Страница:
Моника была высокая, Зигмусь Осика — небольшой, в пелерине-дождевике он выглядел как чёрный призрак в одеянии со шлейфом. Из-под капюшона виднелись седые локоны. Мы вывели его под руки вместе с Моникой, и я сама готова была бы поклясться, что это её тётке стало плохо. Подозрительных фигур, прячущихся поблизости, мы не заметили, я проверила, не едет ли кто за нами. Осика вышел там, где нужно, уже без накидки и парика, и пробрался на территорию общаги, как я надеялась, без приключений.
— Ужас какой, — сказала Моника на обратном пути. — И какое отношение ко всему этому имеет Завейчик, ведь два убийства.., я ничего не понимаю. Кто-нибудь распутает это дело?
— Сегодня вышли на свет Божий всякие разные вещи, — утешила её я. — Вы только про это никому не говорите, на всякий случай. Сейчас я сама устрою все доносы, мне страшно интересно, что из всего этого выйдет…
В полдень я услышала горячие похвалы в адрес Еремиаша.
— Головастый мужик, — сказал с уважением Януш. — Он устроил все ещё вчера вечером. Этого паренька, Янчака, действительно запер на ключ в ветеринарной лечебнице, а сам пошёл в общежитие, нашёл Мартина Дальбу и взял у него шприц. Притворился, будто ищет спирт, который якобы кто-то у него украл, и провёл следствие среди пареньков. По-моему, никто не сориентировался, какой парень ему на самом деле был нужен, то есть человек сделал всю работу за Юзю Вольского. Этот Дальба ему признался во всем, даже шприц отдал с облегчением, а кроме того, сказал, что знает тех двоих, что выводили коней. Один из них бросил шприц на землю — Дальба как раз его и поднял, — а второй забрал шприц с собой. Мы ещё не знаем, что тот, второй, со своим шприцем сделал, мог ведь бросить в огонь в кузнице — и привет. Это одноразовые шприцы, пластиковые…
— Надо спросить в кузнице, не заходил ли кто из конюшен, — посоветовала я.
— Семь человек. В том числе подозрительный.
— Погоди, когда Еремиаш пошёл в общежитие, Осика там уже был? Вальдемар поехал с Янчаком гораздо раньше. Зигмусь успел вернуться?
— Нет, он вернулся во время скандала. Ему все сошло с рук, потому что поводов для крика там было сколько угодно: пара пьяных, девки какие-то, так что у Еремиаша была целая палитра возможностей. Он использовал эти возможности на большой! Шприц уже в лаборатории, может, сохранился хоть маленький след. Дальба этот не дурак, детективы читает, держал шприц за иглу, немного смазал отпечатки, пока всовывал шприц в карман, но что ещё ему оставалось делать? И так поступил разумно, потому что, когда поднимал шприц, не понял ещё, что случилось.
— Сообразительный парень, — похвалила я и решила уговорить Вонгровскую, чтобы она посадила его на хорошую лошадь.
— Что же касается этих снимков, они могли бы оказаться бесценными, да дело плохо, — продолжал Януш по собственной воле, без всякого нажима с моей стороны. — Дерчик был разведён и жил сразу в трех местах. Частично у родителей, частично у бывшей жены, его вещи там ещё оставались, а частично у своей невесты. Обыски мы стали делать ещё вчера, в двух квартирах ничего не нашли, а в третьей нет хозяйки. С прошлой недели она в отъезде, неизвестно где, но мы не будем ждать её возвращения. Есть опасения, что снимки он носил с собой, собирался их как раз продать, и, конечно, убийца все забрал. Но может быть, остался негатив.
— Плёнка тоже могла быть с ним…
— Он что, и правда был таким кретином?
— Нигде не сказано, что не был. А у него вообще фотоаппарат был?
— Был, очень маленький, японский. Жена показала, что он хвастался перед ней чем-то похожим на кожаный портсигар. Она вообще не поняла, в чем дело, но он ей говорил, что в такой мелочи иногда могут таиться большие деньги и что она ещё пожалеет, что с ним разошлась. Это было вскоре после развода, в прошлом году.
— Не знаю, как выглядит плёнка из такой игрушки, но, наверное, она маленькая?
— Кассета похожа на автомобильный предохранитель.
— Ну, тогда он мог сунуть её куда угодно. Спрятать в макаронине. Я даже представить себе не могу, как такое можно найти.
— Что трудно, то трудно…
— А сам фотоаппарат вы нашли?
— Нет. О нем мы лишь от свидетелей знаем, его не только жена видела.
— Ну тогда он пропал безнадёжно. И лошади Дерчика не любили…
— А какое это имеет отношение к делу?
— Если бы его любили лошади, он мог спрятать его где-нибудь в конюшне.
— Поищем и в конюшне, хотя ты, наверное, права. Но есть ещё надежда, что эта его невеста что-нибудь новенькое скажет, когда приедет. Пока она совершенно неуловима.
— Оставь в покое Дерчика, эта тема меня угнетает. Говори, что дальше.
— Я и сам пока не знаю что. За Альбиняком поехали в ту деревню, может, сразу найдут и привезут ещё сегодня, а может, черти его куда-нибудь занесли.
— А Карчак?
— Я другими вопросами занимался и ещё не знаю, что он показал. Потерпи до вечера.
— А Метя?
— А Метя как раз в работе…
Показания Карчака мне предоставили. Он добровольно пришёл, как он сам сказал, со страху. Действительно, с бегов он уехал вместе с Завейчиком, он должен был забрать свой автомобиль. Это дело самым дурацким образом совпало с бегами, поэтому он выскочил из ворот, собирался поймать какое-нибудь такси, что в эту пору было занятием безнадёжным, и увидел, что как раз едет Завейчик. Карчак и встал на проезжей части прямо перед ним, чтобы Завейчик его обязательно заметил. Завейчик притормозил, но крикнул, что очень спешит, и Карчак прыгнул в машину, что называется, на ходу. Сразу же после этого Завейчик перестал торопиться, но потом вдруг заторопился снова, и Карчак сориентировался, что Завейчик просто едет вслед за какой-то машиной. Слежку устроил. Машиной этой был «мерседес». Карчак жизнь знает, потому запомнил номер этого «мерседеса» — ведь никогда не известно, на что это может пригодиться: WAL 2214.
По дороге Завейчик приоткрыл тайну, дал понять, что этот в «мерседесе» едет на какую-то важную встречу. Карчак не понял, то ли Завейчик хочет увидеть, с кем именно тип из «мерседеса» собирается встречаться, то ли хочет только увидеть место встречи. Из бормотанья Завейчика можно было сделать вывод, что ему будет достаточно адрес узнать. Несколько раз, чистым польским языком и совсем недвусмысленно, Завейчик дал понять, что вот-вот выгорит самое прибыльное дельце в его жизни. Карчак охотно присоединился бы к этому прибыльному дельцу, но спешил, ему очень нужно было забрать машину из ремонта, и он дольше не мог ехать с Завейчиком, потому вышел возле стоянки такси на углу Дворковой и теперь надеется на то, что таксист подтвердит его невиновность. Он вышел, а Завейчик поехал дальше, живой и здоровый. Такси оказалось красным «полонезом», водитель был молодой, довольно полный, с короткой шкиперской бородкой и страдал страшным насморком.
В такси оказалось, что ему приходится пока ехать по тому же пути, что и Завейчику. Карчак ехал на Саскую Кемпу, тот «мерседес», видимо, тоже, а Завейчик за ним. Карчак все время видел обе машины и с большим интересом смотрел, что происходит. На Аргентинской он издали увидел, что «мерседес» останавливается перед какой-то виллой, а Завейчик — чуть дальше. Больше Карчак ничего не увидел, хотя ему очень хотелось, но времени у него не оставалось ни секунды.
Свою машину он получил обратно через час, потом даже проехался по Аргентинской улице, но тех уже не было, в воскресенье утром Карчак уехал на север, к морю, вчера вернулся и немедленно пришёл в полицию, потому что от пани Осиньской знает, что Завейчика убили. Он, Карчак, какой есть, такой есть, не кристально чистый, но с мокрой работой ничего общего не имел и не будет иметь. Если бы он знал, что так получится, то прижал бы тогда Завейчика и узнал от него побольше, но он считал, что успеется.
«Мерседес» WAL 2214 принадлежал личности, которая занималась торговым посредничеством, некоему Эдмунду Гарцапскому, проживающему в Виланове. Раз он ехал на Саскую Кемпу, то наверняка не домой. По мнению Карчака, Завейчик за этим типом следил, оставаясь сзади и внимательно следя, чтобы между ними все время были какие-то машины. Гарцапский пока ещё не давал никаких показаний, и никто не собирается с ним разговаривать, потому что пока самое разумное будет немного к нему присмотреться.
Почти одновременно я получила сведения, что Зенек Альбиняк без труда был обнаружен в Щецине, откуда его доставили в Варшаву, где он всеми святыми угодниками заклинал немедленно его арестовать. Да, он видел этого Дерчика, да, он видел, что с одной стороны к кустам вдет Дерчик, а с другой такой тип, он фамилии не знает, но морду его помнит. Они встретились на газончике и пошли дальше вдоль бассейна фонтана, Дерчик с внешней стороны, а тот, второй, со стороны кустов, и если бы Зенек раньше его не видел, то не узнал бы. Но он его раньше видел. Зенек может показать этого типа пальцем, только потихоньку, а если это будет делаться открыто, то он, Зенек, ослепнет, оглохнет и память потеряет, поскольку его уже предупреждали. Он даже может сказать, кто именно. Такой Стасик из конюшни Репы нашептал ему на ухо, что если кто-нибудь только попробует разинуть пасть, неважно, по какому вопросу, то такому человеку пасть навеки заткнёт Ежинек. Ежинек — это конюший Репы. Дерчику вот пасть заткнули, и так с каждым будет, кто себя плохо ведёт. Но Ежинек лично ничего общего с Дерчиком не имел, в то время когда те двое были в кустах, конюший Ежинек был возле коней, никуда он не уходил. А тот, кто с Дерчиком отправился в кусты, выглядел совершенно обыкновенно, описать его невозможно, но он на бегах постоянно путается под ногами, от букмекеров прибегает, все его знают.
Комиссар Юзя Вольский на визиты времени не тратил, и все очередные сведения я получала от Януша, которого вся эта ситуация ужасно развлекала.
— Первый раз в практике полиция вынуждена вводить постороннего человека в курс следствия, — сказал он весело. — Я получил приказ тебя посвятить во все, во что можно, и это меня крайне обрадовало, поскольку я и так рассказал бы тебе больше, чем надо. Юзя зол, что дело затягивается, но ведь не может же он упрятать за решётку весь персонал бегов, чтобы они раскисли и признались. Из всего того, что я от тебя услышал, полиции они не сказали ни слова.
— Ко мне на исповедь они тоже в очередь не становятся. В чем-то они проговорились, а что-то можно и додумать, если ориентируешься в этом вопросе.
— А в полиции почему-то ни в чем они не проговорились. Тадик Лазарский, тот перепуганный мальчик, он с нашим человеком подружился навеки и стал ему рассказывать. Подтвердил показания Альбиняка.
— Погоди! — перебила я. — Из административного корпуса тогда выходил Фигат с каким-то другим типом. Фигат совершенно безошибочно использовал лошадей, которых осиротил Дерчик, играет он исключительно точно, он предусмотрел тот антидопинг, угадал триплет и не предвидел только того, что и техническая комиссия начнёт реагировать. Что он? Он замешан в афёру?
— По самые уши. Возле него мы потихоньку ходим. Ты отдаёшь себе отчёт, что все это отчаянно туманно? Он удачно ставит, потому что у него бывают приступы вдохновения — и все тут! И докажи, что это не так! Собственно говоря, эти беговые махинации нам служат лишь как дополнительные возможности распутать два убийства. Два преступления, на этом они споткнулись, теперь мы рассчитываем, что техника поможет.
— Ты зацепишься за тот адрес на Аргентинской?
— Не только. Под конец Альбиняк признался — раньше он, наверное, просто боялся, — что этот тип, убийца Дерчика, ещё и посредник ломжинской мафии. И действительно, пришлось оставить парня в камере предварительного задержания, потому что он не хотел выходить из участка. Укусил полицейского за палец. Он хочет сидеть там до тех пор, пока всех не арестуют, а если его выкинут за двери тюрьмы, он поклялся, что удерёт из страны. Кажется, вырисовывается, что речь вдет о том самом типе, который подкупил ноющего Горгона, чтобы тот придержал коня. Тьфу, я хотел сказать, Машкарского. Описание сходится, и пока что мы этого типа всем показываем. Рыбинский дал нам напрокат Машкарского, и с ним работают. Кажется, все тренеры в принципе против мафии и мысль о том, что мошенников можно окоротить, им очень по вкусу. Как по-твоему, такое может быть?.
— Да уж, конечно.., погоди, дай сосчитать… Как минимум семь, если не восемь… Как минимум восемь человек мафию ненавидят. Они бессильны, но, если бы мафию черти побрали, они напились бы от радости, хотя лошади и не выносят алкоголя даже на дух. Рыбинский очень надеется, готов даже чистить конюшни вместо Горгона, лишь бы только получить следственные результаты.
— Наездится этот Горгон на всю жизнь, потому что они посещают всякие шалманы, где такие типы встречаются.
— Альбиняк с фальшивой бородой мог бы ездить с какой-нибудь второй командой.
Мне-то думалось в тот момент, что я просто глупо пошутила, но Януш вскочил на ноги.
— Слушай, а это идея! С собственной мордой он не поедет, но загримированный-то, наверное, согласится! Погоди, я позвоню!
Инспектор Вольский идею одобрил. Разумеется, спящего в блаженной безопасности Альбиняка немедля же выволокут из камеры, украсят сверхпрограммной волосатостью и бородатостью, и они тоже начнут ездить, не встречаясь с Гор гоном. Меня тем более надо держать в курсе всех событий, раз я такая полезная.
Я вспомнила насчёт пожарной части в Ожарове и узнала, что на шприце удалось отыскать один чёткий отпечаток пальца. Собственно, пол-отпечатка, но и этого хватит. В настоящее время на ипподроме у всех подряд под любым предлогом берут отпечатки пальцев.
— Этого Гарцапского из «мерседеса» ты знаешь?
— Впервые слышу.
— А может, в лицо?
— В лицо я знаю тысячу людей. Гарцапского наверняка тоже, если он бывает на бегах. Фотографии у вас нет?
Он не успел мне ответить, потому что зазвонил телефон. Майор Вольский. Мне пришло в голову, что благодаря этой афёре на бегах я стала чем-то вроде филиала столичной полиции. А что же случится, если меня не будет дома?
Майор Вольский любезно спросил, не смогу ли я приехать. Пан Гарцапский как раз стал кое-что выяснять в банке на Мазовецкой, и было бы очень хорошо, если бы я на него посмотрела. Может, я его все-таки знаю. Радиопатруль за мной сей минут приедет и моментально отвезёт меня на Мазовецкую, где пана Гарцапского подольше задержат под любым предлогом.
Я выразила своё согласие, положила трубку, и телефон зазвонил снова. Мария.
— Через сорок пять минут я еду к Мете, мы так договорились. Ты тоже приедешь?
— Ясное дело. Но я буду в центре без машины, заеду к тебе, и поедем вместе. По дороге купим бутылку вина, и я смогу напиться.
— Свинья! А обо мне ты подумала?
— В крайнем случае вызовем такси. У Мети есть телефон.
Януш выглянул в окно и сказал, что машина ухе тут. Несколько нетипичная, зелёный «вольво», фальшивой бороды у меня не было, поэтому вопрос с изысканным нарядом отпал, я выскочила из дому, успев хватануть с вешалки первое попавшееся пальто.
«Вольво» оказался все ж таки полицейской машиной. Когда мы находились около площади Повстанцев, кого-то в банке по радио уведомили, что Гарцапского уже можно выпускать. С ним моментально расправились, и я увидела его, когда он выходил, лицом к лицу. Он шёл к входным дверям. Я посмотрела на него, он посмотрел на меня и, чтоб я лопнула, поклонился мне! Я тоже кивнула, настолько удивлённая, что он должен был решить, что принял меня за кого-то другого. Но я была уверена, что он не ошибся. На этих чёртовых бегах, неизвестно уж почему, все меня знали.
— Это тот самый, — мрачно сказала я, подождав, пока он уехал.
— То есть который тот? — спросил сержант в машине.
— Тот, который выходил с Фигатом из корпуса администрации, а перед ними мчался перепуганный Тадик Лазарский. Фигат утверждает, что это посторонний человек, во что я совершенно не верю. Он знает Еремиаша. Вы это скажите майору Вольскому, а меня любезно отвезите на Дворковую.
Обратно мы ехали гораздо медленнее, среди многочисленных пробок, так что Марию мне пришлось ждать всего несколько минут. Я подошла к французской винной лавочке, купила «Кот-дю-Рон», и мы отправились к Мете.
Гонората вернулась домой за несколько минут до нашего приезда и как раз начинала накрывать стол.
— Послушайте, Метя снова велел его честить, — сказала она озабоченно. — Не знаю, может, это сотрясение мозга так на него подействовало. Он не хочет говорить почему, но очень упорствует, и мне пришлось купить шампанское.
— С тем, чтобы меня честить, придётся подождать, пока напитки не охладятся, — распорядился Метя. — Может, это вы меня в последний раз так честить будете, потому что я раскололся до конца. В случае моей преждевременной кончины первым подозреваемым будет Малиновский! Он один знает, кроме полиции!
— Знает, что ты раскололся, или знает ещё что-то? — поинтересовалась я.
— Насчёт ещё чего-то, так он вообще-то все знает, но это же служака, который по определению прикидывается глухонемым!
— Что ты говоришь? А он мне так нравился в форме! И надо же, я не использовала момент! Раз в жизни с чиновником высокого ранга…
— Так ведь ничего не потеряно! — вежливо сказала Гонората.
— Поздно. Надо было этим заниматься, пока меня никто не любил, а теперь — с концами. И что ты им сказал. Метя?
— Все! Все! Донёс на друзей, предал знакомых, облаял врагов! А на этом столе не все ещё есть, врагов не хватает!
— Каких врагов? — удивилась Мария.
— Врагов печени и пищеварительного тракта! Тут наконец промариновались свеколки, масенысие такие, с луковками, говорю вам, небесное ощущение для — Ясное дело. Но я буду в центре без машины, заеду к тебе, и поедем вместе. По дороге купим бутылку вина, и я смогу напиться.
— Свинья! А обо мне ты подумала?
— В крайнем случае вызовем такси. У Мети есть телефон.
Януш выглянул в окно и сказал, Что машина уже тут. Несколько нетипичная, зелёный «вольво». Фальшивой бороды у меня не было, поэтому вопрос с изысканным нарядом отпал, я выскочила из дому, успев хватануть с вешалки первое попавшееся пальто.
«Вольво» оказался все ж таки полицейской машиной. Когда мы находились около площади Повстанцев, кого-то в банке по радио уведомили, что Гарцапского уже можно выпускать. С ним моментально расправились, и я увидела его, когда он выходил, лицом к лицу. Он шёл к входным дверям. Я посмотрела на него, он посмотрел на меня и, чтоб я лопнула, поклонился мне! Я тоже кивнула, настолько удивлённая, что он должен был решить, что принял меня за кого-то другого. Но я была уверена, что он не ошибся. На этих чёртовых бегах, неизвестно уж почему, все меня знали.
— Это тот самый, — мрачно сказала я, подождав, пока он уехал.
— То есть который тот? — спросил сержант в машине.
— Тот, который выходил с Фигатом из корпуса администрации, а перед ними мчался перепуганный Тадик Лазарский. Фигат утверждает, что это посторонний человек, во что я совершенно не верю. Он знает Еремиаша. Вы это скажите майору Вольскому, а меня любезно отвезите на Дворковую.
Обратно мы ехали гораздо медленнее, среди многочисленных пробок, так что Марию мне пришлось ждать всего несколько минут. Я подошла к французской винной лавочке, купила «Кот-дю-Рон», и мы отправились к Мете.
Гонората вернулась домой за несколько минут до нашего приезда и как раз начинала накрывать стол.
— Послушайте, Метя снова велел его честить, — сказала она озабоченно. — Не знаю, может, это сотрясение мозга так на него подействовало. Он не хочет говорить почему, но очень упорствует, и мне пришлось купить шампанское.
— С тем, чтобы меня честить, придётся подождать, пока напитки не охладятся, — распорядился Метя. — Может, это вы меня в последний раз так честить будете, потому что я раскололся до конца. В случае моей преждевременной кончины первым подозреваемым будет Малиновский! Он один знает, кроме полиции!
— Знает, что ты раскололся, или знает ещё что-то? — поинтересовалась я.
— Насчёт ещё чего-то, так он вообще-то все знает, но это же служака, который по определению прикидывается глухонемым!
— Что ты говоришь? А он мне так нравился в форме! И надо же, я не использовала момент! Раз в жизни с чиновником высокого ранга…
— Так ведь ничего не потеряно! — вежливо сказала Гонората.
— Поздно. Надо было этим заниматься, пока меня никто не любил, а теперь — с концами. И что ты им сказал, Метя?
— Все! Все! Донёс на друзей, предал знакомых, облаял врагов! А на этом столе не все ещё есть, врагов не хватает!
— Не хватает врагов? — удивилась Мария.
— Врагов печени и пищеварительного тракта! Тут наконец промариновались свеколки, масенысие такие, с луковками, говорю вам, небесное ощущение для неба! Интересно, а что от чего происходит, небо от неба или наоборот?
— Тут все зависит от того, что было раньше, анатомия или природа.
— Ты же врач! Разреши вопрос!
— А тут решать нечего! Сперва Господь Бог создал мир, а только потом этого дурака Адама…
— Шампанское под свеколку… — Гонората философски покачала головой. — Но если ему так хочется, пожалуйста… У меня ещё есть вчерашние клёцки, но они так засохли, что вам давать не стану.
— Так мы должны тебя чествовать. Метя, за все доносы и предательства? — уточнила я.
— За гражданское мужество, — поправил меня Метя. — А может, и не только за гражданское, какие ещё есть виды мужества?.. Можете за все сразу, потому как если я не получу в рыло, то это будет настоящее чудо.
— Давай поконкретнее, ладно?
— Сейчас. А ты тоже все расскажешь?
— Конечно, расскажу, но сперва давай ты. Я могу рассказывать только людям, достойным доверия, а как я могу узнать, можно ли тебе доверять? Вот и рассказывай сперва ты, а то им я все расскажу, а тебе заткнём уши.
— Ну ладно. Ваше здоровье!
— Твоё, Метя, твоё! — поправила его Гонората. — Я-то не нарывалась на телесные повреждения.
— Моё, значит, здоровье! Так вот, я правильно угадал, секретарша Малиновского сохранила список гостей, среди которых был и Василь.
— И что это дало? — спросила Мария, накладывая себе на тарелку зразы с рисом. Когда Гонората успела их разогреть, было совершенно непостижимо.
Метя вылавливал из банки свеколки и оделял нас. Они были действительно потрясающие.
— Прогресс был достигнут благодаря методу исключения, — объявил он. — Путь этот тернист и полон колдобин. Из двадцати четырех подозреваемых отпало ещё восемь, они находились в некотором отдалении от той группы, которая у меня двоилась в глазах, насколько я помню свои более ранние впечатления…
— Мы помним,. — одновременно сказали мы с Марией.
— Я плохо помню, но это неважно, — ответила вместе с нами Гонората. — Ведь это не я веду следствие, всего помнить не обязана.
— В случае чего я тебе ещё раз объясню, ненаглядная моя жёнушка, — обещал Метя. — Отпали восемь, осталось шестнадцать. Малиновский вспомнил, а потом все было проверено, что из этих шестнадцати двое примерно месяцев десять находились за границей. Василь все это время действовал очень активно, значит, это не кто-то из них. Осталось четырнадцать, среди них Василь, и никак не удаётся уменьшить это число.
— Список фамилий они получили? — сурово спросила я.
— Да, в первую голову. Я так понял, что они должны проверить, кто из них знает некоего Гарцапского. Я бы хотел знать, кто этот Гарцапский, потому что я впервые о нем слышу.
— Его подозревают в непосредственных контактах с Василем, — объяснила я. — И что дальше? Я пока ничего нового не услышала.
— А остальное я скажу за шампанским, — упёрся Метя. — Это будут очень страшные вещи, и я требую какой-нибудь компенсации!
— Она, видимо, купила «Чёрную вдову», — заметила Мария, — нет, что-то я не то сказала, не «Чёрная вдова», а «Вдова Клико», а «чёрная вдова» — это паук.., или змея?
— Но ведь это же ты животных мучаешь! — возмутилась я. — Как же ты можешь не знать?!
— Во-первых, я не мучаю. Во-вторых, это крысы. А в-третьих, я занимаюсь бактериями.
— Бактерия — тоже животное, — высказался Метя. — Никто не скажет, что это сковородка или утюг. Гонорка, посмотри… Нет, сам посмотрю, может, уже согрелось…
Никто из нас не сомневался, что он собирается проверить, охладилось ли шампанское. Мы нетерпеливо ждали, не столько из-за самого напитка, сколько из-за его побочного действия. Таинственность Мети сидела у нас в печёнках.
Он наконец выстрелил пробкой, ничего не разбил и предупредил, что фамилий называть не станет. Полиции рассказал, и с него хватит. Нам же может сказать, что некий человек, назовём его Икс…
— Лучше ты их пронумеруй, — перебила я. — Чисел больше, чем букв, а, насколько можно представить, общество там многочисленное…
— Ладно, назовём его номер один, — согласился Метя. — Так вот, номер один знает такого типа, который является источником информации. Он держится за этого типа, как репей за собачий хвост, бегает за ним, подслушивает и временами добивается желаемой цели. Делает он это явно или тайно, а тот, кто звонит…
— Ужас какой, — сказала Моника на обратном пути. — И какое отношение ко всему этому имеет Завейчик, ведь два убийства.., я ничего не понимаю. Кто-нибудь распутает это дело?
— Сегодня вышли на свет Божий всякие разные вещи, — утешила её я. — Вы только про это никому не говорите, на всякий случай. Сейчас я сама устрою все доносы, мне страшно интересно, что из всего этого выйдет…
* * *
Спокойный вечер окончился тем, что любимый мужчина вылетел из дому, поскольку сенсацию насчёт фотографий Дерчика он оценил весьма и весьма серьёзно. Шансы услышать продолжение появились у меня только в понедельник.В полдень я услышала горячие похвалы в адрес Еремиаша.
— Головастый мужик, — сказал с уважением Януш. — Он устроил все ещё вчера вечером. Этого паренька, Янчака, действительно запер на ключ в ветеринарной лечебнице, а сам пошёл в общежитие, нашёл Мартина Дальбу и взял у него шприц. Притворился, будто ищет спирт, который якобы кто-то у него украл, и провёл следствие среди пареньков. По-моему, никто не сориентировался, какой парень ему на самом деле был нужен, то есть человек сделал всю работу за Юзю Вольского. Этот Дальба ему признался во всем, даже шприц отдал с облегчением, а кроме того, сказал, что знает тех двоих, что выводили коней. Один из них бросил шприц на землю — Дальба как раз его и поднял, — а второй забрал шприц с собой. Мы ещё не знаем, что тот, второй, со своим шприцем сделал, мог ведь бросить в огонь в кузнице — и привет. Это одноразовые шприцы, пластиковые…
— Надо спросить в кузнице, не заходил ли кто из конюшен, — посоветовала я.
— Семь человек. В том числе подозрительный.
— Погоди, когда Еремиаш пошёл в общежитие, Осика там уже был? Вальдемар поехал с Янчаком гораздо раньше. Зигмусь успел вернуться?
— Нет, он вернулся во время скандала. Ему все сошло с рук, потому что поводов для крика там было сколько угодно: пара пьяных, девки какие-то, так что у Еремиаша была целая палитра возможностей. Он использовал эти возможности на большой! Шприц уже в лаборатории, может, сохранился хоть маленький след. Дальба этот не дурак, детективы читает, держал шприц за иглу, немного смазал отпечатки, пока всовывал шприц в карман, но что ещё ему оставалось делать? И так поступил разумно, потому что, когда поднимал шприц, не понял ещё, что случилось.
— Сообразительный парень, — похвалила я и решила уговорить Вонгровскую, чтобы она посадила его на хорошую лошадь.
— Что же касается этих снимков, они могли бы оказаться бесценными, да дело плохо, — продолжал Януш по собственной воле, без всякого нажима с моей стороны. — Дерчик был разведён и жил сразу в трех местах. Частично у родителей, частично у бывшей жены, его вещи там ещё оставались, а частично у своей невесты. Обыски мы стали делать ещё вчера, в двух квартирах ничего не нашли, а в третьей нет хозяйки. С прошлой недели она в отъезде, неизвестно где, но мы не будем ждать её возвращения. Есть опасения, что снимки он носил с собой, собирался их как раз продать, и, конечно, убийца все забрал. Но может быть, остался негатив.
— Плёнка тоже могла быть с ним…
— Он что, и правда был таким кретином?
— Нигде не сказано, что не был. А у него вообще фотоаппарат был?
— Был, очень маленький, японский. Жена показала, что он хвастался перед ней чем-то похожим на кожаный портсигар. Она вообще не поняла, в чем дело, но он ей говорил, что в такой мелочи иногда могут таиться большие деньги и что она ещё пожалеет, что с ним разошлась. Это было вскоре после развода, в прошлом году.
— Не знаю, как выглядит плёнка из такой игрушки, но, наверное, она маленькая?
— Кассета похожа на автомобильный предохранитель.
— Ну, тогда он мог сунуть её куда угодно. Спрятать в макаронине. Я даже представить себе не могу, как такое можно найти.
— Что трудно, то трудно…
— А сам фотоаппарат вы нашли?
— Нет. О нем мы лишь от свидетелей знаем, его не только жена видела.
— Ну тогда он пропал безнадёжно. И лошади Дерчика не любили…
— А какое это имеет отношение к делу?
— Если бы его любили лошади, он мог спрятать его где-нибудь в конюшне.
— Поищем и в конюшне, хотя ты, наверное, права. Но есть ещё надежда, что эта его невеста что-нибудь новенькое скажет, когда приедет. Пока она совершенно неуловима.
— Оставь в покое Дерчика, эта тема меня угнетает. Говори, что дальше.
— Я и сам пока не знаю что. За Альбиняком поехали в ту деревню, может, сразу найдут и привезут ещё сегодня, а может, черти его куда-нибудь занесли.
— А Карчак?
— Я другими вопросами занимался и ещё не знаю, что он показал. Потерпи до вечера.
— А Метя?
— А Метя как раз в работе…
Показания Карчака мне предоставили. Он добровольно пришёл, как он сам сказал, со страху. Действительно, с бегов он уехал вместе с Завейчиком, он должен был забрать свой автомобиль. Это дело самым дурацким образом совпало с бегами, поэтому он выскочил из ворот, собирался поймать какое-нибудь такси, что в эту пору было занятием безнадёжным, и увидел, что как раз едет Завейчик. Карчак и встал на проезжей части прямо перед ним, чтобы Завейчик его обязательно заметил. Завейчик притормозил, но крикнул, что очень спешит, и Карчак прыгнул в машину, что называется, на ходу. Сразу же после этого Завейчик перестал торопиться, но потом вдруг заторопился снова, и Карчак сориентировался, что Завейчик просто едет вслед за какой-то машиной. Слежку устроил. Машиной этой был «мерседес». Карчак жизнь знает, потому запомнил номер этого «мерседеса» — ведь никогда не известно, на что это может пригодиться: WAL 2214.
По дороге Завейчик приоткрыл тайну, дал понять, что этот в «мерседесе» едет на какую-то важную встречу. Карчак не понял, то ли Завейчик хочет увидеть, с кем именно тип из «мерседеса» собирается встречаться, то ли хочет только увидеть место встречи. Из бормотанья Завейчика можно было сделать вывод, что ему будет достаточно адрес узнать. Несколько раз, чистым польским языком и совсем недвусмысленно, Завейчик дал понять, что вот-вот выгорит самое прибыльное дельце в его жизни. Карчак охотно присоединился бы к этому прибыльному дельцу, но спешил, ему очень нужно было забрать машину из ремонта, и он дольше не мог ехать с Завейчиком, потому вышел возле стоянки такси на углу Дворковой и теперь надеется на то, что таксист подтвердит его невиновность. Он вышел, а Завейчик поехал дальше, живой и здоровый. Такси оказалось красным «полонезом», водитель был молодой, довольно полный, с короткой шкиперской бородкой и страдал страшным насморком.
В такси оказалось, что ему приходится пока ехать по тому же пути, что и Завейчику. Карчак ехал на Саскую Кемпу, тот «мерседес», видимо, тоже, а Завейчик за ним. Карчак все время видел обе машины и с большим интересом смотрел, что происходит. На Аргентинской он издали увидел, что «мерседес» останавливается перед какой-то виллой, а Завейчик — чуть дальше. Больше Карчак ничего не увидел, хотя ему очень хотелось, но времени у него не оставалось ни секунды.
Свою машину он получил обратно через час, потом даже проехался по Аргентинской улице, но тех уже не было, в воскресенье утром Карчак уехал на север, к морю, вчера вернулся и немедленно пришёл в полицию, потому что от пани Осиньской знает, что Завейчика убили. Он, Карчак, какой есть, такой есть, не кристально чистый, но с мокрой работой ничего общего не имел и не будет иметь. Если бы он знал, что так получится, то прижал бы тогда Завейчика и узнал от него побольше, но он считал, что успеется.
«Мерседес» WAL 2214 принадлежал личности, которая занималась торговым посредничеством, некоему Эдмунду Гарцапскому, проживающему в Виланове. Раз он ехал на Саскую Кемпу, то наверняка не домой. По мнению Карчака, Завейчик за этим типом следил, оставаясь сзади и внимательно следя, чтобы между ними все время были какие-то машины. Гарцапский пока ещё не давал никаких показаний, и никто не собирается с ним разговаривать, потому что пока самое разумное будет немного к нему присмотреться.
Почти одновременно я получила сведения, что Зенек Альбиняк без труда был обнаружен в Щецине, откуда его доставили в Варшаву, где он всеми святыми угодниками заклинал немедленно его арестовать. Да, он видел этого Дерчика, да, он видел, что с одной стороны к кустам вдет Дерчик, а с другой такой тип, он фамилии не знает, но морду его помнит. Они встретились на газончике и пошли дальше вдоль бассейна фонтана, Дерчик с внешней стороны, а тот, второй, со стороны кустов, и если бы Зенек раньше его не видел, то не узнал бы. Но он его раньше видел. Зенек может показать этого типа пальцем, только потихоньку, а если это будет делаться открыто, то он, Зенек, ослепнет, оглохнет и память потеряет, поскольку его уже предупреждали. Он даже может сказать, кто именно. Такой Стасик из конюшни Репы нашептал ему на ухо, что если кто-нибудь только попробует разинуть пасть, неважно, по какому вопросу, то такому человеку пасть навеки заткнёт Ежинек. Ежинек — это конюший Репы. Дерчику вот пасть заткнули, и так с каждым будет, кто себя плохо ведёт. Но Ежинек лично ничего общего с Дерчиком не имел, в то время когда те двое были в кустах, конюший Ежинек был возле коней, никуда он не уходил. А тот, кто с Дерчиком отправился в кусты, выглядел совершенно обыкновенно, описать его невозможно, но он на бегах постоянно путается под ногами, от букмекеров прибегает, все его знают.
Комиссар Юзя Вольский на визиты времени не тратил, и все очередные сведения я получала от Януша, которого вся эта ситуация ужасно развлекала.
— Первый раз в практике полиция вынуждена вводить постороннего человека в курс следствия, — сказал он весело. — Я получил приказ тебя посвятить во все, во что можно, и это меня крайне обрадовало, поскольку я и так рассказал бы тебе больше, чем надо. Юзя зол, что дело затягивается, но ведь не может же он упрятать за решётку весь персонал бегов, чтобы они раскисли и признались. Из всего того, что я от тебя услышал, полиции они не сказали ни слова.
— Ко мне на исповедь они тоже в очередь не становятся. В чем-то они проговорились, а что-то можно и додумать, если ориентируешься в этом вопросе.
— А в полиции почему-то ни в чем они не проговорились. Тадик Лазарский, тот перепуганный мальчик, он с нашим человеком подружился навеки и стал ему рассказывать. Подтвердил показания Альбиняка.
— Погоди! — перебила я. — Из административного корпуса тогда выходил Фигат с каким-то другим типом. Фигат совершенно безошибочно использовал лошадей, которых осиротил Дерчик, играет он исключительно точно, он предусмотрел тот антидопинг, угадал триплет и не предвидел только того, что и техническая комиссия начнёт реагировать. Что он? Он замешан в афёру?
— По самые уши. Возле него мы потихоньку ходим. Ты отдаёшь себе отчёт, что все это отчаянно туманно? Он удачно ставит, потому что у него бывают приступы вдохновения — и все тут! И докажи, что это не так! Собственно говоря, эти беговые махинации нам служат лишь как дополнительные возможности распутать два убийства. Два преступления, на этом они споткнулись, теперь мы рассчитываем, что техника поможет.
— Ты зацепишься за тот адрес на Аргентинской?
— Не только. Под конец Альбиняк признался — раньше он, наверное, просто боялся, — что этот тип, убийца Дерчика, ещё и посредник ломжинской мафии. И действительно, пришлось оставить парня в камере предварительного задержания, потому что он не хотел выходить из участка. Укусил полицейского за палец. Он хочет сидеть там до тех пор, пока всех не арестуют, а если его выкинут за двери тюрьмы, он поклялся, что удерёт из страны. Кажется, вырисовывается, что речь вдет о том самом типе, который подкупил ноющего Горгона, чтобы тот придержал коня. Тьфу, я хотел сказать, Машкарского. Описание сходится, и пока что мы этого типа всем показываем. Рыбинский дал нам напрокат Машкарского, и с ним работают. Кажется, все тренеры в принципе против мафии и мысль о том, что мошенников можно окоротить, им очень по вкусу. Как по-твоему, такое может быть?.
— Да уж, конечно.., погоди, дай сосчитать… Как минимум семь, если не восемь… Как минимум восемь человек мафию ненавидят. Они бессильны, но, если бы мафию черти побрали, они напились бы от радости, хотя лошади и не выносят алкоголя даже на дух. Рыбинский очень надеется, готов даже чистить конюшни вместо Горгона, лишь бы только получить следственные результаты.
— Наездится этот Горгон на всю жизнь, потому что они посещают всякие шалманы, где такие типы встречаются.
— Альбиняк с фальшивой бородой мог бы ездить с какой-нибудь второй командой.
Мне-то думалось в тот момент, что я просто глупо пошутила, но Януш вскочил на ноги.
— Слушай, а это идея! С собственной мордой он не поедет, но загримированный-то, наверное, согласится! Погоди, я позвоню!
Инспектор Вольский идею одобрил. Разумеется, спящего в блаженной безопасности Альбиняка немедля же выволокут из камеры, украсят сверхпрограммной волосатостью и бородатостью, и они тоже начнут ездить, не встречаясь с Гор гоном. Меня тем более надо держать в курсе всех событий, раз я такая полезная.
Я вспомнила насчёт пожарной части в Ожарове и узнала, что на шприце удалось отыскать один чёткий отпечаток пальца. Собственно, пол-отпечатка, но и этого хватит. В настоящее время на ипподроме у всех подряд под любым предлогом берут отпечатки пальцев.
— Этого Гарцапского из «мерседеса» ты знаешь?
— Впервые слышу.
— А может, в лицо?
— В лицо я знаю тысячу людей. Гарцапского наверняка тоже, если он бывает на бегах. Фотографии у вас нет?
Он не успел мне ответить, потому что зазвонил телефон. Майор Вольский. Мне пришло в голову, что благодаря этой афёре на бегах я стала чем-то вроде филиала столичной полиции. А что же случится, если меня не будет дома?
Майор Вольский любезно спросил, не смогу ли я приехать. Пан Гарцапский как раз стал кое-что выяснять в банке на Мазовецкой, и было бы очень хорошо, если бы я на него посмотрела. Может, я его все-таки знаю. Радиопатруль за мной сей минут приедет и моментально отвезёт меня на Мазовецкую, где пана Гарцапского подольше задержат под любым предлогом.
Я выразила своё согласие, положила трубку, и телефон зазвонил снова. Мария.
— Через сорок пять минут я еду к Мете, мы так договорились. Ты тоже приедешь?
— Ясное дело. Но я буду в центре без машины, заеду к тебе, и поедем вместе. По дороге купим бутылку вина, и я смогу напиться.
— Свинья! А обо мне ты подумала?
— В крайнем случае вызовем такси. У Мети есть телефон.
Януш выглянул в окно и сказал, что машина ухе тут. Несколько нетипичная, зелёный «вольво», фальшивой бороды у меня не было, поэтому вопрос с изысканным нарядом отпал, я выскочила из дому, успев хватануть с вешалки первое попавшееся пальто.
«Вольво» оказался все ж таки полицейской машиной. Когда мы находились около площади Повстанцев, кого-то в банке по радио уведомили, что Гарцапского уже можно выпускать. С ним моментально расправились, и я увидела его, когда он выходил, лицом к лицу. Он шёл к входным дверям. Я посмотрела на него, он посмотрел на меня и, чтоб я лопнула, поклонился мне! Я тоже кивнула, настолько удивлённая, что он должен был решить, что принял меня за кого-то другого. Но я была уверена, что он не ошибся. На этих чёртовых бегах, неизвестно уж почему, все меня знали.
— Это тот самый, — мрачно сказала я, подождав, пока он уехал.
— То есть который тот? — спросил сержант в машине.
— Тот, который выходил с Фигатом из корпуса администрации, а перед ними мчался перепуганный Тадик Лазарский. Фигат утверждает, что это посторонний человек, во что я совершенно не верю. Он знает Еремиаша. Вы это скажите майору Вольскому, а меня любезно отвезите на Дворковую.
Обратно мы ехали гораздо медленнее, среди многочисленных пробок, так что Марию мне пришлось ждать всего несколько минут. Я подошла к французской винной лавочке, купила «Кот-дю-Рон», и мы отправились к Мете.
Гонората вернулась домой за несколько минут до нашего приезда и как раз начинала накрывать стол.
— Послушайте, Метя снова велел его честить, — сказала она озабоченно. — Не знаю, может, это сотрясение мозга так на него подействовало. Он не хочет говорить почему, но очень упорствует, и мне пришлось купить шампанское.
— С тем, чтобы меня честить, придётся подождать, пока напитки не охладятся, — распорядился Метя. — Может, это вы меня в последний раз так честить будете, потому что я раскололся до конца. В случае моей преждевременной кончины первым подозреваемым будет Малиновский! Он один знает, кроме полиции!
— Знает, что ты раскололся, или знает ещё что-то? — поинтересовалась я.
— Насчёт ещё чего-то, так он вообще-то все знает, но это же служака, который по определению прикидывается глухонемым!
— Что ты говоришь? А он мне так нравился в форме! И надо же, я не использовала момент! Раз в жизни с чиновником высокого ранга…
— Так ведь ничего не потеряно! — вежливо сказала Гонората.
— Поздно. Надо было этим заниматься, пока меня никто не любил, а теперь — с концами. И что ты им сказал. Метя?
— Все! Все! Донёс на друзей, предал знакомых, облаял врагов! А на этом столе не все ещё есть, врагов не хватает!
— Каких врагов? — удивилась Мария.
— Врагов печени и пищеварительного тракта! Тут наконец промариновались свеколки, масенысие такие, с луковками, говорю вам, небесное ощущение для — Ясное дело. Но я буду в центре без машины, заеду к тебе, и поедем вместе. По дороге купим бутылку вина, и я смогу напиться.
— Свинья! А обо мне ты подумала?
— В крайнем случае вызовем такси. У Мети есть телефон.
Януш выглянул в окно и сказал, Что машина уже тут. Несколько нетипичная, зелёный «вольво». Фальшивой бороды у меня не было, поэтому вопрос с изысканным нарядом отпал, я выскочила из дому, успев хватануть с вешалки первое попавшееся пальто.
«Вольво» оказался все ж таки полицейской машиной. Когда мы находились около площади Повстанцев, кого-то в банке по радио уведомили, что Гарцапского уже можно выпускать. С ним моментально расправились, и я увидела его, когда он выходил, лицом к лицу. Он шёл к входным дверям. Я посмотрела на него, он посмотрел на меня и, чтоб я лопнула, поклонился мне! Я тоже кивнула, настолько удивлённая, что он должен был решить, что принял меня за кого-то другого. Но я была уверена, что он не ошибся. На этих чёртовых бегах, неизвестно уж почему, все меня знали.
— Это тот самый, — мрачно сказала я, подождав, пока он уехал.
— То есть который тот? — спросил сержант в машине.
— Тот, который выходил с Фигатом из корпуса администрации, а перед ними мчался перепуганный Тадик Лазарский. Фигат утверждает, что это посторонний человек, во что я совершенно не верю. Он знает Еремиаша. Вы это скажите майору Вольскому, а меня любезно отвезите на Дворковую.
Обратно мы ехали гораздо медленнее, среди многочисленных пробок, так что Марию мне пришлось ждать всего несколько минут. Я подошла к французской винной лавочке, купила «Кот-дю-Рон», и мы отправились к Мете.
Гонората вернулась домой за несколько минут до нашего приезда и как раз начинала накрывать стол.
— Послушайте, Метя снова велел его честить, — сказала она озабоченно. — Не знаю, может, это сотрясение мозга так на него подействовало. Он не хочет говорить почему, но очень упорствует, и мне пришлось купить шампанское.
— С тем, чтобы меня честить, придётся подождать, пока напитки не охладятся, — распорядился Метя. — Может, это вы меня в последний раз так честить будете, потому что я раскололся до конца. В случае моей преждевременной кончины первым подозреваемым будет Малиновский! Он один знает, кроме полиции!
— Знает, что ты раскололся, или знает ещё что-то? — поинтересовалась я.
— Насчёт ещё чего-то, так он вообще-то все знает, но это же служака, который по определению прикидывается глухонемым!
— Что ты говоришь? А он мне так нравился в форме! И надо же, я не использовала момент! Раз в жизни с чиновником высокого ранга…
— Так ведь ничего не потеряно! — вежливо сказала Гонората.
— Поздно. Надо было этим заниматься, пока меня никто не любил, а теперь — с концами. И что ты им сказал, Метя?
— Все! Все! Донёс на друзей, предал знакомых, облаял врагов! А на этом столе не все ещё есть, врагов не хватает!
— Не хватает врагов? — удивилась Мария.
— Врагов печени и пищеварительного тракта! Тут наконец промариновались свеколки, масенысие такие, с луковками, говорю вам, небесное ощущение для неба! Интересно, а что от чего происходит, небо от неба или наоборот?
— Тут все зависит от того, что было раньше, анатомия или природа.
— Ты же врач! Разреши вопрос!
— А тут решать нечего! Сперва Господь Бог создал мир, а только потом этого дурака Адама…
— Шампанское под свеколку… — Гонората философски покачала головой. — Но если ему так хочется, пожалуйста… У меня ещё есть вчерашние клёцки, но они так засохли, что вам давать не стану.
— Так мы должны тебя чествовать. Метя, за все доносы и предательства? — уточнила я.
— За гражданское мужество, — поправил меня Метя. — А может, и не только за гражданское, какие ещё есть виды мужества?.. Можете за все сразу, потому как если я не получу в рыло, то это будет настоящее чудо.
— Давай поконкретнее, ладно?
— Сейчас. А ты тоже все расскажешь?
— Конечно, расскажу, но сперва давай ты. Я могу рассказывать только людям, достойным доверия, а как я могу узнать, можно ли тебе доверять? Вот и рассказывай сперва ты, а то им я все расскажу, а тебе заткнём уши.
— Ну ладно. Ваше здоровье!
— Твоё, Метя, твоё! — поправила его Гонората. — Я-то не нарывалась на телесные повреждения.
— Моё, значит, здоровье! Так вот, я правильно угадал, секретарша Малиновского сохранила список гостей, среди которых был и Василь.
— И что это дало? — спросила Мария, накладывая себе на тарелку зразы с рисом. Когда Гонората успела их разогреть, было совершенно непостижимо.
Метя вылавливал из банки свеколки и оделял нас. Они были действительно потрясающие.
— Прогресс был достигнут благодаря методу исключения, — объявил он. — Путь этот тернист и полон колдобин. Из двадцати четырех подозреваемых отпало ещё восемь, они находились в некотором отдалении от той группы, которая у меня двоилась в глазах, насколько я помню свои более ранние впечатления…
— Мы помним,. — одновременно сказали мы с Марией.
— Я плохо помню, но это неважно, — ответила вместе с нами Гонората. — Ведь это не я веду следствие, всего помнить не обязана.
— В случае чего я тебе ещё раз объясню, ненаглядная моя жёнушка, — обещал Метя. — Отпали восемь, осталось шестнадцать. Малиновский вспомнил, а потом все было проверено, что из этих шестнадцати двое примерно месяцев десять находились за границей. Василь все это время действовал очень активно, значит, это не кто-то из них. Осталось четырнадцать, среди них Василь, и никак не удаётся уменьшить это число.
— Список фамилий они получили? — сурово спросила я.
— Да, в первую голову. Я так понял, что они должны проверить, кто из них знает некоего Гарцапского. Я бы хотел знать, кто этот Гарцапский, потому что я впервые о нем слышу.
— Его подозревают в непосредственных контактах с Василем, — объяснила я. — И что дальше? Я пока ничего нового не услышала.
— А остальное я скажу за шампанским, — упёрся Метя. — Это будут очень страшные вещи, и я требую какой-нибудь компенсации!
— Она, видимо, купила «Чёрную вдову», — заметила Мария, — нет, что-то я не то сказала, не «Чёрная вдова», а «Вдова Клико», а «чёрная вдова» — это паук.., или змея?
— Но ведь это же ты животных мучаешь! — возмутилась я. — Как же ты можешь не знать?!
— Во-первых, я не мучаю. Во-вторых, это крысы. А в-третьих, я занимаюсь бактериями.
— Бактерия — тоже животное, — высказался Метя. — Никто не скажет, что это сковородка или утюг. Гонорка, посмотри… Нет, сам посмотрю, может, уже согрелось…
Никто из нас не сомневался, что он собирается проверить, охладилось ли шампанское. Мы нетерпеливо ждали, не столько из-за самого напитка, сколько из-за его побочного действия. Таинственность Мети сидела у нас в печёнках.
Он наконец выстрелил пробкой, ничего не разбил и предупредил, что фамилий называть не станет. Полиции рассказал, и с него хватит. Нам же может сказать, что некий человек, назовём его Икс…
— Лучше ты их пронумеруй, — перебила я. — Чисел больше, чем букв, а, насколько можно представить, общество там многочисленное…
— Ладно, назовём его номер один, — согласился Метя. — Так вот, номер один знает такого типа, который является источником информации. Он держится за этого типа, как репей за собачий хвост, бегает за ним, подслушивает и временами добивается желаемой цели. Делает он это явно или тайно, а тот, кто звонит…