— А что это значит «в большой массе»? Была вся вымазана этой помадой?
— Нет, вся была одета в такой цвет. Да, это совершенно точно. С любой другой одеждой этот цвет страшно бы выпирал, а я никогда не замечала, чтобы у нее было какое-то несоответствие с цветами.
Я прониклась глубокой благодарностью к Алиции как за подтверждение правдивости моих слов, так и за этот комплимент.
— Ну так попытайтесь еще раз припомнить, когда это могло быть?
— Думаю, что довольно давно. Наверное, на ней тогда было что-то зимнее.
— Благодарим вас...
Следующей была Анка, которая категорически отказалась от каких-либо связей с моей помадой, в доказательство показав свою, которая и в самом деле была более светлого оттенка. У Моники цвет этой помады вызвал величайшее отвращение. Все женщины нашей мастерской, поочередно опрашиваемые, проявили явную недостаточность памяти в вопросах моего макияжа.
Отпустив последнюю сотрудницу бюро, мужчины, проводившие допрос, погрузились в молчание. Потом прокурор резким движением вытащил из ящика носовой платок и развернул его полностью.
— И тем не менее, может быть, вы нам скажете, откуда на этом платке взялось вот это!
С меня мгновенно слетел весь сон, и я перестала глупо и невинно удивляться. На бело-голубой клетке четко обозначились следы моей собственной ярко-красной помады!
Я сидела как соляной столб, уставившись в проклятый платок, и чувствовала, как мне одновременно становится и холодно и жарко, потому что я внезапно все вспомнила. Я знала, откуда там взялись эти следы, и, что хуже всего, знала также, кто убийца!..
Я, конечно, могла все рассказать. Могла также продолжать утверждать, что ничего не помню, могла сделать множество других вещей! Но я до такой степени поглупела, что мне не пришло в голову ничего другого, как только то, что я скорей удавлюсь, чем скажу правду!
Я молчала так долго, что они почувствовали, что я, предоставленная сама себе, буду молчать до скончания века. Прокурор холодным, официальным тоном повторил свой вопрос:
— Откуда на этом платке следы вашей помады?
— Не скажу, — ответила я неожиданно даже для самой себя.
— Что вы сказали?!
— Не скажу, — упрямо повторила я.
— Что значит — не скажете? Вы уже все вспомнили?
— Вспомнила. И заявляю вам, что больше ничего не скажу.
— Но почему?
— Потому что не скажу. Я отказываюсь давать показания!
На лицах представителей власти появились растерянность и явное удивление. Они смотрели на меня и друг на друга.
— Вы отдаете себе отчет в том, что это ставит вас в сложное положение? Это ваша помада, вы являетесь подозреваемой!
— Ну и пусты Мне все равно, я ничего не скажу!
— Нам придется вас задержать.
— Можете даже заковать меня в кандалы. Ничего не скажу раньше, чем предстану перед судом обвиненная в убийстве!
Капитан и прокурор выглядели так, как будто через минуту их хватит удар. Поручик смотрел на меня вытаращенными глазами. Честно говоря, я не была этим особенно удивлена. Видимо, они меньше всего ожидали, что я, безусловно невиновная, обладающая железным алиби, предлагающая им свою помощь, окажусь так явно замешана в этом убийстве. И это еще после тех двух вечеров, проведенных с прокурором!..
Я сидела сжавшись, расстроенная, злая и пыталась найти какой-нибудь выход. Если бы меня хотя бы на минуту выпустили из этого чертова конференц-зала! Я знала, кто является убийцей, и мне это ужасно не нравилось, потому что это был именно тот самый персонаж, которого я в самом начале идиотски придумала! Невозможно, чтобы до такой степени все совпало, это какая-то злая шутка, это просто свинство!.. Что они теперь будут делать?
Следственные власти, наконец, пришли в себя. Медленно, осторожно, дипломатично они стали склонять меня к ответам на их вопросы. Они объясняли, просили, предостерегали, прокурор смотрел на меня с упреком и горечью — ничего не помогло! Я уперлась. У меня были на это свои причины...
Наконец они махнули на меня рукой и снова начали вызывать женскую часть персонала нашей мастерской. Что касается мужчин, то, во-первых, они были некомпетентны в этих вопросах, а во-вторых, находились не в полном составе, так как Витек, Збышек, Рышард, Стефан, Каспер и Влодек еще раньше поехали в управление.
Алиция осмотрела носовой платок с помадой. Она делала это долго, обстоятельно и молча. Я хорошо знаю Алицию, и мне было ясно, что она совершенно точно вспомнила происхождение этих следов. Потом она подняла голову и посмотрела на меня. Не знаю, что она прочитала на моем лице, но думаю, что обмена взглядами нам обеим было достаточно. И меня совершенно не интересовало, что об этом подумают следственные власти.
— Не знаю, — решительно сказала она после долгого молчания. — Не имею понятия.
Не было никаких сомнений в том, что они не поверили ей, и это, несомненно, утвердило их уверенность в моей виновности.
— А вы не думаете, пани, — любезно спросил капитан, — что владелица помады вытиралась этим платком?
— Не знаю. С тем же успехом можно предположить, что она писала помадой на стекле какие-нибудь стихи, а потом их стирала. Не знаю. По-моему, здесь ведется следствие и важными являются не предположения, а факты.
Анка и Моника были не опасны. Они ничего не знали, их тогда не было. Потом в конференц-зал вошла Веся.
Мне сделалось плохо от ее вида, потому что у меня не было никаких сомнений, что Веся расскажет им все, расскажет с огромной радостью и удовлетворением, если только вспомнит. Не дай Бог, чтобы она вспомнила!..
— Ну как же, — сказала Веся ядовито и с достоинством. — Ведь это Ядвига...
Мужчины, ведущие допрос, набросились на нее, как стервятники на падаль. Веся обиженным голосом давала им исчерпывающие объяснения, а я не могла уничтожить ее взглядом.
Это было накануне смерти Тадеуша. Ядвига пришла ко мне и попросила одолжить ей все губные помады, которые у меня есть, потому что хотела проверить, какой цвет ей лучше подходит. Кроме одной, эффект которой был ей уже известен, у меня была с собой только та, ярко-красная, французская. Ядвига намазала ею губы и оглядела себя в зеркало. При этом были еще Алиция и Веся. Веся наблюдала за Ядвигой с ненавистью.
— Сотри ее, а то выглядишь как страшилище! — сказала она с отвращением. Действительно, этот цвет Ядвиге не прибавлял красоты. Вынув из сумочки большой бело-голубой платок, она старательно вытерла с губ помаду.
А теперь этот платок лежал на столе и служил доказательством совершенного преступления. Веся обнаружился потрясающую память. Видимо, уже ничего не могло спасти Ядвигу, у которой явно были мотив, полная возможность, твердый характер и которая изо всех сил умоляла помочь ей и клялась, что невиновна!..
И венцом всего было то, что с самого начала я придумала, будто это именно она убила Тадеуша! Я придумала это потому, что в ее случае существовали самые большие смягчающие обстоятельства...
Я сидела в своем углу, проклиная в душе ужасными словами себя, Весю, Ядвигу, покойника, капитана, прокурора и вообще весь мир. Всей душой я хотела, чтобы что-нибудь произошло, чтобы оказалось, что это неправда, что вопреки всему это не Ядвига!
Усадив Весю в другом углу, они вызвали Ядвигу. Платок со следами помады, разложенный во всю ширину, лежал на столе. Ядвига вошла, взглянула на это вещественное доказательство, потом на меня, потом на Весю, потом снова на платок и снова на меня.
— Зря я так сделала, — спокойно сказала она. — Я должна была все вам рассказать. Теперь вы верите, что это я, а я верю, что только вы можете меня спасти.
— Черт побери! — сказала я, предоставив волю чувствам, потому что боялась, что в конце концов кого-нибудь задушу.
Капитан высказал мне свое неодобрение и снова повернулся к Ядвиге.
— Прошу вас воздержаться от разговоров с посторонними людьми и отвечать на наши вопросы. — Вы признаете, что этот платок принадлежит вам?
— Конечно, признаю, а что я могу сделать? Голову даю на отсечение, что эта змея уже все рассказала, — ответила Ядвига, пренебрежительно указывая подбородком в направлении Веси.
Веси издала какой-то непонятный звук, но не успела отреагировать дальше, потому что капитан немедленно повернулся к ней.
— Благодарю вас, — сказал он так решительно, что смертельно обиженная Веся поднялась и вышла.
Ядвига сидела, безнадежно вглядываясь в платок.
— Этим платком был вытерт дырокол, которым ударили по голове убитого, — сказал капитан. — Это установлено совершенно точно. Вы признаетесь....
— Ничего подобного, — решительно оборвала его Ядвига. — Этот платок исчез у меня в тот день, когда произошло преступление. Я не задушила его, но сейчас все объясню. Пани Ирена, даю вам честное слово, что скажу всю правду!
Я была решительно настроена поверить всему, что она скажет. Капитан хотел удалить меня из зала, но Ядвига решительно запротестовала, добиваясь моего присутствия и категорически заявляя, что без меня не произнесет ни слова. Они были, видимо, уже настолько измучены и вымотаны, что согласились с ее требованиями.
Ядвига начала рассказывать. Она честно описала все свои махинации, касающиеся бывшего мужа, участие в этом деле Тадеуша, кратко изложила историю с помадой и перешла к дню преступления.
— Против него я была бессильна, — сказала она. — Я хотела уговорить его, чтобы он перестал валять дурака, чтобы подождал до тех пор, пока я не вытяну из этого подлеца деньги и тогда все ему заплачу. Я даже заплатила бы ему эти пять тысяч, чтобы он оставил меня в покое. Я страстно боялась, что он с этой бумажкой куда-нибудь полезет и все мне испортит. Я хотела с ним поговорить, и это именно я позвонила ему, чтобы он пришел в конференц-зал...
— Но почему вы сразу об этом не сказали?
— Вы что думаете, у меня с головой не все в порядке? Ведь тогда на меня сразу пали бы все подозрения. Я надеялась, что вы найдете убийцу прежде, чем все это откроется, и ко мне никто не будет цепляться.
— Продолжайте. Вы позвонили ему, что дальше?
— Он, разумеется, пришел, потому что надеялся, что я дам ему деньги. Веськи не было в приемной, никто меня не видел. Как я этого подлеца просила, умоляла!.. А он смеялся. Я разревелась как дура и вытиралась этим платком. Но в конце концов терпение у меня лопнуло, я сказала ему, что Бог накажет его, поднялась и ушла. А он остался там, и платок, видимо, тоже остался, так как потом я его уже те видела. Я сразу пошла умываться, потому что выглядела страшилищем. Умылась и вытерлась полотенцем, а о платке вспомнила только тогда, когда его стали искать...
— Откуда вы взяли дырокол?
— Что?! Ниоткуда я его не брала, у меня не было дырокола. Дырокол стоял на моем столе в приемной. Когда я вернулась, его уже, наверное, не было, но я не обратила внимания, потому что была ужасно взволнована.
— Во что вы были одеты?
— В халат, как обычно. Но без пояса, пояса у меня уже давно нет, куда-то исчез...
Я была абсолютно убежден что Ядвига говорит правду. Это ее голос слышал Збышек из кабинета. Она беседовала со Столяреком около пятнадцати минут, невозможно, чтобы она его потом убила! У нее должны быть при себе дырокол и пояс, и если бы она собиралась это сделать, то сделала бы сразу! И откуда она взяла ключ от двери?! Нет, Ядвига говорит правду!..
— Вы заперли дверь, ведущую в кабинет?
— Чем? И зачем мне это нужно? Ведь даже если бы кто-нибудь вошел, разговаривать не запрещено!
— Но вы же знали, что эта дверь была заперта? — холодно сказал прокурор. — Вы догадывались, что от нее должен быть ключ?
Я проклинала Себя за эту историю с крупой. Разумеется, это бросает на Ядвигу негативный свет! Черт возьми, неужели все, что я сделаю, должно иметь самые худшие результаты?!
Они допрашивали ее и так и сяк, но Ядвига держалась твердо. Было видно, что она взволнована до бесчувствия, она бросала на меня отчаянные взгляды, ломала себе пальцы, но держалась своей первой версии, как гранит. Она невиновна, и конец!
— Ну что ж, — наконец сказал утомленный капитан. — Вам придется пойти с нами...
Ядвига сорвалась со стула.
— Ребенок!!! — ужасно закричала она, теряя мужество. — Ради Бога, позвольте мне сделать что-нибудь с ребенком!!! Пани Ирена, спасите меня!!!
Посреди ужасной суматохи, которая воцарилась в следующие минуты, среди рыданий Ядвиги и Данки, вызванной на помощь, потому что она знала семью Ядвиги и могла организовать опеку над ребенком, среди возгласов удивления, недоверия и испуга, издаваемых всем персоналом, я сидела как привязанная к креслу и усиленно размышляла. Что делать?! Независимо от того, виновна она или нет, я должна помочь этой идиотке! Она была доведена до предела отчаяния, всю жизнь имела одни огорчения и неприятности, затем эта крайняя бедность и обожаемый ребенок!.. Любой ценой!.. Жаль Ядвигу, жаль порядочного человека, жаль ее дочку... Что делать? Бросить подозрение на кого-то другого — единственный выход! Двое активно подозреваемых, значит — ни одного! На кого?! И как?!
Ядвигу забрали, а светопреставление все продолжалось в нашей мастерской. Все, кто поочередно возвращались из управления, попадали в настоящее пекло. Всюду возникали дикие ссоры и скандалы, потому что половина мастерской поддерживала Ядвигу, а половина была против. Витек безуспешно пытался успокоить всех и заставить вернуться к прерванной работе. Данка и Иоанна издевались над Весей. И в это время неожиданно пришел Марек, который в последнее время постоянно попадал на такие потрясающие события.
Замечание, которое в прошлый раз сделала Алиция, что Марек, во-первых, умен, а во-вторых, непричастен к этому делу, видимо, укоренилось во мне очень глубоко, потому что я немедленно его вспомнила. Я затащила их обоих в самый дальний угол за столом Алиции и категорически потребовала сосредоточиться и обдумать способы спасения преступницы. Они оба очень любили Ядвигу, были о ней самого лучшего мнения, поэтому, не сопротивляясь, приступили к делу.
Марек внимательно выслушал наш отчет о событиях. Он был очень взволнован, гораздо больше, чем я думала. Ему явно что-то не нравилось.
— Это значит, — медленно сказал он, — что в представлении следственных властей сложилась следующая картина: Ядвига разговаривает с Тадеушем, Тадеуш отвергает ее мольбы. Ядвига берет дырокол... опустим подробности... бьет его по черепу, душит пояском... предположим, что все это у нее с собой... Выходит в туалет, смывает следы волнения с лица, топит платок в унитазе...
— Не знаю, сразу ли она это сделала, потому что туалет забило только на следующий день, — прервала его Алиция.
В эту же минуту я вскочила на ноги.
— Подождите! — закричала я. — Подождите!.. Подождите!..
— Чего? — спросил Марек.
Они оба с удивлением смотрели на меня. Я что-то бормотала себе под нос, а в голове у меня вспыхнула картина того странного события, свидетелем которого я оказалась в туалете перед тем, как пойти на личный обыск. Не объясняя им ничего, я повернулась и кинулась в конференц-зал, где до сих пор находились капитан и прокурор.
Я влетела туда без стука, прерывая какие-то таинственные действия с их стороны.
— Знаю! — закричала я. — Все знаю! Нет, не все, часть!.. Много...
— Как вы могли, — в ответ закричал прокурор. — Вы обманули меня!
— Чушь! Неправда! Я знаю, что это не Ядвига! Она невиновна!..
— У меня ваши невиновные уже вот где сидят!
— Тихо!!! — заорал капитан и стукнул кулаком по столу. — Прошу прощения, пан прокурор, — добавил он нормальным голосом.
— Нет, это я прошу прощения, — ответил прокурор также нормальным голосом и снова повернулся ко мне. — Я так понимаю, что вы хотите нам что-то сообщить? Наверное, что-то незначительное, потому что вы, как только дело доходит до чего-то важного, отказываетесь давать показания?..
Нечто похожее на жалость шевельнулось у меня в сердце, но теперь я была занята важным делом. На всякие личные чувства времени пока не было. Ледяным голосом я доложила им о странном действии канализационного оборудования.
Они слушали меня молча и внимательно, потом посмотрели друг на друга.
— А вы не видели, кто это был?
— Нет. Когда я вышла, уже никого не было. Но кто-то должен был прийти последним в конференц-зал, сразу передо мной. Когда я туда шла, во всем бюро уже никого не было.
Капитан поморщился.
— Теперь разве определишь, кто пришел последним! Поздновато...
— Но, может быть, вам удастся! Ради Бога, по крайней мере попробуйте! Ведь вы должны развеять все возможные сомнения, если хотите обвинить Ядвигу! Я все это скажу перед судом, буду свидетелем защиты!
— Минуточку, — сказал прокурор. — Как вы, собственно, себе представляете, что там было сделано?
— Все очень просто. Стена в туалете довольно низкая, два с половиной метра, кирпичная, и к ней прикреплены оба резервуара. Он влез на унитаз, бросил платок вертикально вниз, может быту с каким-то грузом, дернул за спуск. И вода полилась...
Я действительно говорила несколько хаотично, так как была невероятно взволнована. Я перестала чувствовать какую-либо симпатию к убийце, потому что он позволил арестовать невиновную Ядвигу.
Представители власти заинтересовались моими предположениями и пошли проверять. Я пошла за ними, не задумываясь над тем, что об этом подумают сослуживцы. Прокурор лично влез на унитаз и произвел предполагаемые мной действия, пожертвовав для этого одной из тряпок, отобранных у нас. Я выбежала из мужского туалета и кинулась в дамский проверить результат, капитан кинулся за мной. Все прекрасно совпало. Прокурор дернул за спуск, а мы в полный голос рассказывали ему из-за стены, что видим. В результате дамский туалет забило еще раз.
— Так, — сказал прокурор, вернувшись в конференц-зал. — Но мне удалось это сделать с огромным трудом, а судя по тому, что вы рассказываете, он сделал это свободно. У меня рост метр семьдесят девять... Это должен быть очень высокий человек...
— А разве вы видели у нас в мастерской хоть одного малорослого? — любезно спросила я.
Они снова посмотрели друг на друга.
Только теперь до меня дошла мысль, что они ведь должны что-то знать. Знать гораздо больше... После того как увезли Ядвигу, они же по-прежнему остались в мастерской и, несомненно, преследовали этим какую-то цель. Они же не информируют меня обо всем... Не было разговоров о ключе, об экспертизе, о пропавшем документе Ядвиги... В этом что-то есть.
Страшно заинтересованная, я вглядывалась в их каменные лица, но ничего узнать мне не удалось. Я вернулась к Алиции и Мареку, терпеливо ожидающим объяснения моих странных действий. В мастерской по-прежнему стоял шум, оказалось, что все очень много знают. Собственно, ничего необычного в этом не было, в конце концов, умные люди, которым задаются вопросы об определенных вещах, могут сделать для себя какие-то выводы. Главным образом разбиралась проблема ключа, который, похоже, не имел никакого отношения к Ядвиге.
Не вмешиваясь в эти совместные расследования, я приступила к продолжению беседы в нашем углу. Мы втроем пришли к выводу, что пока все довольно туманно. Однако, возможно, Ядвига говорит правду и Тадеуша убил кто-то вошедший в конференц-зал после ее ухода.
— Я не хотел бы возбуждать шум и бросать ненужные подозрения, — поколебавшись, сказал Марек, — но не уверен в том, что не должен поделиться ими с нашими любимыми властями...
— Что ты имеешь в виду? — спросила Алиция, быстро взглянув на него.
Марек снова заколебался.
— Не знаю, не знаю... Нет, подожду, Ядвигу пока еще не вешают. Будем надеяться, что все откроется само, я ужасно не люблю участвовать в подобных вещах...
Алиция молчала. Я тоже. У меня не было уверенности, не подозреваем ли мы, случайно, одного и того же...
Пока я была очень довольна, что мне удалось вселить в милицию сомнения по поводу санитарного оборудования. Марек свои слова объяснять отказался, поэтому я вернулась в отдел, где царила атмосфера подавленности. Никто ничего не делал, зато усе строили самые мрачные прогнозы относительно будущего нашей мастерской.
— Нет, мы не выберемся из этой истории, — тяжело вздохнул Януш. — И так было бы трудно, а уж теперь, без заказов! Нет, с нами теперь покончено...
— Вы считаете, что я поступила плохо? — с горечью спросила я. — А вы бы стали обвинять своего сослуживца, который в довершение всего, на ваш взгляд, невиновен?
— Но хоть кто-то, по вашему мнению, может оказаться виновным в этом деле? — раздраженно спросил он. — Боюсь, что вы приписываете вину каким-то потусторонним силам.
— Нет, теперь уже нет. Теперь я уже не буду протестовать, но при условии, что вина этого человека будет доказана. А пока это все только одни подозрения, и притом у меня такое впечатление, что вы не рассказали мне о множестве вещей...
— Вы считаете, что я поступил плохо? — издевательски спросил он. — Вы можете, положа руку на сердце, сказать, что вы сообщили абсолютно все, что знаете?
Нет, этого я сделать не могла. Он, вероятно, обиделся на меня, так что в тот вечер я рано улеглась спать...
Назавтра все началось с самого утра. Несмотря на арест Ядвиги, капитан и прокурор находились в мастерской, снова допрашивая всех по очереди. Мы не имели понятия о том, что они хотят выяснится а вопросы не позволяли сделать каких-либо конкретных выводов. Снова они проверяли наши алиби, но уже не на день преступления, а на вчерашний день.
— Что, черт побери, может, в городе еще кого-то задушили! — гневно сказал Януш, возвращаясь с допроса.
— По-видимому, где-то что-то произошло, — задумчиво ответил Лешек. — Я ходил вчера выпить пива и теперь должен представить свидетелей. Хорошо, что этот парень в киоске меня знает.
— Слушайте, а ко мне они привязались из-за того, что я возвращался из управления на трамвае, — сказал ужасно взволнованный Влодек, который зашел в наш отдел, чтобы успокоиться. — А на чем я должен был возвращаться? На воздушном шаре?
— Разве ты не вернулся с Витеком на машине? — удивился Януш. — Мне казалось, что вы поехали вместе.
— И ты теперь начинаешь? Отвяжись от меня! Нет, я не вернулся с Витеком, нет такого предписания, чтобы я обязательно возвращался с Витеком! Витек поехал в какую-то мастерскую!
— Они страшно удивились, что я все время сидел в бюро, — сказал Веслав, явно очень довольный, что ему удалось так удивить следственные власти. — По-моему, они всех обо мне спрашивали. Интересно, почему...
Только теперь я, наконец, задумалась. Ответ Веслава натолкнул меня на мысль: Веслав был подозреваемым... Вопросы об алиби, задаваемые всем, это только предлог... Им нужны только те, которые были в городе, в управлении! Сейчас... кто это был? Збышек, Витек, Каспер и Рышард... Видимо, кто-то из них что-то сделал?
Через полчаса стало ясно, что Каспер отпадает, остались только трое. Каспер сразу после управления вернулся в бюро на такси вместе с одним типом, технологом из соседнего бюро. Витек поехал на машине в какую-то мастерскую, Збышек задержался где-то в городе и вернулся значительно позднее, а Рышард не вернулся совсем. О чем же, господи, здесь может идти речь?
После своего негативного поведения в деле Ядвиги я не имела никакой надежды получить сведения от прокурора. Разве только я сама смогу придумать что-то интересное, что поможет возобновить наши контакты. Но что придумать?
Я думала и думала, а атмосфера в бюро становилась все мрачней и мрачней и в конце концов дошла до предела, потому что надо было идти на похороны Тадеуша. Все как один, в хмуром молчании, мы шли в погребальной процессии, и ни у кого не было ни малейшей надежды на то, что все когда-нибудь прояснится...
Проведя эти самые исследования самолично, я поняла, что дело предстает в достаточно безнадежном свете. Каждый говорил нечто иное. Влодек утверждал, что последним в конференц-зал пришел Рышард. Анджей утверждал, что Витек. Януш заявил, что это был Збышек, а Казик — что Веслав. Стефан в свою очередь назвал Анджея. Совершенная путаница, в которой светлым пятном оказалось только одно, что первым на обыск прибыл Каспер. В этом единственном все были друг с другом согласны, поэтому Каспера я должна была определенно исключить.
Витольд единственный пытавшийся нормально работать, поехал забрать проект от районного архитектора. Его свободным местом немедленно воспользовался дьявол, к которому я на этот раз была настроена крайне неблагосклонно.
— Отстань от меня! — сказала я сразу же, как только он появился. — Ты мне надоел. Ничего хорошего из моих контактов с тобой не выходит.
— Потому что ты идиотка, да еще к тому же редкостная, — ответил нисколько не разочарованный дьявол, ставя кресло Витольда поудобнее. — Почему ты ничего не сказала им о тайнике Тадеуша?
— Потому что знаю, так же хорошо, как и ты, что этот тайник... впрочем, как и ты... являетесь всего лишь плодом моего воображения. Я не собираюсь постоянно выставлять себя перед людьми идиоткой!
— Нет, вся была одета в такой цвет. Да, это совершенно точно. С любой другой одеждой этот цвет страшно бы выпирал, а я никогда не замечала, чтобы у нее было какое-то несоответствие с цветами.
Я прониклась глубокой благодарностью к Алиции как за подтверждение правдивости моих слов, так и за этот комплимент.
— Ну так попытайтесь еще раз припомнить, когда это могло быть?
— Думаю, что довольно давно. Наверное, на ней тогда было что-то зимнее.
— Благодарим вас...
Следующей была Анка, которая категорически отказалась от каких-либо связей с моей помадой, в доказательство показав свою, которая и в самом деле была более светлого оттенка. У Моники цвет этой помады вызвал величайшее отвращение. Все женщины нашей мастерской, поочередно опрашиваемые, проявили явную недостаточность памяти в вопросах моего макияжа.
Отпустив последнюю сотрудницу бюро, мужчины, проводившие допрос, погрузились в молчание. Потом прокурор резким движением вытащил из ящика носовой платок и развернул его полностью.
— И тем не менее, может быть, вы нам скажете, откуда на этом платке взялось вот это!
С меня мгновенно слетел весь сон, и я перестала глупо и невинно удивляться. На бело-голубой клетке четко обозначились следы моей собственной ярко-красной помады!
Я сидела как соляной столб, уставившись в проклятый платок, и чувствовала, как мне одновременно становится и холодно и жарко, потому что я внезапно все вспомнила. Я знала, откуда там взялись эти следы, и, что хуже всего, знала также, кто убийца!..
Я, конечно, могла все рассказать. Могла также продолжать утверждать, что ничего не помню, могла сделать множество других вещей! Но я до такой степени поглупела, что мне не пришло в голову ничего другого, как только то, что я скорей удавлюсь, чем скажу правду!
Я молчала так долго, что они почувствовали, что я, предоставленная сама себе, буду молчать до скончания века. Прокурор холодным, официальным тоном повторил свой вопрос:
— Откуда на этом платке следы вашей помады?
— Не скажу, — ответила я неожиданно даже для самой себя.
— Что вы сказали?!
— Не скажу, — упрямо повторила я.
— Что значит — не скажете? Вы уже все вспомнили?
— Вспомнила. И заявляю вам, что больше ничего не скажу.
— Но почему?
— Потому что не скажу. Я отказываюсь давать показания!
На лицах представителей власти появились растерянность и явное удивление. Они смотрели на меня и друг на друга.
— Вы отдаете себе отчет в том, что это ставит вас в сложное положение? Это ваша помада, вы являетесь подозреваемой!
— Ну и пусты Мне все равно, я ничего не скажу!
— Нам придется вас задержать.
— Можете даже заковать меня в кандалы. Ничего не скажу раньше, чем предстану перед судом обвиненная в убийстве!
Капитан и прокурор выглядели так, как будто через минуту их хватит удар. Поручик смотрел на меня вытаращенными глазами. Честно говоря, я не была этим особенно удивлена. Видимо, они меньше всего ожидали, что я, безусловно невиновная, обладающая железным алиби, предлагающая им свою помощь, окажусь так явно замешана в этом убийстве. И это еще после тех двух вечеров, проведенных с прокурором!..
Я сидела сжавшись, расстроенная, злая и пыталась найти какой-нибудь выход. Если бы меня хотя бы на минуту выпустили из этого чертова конференц-зала! Я знала, кто является убийцей, и мне это ужасно не нравилось, потому что это был именно тот самый персонаж, которого я в самом начале идиотски придумала! Невозможно, чтобы до такой степени все совпало, это какая-то злая шутка, это просто свинство!.. Что они теперь будут делать?
Следственные власти, наконец, пришли в себя. Медленно, осторожно, дипломатично они стали склонять меня к ответам на их вопросы. Они объясняли, просили, предостерегали, прокурор смотрел на меня с упреком и горечью — ничего не помогло! Я уперлась. У меня были на это свои причины...
Наконец они махнули на меня рукой и снова начали вызывать женскую часть персонала нашей мастерской. Что касается мужчин, то, во-первых, они были некомпетентны в этих вопросах, а во-вторых, находились не в полном составе, так как Витек, Збышек, Рышард, Стефан, Каспер и Влодек еще раньше поехали в управление.
* * *
Первой снова была вызвана Алиция, которая все знала. Я сидела в своем углу в страшном напряжении и вглядывалась в нее безумным взглядом, не произнося ни единого слова.Алиция осмотрела носовой платок с помадой. Она делала это долго, обстоятельно и молча. Я хорошо знаю Алицию, и мне было ясно, что она совершенно точно вспомнила происхождение этих следов. Потом она подняла голову и посмотрела на меня. Не знаю, что она прочитала на моем лице, но думаю, что обмена взглядами нам обеим было достаточно. И меня совершенно не интересовало, что об этом подумают следственные власти.
— Не знаю, — решительно сказала она после долгого молчания. — Не имею понятия.
Не было никаких сомнений в том, что они не поверили ей, и это, несомненно, утвердило их уверенность в моей виновности.
— А вы не думаете, пани, — любезно спросил капитан, — что владелица помады вытиралась этим платком?
— Не знаю. С тем же успехом можно предположить, что она писала помадой на стекле какие-нибудь стихи, а потом их стирала. Не знаю. По-моему, здесь ведется следствие и важными являются не предположения, а факты.
Анка и Моника были не опасны. Они ничего не знали, их тогда не было. Потом в конференц-зал вошла Веся.
Мне сделалось плохо от ее вида, потому что у меня не было никаких сомнений, что Веся расскажет им все, расскажет с огромной радостью и удовлетворением, если только вспомнит. Не дай Бог, чтобы она вспомнила!..
— Ну как же, — сказала Веся ядовито и с достоинством. — Ведь это Ядвига...
Мужчины, ведущие допрос, набросились на нее, как стервятники на падаль. Веся обиженным голосом давала им исчерпывающие объяснения, а я не могла уничтожить ее взглядом.
Это было накануне смерти Тадеуша. Ядвига пришла ко мне и попросила одолжить ей все губные помады, которые у меня есть, потому что хотела проверить, какой цвет ей лучше подходит. Кроме одной, эффект которой был ей уже известен, у меня была с собой только та, ярко-красная, французская. Ядвига намазала ею губы и оглядела себя в зеркало. При этом были еще Алиция и Веся. Веся наблюдала за Ядвигой с ненавистью.
— Сотри ее, а то выглядишь как страшилище! — сказала она с отвращением. Действительно, этот цвет Ядвиге не прибавлял красоты. Вынув из сумочки большой бело-голубой платок, она старательно вытерла с губ помаду.
А теперь этот платок лежал на столе и служил доказательством совершенного преступления. Веся обнаружился потрясающую память. Видимо, уже ничего не могло спасти Ядвигу, у которой явно были мотив, полная возможность, твердый характер и которая изо всех сил умоляла помочь ей и клялась, что невиновна!..
И венцом всего было то, что с самого начала я придумала, будто это именно она убила Тадеуша! Я придумала это потому, что в ее случае существовали самые большие смягчающие обстоятельства...
Я сидела в своем углу, проклиная в душе ужасными словами себя, Весю, Ядвигу, покойника, капитана, прокурора и вообще весь мир. Всей душой я хотела, чтобы что-нибудь произошло, чтобы оказалось, что это неправда, что вопреки всему это не Ядвига!
Усадив Весю в другом углу, они вызвали Ядвигу. Платок со следами помады, разложенный во всю ширину, лежал на столе. Ядвига вошла, взглянула на это вещественное доказательство, потом на меня, потом на Весю, потом снова на платок и снова на меня.
— Зря я так сделала, — спокойно сказала она. — Я должна была все вам рассказать. Теперь вы верите, что это я, а я верю, что только вы можете меня спасти.
— Черт побери! — сказала я, предоставив волю чувствам, потому что боялась, что в конце концов кого-нибудь задушу.
Капитан высказал мне свое неодобрение и снова повернулся к Ядвиге.
— Прошу вас воздержаться от разговоров с посторонними людьми и отвечать на наши вопросы. — Вы признаете, что этот платок принадлежит вам?
— Конечно, признаю, а что я могу сделать? Голову даю на отсечение, что эта змея уже все рассказала, — ответила Ядвига, пренебрежительно указывая подбородком в направлении Веси.
Веси издала какой-то непонятный звук, но не успела отреагировать дальше, потому что капитан немедленно повернулся к ней.
— Благодарю вас, — сказал он так решительно, что смертельно обиженная Веся поднялась и вышла.
Ядвига сидела, безнадежно вглядываясь в платок.
— Этим платком был вытерт дырокол, которым ударили по голове убитого, — сказал капитан. — Это установлено совершенно точно. Вы признаетесь....
— Ничего подобного, — решительно оборвала его Ядвига. — Этот платок исчез у меня в тот день, когда произошло преступление. Я не задушила его, но сейчас все объясню. Пани Ирена, даю вам честное слово, что скажу всю правду!
Я была решительно настроена поверить всему, что она скажет. Капитан хотел удалить меня из зала, но Ядвига решительно запротестовала, добиваясь моего присутствия и категорически заявляя, что без меня не произнесет ни слова. Они были, видимо, уже настолько измучены и вымотаны, что согласились с ее требованиями.
Ядвига начала рассказывать. Она честно описала все свои махинации, касающиеся бывшего мужа, участие в этом деле Тадеуша, кратко изложила историю с помадой и перешла к дню преступления.
— Против него я была бессильна, — сказала она. — Я хотела уговорить его, чтобы он перестал валять дурака, чтобы подождал до тех пор, пока я не вытяну из этого подлеца деньги и тогда все ему заплачу. Я даже заплатила бы ему эти пять тысяч, чтобы он оставил меня в покое. Я страстно боялась, что он с этой бумажкой куда-нибудь полезет и все мне испортит. Я хотела с ним поговорить, и это именно я позвонила ему, чтобы он пришел в конференц-зал...
— Но почему вы сразу об этом не сказали?
— Вы что думаете, у меня с головой не все в порядке? Ведь тогда на меня сразу пали бы все подозрения. Я надеялась, что вы найдете убийцу прежде, чем все это откроется, и ко мне никто не будет цепляться.
— Продолжайте. Вы позвонили ему, что дальше?
— Он, разумеется, пришел, потому что надеялся, что я дам ему деньги. Веськи не было в приемной, никто меня не видел. Как я этого подлеца просила, умоляла!.. А он смеялся. Я разревелась как дура и вытиралась этим платком. Но в конце концов терпение у меня лопнуло, я сказала ему, что Бог накажет его, поднялась и ушла. А он остался там, и платок, видимо, тоже остался, так как потом я его уже те видела. Я сразу пошла умываться, потому что выглядела страшилищем. Умылась и вытерлась полотенцем, а о платке вспомнила только тогда, когда его стали искать...
— Откуда вы взяли дырокол?
— Что?! Ниоткуда я его не брала, у меня не было дырокола. Дырокол стоял на моем столе в приемной. Когда я вернулась, его уже, наверное, не было, но я не обратила внимания, потому что была ужасно взволнована.
— Во что вы были одеты?
— В халат, как обычно. Но без пояса, пояса у меня уже давно нет, куда-то исчез...
Я была абсолютно убежден что Ядвига говорит правду. Это ее голос слышал Збышек из кабинета. Она беседовала со Столяреком около пятнадцати минут, невозможно, чтобы она его потом убила! У нее должны быть при себе дырокол и пояс, и если бы она собиралась это сделать, то сделала бы сразу! И откуда она взяла ключ от двери?! Нет, Ядвига говорит правду!..
— Вы заперли дверь, ведущую в кабинет?
— Чем? И зачем мне это нужно? Ведь даже если бы кто-нибудь вошел, разговаривать не запрещено!
— Но вы же знали, что эта дверь была заперта? — холодно сказал прокурор. — Вы догадывались, что от нее должен быть ключ?
Я проклинала Себя за эту историю с крупой. Разумеется, это бросает на Ядвигу негативный свет! Черт возьми, неужели все, что я сделаю, должно иметь самые худшие результаты?!
Они допрашивали ее и так и сяк, но Ядвига держалась твердо. Было видно, что она взволнована до бесчувствия, она бросала на меня отчаянные взгляды, ломала себе пальцы, но держалась своей первой версии, как гранит. Она невиновна, и конец!
— Ну что ж, — наконец сказал утомленный капитан. — Вам придется пойти с нами...
Ядвига сорвалась со стула.
— Ребенок!!! — ужасно закричала она, теряя мужество. — Ради Бога, позвольте мне сделать что-нибудь с ребенком!!! Пани Ирена, спасите меня!!!
Посреди ужасной суматохи, которая воцарилась в следующие минуты, среди рыданий Ядвиги и Данки, вызванной на помощь, потому что она знала семью Ядвиги и могла организовать опеку над ребенком, среди возгласов удивления, недоверия и испуга, издаваемых всем персоналом, я сидела как привязанная к креслу и усиленно размышляла. Что делать?! Независимо от того, виновна она или нет, я должна помочь этой идиотке! Она была доведена до предела отчаяния, всю жизнь имела одни огорчения и неприятности, затем эта крайняя бедность и обожаемый ребенок!.. Любой ценой!.. Жаль Ядвигу, жаль порядочного человека, жаль ее дочку... Что делать? Бросить подозрение на кого-то другого — единственный выход! Двое активно подозреваемых, значит — ни одного! На кого?! И как?!
Ядвигу забрали, а светопреставление все продолжалось в нашей мастерской. Все, кто поочередно возвращались из управления, попадали в настоящее пекло. Всюду возникали дикие ссоры и скандалы, потому что половина мастерской поддерживала Ядвигу, а половина была против. Витек безуспешно пытался успокоить всех и заставить вернуться к прерванной работе. Данка и Иоанна издевались над Весей. И в это время неожиданно пришел Марек, который в последнее время постоянно попадал на такие потрясающие события.
Замечание, которое в прошлый раз сделала Алиция, что Марек, во-первых, умен, а во-вторых, непричастен к этому делу, видимо, укоренилось во мне очень глубоко, потому что я немедленно его вспомнила. Я затащила их обоих в самый дальний угол за столом Алиции и категорически потребовала сосредоточиться и обдумать способы спасения преступницы. Они оба очень любили Ядвигу, были о ней самого лучшего мнения, поэтому, не сопротивляясь, приступили к делу.
Марек внимательно выслушал наш отчет о событиях. Он был очень взволнован, гораздо больше, чем я думала. Ему явно что-то не нравилось.
— Это значит, — медленно сказал он, — что в представлении следственных властей сложилась следующая картина: Ядвига разговаривает с Тадеушем, Тадеуш отвергает ее мольбы. Ядвига берет дырокол... опустим подробности... бьет его по черепу, душит пояском... предположим, что все это у нее с собой... Выходит в туалет, смывает следы волнения с лица, топит платок в унитазе...
— Не знаю, сразу ли она это сделала, потому что туалет забило только на следующий день, — прервала его Алиция.
В эту же минуту я вскочила на ноги.
— Подождите! — закричала я. — Подождите!.. Подождите!..
— Чего? — спросил Марек.
Они оба с удивлением смотрели на меня. Я что-то бормотала себе под нос, а в голове у меня вспыхнула картина того странного события, свидетелем которого я оказалась в туалете перед тем, как пойти на личный обыск. Не объясняя им ничего, я повернулась и кинулась в конференц-зал, где до сих пор находились капитан и прокурор.
Я влетела туда без стука, прерывая какие-то таинственные действия с их стороны.
— Знаю! — закричала я. — Все знаю! Нет, не все, часть!.. Много...
— Как вы могли, — в ответ закричал прокурор. — Вы обманули меня!
— Чушь! Неправда! Я знаю, что это не Ядвига! Она невиновна!..
— У меня ваши невиновные уже вот где сидят!
— Тихо!!! — заорал капитан и стукнул кулаком по столу. — Прошу прощения, пан прокурор, — добавил он нормальным голосом.
— Нет, это я прошу прощения, — ответил прокурор также нормальным голосом и снова повернулся ко мне. — Я так понимаю, что вы хотите нам что-то сообщить? Наверное, что-то незначительное, потому что вы, как только дело доходит до чего-то важного, отказываетесь давать показания?..
Нечто похожее на жалость шевельнулось у меня в сердце, но теперь я была занята важным делом. На всякие личные чувства времени пока не было. Ледяным голосом я доложила им о странном действии канализационного оборудования.
Они слушали меня молча и внимательно, потом посмотрели друг на друга.
— А вы не видели, кто это был?
— Нет. Когда я вышла, уже никого не было. Но кто-то должен был прийти последним в конференц-зал, сразу передо мной. Когда я туда шла, во всем бюро уже никого не было.
Капитан поморщился.
— Теперь разве определишь, кто пришел последним! Поздновато...
— Но, может быть, вам удастся! Ради Бога, по крайней мере попробуйте! Ведь вы должны развеять все возможные сомнения, если хотите обвинить Ядвигу! Я все это скажу перед судом, буду свидетелем защиты!
— Минуточку, — сказал прокурор. — Как вы, собственно, себе представляете, что там было сделано?
— Все очень просто. Стена в туалете довольно низкая, два с половиной метра, кирпичная, и к ней прикреплены оба резервуара. Он влез на унитаз, бросил платок вертикально вниз, может быту с каким-то грузом, дернул за спуск. И вода полилась...
Я действительно говорила несколько хаотично, так как была невероятно взволнована. Я перестала чувствовать какую-либо симпатию к убийце, потому что он позволил арестовать невиновную Ядвигу.
Представители власти заинтересовались моими предположениями и пошли проверять. Я пошла за ними, не задумываясь над тем, что об этом подумают сослуживцы. Прокурор лично влез на унитаз и произвел предполагаемые мной действия, пожертвовав для этого одной из тряпок, отобранных у нас. Я выбежала из мужского туалета и кинулась в дамский проверить результат, капитан кинулся за мной. Все прекрасно совпало. Прокурор дернул за спуск, а мы в полный голос рассказывали ему из-за стены, что видим. В результате дамский туалет забило еще раз.
— Так, — сказал прокурор, вернувшись в конференц-зал. — Но мне удалось это сделать с огромным трудом, а судя по тому, что вы рассказываете, он сделал это свободно. У меня рост метр семьдесят девять... Это должен быть очень высокий человек...
— А разве вы видели у нас в мастерской хоть одного малорослого? — любезно спросила я.
Они снова посмотрели друг на друга.
Только теперь до меня дошла мысль, что они ведь должны что-то знать. Знать гораздо больше... После того как увезли Ядвигу, они же по-прежнему остались в мастерской и, несомненно, преследовали этим какую-то цель. Они же не информируют меня обо всем... Не было разговоров о ключе, об экспертизе, о пропавшем документе Ядвиги... В этом что-то есть.
Страшно заинтересованная, я вглядывалась в их каменные лица, но ничего узнать мне не удалось. Я вернулась к Алиции и Мареку, терпеливо ожидающим объяснения моих странных действий. В мастерской по-прежнему стоял шум, оказалось, что все очень много знают. Собственно, ничего необычного в этом не было, в конце концов, умные люди, которым задаются вопросы об определенных вещах, могут сделать для себя какие-то выводы. Главным образом разбиралась проблема ключа, который, похоже, не имел никакого отношения к Ядвиге.
Не вмешиваясь в эти совместные расследования, я приступила к продолжению беседы в нашем углу. Мы втроем пришли к выводу, что пока все довольно туманно. Однако, возможно, Ядвига говорит правду и Тадеуша убил кто-то вошедший в конференц-зал после ее ухода.
— Я не хотел бы возбуждать шум и бросать ненужные подозрения, — поколебавшись, сказал Марек, — но не уверен в том, что не должен поделиться ими с нашими любимыми властями...
— Что ты имеешь в виду? — спросила Алиция, быстро взглянув на него.
Марек снова заколебался.
— Не знаю, не знаю... Нет, подожду, Ядвигу пока еще не вешают. Будем надеяться, что все откроется само, я ужасно не люблю участвовать в подобных вещах...
Алиция молчала. Я тоже. У меня не было уверенности, не подозреваем ли мы, случайно, одного и того же...
Пока я была очень довольна, что мне удалось вселить в милицию сомнения по поводу санитарного оборудования. Марек свои слова объяснять отказался, поэтому я вернулась в отдел, где царила атмосфера подавленности. Никто ничего не делал, зато усе строили самые мрачные прогнозы относительно будущего нашей мастерской.
— Нет, мы не выберемся из этой истории, — тяжело вздохнул Януш. — И так было бы трудно, а уж теперь, без заказов! Нет, с нами теперь покончено...
* * *
На этот раз я сама позвонила прокурору.— Вы считаете, что я поступила плохо? — с горечью спросила я. — А вы бы стали обвинять своего сослуживца, который в довершение всего, на ваш взгляд, невиновен?
— Но хоть кто-то, по вашему мнению, может оказаться виновным в этом деле? — раздраженно спросил он. — Боюсь, что вы приписываете вину каким-то потусторонним силам.
— Нет, теперь уже нет. Теперь я уже не буду протестовать, но при условии, что вина этого человека будет доказана. А пока это все только одни подозрения, и притом у меня такое впечатление, что вы не рассказали мне о множестве вещей...
— Вы считаете, что я поступил плохо? — издевательски спросил он. — Вы можете, положа руку на сердце, сказать, что вы сообщили абсолютно все, что знаете?
Нет, этого я сделать не могла. Он, вероятно, обиделся на меня, так что в тот вечер я рано улеглась спать...
Назавтра все началось с самого утра. Несмотря на арест Ядвиги, капитан и прокурор находились в мастерской, снова допрашивая всех по очереди. Мы не имели понятия о том, что они хотят выяснится а вопросы не позволяли сделать каких-либо конкретных выводов. Снова они проверяли наши алиби, но уже не на день преступления, а на вчерашний день.
— Что, черт побери, может, в городе еще кого-то задушили! — гневно сказал Януш, возвращаясь с допроса.
— По-видимому, где-то что-то произошло, — задумчиво ответил Лешек. — Я ходил вчера выпить пива и теперь должен представить свидетелей. Хорошо, что этот парень в киоске меня знает.
— Слушайте, а ко мне они привязались из-за того, что я возвращался из управления на трамвае, — сказал ужасно взволнованный Влодек, который зашел в наш отдел, чтобы успокоиться. — А на чем я должен был возвращаться? На воздушном шаре?
— Разве ты не вернулся с Витеком на машине? — удивился Януш. — Мне казалось, что вы поехали вместе.
— И ты теперь начинаешь? Отвяжись от меня! Нет, я не вернулся с Витеком, нет такого предписания, чтобы я обязательно возвращался с Витеком! Витек поехал в какую-то мастерскую!
— Они страшно удивились, что я все время сидел в бюро, — сказал Веслав, явно очень довольный, что ему удалось так удивить следственные власти. — По-моему, они всех обо мне спрашивали. Интересно, почему...
Только теперь я, наконец, задумалась. Ответ Веслава натолкнул меня на мысль: Веслав был подозреваемым... Вопросы об алиби, задаваемые всем, это только предлог... Им нужны только те, которые были в городе, в управлении! Сейчас... кто это был? Збышек, Витек, Каспер и Рышард... Видимо, кто-то из них что-то сделал?
Через полчаса стало ясно, что Каспер отпадает, остались только трое. Каспер сразу после управления вернулся в бюро на такси вместе с одним типом, технологом из соседнего бюро. Витек поехал на машине в какую-то мастерскую, Збышек задержался где-то в городе и вернулся значительно позднее, а Рышард не вернулся совсем. О чем же, господи, здесь может идти речь?
После своего негативного поведения в деле Ядвиги я не имела никакой надежды получить сведения от прокурора. Разве только я сама смогу придумать что-то интересное, что поможет возобновить наши контакты. Но что придумать?
Я думала и думала, а атмосфера в бюро становилась все мрачней и мрачней и в конце концов дошла до предела, потому что надо было идти на похороны Тадеуша. Все как один, в хмуром молчании, мы шли в погребальной процессии, и ни у кого не было ни малейшей надежды на то, что все когда-нибудь прояснится...
* * *
На следующий день время тянулось вяло. Витек упорно заставлял нас заниматься работой, которая ни у кого не шла. Все были какие-то погасшие, Ядвига сидела в тюрьме, а прокурор с капитаном в конференц-зале. На этот раз они проводили исследования, которые были предложены мной, что меня несколько утешало, потому что после разрыва с ними всяческих контактов я чувствовала себя не слишком радостно.Проведя эти самые исследования самолично, я поняла, что дело предстает в достаточно безнадежном свете. Каждый говорил нечто иное. Влодек утверждал, что последним в конференц-зал пришел Рышард. Анджей утверждал, что Витек. Януш заявил, что это был Збышек, а Казик — что Веслав. Стефан в свою очередь назвал Анджея. Совершенная путаница, в которой светлым пятном оказалось только одно, что первым на обыск прибыл Каспер. В этом единственном все были друг с другом согласны, поэтому Каспера я должна была определенно исключить.
Витольд единственный пытавшийся нормально работать, поехал забрать проект от районного архитектора. Его свободным местом немедленно воспользовался дьявол, к которому я на этот раз была настроена крайне неблагосклонно.
— Отстань от меня! — сказала я сразу же, как только он появился. — Ты мне надоел. Ничего хорошего из моих контактов с тобой не выходит.
— Потому что ты идиотка, да еще к тому же редкостная, — ответил нисколько не разочарованный дьявол, ставя кресло Витольда поудобнее. — Почему ты ничего не сказала им о тайнике Тадеуша?
— Потому что знаю, так же хорошо, как и ты, что этот тайник... впрочем, как и ты... являетесь всего лишь плодом моего воображения. Я не собираюсь постоянно выставлять себя перед людьми идиоткой!