— Пани Иоанна, они были вчера у вас!
— Были, — жестко ответила Иоанна. — Я всегда говорю правду, — и внезапно начала горько плакать. — Такой стыд, пани Ирена, такой стыд!.. Руководитель мастерской! Директор!
Веслав первый, а за ним и все остальные вдруг вспомнили, что здесь присутствую я. Автор представления! Тесным кольцом они обступили нас, меня и плачущую Иоанну, категорически требуя объяснений.
— Отстаньте от меня! — в бешенстве заорала я. — Я знаю столько же, сколько и вы! Нет, больше! Знаю, что была сообщницей Тадеуша, убийцы и еще нескольких других чудовищ! Идите все, к черту!
— Почему вы плачете, пани Иоанна?! Вы знали?.. Ирена, скажите же что-нибудь не будьте свиньей!
— Скажи правду, в чем там дело? — усиленно допытывался Януш. — Иранский конкурс?..
Я кивнула головой.
— Марек им рассказал. Марек знал. Тадеуш тоже...
В этот момент я вспомнила, что ведь это пропавшее письмо ко мне тайна, что никто об этом не должен даже догадываться, что я уже сама не знаю, что могу здесь объяснить, а чего нет, и поэтому снова прицепилась к Иоанне.
— Пани Иоанна, они уже раньше догадались, а вы им подтвердили! О чем они вас спрашивали?
Иоанна, все еще плача, начала рассказывать о вчерашнем вечернем допросе, к счастью, настолько хаотично, что понять можно было не все.
— Сначала о вас, вы знаете, я тогда так огорчилась!.. Когда это письмо исчезло... Пришли вечером, очень поздно... Потом сказали мне, что все уже знают, и тогда я должна была им сказать, что вспомнила, когда вы прошли мимо меня два раза в одну сторону... Он тоже прошел, и я совершенно об этом забыла...
— После того как убил? Он должен был слышать те голоса...
— Должен был слышать! — гневно заявил Збышек. — Теперь уж нечего скрывать. Он ведь сидел вместе со мной!
С огромным трудом, при помощи плачущей Иоанны, мы смогли разобраться в действиях Витека в эти решающие минуты. Я принесла из отдела наш график отсутствия.
Витек и Збышек сидели в кабинете, а из конференц-зала доносились голоса Тадеуша и умоляющей его Ядвиги. Витек вышел первыми Збышек за ним, через минуту Витек вернулся. По-видимому, тогда он принес с собой дырокол. Иоанна, заглянув в кабинет, увидела его за столом. А потом Витек снова прошел мимо нее, идя в кабинет, хотя несколькими минутами раньше был там и не выходил.
У потрясенной убийством Иоанны в голове все перемешалось, и она забыла об этом его двойном возвращении. Только когда я прошла мимо нее аналогичным образом, выйдя из кабинета через конференц-зал, она вспомнила этот факт.
— Но почему вы им сразу этого не сказали, пани Иоанна? Когда забрали пани Ядвигу?!
— Я растерялась, — выплакала Иоанна. — Не знала, может быть, у меня галлюцинации! Не знала, что это важно! И как я могла бросить подозрение на руководителя мастерской?!
Да, для такого человека, как Иоанна, это конечно же страшный удар. Начальник был для нее чем-то вроде Зевса Олимпийского...
— А почему он не отпер дверь и не вернулся тем же путем? — спросил Казик.
Я заглянула в график.
— Потому, что тогда уже вернулись вы, пан Збышек. Он это услышал. Из того, что у меня тут записано, следует, что вы вернулись в кабинет в тот момент, когда он уже вытирал дырокол. Он уже-ничего не мог сделать, только по возможности быстро войти через приемную. Вы, видимо, чем-то зашумели в кабинете?
— Да, я положил на стол несколько папок и уронил коробку с карандашами.
— Господи, ну у него и нервы! — удивленно сказал Януш. — Я бы давно сломался...
— Я до сих пор не понимаю, для чего он это сделал, — недовольно сказала Моника. — Сам себя хотел прикончить, что ли?
— Что ж, надо признать, что ему это удалось...
— Я же говорил, что он последним пришел на этот обыск, — неохотно сказал Анджей. — Я был в этом уверен и сразу понял, что за этим что-то кроется. И они меня об этом спрашивали, и вы, пани.
— Я тоже знал, что он пришел последним, — буркнул Збышек.
— Так почему же вы этого не сказали? — с упреком спросила я. — Я не говорю о милиции, но мне?..
— Потому что мне это не нравилось. Мне сразу очень многое не понравилось. Я, конечно, сказал бы обо всем, если бы они окончательно прицепились к Ядвиге.
— И что же теперь будет? — хмуро спросил Витольд.
Збышек посмотрел на него, а потом на всех нас.
— Что ж... нечего скрывать. Ликвидация предприятия. Об одном только прошу вас: давайте подчистим все, что удастся. Не оставим здесь такой неразберихи...
Следственные власти заканчивали в нашем бюро какие-то дела. Я воспользовалась этим и поймала капитана, обратиться к прокурору у меня не хватило смелости.
— Все прекрасно, но не могла бы я хотя бы прочитать то письмо? — спросила я робко. — Я понимаю, что оно будет служить вещественным доказательством, но могу же я узнать его содержание! Ведь это мое письмо!
— Мы сделаем копию, и я дам ее вам, раз уж оно так вам необходимо. Собственно, не так много там и написано.
— Я так и думала. Все, что нужно, вам сказал Марек?
Капитан относился ко мне с симпатией, но объяснений давать не спешил. Прокурор меня как будто не замечал. Но, несмотря на это, я не уходила.
— Панове, будьте людьми, — просительно сказала я. — Скажите мне хоть что-нибудь...
Капитан взглянул на меня и заколебался.
— Ну что ж, надо честно признать, что вы нам очень помогли. Я даже немного подозревал вас в сотрудничестве с какой-то нечистой силой... Что вы хотите узнать?
Я так много хотела узнать, что в голове у меня возник полный хаос. Последними проблесками разума мне удалось выбрать то, что могли сказать только они.
— Ключ! — поспешно воскликнула я. — Что с ключом?
— Экспертиза, проведенная согласно вашему требованию, показала, что тот ключ из вазона не был использован. Он спокойно лежал и покрывался плесенью.
— А этот, из стола?
— А на этом, из стола, есть отпечаток пальца. Сегодня утром мы получили результат.
— Ну а что было с моим видением тайника?
Капитан тяжело вздохнул.
— Да, здесь вы здорово попали в цель. В квартиру жертвы кто-то проник именно в то время, когда в бюро отсутствовали несколько человек. Разумеется, убийца не нашел ничего, потому что свои разоблачительные сведения вы передали не ему, а нам. Но у него нет алиби. Что скрывать, процесс будет основан на косвенных уликах, решающего доказательства у нас нет, но улики достаточно весомые. Разве только он признается в содеянном...
Я покачала головой.
— Ручаюсь вам, что он ни в коем случае не признается. Очень хорошо, что у вас есть улики...
Прокурор продолжал рыться в бумагах и только, когда я уходила, посмотрел на меня, улыбнувшись извиняющейся, но в то же время какой-то злорадной улыбкой. Эта злорадная усмешка показалась мне странно знакомой...
Мне пришлось ненадолго задержаться после работы, я подготовила свои эскизы для показа инвестору, сложила документацию и закурила. Витольд, как обычно, ушел сразу по окончании рабочего дня и его место было пустым. Дьявол появился в тот момент, когда я уже подумала, что простилась с ним навеки.
Это мне совсем не понравилось.
— Послушай, ты, — гневно сказала я. — Ты что, будешь меня преследовать до скончания дней?
— До скончания дней не буду, — ядовито засмеялся дьявол. — Только до той минуты, когда тебя начнет преследовать мой заместитель, замечательный коллега, приятель и лучший ученик. Уж он заменит меня, не бойся... Только в несколько ином обличье.
— В каком? — простонала я. — Что ты еще придумал?
— В человеческом, в человеческом. Он и так у тебя под носом. И будет около тебя до конца жизни, ты идиотка, смертельно глупая, как и все бабы...
Он злорадно усмехнулся, и я наконец поняла, что напоминала мне злорадная усмешка прекрасного прокурора. Боже мой, да это же он! Если отбросить завитки и рога, смягчить черты, изменить цвет глаз с черного на голубой!.. Точный его портрет!
Я с ужасом смотрела на представителя преисподней, а он, неслыханно довольный, раскачивался в кресле.
— Ну что? — спросил он. — Догадалась?
— Чего ты от меня хочешь? Что я тебе сделала плохого?
— Вот-вот! Запомни этот вопрос, ты его будешь задавать не раз, не два и не три...
— Ни за что! — внезапно взбунтовалась я. — Со мной твои номера не пройдут! Еще посмотрим, кто кого осилит!
— Дура! — смеялся дьявол. — Безнадежная дура! Ты хочешь работать, не так ли? Воспитывать детей, зарабатывать деньги... У тебя обязанностей до черта! А у него нет никаких, кроме одной — отравлять тебе жизнь.
— Но зачем, опомнись! За каким чертом?!
— Ничего не поделаешь, моя дорогая, для этого мы и существуем. Человечество складывается из мужчин и женщин. Его готовили специально для женщин. Если бы ты знала, сколько он уже успел сделать, у тебя бы глаза полезли на лоб. Не одна уж отдавала нам душу, чтобы только он вернулся к ней...
— На меня не рассчитывай, не отдам. Последняя вещь, которая еще у меня осталась, — это душа, не получите ее!
— Не отдашь нам, так отдашь ему. Все вы, кретинки, отдаете им душу, — он наклонился ко мне и смотрел на меня глазами, сверкавшими какой-то злобной радостью. — Вынуждена будешь ему отдать. Он должен получить душу от тебя, потому что своей у него нет!
— Что?!
— Я, кажется, понятно говорю? У него нет души, получит ее от тебя...
— Не получит! — упрямо заявила я.
— Скажу тебе еще кое-что, — продолжал он таинственно. — В сущности, ты мне нравишься, я дам тебе хороший совет. Ты можешь отдать ему только половину души, но должна будешь пробудить в нем человеческие чувства. Ты должна его хоть раз заставить поволноваться.
— То есть как? — удивленно спросила я. — И это все?
— А тебе этого мало? Попробуй, убедишься. Сразу тебе скажу, что тебе удастся довести его до бешенства, может, он тебя даже задушит!.. Но заставить волноваться — исключено! Такого еще не случалось.
— Ерунду ты говоришь, нет на свете такого человека, который бы никогда в жизни не был взволнован.
— А кто тебе сказал, что он человек? Он наш представитель. Твоя душа имеет для нас большую цену, потому что ты, действительно, исключение из рода людского. У тебя такие глупые мысли, каких нет ни у кого другого. Он останется при тебе до конца жизни, чтобы ты могла откупиться...
— Убирайся, пропади пропадом, проклятое чудище! Пошел вон! Чтоб мои глаза тебя не видали!!!
— Хорошо, хорошо, в этом не будет необходимости...
Все еще смеясь, он встал с кресла, отвесил мне церемонный поклон и так, склонившись, стал бледнеть, бледнеть, пока наконец совсем не исчез из виду.
— А я уже беспокоилась, — сказала она, закуривая сигарету. — Ничто на него не указывало.
— Ситуация вокруг мастерской была обманчива, — задумчиво сказал Марек. — Никому не пришло в голову, что он мог совершить этот безумный шаг. Ведь было ясно, что мастерскую он потеряет.
— Ой до самого конца надеялся, что нет, — ответила я. — Выказывал удивительный оптимизм, может быть, обманывал сам себя. А впрочем... Чем была для него утрата мастерской в сравнении с утратой... чего? Вообще всего.
Марек меланхолично кивнул головой.
— Если бы об этом стало известно, с ним все было бы кончено. Он ведь, в сущности, ничем не рисковал. Я представляю, каким ударом дня него было известие, что Тадеуш в курсе дела. Он был уверен, что никто об этом не знает.
— Но как он смог это сделать? — заинтересовалась Алиция. — Теперь-то уже, наверное, можно сказать?
— Это очень неприятное дело. Он подкупил одного из наших коллег, чтобы тот не участвовал в конкурсе. Извини, дорогая, я не буду уточнять... Как говорят древние, «не будем называть имен», согласимся с этим... Витек, боясь конкуренции, забрал у него материалы якобы для того, чтобы получить уверенность...
— Эскизы, — задумчиво сказала я. — Он забрал эскизы, я была свидетелем этого...
Перед моими глазами вновь встала картина, которую я упорно отгоняла. Я увидела замусоренную мастерскую, позднюю ночь, злого, заросшего щетиной Януша и Витека, висящего на телефоне, с ожесточенным лицом ведущего разговор, который был бы совершенно непонятным, если бы я случайно не знала, кто находится на другом конце провода... Потом увидела их обоих над кипой чертежей, привезенных от Витека в два часа ночи. Я вспомнила клятвы и уверения, что автор согласился... Витеку и в голову не могло прийти, что мне обо всем известно, это никому бы не пришло в голову... Никогда в жизни я не смогу признаться в собственных контактах с человеком, который позднее написал мне это письмо. Это именно он был автором использованных Витеком эскизов. Он уехал и не успел мне подробно обо всем рассказать. Но на суде, к счастью, это письмо фигурировать не будет, достаточно свидетельских показаний Марека. А следственные власти были настолько тактичны, что не разгласили тайны, кто был адресатом этого письма.
— А потом он воспользовался ими как собственными, — продолжал Марек.
— Примите еще во внимание, что он получил вторую премию и что до сих пор не решен вопрос, какой из проектов будет реализован, возможно, что именно его.
— Вот-вот, поэтому он скорее мог позволить себе потерять мастерскую, нежели репутацию! Реализация проекта в Иране стоила для него дороже даже двадцати покойников.
— Они его, видимо, начали подозревать гораздо раньше, чем мы, — задумчиво сказала я. — У меня такое впечатление, что Ядвигу они забрали умышленно, для отвода глаз.
— Они не отдавали себе отчета в том, чем для Витека является положение директора предприятия, — буркнула Алиция. — А мы, в свою очередь, не подозревали, что Тадеуш знал о конкурсе.
— Говоря между нами, боюсь, что именно я в какой-то степени оказался причиной этого, — вздохнув, сказал Марек. — С той минуты, когда я признался, что меня гораздо меньше бы удивило, если бы жертвой оказался руководитель мастерской, они начали искать его врагов. Ну и нашли. Оказалось, что среди наших знакомых было несколько человек, которые заметили глубокое отвращение подкупленного автора этих эскизов к Витеку, было еще несколько человек, которые тоже были о нашем руководителе не самого лучшего мнения... Иранский конкурс был только гвоздем, вбитым в крышку гроба.
— Но почему ты ничего не сказал? — недовольно спросила Алиция. — Ты позволил бы им обвинить Ядвигу?
Марек посмотрел на нее с явным неудовольствием.
— У меня не было никакой причины рассказывать об этом, потому что я не знал, что это имеет какое-то отношение к делу. О том, что Столярек его шантажировал, я узнал от прокурора только позавчера вечером.
— Действительно, ты прав...
— Но, с другой стороны, я им восхищаюсь. Что значит человек, который ни перед чем не останавливается ради достижения своей цели! Я бы так не смог...
— Кроме того, если судить по всему, что мы знаем о Тадеуше, убийство было поистине похвальным делом, — заметила Алиция. — Боюсь, как бы его не оправдали.
— Сомневаюсь, — хмуро сказала я. — Он совершил слишком много ошибок. Например, перемудрил с этим платком.
— Но он же не мог предвидеть, что ты окажешься свидетелем этого? Мысль была прекрасная, если бы не ты, Ядвига бы влипла значительно сильней.
— Да, но в мужском туалете не забило бы...
— Кто тебе сказал? Мужской туалет забило бы точно так же! По моему мнению, идиотизмом было не вытереть ключ! Зачем он, черт побери, его вообще там прятал?
— Думаю, что боялся потерять единственный ключ от этой двери. Не знал, что другой лежит в вазоне. Он воткнул его туда, видимо, в спешке перед личным обыском, на всякий случай, а потом уже не смог вынуть. Каждый день до вечера там кто-то сидел, а потом оставляли на ночь дежурного милиционера в холле. А кроме того, у него забрали ключ от мастерской, и он не мог вернуться сюда поздно вечером или ночью.
— А мебель он знал наизусть, потому что сам проектировал ее и наблюдал за изготовлением, — заметила Алиция.
— Нужно также признать, что его ошибки заметили как раз те люди, которым нельзя не верить. Иоанна запомнила, что он проходил мимо нее два раза, только она способна на что-либо подобное, знаете, я подозреваю, что у нее в мозгу находится фотокамера... А то, что он последним пришел на обыск, заметили Анджей и Збышек, самые здравомыслящие и правдивые из нас всех...
— Действительно, если бы это утверждал Влодек, то с тем же успехом могло оказаться, что Витек был первым, а последним пришел ты, к тому же на четвереньках.
— Дырокол он забрал со стола Ядвиги, проходя мимо... Смотрите, первый раз открылось, кто последний пользовался дыроколом!
— Я хотел бы узнать только еще одно, — задумчиво сказал Марек. — Они узнали обо всем в результате того, что нашли что-то у Тадеуша. Но каким образом обо всей этой истории узнал Тадеуш? Дорого бы я дал за эту скромную информацию...
Я выразила про себя надежду, что независимо от того, сколько бы он за это дал, он не узнает об этом. Думаю, что в надеждах такого рода я была не оригинальна, почти каждый из нашего персонала рассчитывал на такт и сдержанность следственных властей во время суда. Мы теряли нашу мастерскую, и для нас этого несчастья было достаточно. Еще только недоставало, чтобы по всему свету разошлись всякие сведения, которые сослуживцы покойника так старательно и с таким трудом скрывали.
— Жаль мастерской, — вздохнула Алиция, поднимаясь из-за столика. — Нам так хорошо работалось.
— И только подумать, что, если бы он задушил его хотя бы на месяц позже, возможно, ее удалось бы спасти. Такие прекрасные заказы, — с сожалением добавила я.
— Ничего не поделаешь, мои дорогие, судьба, — сказал Марек. — Я давно вам говорю, что не имеет смысла бороться с судьбой.
ЭПИЛОГ
— Были, — жестко ответила Иоанна. — Я всегда говорю правду, — и внезапно начала горько плакать. — Такой стыд, пани Ирена, такой стыд!.. Руководитель мастерской! Директор!
Веслав первый, а за ним и все остальные вдруг вспомнили, что здесь присутствую я. Автор представления! Тесным кольцом они обступили нас, меня и плачущую Иоанну, категорически требуя объяснений.
— Отстаньте от меня! — в бешенстве заорала я. — Я знаю столько же, сколько и вы! Нет, больше! Знаю, что была сообщницей Тадеуша, убийцы и еще нескольких других чудовищ! Идите все, к черту!
— Почему вы плачете, пани Иоанна?! Вы знали?.. Ирена, скажите же что-нибудь не будьте свиньей!
— Скажи правду, в чем там дело? — усиленно допытывался Януш. — Иранский конкурс?..
Я кивнула головой.
— Марек им рассказал. Марек знал. Тадеуш тоже...
В этот момент я вспомнила, что ведь это пропавшее письмо ко мне тайна, что никто об этом не должен даже догадываться, что я уже сама не знаю, что могу здесь объяснить, а чего нет, и поэтому снова прицепилась к Иоанне.
— Пани Иоанна, они уже раньше догадались, а вы им подтвердили! О чем они вас спрашивали?
Иоанна, все еще плача, начала рассказывать о вчерашнем вечернем допросе, к счастью, настолько хаотично, что понять можно было не все.
— Сначала о вас, вы знаете, я тогда так огорчилась!.. Когда это письмо исчезло... Пришли вечером, очень поздно... Потом сказали мне, что все уже знают, и тогда я должна была им сказать, что вспомнила, когда вы прошли мимо меня два раза в одну сторону... Он тоже прошел, и я совершенно об этом забыла...
— После того как убил? Он должен был слышать те голоса...
— Должен был слышать! — гневно заявил Збышек. — Теперь уж нечего скрывать. Он ведь сидел вместе со мной!
С огромным трудом, при помощи плачущей Иоанны, мы смогли разобраться в действиях Витека в эти решающие минуты. Я принесла из отдела наш график отсутствия.
Витек и Збышек сидели в кабинете, а из конференц-зала доносились голоса Тадеуша и умоляющей его Ядвиги. Витек вышел первыми Збышек за ним, через минуту Витек вернулся. По-видимому, тогда он принес с собой дырокол. Иоанна, заглянув в кабинет, увидела его за столом. А потом Витек снова прошел мимо нее, идя в кабинет, хотя несколькими минутами раньше был там и не выходил.
У потрясенной убийством Иоанны в голове все перемешалось, и она забыла об этом его двойном возвращении. Только когда я прошла мимо нее аналогичным образом, выйдя из кабинета через конференц-зал, она вспомнила этот факт.
— Но почему вы им сразу этого не сказали, пани Иоанна? Когда забрали пани Ядвигу?!
— Я растерялась, — выплакала Иоанна. — Не знала, может быть, у меня галлюцинации! Не знала, что это важно! И как я могла бросить подозрение на руководителя мастерской?!
Да, для такого человека, как Иоанна, это конечно же страшный удар. Начальник был для нее чем-то вроде Зевса Олимпийского...
— А почему он не отпер дверь и не вернулся тем же путем? — спросил Казик.
Я заглянула в график.
— Потому, что тогда уже вернулись вы, пан Збышек. Он это услышал. Из того, что у меня тут записано, следует, что вы вернулись в кабинет в тот момент, когда он уже вытирал дырокол. Он уже-ничего не мог сделать, только по возможности быстро войти через приемную. Вы, видимо, чем-то зашумели в кабинете?
— Да, я положил на стол несколько папок и уронил коробку с карандашами.
— Господи, ну у него и нервы! — удивленно сказал Януш. — Я бы давно сломался...
— Я до сих пор не понимаю, для чего он это сделал, — недовольно сказала Моника. — Сам себя хотел прикончить, что ли?
— Что ж, надо признать, что ему это удалось...
— Я же говорил, что он последним пришел на этот обыск, — неохотно сказал Анджей. — Я был в этом уверен и сразу понял, что за этим что-то кроется. И они меня об этом спрашивали, и вы, пани.
— Я тоже знал, что он пришел последним, — буркнул Збышек.
— Так почему же вы этого не сказали? — с упреком спросила я. — Я не говорю о милиции, но мне?..
— Потому что мне это не нравилось. Мне сразу очень многое не понравилось. Я, конечно, сказал бы обо всем, если бы они окончательно прицепились к Ядвиге.
— И что же теперь будет? — хмуро спросил Витольд.
Збышек посмотрел на него, а потом на всех нас.
— Что ж... нечего скрывать. Ликвидация предприятия. Об одном только прошу вас: давайте подчистим все, что удастся. Не оставим здесь такой неразберихи...
Следственные власти заканчивали в нашем бюро какие-то дела. Я воспользовалась этим и поймала капитана, обратиться к прокурору у меня не хватило смелости.
— Все прекрасно, но не могла бы я хотя бы прочитать то письмо? — спросила я робко. — Я понимаю, что оно будет служить вещественным доказательством, но могу же я узнать его содержание! Ведь это мое письмо!
— Мы сделаем копию, и я дам ее вам, раз уж оно так вам необходимо. Собственно, не так много там и написано.
— Я так и думала. Все, что нужно, вам сказал Марек?
Капитан относился ко мне с симпатией, но объяснений давать не спешил. Прокурор меня как будто не замечал. Но, несмотря на это, я не уходила.
— Панове, будьте людьми, — просительно сказала я. — Скажите мне хоть что-нибудь...
Капитан взглянул на меня и заколебался.
— Ну что ж, надо честно признать, что вы нам очень помогли. Я даже немного подозревал вас в сотрудничестве с какой-то нечистой силой... Что вы хотите узнать?
Я так много хотела узнать, что в голове у меня возник полный хаос. Последними проблесками разума мне удалось выбрать то, что могли сказать только они.
— Ключ! — поспешно воскликнула я. — Что с ключом?
— Экспертиза, проведенная согласно вашему требованию, показала, что тот ключ из вазона не был использован. Он спокойно лежал и покрывался плесенью.
— А этот, из стола?
— А на этом, из стола, есть отпечаток пальца. Сегодня утром мы получили результат.
— Ну а что было с моим видением тайника?
Капитан тяжело вздохнул.
— Да, здесь вы здорово попали в цель. В квартиру жертвы кто-то проник именно в то время, когда в бюро отсутствовали несколько человек. Разумеется, убийца не нашел ничего, потому что свои разоблачительные сведения вы передали не ему, а нам. Но у него нет алиби. Что скрывать, процесс будет основан на косвенных уликах, решающего доказательства у нас нет, но улики достаточно весомые. Разве только он признается в содеянном...
Я покачала головой.
— Ручаюсь вам, что он ни в коем случае не признается. Очень хорошо, что у вас есть улики...
Прокурор продолжал рыться в бумагах и только, когда я уходила, посмотрел на меня, улыбнувшись извиняющейся, но в то же время какой-то злорадной улыбкой. Эта злорадная усмешка показалась мне странно знакомой...
* * *
Я вернулась в отдел, где, вопреки ожиданиям, кипела работа. Збышека все любили, высоко ценили, и его просьбы принесли результат. Действительно, раз уж нам пришлось обанкротиться, то надо, по крайней мере, сделать это с честью!Мне пришлось ненадолго задержаться после работы, я подготовила свои эскизы для показа инвестору, сложила документацию и закурила. Витольд, как обычно, ушел сразу по окончании рабочего дня и его место было пустым. Дьявол появился в тот момент, когда я уже подумала, что простилась с ним навеки.
Это мне совсем не понравилось.
— Послушай, ты, — гневно сказала я. — Ты что, будешь меня преследовать до скончания дней?
— До скончания дней не буду, — ядовито засмеялся дьявол. — Только до той минуты, когда тебя начнет преследовать мой заместитель, замечательный коллега, приятель и лучший ученик. Уж он заменит меня, не бойся... Только в несколько ином обличье.
— В каком? — простонала я. — Что ты еще придумал?
— В человеческом, в человеческом. Он и так у тебя под носом. И будет около тебя до конца жизни, ты идиотка, смертельно глупая, как и все бабы...
Он злорадно усмехнулся, и я наконец поняла, что напоминала мне злорадная усмешка прекрасного прокурора. Боже мой, да это же он! Если отбросить завитки и рога, смягчить черты, изменить цвет глаз с черного на голубой!.. Точный его портрет!
Я с ужасом смотрела на представителя преисподней, а он, неслыханно довольный, раскачивался в кресле.
— Ну что? — спросил он. — Догадалась?
— Чего ты от меня хочешь? Что я тебе сделала плохого?
— Вот-вот! Запомни этот вопрос, ты его будешь задавать не раз, не два и не три...
— Ни за что! — внезапно взбунтовалась я. — Со мной твои номера не пройдут! Еще посмотрим, кто кого осилит!
— Дура! — смеялся дьявол. — Безнадежная дура! Ты хочешь работать, не так ли? Воспитывать детей, зарабатывать деньги... У тебя обязанностей до черта! А у него нет никаких, кроме одной — отравлять тебе жизнь.
— Но зачем, опомнись! За каким чертом?!
— Ничего не поделаешь, моя дорогая, для этого мы и существуем. Человечество складывается из мужчин и женщин. Его готовили специально для женщин. Если бы ты знала, сколько он уже успел сделать, у тебя бы глаза полезли на лоб. Не одна уж отдавала нам душу, чтобы только он вернулся к ней...
— На меня не рассчитывай, не отдам. Последняя вещь, которая еще у меня осталась, — это душа, не получите ее!
— Не отдашь нам, так отдашь ему. Все вы, кретинки, отдаете им душу, — он наклонился ко мне и смотрел на меня глазами, сверкавшими какой-то злобной радостью. — Вынуждена будешь ему отдать. Он должен получить душу от тебя, потому что своей у него нет!
— Что?!
— Я, кажется, понятно говорю? У него нет души, получит ее от тебя...
— Не получит! — упрямо заявила я.
— Скажу тебе еще кое-что, — продолжал он таинственно. — В сущности, ты мне нравишься, я дам тебе хороший совет. Ты можешь отдать ему только половину души, но должна будешь пробудить в нем человеческие чувства. Ты должна его хоть раз заставить поволноваться.
— То есть как? — удивленно спросила я. — И это все?
— А тебе этого мало? Попробуй, убедишься. Сразу тебе скажу, что тебе удастся довести его до бешенства, может, он тебя даже задушит!.. Но заставить волноваться — исключено! Такого еще не случалось.
— Ерунду ты говоришь, нет на свете такого человека, который бы никогда в жизни не был взволнован.
— А кто тебе сказал, что он человек? Он наш представитель. Твоя душа имеет для нас большую цену, потому что ты, действительно, исключение из рода людского. У тебя такие глупые мысли, каких нет ни у кого другого. Он останется при тебе до конца жизни, чтобы ты могла откупиться...
— Убирайся, пропади пропадом, проклятое чудище! Пошел вон! Чтоб мои глаза тебя не видали!!!
— Хорошо, хорошо, в этом не будет необходимости...
Все еще смеясь, он встал с кресла, отвесил мне церемонный поклон и так, склонившись, стал бледнеть, бледнеть, пока наконец совсем не исчез из виду.
* * *
На следующий день я получила от капитана копию своего утерянного письма. Прочитав его, я поняла удививший меня вопрос следственных властей о нашем «Мистере Универсум», потому что там, кроме иных, находилась полная горечи фраза: «А если хочешь узнать все подробней, то спроси об этом у того, кому вы присудили первый приз на вашем очаровательном конкурсе красоты...» Мы сидели втроем и пили кофе: Алиция, Марек и я, подводя черту случившемуся. Алиция была вполне удовлетворена.— А я уже беспокоилась, — сказала она, закуривая сигарету. — Ничто на него не указывало.
— Ситуация вокруг мастерской была обманчива, — задумчиво сказал Марек. — Никому не пришло в голову, что он мог совершить этот безумный шаг. Ведь было ясно, что мастерскую он потеряет.
— Ой до самого конца надеялся, что нет, — ответила я. — Выказывал удивительный оптимизм, может быть, обманывал сам себя. А впрочем... Чем была для него утрата мастерской в сравнении с утратой... чего? Вообще всего.
Марек меланхолично кивнул головой.
— Если бы об этом стало известно, с ним все было бы кончено. Он ведь, в сущности, ничем не рисковал. Я представляю, каким ударом дня него было известие, что Тадеуш в курсе дела. Он был уверен, что никто об этом не знает.
— Но как он смог это сделать? — заинтересовалась Алиция. — Теперь-то уже, наверное, можно сказать?
— Это очень неприятное дело. Он подкупил одного из наших коллег, чтобы тот не участвовал в конкурсе. Извини, дорогая, я не буду уточнять... Как говорят древние, «не будем называть имен», согласимся с этим... Витек, боясь конкуренции, забрал у него материалы якобы для того, чтобы получить уверенность...
— Эскизы, — задумчиво сказала я. — Он забрал эскизы, я была свидетелем этого...
Перед моими глазами вновь встала картина, которую я упорно отгоняла. Я увидела замусоренную мастерскую, позднюю ночь, злого, заросшего щетиной Януша и Витека, висящего на телефоне, с ожесточенным лицом ведущего разговор, который был бы совершенно непонятным, если бы я случайно не знала, кто находится на другом конце провода... Потом увидела их обоих над кипой чертежей, привезенных от Витека в два часа ночи. Я вспомнила клятвы и уверения, что автор согласился... Витеку и в голову не могло прийти, что мне обо всем известно, это никому бы не пришло в голову... Никогда в жизни я не смогу признаться в собственных контактах с человеком, который позднее написал мне это письмо. Это именно он был автором использованных Витеком эскизов. Он уехал и не успел мне подробно обо всем рассказать. Но на суде, к счастью, это письмо фигурировать не будет, достаточно свидетельских показаний Марека. А следственные власти были настолько тактичны, что не разгласили тайны, кто был адресатом этого письма.
— А потом он воспользовался ими как собственными, — продолжал Марек.
— Примите еще во внимание, что он получил вторую премию и что до сих пор не решен вопрос, какой из проектов будет реализован, возможно, что именно его.
— Вот-вот, поэтому он скорее мог позволить себе потерять мастерскую, нежели репутацию! Реализация проекта в Иране стоила для него дороже даже двадцати покойников.
— Они его, видимо, начали подозревать гораздо раньше, чем мы, — задумчиво сказала я. — У меня такое впечатление, что Ядвигу они забрали умышленно, для отвода глаз.
— Они не отдавали себе отчета в том, чем для Витека является положение директора предприятия, — буркнула Алиция. — А мы, в свою очередь, не подозревали, что Тадеуш знал о конкурсе.
— Говоря между нами, боюсь, что именно я в какой-то степени оказался причиной этого, — вздохнув, сказал Марек. — С той минуты, когда я признался, что меня гораздо меньше бы удивило, если бы жертвой оказался руководитель мастерской, они начали искать его врагов. Ну и нашли. Оказалось, что среди наших знакомых было несколько человек, которые заметили глубокое отвращение подкупленного автора этих эскизов к Витеку, было еще несколько человек, которые тоже были о нашем руководителе не самого лучшего мнения... Иранский конкурс был только гвоздем, вбитым в крышку гроба.
— Но почему ты ничего не сказал? — недовольно спросила Алиция. — Ты позволил бы им обвинить Ядвигу?
Марек посмотрел на нее с явным неудовольствием.
— У меня не было никакой причины рассказывать об этом, потому что я не знал, что это имеет какое-то отношение к делу. О том, что Столярек его шантажировал, я узнал от прокурора только позавчера вечером.
— Действительно, ты прав...
— Но, с другой стороны, я им восхищаюсь. Что значит человек, который ни перед чем не останавливается ради достижения своей цели! Я бы так не смог...
— Кроме того, если судить по всему, что мы знаем о Тадеуше, убийство было поистине похвальным делом, — заметила Алиция. — Боюсь, как бы его не оправдали.
— Сомневаюсь, — хмуро сказала я. — Он совершил слишком много ошибок. Например, перемудрил с этим платком.
— Но он же не мог предвидеть, что ты окажешься свидетелем этого? Мысль была прекрасная, если бы не ты, Ядвига бы влипла значительно сильней.
— Да, но в мужском туалете не забило бы...
— Кто тебе сказал? Мужской туалет забило бы точно так же! По моему мнению, идиотизмом было не вытереть ключ! Зачем он, черт побери, его вообще там прятал?
— Думаю, что боялся потерять единственный ключ от этой двери. Не знал, что другой лежит в вазоне. Он воткнул его туда, видимо, в спешке перед личным обыском, на всякий случай, а потом уже не смог вынуть. Каждый день до вечера там кто-то сидел, а потом оставляли на ночь дежурного милиционера в холле. А кроме того, у него забрали ключ от мастерской, и он не мог вернуться сюда поздно вечером или ночью.
— А мебель он знал наизусть, потому что сам проектировал ее и наблюдал за изготовлением, — заметила Алиция.
— Нужно также признать, что его ошибки заметили как раз те люди, которым нельзя не верить. Иоанна запомнила, что он проходил мимо нее два раза, только она способна на что-либо подобное, знаете, я подозреваю, что у нее в мозгу находится фотокамера... А то, что он последним пришел на обыск, заметили Анджей и Збышек, самые здравомыслящие и правдивые из нас всех...
— Действительно, если бы это утверждал Влодек, то с тем же успехом могло оказаться, что Витек был первым, а последним пришел ты, к тому же на четвереньках.
— Дырокол он забрал со стола Ядвиги, проходя мимо... Смотрите, первый раз открылось, кто последний пользовался дыроколом!
— Я хотел бы узнать только еще одно, — задумчиво сказал Марек. — Они узнали обо всем в результате того, что нашли что-то у Тадеуша. Но каким образом обо всей этой истории узнал Тадеуш? Дорого бы я дал за эту скромную информацию...
Я выразила про себя надежду, что независимо от того, сколько бы он за это дал, он не узнает об этом. Думаю, что в надеждах такого рода я была не оригинальна, почти каждый из нашего персонала рассчитывал на такт и сдержанность следственных властей во время суда. Мы теряли нашу мастерскую, и для нас этого несчастья было достаточно. Еще только недоставало, чтобы по всему свету разошлись всякие сведения, которые сослуживцы покойника так старательно и с таким трудом скрывали.
— Жаль мастерской, — вздохнула Алиция, поднимаясь из-за столика. — Нам так хорошо работалось.
— И только подумать, что, если бы он задушил его хотя бы на месяц позже, возможно, ее удалось бы спасти. Такие прекрасные заказы, — с сожалением добавила я.
— Ничего не поделаешь, мои дорогие, судьба, — сказал Марек. — Я давно вам говорю, что не имеет смысла бороться с судьбой.
ЭПИЛОГ
— Ну, знаешь! — сказал Веслав, который закончил первый.
Я прижала палец к губам, указывая на остальных, которые еще продолжали читать, и Веслав замолчал, качая головой.
В доме на склоне горы сидели остатки нашего прежнего общества, читающие машинопись криминальной повести, которую мне, наконец, удалось написать благодаря особенностям характера покойного Тадеуша Столярека и отчаянному положению Витека. Здесь находилось бюро, в котором нашла пристанище часть персонала нашей мастерской, другие пришли просто в гости, несколько человек вообще отсутствовали.
Старая мастерская распалась. Заботливо оборудованное некогда помещение перешло во владение другого бюро, мебель расползлась по всему городу, а все мы разошлись по разным другим местам работы. Витольд, Веслав, Януш, Моника и Каспер работали здесь, Стефан, Влодек, Анджей и Збышек перешли в другое бюро, родственное тому, Марек, Казик и Анка выехали за границу, каждый в другую сторону. Иоанна вышла на пенсию, а Ольгерд контролировал бюро, в котором работала я. Лешек сделал ошеломляющую карьеру как художник-импрессионист. Рышард, который все еще не мог осуществить свой выезд, принимал участие в различных конкурсах. Алиция, так и не смирившаяся се служебной дисциплиной, переключилась на выполнение чертежей по заказам. Данка устроилась в каком-то военном учреждении, Ядвига лежала в больнице, Столярек — на кладбище, а Витек сидел в тюрьме.
Со времени совершения преступления прошло около полугода, и в любой момент мы ждали результатов проведенной после ареста Витека ревизии. Я собрала возможно большее количество бывших сослуживцев и принесла им машинопись, рассказывающую об их собственных поступках, надеясь, что это вызовет у них интерес. Я не ошиблась, они сидели и читали, выхватывая друг у друга прочитанные листы.
После Веслава закончила Алиция, потом Моника, Влодек, Стефан... Ничто уже не могло удержать их от высказывания критических замечаний.
К счастью, они были слишком ошеломлены и одурманены этим интенсивным чтением, поэтому не могли реагировать слишком живо.
— Послушай, — сказала Моника. — Если ты напечатаешь все это и не поместишь в начале заявления, что все события высосаны из пальца, то обещаю тебе, что твои наследники смогут написать следующую повесть. Я лично тебя прикончу!
— Я-то нет, — зловеще сказал Стефан, — я человек привычный, но моя жена, пожалуй, вмешается.
— Твоя жена?! — вскричала Алиция. — А Збышека?! А Каспера?!
— А Витек?!
— Витек сидит!..
— Но выйдет! Он же не получил пожизненного заключения!
— Когда он еще выйдет...
— Он подал на апелляцию. Вот увидите, что его оправдают!
— Глупости! Каким образом?!
Все начали спорить, как в добрые старые времена, даже на душе стало приятно. Из читающих остался только один Януш, который пришел позднее, но теперь и он догонял общество.
— Будь любезна сделать тут кое-какие поправки, — сказал мне глубоко оскорбленный Влодек. — Ты представила меня последним идиотом!
— Честно говоря, мне не потребовалось ничего придумывать! Там нет ни слова лжи!
— Неправда! Мануэла была в самом деле!..
— Говори, говори, пусть твоя жена узнает!..
— Тихо!!! — заорала я. — Я внесу поправки, если ты одолжишь мне полторы тысячи злотых, — злорадно сказала я Влодеку, чем вызвала дикий взрыв радости.
— Эй, послушайте, кто напишет повесть об убийстве Ирены?!
Януш наконец закончил чтение, поднял голову и вытер со лба пот, глядя на нас странным взглядом. Видимо, наши вопли до сих пор до него не доходили.
— Ну и ну, — сказал он потрясенно. — Что Витек тебя задушит сразу, как только выйдет, это точно. За всех наших жен и мужей тоже не ручаюсь, но это твое дело. Я бы, однако, на твоем месте струсил!.. — и добавил через минуту: — Ну хорошо, Тадеуш лежит в земле сырой, цветочки на нем растут, но где другой сюжет?
— Какой другой сюжет? — заинтересовалась я.
Все остальные замолчали и с огромным интересом смотрели на Януша.
— Ну с дьяволом! То есть, я хотел сказать, прокурором! Что с ним? Полгода прошло, что-то уже прояснилось?
Что ж, сюжет развивался. Дьявол был прав. Все совпадало. И почему эта преисподняя так на меня взъелась? Если я много нагрешила, то меня должно было покарать провидение, но при чем тут преисподняя?
— Дьявол не наврал, — неохотно сказала я. — История продолжается, развивается и расцветает. Все в точности совпадает с его предсказаниями. У меня единственная надежда, что чертова преисподняя проявит ко мне хоть немного сострадания и не отправит меня в отдел записей гражданского состояния со своим представителем.
— Ну что ты скажешь! И у него, действительно, нет души?
— Души! — гневно фыркнула я. — Ничего у него нет! Никаких человеческих черт! У него нет ни души, ни сердца, ни нервов, ни совести, в этом смысле он совершенство! Знали, кого прислать!
— И он не отступается от тебя?
— Даже утверждает, что любит меня. И так, любя, приканчивает. Но я упрямая, раз преисподняя бросила мне вызов, я вступаю в борьбу. Помните, что говорил дьявол?
— Что ты должна заставить его волноваться?
— Вот именно! Пусть я тресну, но доведу его до этого! Или я выиграю этот поединок, или меня хватит удар.
— Или преисподнюю хватит удар, — в восторге заявил Веслав.
— Мне бы этого не хотелось — буркнула Моника.
— Ну, насколько я ее знаю, она справится и с преисподней, — уверенно заявил Януш. — Все дьяволы вместе не справятся с ней.
Я посмотрела на часы и со вздохом поднялась со стула.
— Ну что ж, детки, оставайтесь и, ради Бога, не совершайте в мое отсутствие никаких преступлений, а то я от жалости разболеюсь. Пожелайте мне всего наилучшего, потому что меня ждут тяжкие минуты...
Я собрала свои вещи и поцеловала всех своих бывших сослуживцев, несколько ошеломленных тем, что я увековечила их для потомков в своей книге.
— Держись! — сказал Януш. — Не позорь нас!
— Не бойся, приложу все усилия...
Я вышла из дома, с трудом пробралась по каменистой стежке и с таким же трудом спустилась по полуразрушенным ступеням, оберегая свои туфли на шпильках.
На проезжей части в такси меня ждал представитель преисподней...
Я прижала палец к губам, указывая на остальных, которые еще продолжали читать, и Веслав замолчал, качая головой.
В доме на склоне горы сидели остатки нашего прежнего общества, читающие машинопись криминальной повести, которую мне, наконец, удалось написать благодаря особенностям характера покойного Тадеуша Столярека и отчаянному положению Витека. Здесь находилось бюро, в котором нашла пристанище часть персонала нашей мастерской, другие пришли просто в гости, несколько человек вообще отсутствовали.
Старая мастерская распалась. Заботливо оборудованное некогда помещение перешло во владение другого бюро, мебель расползлась по всему городу, а все мы разошлись по разным другим местам работы. Витольд, Веслав, Януш, Моника и Каспер работали здесь, Стефан, Влодек, Анджей и Збышек перешли в другое бюро, родственное тому, Марек, Казик и Анка выехали за границу, каждый в другую сторону. Иоанна вышла на пенсию, а Ольгерд контролировал бюро, в котором работала я. Лешек сделал ошеломляющую карьеру как художник-импрессионист. Рышард, который все еще не мог осуществить свой выезд, принимал участие в различных конкурсах. Алиция, так и не смирившаяся се служебной дисциплиной, переключилась на выполнение чертежей по заказам. Данка устроилась в каком-то военном учреждении, Ядвига лежала в больнице, Столярек — на кладбище, а Витек сидел в тюрьме.
Со времени совершения преступления прошло около полугода, и в любой момент мы ждали результатов проведенной после ареста Витека ревизии. Я собрала возможно большее количество бывших сослуживцев и принесла им машинопись, рассказывающую об их собственных поступках, надеясь, что это вызовет у них интерес. Я не ошиблась, они сидели и читали, выхватывая друг у друга прочитанные листы.
После Веслава закончила Алиция, потом Моника, Влодек, Стефан... Ничто уже не могло удержать их от высказывания критических замечаний.
К счастью, они были слишком ошеломлены и одурманены этим интенсивным чтением, поэтому не могли реагировать слишком живо.
— Послушай, — сказала Моника. — Если ты напечатаешь все это и не поместишь в начале заявления, что все события высосаны из пальца, то обещаю тебе, что твои наследники смогут написать следующую повесть. Я лично тебя прикончу!
— Я-то нет, — зловеще сказал Стефан, — я человек привычный, но моя жена, пожалуй, вмешается.
— Твоя жена?! — вскричала Алиция. — А Збышека?! А Каспера?!
— А Витек?!
— Витек сидит!..
— Но выйдет! Он же не получил пожизненного заключения!
— Когда он еще выйдет...
— Он подал на апелляцию. Вот увидите, что его оправдают!
— Глупости! Каким образом?!
Все начали спорить, как в добрые старые времена, даже на душе стало приятно. Из читающих остался только один Януш, который пришел позднее, но теперь и он догонял общество.
— Будь любезна сделать тут кое-какие поправки, — сказал мне глубоко оскорбленный Влодек. — Ты представила меня последним идиотом!
— Честно говоря, мне не потребовалось ничего придумывать! Там нет ни слова лжи!
— Неправда! Мануэла была в самом деле!..
— Говори, говори, пусть твоя жена узнает!..
— Тихо!!! — заорала я. — Я внесу поправки, если ты одолжишь мне полторы тысячи злотых, — злорадно сказала я Влодеку, чем вызвала дикий взрыв радости.
— Эй, послушайте, кто напишет повесть об убийстве Ирены?!
Януш наконец закончил чтение, поднял голову и вытер со лба пот, глядя на нас странным взглядом. Видимо, наши вопли до сих пор до него не доходили.
— Ну и ну, — сказал он потрясенно. — Что Витек тебя задушит сразу, как только выйдет, это точно. За всех наших жен и мужей тоже не ручаюсь, но это твое дело. Я бы, однако, на твоем месте струсил!.. — и добавил через минуту: — Ну хорошо, Тадеуш лежит в земле сырой, цветочки на нем растут, но где другой сюжет?
— Какой другой сюжет? — заинтересовалась я.
Все остальные замолчали и с огромным интересом смотрели на Януша.
— Ну с дьяволом! То есть, я хотел сказать, прокурором! Что с ним? Полгода прошло, что-то уже прояснилось?
Что ж, сюжет развивался. Дьявол был прав. Все совпадало. И почему эта преисподняя так на меня взъелась? Если я много нагрешила, то меня должно было покарать провидение, но при чем тут преисподняя?
— Дьявол не наврал, — неохотно сказала я. — История продолжается, развивается и расцветает. Все в точности совпадает с его предсказаниями. У меня единственная надежда, что чертова преисподняя проявит ко мне хоть немного сострадания и не отправит меня в отдел записей гражданского состояния со своим представителем.
— Ну что ты скажешь! И у него, действительно, нет души?
— Души! — гневно фыркнула я. — Ничего у него нет! Никаких человеческих черт! У него нет ни души, ни сердца, ни нервов, ни совести, в этом смысле он совершенство! Знали, кого прислать!
— И он не отступается от тебя?
— Даже утверждает, что любит меня. И так, любя, приканчивает. Но я упрямая, раз преисподняя бросила мне вызов, я вступаю в борьбу. Помните, что говорил дьявол?
— Что ты должна заставить его волноваться?
— Вот именно! Пусть я тресну, но доведу его до этого! Или я выиграю этот поединок, или меня хватит удар.
— Или преисподнюю хватит удар, — в восторге заявил Веслав.
— Мне бы этого не хотелось — буркнула Моника.
— Ну, насколько я ее знаю, она справится и с преисподней, — уверенно заявил Януш. — Все дьяволы вместе не справятся с ней.
Я посмотрела на часы и со вздохом поднялась со стула.
— Ну что ж, детки, оставайтесь и, ради Бога, не совершайте в мое отсутствие никаких преступлений, а то я от жалости разболеюсь. Пожелайте мне всего наилучшего, потому что меня ждут тяжкие минуты...
Я собрала свои вещи и поцеловала всех своих бывших сослуживцев, несколько ошеломленных тем, что я увековечила их для потомков в своей книге.
— Держись! — сказал Януш. — Не позорь нас!
— Не бойся, приложу все усилия...
Я вышла из дома, с трудом пробралась по каменистой стежке и с таким же трудом спустилась по полуразрушенным ступеням, оберегая свои туфли на шпильках.
На проезжей части в такси меня ждал представитель преисподней...