Своими соображениями подпоручик поделился с руководством, капитан Фрелькович советовал ещё подождать. И тут подпоручика Вербеля снова осенила идея. Оно и понятно, он не был так подвержен эмоциям, как его школьный товарищ. И он первым ухитрился выбросить из головы проклятую негритянку и перестроиться на другие персонажи, оставившие следы в доме Рощиковского.
   — Там кто-то полз, — вспомнил подпоручик Вербель. — Вернее, передвигался на заднице, подпираясь руками. Оставь пока своего Адама, может этот, с задницей, окажется ещё ценнее его. Что тебе стоит порасспрашивать? Позвони в больницы и травмпункты, раз ноги не работали, мог обратиться к ним.
   Подпоручик Яжембский послушно опять схватился за телефонную трубку. Начал он со станции скорой помощи и дозвонился в их справочную всего через полчаса. На вопрос, не поступали ли к ним вчера люди с травмами ног, получил ответ: да, поступали, семь человек. Подпоручик попросил назвать их фамилии, но в ответ у него самого спросили фамилию того, кто его интересует. Без особой надежды назвал подпоручик фамилию Адама Гродзяка, подумав, что придётся туда самому поехать и, предъявив удостоверение, выяснить все интересующее его.
   По ту сторону трубки не спешили дать ответ, может, отвлеклись, может, долго выясняли. Наконец женский голос ответил:
   — Есть. Адам Гродзяк. Ушиб и подозрение на трещину в берцовой кости. Доставлен в больницу на Цегловской, травматическая хирургия.
   Новые силы вступили в подпоручика и помогли ему дозвониться до больницы на Белянах, где справочная подтвердила: да, Адам Гродзяк лежит у них в травматической хирургии, а больше ему по телефону ничего не скажут. Полиция? По телефону каждый может назваться полицией…
   Какой же дурак! За то время, что дозванивался, он три раза успел бы доехать. И вот, накинув белый халат, подпоручик отправился в указанную ему палату. Вернее, к дверям палаты, ибо Гродзяка положили в коридоре, у двери в палату. И в самом деле, стояла там койка, но она оказалась пустой.
   Дотошный офицер полиции прочесал всю травматическую хирургию, всех подходящих заставлял называть свою фамилию. Люди не отказывались, называли, он ни один из них не был Адамом Гродзяком. Придётся побеседовать с медперсоналом.
   Сестричка, которую Яжембский спросил о Гродзяке, равнодушно ответила:
   — Правильно, есть у нас Адам Гродзяк, койка рядом с палатой номер восемь, он там лежит.
   — Нет, не лежит, — возразил молодой человек.
   — То есть как не лежит? Ему не позволено вставать.
   — Посмотрите сами, у меня со зрением порядок. Не лежит, и я хочу, чтобы мне сказали, куда он делся. Полиция.
   Равнодушная сестричка перестала быть равнодушной и шустро выбежала из дежурки. Через минуту оба они плечом к плечу стояли над пустой койкой.
   — Теперь видите? — сердито спросил Яжембский.
   — Куда же он мог деться? — растерянно лепетала сестричка. Она ещё раз оглядела больничную карточку и добавила: — Ведь у него же ноги совсем… Может, в туалете?
   Очень скоро оказалось, что в туалете Адама Гродзяка тоже нет. И вообще нет нигде. Исчезновение больного вызвало небольшой переполох среди медицинского персонала, тем более что, судя по их уверениям, больной был не в состоянии передвигаться на ногах. В голове подпоручика Яжембского опять зародились самые страшные подозрения, ибо Гродзяк был коронным свидетелем, а найдётся немало людей, которые могли поспособствовать тому, чтобы такой свидетель покинул не только больницу, но и вообще этот мир.
   Страшно расстроенный, стоял подпоручик посреди больничного коридора, не зная, что же теперь предпринять, как вдруг услышал, как его тихонько окликают. Подзывал его к себе один из больных, тоже коридорных жителей, сидящий на своей койке. Подпоручик подошёл к нему и наклонился.
   — Пан им не скажет? — спросил мужчина средних лет.
   — Кому и чего не скажу?
   — Этим коновалам. Вижу, вы расстроились, вам скажу, а им — ни за что!
   Яжембский поклялся всем святым, что коновалам словечка не пикнет, и тогда больной признался: он одолжил соседу свои тапки на шнурках. У того одна нога была в гипсе, вторая вся перебинтована, как уж он эти тапки напялил — уму непостижимо, но напялил, сказал, на минутку отлучится, ушёл и не вернулся. А тапки больничные.
   — Скажу — нянечка забрала, когда чистоту наводила, — шёпотом делился с подпоручиком своими соображениями свидетель. — Тогда мне, может, выдадут другие. Мне вставать уже можно.
   — А куда же тот ушёл?
   — В нижний холл спустился.
   Тут из палаты № 8 вышел молодой парень с согнутой рукой в гипсе. Он огляделся и незаметно кивнул Яжембскому. Тот сразу воспринял поданный знак и пошёл за парнем, который остановился, лишь дойдя до холла в середине большого коридора.
   — Дадите сигарету, все скажу, — произнёс парень. — Только так, чтобы никто не видел.
   — Подслушивают? — не поверил подпоручик.
   — Подглядывают, Курить не разрешают!
   — Дам тебе целую пачку, только говори!
   — Тогда вот сюда, в утолок, здесь не увидят. И я сяду, стоять ещё тяжело. А я все слышал!
   Парень по-прежнему говорил шёпотом, впрочем, как и первый больной, и подпоручик вдруг почувствовал себя разведчиком, оказавшимся во вражеском стане. Тоже оглядевшись, он постарался как можно незаметнее вытащить из заднего кармана брюк едва початую пачку сигарет и сунул её за спиной парню, а тот так же незаметно спрятал её в карман больничной пижамы.
   — Рассказывай все по порядку! — потребовал Яжембский.
   — Вон там я спрятался, — указал парень в угол за креслом и какими-то высокими растениями в кадках. — Хотел свою последнюю сигарету выкурить, как человек, а не как… в сортире. А тот и приволокся. Позвонить.
   И опять жест подбородком, проследив за которым, подпоручик заметил на стене телефон-автомат.
   — Приволокся, значит, чтобы позвонить, жетон у него был, да никак номер не мог набрать, все сгибался, на ногах стоять, должно быть, трудно было. Я и то удивился, как ещё двигается, в гипсе ведь. Хотел было из своего угла вылезти да помочь человеку, номер для него набрать, но сигарету уже раскурил, с ней не показывайся. Ну, тот в конце концов набрал номер и сказал такие слова: «Говорит Адам, Я в больнице на Белянах. Немедленно! Тачку побольше, у меня копыто в гипсе. Подъезжай с тыла». И все, и трубку повесил. А сам в лифт потащился, знаю, потому что глядел ему вслед. И вниз съехал. Пригодится вам это?
   — Ещё как! — заверил его Яжембский.
   Информация и в самом деле была ценная. Благодаря ей отметалось предположение, что Гродзяка выкрали с целью умертвить. Выходит, больницу Адам покинул сам, добровольно. На всякий случай офицер полиции побеседовал с работниками больничного пищеблока, которые подтвердили, что больной с ногой в гипсе действительно вышел прогуляться через кухонную дверь. К двери как раз вёл пандус, чтобы машины подъезжали, так больной по этому пандусу спустился, по лестнице не захотел.
   Куда потом делся больной, кухонный персонал не обратил внимания, был уверен, что как вышел, так и обратно вернулся. Лишь после долгих поисков удалось обнаружить одну наблюдательную кастеляншу, которая видела, как человека с ногой в гипсе какой-то другой человек вёл к машине, стоящей вон там. Был ли это больной из их больницы, кастелянша не берётся утверждать, потому что на человека было наброшено пальто, а под ним не видно, в пижаме человек или нет.
   Покончив дела в одной больнице, подпоручик заодно решил побывать и во второй. На Хожей ему повезло больше, он попал на санитара, который вчера помогал переносить из машины жертву несчастного случая. Он хорошо помнил, что пострадавшего привезла на машине негритянка.
   Подпоручику Яжембскому удалось скрыть волнение, не вскрикнуть, не вздрогнуть. Он почти спокойным голосом задал вопрос:
   — Вы уверены в этом?
   — Пан полицейский, не часто такие чёрные сюда приезжают. А эта была молодая и даже немного красивая. Марку помню, как же! «Полонез». Мы ещё не успели взяться за носилки, как она дала газ и была такова, «Полонез» белый, но номера я не запомнил.
   Злой как черт вернулся Яжембский в комендатуру. На первый план решительно выдвигалась негритянка и почти затмевала коронного свидетеля Гродзяка. Выходит, теперь ещё её надо разыскивать, мало ему было тех, придётся ещё просить людей у капитана.
   В одной из комнат комендатуры сержант Бабяк, как всегда, принимал от коллег заказы на заполнение зажигалок. Войдя в полную сотрудников милиции комнату, подпоручик раздражённо бросил:
   — Интересно, сколько в Варшаве может быть молодых и красивых негритянок? Наверное, не так уж много? В африканских посольствах в основном сидят негры.
   Коллеги с интересом посмотрели на вошедшего, с особенным интересом — капитан Росяковский. Стали делиться соображениями насчёт негритянок в Варшаве. Сержант Бабяк вспомнил:
   — Одна такая работает в магазине на Краковском Предместье, но она, кажется, наша, очень уж хорошо по-польски говорит.
   — Наверное, не она, но не мешает и её проверить-до скольки вечера была в своём магазине. Томашек, для тебя боевое задание. Надо отыскать эту негритянку. И что за напасть такая, то фамилия без человека, то человек без фамилии? Пошли, Томашек, получишь указания.
   Сотрудник полиции Томаш Томашек таким сочетанием имени и фамилии был обязан подвыпившему крёстному отцу, который, усиленно скрывая своё состояние во время церемонии крещения, упорно отстаивал для младенца имя Томаш, хотя прекрасно знал, что фамилию тот будет носить Томашек. И вот теперь этот двойной Томашек вышел вместе с подпоручиком Яжембским, а вслед за ними поднялся и вышел, тяжело вздохнув, и капитан Росяковский.
   — Раз уж вы добрались до негритянки, придётся и мне к вам подключиться, — заявил он, входя в кабинет капитана фрельковича. — Почему у вас всплыла негритянка? Не должна бы. Не тот хвост у вашего кота…
   Капитан фрелькович с подпоручиком Яжембским встрепенулись и воспряли духом. Подпоручик Вербель тоже бы воспрял, будь он в тот момент рядом с ними.
   Фрелькович набросился на коллегу:
   — А что, у тебя проходит негритянка?
   — В том-то и дело.
   — Думаешь, одна и та же? Моя проходит по фальшивомонетчикам.
   — А моя по наркотикам.
   — Думаешь, одна и та же? Такая универсальная?
   — Думаю, да. Давайте попробуем разобраться. На Центральном вокзале действовала Хмелевская. Это установлено. Вами тоже?
   — Пожалуй.
   — Оттуда она сбежала, похитив сумку. Так вот, я могу вам сообщить, что было в той сумке. Наркотики.
   — Никакие не наркотики! — запротестовал горячо Яжембский. — Там были вещи моего покойника, которые Хмелевская в его сумке вынесла из его квартиры.
   — Ничего подобного. Это установлено твёрдо. Никаких покойников, именно наркотики.
   — И сбежала с сумкой наркотиков? Какого же тогда черта я её разыскиваю? Где же, в таком случае, сумка Торовского?! И учтите, нам пока не встречалось упоминаний о том, что эта Хмелевская связана с наркотиками. А главное, нет никаких сведений, что с ними был связан мой покойник, Миколай Торовский! — кипятился подпоручик Яжембский.
   — А они и не были связаны, — флегматично заметил капитан Росяковский. — Просто произошла ошибка. Не только у нас бывает, в мафиях последнее время — сплошь и рядом накладки.
   — А эта накладка где произошла?
   — Я же сказал — на Центральном вокзале Варшавы. Я уже нацелился тихо-мирно снять их связного с товаром, мы давно следили за ними. Так вот, снимать было некого! Связной не пришёл за товаром, а может, и пришёл, холера его знает, да товара уже не было, его перехватила Хмелевская. Мы за ней проследили, за границу наши наркотики не полетели. Хмелевская отчалила с двумя посторонними чемоданами, сумка с наркотиками куда-то исчезла. Переложить товар в чемоданы она не могла, по времени не сходится, до сих пор ломаем голову, что она с ним сделала. На всякий случай дали знать датским таможенникам, те проверили её чемоданы на предмет наркотиков — не было. Вот теперь и ломай голову… Зато нам стало известно, что в Дании у наших подопечных из наркобизнеса появилась вдруг какая-то негритянка, дала им инструкции. Теперь я слышу о негритянке уже у нас, в Варшаве. Новый персонаж в деле.
   — А ты откуда об этом всем знаешь?
   — Есть у нас свои каналы, свои люди и в мафии.
   — Так выспросил бы у этого своего человека…
   — Многое не выспросишь, человек он маленький. А мне сдаётся, надо нам с вами действовать теперь сообща.
   Капитан фрелькович меланхолически заметил:
   — Наркотиков мне только и не хватало! Сначала на меня свалилось два убийства, ну, это по моей части, потом дело фальшивомонетчиков, потому что оно тесно увязано с моими убийствами, теперь вот ещё наркотики. Что я вам, городская свалка? И ведь на самом деле получается, что все взаимосвязано…
   — …и разрастается из этого всего одно дело, такое разветвлённое… Разрешите, пан капитан, я схемку набросаю, чтобы не запутаться.
   — Набросай. А ты, Юрек, — обратился он к капитану Росяковскому, — предоставь ему свои данные. — Подпоручик, в своей схемке оставьте место для сведений, которые ещё сегодня сообщит нам оперативник Сдунчик, я в него верю. Слушайте, а вообще кто-нибудь видел эту проклятую негритянку?
   — Видел, а как же, — ехидно ответил подпоручик Яжембский. — Пропавший коронный свидетель Гродзяк.
   — А хозяин виллы в Поеднане? Этот, как его…
   — Рощиковский. Этот видел только дьявола и никого больше!
   — Ну так ищи Гродзяка!
   — За этим я и шёл. Нужны ещё люди.
   — Ты же привёл Томашека…
   — Значит, его направляем? Но одного мало!
   — Пока я займусь один, — пообещал Томашек. — Начну с поисков негритянки. Прочешу гостиницы, ну, не знаю ещё что… Высшие учебные заведения…
   — Учебные заведения пока оставь в покое, — распорядился Яжембский. — Санитары «скорой помощи» давали ей не меньше тридцати, вряд ли ещё учится. Я пока не знаю, где её целесообразнее поискать, что-то ничего путного в голову не приходит. Может, пан может посоветовать? — обратился он к капитану Росяковскому.
   Росяковский стал думать вслух:
   — Значит, она была в Дании, теперь всплыла у нас. Сейчас не разгар туристического сезона, пограничники могли запомнить, не так уж много чёрных приехало к нам за последнюю неделю, правда? Мне бы тоже очень хотелось её найти, чувствую, что-то здесь не то… Как-то не укладывается она в схему, у меня с наркотической мафией уже наметилась ясность, а эта ни с какого конца не подходит… Неужели противник начинает предпринимать шаги в новом направлении? Африка?..
   Оперативник Томашек не стал дослушивать рассуждения капитана, теория — не по его части. Записав нужные ему адреса и фамилии, он незаметно выскользнул из комнаты.
   Невестка моя опять исчезла. Должна была сиднем сидеть дома, никуда не вылезать, но телефон её молчал!
   Мы с Янушем вернулись из Вроцлава на утреннем поезде, и Януш сразу же удалился в неизвестном направлении, а меня бросил на произвол судьбы и темперамента. К сожалению, именно темперамента, боюсь, разум в дальнейших моих действиях участия не принимал.
   Я честно старалась, но больше пятнадцати минут не в силах была усидеть на месте без дела. Вызвала такси, съездила к дому, где была квартира тётки Иоанны, и убедилась, что «полонеза» невестки у дома нет. Значит, и в самом деле — снова её. куда-то черти понесли! Поскольку я была уже подготовлена к этому открытию, не очень встревожилась, зато воображение заработало на полную катушку. Почему-то сразу подумала о сумке с наркотиками, которую затолкала под сиденье машины, спрятанной в чужом гараже в Константине. Когда вернутся хозяева гаража, я не знала, а спросить у Иоанны не догадалась. А если уже вернулись?
   И проклятое воображение живо изобразило картину: возвращается хозяин виллы, с возмущением обнаруживает в собственном гараже чужую машину, начинает её осматривать, извлекает из-под сиденья злосчастную торбу, высыпает товар… Минутку, как может быть товар запакован? Скорее всего, расфасован по маленьким упаковкам. Так вот, высыпает, значит, гору упаковок на стол… Минутку, вряд ли на этой стадии строительства там может быть стол. Не может? Воображение тут же с готовностью изобразило другую картину: вместо хозяев виллы появляются рабочие (раз дом ещё строится), и рабочий класс в лице трех дюжих молодцев распатронивает проклятую торбу. Прежде чем я успела додумать, чем же кончится её распатронивание, в воображении предстала третья картина: действующие лица не рабочий класс, а грабители, которые под прикрытием ночной темноты взламывают двери гаража, столбенеют при виде блестящей и беззащитной машинки и, опомнившись от неожиданной удачи, садятся в неё и уезжают в синюю даль…
   Ну уж нет! Не позволю! Схватив второе такси, я помчалась в Константин.
   Занятая преследованием вымышленных воров-грабителей, я позабыла обо всем на свете и опомнилась лишь тогда, когда машина мчалась уже через Виланов. А ведь прошлый раз я ехала по Пулавской, с этой стороны вряд ли попаду куда надо. Водитель ещё хуже меня знал Константин, но зато прекрасно умел водить машину и обладал ангельским терпением. Я помнила, что ехать надо через какие-то большие зеленые массивы и посёлок, название которого связано с какой-то исторической личностью. Может. Казимиром Великим? Вроде бы.
   Доехав до Обор, водитель не знал, куда двигаться дальше.
   — Тут должна быть зелень! — в отчаянии настаивала я. — Никаких построек, никакой целины, много высоких зелёных насаждений, и там следует свернуть…
   Зелень нам попадалась несколько раз, и несколько раз мы сворачивали, вот только не туда, куда требовалось. Знакомого дома и забора нигде не было, а воры-взломщики уже выезжали на похищенной машине из гаража! Ангел-шофёр послушно поворачивал, задом выезжал обратно, ездил по кругу в соответствии с моими бестолковыми указаниями… И ещё меня же старался утешить:
   — Не мы одни здесь блуждаем, проще пани, — сказал он, в третий раз проезжая один и тот же сомнительный кусок дороги. — Вон те, за нами, тоже запутались.
   Я без особого интереса обернулась, меня больше интересовали собственные проблемы. На некотором расстоянии за нами неуверенно двигался большой «фиат», довольно подержанный. За «фиатом» просматривалась крестьянка на велосипеде. Наконец-то живое существо! До сих пор нам не попадалось ни одного человека, некого было спросить, а велосипед — несомненный признак того, что женщина из местных.
   — Подождём, пока подъедет баба на велосипеде, — сказала я шофёру. — Спросим её.
   — О чем?
   — Ну, где здесь новый дом, недавно построенный, ещё не доконченный, с железными воротами. Может, знает. Даже, если таких ворот окажется несколько, осмотрим все.
   Мы остановились. «Фиат» сделал попытку втиснуться в какой-то явно узкий для него проулок, видимо, решил повернуть обратно, но после неудачного маневрирования прочно застрял в проулке. Баба на велосипеде ехала так медленно, что мой водитель не выдержал и задом двинулся ей навстречу. Когда мы сблизились, я приоткрыла дверцу такси и спросила:
   — Простите, вы не местная?
   — Какая?
   — Вы здесь живёте?
   — А что? Жить не живу, приезжаю помочь в уборке дома. Домработница я.
   При слове «домработница» все во мне всколыхнулось-вот так, совершенно случайно, когда совсем не ждёшь и не ищешь, можно встретить человека, о котором мечтаешь годами! Который снится тебе бессонными ночами, которого уже не чаешь встретить! «Надо как-то закрепить наше случайное знакомство!»-мелькнуло в голове, тем более что женщина на велосипеде была воплощением мечты: жилистая и очень крепкая на вид, солидная и наверняка трудолюбивая. Шофёр с удивлением взглянул на меня — чего это я замолчала и ни о чем не спрашиваю? Стряхнув с себя наваждение, я поторопилась задать вопрос о разыскиваемом объекте, постаравшись возможно точнее описать нужную виллу и всячески подчёркивая её особую примету: огромную кучу всевозможных железяк, наваленную на будущем газоне сразу же за воротами. Рассеянно глядя на фырчащий «фиат», баба задумалась.
   Я уже потеряла было надежду, как баба вдруг оживилась:
   — Видела я это железо! — сказала она. — Совсем близко. Я еду как раз в ту сторону, покажу, поезжайте за мной.
   Не баба, а бесценный клад! За три минуты мы доехали куда нужно. Оказывается, я крутилась в правильном направлении, только ездила по задам участков и поэтому не могла узнать нужный.
   — Да что там, не за что, — отмахнулась баба от моих благодарностей, осуждающе разглядывая упомянутую груду железа. — Это зачем же они здесь навалили? Теперь убирать придётся, столько намучаешься. Это ваше?
   — Да нет, хозяева пока уехали.
   — Как вернутся, скажите им, я бы взялась и тут прибраться.
   — Обязательно скажу! — горячо пообещала я. — Наверняка обрадуются, что найдётся человек, который наведёт здесь порядок. Да вы и сами наведывайтесь.
   Больше нам обеим некогда было разговаривать. Баба подъехала к соседней вилле, прислонила к штакетнику свой велосипед и принялась подкручивать педаль. Откуда-то из глубины участка её принялась облаивать — нерешительно, явно лишь для проформы — крупная овчарка. Мне тоже следовало поскорее приступить к делу. Отпустив такси, я приступила.
   Отперев ворота, я вошла во двор, осмотрелась. Хозяев по-прежнему не было, вокруг царили тишина и спокойствие, оконные решётки лежали там же, где и прошлым разом, на самом ходу, Дом меня не интересовал, я прямиком направилась к гаражу. Отперла замок, распахнула железную дверь. Машина невестки стояла как миленькая на месте, точно там, где я её сама оставила. Не украли! Камень скатился с души. Сумка под сиденьем находилась на месте, я её сразу нащупала.
   Я столько напереживалась из-за тех самых воображаемых воров-грабителей, что решила — никаких стрессов больше! Ведь в этот гараж забраться — плёвое дело, замок самый обыкновенный, возможно, потом владельцы и установят новомодные хитроумные запоры, но пока такого нет, надо принять меры. Из багажника машины я извлекла оригинальное и нетипичное противоугонное устройство — прочную толстенную цепь, запирающуюся на кодовый замок, скрытый в одном из звеньев цепи. Крепится такая цепь под педалями машины, и никакая сила не сдвинет её с места. Невестка привезла эта бесценное устройство из какой-то своей поездки за границу и пока не использовала её. Нагнувшись, я скрепила ею газ и тормоз и набрала код — номер собственного телефона, ибо все другие могла забыть. Потом тщательно заперла все замки: сначала в автомашине, потом в дверях гаража, потом ворота. И удалилась.
   Мне и в голову не могли прийти последствия моих профилактических мер…
   Сержант Сдунчик явился со своим рапортом в двадцать тридцать четыре. Начал он с конца, ибо он представлял наибольшую ценность.
   Одна из Хмелевских, по его мнению свекровь, посетила Константин, где вела себя крайне подозрительно. Не может быть, чтобы не знала, куда едет! А делала вид, что не знает. Таксисту не назвала адрес, только приметы дома, потом всю дорогу этот дом разыскивала. В Константине разыскала недостроенную виллу, вошла во двор, ключи у неё были, отперла гараж, немного побыла в гараже, потом вышла, заперла его и уехала. В гараже стоит «фольксваген» ВИМ 8824, собственность младшей Хмелевской…
   — Откуда вам известно, что стоит в гараже? — удивился подпоручик Яжембский.
   Непонятливому подпоручику сержант дал уклончивый ответ-дескать, у них есть свои методы. И что это за сыщик, если не умеет заглянуть в какой-то гараж? Оскорблённый до глубины души, он немного помолчал, чтобы успокоиться после нанесённого оскорбления, затем продолжил свой отчёт.
   Данная вилла является собственностью неких Подольских, которые в настоящее время пребывают в Швейцарии, где упомянутый Подольский устанавливает необходимые ему торговые связи. Впрочем, Подольские по делу не проходят. За Хмелевской, во время её поездки в Константин, повсюду таскался знакомый «фиат» с Ковальским и Глосеком. Они явно следили за Хмелевской, о чем та явно не подозревала. И не только они, за ней… впрочем, об этом потом, сейчас срочно следует направить людей на виллу, там что-то готовится. Нет, он не знает, что именно, но нюх его не обманывает, никогда ещё не подводил.
   Вся столичная полиция знала, что на нюх оперативника Сдунчика можно положиться, и капитан Фрелькович медлить не стал. На виллу Подольских был немедленно послан наряд полиции. Сержант Сдунчик мог теперь спокойно продолжить свой отчёт.
   В ходе отчёта выяснились потрясающие вещи. Оказывается, в Константине проживает некий Доминик. Да, да, тот самый! И поддерживает постоянную связь с Ковальским и Глосеком, стараясь её держать в тайне. До этого Доминик проживал в Виланове, тот самый дом с башенкой. А потом продал его… официально продал сестре Ковальского, а в действительности там проживает сам Ковальский со своей любовницей. У этого дома вчера с полчаса торчала какая-то женщина и пялилась на двери, а потом сразу же отправилась к работнику камеры хранения Центрального вокзала со сломанной ногой. Он, Сдунчик, не сомневается — это была одна из Хмелевских, ему кажется — младшая, а железнодорожник со сломанной ногой такого наплёл о ней! Плести начал лишь после того, как он, Сдунчик, доказал свою причастность к полиции. А до того врал, что это была совсем посторонняя баба, просто спрашивала, не сдаётся ли комната.