Хмелевская Иоанна. Стечение обстоятельств

   Видели меня многие, свидетелей больше чем достаточно, но я утешала себя мыслью, что их показания на мой счёт будут самые разные. Ну, может, сойдутся в том, что я — женского пола, а вот возраст… Думаю, в параметрах от девочки-подростка до столетней старухи. Могут из меня и горбунью сделать… Видимо, Миколая посадили, он предвидел такую опасность и заблаговременно избавился от опасной сумки, чтоб ему лопнуть, баба же погибла на боевом посту у своего глазка от любопытства.
   Господи, а куда же подевалась моя свекровь?!
   Я не выдержала, пренебрегла опасностью и поехала к ней. Дома её не было. Наученная горьким опытом, я внимательнейшим образом изучила её дверь, убедилась, что ничего на ней нехорошего не налеплено, и оставила записку, засунув её в замочную скважину. Дескать, нахожусь у тётки и жду. Коротко и неясно, без подписи, Конспирация! Оставив записку в скважине, я отправилась на поиски дежурного камеры хранения.
   Пчёлка мне сказала, что он живёт в Виланове, и описала его дом. Старенький, бревенчатый, он ничем особенным не отличался, но найти его не представляло труда, так как он находился рядом с виллой, над которой возвышалась смешная башенка из кирпича, очень характерная деталь. Когда я уже звонила в дверь, мне пришло в голову, что следовало бы явиться к дежурному в той самой куртке, в какой я была на вокзале, когда поручала ему свою сумку. Ведь теперь этот человек меня наверняка не узнает. Жаль, поздно сообразила, не возвращаться же теперь, когда уже и дом разыскала. Счастье ещё, что до сих пор никто меня не преследовал — ни мафиози, ни полиция. Нет, пока за мной нет хвоста, надо покончить с этим вопросом.
   В ответ на мой стук изнутри донеслись какие-то странные звуки — постукивание, шарканье, шуршанье, дверь открылась, и я с облегчением узнала мужчину, которого разыскивала — это был он, тот самый сотрудник камеры хранения, которому я доверила свою сумку, Нога у него была в гипсе, он стоял, опираясь на две палки.
   — Добрый день! — защебетала я. — Вы меня не узнали? Жаль, на мне другая одежда, узнать действительно трудно. Это я оставила у вас в камере хранения зеленую сумку, попросила подержать под прилавком и не пришла за ней. Узнала, что вы на больничном, и вот позволила себе явиться к вам домой. Не помните? Потом ещё там какие-то на вас напали, и я случайно нанесла одному травму… Вспомнили?
   Не отвечая, дежурный смотрел на меня ничего не выражающим взглядом. Эх, не узнает! Надо было в своей куртке заявиться. А то в этом клетчатом костюме, да ещё в рыжем парике, да ещё с таким макияжем… Где же узнать?
   Хозяин дома, все ещё не реагируя, вдруг посторонился, чтобы я смогла войти в дом. А зачем, ведь все равно не узнает. Надо быстренько вернуть себе прежний облик. В машине у меня есть зеркальце, сдёрну парик, смою макияж… Вместо того чтобы войти в дом, я сделала шаг назад.
   — Вы меня не узнаете, понятно. Подождите минутку, я сейчас вернусь.
   Я не обратила внимания на подозрительный шум, донёсшийся откуда-то из-за спины хозяина, и только уже подходя к машине, почуяла опасность. Обернувшись, я увидела, как из дому выбегает какой-то мужчина. Меня всегда отличала быстрая реакция. Преодолев двумя прыжками оставшееся до машины расстояние, я нырнула в неё и успела стартовать, когда противник находился от меня ещё метрах в пяти. За ним мчался второй. Даже если у них и есть где-то припрятанная машина, им меня не догнать. Сделали ошибку, погнавшись за мной пешком, надо было сразу мчаться к своей машине.
   До тёткиной квартиры я добралась без происшествий, хотя и в сильном волнении. Сначала я хотела оставить «полонез» у кафе в Вилайове и дальше ехать на такси, чтобы не увязался хвост за машиной, но подумала — сколько можно терпеть убытки? Сумка Миколая пропала, моя сумка, которую я оставила в его квартире, пропала, сумку с наркотиками, из-за которой меня преследуют наркотические мафиози, я так и не заполучила, моя собственная машина неизвестно где. Так я вообще останусь безо всего! Миколай сидит, свекровь моя, возможно, тоже, что же делать мне, несчастной?
   Я решилась и позвонила майору Боровицкому, тому самому, поклоннику свекрови. Его, конечно же, не оказалось дома! Позвонила Зосе, она ни о чем не знала. Позвонила в «Европейский» и тут, наконец, поймала Анку.
   — Не знаешь, что происходит с нашей свекровью? — осторожно поинтересовалась я.
   — Да вроде ничего, — был беспечный ответ. — Звонила мне, интересовалась, не звонила ли ты, она тебя ищет. И велела передать, если ты проявишься, что Миколай мёртв.
   У меня перехватило дыхание.
   — Что?!
   — Миколай мёртв.
   Я сделала над собой усилие и по возможности спокойным тоном задала вопрос:
   — Почему вдруг мёртв?
   — Кажется, он убит.
   По сравнению с потрясением, которое я испытала, землетрясение было бы мелочью, так, пустяком. Езус-Мария, а как же сумка? Черт с ней, с моей, старая уже, поношенная, но в ней столько было полезных вещей… Что с его сумкой?! Теперь я не узнаю, что было в ней. Негодяй убит, и я так и останусь с множеством нерешённых вопросов, не сумею помочь Павлу. Да как он смел позволить себя убить?! Обещал все рассказать и опять обманул!
   — Ну и свинья! — вырвалось у меня, но я сдержала возмущение и не стала вслух высказывать претензии к Миколаю. — Слушай, расскажи, в чем дело? Когда? Где? Почему?
   Анка начала было рассказывать, но успела сказать лишь: «Тебя ищут»?, как неожиданно перешла на английский, бросив мне: «Подожди, пожалуйста». Видимо, пришлось заняться кем-то из иностранцев, проживающих в отёле. Я слышала, как она подробно рассказывала об актуальном курсе доллара. Опять пошёл вверх, оказывается…
   Я терпеливо ждала. И даже хорошо, что получила передышку, успею прийти в себя. Это же надо, какую свинью подложил мне Миколай! Интересно, как же он позволил себя убить, он, до смешного осторожный. Столько мер предосторожности всегда предпринимал; вот они, его меры! Ну, я ему покажу! Стой, как это покажешь? На том свете, что ли? Какое счастье, что мы давно чужие друг другу.
   Меня ищут, тоже мне радость, всю жизнь мечтала, чтобы меня искала полиция! Интересно, почему ищут именно меня? Что же тут непонятного, а на что любопытная соседка с глазком?
   Наконец Анка покончила с долларами и могла вернуться к разговору со мной:
   — Свекровь хочет увидеться с тобой, — быстро сказала она, видимо, надвигался очередной заморский гость. — Нервничает по-страшному, везде ищет тебя, говорит, ты куда-то пропала. Не пропала? Ну так проявись, сама её разыщи. А твоя сумка в полиции. Ну, пока, больше я не могу говорить.
   И Анка повесила трубку раньше, чем я успела вставить слово. Ну да ладно, и так все сказала. Выходит, свекровь меня ищет, значит, правильно я оставила ей записку в дверной скважине, может, кроме неё, никто не найдёт, А я пока подожду, ничего не стану предпринимать. Сейчас мне придётся заняться другим — обдумать и переварить обилие свалившейся на меня информации. Как хорошо, что в тёткиной квартире запасено множество консервов, консервированными креветками и моллюсками я могу питаться сколько угодно, вот пива маловато, но об этом подумаю потом. Сначала о главном…
   Весть о воющей овчарке дошла до капитана Фрельковича в тот момент, когда он бы занят допросом на редкость несимпатичной ему бабы, то есть меня. Меня заловили, когда я ехала в машине невестки, и, похоже, были ужасно разочарованы, когда убедились, что это я, а не она. Эх, и зачем я в ней ехала, не могла взять такси!
   Первые десять минут допроса прошли более-менее нормально. Я дала показания: машину я одолжила у невестки ещё до всего, а потом как-то времени не находилось вернуть. Они, естественно, мне не поверили. Потом я узнала, что моя невестка сбежала от них в Жепине. Это меня крайне удивило.
   — Где?!
   — В Жепине.
   — А какого черта ей понадобилось в этом Жепине? Как она там оказалась?
   — Наверное, возвращалась в Польшу на поезде.
   — У неё же билет был на самолёт! — вырвалось у меня.
   — Ага, на самолёт! И все-таки возвращалась она поездом. И всего вероятнее, на территории Польши решила покинуть поезд, ибо в Жепин уже прибыла на машине, большой «фиат». Чтобы её не узнали, напялила чёрный парик. И облила бензином нашего сотрудника, а сама сбежала. Нет, мы не настаиваем на версий, что именно она убила Миколая Торовского, но, согласитесь, своим поведением усугубляет тяготеющие над ней подозрения. Если не она совершила убийство, зачем так вести себя?
   — Мне бы самой хотелось знать это, — совершенно искренне ответила я. Тревога моя сильно возросла. Действительно, многое в этом непонятном деле внушает тревогу. У Миколая Иоанна была, это не вызывает сомнения, ведь мне показывали отпечатки её пальцев, оставленных в квартире покойного. Полиция утверждает, что она вынесла из его квартиры какую-то сумку, и я знаю — так оно и было. Я почувствовала, как у меня голова идёт кругом. Нет, я совершенно запуталась во всех этих сложностях!
   По мере дальнейшего общения с капитаном сложностей не убывало, напротив. Позвонил телефон. Выслушав сообщение, капитан устало сказал:
   — Прошу прощения, я ввёл вас в заблуждение. В Жепине была другая женщина, а не ваша невестка.
   — А кто же? — воскликнула я, но капитан уже обратился к своим сотрудникам, которых тоже потрясло сообщение:
   — Не парик. Натуральные волосы.
   — Тогда какого черта она облила бензином Шимчака? — раздражённо воскликнул подпоручик Вер бель.
   — Она не обливала, — все так же спокойно, только, может, излишне спокойно, пояснил капитан. — То есть облила, конечно, но не нарочно. И очень извиняется.
   — А это точно?
   — Проверили.
   — И парик проверили?
   — И парик, и факт непреднамеренного обливания сотрудника полиции.
   Совершенно забыв о моем присутствии, подпоручик Яжембский вскричал:
   — Черт бы побрал всех этих баб, столько времени потеряли на постороннюю кретинку! Так может, Хмелевская вообще не вышла из поезда в Жепине?
   — Где-то должна была выйти, в Варшаве же её уже не было в поезде.
   — Уже в Познани не было, — поправил начальство подпоручик Вербель. — В страну же она прибыла на поезде, это проверено! Нам сообщили с пограничного пункта…
   Тут опять зазвонил телефон. Если даже сотрудники следственной группы до сих пор ещё помнили обо мне, то после очередного сообщения совершенно точно позабыли. Выслушав сообщение, капитан позеленел, сжал губы, закрыл глаза, открыл, и с первых слов стало ясно, что и он тоже утратил хладнокровие.
   — Кто, холера ясная, вёл наблюдения за этой самой Копчик? Собака воет…
   — Да у неё не было собаки!
   — Чужая собака! Под её дверью! Там что-то стряслось!
   — Пся крев…
   С проклятиями все трое вскочили и опрометью бросились из кабинета, забыв обо мне. Я не помчалась за ними с криком, добиваясь внимания, нет, пусть занимаются срочным делом, мне не к спеху. Значит, за какой-то очень важной для них женщиной по фамилии Копчик они установили наблюдение, а кто-то напортачил, и теперь у этой Копчик воет посторонняя собака, плохой знак…
   Немного подождав из вежливости, я осторожно вышла из кабинета. Не сидеть же мне в комендатуре полиции всю оставшуюся жизнь! Какое все-таки запутанное наше дело. И нервное. Не только Миколай спятил, не только Иоанна была вся в нервах, вот и эти парни… Совсем не умеют держать себя в руках!
   Сев за руль, я пощупала под сиденьем-проклятая сумка была на месте. Успокоившись на этот счёт, я поехала домой, размышляя над новой информацией. Собака воет у Копчик… Интересно, кто она такая и каким боком связана с нашим делом? Пока знаю лишь, что это женщина. Новая пассия Миколая?
   Судя по эмоциям следственной группы, должно быть, тоже убита. Ничего себе! Да где же моя невестка?!
   Найдя в замочной скважине её неподписанную записку, я почувствовала неимоверное облегчение. С души спал такой огромный камень, что только сейчас я осознала, до какой же степени беспокоилась за неё. Ну и конечно, хотела узнать, что вокруг меня происходит. Немедленно еду к ней, увижу её живую-здоровую в квартире тётки, и наконец-то она мне все объяснит!
   Чуть было сгоряча не помчалась к Иоанне, даже не раздеваясь, да спохватилась. Как бы взволнованны ни были мои полицейские, вряд ли они меня так спокойно отпустили на все четыре стороны, небось тоже, как за той самой Копчик, установили наблюдение, будут следить за каждым моим шагом, Значит, надо что-то сделать, чтобы сбить их со следа, не могу же я привести их прямо к невестке! К её единственному и, надо признать, отличному убежищу. Поеду на такси, дура такая, чуть было на своей машине не кинулась! И изменить внешний вид.
   На пятый этаж дома на Раплавицкой улице капитан Фрелькович поднимался в большой компании, исполненный самых мрачных предчувствий. Не больше десяти секунд ушло на то, чтобы открыть защёлкивающийся замок. В прихожей у самой двери валялся большой кусок говядины с костью, на суп, и жутко вонял. В сердце капитана зародилась безумная надежда, что больше никаких находок в квартире не будет обнаружено, хотя никогда не слышал, чтобы собака выла над мясом. Надежда, как зародилась, так и погибла мгновенно, ибо неподалёку была найдена хозяйка квартиры, одного взгляда на которую хватило, чтобы понять — она уже никогда не будет подсматривать через дверной глазок.
   После того как полицейский врач установил время смерти женщины — как минимум четыре дня назад, подпоручик Вербель заметил:
   — Тадеуш был прав, вряд ли убийца Хмелёв-ёкая. Её в это время не было в Варшаве.
   — Что отнюдь не исключает её принадлежности к шайке, — сухо ответил капитан и велел браться за работу. Бригада приступила к тщательному осмотру квартиры. Яжембский по ходу дела пытался восстановить хронологию событий. Посчитав на пальцах, он поделился с коллегами пришедшими в голову соображениями:
   — Получается, хозяйку квартиры прикончили за день до того, как «фиат» присутствовал при катастрофе у Константина. В это время Ковальский и Глосек были ещё на свободе, то есть я хочу сказать, за ними ещё не установили наблюдения. Неплохо бы опять каких-нибудь детишек порасспросить…
   — Я тоже думаю, что эти два убийства связаны с твоими фальшивомонетчиками, — согласился капитан. — Теперь ясно, твой Торовский и в самом деле очень много знал. Так вот, предупреждаю: если в ближайшие два дня мы не найдём младшей Хмелевской, посадим старшую. И я буду держать её за решёткой до тех пор, пока та не отыщется.
   Интуиция подсказывала подпоручику Яжембскому, что ни одна из Хмелевских в его афёре не замешана, но показания интуиции в расчёт не принимаются. Да ладно, пусть Хмелевская немного посидит, может, мафия самоуспокоится, решив, что следствие пошло по ложному пути, и наделает ошибок. А с Хмелевской он поговорит, объяснит ей по знакомству суть дела, пусть потерпит…
   Тщательный обыск в квартире погибшей пани Копчик принёс неплохие плоды. Отличился подпоручик Вербель.
   — Да это настоящее сокровище! — заорал он, перестав копаться в нижнем ящике комода. — И надо же, эту тетрадь она держала не под стопкой белья, а в ящике с гвоздями и молотками. Такая статистика, пальчики оближешь!
   Бросив на произвол судьбы свои участки работы, капитан и Янек Яжембский поспешили к коллеге, который победно потрясал толстой тетрадкой в клетку. Последние страницы этой тетради представляли собой записи в двух экземплярах — оригинал и копия, сделанная путём подкладывания копирки, Начальные же страницы были только копиями, оригиналы кто-то вырвал, от них остались лишь узкие полоски бумаги в центре. Записи были довольно однообразные, но для читающих — неимоверно интересные; дата, время, описание личности.
   — «Второго мая, 1990, шестнадцать семнадцать, фотограф, тире, семнадцать три», — с упоением зачитывал вслух капитан. — Надо понимать, этот фотограф в шестнадцать часов семнадцать минут вошёл, а в семнадцать часов три минуты вышел из квартиры Торовского, — прокомментировал он. — «Третьего мая, тринадцать девять, маленький и кудлатый. Одиннадцатого, восемнадцать двадцать три, большая чёрная. Четырнадцатого, восемнадцать двадцать две, фотограф, тире, восемнадцать тридцать семь». Интересно, почему же тире только при фотографе. Может, те не входили в квартиру? «Пятого июня, двадцать пять, маленький прилизанный, тире, двадцать два семь». Слушай, Тадеуш, поработай с этим, сделай выписку тех, кто с тире и тех, что без. Ладно, посмотрим последние записи… Вот! «Восемнадцатого октября 1991 года, пятнадцать двадцать шесть, жена в кавычках, тире, пятнадцать тридцать восемь». Недолго она пробыла в квартире, если это действительно продолжительность визита.
   — Эта запись полностью снимает подозрения с Хмелевской, — заметил подпоручик Яжембский.
   — Я и не говорю, что не снимает. Ну и баба, все расписано, а нам мозги пудрила. «Пятнадцать сорок две» — череа четыре минуты! «Большой бородатый заслонил глазок. Пятнадцать сорок девять, тот же самый опять заслонил». Интересно, почему она не выглянула?
   — Так у неё же молоко кипело, — напомнил подпоручик Вербель.
   — Холера! «Девятнадцатого, четырнадцать двенадцать, фотограф». Глядите, приходил на следующий день, может, стучал…
   Подпоручик Яжембский удивлялся:
   — Как же так случилось, что такие бесценные записи её убийца не забрал? Времени не было шарить по квартире? Но знал вообще об их существовании?
   — А оригиналы наверняка были у Торовского, — уверенно заявил капитан. — За исключением, разумеется, последних записей.
   — Должны! — поддержал начальство Яжембский. — Мы все-таки не до конца разгребли завалы макулатуры в его квартире. Если, конечно, он не уничтожил их.
   — Судя по количеству макулатуры, он ничего не уничтожал. Интересно, кто такой фотограф?
   — Приходил один такой, обвешанный фотоаппаратами. — Яжембский процитировал показания покойной. — А мы вцепились в Хмелевскую, как репей в собачий хвост, на остальных же — ноль внимания!
   — Не преувеличивай, не совсем ноль. А адресов в этой тетради нет?
   — Есть, — ответил подпоручик Яжембский, просматривая тетрадь, — но толку от них… Записи сокращённые, да и нацарапано нечитабельно. А впрочем, дайте мне эту тетрадь, я над ней поработаю.
   — Я помогу тебе! — вызвался подпоручик Вербель и посмотрел на капитана, не возражает ли. Так как тот колебался, подпоручик добавил: — Оба наши дела тесно увязаны друг с другом, я знаю многих, проходящих по делу о фальшивомонетчиках, пока он ездил по заграницам, пришлось заниматься и ими. Вот, например, знакомыми Торовского, он им на участке поправлял крышу над беседкой, а они ему обещали за это «императорскую корону». Да не ухмыляйся, я знаю, что это название цветка. Он договорился позвонить им, потому как у него самого телефона не было…
   — То есть как не было
   — -удивился подпоручик Яжембский.
   — Им сказал, что не было. Вот я с ними и пообщался.
   — А с кем ещё?
   — Хозяйка цветочного магазина. Красивая женщина. Сплошные дифирамбы нашему покойнику, он, дескать, столько раз ей помогал… Она за него готова и в огонь и в воду.
   — Не собирался ли Торовский свить с ней гнёздышко?
   — Очень может быть. К сожалению, от её показаний тоже не много толку. Ну и ещё состоялся у меня интересный разговор с одним судьёй. Торовского он мало знал, тот сам обратился к нему за консультацией, только уж очень темнил при этом. Судья понял лишь, что Торовского интересовали дела давно минувших лет, но какие именно, тот так и не решился сказать, только время тянул. Судья рассердился .и выгнал его из присутствия…
   — Уважаемые коллеги, — железным голосом прервал эти неуместные воспоминания капитан, — разрешите вам напомнить, что сейчас мы находимся в этой квартире в связи с убийством её хозяйки, Анели Копчик, а не Миколая Торовского. Так что не отвлекайтесь. Тетрадь отдаю в ваше распоряжение на одни сутки, затем она поступит к дешифровщикам. Принимайтесь за работу и не тратьте времени на пустую болтовню! Надо во что бы то ни стало найти фотографа. Похоже, он из немногих, которые часто посещали Торовского, засиживался подолгу и может знать немало.
   При виде меня невестка сделала попытку захлопнуть дверь у меня перед носом, и только тогда я вспомнила, как выгляжу. Пришлось поспешно заговорить, а войдя в прихожую, я ещё раз с удовольствием осмотрела себя в зеркале: пугало неопределённого пола и возраста в сваливающихся огромных поношенных брюках и вязаной шапочке типа «чулок» на голове.
   — Ну уж если ты вблизи не узнала меня, издали меня никто не узнает, — с удовольствием сказала я невестке. — Надеюсь, ты не в претензии? Мне ведь надо было обмануть тех, кто, возможно, следит за мной.
   — И обманула?
   — Не знаю, надеюсь. Переодевалась я в подъезде того дома на Партизанской, где два выхода. Разреши, я сниму эти брюки, уж очень в них неудобно.
   Сняв брюки сына и чулок с головы, я сменила и обувь на её тапки, удобно расположилась в кресле и внимательно оглядела невестку.
   Выглядела она, в общем, нормально, не походила на убийцу и вообще на преступницу, хотя была явно взвинчена и в самом препаршивом настроении. Позабыв правила хорошего тона, она первой обратилась к гостье, к тому же почтённой даме:
   — Скажи мне, кто, черт бы его побрал, пристукнул Миколая?
   — А что, разве не ты? — в свою очередь поинтересовалась я.
   — Ты спятила? С чего вдруг я? Он мне нужен был живой! Я до сих пор не могу поверить в его смерть, надеюсь, может, какая ошибка… Ты уверена, что его нет в живых?
   Мне вспомнилось искреннее отчаяние подпоручика Яжембского по этому же поводу, ведь он и в Данию потащился только потому, что не осталось надежды пообщаться с Миколаем. Я ответила осторожно:
   — Трупа я не видела, но все говорит о том, что его действительно убили. Его сумка до сих пор находится под сиденьем твоей машины. Полиция заловила меня как раз в твоей машине, думая, что это ты, торбы же не обнаружили. Во всяком случае, надеюсь на это.
   Иоанна мрачно поправила меня:
   — Это вовсе не его сумка. Давай-ка я тебе все-таки расскажу, как оно все присходило, ты же ничего не знаешь. Такое идиотское стечение обстоятельств, спятить можно!
   С ужасом и восторгом слушала я Иоанну. Нет, не случайно эта девушка понравилась мне с первого взгляда! Можно сказать, побила все мои рекорды…
   — Зачем же ты отняла у бандитов их сумку на вокзале? — не поняла я.
   — Теперь вон как все из-за этой глупости осложнилось. Придёт же такое в голову!
   — Да все из-за брезента! — оправдывалась Иоанна. — Увидела — брезент Миколая, какие-то мазурики хотят похитить торбу Миколая, вот у меня как-то и ассоциировалось… Некогда мне было разбираться в ассоциациях, надо было спасать сумку. Не могли же они случайно оказаться там с брезентом Миколая, ну я и решила, что нацелились на его сумку.
   — Как-то странно получается, вроде специально брезент тебе на обозрение выставили.
   — Наверняка им и в голову не приходило, что я могу узнать брезент. А ведь только благодаря ему у меня и зародились подозрения. «Зародились», какое слово неподходящее! Подозрения во мне словно взорвались!
   Поставив себя на её место, я подумала, что у меня бы тоже не было времени осмысливать свои ассоциации и я бы тоже действовала импульсивно, не рассуждая. Помолчав, я сказала:
   — Так, а теперь ответь мне на несколько вопросов. Я понимаю, свою сумку ты оставила у Миколая, так как с тебя было довольно тяжести, не хотелось по лестнице лишнюю таскать. Но зачем ты носила в своей сумке камни?
   — Камни? — удивилась Иоанна. — Ах, правильно, это ещё из Канады привезла, да все забывала выложить. А что там было ещё?
   — Из нетипичных для дамской сумки предметов две банки пива и ручной фонарик. Да, ещё мешочек с галькой.
   — Гальку я специально собирала для кактусов. Пиво купила по дороге, а к фонарику надо было подобрать батарейки. Теперь понимаю, почему она была такая тяжёлая…
   — Не отвлекай меня, дай подумать. Теперь, когда я знаю все обстоятельства, многое становится понятным, но выхода я пока не вижу. Нужен Януш.
   — Я тоже так считаю, — согласилась Иоанна. — Я даже звонила ему, но не застала дома.
   — И не застанешь. Тебя они успели рассмотреть?
   — Кто?
   — Те двое, в Виланове. И как ты думаешь, кто это был-контрабандисты или полицейские?
   — Вот уж не знаю. Сзади видели меня хорошо, а вот спереди… Один вроде мог и спереди увидеть. А что?
   — А то, что лучше бы они не видели твоего лица. А с дежурным поговорить надо. Придётся мне туда поехать. Я найду дом?
   — Найти легко. Он рядом с виллой, на которой такая смешная башенка, сразу бросается в глаза…
   — Что ты сказала? — воскликнула я.
   — Я сказала — на соседнем доме очень заметная башенка.
   — Кирпичная?
   — Точно, кирпичная. А что?
   — Не может быть!
   Надо же, опять такое стечение обстоятельств! Тот самый Доминик, о котором рассказывала Алиция. Как все это взаимосвязано? Или просто случайность? Иоанна вопросительно смотрела на меня, . и я поспешила передать ей рассказ Алиции в далёком Аллероде. Реакция Иоанны была самая что ни на есть правильная:
   — Представляешь, как бы обрадовались фараоны, если бы я им все это рассказала? Да я бы и медлить не стала, но сделаю это лишь после того, как лично проверю, что же находится в сумке Миколая. Ох, совсем забыла, надо же тебя угостить.