— Ты же котом занималась, — напомнила подруга, — не до людей тебе было. Я бы тоже не обратила на него внимания, если бы не Яночка. Она нам его показала, помнишь? И ещё рассказала — он вроде какой-то директор, что в отпуске, по её словам, ведёт ночной образ жизни. А что он делал на кладбище — понятия не имею. Вроде бы никакой связи…
— Погодите! — прервал её Робин тоном, не терпящим возражений. — Если я правильно вас понял, этот здешний злоумышленник чинил лодку на берегу у костёла, так? А склеп запирал совсем другой человек, которого вы видели потом в кемпинге, где он, по слухам, вёл ночную жизнь. Так? Верно?
— Верно. Два разных типа, и каждого из них мы видели в двух местах.
— Минутку. А как выглядел тот, у усыпальницы? И что вам ещё о нем известно?
— Прилично одетый и уже очень пожилой — под семьдесят. И с машиной. Машина… машина… Господи, какая-же марка… Что-то солидное. Может, «таунус»? Номер… номер… Три года после Венского конгресса. Это у нас мнемонический приём такой, запоминать номера машин по известным историческим событиям. Выходит, пятнадцать и три, восемнадцать… Тысяча восемьсот восемнадцать!
— Буквы какие? — рявкнул Робин, похоже, совсем позабывший о правилах хорошего тона. Шпулька перепугалась.
— Не знаю! Не помню! Ни у кого из знаменитостей или знакомых не оказалось таких инициалов, вот я и не запомнила.
На помощь пришла Тереска.
— Тогда WF?. Таких ни у кого нет, легко запомнить.
— Правильно! — обрадовалась Шпулька.WF 1818. А в чем…
Робин уже поднялся и на ходу бросил:
— Сидеть спокойно! И не вздумайте менять место! Учтите, вы можете понадобиться! И нечего на меня так смотреть. Ничего особенного не произошло, просто кое-что надо проверить. На всякий случай…
— Ого-го! — сказала Шпулька, когда белый парус исчез вдали. — Ого-го! Ого-го!
— У тебя что, пластинку заело? — раздражённо поинтересовалась Тереска. — Теперь так и будешь огокать?
— Ого-го! — с нескрываемым восхищением повторила Шпулька, ничуть не обидевшись на подругу. — Ого-го! Ну и орёл!
— Что ты хочешь этим сказать? Оторвавшись наконец от созерцания уже пустого озера, Шпулька повернулась к подруге.
— Видела, как он сразу переменился? Вроде всегда такой вежливый, такой заботливый и внимательный. Такой… информированный. И вдруг нате вам! Совсем другой человек! Сразу показал настоящий мужской характер! Попробовала бы ты ему не ответить! Ого-го!
Тереска искоса взглянула на подругу и промолчала. Тёплая волна счастья залила вдруг её всю, с головы до ног.
Под тоненьким слоем возмущения и обиды в её душе бушевал настоящий вулкан совсем других чувств.
И вежливый, и заботливый, и вот же — может мужской характер проявить…
«Фольксваген» время от времени взрёвывал мотором и подскакивал на корнях деревьев, двигаясь по лесной дороге.
— Вот тебе и «не вмешиваться»! — ядовито шептала Тереска на ухо Шпульке, возвращаясь на машине аристократа на Нидзкое озеро. — Результаты вмешательства бывают иногда чрезвычайно полезными. Сами бы они в жизни не нашли это кладбище!
— Сами бы они себе не напортили, — заметила справедливая Шпулька. — Это просто чудо, что все благополучно кончилось. И слава Богу, а то у них было полное право пооткручивать нам головы! Я бы на их месте пооткручивала. Ну и дела. Ого-го!
В этот день ни свет ни заря девчонок вежливо, но решительно разбудили и увезли в голубую даль. Палатку оставили на попечение лесника, который привязал рядом самую брехливую из своих собак на самой длинной цепи. Формальности заняли всего полчаса. Заключались они в том, чтобы ткнуть пальцем в соответствующую усыпальницу на соответствующем кладбище и опознать на фотографии соответствующую физиономию. Остальное время можно было посвятить подробным и исчерпывающим объяснениям.
— Каждый раз мы опознаём каких-то преступных типов по фотографиям, — недовольно заметила Шпулька. — Не проще было бы предъявить их нам, так сказать, в натуре? Живьём? В натуральном виде?
— У преступных типов есть одна особенность, — доверительно пояснил знакомый капитан, вытирая огромным платком пот со лба. — Они редко кому желают добра. А фотографии не имеют обыкновения мстить свидетелям. За это я вам ручаюсь.
К берегу озера у костёла причалили на своей яхточке супруги Стшалковские. Их чрезвычайно заинтересовала информация, которую не преминул сообщить искусствовед. Ещё бы, настоящая сенсация!
Поскольку необходимые формальности были уже выполнены, Тереска со Шпулькой могли в тёплой компании отправиться в дом лесника, где их уже поджидал неизвестно откуда взявшийся Робин. Девчонки тут же вцепились в него, требуя подробнейших разъяснений.
В этом их весьма энергично поддержала пани Стшалковская.
— Похоже, вы — душа всего предприятия, — обратилась она к Робину. — И не вздумайте отказываться, рассказывайте все по порядку.
— Душой здесь, несомненно, выступает доцент Копшиц, — скромно ответил Робин. — Он первым уже давно обратил внимание на странное явление: различные предметы, представляющие большую историческую ценность, таинственным образом стали исчезать в разных местах. Он решил присмотреться к этому повнимательнее…
— Кто бы мог подумать, Казик, что из тебя выйдет такой Шерлок Холмс? — уважительно заметил пан Стшалковский.
— Поначалу исчезали картины и фарфор, — продолжал Робин. — Предметы, утрата которых легко объяснима. Однако со временем из музеев, реставрационных мастерских, антикварных магазинов стали исчезать и другие вещи, причём ни о каких кражах не сообщалось. Все это исчезало как бы легально, так сказать — естественная убыль.
Тут и аристократ вставил своё слово:
— Я обгатил внимание на такой многозначительный факт — отсутствовали остатки. Совегшенно загадочно испагялись всякие там осколки и обломки. Сначала я пгосто пагу гас заметил это случайно, а потом стал специально пговегять. И точно!
Четверо слушателей старались не проронить ни слова из захватывающего рассказа.
Робин продолжал:
— Пожалуйста, не спрашивайте меня, каким образом милиция, куда обратился пан доцент, пришла к определённым выводам. Я этого не знаю. У милиции свои методы, и она имеет обыкновение не раскрывать их. И правильно делает, ведь подобная информация была бы на руку преступникам… Во всяком случае было установлено, что некто — это мог быть как один человек, так и целая группа — так вот, некто разными преступными путями добывает предметы искусства. И поставил дело на широкую ногу. Начались поиски преступника или преступной группы. Задачу усложнял тот факт, что ни один из исчезнувших предметов ни разу не появлялся на рынке. Ничего из похищен-ного не пытались продать. Более того, даже просто кому-либо показать.
— Какой-нибудь подпольный коллекционер-маньяк? — предположила пани Стшалковская.
— Милиция считала — скорее уж коллекционер-торговец, — ответил Робин. — Логично было предположить, что, собрав достаточно крупную коллекцию, намерен вывезти её за границу и продать там за хорошие деньги.
— Вот свинья! — искренне возмутилась Шпулька.
— Болван! — воскликнул одновременно с девочкой пан Стшалковский. — Ведь он бы непременно попался на границе!
Аристократ замахал руками, а Робин покачал головой.
— Он не болван, у него было разработано даже несколько вариантов вывоза контрабанды. Подробности нам пока неизвестны, но доподлинно знаем — все было чрезвычайно продумано.
— Так кто же это был? — нетерпеливо допытывалась пани Стшалковская.
— Человек, которого никто никогда не смог бы заподозрить в чем-либо предосудительном. Не какая-нибудь там тёмная личность, совсем наоборот: пожилой заслуженный сотрудник одного из солидных учреждений, занимающий высокий пост и часто по делам службы выезжающий за границу. Ни в чем плохом никогда не замеченный, чистый как слеза! Естествен-
но, у него были помощники и сообщник. Одни так и оставались в неведении, для какого нехорошего дела их использовали, другие действовали вполне сознательно, за приличное вознаграждение. Всех их необходимо было выявить. А сам этот тип ещё имел в запасе клад, о котором, как он думал, никто ничего не знает. Правильнее сказать — клады, потому что ценности были зарыты в трех разных местах. Одно из них он сам когда-то выбрал, а другие ещё предстояло отыскать…
— Аааа…протянула Шпулька, начиная понимать.
— Вот именно. Теперь мы знаем, что это был тот третий, пропавший сразу после войны.
— Головой ручаюсь, ты и вчера все это отлично знал, — упрекнула Робина Тереска.
— Если меня тут будут третировать, больше ничего не скажу! — пригрозил Робин и демонстративно замолчал.
Стшалковские горячо вступились за него, требуя дальнейших пояснений. Тереска со Шпулькой пообещали больше не третировать рассказчика и тоже попросили его продолжать. Обе девчонки были горды своим участием в таком интереснейшем деле. Ещё бы: их злоумышленник оказался очень важной фигурой.
— Собственно говоря, ваш злоумышленник поначалу не верил в наличие клада, — пояснил Робин. — Оба преступника — бывший диверсант и нынешний искатель сокровищ — встретились как раз в тот момент, когда наш «коллекционер» решил завершить свою деятельность. Видимо, почувствовал, что становится слишком горячо и пора закругляться. Обеспечив пути контрабандного вывоза за рубеж своих сокровищ, он решил ещё порыться по берегам озёр. Жадность фраера сгубила… В целях конспирации этой работой занялся младший из сообщников, да и сил у него было побольше… Правда, «коллекционер» довольно часто помогал ему, отсюда и ночной образ жизни. Но ни сообщник, ни, честно говоря, милиция понятия не имели, где же припрятано добро, награбленное за последние годы.
— Я же говорила — кладбища! — с триумфом вставила Шпулька своё слово.
— Ты оказалась права. Тайник и в самом деле был устроен в старинном склепе. Этот тип довольно часто бывал на кладбище под предлогом заботы о могиле друга. Церковный староста и сторож отлично его знали, причём знали как порядочного и достойного человека. Сокровища свои он прятал в каменных саркофагах, стоящих в склепе. Поняв, что он раскрыт, «коллекционер» решил действовать стремительно, в этом был его единственный шанс на спасение. На случай провала у него был разработан план быстрого выезда за границу со всем добром. К счастью, осуществить этот план не удалось. Милиция подоспела в последнюю минуту и прихватила преступника прямо в тайнике. Очень удачно получилось: взяли голубчика вместе с вещдоками.
— Вы хотите сказать, что его могли и не поймать, если бы мы не знали об усыпальнице? — недоверчиво спросила пани Стшалковская. — Почему же за ним не следили?
Робин покачал головой.
— Все это не так просто, как вам кажется. Если бы «коллекционер» заметил за собой слежку, он немедленно пересмотрел бы свои планы и затаился. И по-прежнему ему не удалось бы ничего инкриминировать. Ведь внешне это был абсолютно добропорядочный человек, к тому же занимавший высокий пост. Это сейчас все уже ясно и нет никаких сомнений, а ведь буквально до вчерашнего дня были сплошные неясности. Только вчера обнаружили склеп, что чрезвычайно облегчило дело. А уж присутствие там самого «коллекционера» милиция может считать прямо подарком судьбы. Конечно, и без подарка можно было обойтись, вернули бы все ценности, что само по себе тоже очень важно. Пан доцент проверил — все на месте.
— А эти… — вмешалась Тереска. — А эти вещи из-под камней — тоже?
— Тоже.
— Говори же, что там были за вещи?
— Мне очень жаль, — с виноватым видом ответил Робин, — но это не совсем исторические ценности.
Ценности, но не исторические. Вернее, может, исторические, но не совсем.
— Так что же?!
— Награбленные во время войны драгоценности, золото и прочие благородные металлы и камни. А историческими эти ценности будут считаться лет через сто…
— Ну, знаете! — возмутилась Шпулька, оскорблённая в своих лучших чувствах. — И я из-за какого-то паршивого золота столько напереживалась! Наплела мне тут с три короба про скипетр Казимежа Великого, я и уши развесила…
— Ягеллона! — угрюмо поправила тоже вконец расстроенная Тереска.
— Ягеллона! Какая разница? Да знай я…
Когда наконец немного улеглись эмоции, вызванные этой необыкновенной историей, когда её обсудили во всех подробностях и выяснили все неясности, пан Стшалковский подвёл итоги.
— Насколько я понял, — сказал он, — следствие развивалось как бы по двум направлениям. Или в двух плоскостях. Одна — настоящая, глубинная, тщательно скрываемая от посторонних глаз, а другая — поверхностная, выставленная, можно сказать, напоказ, где ты, Казик, играл главную роль. Идиота. И должен признать, справился с ней отлично!
— Это ты от зависти говогишь, — невозмутимо отозвался аристократ. — Лучше отдай должное замечательной згительной памяти наших багышень…
В полном блеске славы поздним вечером наши путешественницы возвращались к своей палатке, взяв с искусствоведа-аристократа торжественное обещание показать возвращённые отечеству ценности, как только представится такая возможность.
— Да перестань же, в конце концов, твердить это своё идиотское «ого-го», — раздражённо потребовала Тереска. — А то пристанет так, что потом не отцепится. Видишь теперь — не вмешайся мы в это дело, не было бы никакого приключения.
Шпулька задумчиво произнесла:
— Тот первый блюститель порядка, на Добском озере, вероятно, что-то об этом слышал. Человек он пожилой, может, даже и знал когда-то этих типов. Догадывался — что-то тут зарыли, а теперь разыскивают…
— Вероятно, догадывалось несколько человек, ты права. Вовремя мы тут очутились!
— Не одни мы, вон сколько народу тут вовремя очутилось. Только вон никто не совал свой нос куда не надо, одна ты… со своим кошмарным характером!
— Вот именно, — тяжело вздохнула Тереска. — И теперь, когда уже все кончилось, мне будет явно чего-то не хватать. Вот разве чем-нибудь ещё заняться?
Шпулька чуть не задохнулась от возмущения.
— Совсем сбрендила?! Мало тебе было приключений? Неужели мы не можем пожить спокойно хоть несколько дней? Не успеешь оглянуться, уже надо будет возвращаться в Варшаву.
Тереска довольно долго молчала.
— Хотела бы я знать, — мрачно начала она, — как мы до этой Варшавы доберёмся? Слушай, а что, если поплыть до Писы, по Писе доплыть до Наревы, а по ней до Зегжинского залива?
— А дальше? Пешком или вверх по Висле?
— Если у вас возникнут какие-то трудности с воз-вгащением, то я к вашим услугам, — вмешался вдруг в дискуссию аристократ. — В Вагшаву я отправляюсь чегез неделю, двадцатого, и если вас устгаивает, можем отправиться вместе.
Девчонок такое предложение устраивало как нельзя больше. Вот только…
— А мы поместимся? — с беспокойством поинтересовалась Тереска. — У нас ведь много багажа.
— Матица у меня очень вместительная, — успокоил её аристократ. — А в пгидачу ещё и багажник на кгыше. Да что там! За то, что вы сделали, вас надо в золотой кагете отвезти. Так что мы с ней — к вашим услугам!
— С каретой? — обалдело прошептала Шпулька, вспомнив свой сон, когда аристократ, высунувшись из окна кареты, грозил ей кулаком и ругался на чем свет стоит. Вещий сон?..
— Увы. К сожалению, только с обычной машиной, нет у меня кагеты. Ну что, договогились?
— Договорились, большое вам спасибо! Тогда мы приплывём в Ручане накануне и сразу запакуем свои вещи. Вам во сколько удобно выехать?
— Думаю, около часа дня будет в самый гас.
Вряд ли подружки успели бы не только к часу дня, но и к часу ночи, если бы не Робин. Разобранная на составные части байдарка почему-то категорически отказывалась вмещаться в мешки. Шпулька уже подумала, не потерялся ли где ещё один мешок. Да и остальные вещи тоже размножились самым удивительным образом, а кроме того, практически во всех имеющихся ёмкостях девчонки везли огромное количество брусники, собранной буквально в самый последний момент.
На этот раз Робин появился со стороны берега, да не с пустыми руками. Он принёс два громадных копчёных угря, вызвавших бешеный восторг девчонок. И как-то моментально упаковал все их вещи. Тереска лишь покорно подавала ему предметы, которые он сам ей называл в нужном порядке.
Шпулька не преминула вполголоса заметить подруге:
— Вроде бы ты хотела быть абсолютно независимой? Теперь уже не хочешь?
— Мы и так почти два месяца были абсолютно независимыми. Можем сделать перерыв, — беззаботно отозвалась Тереска. — А в следующий раз начнём собираться за неделю до отъезда.
Аристократ с ангельским терпением запихивал в свою машину их вещи, не возражая против самых неудобных форм багажа.
Увидев угрей в отдельной упаковке, он с улыбкой взглянул на Робина и заметил, ни к кому не обращаясь:
— А в моё вгемя дамам дагили цветы.
— В моё — тоже, — вздохнул в ответ Робин. — Просто у этих дам очень оригинальные вкусы…
Проводив взглядом машину, молодой человек обернулся, посмотрел на озеро и понял — пропал! Совсем пропал!
Теперь до конца дней своих, как ни взглянет на сверкающую воду, солнце и лес, так и вспомнит прозрачные, зеленые, светящиеся счастьем Терескины глаза.
До Варшавы добрались в седьмом часу вечера. Сначала аристократ с шиком подкатил к дому Терески, подождал, пока выгрузят соответствующую часть багажа, затем подвёз Шпульку с её багажом к дому, и, раскланявшись, уехал. Тереска, разумеется, доехала со Шпулькой до её дома, и теперь, уже в сумерках, пошла домой. Шпулька, ясное дело, пошла её провожать.
— Честно говоря, я никак понять не могу, что ты о нем думаешь? — заговорила Шпулька на животрепещущую тему.
— О ком? — притворилась непонимающей Тереска.
— О Робине, конечно, не притворяйся!
— А знаешь, представь себе… — начала было Тереска и вдруг остановилась.Я о нем ничего не думаю! Ужасно!
Шпулька от удивления тоже замерла на месте.
— Наверное, и в самом деле это ужасно! — подумав, согласилась она. — Только я никак не врублюсь… Почему?
Похоже, Тереска сама была потрясена своим открытием, потому что не сразу ответила.
— Только сейчас я начинаю понимать, — наконец произнесла она. — Я о нем ничего не думаю! То есть, конечно же, что-то там думаю… То есть я не совсем уверена, думаю ли… Но знаю точно, что не думаю!
Шпулька с подозрением взглянула на подругу.
— Или ты влюбилась, или у тебя крыша поехала, — сделала она вывод и машинально повернула к своему дому. — Попытайся объяснить попонятнее, а то я что-то совсем запуталась.
Тереска тоже машинально двинулась за ней следом.
— Понимаешь, я его себе не представляю…
— И не надо! Без того знаешь, как он выглядит.
— Балда! Я совсем о другом: про него ничего не представляю, то есть не придумываю. Ведь раньше как было? Каждый раз, как влюблюсь, так начинаю представлять, всякие планы строить, что-то придумывать, ну и тому подобное… Потом, ясное дело, из этих моих планов ни фига не выходит, ну да это в порядке вещей. А здесь — как отрезало! Ничегошеньки не представляю, совсем ничего не придумываю. Даже когда жду…
— А, все-таки ждёшь?
— Понятно, жду. Так вот, даже когда жду, ничего себе в мыслях не представляю.
— А что бы такое ты могла представлять?
— Многое. Что угодно! Ну, как он приплывает, как что-нибудь сделает, пнёт кастрюлю или как на меня посмотрит, или что скажет… Ведь я раньше сама выдумывала, что мне скажут, а сейчас — ничего подобного! Я знаю, что он есть, и с меня довольно достаточно.
— О-го-го, не к добру это! — обеспокоенно заметила Шпулька. — Надо подумать…
Тереска огляделась и, обнаружив, что они пришли к дому подруги, машинально развернулась и отправилась обратно. Шпулька машинально же последовала за ней.
Подумав, она произнесла зловещим пророческим тоном:
— Боюсь, так просто все это не кончится…
— И что? — живо откликнулась Тереска. — Что будет?
— Не знаю, но что-то будет. Ты права, это и в самом деле ужасно!
Уже совсем стемнело, а девчонки так и не преодолели даже половины расстояния между их домами. И тут с одной стороны улицы появился Зигмунт, брат Шпульки, а с другой — пан Кемпиньский, отец Терески.
— Господи! Где ты пропадаешь? — гаркнул Зигмунт сестре — Мать уже в панику впала, не иначе, её доченька под машину угодила! Мы без тебя ужинать не садимся!
— У вас была одна палатка и одна байдарка, — задумчиво произнёс пан Кемпиньский — Как же вы умудрились провести каникулы порознь?
— Погодите! — прервал её Робин тоном, не терпящим возражений. — Если я правильно вас понял, этот здешний злоумышленник чинил лодку на берегу у костёла, так? А склеп запирал совсем другой человек, которого вы видели потом в кемпинге, где он, по слухам, вёл ночную жизнь. Так? Верно?
— Верно. Два разных типа, и каждого из них мы видели в двух местах.
— Минутку. А как выглядел тот, у усыпальницы? И что вам ещё о нем известно?
— Прилично одетый и уже очень пожилой — под семьдесят. И с машиной. Машина… машина… Господи, какая-же марка… Что-то солидное. Может, «таунус»? Номер… номер… Три года после Венского конгресса. Это у нас мнемонический приём такой, запоминать номера машин по известным историческим событиям. Выходит, пятнадцать и три, восемнадцать… Тысяча восемьсот восемнадцать!
— Буквы какие? — рявкнул Робин, похоже, совсем позабывший о правилах хорошего тона. Шпулька перепугалась.
— Не знаю! Не помню! Ни у кого из знаменитостей или знакомых не оказалось таких инициалов, вот я и не запомнила.
На помощь пришла Тереска.
— Тогда WF?. Таких ни у кого нет, легко запомнить.
— Правильно! — обрадовалась Шпулька.WF 1818. А в чем…
Робин уже поднялся и на ходу бросил:
— Сидеть спокойно! И не вздумайте менять место! Учтите, вы можете понадобиться! И нечего на меня так смотреть. Ничего особенного не произошло, просто кое-что надо проверить. На всякий случай…
— Ого-го! — сказала Шпулька, когда белый парус исчез вдали. — Ого-го! Ого-го!
— У тебя что, пластинку заело? — раздражённо поинтересовалась Тереска. — Теперь так и будешь огокать?
— Ого-го! — с нескрываемым восхищением повторила Шпулька, ничуть не обидевшись на подругу. — Ого-го! Ну и орёл!
— Что ты хочешь этим сказать? Оторвавшись наконец от созерцания уже пустого озера, Шпулька повернулась к подруге.
— Видела, как он сразу переменился? Вроде всегда такой вежливый, такой заботливый и внимательный. Такой… информированный. И вдруг нате вам! Совсем другой человек! Сразу показал настоящий мужской характер! Попробовала бы ты ему не ответить! Ого-го!
Тереска искоса взглянула на подругу и промолчала. Тёплая волна счастья залила вдруг её всю, с головы до ног.
Под тоненьким слоем возмущения и обиды в её душе бушевал настоящий вулкан совсем других чувств.
И вежливый, и заботливый, и вот же — может мужской характер проявить…
«Фольксваген» время от времени взрёвывал мотором и подскакивал на корнях деревьев, двигаясь по лесной дороге.
— Вот тебе и «не вмешиваться»! — ядовито шептала Тереска на ухо Шпульке, возвращаясь на машине аристократа на Нидзкое озеро. — Результаты вмешательства бывают иногда чрезвычайно полезными. Сами бы они в жизни не нашли это кладбище!
— Сами бы они себе не напортили, — заметила справедливая Шпулька. — Это просто чудо, что все благополучно кончилось. И слава Богу, а то у них было полное право пооткручивать нам головы! Я бы на их месте пооткручивала. Ну и дела. Ого-го!
В этот день ни свет ни заря девчонок вежливо, но решительно разбудили и увезли в голубую даль. Палатку оставили на попечение лесника, который привязал рядом самую брехливую из своих собак на самой длинной цепи. Формальности заняли всего полчаса. Заключались они в том, чтобы ткнуть пальцем в соответствующую усыпальницу на соответствующем кладбище и опознать на фотографии соответствующую физиономию. Остальное время можно было посвятить подробным и исчерпывающим объяснениям.
— Каждый раз мы опознаём каких-то преступных типов по фотографиям, — недовольно заметила Шпулька. — Не проще было бы предъявить их нам, так сказать, в натуре? Живьём? В натуральном виде?
— У преступных типов есть одна особенность, — доверительно пояснил знакомый капитан, вытирая огромным платком пот со лба. — Они редко кому желают добра. А фотографии не имеют обыкновения мстить свидетелям. За это я вам ручаюсь.
К берегу озера у костёла причалили на своей яхточке супруги Стшалковские. Их чрезвычайно заинтересовала информация, которую не преминул сообщить искусствовед. Ещё бы, настоящая сенсация!
Поскольку необходимые формальности были уже выполнены, Тереска со Шпулькой могли в тёплой компании отправиться в дом лесника, где их уже поджидал неизвестно откуда взявшийся Робин. Девчонки тут же вцепились в него, требуя подробнейших разъяснений.
В этом их весьма энергично поддержала пани Стшалковская.
— Похоже, вы — душа всего предприятия, — обратилась она к Робину. — И не вздумайте отказываться, рассказывайте все по порядку.
— Душой здесь, несомненно, выступает доцент Копшиц, — скромно ответил Робин. — Он первым уже давно обратил внимание на странное явление: различные предметы, представляющие большую историческую ценность, таинственным образом стали исчезать в разных местах. Он решил присмотреться к этому повнимательнее…
— Кто бы мог подумать, Казик, что из тебя выйдет такой Шерлок Холмс? — уважительно заметил пан Стшалковский.
— Поначалу исчезали картины и фарфор, — продолжал Робин. — Предметы, утрата которых легко объяснима. Однако со временем из музеев, реставрационных мастерских, антикварных магазинов стали исчезать и другие вещи, причём ни о каких кражах не сообщалось. Все это исчезало как бы легально, так сказать — естественная убыль.
Тут и аристократ вставил своё слово:
— Я обгатил внимание на такой многозначительный факт — отсутствовали остатки. Совегшенно загадочно испагялись всякие там осколки и обломки. Сначала я пгосто пагу гас заметил это случайно, а потом стал специально пговегять. И точно!
Четверо слушателей старались не проронить ни слова из захватывающего рассказа.
Робин продолжал:
— Пожалуйста, не спрашивайте меня, каким образом милиция, куда обратился пан доцент, пришла к определённым выводам. Я этого не знаю. У милиции свои методы, и она имеет обыкновение не раскрывать их. И правильно делает, ведь подобная информация была бы на руку преступникам… Во всяком случае было установлено, что некто — это мог быть как один человек, так и целая группа — так вот, некто разными преступными путями добывает предметы искусства. И поставил дело на широкую ногу. Начались поиски преступника или преступной группы. Задачу усложнял тот факт, что ни один из исчезнувших предметов ни разу не появлялся на рынке. Ничего из похищен-ного не пытались продать. Более того, даже просто кому-либо показать.
— Какой-нибудь подпольный коллекционер-маньяк? — предположила пани Стшалковская.
— Милиция считала — скорее уж коллекционер-торговец, — ответил Робин. — Логично было предположить, что, собрав достаточно крупную коллекцию, намерен вывезти её за границу и продать там за хорошие деньги.
— Вот свинья! — искренне возмутилась Шпулька.
— Болван! — воскликнул одновременно с девочкой пан Стшалковский. — Ведь он бы непременно попался на границе!
Аристократ замахал руками, а Робин покачал головой.
— Он не болван, у него было разработано даже несколько вариантов вывоза контрабанды. Подробности нам пока неизвестны, но доподлинно знаем — все было чрезвычайно продумано.
— Так кто же это был? — нетерпеливо допытывалась пани Стшалковская.
— Человек, которого никто никогда не смог бы заподозрить в чем-либо предосудительном. Не какая-нибудь там тёмная личность, совсем наоборот: пожилой заслуженный сотрудник одного из солидных учреждений, занимающий высокий пост и часто по делам службы выезжающий за границу. Ни в чем плохом никогда не замеченный, чистый как слеза! Естествен-
но, у него были помощники и сообщник. Одни так и оставались в неведении, для какого нехорошего дела их использовали, другие действовали вполне сознательно, за приличное вознаграждение. Всех их необходимо было выявить. А сам этот тип ещё имел в запасе клад, о котором, как он думал, никто ничего не знает. Правильнее сказать — клады, потому что ценности были зарыты в трех разных местах. Одно из них он сам когда-то выбрал, а другие ещё предстояло отыскать…
— Аааа…протянула Шпулька, начиная понимать.
— Вот именно. Теперь мы знаем, что это был тот третий, пропавший сразу после войны.
— Головой ручаюсь, ты и вчера все это отлично знал, — упрекнула Робина Тереска.
— Если меня тут будут третировать, больше ничего не скажу! — пригрозил Робин и демонстративно замолчал.
Стшалковские горячо вступились за него, требуя дальнейших пояснений. Тереска со Шпулькой пообещали больше не третировать рассказчика и тоже попросили его продолжать. Обе девчонки были горды своим участием в таком интереснейшем деле. Ещё бы: их злоумышленник оказался очень важной фигурой.
— Собственно говоря, ваш злоумышленник поначалу не верил в наличие клада, — пояснил Робин. — Оба преступника — бывший диверсант и нынешний искатель сокровищ — встретились как раз в тот момент, когда наш «коллекционер» решил завершить свою деятельность. Видимо, почувствовал, что становится слишком горячо и пора закругляться. Обеспечив пути контрабандного вывоза за рубеж своих сокровищ, он решил ещё порыться по берегам озёр. Жадность фраера сгубила… В целях конспирации этой работой занялся младший из сообщников, да и сил у него было побольше… Правда, «коллекционер» довольно часто помогал ему, отсюда и ночной образ жизни. Но ни сообщник, ни, честно говоря, милиция понятия не имели, где же припрятано добро, награбленное за последние годы.
— Я же говорила — кладбища! — с триумфом вставила Шпулька своё слово.
— Ты оказалась права. Тайник и в самом деле был устроен в старинном склепе. Этот тип довольно часто бывал на кладбище под предлогом заботы о могиле друга. Церковный староста и сторож отлично его знали, причём знали как порядочного и достойного человека. Сокровища свои он прятал в каменных саркофагах, стоящих в склепе. Поняв, что он раскрыт, «коллекционер» решил действовать стремительно, в этом был его единственный шанс на спасение. На случай провала у него был разработан план быстрого выезда за границу со всем добром. К счастью, осуществить этот план не удалось. Милиция подоспела в последнюю минуту и прихватила преступника прямо в тайнике. Очень удачно получилось: взяли голубчика вместе с вещдоками.
— Вы хотите сказать, что его могли и не поймать, если бы мы не знали об усыпальнице? — недоверчиво спросила пани Стшалковская. — Почему же за ним не следили?
Робин покачал головой.
— Все это не так просто, как вам кажется. Если бы «коллекционер» заметил за собой слежку, он немедленно пересмотрел бы свои планы и затаился. И по-прежнему ему не удалось бы ничего инкриминировать. Ведь внешне это был абсолютно добропорядочный человек, к тому же занимавший высокий пост. Это сейчас все уже ясно и нет никаких сомнений, а ведь буквально до вчерашнего дня были сплошные неясности. Только вчера обнаружили склеп, что чрезвычайно облегчило дело. А уж присутствие там самого «коллекционера» милиция может считать прямо подарком судьбы. Конечно, и без подарка можно было обойтись, вернули бы все ценности, что само по себе тоже очень важно. Пан доцент проверил — все на месте.
— А эти… — вмешалась Тереска. — А эти вещи из-под камней — тоже?
— Тоже.
— Говори же, что там были за вещи?
— Мне очень жаль, — с виноватым видом ответил Робин, — но это не совсем исторические ценности.
Ценности, но не исторические. Вернее, может, исторические, но не совсем.
— Так что же?!
— Награбленные во время войны драгоценности, золото и прочие благородные металлы и камни. А историческими эти ценности будут считаться лет через сто…
— Ну, знаете! — возмутилась Шпулька, оскорблённая в своих лучших чувствах. — И я из-за какого-то паршивого золота столько напереживалась! Наплела мне тут с три короба про скипетр Казимежа Великого, я и уши развесила…
— Ягеллона! — угрюмо поправила тоже вконец расстроенная Тереска.
— Ягеллона! Какая разница? Да знай я…
Когда наконец немного улеглись эмоции, вызванные этой необыкновенной историей, когда её обсудили во всех подробностях и выяснили все неясности, пан Стшалковский подвёл итоги.
— Насколько я понял, — сказал он, — следствие развивалось как бы по двум направлениям. Или в двух плоскостях. Одна — настоящая, глубинная, тщательно скрываемая от посторонних глаз, а другая — поверхностная, выставленная, можно сказать, напоказ, где ты, Казик, играл главную роль. Идиота. И должен признать, справился с ней отлично!
— Это ты от зависти говогишь, — невозмутимо отозвался аристократ. — Лучше отдай должное замечательной згительной памяти наших багышень…
В полном блеске славы поздним вечером наши путешественницы возвращались к своей палатке, взяв с искусствоведа-аристократа торжественное обещание показать возвращённые отечеству ценности, как только представится такая возможность.
— Да перестань же, в конце концов, твердить это своё идиотское «ого-го», — раздражённо потребовала Тереска. — А то пристанет так, что потом не отцепится. Видишь теперь — не вмешайся мы в это дело, не было бы никакого приключения.
Шпулька задумчиво произнесла:
— Тот первый блюститель порядка, на Добском озере, вероятно, что-то об этом слышал. Человек он пожилой, может, даже и знал когда-то этих типов. Догадывался — что-то тут зарыли, а теперь разыскивают…
— Вероятно, догадывалось несколько человек, ты права. Вовремя мы тут очутились!
— Не одни мы, вон сколько народу тут вовремя очутилось. Только вон никто не совал свой нос куда не надо, одна ты… со своим кошмарным характером!
— Вот именно, — тяжело вздохнула Тереска. — И теперь, когда уже все кончилось, мне будет явно чего-то не хватать. Вот разве чем-нибудь ещё заняться?
Шпулька чуть не задохнулась от возмущения.
— Совсем сбрендила?! Мало тебе было приключений? Неужели мы не можем пожить спокойно хоть несколько дней? Не успеешь оглянуться, уже надо будет возвращаться в Варшаву.
Тереска довольно долго молчала.
— Хотела бы я знать, — мрачно начала она, — как мы до этой Варшавы доберёмся? Слушай, а что, если поплыть до Писы, по Писе доплыть до Наревы, а по ней до Зегжинского залива?
— А дальше? Пешком или вверх по Висле?
— Если у вас возникнут какие-то трудности с воз-вгащением, то я к вашим услугам, — вмешался вдруг в дискуссию аристократ. — В Вагшаву я отправляюсь чегез неделю, двадцатого, и если вас устгаивает, можем отправиться вместе.
Девчонок такое предложение устраивало как нельзя больше. Вот только…
— А мы поместимся? — с беспокойством поинтересовалась Тереска. — У нас ведь много багажа.
— Матица у меня очень вместительная, — успокоил её аристократ. — А в пгидачу ещё и багажник на кгыше. Да что там! За то, что вы сделали, вас надо в золотой кагете отвезти. Так что мы с ней — к вашим услугам!
— С каретой? — обалдело прошептала Шпулька, вспомнив свой сон, когда аристократ, высунувшись из окна кареты, грозил ей кулаком и ругался на чем свет стоит. Вещий сон?..
— Увы. К сожалению, только с обычной машиной, нет у меня кагеты. Ну что, договогились?
— Договорились, большое вам спасибо! Тогда мы приплывём в Ручане накануне и сразу запакуем свои вещи. Вам во сколько удобно выехать?
— Думаю, около часа дня будет в самый гас.
Вряд ли подружки успели бы не только к часу дня, но и к часу ночи, если бы не Робин. Разобранная на составные части байдарка почему-то категорически отказывалась вмещаться в мешки. Шпулька уже подумала, не потерялся ли где ещё один мешок. Да и остальные вещи тоже размножились самым удивительным образом, а кроме того, практически во всех имеющихся ёмкостях девчонки везли огромное количество брусники, собранной буквально в самый последний момент.
На этот раз Робин появился со стороны берега, да не с пустыми руками. Он принёс два громадных копчёных угря, вызвавших бешеный восторг девчонок. И как-то моментально упаковал все их вещи. Тереска лишь покорно подавала ему предметы, которые он сам ей называл в нужном порядке.
Шпулька не преминула вполголоса заметить подруге:
— Вроде бы ты хотела быть абсолютно независимой? Теперь уже не хочешь?
— Мы и так почти два месяца были абсолютно независимыми. Можем сделать перерыв, — беззаботно отозвалась Тереска. — А в следующий раз начнём собираться за неделю до отъезда.
Аристократ с ангельским терпением запихивал в свою машину их вещи, не возражая против самых неудобных форм багажа.
Увидев угрей в отдельной упаковке, он с улыбкой взглянул на Робина и заметил, ни к кому не обращаясь:
— А в моё вгемя дамам дагили цветы.
— В моё — тоже, — вздохнул в ответ Робин. — Просто у этих дам очень оригинальные вкусы…
Проводив взглядом машину, молодой человек обернулся, посмотрел на озеро и понял — пропал! Совсем пропал!
Теперь до конца дней своих, как ни взглянет на сверкающую воду, солнце и лес, так и вспомнит прозрачные, зеленые, светящиеся счастьем Терескины глаза.
До Варшавы добрались в седьмом часу вечера. Сначала аристократ с шиком подкатил к дому Терески, подождал, пока выгрузят соответствующую часть багажа, затем подвёз Шпульку с её багажом к дому, и, раскланявшись, уехал. Тереска, разумеется, доехала со Шпулькой до её дома, и теперь, уже в сумерках, пошла домой. Шпулька, ясное дело, пошла её провожать.
— Честно говоря, я никак понять не могу, что ты о нем думаешь? — заговорила Шпулька на животрепещущую тему.
— О ком? — притворилась непонимающей Тереска.
— О Робине, конечно, не притворяйся!
— А знаешь, представь себе… — начала было Тереска и вдруг остановилась.Я о нем ничего не думаю! Ужасно!
Шпулька от удивления тоже замерла на месте.
— Наверное, и в самом деле это ужасно! — подумав, согласилась она. — Только я никак не врублюсь… Почему?
Похоже, Тереска сама была потрясена своим открытием, потому что не сразу ответила.
— Только сейчас я начинаю понимать, — наконец произнесла она. — Я о нем ничего не думаю! То есть, конечно же, что-то там думаю… То есть я не совсем уверена, думаю ли… Но знаю точно, что не думаю!
Шпулька с подозрением взглянула на подругу.
— Или ты влюбилась, или у тебя крыша поехала, — сделала она вывод и машинально повернула к своему дому. — Попытайся объяснить попонятнее, а то я что-то совсем запуталась.
Тереска тоже машинально двинулась за ней следом.
— Понимаешь, я его себе не представляю…
— И не надо! Без того знаешь, как он выглядит.
— Балда! Я совсем о другом: про него ничего не представляю, то есть не придумываю. Ведь раньше как было? Каждый раз, как влюблюсь, так начинаю представлять, всякие планы строить, что-то придумывать, ну и тому подобное… Потом, ясное дело, из этих моих планов ни фига не выходит, ну да это в порядке вещей. А здесь — как отрезало! Ничегошеньки не представляю, совсем ничего не придумываю. Даже когда жду…
— А, все-таки ждёшь?
— Понятно, жду. Так вот, даже когда жду, ничего себе в мыслях не представляю.
— А что бы такое ты могла представлять?
— Многое. Что угодно! Ну, как он приплывает, как что-нибудь сделает, пнёт кастрюлю или как на меня посмотрит, или что скажет… Ведь я раньше сама выдумывала, что мне скажут, а сейчас — ничего подобного! Я знаю, что он есть, и с меня довольно достаточно.
— О-го-го, не к добру это! — обеспокоенно заметила Шпулька. — Надо подумать…
Тереска огляделась и, обнаружив, что они пришли к дому подруги, машинально развернулась и отправилась обратно. Шпулька машинально же последовала за ней.
Подумав, она произнесла зловещим пророческим тоном:
— Боюсь, так просто все это не кончится…
— И что? — живо откликнулась Тереска. — Что будет?
— Не знаю, но что-то будет. Ты права, это и в самом деле ужасно!
Уже совсем стемнело, а девчонки так и не преодолели даже половины расстояния между их домами. И тут с одной стороны улицы появился Зигмунт, брат Шпульки, а с другой — пан Кемпиньский, отец Терески.
— Господи! Где ты пропадаешь? — гаркнул Зигмунт сестре — Мать уже в панику впала, не иначе, её доченька под машину угодила! Мы без тебя ужинать не садимся!
— У вас была одна палатка и одна байдарка, — задумчиво произнёс пан Кемпиньский — Как же вы умудрились провести каникулы порознь?