Хмелевская Иоанна. Убойная марка

   Гражинка вздрогнула, а Януш явно встревожился.
   - Ты ничего ни о гиене, ни о бомбе не говорила.
   - Не успела. Сегодня все утро мы с тобой только и делаем, что беспрестанно говорим по телефонам, так у меня и из головы вылетело. Сразу после Гражинки кто-то позвонил, и незнакомый мужской голос сообщил, что в моей машине имеется что-то чужое, не мое, а мне нельзя к этому прикасаться. Холера! Так что же, саперов вызывать? Я сама ни за что в машину не полезу!
   Януш сорвался с дивана.
   - И она молчит! Вряд ли бомба, но посмотреть на это необходимо! Где ключи? Немедленно идем к машине!
   Разбежался! У меня не было ни малейшей охоты без особой потребности пользоваться своей ненавистной лестницей, за долгие годы проживания на пятом этаже она сидела у меня в печенках. Если что-то там лежало в моей машине, пусть еще полежит, никуда не сбежит, и завтра успеем наглядеться. А сегодня я вообще не собиралась выезжать. Бомба? Ну и что? Если ее не трогать... И вообще по поводу своей машины я никогда особенно не переживала. Помню, раз мне позвонил некий тип с сообщением, что разбил мою машину, по всем правилам припаркованную в положенном месте. Должно быть, глины его заставили звонить, не иначе. Очень вежливо говорил, извинялся, имя-фамилию и адрес сообщил. Дело было в воскресенье, в мои планы не входило выезжать, я и не тронулась с места из тех соображений, что от моего взгляда на нее машина не исправится сама по себе, а мастерские по воскресеньям не работают.
   Это было еще в прежние времена. Теперь я просто позвонила бы в автосервис по срочному номеру, и мне все отремонтировали бы в лучшем виде. Но в те времена такого сервиса еще не было, так что машина стояла и дожидалась своего часа.
   Вот и теперь я не двинулась с места.
   - А какой смысл? Он сказал - не смотреть, так что пользы не вижу, нельзя не только разворачивать, но даже и трогать. Пускай себе полежит спокойно.
   - Нет, ты серьезно?
   - А ты и в самом деле считаешь, что если полежит немножко, то непременно взорвется?
   Или прокиснет?
   - Опомнись! А если это Патрик?
   - Не знаю. Может, просто кто-то глупо пошутил. И ради какого-то кретина я, как последняя дура, стану бегать по лестнице туда-сюда?', Поскольку и Януш, и Гражинка прекрасно знали о моем отношении к лестнице в подъезде, они не нашли никаких контраргументов.
   Спустя какое-то время Гражинка беспокойно заерзала.
   - А вдруг., а вдруг, - жалобно прошептала она, - хоть что-нибудь прояснится.
   Я уже собиралась гневно прикрикнуть на девушку, нечему тут, дескать, проясняться, как вдруг в глубине души у меня что-то прошелестело. Таким, знаете, бумажным шелестом. А, чтоб их черти всех побрали! И вспомнились некстати строчки из проклятого письма, мол, я делаю что-нибудь только тогда, когда мне это выгодно, а на других - наплевать. А ведь если честно, это именно из-за меня Гражинка впуталась в проклятое преступление, впуталась лично, а может, и Патрик тоже каким-то боком из-за меня... Если бы она тогда не поехала в Болеславец...
   - Чтоб вам всем лопнуть вместе с этим телефонным Идиотом! - не удержалась я, хоть в словах давая исход чувствам. Но с места поднялась.
   Януш проявил заботу:
   - Если хочешь, я один пойду.
   - Еще чего! Погибать - так вместе! Ну чего вытаращился? От взрыва погибать. Как романтично!
   ***
   Ясное дело, по лестнице я стала спускаться не из-за романтизма, а из любопытства. Ну а кроме того, лишь я могла достоверно подтвердить, что именно в моей машине принадлежит мне.
   Возила же я всегда множество вещей, которые постороннему человеку могли показаться ненужными и мне не принадлежащими. Скажем, запас целлофановых мешочков (на всякий случай), каталоги парижских ресторанов (пригодятся), резиновые сапоги, сетки для ловли янтаря, кучи застарелой корреспонденции и еды для собак. Это все, что мне вспомнилось. А еще наверняка целая куча того, о чем я не успела вспомнить, спотыкаясь на проклятой лестнице и ступая осторожно, ибо не один раз уже подворачивалась щиколотка. Ворча и проклиная все на свете, я наконец покончила со ступеньками, но облегчения не испытала, потому что знала: скоро придется карабкаться по ним вверх.
   Чужая вещь в моей машине сразу бросилась в глаза, как только мы раскрыли багажник. Это оказался длинный сверток размером с большой чемодан, аккуратно завернутый в плотную бумагу и со всех сторон оклеенный скотчем. Нет, такого совершенно точно в моем автомобиле не было, это явно посторонний элемент.
   - Если это бомба, то выглядит прямо-таки ужасающе, - скептически заявила я. - В состоянии смести с лица земли весь город. Послушай, не тюкает?
   Наверное, мои слова произвели впечатление. Довольно долго мы все трое прислушивались в напряженном молчании. Нет, не тюкало, сверток каменно молчал. Януш попытался его поднять.
   - Тяжеловато, но, пожалуй, справлюсь.
   Я удержала его, напомнив:
   - Этот гипотетический Патрик настоятельно просил не трогать сверток. Не пытаться распаковать и так далее. Сдается мне, это добыча преступников.
   Януш оставил сверток в покое, а Гражинка издала сдавленный звук.
   - Ты думаешь... - начал было Януш, но я не дала ему продолжить.
   - Думаю. Иногда это со мной происходит.
   Вот ведь был разговор о сохранении наследства, и при этом каким-то боком упоминалась я.
   Мысль неплохая. Патрик стибрил коллекцию дядюшки, на время надо было куда-то пристроить - вот и пристроил. Вряд ли кому-нибудь придет в голову мысль искать ее в моей машине.
   В мой багажник он мог затолкать коллекцию еще в Болеславце, я багажник вообще не открывала, ездила с маленьким саквояжем и ноутбуком, держала их на заднем сиденье. Оставляя машину, не включала защитную сигнализацию, чтобы не выла, так что любой мало-мальски разбирающийся в машинах мужик без труда мог забраться в багажник. Мое личное мнение - это коллекция покойного Фялковского. По размеру подходит, если монеты как следует упакованы.
   - Ты думаешь, они на тех самых подносиках?
   - Надеюсь. Альтернативой было бы вытряхнуть монеты из подносов и побросать небрежно в мешок. Тогда многие из старинных монет наверняка были бы испорчены. Коллекционер так не сделает. У меня бы рука отсохла, не знаю, как у Патрика.
   В некоторой задумчивости Януш стоял над раскрытым багажником. Наконец сделал заключение:
   - При всем моем глубоком уважении к нумизматам, этот наверняка совсем спятил. Ведь вот же оно, доказательство преступления, перед нами! И одновременно мотив другого. Патрик обвиняется следователем в похищении ценной коллекции, непосредственно связанной с убийством. Если бы похищенное так и не было обнаружено, а он по-прежнему упирался бы и отрицал свою вину, остались бы сомнения, которые суд всегда трактует в пользу подсудимого. Получается, он сам признается, что украл? И отдает похищенное в ваши руки?!
   - Ох, - простонала Гражинка. - Он на все способен.
   - Ну не знаю, - одновременно заявила я, тоже как следует осмыслив происшествие. - Может, таким образом он решил сохранить коллекцию. И не такая уж она ценная, не систематичная, монеты разноплановые во всех отношениях, то в лес, то по дрова... И вместе с тем, насколько мне помнится, там в полном комплекте только польское межвоенное двадцатилетие...
   И он не может не знать, что при отсутствии наследника такая ценность перешла бы в собственность государства и стала бы украшением любого музея. Думаю, он верит в нас и надеется, что мы поступим умно...
   - Пока же вообще не знаем, что это такое, только предполагаем, возразил Януш. - Необходимо убедиться, и я забираю все это в квартиру!
   Я не стала протестовать. Имея достаточно большой жизненный опыт, я тут же предположила, что вот именно этой ночью у меня уведут машину. Вместе с бесценным свертком. Разве не так бывает в жизни? Продолжительное время все тихо и спокойно, я бросаю машину где попало и даже не включаю сигнализацию, и вдруг в самый неподходящий момент ее крадут. Будь эта машина в своем предыдущем состоянии, уж я как-нибудь пережила бы, но теперь, с бесценным свертком... Да меня тут же хватит кондрашка!
   Итак, мы поднялись в квартиру, и Януш с шумом бросил сверток на стол. Пришлось ему немного потерпеть, ведь я не сообразила смести со стола весь хлам, которым тот был завален.
   Мы с Гражинкой лихорадочно принялись запихивать бумаги под диван, причем листы корректуры то и дело валились на пол из наших трясущихся рук. Но я решила: под диван! Там, по крайней мере, все окажется в одном месте, пусть и не по порядку. И в миллионный раз подумала о том, как же не хватает в моем доме горизонтальных плоскостей.
   Стол расчистили, Януш с облегчением грохнул на освободившееся место тяжесть и, уже не испрашивая нашего разрешения, принялся энергично распаковывать сверток.
   Наши предположения оправдались. В коллекции Фялковского я увидела лишь один из подносиков, но этого оказалось достаточно. Вот они все, тесно прижатые друг к другу и заполненные коллекционными монетами, лежали теперь на столе в моей квартире. Уложены были аккуратно, в идеальном порядке. Только, как мне показалось, на некоторых подносиках была несколько нарушена хронология, так что рядом со средневековыми раритетами достойно возлежали польские довоенные монеты. Выходит, все же какой-то непорядок наблюдался. А кроме того, на свертке отдельно лежал маленький нумизматический кляссер, все отделения его тоже были заполнены старинными монетами. Я восприняла этот кляссерок как привет от подносика, затерявшегося в доме.., как его... Баранека.
   Глядя на коллекцию, Януш открыл Америку:
   - Это она.
   - Она, - не стала я спорить. - И что теперь?
   Гражинка потрясенно взирала на раскрытый сверток.
   - Все, решила! - вдруг разжала она сомкнутые уста. - Становлюсь алкоголичкой. У тебя не найдется чего-нибудь подходящего? Домой вернусь на такси.
   Я не стала спорить. Как временный выход это, пожалуй, самое разумное.
   И я устремилась в кухню за коньяком.
   В кухне я застала то, что планировала на ужин. Содержимое горшка выкипело почти полностью, остатки в виде густой ослизлой каши булькали на самом донышке. Мелькнула мысль процедить их через дуршлаг и подать в качестве густого мусса, не знаю, вкусно ли, зато уж наверняка калорийно, но сообразила: на троих не хватит. Выключила газ, стараясь не смотреть на залитую пригоревшей кашей плиту, вспомнила об омлете, махнула рукой и вытащила коньяк. И бокалы. В конце концов, лекарство человеку нужнее.
   В комнате тем временем Янушу удалось добиться кое-чего от Гражинки.
   - Нет, он не совсем безголовый, - с трудом приходя в себя после пережитого потрясения, проговорила девушка. - И мне кажется, он избрал какой-то вариант, считая его самым подходящим в данной ситуации. Может даже, видя в нем единственный путь к спасению. А может...
   Ну не знаю. Вопль отчаяния? Доказательство угрызений совести? А может, вообще убил ее в аффекте... А может...
   Я поспешила налить ей коньяк. А в моем богатом воображении тут же представилась жуткая картина: Гражинка у ворот тюрьмы, сгибаясь под тяжестью передач и нравственных терзаний, ожидает выхода из заключения своего возлюбленного. Его обязательно освободят досрочно за отличное поведение, в этом она не сомневается. А я сомневаюсь, способен ли ее Патрик вообще снискать к себе расположение.
   Уж очень непохоже на него.
   Януш рассуждал вслух:
   - - Он наверняка все тщательно обдумал. Об этом свидетельствуют его упорные поиски Кубы, увенчавшиеся успехом, а теперь еще возвращение украденного имущества. И сдается мне, он хочет свалить вину на Зубило.
   - Ох, все не так! - вскричала Гражинка и схватила бокал с коньяком.
   Я бы тоже не согласилась с Янушем. По-моему, в преступники больше годился Кубусь, а вот что произошло в доме Вероники, когда они оба там столкнулись? Что столкнулись, я не сомневалась.
   Януш продолжал:
   - Завтра получим факс с новыми данными.
   Сейчас все больше подозрений вызывает та самая изнасилованная Ханя: то вдруг из ее спутанных россказней внезапно пробивается правда, то она выдает новую ложь. Наверняка девка знает больше, чем говорит. Возможно, заставят ее признаться во всем.
   - Вы, случайно, не голодные? - поинтересовалась я. - Может, приготовить омлет с сыром? Хотела накормить вас варениками, но они разварились да еще выкипели. Омлет можно сделать быстро. А что скрывает Ханя, так я прекрасно знаю.
   От омлета гости отказались, заявили, что не голодны, зато о Хане потребовали рассказать все, что знаю. Я охотно пошла на такую замену.
   - Эта Ханя сейчас из кожи вон лезет, что бы такое придумать, обвиняющее Веслава Копеча.
   Из мести. Простить себе не может, что создала ему алиби, а взять свои показания назад нельзя.
   Не исключено, однако, что, бегая за Весей, она наткнулась на нечто интересное и теперь ломает голову, как бы это увязать с убийством. Особо доверять ей нельзя, но поприжать следует.
   - А ты откуда это знаешь?
   - Глупый вопрос. Она прибежала с доносом в комендатуру, когда я там была. Да я хорошо знаю таких озверевших девиц, готовых дать себе руку отрубить, лишь бы своего добиться.
   - Значит, она пока молчит, надеясь, что парень припадет к ее стопам, лишь бы она не выдала его?
   - Да, что-то в этом роде. А он держится. Вот ей и остается только месть, и, будьте уверены, она не отступится.
   - Может, ты и права.
   Мы стояли над развязанным свертком, перекидываясь словами. Ни Януш, ни я не формулировали четко свои предположения, скорее лишь догадывались о том, что имеет в виду каждый из нас.
   - А что я говорила? - вдруг рассердилась я. - Не надо было трогать этот сверток, пусть бы себе спокойно лежал в багажнике. Тогда мы могли бы вообще умолчать о том, что нам известно. Теперь не выйдет. Так что? Запаковываем, как было, и опять заталкиваем в багажник? Но по закону подлости тогда именно этой ночью мою машину уведут. Уж поверьте мне, так всегда со мной бывает.
   Януш покачал головой, глянул на меня, на измученную Гражинку и опять уставился на коллекцию.
   - Об этом нужно заявить! - твердо сказал он.
   - Кому? Здешним или тем?
   Он немного подумал.
   - Сделаю не совсем по правилам, используя свои знакомства. Ведь мы все равно официально в этом деле не фигурируем. В нем никого из нас нет! Ни тебя, ни меня, ни даже Гражинки, с которой сняли подозрения. В любом случае возврат похищенного имущества всегда засчитывается в пользу похитителя.
   - Тоже мне утешение.
   Я наконец села, сколько можно думать стоя?
   Ноги начинают неметь и мысли путаются. От приготовления ужина я отказалась, вспомнив, что есть на ночь вредно.
   Устроили совещание.
   После долгих и бестолковых дебатов, окончательно запутавшись, порешили: утро вечера мудренее. Несколько укрепившая свой дух, Гражинка уехала домой на такси.
   ***
   - Очень, очень неприятная история, - сокрушался Тот Пан Липский, когда мы сидели с ним за столиком в баре на Кручей. - Пани Наталья, домработница Петшака, рассказала мне обо всем. Доверилась, ведь мы знакомы с ней много лет... Даже не знаю, как и быть.
   В принципе об этом я не должен никому рассказывать, хотя знаю, что пани как-то связана с этим делом. Мы беседуем неофициально, надеюсь, моя откровенность не обернется против меня?
   - Одному Господу это ведомо, - честно отвечала я.
   Пан Липский вздохнул.
   - Ладно, чему быть, того не миновать, - обреченно промолвил он, утешая себя. - Видите ли, оказалось, что покойный пан Фялковский вел переговоры с Петшаком. Хотел купить у него брактеат Яксы из Копаницы. А пан Петшак и не собирался его продавать. Думаю, пани понимает: такой вывод я делаю из того, что услышал от пани Натальи. Она всего этого могла не знать, просто слышала кое-какие разговоры двух нумизматов, ну и передала их мне. Слышала, впрочем, довольно много. Петшак очень переживал из-за этих переговоров, а пани Наталья всегда беспокоилась о здоровье хозяина, так что на всякий случай хотела быть в курсе дела и даже иногда подслушивала. Фялковский все повышал цену... И в результате брактеат исчез.
   Я чувствовала, как мои уши вырастают до гигантских размеров. А вот какое выражение придать лицу, никак не могла решить. Не сводить дикого взгляда с собеседника или сидеть с равнодушным видом? И то и другое ненатурально.
   Первое может испугать пана Липского, второе обидеть. Старалась изобразить на лице умеренное внимание.
   Рассказчика, казалось, не очень-то интересовало выражение моего лица, он был слишком взволнован случившимся с брактеатом.
   - Украден! - всплеснул он руками. - Пани Наталья без труда догадалась по-моему, подслушала, но это не имеет значения, - что украл его племянник пана Петшака, кажется единственный его родственник. Она называла его Ксавусем. Странное имя...
   - Уменьшительное от Ксаверий, - пояснила я.
   - А, так пани знает об этом? Я же говорил, что пани как-то связана с этой историей. Ну и этот Ксавусь продал монету Фялковскому, ясное дело, Фялковский тогда еще был жив. Но как-то очень скоро после этого умер. А тем временем здесь все раскрылось. Петшак пришел в ярость, хотел обратиться в полицию, однако пани Наталья умолила его не делать этого. Она этого Ксавуся, похоже, по-своему любит - воспитывала его с малолетства, чуть ли не с рождения.
   Вот Петшак и смягчился, в конце концов, это сын его единственной сестры... Однако поставил условие, что брактеат к нему вернется. Пусть этот Ксавусь делает что хочет, пусть перекупит за бешеные деньги, пусть пойдет на преступление, опять украдет - ему, Петшаку, все равно, главное, чтобы монета вернулась к нему. И точка! Почти год это продолжалось, в доме - скандал за скандалом, наконец Ксавусь привез требуемую монету.
   Я глубоко вдохнула, с шумом выдохнув прямо в пепельницу. К счастью, пепел полетел в другую сторону, а не на Того Пана. Пан Липский оказался столь деликатен, что бумажной салфеточкой стряхнул пепел и окурки со стола, приведя все в порядок. И продолжил рассказ.
   - Вот видите, - говорил он, причем в голосе явственно нагнеталась печаль, что меня несколько удивило, ведь с аферой он ничего общего не имел. - И теперь пани Наталья переживает по двум поводам. Во-первых, пан Петшак уперся и запретил племяннику даже порог его дома переступать, особенно в его отсутствие.
   Домоправительница не имеет права пускать своего воспитанника в дом - и все тут. Ни под каким предлогом. А во-вторых, она ломает голову над тем, как племянник отыскал проклятую монету. Как он ее раздобыл? Не мог перекупить за более высокую цену, потому что денег у него нет.
   Вот и высказала предположение: а не обокрал ли он случаем Фялковскую, сестру покойника?
   И мучается из-за этого: мог обвести женщину вокруг пальца.
   Чего-то тут я не понимала. Может, пан Липский вообще не помнит об убийстве Вероники?
   А Наталья так и вовсе о нем не слушала, иначе почему этот довод не входит в число тех, из-за которых она переживает? Что, черт побери, Ксавусь мог ей сказать?
   И я как можно деликатнее поинтересовалась:
   - А пани Наталья говорила на эту тему с Ксавусем?
   - Говорила, и не раз, но Ксавусь отделывается смехом и шуточками А женщина беспокоится. Вот и решила у меня спросить, а я, в свою очередь, хочу с пани посоветоваться. Пани что-нибудь об этом вообще известно?
   А я уже и сама не знала, известна ли мне правда или только ее половина. Многое знала, еще о большем только догадывалась. Вот и сейчас блеснула мысль, что Ксавусь свистнул брактеат, воспользовавшись подходящим случаем.
   Труп хозяйки его мог вообще не интересовать, мало ли он их в жизни видал. Парень стремился реабилитировать себя в глазах дядюшки, наследником которого он был наверняка. А Патрик мог ему помешать.., так.., так... А если помешал, то что дальше? Договорились разделить добычу, причем Ксавусь выговорил себе брактеат. А может, завязалась драка и Куба отбил свой брактеат?
   - Это дело представляется мне очень сложным, - не совсем уверенно ответила я. - Ведь сама немного знаю. Вот, например, не скажете ли вы: Ксавусь является наследником дяди или нет?
   Пан Липский, похоже, и сам думал об этом, поскольку ответил не задумываясь.
   - Да, завещание составлено в его пользу.
   Правда, он не является потомком по прямой линии, так что может быть и лишен наследства.
   Особенно если для этого имеются веские основания. Вот почему он изо всех сил стремится сохранить с дядей добрые отношения. И еще мне известно о том, что до аферы с брактеатом Петшак материально поддерживал племянника, а потом перестал, из-за чего пани Наталья очень расстраивается. Но пан Петшак твердо стоит на своем. И даже в дом не пускает наследника. Очень, очень переживает все это пани Наталья.
   - Пани Наталья, подумав как следует, должна наконец выбрать, из-за кого ей больше печалиться! - резко бросила я. - Вот я, например, считаю поведение пана Петшака абсолютно правильным.
   - Вы слишком многого хотите от простой, необразованной женщины, совсем потерявшей голову, - мягко упрекнул меня Тот Пан. - Пани Наталья с детства воспитывала Ксавуся, она привязана к мальчику, как к родному сыну. И ее очень волнует его судьба. И в то же время всей душой болеет за пана Петшака. Ее мечта - чтобы и волки были сыты, и овцы целы. Так пани считает, что Ксавусь отыскал брактеат? Честным путем или наоборот?
   - Скорее наоборот, но сомневаюсь, что его кто-то обвинит в этом.
   - Это как же понимать? - прозвучало недоумение в голосе пана Липского. - Не могла бы пани мне подоходчивей объяснить. Теперь и я совсем запутался.
   Поскольку точными данными я не располагала, а руководствовалась лишь собственными догадками, не сразу решилась изложить свою концепцию коллекционеру. Ладно, всего не скажу, но кое-что он должен знать. Человек честный и мне часто помогал. И я так сформулировала свои мысли:
   - По моему мнению, парень просто-напросто воспользовался случаем. В доме Фялковских произошло очень неприятное.., происшествие, и Ксавусь, по иронии судьбы оказавшись там, воспользовался подвернувшимся шансом решить свою проблему, то есть похитить столь необходимый ему брактеат. Да-да, похитил ценную монету - и привет! Пани Наталья может успокоиться, ибо все решилось по справедливости, раритет вернулся к законному владельцу, а если даже покойный пан Фялковский за него заплатил... - Тут мне вспомнилась бабуля Мадзи, как немилосердно отзывалась она о скупости своего поклонника, Хенрика Фялковского... - ..А Ксавусь эти денежки растратил, все равно их было меньше положенного, ведь не купленное же, а украденное. И трудно теперь вычислить, сколько потерял законный наследник пани Вероники...
   От всех этих рассуждений у меня голова пошла кругом, и я с трудом закончила:
   - Вы и сами знаете, что обычно все зависит от цены на аукционе. А цены очень колеблются.
   Это пан Липский и без меня хорошо знал и, кажется, остался удовлетворен ответом. А я облегченно выдохнула. Надеюсь, в данном пассаже мне удалось вскарабкаться на вершину дипломатии.
   Однако для пана Липского еще не все было ясно, и он добил меня следующим вопросом:
   - А кто там у них, собственно, наследник?
   Ну вот, пожалуйста, для него стараешься, карабкаешься бог весть куда, а ему все мало! Патрика я уж ни за какие сокровища мира не назову. И я прикинулась идиоткой: ничего не ведаю, ничего не знаю.
   Однако пан Липский не унимался:
   - Невозможно, чтобы пани не знала. Ведь мне же известно, что там, в наследственной массе, имеется болгарский блочек-105. И тут уж я более чем уверен: пани непременно в курсе событий.
   Вот уж не думала, что столь желанный блочек может причинить мне такие неприятности!
   - В некоторой степени, - запинаясь, произнесла я, - вроде бы там имеется какой-то племянник...
   - Подумать только, столько племянников вокруг. А нельзя ли с ним как-нибудь повидаться? - не унимался пан Липский.
   Я была готова к такому вопросу, поэтому не задумываясь ответила:
   - Пока нет. Но вы правы, для безопасности болгарского блочка я сделала все возможное, и в настоящее время он находится в депозите у полиции. Надеюсь, они поняли, какую огромную ценность представляет собой болгарский блок, так что будут беречь его как зеницу ока.
   А остальные сокровища пани Вероники неизвестно где. Полагаю, этот ваш Ксавусь знает больше меня, ибо в момент.., наибольшего замешательства находился на месте преступления. Возможно, он и наследника знает. Он ничего не говорил на этот счет пани Наталье? Или, возможно, пану Петшаку?
   - Ничего, ни словечка. Пани Наталья знает лишь, что парень, весь сияя от счастья, пришел с брактеатом, положил его на письменный стол дядюшки, и это все. Петшак не расспрашивал, а Ксавусь, по своему обыкновению, разливался соловьем, при этом о самом главном - молчок.
   Ну да ладно. Я подумаю над тем, что мне сообщила пани, и, возможно, мне удастся ее как-то успокоить.
   А больше мне ничего не удалось узнать.
   ***
   Ранний вечер начался с сенсации.
   Памятуя о вчерашних неприятностях с приготовлением ужина и желая во что бы то ни стало вознаградить Януша за заслуги в расследовании, я решила уж сегодня приготовить потрясающий ужин, для чего и закупила множество продуктов. И уже на первых ступенях крутой лестницы в подъезде своего дома прокляла свое непродуманное решение. Сумки с покупками сами не желали подниматься, пришлось это делать собственноручно - и начались мучения.
   Даже несмотря на то, что половину пакетов с продуктами я оставила в машине, ступеньки лестницы я преодолевала по частям, а поскольку этажей было пять, заняло это уйму времени. Когда наконец я, пыхтя и отдуваясь, остановилась у входной двери - вспомнила, что в оставленных внизу сумках были такие необходимые для приготовления ужина продукты, как хрен, сметана, тертые сухари и многое другое, без чего ни начинки для курицы, ни укропного соуса, ни белой колбасы с хреном не приготовишь.