Хмелевская Иоанна. Бега [Скачки]

   — Для Марии ты тоже поставил? — спросила я Метю.
   — С первого заезда и со второго, потому что я знал, что она опоздает. С третьего уже нет, я её уговаривал, а она отказалась.
   Я повернулась к Монике.
   — Теперь вы мне можете сказать, что стряслось, у нас есть минутка до старта.
   — Что стряс… А-а-а! Ну да, конечно. Моя тётка обзванивала всех знакомых и всем рассказывала про этот блокнот Завейчика, потому что очень расстроилась. Вчера вечером и даже сегодня утром ещё звонила. И ей тоже звонили всякие разные… Потом она пошла к обедне в костёл, а я осталась дома, и пришёл один знакомый. Он был страшно расстроен, спрашивал насчёт этого блокнота и не хотел верить, когда я сказала, что полиция ещё вчера его забрала. Он все повторял, что у него с Завейчиком были разные общие дела и в том блокноте записаны адреса и телефоны, которые ему страшно нужны. Он обязательно хотел до этого блокнота добраться. Когда он пришёл, то не представился, потому что в лицо я его знаю, да и он меня, наверное, тоже знает, но потом назвал свою фамилию. Он с большим таким нажимом повторил несколько раз, что зовут его Кароль Бальцерский и что он очень просит, чтобы тётка ему сообщила, когда же он сможет получить этот блокнот в своё распоряжение. Я ведь ему сказала, что блокнот потом должны отдать тётке. Так вот, дело все в том, что фамилия его совсем не Бальцерский, я в этом уверена. Тётка, когда вернулась, подтвердила, что никакого Бальцерского не знает, зато ей звонили двое знакомых, Подвальский и Ерчик, оба они были связаны с Завейчиком какими-то деловыми интересами, выглядят они похоже, прийти мог любой из них. Не знаю, важно ли то, что он представился как Бальцерский. И вообще я не знаю, что надо делать.
   Я сосредоточенно слушала, потому что одна из фамилий показалась мне знакомой. Подвальский, я ведь уже слышала такую фамилию, Господи, где это могло быть… Минутку, его должны звать Эугениуш…
   — Эугениуш? — спросила я.
   — Что — Эугениуш?
   — Этот ваш Подвальский. Его, случайно, зовут не Эугениуш?
   — Не знаю. Минутку… Да, Геня Подвальский.., такое сочетание имени и фамилии у меня в памяти отложилось. А что?
   — Но вы не уверены, что это приходил Подвальский?
   — С тем же успехом это мог бы быть и Ерчик. Или ещё кто-нибудь. Но погодите, это ещё не все. Я даже сомневаюсь, стоит ли рассказывать… Вы надо мной смеяться не будете? То есть я не это хотела сказать, смейтесь на здоровье, если хотите, только не принимайте меня за кретинку, мне бы очень этого не хотелось. К тому же за истеричку.
   — Я ещё не слышала про кретинок-истеричек, которые занимались бы лошадьми. Лошади требуют спокойствия, они сами истеричны. Так что на этот счёт можете быть спокойны, что бы вы там ни сказали.
   — Тогда я вам расскажу. Так вот, в какой-то момент мне показалось, что он хочет меня убить.
   — Ты что, оглохла, что ли? Дашь ты мне в конце концов открывалку или я сама могу её взять?! — возопила Мария, близкая к тому, чтобы треснуть меня по башке бутылкой пива.
   Я даже и не заметила, как она пришла, и не убрала свои пакеты с её кресла. Я сунула руку в сумочку и вытащила косметичку.
   — На, все здесь, возьми. И выброси куда хочешь Расскажите подробнее, — попросила я Монику. — Может быть, вам вовсе не показалось.
   — Пришёл дворник… Нет, наверное, тут нужно по порядку рассказывать… Теперь это называется «домоуправ». Моя тётка его попросила, чтобы он поменял ей прокладку в кране — вода уже струйкой подтекала, — а она ему хорошо платит за такие услуги, вот он и пришёл, едва смог… Нет, на самом деле не так, это потом было… Я разговаривала с этим Бальцерским, который вовсе не Бальцерский, сказала ему, что полиция забрала блокнот Завейчика, он мне наконец поверил, очень огорчился, встал с кресла и восхитился цветком. У моей тётки есть цветущий амариллис, он действительно очень красивый, но мужчины ведь редко когда такие вещи замечают, а этот на цветок показывает и спрашивает меня: «Какой красивый! Что это такое?» Я взглянула, куда он указывал, а в этот момент позвонили в дверь, я вскочила и бросилась открывать. И я Совершенно уверена, что этот самый лже-Бальцерский держал в руке что-то такое., ну, вроде палки с шаром на конце. И вообще мне показалось, что он словно бы замахивался этой штуковиной. Он уже замахивался, но тут я вскочила с кресла, и он поскорее спрятал руки за спину. Оказалось, что как раз пришёл этот дворник слесарь-домоуправ, и выяснилось, что тётка, спускаясь вниз, напомнила ему насчёт крана и сказала, что деньги она оставила на письменном столе. Ну, дворник для начала заглянул в комнату, Бог его знает почему: то ли из простого любопытства, то ли деньги эти хотел увидеть, потому что, как только зыркнул на стол, так сразу воодушевился. Бальцерского он тоже увидел. Я сразу не сообразила, только сейчас, когда вы меня стали расспрашивать, я вспомнила, что именно тогда этот тип и сообщил, что его фамилия Бальцерский. И мне сейчас даже начинает казаться, что он специально говорил, для слесаря. На весь дом провозгласил, что фамилия его Бальцерский. Этой палки с шаром я уже, конечно, не увидела, и даже не стала бы клясться, что она действительно существовала.
   — И он ушёл?
   — Что, простите?
   — Этот Бальцерский, спрашиваю, что, встал и ушёл?
   — Ушёл. А слесарь в кухне остался. А потом вернулась моя тётка.
   — Нужно было сразу позвонить пану майору Вольскому.
   — Вы думаете? Но ведь это такая глупость…
   — Не имеет значения. Убийца тоже ведь не гений, и у него могут быть дурацкие идеи. Вы с кем сюда приехали?
   — На такси.
   — Тогда предлагаю, чтобы отсюда вы уехали с майором. Я вам это устрою. Займитесь пока паддоком и избегайте уединённых мест…
   Дали сигнал на старт. Сложности с убийцей отошли на задний план. Я поспешно извлекла из сумки бинокль.
   Нубия выиграла без малейших затруднений, за ней пришла Гамбия, пять-три. Надо было спуститься вниз пораньше и не слушать идиотского трёпа пана Собеслава с Вальдемаром, чтоб обоим им скиснуть…
   — Ихние деньги, наше почтение, — сказала я мрачно.
   — Весь ипподром нацелился на квинту, — высказал своё мнение полковник.
   — И на Гамбию тоже все ставили? — безнадёжно спросил Юрек. — Ну да, пятый номер — фаворит…
   — Я видела того типа, который располагает конфиденциальными сведениями из конюшен, — недовольно говорила пани Ада. — Он поставил пятьсот тысяч, пять последовательностей по сто, а все начинал с единички. Посмотрите, разве непонятно, что его надувают как хотят?! А он даже и не видит, дурень этакий. Я уже третий раз на него внимание обращаю…
   Пять арабских лошадей во втором заезде были Примерно равными претендентами на победу, и я вспомнила, что на арабах хорошо едут Скорек и Кацперский, поэтому решила поставить на жокеев. Два-пять и пять-два, в обе стороны, потому что ни один из них со времён царя Гороха не приходил первым. Значит, пора им выиграть! Весь ипподром единодушно ставил на четвёрку, но на ней ехал спортсмен-любитель Квятковский, который, правда, ужасно старался, однако особыми способностями не отличался. На чистокровных — пожалуйста, но не на арабских лошадях, разве что эта Гречка сама пойдёт к финишу…
   Я едва не забыла про Монику и лже-Бальцерского, но, к счастью, под лестницей наткнулась на старшего комиссара Ярковского, и чувство долга отодвинуло развлечения на задний план.
   — Вы знаете, эта Гречка и прийти может, — сказала я ему, — поймайте-ка младшего комиссара Вольского…
   Я передала ему рассказ Моники. Надо было обязательно проверить, кто там приходил к её тётке, да ещё и прихватил с собой палку с шаром на конце. Я была абсолютно уверена, что в этом таится некий колоссальный смысл, но понятия не имела какой, а атмосфера ипподрома не благоприятствовала следственным раздумьям. Старший комиссар Ярковский сомневался в достоинствах Гречки, он твёрдо стоял на том, что выиграет Кацперский, и шёпотом заверил меня, что к майору обратится сразу после заезда.
   Скорек неожиданно показал класс и очень легко выиграл. За ним, к сожалению, прорвался к финишу шустрый любитель Квятковский, после чего я стала энергично рвать на себе волосы, потому что поставила, разумеется, наоборот, а за последовательность дали аж четырнадцать тысяч. Юрек печально сказал, что это все-таки наименьшее зло. Триплет и квинту выиграли все наши знакомые.
   — Метя, — спросила я, перегнувшись через Марию, — ты некоего Подвальского знаешь?
   — Геня его зовут, — ответил Метя. — Знаю. А что?
   — А кто это?
   — Такой референт министра. Скотина средней паршивости. К Малиновскому он страшно подлизывается. А зачем он тебе?
   — Он глупый?
   — По-разному бывает. Иногда малый не дурак, а иногда и дурак немалый. А что?
   — Да ничего. А Ерчика ты знаешь?
   — Ерчак — это же лошадь, — заметила мне Мария. — Из конюшни Врублевского. Мы все её знаем.
   — Не Ерчак, а Ерчик. Ерчика знаешь? Метя на секунду задумался.
   — Нет. Ерчака я точно знаю, а вот Ерчика не припомню. А что?
   — Да ничего, ничего. Нет у меня сейчас времени морочить себе голову всякими преступными хитросплетениями, но свет в конце туннеля у меня начинает брезжить. Ещё, правда, сама не знаю какой.
   — И посмотри, что он мне снова тут натворил — сказала Мария голосом мученицы. — Погляди, что он вытворил в третьем заезде! Трабанта выбросил — черт с ним, я тоже его выкинула, но Богун?! Скочиляс! У меня были запланированы Санкция и Домена, а он мне подсовывает Богуна со Скочилясом! Я из-за него определённо в могилу сойду раньше срока! Ну посмотри только, что в итоге у меня получилось: я заканчиваю Богуном и Ройялем, а в середине у меня Домена и этот Скочиляс! Вот одна только Санкция и осталась: я заканчиваю ею один триплет и второй начинаю…
   — Откуда у тебя взялся тут Ройяль?
   — Ройяль взялся по ошибке. Я снова не успела в общую кассу и диктовала в кассе одинаров, по одной лошади, и Ройяля ляпнула вместо Валькирии в четвёртом заезде.
   — Да весь ипподром на неё поставил, — презрительно скривил рот Метя — Ну и что ж, что весь ипподром? Я хотела так поставить — и все!
   — И была бы у меня теперь Валькирия…
   — Ну ничего, в третьем заезде у тебя будет фукс…
   — Какой ещё фукс! — рассерженно вмешался Юрек. — Весь ипподром ставит на Ройяля!
   — Ты шутишь!
   — Куда там! Наипервейший фаворит! А за ним — Санкция — Ройяля подсказали на конюшне, — возвестил пан Эдя. — Говорят, что он уже висит.
   — Не видать вам Ройяля, как уха от селёдки! — издевался полковник.
   — Лимончик — это только разве что в чай хорошо, уважаемый, — втолковывал Вальдемар пану Собеславу. — Откуда, скажите на милость, вы его взяли, никакого Лимончика на финише не будет!
   — Чтоб ты скис! — буркнула я себе под нос, потому что именно на Лимончика-то я и поставила. Лошадь Вонгровской в предыдущем заезде я не трогала, а теперь не выдержала и воткнула этого Лимончика в триплет. Правда, я добавила ещё Домену и Санкцию, но Санкцию я втиснула в триплет, который начинался не Нубией, а Гамбией, поэтому его можно было считать сразу пролетевшим.
   — Лимончик, проше пана! Вот уж это будет бомба, а?! — с энтузиазмом убеждал всех пан Здись. — Этот Лимончик придёт, соперников у него тут просто нет!
   — А Домена что? С неё жокей свалится или она к финишу пятиться будет?
   — Ройяля ещё вчера давали на конюшне!
   — Дают — бери, а бьют — беги…
   — Самые лучшие в этом заезде — это Трабанг и Санкция, — негромко проговорила за моей спиной Моника Гонсовская. — Как можно тут вообще на что-то другое ставить…
   — .вулканизатор…
   — Что?
   — Вулканизатор, говорю.
   — Сейчас Вулканизатор не бежит!
   — Уважаемый, да не бежит, а шины, говорю, вулканизатор продаёт, причём дёшево…
   — Старт!
   Вой громкоговорителя надолго заглушил трепотню. Лошади стали довольно прилично входить в машину, первый Дымник, потом Санкция, Трабант и Домена. Ройяль упирался, но позволил себя уговорить. Богун замешкался на старте, Лимончик убежал назад. Скочилясу надо было на голову надевать мешок. Этих мешков все страшно боялись с того самого раза, когда лошадь с мешком на голове стартовала и кинулась в самую гущу остальных, вызвав невообразимый хаос. Мешок со Скочиляса Ровкович успел снять, прежде чем впихнули в машину Лимончика.
   — Ну вот, все собрались, — сказал Юрек. — Пошли — Старт, — начал свою молитву рупор. — Лидирует Домена, второй Дымник… Лидирует Дымник, за ним — Скочиляс, третья — Домена, четвёртая — Санкция…
   — Отстал! Уже отстал! Который?
   — А кто, как не Сарновский! Говорил же я, что Трабанта нет!
   — Там двое отстали…
   — Лимончик! Восьмёрка! На километр отстали!
   — Не умеет эта задница ездить…
   — Дымник выиграет!
   — Какой там Дымник! На прямой встанет — хоть слезай и сам скачи — Лидирует Дымник, вторая — Домена, на третьем месте Санкция… Четвёртым идёт Богун, отстаёт Скочиляс.., на последнем месте Трабант…
   — А где Ройяль?!
   — Давай, Дымник! — вдруг заорал Метя.
   — Кто-нибудь его точно убьёт, — сказала испуганно Мария. — Вперёд, Санкция!
   — Лимончик подтягивается! — крикнул пан Злись. На повороте лошади смешались. Лимончик вошёл в кучу вместе с Трабантом, Домена и Ройяль пошли на большую дорожку.
   — Ройяль уже выходит! Есть Ройяль! Ройяль идёт!
   — Ну да, два Ройяля и пианино! — рассердилась я. — Дальтоники…
   — Уважаемый, Ройяль ведь фиолетовый, а тут идёт жёлтый…
   — На прямую выходит Дымник, за ним идёт Санкция, третий — Богун, — вещал громкоговоритель, и время от времени его можно даже было расслышать…
   — Давай, Лимончик, — безо всякой надежды буркнула я.
   — Лимончик! Давай, Лимончик! — подхватил с энтузиазмом пан Здись. — Вот, пожалуйста, он уже приходит! Я же говорил! Только Лимончик!
   — Лидирует Санкция, второй идёт Домена, третий — Трабант, сразу после него — Лимончик, — возглашал рупор. — Санкция, за второе место борьба, Домена, Трабант, Санкция, Трабант, Санкция, Трабант, борьба, Санкция, Трабант…
   — Санкция! — с облегчением выкрикнул Юрек. — Удержалась, со мной едва инфаркта не было, ты этого Трабанта видела? С последнего места! У меня его не было…
   — Санкция с Трабантом, четыре-три.., а может, я случайно поставила?
   — Ведь я же ясно говорила, что в расчёт принимать можно только этих двоих! — с упрёком вздохнула Моника Юнсовская.
   — Если бы не проиграл, точно бы выиграл, говорю вам! И этот Лимончик, тоже мне, посмотри, где он был бы, кабы не жокей… Ведь шёл-то он третьим или четвёртым за Доменой, чуть-чуть не хватало!
   — Триплет у тебя готов? — спросила Мария.
   — Ну что ты! Я же первый заканчивала Лимончиком. А у вас?
   — Есть, и второй я тоже начала. И квинта у нас получается. Может, тыщ пятьдесят дадут, за двойку заплатили около шести.
   — Если даже тридцать дадут, так и то можем радоваться, — сказал мрачно Юрек.
   — В такие игры играют тигры! — распевал Вальдемар, показывая последовательность три-четыре, Санкцию с Трабантом, за пятьдесят тысяч. — На тройку не ставили, все прилипли к этому Ройялю, а вам, уважаемый, я говорил ведь, что лимончики только в чай годятся! Ведь я же вам предлагал и для вас поставить! И квинта у нас получается!
   — У меня две! — живо сказал пан Здись. — Великая это будет квинта…
   — Может, не такая уж великая, — осторожно поправил его пан Рысек. — Но лучше уж такая, чем никакой…
   — Жаль, — сказала в сторону окошка пани Ада. — Я поставила только на Трабанта.
   — Трабант «верхом» принёс бы целое состояние. Но квинта у вас пока получается?
   — Ну, квинта точно получается…
   Квинта получалась почти у всех. По поводу суммы выигрыша все спорили вплоть до самого объявления. За Санкцию дали четыре тысячи с ерундой, последовательность составила около двадцати, а триплет оказался ни вашим, ни нашим, нечто среднее между прогнозами Марии и Юрека — сорок одна тысяча. Я перестала жалеть о дурацких ставках, мне больше принесла последовательность, которую я поставила машинально, потому что в Трабанта я не верила. Квинта моя полетела к чертям вместе с первым триплетом, теперь у меня оставались шансы на второй, потому что в нем были две самые лучшие лошади. Я выгнала Монику в паддок.
   — Даже смотреть не на что, — сказала она сразу после первой разминки лошадей. — В расчёт можно принимать только двоих, о других и говорить не стоит. В конце концов, могла бы проявить себя и Калькутта, эта пятёрка, но она недостаточно тренирована, в будущем году она перейдёт в первую группу, а сейчас об этом даже речи быть не может. Только Парнас с Издателем, больше ничего.
   Я придерживалась того же мнения, потому обеих лошадей включила в триплет. Именно такие взгляды высказал почти весь ипподром, однако в последнюю секунду кто-то решил позаботиться о том, чтобы выигрыши все же повысились, и были пущены слухи насчёт Сенеки. Мать у него действительно была замечательная, но от замечательных матерей почему-то лучше получались кобылы, а жеребцы удавались меньше, и я ни в какого Сенеку не верила. Я поставила на Парнаса и Издателя два раза и оставила остальных в покое. Мнение Моники наконец-то оказало на меня влияние.
   Сенеку, понятное дело, все игроки обсуждали как существо женского рода. Я собственными ушами услышала, что в предыдущем своём заезде у ЭТОЙ Сенеки был шанс, но ЕЁ придержали. Даже странно было, что таким именем окрестили жеребца, но ведь была же Венява кобылой. Генерал Венява-Домбровский, по слухам, стопроцентный мужчина, должен был от этого в гробу перевернуться…
   Парнас с Издателем пришли безо всяких проблем. Издатель бьёт первый, Парнас пришёл вторым. Выигрыш снизился просто невыразимо: за последовательность дали три тысячи восемьсот, за триплет ещё того хуже — тридцать шесть тысяч. Квинта у всех замечательно получалась, некоторые успели поставить даже по двадцать, по тридцать раз. Пан Здись размахивал двумя карточками, пан Рысек тремя, пан Эдя перебирал десять штук.
   — А я к тому же перепутала заезды, — с ужасом сказала Мария. — Я слово даю, это из-за Мети! Посмотри!
   — Мне-то с самого начала показалось, что с этой Валькирией что-то не так, только я не хотела тебя сглазить…
   — Если теперь придёт не фукс, то выигрыш квинты побьёт рекорд по минимальной величине, — предрёк пан Рысек.
   — Ты на день ошибся, — заметила я Юреку. — Это не вчера должен был быть самый плохой день, а сегодня.
   — Ну вот, а я как раз думал, что будет наоборот. Без Гамбии, без Трабанта, во втором заезде только две приличные лошади и теперь тоже… Все все заранее знают. Теперь все ставят на Честкова, но я знаю, что он не придёт.
   — Да не на Честкова ставят, а на двойку, — поправил полковник.
   — На какую двойку? На Марсию? Почему? Она же плохо бегала…
   — Она болела, её вылечили, теперь она в отличной форме. Двойка — самый что ни на есть фаворит.
   — Ну и пожалуйста! Она у меня есть, и я очень на неё рассчитывал, думал, что это фукс!
   — Фуксом тут может прийти Росянка, шестёрка. Тшаска любит так неожиданно лошадь подать.
   — По-страшному все ставят на единичку, — поведал нам пан Рысек, опираясь спиной о подоконник. — Какой-то тип от Глебовского ставил в триплете и квинте только на единичку в пятом заезде, вот все и начали за ним следом ставить точно так же.
   — Один-четыре — они самые фавориты, — предсказал полковник. — Это Дотация с Честковом.
   — И мне тоже подсказали единичку, — грустно сообщил пан Эдя. — Я на неё поставил, но мне не верится.
   — Тогда действительно только Росянка осталась, — согласился Метя. — Давай, Росянка!
   — Метя, я тебя предупреждаю, что Росянки у нас нет! — испугалась Мария.
   — Ну и что с того? Зато это будет фукс! Давай, Росянка!
   — Успокойся, Метя у нас просто не жадный, предпочитает эмоции, а не деньги…
   Невзирая на то, что квинта обещала быть совершенно нищенской, напряжение нарастало. За столиком рядом с барьерчиком сидела какая-то сильно взбудораженная компания, к которой присоединился Капуляс. Честков был его конём. Капуляс что-то сказал своей компании, только я не расслышала что. Но его мнение, должно быть, оказалось положительным, потому что мрачные морды немного просветлели. Мнение Капуляса ещё абсолютно ни о чем не свидетельствовало, я сошла вниз посмотреть на паддок. Триплет я заканчивала Марсией.
   — Знаете, она просто замечательная, — сказала Моника Гонсовская. — Я буду ставить на неё со всеми остальными, за исключением тройки и семёрки. Они никуда не годятся, самая последняя группа, я вообще не знаю, что они тут делают.
   Я поставила по кругу единичку, двойку и тройку, Дотацию, Марсию и Честкова, в приступе вдохновения добавила к ним Росянку и вернулась наверх. Квинта, которая у всех получалась, оказывала решающее влияние на атмосферу. Вальдемар ссорился одновременно с распалённым паном Здисем и обиженным паном Собеславом. Мария пыталась вырвать у Мети программку на среду. Как он сумел высмотреть эту программку под бутылками пива, было уму непостижимо, но Метя принялся ставить там кружочки. Четверо мужчин за столиком возле нас уже собирались в кассу за своим будущим выигрышем. Капуляс держался со стоическим спокойствием.
   Объявили старт, лошади рванули, дистанция была довольно длинная. Лидеры сразу вышли вперёд. Компания за столиком вскочила и ринулась к окнам.
   — Лидирует с отрывом Секвенс, второй Ковёр, на третьем месте Дотация, — вещал равнодушный рупор. — Четвёртой идёт Росянка, пятая Марсия…
   — Господи, что он делает?! — заорал кто-то сзади. — Ты посмотри, что творится!
   Лидирующий Секвенс унёсся вперёд корпусов на тридцать, за ним мчался Ковёр, а затем корпусах в двадцати сзади шли все остальные, сбившись в плотную кучу. Ковёр приближался к Секвенсу, причём оба все сильнее уходили от всех остальных лошадей, прошли уже половину противоположной прямой и приближались к повороту.
   — Не догонят! — с ужасом сказал пан Эдя.
   — А знаешь, ведь могут не догнать, — озабоченно сказал Юрек. — Секвенс легко идёт… И веса у него почти нет.
   — Секвенс! Ковёр! Последовательность три-семь! — вопил пан Здись. — Ведь это же, господа, сенсация!
   — Сенсация в этом заезде даже не бежит, — хладнокровно возразила Мария. — И не морочьте голову, Не догонят…
   — Давай же, Сенсация! — радостно заверещал Метя.
   — Два лидера придут!
   — Хотели скандала — так вот вам скандал! Хотели скандала — так вот вам скандал! — повторял кто-то за спиной пана Эди, как заезженная пластинка.
   — Какой тут скандал, капустные вы кочаны, раз уж с самого начала так пошли?!
   — Не догонят!
   — Догонят на прямой!
   — А я вам говорю, что не догонят!
   — Ну давай, погоняй же четвёрку, кретин! Рупор что-то хрипел, но его не было слышно.
   Квинта, которую все заканчивали, распалила страсти.
   Визг, рёв, вой под небеса…
   — Подходят!!
   — Готово!
   — Четвёрка выходит! Давай, четвёрка!!!
   — Давай, единичка!!
   — Какая единичка, единичка отпала!!
   — Куда ты, дурень, на длинную дорожку пошёл?! Пан Эдя почти что сел на корточки, подгоняя воплями Честкова, пан Здись плясал перед стеклом, словно дервиш, Метя упрямо выл «давай, Сенсация!!!», за столиком некий тип орал с набитым ртом, фыркая куриными потрошками за воротник пана Рысека. Лидеры добрались до половины прямой — и ослабели. Кони, которые сбились кучей на дорожке, начали обгонять их, на первое место вышла Марсия, от кучи оторвалась Росянка, Честков шёл сбоку. Пан Рысек бурно запротестовал против куриных потрошков. Тот, который вопил с набитой пастью, наконец поперхнулся, его собутыльники завопили «давай, Капуляс!». А Капуляс сидел себе у столика и даже не дрогнул.
   — Марсия, Росянка, — прорезался громкоговоритель и смолк.
   — Есть! — сказал оживлённо Юрек и опомнился. — Так ведь выигрыш смехотворный…
   — А у меня квинта! — провозгласил пан Здись. — Вот, пожалуйста, без Честкова — все-таки немалые деньги!
   — Как же, как же, с Марсией! — издевательски фыркнула Мария.
   — Слушайте, вся ваша закуска у меня в волосах! — раздражённо говорил пан Рысек. — Или жуйте, или вопите, одно из двух…
   — Говорил же я: не ставить на четвёрку! — победно напомнил пан Вальдемар.
   — Два-шесть, без Честкова, без Дотации — вот это последовательность!
   — Ну, накаркала ты эту Росянку! — радостно взвизгнул Метя.
   Триплет получался нищенским, Марсия с Росянкой давали больший шанс. Росянку я угадала сама, а Марсию получила от Моники Гонсовской, могла поставить пять раз, дура, вместо одного!
   — Ну что мной движет, скажи мне, Бога ради, — в ярости обратилась я к Марии.
   — То же самое, что и мной, — коротко ответила она. — Посмотри!
   В программке у неё была выписана квинта, чётко и ясно. Все лошади пришли к финишу.
   — И что? Ведь ты же ставила?!
   — Одну квинту в складчину с Метей! А ведь я собиралась поставить трижды, для себя одной! И почему не поставила?!
   — Вот именно, почему?
   — А мне откуда знать? Что такое мной движет?!