подножия лестницы.
Так все-таки это был сон? Я недоумевала. Моя голова ужасно болела, и я ни в чем не была уверена. У меня не сохранилось воспоминаний о Фоссе Данкуорте. Смутно я вспоминала берег моря и сильное, твердое плечо, на которое я склонилась. Кажется, тот человек говорил со мной простым, примитивным языком, как ребенок.
Но, в конце концов, возможно, и не было ни берега моря, ни пещеры. А этот похожий на ребенка человек нашел меня у подножия лестницы в мезонин. Я хорошо помнила статую Аполлона, так как она ассоциировалась у меня с Аланом Девором.
Лучше бы это было именно так.
Глава 11
О том, чтобы работать с Шейном над книгой в эту неделю, не могло быть и речи. Я лежала в розовой комнате, наблюдая, как все обитатели дома крутятся вокруг меня. Каждый день по очереди приходили все члены семьи, не оттого, что их волновало мое здоровье, а потому, что они подозревали меня. И я служила им развлечением в скучной жизни.
Я с нетерпением ждала ежедневных визитов доктора Вулфа О'Лири, а также Шейна, так как приняла его объяснение, что упала с лестницы, ведущей в мезонин. Но смутные воспоминания все еще теснились в моей голове, упорно заставляя меня возвращаться к другой версии.
Меня навестила Нора.
– Моя дорогая, – сказала она, – какой ужас, не перестаю я твердить себе. Вы знаете, мы отложили сеанс из-за несчастья, случившегося с вами. Так решила Трула. Как только вы поправитесь, мы пообщаемся с духами. Вероятно, они дадут нам какие-то ответы… – Ее голос замер.
Похоже, у Норы были сомнения относительно моего падения, и она тоже пыталась убедить себя в чем-то.
– У вас была разбита вся голова, – продолжала она через некоторое время. – Вулфу пришлось наложить столько повязок. Никогда не подумала бы, что уродливая статуя способна нанести такие повреждения. Хотя, конечно, она сделана из мрамора, самого лучшего, привезенного из Италии. Старый Шейн всегда требовал всего самого лучшего.
– Все О'Нилы требуют самого лучшего, – на пороге появился Вулф. – Вот почему я здесь. – Его лицо расплылось в ласковой улыбке. – Как вы себя чувствуете сегодня, Касси?
От его взгляда мне сделалось тепло и уютно. Я почувствовала, что могу доверять Вулфу О'Лири. Самое время, подумала я, спросить его о ранах на моей голове. Он должен знать, откуда они появились. Если я ударилась головой о статую, то должны быть отметины, соответствующие ее очертаниям.
Я приступила к обсуждению этого вопроса после того, как ушла Нора.
– Нет сомнений, что на вашу голову обрушился невероятно сильный удар. – Вулф улыбнулся мне. – Мы нашли вашу туфлю на верхней площадке лестницы. И по всему телу были порезы и многочисленные царапины, которые, скорее всего, возникли от удара о ступени при падении. – Он откинул одеяло и завернул рукав моего халата, указывая на черно-синюю отметину на моей руке. – У вас по всему телу такие синяки, – сказал он. – Вот почему вам больно.
Мое лицо залилось краской при мысли, что большой красивый доктор в данный момент знает о моем теле больше, чем я сама. Я откинулась назад, вспоминая фотографию, которую нашла в мезонине, и спросила о ней Вулфа.
– Ничего такого при вас не было, – сказал он. – Я помогал миссис Джигс разобраться с вашей одеждой, когда случилось несчастье. Под ней не было никакой фотографии. – Он умолк, задумавшись, потом спросил: – Она была очень важна для вас?
– Не особенно. – Я убеждала себя, что не имеет значения, кем была моя мать. Я все еще оставалась Касси Маги, которой пробыла двадцать шесть лет, и ничто не могло изменить этого.
Но я не могла не думать о том, зачем кому-то понадобилось забрать у меня эту фотографию. Для чего человеку, который следил за мной в мезонине, старая пожелтевшая фотография? Был ли это Шейн?
– Я подумала, что кто-то напал на меня, – призналась я в своем сомнении Вулфу. – Может быть, Шейн.
Вулф был настолько поражен, что я пожалела о высказанных вслух мрачных подозрениях, не дававших мне покоя.
– Вы знали Шейну? – переменила я тему.
– Все знали Шейну. – Вулф отвернулся от меня к очагу. – В той или иной степени, – добавил он.
– Обитатели дома считают, что я – Шейна. Иногда я и сама не уверена, что все еще Касси Маги.
Вулф повернулся ко мне.
– Вы совершенно не похожи на нее, Касси. Совершенно. – Он улыбнулся. – Мужчина может полюбить такую девушку, как вы. Я представляю, сколько желающих найдется. С Шейной это была бы страсть, и ничего больше. Знаю, что это звучит грубо. Нет, вы – Касси, а не Шейна.
– Благодарю вас, Вулф, – сказала я.
– Если бы вы знали Шейну, то поняли бы, что я имею в виду. Она была необузданной. Вольная душа. Не ее вина, что она стала такой. По моему мнению, старый Шейн во многом способствовал этому. Он был их дедом – Шейна и Шейны, а также Рой и Хью. Необыкновенно красивый мужчина, но тиран в определенном смысле.
– Рой говорила, что он пытался направить Шейну на путь истинный, рассказывая ей об Арии Депрей, служанке, которая разбилась, упав со скалы.
– Существуют две версии этой истории, – сказал Вулф. – Та, которую рассказывали в городке, и старого Шейна. Мой отец в то время был врачом в Соколином озере. Все считали, что девушка, как говорится, попала в беду. И записи отца подтверждают это. Я заглянул в них из любопытства, когда Шейна исчезла с того самого места, которое много лет назад выбрала Ария Депрей. Она вела себя неосмотрительно, и для нее это был выход из положения. Возможно, Шейна, пошла к скалам, задумав то же самое, Бог свидетель. Старый Шейн не раз рассказывал историю позора Арии, доведшего ее до самоубийства, всем детям. Он использовал ее в качестве назидания, несмотря на то что все в городе знали, что старый Шейн и Ария были любовниками. Он был лет на сорок пять старше нее. Она была тщеславной девушкой и хотела прибрать к рукам Соколиный замок. Но старый Шейн не собирался отдавать ей его. И, как частенько случается, остепенившись, сделался ярым поборником добродетели. Он хотел, чтобы внуки вели себя так, как он требовал от них, а не так, как вел себя сам. И не так, как вел себя вслед за ним его сын Кон.
– Коном звали отца Шейна и Шейны? – спросила я.
– Старый Шейн цеплялся за древние имена. Всю свою семью он назвал в честь давным-давно живших О'Нилов, – сказал Вулф. – Он был одержим страстью, навязчивой идеей изучить древние легенды и вернуть их к жизни. – Вулф умолк. – Да, Кон был отцом Шейна и Шейны. Он обладал необузданным нравом, и, возможно, Шейна унаследовала свои наклонности от него. Она подражала своему отцу, открыто не повинуясь старому Шейну. Когда у Кона родились близнецы, он не отказался от разгульной жизни, а заодно от ссор со стариком. Отец Рой и Хью – Мэтью – старался быть примерным сыном. Тем не менее старый Шейн был намерен оставить Соколиный замок Кону и его потомкам – Шейну и Шейне.
– Если старый Шейн сделался таким ярым поборником добродетели, почему он предпочел Кона Мэтью? – спросила я, чувствуя, что к этой истории меня влечет нечто большее, чем праздное любопытство.
– Потому что Мэтью был незаконнорожденным, – объяснил мне Вулф. – Старый Шейн позаботился о том, чтобы Мэтью и его семья – Нора, Хью и Рой – имели крышу над головой до тех пор, пока они живут в Соколином замке. Но далее его забота о них не простиралась. Только законнорожденные и безгрешные О'Нилы имеют право наследования. Старый Шейн специально оговорил это в завещании. Ни один из О'Нилов, чей отец был незаконнорожденным, не может наследовать Соколиный замок. Раньше О'Нилы имели репутацию распутников, и, похоже, старый Шейн был намерен положить этому конец. Даже на Шейну распространялась эта установка. Она унаследовала половину Соколиного замка после смерти старого Шейна – он, между прочим, пережил обоих сыновей – Кона и Мэтью. Если бы у Шейны появился ребенок вне законного брака, то доля ее наследства автоматически переходила к Шейну. И, конечно, окажись Шейн отцом незаконнорожденного ребенка, его доля должна была перейти к Шейне. В случае если бы они оба пошли по кривой дорожке, тогда имение возвратилось бы к незаконной ветви семьи – к Хью – последнему представителю династии по мужской линии. А в качестве приложения он унаследует пункт завещания, установленный старым Шейном.
– Если Шейна обнаружила, что беременна, она могла выйти замуж, ликвидировав оговорку старого Шейна, – резонно возразила я. – Мне кажется, любой молодой человек, у которого была связь с ней, был бы просто счастлив узаконить ребенка Шейны. Учитывая, что она была богатой молодой женщиной.
– Старый Шейн подумал об этом, – объяснил Вулф. – Ребенок Шейны должен был родиться не ранее, чем через девять месяцев после заключения брака, только в этом случае она могла унаследовать свою долю Соколиного замка. То же самое относится к Шейну. – Вулф усмехнулся. – Я говорил вам, что он старый подонок.
– Не думаю, что мне нравится дед О'Нил, – согласилась я. – Он кажется бессердечным. Но это не означает, что я приветствую свободу нравов. Люди имеют право на свои ошибки.
– Старый Шейн считал, что облагодетельствовал этих ребят, став их совестью. Он знал, какой хочет видеть их жизнь. Имея ужасное пристрастие к прошлому, он тратил значительную часть своего времени на добывание фактов о семействе О'Нил. Раза два он путешествовал по Ирландии и вывез оттуда те старые семейные реликвии, которые сумел разыскать, чтобы создать здесь соответствующую атмосферу. Полагаю, вас ознакомили с кровавым камнем, который, по легенде, источает капли крови при малейшем намеке на смерть.
Я кивнула, вспомнив близкое знакомство с тем странным камнем и капли крови Шейна, ярко сверкавшие на его гладкой поверхности. Не мою ли смерть они предрекали? Меня пронизала дрожь.
– Я познакомилась с Шейном в Ирландии, – объяснила я. – Он рассказывал мне о семействе О'Нил, пока мы были там.
Вулф удивленно посмотрел на меня, в его глазах блестело явное любопытство.
– Я не знал об этом, – сказал он.
– Мы провели вместе значительную часть времени, – призналась я. – Наши отношения были как у брата и сестры. Шейн хотел, чтобы это было так.
Вулф кивнул, и я поняла, что он думает об условии завещания старого Шейна.
– Я и сама хотела того же, конечно, – продолжала я. – Я не смогла бы путешествовать с ним, если бы наши отношения были другими. Я не… не такая, как Шейна, – добавила я невыразительно.
Затем я продолжила рассказ, стараясь объяснить ему суть своих отношений с Шейном О'Нилом.
– Наша привязанность друг к другу не имеет физического характера. Кроме того, мы так поразительно похожи друг на друга. Наверное, я бы потянулась к любому человеку, у которого были бы мои черты лица, в силу одного только эгоизма. Шейн также, я полагаю. Я на самом деле почувствовала, что вполне могла бы быть его настоящей сестрой, Шейной, хотя я еще не знала о ней. Только сейчас я с ужасом поняла, насколько неустойчива моя собственная индивидуальность. Как будто с тех пор, как встретила Шейна, я не вполне уверена, кто я такая. Он сильный и властный. Именно таким я представляла себе Шейна Гордого.
– Старый Шейн забил внуку голову великими идеями, внушая ему гордость за своих предков. Он хотел, чтобы Шейн продолжил древние семейные традиции. Боюсь, для наших дней это не слишком практично, хотя Шейн достаточно сложная личность, чтобы слепо исполнять указания деда. Он представляет тип человека, которого люди обожают и ненавидят одновременно. Их влечет к нему этот парадокс его характера: то он ласковый и нежный, то холодный и надменный, как Шейн Гордый. – Вулф покачал головой, на его выразительных губах играла любящая, снисходительная улыбка.
Значит, Вулф тоже считает, что Шейн не совсем нормален? Неужели старик исковеркал души близнецов своей маниакальной одержимостью и завещательным отказом в недвижимости по нравственным принципам?
Когда Вулф покинул меня, я задумалась над тем, где же найти ответы па вопросы, терзающие мой разум. Кто и почему отобрал у меня фотографию моей матери? Я не была уверена, что меня обрадует известие о принадлежности моей матери к этой странной семье из Соколиного замка. Я почти готова была забыть о своем страшном открытии после того, как фотография пропала. Почти, но не совсем.
На следующий день пришло письмо от Сью Багли. В нем она рассказала мне, что дом бабушки Мэри был взломан и ограблен. Я не могла не почувствовать, что найденная мною фотография матери каким-то образом связана с этим событием.
«Все это очень странно, – прочитала я в письме Сью, – но я не обнаружила никакой пропажи. Воры – кем бы они ни были – сосредоточили свои поиски на чердаке и устроили там страшный погром. Содержимое многочисленных сундуков твоей бабушки разбросано повсюду. Я не знала, что человек по имени Уэнделл Л. Уилки баллотировался на пост президента против Рузвельта в 1940 году, а ты знала? Я обнаружила это, когда пыталась привести в порядок старые политические документы твоего отца. К счастью – и ты поблагодаришь меня за это, Касси, – у меня было какое-то предчувствие: всего за несколько дней до взлома я увезла тот особый сундук, в котором хранились драгоценности и старая Библия. Поскольку все вокруг с ума сходят по антиквариату, мне пришло в голову, что за эти старые вещички в их нынешнем виде ты сможешь получить приличные деньги. Теперь я вижу, что была права, забрав эти вещи к себе. Без сомнения, грабители искали добычу такого рода и достаточно ценные и некрупные предметы антиквариата – чтобы унести их под пальто».
В письме не упоминалось о фотографии моей матери. Впрочем, Сью Багли не представляла, какое она может иметь значение.
Я отложила в сторону ее письмо, у меня сложилась своя теория об этом ограблении. Так, кто забрал фотографию моей матери, которую я нашла в мезонине, мог с неменьшим усердием искать и другие улики, свидетельствующие о моей связи с семейством О'Нил.
Я с нетерпением ждала ежедневных визитов доктора Вулфа О'Лири, а также Шейна, так как приняла его объяснение, что упала с лестницы, ведущей в мезонин. Но смутные воспоминания все еще теснились в моей голове, упорно заставляя меня возвращаться к другой версии.
Меня навестила Нора.
– Моя дорогая, – сказала она, – какой ужас, не перестаю я твердить себе. Вы знаете, мы отложили сеанс из-за несчастья, случившегося с вами. Так решила Трула. Как только вы поправитесь, мы пообщаемся с духами. Вероятно, они дадут нам какие-то ответы… – Ее голос замер.
Похоже, у Норы были сомнения относительно моего падения, и она тоже пыталась убедить себя в чем-то.
– У вас была разбита вся голова, – продолжала она через некоторое время. – Вулфу пришлось наложить столько повязок. Никогда не подумала бы, что уродливая статуя способна нанести такие повреждения. Хотя, конечно, она сделана из мрамора, самого лучшего, привезенного из Италии. Старый Шейн всегда требовал всего самого лучшего.
– Все О'Нилы требуют самого лучшего, – на пороге появился Вулф. – Вот почему я здесь. – Его лицо расплылось в ласковой улыбке. – Как вы себя чувствуете сегодня, Касси?
От его взгляда мне сделалось тепло и уютно. Я почувствовала, что могу доверять Вулфу О'Лири. Самое время, подумала я, спросить его о ранах на моей голове. Он должен знать, откуда они появились. Если я ударилась головой о статую, то должны быть отметины, соответствующие ее очертаниям.
Я приступила к обсуждению этого вопроса после того, как ушла Нора.
– Нет сомнений, что на вашу голову обрушился невероятно сильный удар. – Вулф улыбнулся мне. – Мы нашли вашу туфлю на верхней площадке лестницы. И по всему телу были порезы и многочисленные царапины, которые, скорее всего, возникли от удара о ступени при падении. – Он откинул одеяло и завернул рукав моего халата, указывая на черно-синюю отметину на моей руке. – У вас по всему телу такие синяки, – сказал он. – Вот почему вам больно.
Мое лицо залилось краской при мысли, что большой красивый доктор в данный момент знает о моем теле больше, чем я сама. Я откинулась назад, вспоминая фотографию, которую нашла в мезонине, и спросила о ней Вулфа.
– Ничего такого при вас не было, – сказал он. – Я помогал миссис Джигс разобраться с вашей одеждой, когда случилось несчастье. Под ней не было никакой фотографии. – Он умолк, задумавшись, потом спросил: – Она была очень важна для вас?
– Не особенно. – Я убеждала себя, что не имеет значения, кем была моя мать. Я все еще оставалась Касси Маги, которой пробыла двадцать шесть лет, и ничто не могло изменить этого.
Но я не могла не думать о том, зачем кому-то понадобилось забрать у меня эту фотографию. Для чего человеку, который следил за мной в мезонине, старая пожелтевшая фотография? Был ли это Шейн?
– Я подумала, что кто-то напал на меня, – призналась я в своем сомнении Вулфу. – Может быть, Шейн.
Вулф был настолько поражен, что я пожалела о высказанных вслух мрачных подозрениях, не дававших мне покоя.
– Вы знали Шейну? – переменила я тему.
– Все знали Шейну. – Вулф отвернулся от меня к очагу. – В той или иной степени, – добавил он.
– Обитатели дома считают, что я – Шейна. Иногда я и сама не уверена, что все еще Касси Маги.
Вулф повернулся ко мне.
– Вы совершенно не похожи на нее, Касси. Совершенно. – Он улыбнулся. – Мужчина может полюбить такую девушку, как вы. Я представляю, сколько желающих найдется. С Шейной это была бы страсть, и ничего больше. Знаю, что это звучит грубо. Нет, вы – Касси, а не Шейна.
– Благодарю вас, Вулф, – сказала я.
– Если бы вы знали Шейну, то поняли бы, что я имею в виду. Она была необузданной. Вольная душа. Не ее вина, что она стала такой. По моему мнению, старый Шейн во многом способствовал этому. Он был их дедом – Шейна и Шейны, а также Рой и Хью. Необыкновенно красивый мужчина, но тиран в определенном смысле.
– Рой говорила, что он пытался направить Шейну на путь истинный, рассказывая ей об Арии Депрей, служанке, которая разбилась, упав со скалы.
– Существуют две версии этой истории, – сказал Вулф. – Та, которую рассказывали в городке, и старого Шейна. Мой отец в то время был врачом в Соколином озере. Все считали, что девушка, как говорится, попала в беду. И записи отца подтверждают это. Я заглянул в них из любопытства, когда Шейна исчезла с того самого места, которое много лет назад выбрала Ария Депрей. Она вела себя неосмотрительно, и для нее это был выход из положения. Возможно, Шейна, пошла к скалам, задумав то же самое, Бог свидетель. Старый Шейн не раз рассказывал историю позора Арии, доведшего ее до самоубийства, всем детям. Он использовал ее в качестве назидания, несмотря на то что все в городе знали, что старый Шейн и Ария были любовниками. Он был лет на сорок пять старше нее. Она была тщеславной девушкой и хотела прибрать к рукам Соколиный замок. Но старый Шейн не собирался отдавать ей его. И, как частенько случается, остепенившись, сделался ярым поборником добродетели. Он хотел, чтобы внуки вели себя так, как он требовал от них, а не так, как вел себя сам. И не так, как вел себя вслед за ним его сын Кон.
– Коном звали отца Шейна и Шейны? – спросила я.
– Старый Шейн цеплялся за древние имена. Всю свою семью он назвал в честь давным-давно живших О'Нилов, – сказал Вулф. – Он был одержим страстью, навязчивой идеей изучить древние легенды и вернуть их к жизни. – Вулф умолк. – Да, Кон был отцом Шейна и Шейны. Он обладал необузданным нравом, и, возможно, Шейна унаследовала свои наклонности от него. Она подражала своему отцу, открыто не повинуясь старому Шейну. Когда у Кона родились близнецы, он не отказался от разгульной жизни, а заодно от ссор со стариком. Отец Рой и Хью – Мэтью – старался быть примерным сыном. Тем не менее старый Шейн был намерен оставить Соколиный замок Кону и его потомкам – Шейну и Шейне.
– Если старый Шейн сделался таким ярым поборником добродетели, почему он предпочел Кона Мэтью? – спросила я, чувствуя, что к этой истории меня влечет нечто большее, чем праздное любопытство.
– Потому что Мэтью был незаконнорожденным, – объяснил мне Вулф. – Старый Шейн позаботился о том, чтобы Мэтью и его семья – Нора, Хью и Рой – имели крышу над головой до тех пор, пока они живут в Соколином замке. Но далее его забота о них не простиралась. Только законнорожденные и безгрешные О'Нилы имеют право наследования. Старый Шейн специально оговорил это в завещании. Ни один из О'Нилов, чей отец был незаконнорожденным, не может наследовать Соколиный замок. Раньше О'Нилы имели репутацию распутников, и, похоже, старый Шейн был намерен положить этому конец. Даже на Шейну распространялась эта установка. Она унаследовала половину Соколиного замка после смерти старого Шейна – он, между прочим, пережил обоих сыновей – Кона и Мэтью. Если бы у Шейны появился ребенок вне законного брака, то доля ее наследства автоматически переходила к Шейну. И, конечно, окажись Шейн отцом незаконнорожденного ребенка, его доля должна была перейти к Шейне. В случае если бы они оба пошли по кривой дорожке, тогда имение возвратилось бы к незаконной ветви семьи – к Хью – последнему представителю династии по мужской линии. А в качестве приложения он унаследует пункт завещания, установленный старым Шейном.
– Если Шейна обнаружила, что беременна, она могла выйти замуж, ликвидировав оговорку старого Шейна, – резонно возразила я. – Мне кажется, любой молодой человек, у которого была связь с ней, был бы просто счастлив узаконить ребенка Шейны. Учитывая, что она была богатой молодой женщиной.
– Старый Шейн подумал об этом, – объяснил Вулф. – Ребенок Шейны должен был родиться не ранее, чем через девять месяцев после заключения брака, только в этом случае она могла унаследовать свою долю Соколиного замка. То же самое относится к Шейну. – Вулф усмехнулся. – Я говорил вам, что он старый подонок.
– Не думаю, что мне нравится дед О'Нил, – согласилась я. – Он кажется бессердечным. Но это не означает, что я приветствую свободу нравов. Люди имеют право на свои ошибки.
– Старый Шейн считал, что облагодетельствовал этих ребят, став их совестью. Он знал, какой хочет видеть их жизнь. Имея ужасное пристрастие к прошлому, он тратил значительную часть своего времени на добывание фактов о семействе О'Нил. Раза два он путешествовал по Ирландии и вывез оттуда те старые семейные реликвии, которые сумел разыскать, чтобы создать здесь соответствующую атмосферу. Полагаю, вас ознакомили с кровавым камнем, который, по легенде, источает капли крови при малейшем намеке на смерть.
Я кивнула, вспомнив близкое знакомство с тем странным камнем и капли крови Шейна, ярко сверкавшие на его гладкой поверхности. Не мою ли смерть они предрекали? Меня пронизала дрожь.
– Я познакомилась с Шейном в Ирландии, – объяснила я. – Он рассказывал мне о семействе О'Нил, пока мы были там.
Вулф удивленно посмотрел на меня, в его глазах блестело явное любопытство.
– Я не знал об этом, – сказал он.
– Мы провели вместе значительную часть времени, – призналась я. – Наши отношения были как у брата и сестры. Шейн хотел, чтобы это было так.
Вулф кивнул, и я поняла, что он думает об условии завещания старого Шейна.
– Я и сама хотела того же, конечно, – продолжала я. – Я не смогла бы путешествовать с ним, если бы наши отношения были другими. Я не… не такая, как Шейна, – добавила я невыразительно.
Затем я продолжила рассказ, стараясь объяснить ему суть своих отношений с Шейном О'Нилом.
– Наша привязанность друг к другу не имеет физического характера. Кроме того, мы так поразительно похожи друг на друга. Наверное, я бы потянулась к любому человеку, у которого были бы мои черты лица, в силу одного только эгоизма. Шейн также, я полагаю. Я на самом деле почувствовала, что вполне могла бы быть его настоящей сестрой, Шейной, хотя я еще не знала о ней. Только сейчас я с ужасом поняла, насколько неустойчива моя собственная индивидуальность. Как будто с тех пор, как встретила Шейна, я не вполне уверена, кто я такая. Он сильный и властный. Именно таким я представляла себе Шейна Гордого.
– Старый Шейн забил внуку голову великими идеями, внушая ему гордость за своих предков. Он хотел, чтобы Шейн продолжил древние семейные традиции. Боюсь, для наших дней это не слишком практично, хотя Шейн достаточно сложная личность, чтобы слепо исполнять указания деда. Он представляет тип человека, которого люди обожают и ненавидят одновременно. Их влечет к нему этот парадокс его характера: то он ласковый и нежный, то холодный и надменный, как Шейн Гордый. – Вулф покачал головой, на его выразительных губах играла любящая, снисходительная улыбка.
Значит, Вулф тоже считает, что Шейн не совсем нормален? Неужели старик исковеркал души близнецов своей маниакальной одержимостью и завещательным отказом в недвижимости по нравственным принципам?
Когда Вулф покинул меня, я задумалась над тем, где же найти ответы па вопросы, терзающие мой разум. Кто и почему отобрал у меня фотографию моей матери? Я не была уверена, что меня обрадует известие о принадлежности моей матери к этой странной семье из Соколиного замка. Я почти готова была забыть о своем страшном открытии после того, как фотография пропала. Почти, но не совсем.
На следующий день пришло письмо от Сью Багли. В нем она рассказала мне, что дом бабушки Мэри был взломан и ограблен. Я не могла не почувствовать, что найденная мною фотография матери каким-то образом связана с этим событием.
«Все это очень странно, – прочитала я в письме Сью, – но я не обнаружила никакой пропажи. Воры – кем бы они ни были – сосредоточили свои поиски на чердаке и устроили там страшный погром. Содержимое многочисленных сундуков твоей бабушки разбросано повсюду. Я не знала, что человек по имени Уэнделл Л. Уилки баллотировался на пост президента против Рузвельта в 1940 году, а ты знала? Я обнаружила это, когда пыталась привести в порядок старые политические документы твоего отца. К счастью – и ты поблагодаришь меня за это, Касси, – у меня было какое-то предчувствие: всего за несколько дней до взлома я увезла тот особый сундук, в котором хранились драгоценности и старая Библия. Поскольку все вокруг с ума сходят по антиквариату, мне пришло в голову, что за эти старые вещички в их нынешнем виде ты сможешь получить приличные деньги. Теперь я вижу, что была права, забрав эти вещи к себе. Без сомнения, грабители искали добычу такого рода и достаточно ценные и некрупные предметы антиквариата – чтобы унести их под пальто».
В письме не упоминалось о фотографии моей матери. Впрочем, Сью Багли не представляла, какое она может иметь значение.
Я отложила в сторону ее письмо, у меня сложилась своя теория об этом ограблении. Так, кто забрал фотографию моей матери, которую я нашла в мезонине, мог с неменьшим усердием искать и другие улики, свидетельствующие о моей связи с семейством О'Нил.