Я заколебалась быстро подумав, что сначала все-таки должна доказать свою невиновность. Я закрыла глаза и головой вперед ринулась в пропасть.
Короче говоря, я объяснила им причины, по которым предпочитала, чтобы Тадеуш Столярек жил долго и счастливо. Призналась, что совместно с покойным в ущерб бюро провернула одну махинацию по продаже в рассрочку, заключающуюся в том, что никто из нас ничего не купил, а, наоборот, я взяла наличные. То есть должна была взять наличные... После этой махинации покойник остался должен мне пять с половиной тысяч злотых, на которых с минуты его смерти я могу поставить крест. Я должна быть поистине не в своем уме, чтобы в этой ситуации его убивать.
— А как вы это сделали? — с интересом спросили следственные власти.
— Не знаю. У Тадеуша был знакомый директор магазина, и всю эту сложную операцию он провел самостоятельно.
— А зачем вы ему одолжили деньги?
— Потому что у меня не было другого выхода. Так сказать, нож на горле и никакой иной возможности раздобыть деньги. Тадеуш занялся этим делом с большой радостью, рассчитывая на то, что сможет одолжить у меня. Правда, он собирался одолжить только полторы тысячи, а не пять с половиной. Короче говоря, я осталась с носом.
— Хорошо, но почему вы, имея у горла нож, согласились одолжить ему на четыре тысячи больше?
— А что я могла сделать? Он сделал мне одолжение, причем довольно рискованное. Процентов бы с меня не взял, пить водку я бы с ним не пошла, как иначе могла бы его отблагодарить?! Это была единственная возможность.
— Ну, я думаю, при желании можно было бы найти еще что-нибудь, — злорадно сказал прокурор.
— Несомненно, — немедленно ответила я. — Но в этом случае я бы предпочла, чтобы на месте Тадеуша были, например, вы...
Капитана внезапно охватил приступ кашля, а в голубых глазах прокурора снова появился знакомый блеск.
— Я постараюсь не забыть ваши слова...
— Теперь вернемся к теме нашего разговора, панове, мне хотелось бы сделать вам одно предложение. Я хотела бы, чтобы вы решились оказать мне чуточку доверия, потому что я могу вам пригодиться. Есть множество таких вещей, которых вы никогда не узнаете путем обычного следствия. Если вы будете относиться ко мне, как к подозреваемой, то я к вам буду относиться, как к врагам, а если наоборот, тогда все будет в порядке. Сотрудничество даст гораздо больше, чем война, а вы даже понятия не имеете, как я хочу обнаружить убийцу. У меня на это есть свои причины...
Окончив свою речь, я ждала результатов. По разным причинам мне очень хотелось принять участие в расследовании.
Трое мужчин посмотрели на меня, и капитан кивнул головой.
— Хорошо. Вы правы. Несколько человек можно исключить, потому что чудес, конечно, не бывает. Убийство должно было занять у преступника какое-то время. Будем сотрудничать с вами на основе доверия.
— Слава Богу! — с глубоким облегчением сказала я. — Спрашивайте.
— Прежде чем мы приступим к обстоятельному разговору, нужно уладить еще одно дело. Мы вас вызовем в третий раз, а пока покажите, пожалуйста, нам свой носовой платок.
— Носовой платок? — удивилась я. — Господи, но у меня нет никакого платка.
— Как это нет? Ни одного?
— Ни одного. Я постоянно забываю о нем, и сегодня тоже забила. Если вам очень нужно, то могу принести из дома.
— Нет, спасибо. Вы совершенно уверены, что у вас его нет?
— Даю вам слово. Я вполне обхожусь без него.
— А что вы делаете, когда у вас насморк? — неодобрительно спросил прокурор. — Или когда плачете?
— Не помню, когда у меня в последний раз был насморк, может быть, лет десять назад, а плакать — я вообще не плачу. Женщины обычно плачут из-за любимого человека, а у меня его нет.
— А что вы с ним сделали?
— Это служебный или личный вопрос?
— Нет, прошу прощения. Это личный вопрос, и я снимаю его.
— Нет, почему же? Я могу вам ответить, хотя это не имеет никакого значения. Он меня бросил.
— Значит, у вас нет носового платка, — прервал меня капитан очень деловым тоном. — Жаль. Тогда пока пройдите туда...
Ужасно заинтригованная, я прошла в конференц-зал, где уже сидели Веслав и Анджей.
— Веслав, что это? — воскликнула я. — Вас тоже спрашивали о носовых платках?
— У меня было два, и оба я должен был им отдать, — философски заметил Анджей.
— А мой был страшно грязный, потому что я чистил им сегодня туфли, — признался Веслав. — Наверное, это какая-то мания на почве тряпок. Все наши халаты тоже забрали.
Следующей в зал вошла Алиция, сразу после нее Марек и Януш, вся четверка бриджистов была в сборе.
— Не могли взять карт? — спросила Алиция с укором.
— Как это не могли?! Разумеется, они здесь! Подожди, в этом кармане твои, а здесь Анджея. Повторить торговлю, кто заказал козыри?..
Не принимая близко к сердцу утрату носовых платков, они уселись около маленького столика, с которого сняли телефон, и вернулись к игре. Эта удивительная беззаботность персонала, наступившая так быстро после происшедшего преступления, в помещении, где еще совсем недавно лежал покойник, происходила вовсе не от жестокости наших сердец, а просто от атмосферы, царящей в нашей мастерской. Если бы что-либо подобное произошло с кем-то из нас индивидуально, в каком-то другом окружении, мы наверное долго не могли бы прийти в себя. А здесь, среди приятелей, в месте, где много раз падали на нас разные удары судьбы, было легче смириться с происшедшим, особенно потому, что Столярек был только сослуживец, — и то из тех, кто работал у нас недавно. Тот шок, который мы ощутили вначале, был вызван скорее точным соответствием событий моим ужасным фантазиям, нежели фактом как таковым. В последнее время у нас произошло много несчастий как в личном, так и в служебном плане. Казик и Стефан провели несколько месяцев в больнице после автомобильной аварии, сына Збышека с трудом вернули к жизни после несчастного случая, умерла от тяжелой болезни мать Алиции, дочери Стефана грозил паралич ног в связи с травмой позвоночника, я сама чудом не рассталась с жизнью, попав в аварию... Менее значительные происшествия трудно было вспомнить. И в довершение всего начались какие-то таинственные нападки на работу мастерской, всякие комиссии следовали одна за другой, каждый мелкий промах вырастал до размеров пирамиды, в результате нам угрожало нечто беспрецедентное в нашей стране, а именно — банкротство государственного предприятия. Что в подобной ситуации могло бы еще больше нас расстроить?
И, наверное, только в нашей мастерской и в нашем обществе удавалось как-то противостоять превратностям судьбы и сохранять хорошее настроение. Мы все как-то позитивно друг на друга влияли и не допускали угнетенного настроения. Столярек умер? Ничего не поделаешь, все мы когда-нибудь умрем. Один из нас убийца? Ну что ж, пусть милиция его найдет, тогда будем беспокоиться об этом. А пока, прошу вас, шесть без козыря!..
Каждые несколько минут в конференц-зал прибывал следующий член нашего коллектива, обескураженный конфискацией носового платка. Больше всех была обеспокоена происходящим Ядвига.
— Представьте себе, он куда-то исчез. Я могла бы поклясться, что утром у меня был носовой платок, а теперь его нет. Они мне не верят.
— Они для того и существуют, чтобы не верить. Что это им пришло в голову? Пани Ирена, вы должны знать!
— Не знаю. Носовых платков в моем сценарии не было...
— Долго нас будут здесь держать? Не знаете? Черт, даже не на что сесть!..
— Привыкай, в тюрьме вряд ли будут особенные удобства...
Нас выпустили только тогда, когда лишили носового платка последнего сотрудника. Это была Моника. После этого в кабинет позвали меня.
Это был весьма плодотворный допрос, не знаю только, для кого он имел большее значение, для них или для меня. После первых же вопросов, которые я услышала, волосы у меня на голове встали дыбом. Я убедилась, что их сведения о нас представляют неслыханную мешанину, сложенную из фактов, предположений, лжи, сплетен и только из незначительного количества правды. Большинство этих открытий происходило от того времени, когда в нашей администрации работала некая Нюня, гораздо более интересовавшаяся личными делами сослуживцев, нежели своими служебными обязанностями. С Нюней конкурировал Влодек, главный сплетник бюро. Совместно они сложили практически обо всех сослуживцах мифы и легенды, от коих кровь застывала в жилах.
Алиция с удивлением узнала, что сожительствует со своим тогдашним инженером-сантехником, который имел от роду 55 лет, метр шестьдесят росту, младенческий румянец на лице и говорил дискантом. Он якобы испортил ей оборудование здания из мести за то, что она отказала ему в его притязаниях. Ядвига была неслыханно обрадована известием о горячих чувствах, которыми к ней воспылал Витек. Сам Витек прослышал об этом последним и долго не мог понять, в чем его подозревают. Збышек с интересом узнал о своих собственных романах с Данкой, Весей, Нюней, Анкой и со мной, которые протекали, уж не знаю, поочередно или сразу все вместе. Об остальных также кружили разные слухи, главным образом эротического характера, которые пытался уточнить Казик, с интересом допытываясь, с кем из нас он уже спал, а с кем еще нет.
После шумного празднования масленицы в мастерской распространились слухи о разыгрывающихся на рабочем месте развратных оргиях, при которых оказался уничтожен чертеж, прикрепленный на столе Веслава. Чертеж действительно исчез, но лишь потому, что Веслав слишком поздно заметил, что неправильно вычертил часть территории, и не хотел, чтобы это заметил Витек.
С того самого времени исходили упомянутые Весей сплетни относительно Моники, сожительствующей одновременно с Каспером и Кайтеком. Но ни то ни другое не являлось правдой, правдивым было только безнадежное и известное всем чувство Каспера и склонность Моники к молодым людям, которую она никогда не скрывала и которая нашла выражение в ее контактах с красивым молодым инвестором.
Теперь я почувствовала себя обязанной помочь следственным властям как-то упорядочить эти сведения, опасаясь, что они получат несколько превратное представление о нашей мастерской. Итак, я по очереди объяснила им все, что нужно, и при этом сама узнала очень интересные вещи.
Прежде всего разговор зашел о Монике, волнение которой в сочетании с необычным поведением Каспера и заметками Тадеуша больше всего бросалось в глаза. Я уточнила ее матримониальные намерения и сопутствующие этому сложности.
— И вы говорите, что этот ваш конструктор так ее любит... — задумчиво сказал капитан. — А он знает о планах ее замужества?
— Знает и одобряет, хотя это разбивает его сердце. Думаю, он охотно помешал бы...
— Так почему он этого не сделает? Почему не оповестит жениха о комбинациях с этим инвестором? Из благородства?
— Но он о них ничего не знает!
— В самом деле? — удивленно спросил капитан.
Я замолчала и внимательно посмотрела на него, потому что у меня в голове опять что-то промелькнуло.
— А Моника призналась в своих отношениях с инвестором? — спросила я настороженно.
— Пани Моника отрицает все. Мне кажется, что скоро она будет отрицать, что вообще когда-либо была замужем. Что, по вашему мнению, могут означать инициалы М.В., связанные с ней?
— Кандидата в супруги, это совершенно точно, я слышала его имя... — и снова я остановилась. Инициалы М.В. Каспер их не знал, Моника старательно скрывала от него имя этого типа. Моника все отрицает... Если они знают эти инициалы, значит, их должен был знать Столярек!
Все, что бродило в моей голове, внезапно выросло до огромных размеров и перепуталось. У меня не было времени сейчас распутывать все это, потому что следственные власти продолжали задавать вопросы. Сразу после Моники они прицепились к Казику, и я долгое время не могла понять, что подозрительного видят они в его командировочных романах. Командировочные романы мешались со строительными материалами, и внезапно грянул выстрел!
— Этот пан выступал как судебный эксперт, правда? Было какое-то спорное дело в связи со строительством на Садыбе...
Я поняла, о чем идет речь. Конечно, я слышала о строительстве на Садыбе. Слово Казика решило судебное дело в пользу инвестора, и все здесь было бы в идеальном порядке, если бы не то, что Казик видел это строительство едва ли не месяц назад. Конечно, он должен был увидеть его значительно раньше! О том, когда в действительности он посетил это строительство, в мастерской знали только Алиция и я, возможно, что знал и Витек. Казик был честным человеком, взяток не брал, никакой корысти из этих временных комбинаций не извлек, но заключение, которое он выдал, не было стопроцентно правильным. Благодарный инвестор устроил мастерской заказ на сумму в полтора миллиона злотых, отодвигая от нас призрак банкротства. И я должна теперь очернить благородный поступок Казика?!
Не знаю, что они поняли из моего ответа, который я постаралась запутать как можно больше, во всяком случае я уже точно знала, почему Казик одалживал Столяреку деньги. Репутация безупречного эксперта была ему необходима.
Оставив в покое Казика, следственные власти показали мне несколько счетов, снабженных датами, и спросили, что это такое. Я искренне поморщилась, увидев их.
— Заниженные счета, — неохотно признала я. — Они выписаны на меньшие суммы, чем положено. У нашей мастерской финансовые затруднения, и наше руководство собирается обнаружить эти деньги, когда придет подходящее время. Ничего не поделаешь, должны же мы как-то выкручиваться.
Прокурор осуждающе покачал головой, и мне снова сделалось нехорошо, потому что я пришла к выводу, что все это выглядит так, как будто все время с начала существования мы занимались исключительно совершением различных правонарушений. Я тяжело вздохнула.
— Что, у этого светлой памяти негодяя все было записано? — тихо и печально спросила я.
Представителей власти будто громом поразило.
— Откуда вы знаете?!
— Догадалась. Я знаю его большую зеленую записную книжку. Кроме прочего он вел там расчеты и со мной. Я понимаю, что он всех шантажировал, только еще не совсем точно знаю, кого чем. Но примерно догадываюсь.
— Вот именно это для меня совершенно непонятно, — неодобрительно сказал прокурор. — Как взрослые, серьезные люди могли поддаться такому идиотскому шантажу?
— Но он делал это совершенно гениально! — оживленно сказала я, потому что в моей памяти внезапно всплыли различные картины. Множество сцен, множество замечаний, слов, ответов, на которые я раньше не обращала внимания, стали для меня совершенно ясными. — Он ни от кого не требовал денег за молчание, что вы! Сразу бы заработал по физиономии. Он их только занимал... Отказ в таком случае означал бы открытую войну, а идти на это никто не хотел. Каждый хотел жить спокойно и рассчитывать на возвращение денег. Нескольким людям он их действительно когда-то возвратил... А кроме того, он не был слишком требователен и довольствовался суммами, лежащими в границах наших возможностей.
— Что ж, — сказал капитан, вынимая записную книжку и вздыхая. — Раз уж вы столько знаете, то нет смысла скрывать это от вас. Действительно, его записная книжка оказала нам огромную помощь. Но вы все-таки помогите нам разграничить до конца все эти сплетни, подозрения и правду. Заинтересованные люди чертовски крутят и все отрицают. Давайте по очереди...
Разгребая дальше эти авгиевы конюшни, я остановилась на Ядвиге. Около ее имени в книжке Тадеуша творилось нечто странное. Какой-то номер, а при нем дата нескольких лет давности. После глубокого размышления я пришла к выводу, что эта дата относится ко времени, когда Ядвига вернулась к своему первому мужу, только номер я ни с чем связать не могла.
О Збышеке меня, к счастью, не спрашивали, зато их заинтересовала одна неприятная история, касающаяся Рышарда и Витека.
— Из того, что мы услышали к этому времени, можно сделать вывод, что шантаж в вашей конторе процветал повсеместно, — заявил прокурор. — Я слышал, что между двумя сотрудниками была какая-то ссора. Вы знаете об этом?
Я знала об этом довольно хорошо от Алиции, но не собиралась в этом признаваться. Витек поступил не слишком красиво, отказывая Рышарду в справке о бесплатном отпуске для Полсервиса, если тот не отдаст ему проект очень красивого отеля. Рышард, который сам добивался заказа на этот отель, вылетел из его кабинета с пеной на губах и криком: «шантаж, шантаж». У меня не было к Витеку особых претензий, также не было повода желать ему неприятностей, поэтому я заявила, что ничего об этом не знаю. Пусть Алиция сама роет ему яму.
В самом конце они несказанно удивили меня вопросами о Веславе. Никогда до сих пор я не подозревала, что у него имеются какие-то тайны, и только теперь под влиянием их вопросов задумалась об этом. Они назвали несколько дат и попросили припомнить, что я тогда делала. Это оказалось довольно легко, так как даты приходились на конец прошлого года, когда я заканчивала срочный проект и почти не покидала мастерской. Сделала даже себе график, которым теперь могла воспользоваться, так как, к счастью, не имела привычки выбрасывать свои бумаги раньше, чем пройдет три года с момента их актуальности.
Вглядываясь теперь в большой грязный лист бумаги, я могла свободно воспроизвести прошлогодние события.
— Третьего ноября, — спросил капитан, — был здесь ваш коллега во второй половине дня? Вечером?
— Нет, — уверенно ответила я. — Не был. Третьего я заканчивала слесарную мастерскую, которую четвертого отдала на кальку, и точно помню, что рылась в ящике Веслава в поисках технического справочника. Тогда здесь был только Рышард.
— А седьмого и восьмого?
— Тоже нет. Всю неделю я оставалась одна.
— Девятнадцатого?
— Сейчас, что я делала девятнадцатого?.. Ага, детали столярки. Со столяркой я немного запаздывала... Я обращалась к Янушу... Тогда были Януш и Витек, Веслава не было, он появился позднее.
— Шестнадцатого, семнадцатого, восемнадцатого?
— Ограждение. Девятнадцатого отдала его на светокопии... Да, тогда были все трое. У нас погас свет, в темноте мы варили кофе. Веслав сидел до поздней ночи.
— Так... А десятого декабря?
— Понятия не имею. Первая половина декабря прошла относительно спокойно, зато знаю, что было между пятнадцатым и двадцатым, потому что делала для Рышарда рабочие чертежи. Он опаздывал со сроками...
— Ну, а шестнадцатого и семнадцатого декабря?
— Не было. Людей было много, но из нашего отдела только я.
Я задумалась на мгновение, потому что перед глазами у меня замаячило воспоминание о том времени. Воспоминание такое странное, грустное и неприятное, что я поспешно постаралась от него избавиться, чтобы случайно чего-нибудь не сболтнуть.
— Теперь этот год, — сказал капитан. — В январе...
— К сожалению, больше я ничего не помню. Мой график кончился.
Я сложила свой лист и с интересом посмотрела на них.
— А что? — с любопытством спросила я. — В чем вы его подозреваете?
— А что вам известно о его семейной жизни?
— О господи, ничего! По-моему, там все нормально. У него очень милая жена, и он совершенно не выглядит несчастным.
— Ну, пока все. Может быть, закурим?
Представители власти выглядели несколько усталыми, но не смирившимися. Глаза прокурора блестели, и надо честно признать, что он нравился мне гораздо больше. Мысль о возможном романе конкурировала в моей голове с желанием обнаружить убийцу.
— Панове, а зачем вам те тряпки, которые вы собираете по всей мастерской? — поинтересовалась я.
— Узнаете об этом после окончания следствия.
— Когда следствие закончится, вы вообще не захотите со мной разговаривать.
— А я в этом не уверен, — буркнул капитан, искоса взглянув на прокурора.
Я не оставила этот взгляд без внимания.
— Если судить по вашему взгляду, этот пан поддерживает контакты с бывшими подозреваемыми? — спросила я.
— Не со всеми, уверяю вас, — сразу ответил прокурор.
— Жаль! Тогда не знаю, могу ли я надеяться...
— Можете, — уверенно сказал капитан. — Заверяю вас.
— А вы? — спросила я прокурора, который сидел на краю стола, весь черный от ботинок до волос на голове, и блистал красотой.
— Не знаю, — усмехаясь ответил он. — Я очень неуверенно чувствую себя в обществе женщин.
— Как пес в обществе сала, — дополнила я, к великой радости всех троих мужчин.
Я оставила их со значительно увеличенным запасом сведений и с жутким хаосом в мыслях. Мне хотелось привести их в порядок, но для этого надо было поговорить с Алицией. Я никогда не имела особенного таланта к размышлению и к гениальным выводам могла прийти только путем обмена мнениями. К сожалению, Алиция продолжала играть в бридж. Сидящий в той же комнате Каспер решил, видимо, возместить себе предшествующее молчание и делал уборку после обыска. Уборка заключалась в том, что он развертывал куски кальки, рассматривал их, а затем с ужасным треском сминал и выкидывал в корзину. Некоторые куски даже разрывал на мелкие клочья. Не знаю, существует ли еще какой-то материал, который мог бы наделать столько шума, как техническая калька второго сорта.
Тут же рядом, стараясь перекричать звуки, производимые уборкой Каспера, что-то обсуждали Збышек, Анка и уже менее злая Моника. Я подумала, что этого аккомпанемента для Алиции совершенно достаточно, и мое участие в нем было бы излишним.
Я обошла мастерскую и установила, что в санитарном отделе идет мощный скандал между Кайтеком, Яреком, Стефаном и Влодеком, в нашем отделе ядовито фыркает Казик, а Витек конспиративно шепчется с Ольгердом в его маленькой комнате. Когда я заглянула туда, они демонстративно замолчали. Веся, надутая и обиженная на весь мир, сидела на своем месте, повернувшись спиной к проходящим.
Отделавшись от Ядвиги, которая упорно добивалась, чтобы я ей погадала, я уселась за свой стол и тут решилась на легкомысленный поступок.
Лишенная возможности дискутировать с Алицией, я начала размышлять одна. Я должна была сразу предвидеть ход этих размышлений, но чего-либо подобного не ожидала даже от себя!
Из-за угла за столом Витольда, в который я усиленно вглядывалась, так как сидела к нему лицом, вышел дьявол. Подлинный заурядный дьявол, покрытый черными бараньими завитками, с рогами, хвостом и копытами. Он обошел стол кругом, не знаю каким образом, потому что тот стоял у самой стены, уселся в кресле Витольда, положил ногу на ногу и издевательски посмотрел на меня.
— Ну, что? — спросил он. — Дождалась?
Последним проблеском сознания была мысль, что раз я не могу обсудить все с Алицией, то, может быть, сделать это с дьяволом. И действительность исчезла окончательно.
— А что? — осторожно спросила я. — Ты специально позаботился об этом?
— Идиотка! — презрительно фыркнул дьявол. — О тебе даже заботиться не нужно! Наделала дел, а теперь что? Сидишь как испуганная ослица.
Я почувствовала себя обиженной.
— А что, по-твоему, я должна стоять на голове?
— Только для этого твоя голова и может служить? А думать ей ты не пытаешься?
Надо признать, что он был не слишком любезен. В довершение всего смотрел на меня с явным отвращением, смешанным со злобной иронией. Впрочем, чему же тут удивляться, одно слово — дьявол!..
— Ты, по-видимому, все знаешь, — сказала я. — Интересно, как бы ты чувствовал себя на моем месте?
— Ладно, ладно, — примирительно сказал дьявол. — Давай уточним некоторые обстоятельства. Тадеуш знал инициалы претендента на руку Моники. Каспер знал о ситуации с красавчиком...
— Ну и что? — недовольно спросила я.
— Уж я знаю, что говорю. Сопоставь оба эти обстоятельства. Ну? Пришло тебе что-нибудь в твою тупую башку?
Это меня уже вывело из себя. Как смеет первый встречный дьявол разговаривать со мной таким образом? И от волнения я сразу стала мыслить быстрее.
— Выходит, что Тадеуш знал обо всем и мог донести претенденту о красавчике, — гневно сказала я.
— Так ты уже знаешь, почему он кричал «прости»?
— Конечно знаю! Голову дам на отсечение, что в пьяном виде он пожаловался Тадеушу на роман неверной, а Тадеуш не дал маху и сразу этим воспользовался.
— Неплохо, — одобрительно сказал дьявол. — А теперь размышляй дальше. Если бы это он его убил, стал бы он валяться перед ней с этим кретинским криком?
Я задумалась на мгновение.
— Нет, потому что считал бы, что искупил свою вину. Он подвел ее, она подверглась шантажу, и он возместил это, убив шантажиста...
— И поэтому?
— Поэтому Каспер невиновен.
— Дальше!
— Дальше, дальше... Перестань меня подгонять! Дальше он так ужасно переживал, потому что считал, что своим глупым поступком спровоцировал ее к совершению убийства.
— А ты не думаешь, что он о ней знает больше тебя?
— Если он знает больше, тогда я знаю меньше. Озарение внезапно на меня не снизойдет, чего ты ко мне прицепился?
— То, что он знает, ты можешь вычислить. Что у нее есть?
Я бессмысленно посмотрела на дьявола. О чем он говорит? Что может быть у Моники?
— Сексуальная привлекательность... — сказала я неуверенно.
Короче говоря, я объяснила им причины, по которым предпочитала, чтобы Тадеуш Столярек жил долго и счастливо. Призналась, что совместно с покойным в ущерб бюро провернула одну махинацию по продаже в рассрочку, заключающуюся в том, что никто из нас ничего не купил, а, наоборот, я взяла наличные. То есть должна была взять наличные... После этой махинации покойник остался должен мне пять с половиной тысяч злотых, на которых с минуты его смерти я могу поставить крест. Я должна быть поистине не в своем уме, чтобы в этой ситуации его убивать.
— А как вы это сделали? — с интересом спросили следственные власти.
— Не знаю. У Тадеуша был знакомый директор магазина, и всю эту сложную операцию он провел самостоятельно.
— А зачем вы ему одолжили деньги?
— Потому что у меня не было другого выхода. Так сказать, нож на горле и никакой иной возможности раздобыть деньги. Тадеуш занялся этим делом с большой радостью, рассчитывая на то, что сможет одолжить у меня. Правда, он собирался одолжить только полторы тысячи, а не пять с половиной. Короче говоря, я осталась с носом.
— Хорошо, но почему вы, имея у горла нож, согласились одолжить ему на четыре тысячи больше?
— А что я могла сделать? Он сделал мне одолжение, причем довольно рискованное. Процентов бы с меня не взял, пить водку я бы с ним не пошла, как иначе могла бы его отблагодарить?! Это была единственная возможность.
— Ну, я думаю, при желании можно было бы найти еще что-нибудь, — злорадно сказал прокурор.
— Несомненно, — немедленно ответила я. — Но в этом случае я бы предпочла, чтобы на месте Тадеуша были, например, вы...
Капитана внезапно охватил приступ кашля, а в голубых глазах прокурора снова появился знакомый блеск.
— Я постараюсь не забыть ваши слова...
— Теперь вернемся к теме нашего разговора, панове, мне хотелось бы сделать вам одно предложение. Я хотела бы, чтобы вы решились оказать мне чуточку доверия, потому что я могу вам пригодиться. Есть множество таких вещей, которых вы никогда не узнаете путем обычного следствия. Если вы будете относиться ко мне, как к подозреваемой, то я к вам буду относиться, как к врагам, а если наоборот, тогда все будет в порядке. Сотрудничество даст гораздо больше, чем война, а вы даже понятия не имеете, как я хочу обнаружить убийцу. У меня на это есть свои причины...
Окончив свою речь, я ждала результатов. По разным причинам мне очень хотелось принять участие в расследовании.
Трое мужчин посмотрели на меня, и капитан кивнул головой.
— Хорошо. Вы правы. Несколько человек можно исключить, потому что чудес, конечно, не бывает. Убийство должно было занять у преступника какое-то время. Будем сотрудничать с вами на основе доверия.
— Слава Богу! — с глубоким облегчением сказала я. — Спрашивайте.
— Прежде чем мы приступим к обстоятельному разговору, нужно уладить еще одно дело. Мы вас вызовем в третий раз, а пока покажите, пожалуйста, нам свой носовой платок.
— Носовой платок? — удивилась я. — Господи, но у меня нет никакого платка.
— Как это нет? Ни одного?
— Ни одного. Я постоянно забываю о нем, и сегодня тоже забила. Если вам очень нужно, то могу принести из дома.
— Нет, спасибо. Вы совершенно уверены, что у вас его нет?
— Даю вам слово. Я вполне обхожусь без него.
— А что вы делаете, когда у вас насморк? — неодобрительно спросил прокурор. — Или когда плачете?
— Не помню, когда у меня в последний раз был насморк, может быть, лет десять назад, а плакать — я вообще не плачу. Женщины обычно плачут из-за любимого человека, а у меня его нет.
— А что вы с ним сделали?
— Это служебный или личный вопрос?
— Нет, прошу прощения. Это личный вопрос, и я снимаю его.
— Нет, почему же? Я могу вам ответить, хотя это не имеет никакого значения. Он меня бросил.
— Значит, у вас нет носового платка, — прервал меня капитан очень деловым тоном. — Жаль. Тогда пока пройдите туда...
Ужасно заинтригованная, я прошла в конференц-зал, где уже сидели Веслав и Анджей.
— Веслав, что это? — воскликнула я. — Вас тоже спрашивали о носовых платках?
— У меня было два, и оба я должен был им отдать, — философски заметил Анджей.
— А мой был страшно грязный, потому что я чистил им сегодня туфли, — признался Веслав. — Наверное, это какая-то мания на почве тряпок. Все наши халаты тоже забрали.
Следующей в зал вошла Алиция, сразу после нее Марек и Януш, вся четверка бриджистов была в сборе.
— Не могли взять карт? — спросила Алиция с укором.
— Как это не могли?! Разумеется, они здесь! Подожди, в этом кармане твои, а здесь Анджея. Повторить торговлю, кто заказал козыри?..
Не принимая близко к сердцу утрату носовых платков, они уселись около маленького столика, с которого сняли телефон, и вернулись к игре. Эта удивительная беззаботность персонала, наступившая так быстро после происшедшего преступления, в помещении, где еще совсем недавно лежал покойник, происходила вовсе не от жестокости наших сердец, а просто от атмосферы, царящей в нашей мастерской. Если бы что-либо подобное произошло с кем-то из нас индивидуально, в каком-то другом окружении, мы наверное долго не могли бы прийти в себя. А здесь, среди приятелей, в месте, где много раз падали на нас разные удары судьбы, было легче смириться с происшедшим, особенно потому, что Столярек был только сослуживец, — и то из тех, кто работал у нас недавно. Тот шок, который мы ощутили вначале, был вызван скорее точным соответствием событий моим ужасным фантазиям, нежели фактом как таковым. В последнее время у нас произошло много несчастий как в личном, так и в служебном плане. Казик и Стефан провели несколько месяцев в больнице после автомобильной аварии, сына Збышека с трудом вернули к жизни после несчастного случая, умерла от тяжелой болезни мать Алиции, дочери Стефана грозил паралич ног в связи с травмой позвоночника, я сама чудом не рассталась с жизнью, попав в аварию... Менее значительные происшествия трудно было вспомнить. И в довершение всего начались какие-то таинственные нападки на работу мастерской, всякие комиссии следовали одна за другой, каждый мелкий промах вырастал до размеров пирамиды, в результате нам угрожало нечто беспрецедентное в нашей стране, а именно — банкротство государственного предприятия. Что в подобной ситуации могло бы еще больше нас расстроить?
И, наверное, только в нашей мастерской и в нашем обществе удавалось как-то противостоять превратностям судьбы и сохранять хорошее настроение. Мы все как-то позитивно друг на друга влияли и не допускали угнетенного настроения. Столярек умер? Ничего не поделаешь, все мы когда-нибудь умрем. Один из нас убийца? Ну что ж, пусть милиция его найдет, тогда будем беспокоиться об этом. А пока, прошу вас, шесть без козыря!..
Каждые несколько минут в конференц-зал прибывал следующий член нашего коллектива, обескураженный конфискацией носового платка. Больше всех была обеспокоена происходящим Ядвига.
— Представьте себе, он куда-то исчез. Я могла бы поклясться, что утром у меня был носовой платок, а теперь его нет. Они мне не верят.
— Они для того и существуют, чтобы не верить. Что это им пришло в голову? Пани Ирена, вы должны знать!
— Не знаю. Носовых платков в моем сценарии не было...
— Долго нас будут здесь держать? Не знаете? Черт, даже не на что сесть!..
— Привыкай, в тюрьме вряд ли будут особенные удобства...
Нас выпустили только тогда, когда лишили носового платка последнего сотрудника. Это была Моника. После этого в кабинет позвали меня.
Это был весьма плодотворный допрос, не знаю только, для кого он имел большее значение, для них или для меня. После первых же вопросов, которые я услышала, волосы у меня на голове встали дыбом. Я убедилась, что их сведения о нас представляют неслыханную мешанину, сложенную из фактов, предположений, лжи, сплетен и только из незначительного количества правды. Большинство этих открытий происходило от того времени, когда в нашей администрации работала некая Нюня, гораздо более интересовавшаяся личными делами сослуживцев, нежели своими служебными обязанностями. С Нюней конкурировал Влодек, главный сплетник бюро. Совместно они сложили практически обо всех сослуживцах мифы и легенды, от коих кровь застывала в жилах.
Алиция с удивлением узнала, что сожительствует со своим тогдашним инженером-сантехником, который имел от роду 55 лет, метр шестьдесят росту, младенческий румянец на лице и говорил дискантом. Он якобы испортил ей оборудование здания из мести за то, что она отказала ему в его притязаниях. Ядвига была неслыханно обрадована известием о горячих чувствах, которыми к ней воспылал Витек. Сам Витек прослышал об этом последним и долго не мог понять, в чем его подозревают. Збышек с интересом узнал о своих собственных романах с Данкой, Весей, Нюней, Анкой и со мной, которые протекали, уж не знаю, поочередно или сразу все вместе. Об остальных также кружили разные слухи, главным образом эротического характера, которые пытался уточнить Казик, с интересом допытываясь, с кем из нас он уже спал, а с кем еще нет.
После шумного празднования масленицы в мастерской распространились слухи о разыгрывающихся на рабочем месте развратных оргиях, при которых оказался уничтожен чертеж, прикрепленный на столе Веслава. Чертеж действительно исчез, но лишь потому, что Веслав слишком поздно заметил, что неправильно вычертил часть территории, и не хотел, чтобы это заметил Витек.
С того самого времени исходили упомянутые Весей сплетни относительно Моники, сожительствующей одновременно с Каспером и Кайтеком. Но ни то ни другое не являлось правдой, правдивым было только безнадежное и известное всем чувство Каспера и склонность Моники к молодым людям, которую она никогда не скрывала и которая нашла выражение в ее контактах с красивым молодым инвестором.
Теперь я почувствовала себя обязанной помочь следственным властям как-то упорядочить эти сведения, опасаясь, что они получат несколько превратное представление о нашей мастерской. Итак, я по очереди объяснила им все, что нужно, и при этом сама узнала очень интересные вещи.
Прежде всего разговор зашел о Монике, волнение которой в сочетании с необычным поведением Каспера и заметками Тадеуша больше всего бросалось в глаза. Я уточнила ее матримониальные намерения и сопутствующие этому сложности.
— И вы говорите, что этот ваш конструктор так ее любит... — задумчиво сказал капитан. — А он знает о планах ее замужества?
— Знает и одобряет, хотя это разбивает его сердце. Думаю, он охотно помешал бы...
— Так почему он этого не сделает? Почему не оповестит жениха о комбинациях с этим инвестором? Из благородства?
— Но он о них ничего не знает!
— В самом деле? — удивленно спросил капитан.
Я замолчала и внимательно посмотрела на него, потому что у меня в голове опять что-то промелькнуло.
— А Моника призналась в своих отношениях с инвестором? — спросила я настороженно.
— Пани Моника отрицает все. Мне кажется, что скоро она будет отрицать, что вообще когда-либо была замужем. Что, по вашему мнению, могут означать инициалы М.В., связанные с ней?
— Кандидата в супруги, это совершенно точно, я слышала его имя... — и снова я остановилась. Инициалы М.В. Каспер их не знал, Моника старательно скрывала от него имя этого типа. Моника все отрицает... Если они знают эти инициалы, значит, их должен был знать Столярек!
Все, что бродило в моей голове, внезапно выросло до огромных размеров и перепуталось. У меня не было времени сейчас распутывать все это, потому что следственные власти продолжали задавать вопросы. Сразу после Моники они прицепились к Казику, и я долгое время не могла понять, что подозрительного видят они в его командировочных романах. Командировочные романы мешались со строительными материалами, и внезапно грянул выстрел!
— Этот пан выступал как судебный эксперт, правда? Было какое-то спорное дело в связи со строительством на Садыбе...
Я поняла, о чем идет речь. Конечно, я слышала о строительстве на Садыбе. Слово Казика решило судебное дело в пользу инвестора, и все здесь было бы в идеальном порядке, если бы не то, что Казик видел это строительство едва ли не месяц назад. Конечно, он должен был увидеть его значительно раньше! О том, когда в действительности он посетил это строительство, в мастерской знали только Алиция и я, возможно, что знал и Витек. Казик был честным человеком, взяток не брал, никакой корысти из этих временных комбинаций не извлек, но заключение, которое он выдал, не было стопроцентно правильным. Благодарный инвестор устроил мастерской заказ на сумму в полтора миллиона злотых, отодвигая от нас призрак банкротства. И я должна теперь очернить благородный поступок Казика?!
Не знаю, что они поняли из моего ответа, который я постаралась запутать как можно больше, во всяком случае я уже точно знала, почему Казик одалживал Столяреку деньги. Репутация безупречного эксперта была ему необходима.
Оставив в покое Казика, следственные власти показали мне несколько счетов, снабженных датами, и спросили, что это такое. Я искренне поморщилась, увидев их.
— Заниженные счета, — неохотно признала я. — Они выписаны на меньшие суммы, чем положено. У нашей мастерской финансовые затруднения, и наше руководство собирается обнаружить эти деньги, когда придет подходящее время. Ничего не поделаешь, должны же мы как-то выкручиваться.
Прокурор осуждающе покачал головой, и мне снова сделалось нехорошо, потому что я пришла к выводу, что все это выглядит так, как будто все время с начала существования мы занимались исключительно совершением различных правонарушений. Я тяжело вздохнула.
— Что, у этого светлой памяти негодяя все было записано? — тихо и печально спросила я.
Представителей власти будто громом поразило.
— Откуда вы знаете?!
— Догадалась. Я знаю его большую зеленую записную книжку. Кроме прочего он вел там расчеты и со мной. Я понимаю, что он всех шантажировал, только еще не совсем точно знаю, кого чем. Но примерно догадываюсь.
— Вот именно это для меня совершенно непонятно, — неодобрительно сказал прокурор. — Как взрослые, серьезные люди могли поддаться такому идиотскому шантажу?
— Но он делал это совершенно гениально! — оживленно сказала я, потому что в моей памяти внезапно всплыли различные картины. Множество сцен, множество замечаний, слов, ответов, на которые я раньше не обращала внимания, стали для меня совершенно ясными. — Он ни от кого не требовал денег за молчание, что вы! Сразу бы заработал по физиономии. Он их только занимал... Отказ в таком случае означал бы открытую войну, а идти на это никто не хотел. Каждый хотел жить спокойно и рассчитывать на возвращение денег. Нескольким людям он их действительно когда-то возвратил... А кроме того, он не был слишком требователен и довольствовался суммами, лежащими в границах наших возможностей.
— Что ж, — сказал капитан, вынимая записную книжку и вздыхая. — Раз уж вы столько знаете, то нет смысла скрывать это от вас. Действительно, его записная книжка оказала нам огромную помощь. Но вы все-таки помогите нам разграничить до конца все эти сплетни, подозрения и правду. Заинтересованные люди чертовски крутят и все отрицают. Давайте по очереди...
Разгребая дальше эти авгиевы конюшни, я остановилась на Ядвиге. Около ее имени в книжке Тадеуша творилось нечто странное. Какой-то номер, а при нем дата нескольких лет давности. После глубокого размышления я пришла к выводу, что эта дата относится ко времени, когда Ядвига вернулась к своему первому мужу, только номер я ни с чем связать не могла.
О Збышеке меня, к счастью, не спрашивали, зато их заинтересовала одна неприятная история, касающаяся Рышарда и Витека.
— Из того, что мы услышали к этому времени, можно сделать вывод, что шантаж в вашей конторе процветал повсеместно, — заявил прокурор. — Я слышал, что между двумя сотрудниками была какая-то ссора. Вы знаете об этом?
Я знала об этом довольно хорошо от Алиции, но не собиралась в этом признаваться. Витек поступил не слишком красиво, отказывая Рышарду в справке о бесплатном отпуске для Полсервиса, если тот не отдаст ему проект очень красивого отеля. Рышард, который сам добивался заказа на этот отель, вылетел из его кабинета с пеной на губах и криком: «шантаж, шантаж». У меня не было к Витеку особых претензий, также не было повода желать ему неприятностей, поэтому я заявила, что ничего об этом не знаю. Пусть Алиция сама роет ему яму.
В самом конце они несказанно удивили меня вопросами о Веславе. Никогда до сих пор я не подозревала, что у него имеются какие-то тайны, и только теперь под влиянием их вопросов задумалась об этом. Они назвали несколько дат и попросили припомнить, что я тогда делала. Это оказалось довольно легко, так как даты приходились на конец прошлого года, когда я заканчивала срочный проект и почти не покидала мастерской. Сделала даже себе график, которым теперь могла воспользоваться, так как, к счастью, не имела привычки выбрасывать свои бумаги раньше, чем пройдет три года с момента их актуальности.
Вглядываясь теперь в большой грязный лист бумаги, я могла свободно воспроизвести прошлогодние события.
— Третьего ноября, — спросил капитан, — был здесь ваш коллега во второй половине дня? Вечером?
— Нет, — уверенно ответила я. — Не был. Третьего я заканчивала слесарную мастерскую, которую четвертого отдала на кальку, и точно помню, что рылась в ящике Веслава в поисках технического справочника. Тогда здесь был только Рышард.
— А седьмого и восьмого?
— Тоже нет. Всю неделю я оставалась одна.
— Девятнадцатого?
— Сейчас, что я делала девятнадцатого?.. Ага, детали столярки. Со столяркой я немного запаздывала... Я обращалась к Янушу... Тогда были Януш и Витек, Веслава не было, он появился позднее.
— Шестнадцатого, семнадцатого, восемнадцатого?
— Ограждение. Девятнадцатого отдала его на светокопии... Да, тогда были все трое. У нас погас свет, в темноте мы варили кофе. Веслав сидел до поздней ночи.
— Так... А десятого декабря?
— Понятия не имею. Первая половина декабря прошла относительно спокойно, зато знаю, что было между пятнадцатым и двадцатым, потому что делала для Рышарда рабочие чертежи. Он опаздывал со сроками...
— Ну, а шестнадцатого и семнадцатого декабря?
— Не было. Людей было много, но из нашего отдела только я.
Я задумалась на мгновение, потому что перед глазами у меня замаячило воспоминание о том времени. Воспоминание такое странное, грустное и неприятное, что я поспешно постаралась от него избавиться, чтобы случайно чего-нибудь не сболтнуть.
— Теперь этот год, — сказал капитан. — В январе...
— К сожалению, больше я ничего не помню. Мой график кончился.
Я сложила свой лист и с интересом посмотрела на них.
— А что? — с любопытством спросила я. — В чем вы его подозреваете?
— А что вам известно о его семейной жизни?
— О господи, ничего! По-моему, там все нормально. У него очень милая жена, и он совершенно не выглядит несчастным.
— Ну, пока все. Может быть, закурим?
Представители власти выглядели несколько усталыми, но не смирившимися. Глаза прокурора блестели, и надо честно признать, что он нравился мне гораздо больше. Мысль о возможном романе конкурировала в моей голове с желанием обнаружить убийцу.
— Панове, а зачем вам те тряпки, которые вы собираете по всей мастерской? — поинтересовалась я.
— Узнаете об этом после окончания следствия.
— Когда следствие закончится, вы вообще не захотите со мной разговаривать.
— А я в этом не уверен, — буркнул капитан, искоса взглянув на прокурора.
Я не оставила этот взгляд без внимания.
— Если судить по вашему взгляду, этот пан поддерживает контакты с бывшими подозреваемыми? — спросила я.
— Не со всеми, уверяю вас, — сразу ответил прокурор.
— Жаль! Тогда не знаю, могу ли я надеяться...
— Можете, — уверенно сказал капитан. — Заверяю вас.
— А вы? — спросила я прокурора, который сидел на краю стола, весь черный от ботинок до волос на голове, и блистал красотой.
— Не знаю, — усмехаясь ответил он. — Я очень неуверенно чувствую себя в обществе женщин.
— Как пес в обществе сала, — дополнила я, к великой радости всех троих мужчин.
Я оставила их со значительно увеличенным запасом сведений и с жутким хаосом в мыслях. Мне хотелось привести их в порядок, но для этого надо было поговорить с Алицией. Я никогда не имела особенного таланта к размышлению и к гениальным выводам могла прийти только путем обмена мнениями. К сожалению, Алиция продолжала играть в бридж. Сидящий в той же комнате Каспер решил, видимо, возместить себе предшествующее молчание и делал уборку после обыска. Уборка заключалась в том, что он развертывал куски кальки, рассматривал их, а затем с ужасным треском сминал и выкидывал в корзину. Некоторые куски даже разрывал на мелкие клочья. Не знаю, существует ли еще какой-то материал, который мог бы наделать столько шума, как техническая калька второго сорта.
Тут же рядом, стараясь перекричать звуки, производимые уборкой Каспера, что-то обсуждали Збышек, Анка и уже менее злая Моника. Я подумала, что этого аккомпанемента для Алиции совершенно достаточно, и мое участие в нем было бы излишним.
Я обошла мастерскую и установила, что в санитарном отделе идет мощный скандал между Кайтеком, Яреком, Стефаном и Влодеком, в нашем отделе ядовито фыркает Казик, а Витек конспиративно шепчется с Ольгердом в его маленькой комнате. Когда я заглянула туда, они демонстративно замолчали. Веся, надутая и обиженная на весь мир, сидела на своем месте, повернувшись спиной к проходящим.
Отделавшись от Ядвиги, которая упорно добивалась, чтобы я ей погадала, я уселась за свой стол и тут решилась на легкомысленный поступок.
Лишенная возможности дискутировать с Алицией, я начала размышлять одна. Я должна была сразу предвидеть ход этих размышлений, но чего-либо подобного не ожидала даже от себя!
Из-за угла за столом Витольда, в который я усиленно вглядывалась, так как сидела к нему лицом, вышел дьявол. Подлинный заурядный дьявол, покрытый черными бараньими завитками, с рогами, хвостом и копытами. Он обошел стол кругом, не знаю каким образом, потому что тот стоял у самой стены, уселся в кресле Витольда, положил ногу на ногу и издевательски посмотрел на меня.
— Ну, что? — спросил он. — Дождалась?
Последним проблеском сознания была мысль, что раз я не могу обсудить все с Алицией, то, может быть, сделать это с дьяволом. И действительность исчезла окончательно.
— А что? — осторожно спросила я. — Ты специально позаботился об этом?
— Идиотка! — презрительно фыркнул дьявол. — О тебе даже заботиться не нужно! Наделала дел, а теперь что? Сидишь как испуганная ослица.
Я почувствовала себя обиженной.
— А что, по-твоему, я должна стоять на голове?
— Только для этого твоя голова и может служить? А думать ей ты не пытаешься?
Надо признать, что он был не слишком любезен. В довершение всего смотрел на меня с явным отвращением, смешанным со злобной иронией. Впрочем, чему же тут удивляться, одно слово — дьявол!..
— Ты, по-видимому, все знаешь, — сказала я. — Интересно, как бы ты чувствовал себя на моем месте?
— Ладно, ладно, — примирительно сказал дьявол. — Давай уточним некоторые обстоятельства. Тадеуш знал инициалы претендента на руку Моники. Каспер знал о ситуации с красавчиком...
— Ну и что? — недовольно спросила я.
— Уж я знаю, что говорю. Сопоставь оба эти обстоятельства. Ну? Пришло тебе что-нибудь в твою тупую башку?
Это меня уже вывело из себя. Как смеет первый встречный дьявол разговаривать со мной таким образом? И от волнения я сразу стала мыслить быстрее.
— Выходит, что Тадеуш знал обо всем и мог донести претенденту о красавчике, — гневно сказала я.
— Так ты уже знаешь, почему он кричал «прости»?
— Конечно знаю! Голову дам на отсечение, что в пьяном виде он пожаловался Тадеушу на роман неверной, а Тадеуш не дал маху и сразу этим воспользовался.
— Неплохо, — одобрительно сказал дьявол. — А теперь размышляй дальше. Если бы это он его убил, стал бы он валяться перед ней с этим кретинским криком?
Я задумалась на мгновение.
— Нет, потому что считал бы, что искупил свою вину. Он подвел ее, она подверглась шантажу, и он возместил это, убив шантажиста...
— И поэтому?
— Поэтому Каспер невиновен.
— Дальше!
— Дальше, дальше... Перестань меня подгонять! Дальше он так ужасно переживал, потому что считал, что своим глупым поступком спровоцировал ее к совершению убийства.
— А ты не думаешь, что он о ней знает больше тебя?
— Если он знает больше, тогда я знаю меньше. Озарение внезапно на меня не снизойдет, чего ты ко мне прицепился?
— То, что он знает, ты можешь вычислить. Что у нее есть?
Я бессмысленно посмотрела на дьявола. О чем он говорит? Что может быть у Моники?
— Сексуальная привлекательность... — сказала я неуверенно.