Страница:
Не угодишь Богусе — и она не позволит Тадику поселиться в доме. О бандитах как-то все позабыли, и неудивительно. Эльжбета вдохновенно начала орудовать пылесосом, ведь починить дверь — прямое указание хозяйки, а перед этим не мешало навести порядок в каморке. А заодно и извлечь из пылесоса галстук Карпинского, о котором тот не преминул напомнить дочери. Теперь он уже не мог пожаловаться на свою память.
Перед тем как пылесосить, девушка, предусмотрительно подложив под электроприбор газетку, раскрутила его — и правильно сделала. Мешочек для мусора оказался битком набитым плотно спрессованной массой. Не рискнув вытряхивать его в доме, девушка завернула мешочек в газету и вынесла во двор к мусорному баку, где и принялась очищать. Там и застукала ее Агатка.
— Это папочкин? — поинтересовалась она, вытащив за кончик из плотной белой массы оперенный галстук.
— Папочкин, — подтвердила Эльжбета. — Только не твоего папочки, а моего. Не могла же твоя мама столько времени не пользоваться пылесосом.
— Не знаю. А, действительно, недавно пылесосила. А откуда в пылесосе оказался галстук пана Хенрика?
Эльжбета тяжело вздохнула. Грех обманывать невинное дитя. И она сказала правду:
— Перед тем как приступить к работе, папа снял галстук, повесил его на перила лестницы, ну его пылесос и втянул. Но мусор так и так пришлось бы вытряхивать, сама видишь, мешочек совсем забился.
— Вижу, — согласилась девочка. — Хотя странно это.
— Почему же странно?
— Так ведь мамуля драный мешок с перьями сунула в наволочку, из нее не могло столько высыпаться.
И снова Эльжбета подумала, что общение с Агаткой требует от нее гораздо больше хитрости и сообразительности, чем общение с ее мамашей. И не помогают никакие конфеты, сладости, мороженое, ничто не собьет с толку эту неглупую и жутко пронырливую девчонку, которой абсолютно нечем заняться во время школьных каникул. Теперь вот выкручивайся как знаешь.
— Видишь ли, — запинаясь, начала она, — видишь ли, твоя мамуля только один драный мешок сунула в наволочку, а не мешало бы и другие. Ведь бумажные мешки со временем приходят в негодность, просто истлевают, в чулане чихнуть страшно, пух поднимается тучей.
— А тут и перьев вон сколько!
— Еще бы, ведь это перья куриные! Будь они орлиными...
— А орлиные... они какие?
— Ну ты разве никогда не видела, как орел расправляет крылья?
— Где мне видеть?
— Да хотя бы в зоопарке. Ты ведь была в зоопарке?
— Была. Но орлов там не видела.
— А кого видела? — стала заговаривать девочке зубы Эльжбета.
— Обезьян. Медведей. И еще тюленей.
— Так непременно и на орла погляди. И если тебе повезет, дождешься момента, когда ему захочется распустить крылья. Тогда увидишь, что это такое!
Огромные, вот такие, а чтобы хоть одно орлиное перо поднялось в воздух, знаешь, какой ветер потребуется? Ураган!
Девочку явно заинтересовало уникальное явление.
— А долго ждать придется?
— Не знаю, говорю, как уж повезет. Вот я лично всего два раза в жизни видела, случайно оказалась у клетки. А вы часто ходите в зоопарк?
— В прошлом году были, — вздохнула Агатка. — С папой. Мама зверей не любит. А когда нас всем классом водили, так я болела, ветрянкой. И не пошла!
— В твоем возрасте... — начала было Эльжбета, да вовремя спохватилась. — Со Стасем вы бы могли и сами пойти, ему вполне дашь четырнадцать, а туда таких без родителей пускают.
— Нам мама не разрешит, — вздохнула Агата.
— Почему? А, ты сказала, она зверей не любит.
— И не любит, когда мы одни выходим в город.
Может, ты сумеешь ее переубедить?
— Попытаюсь. В крайнем случае сама вас свожу, у меня ведь тоже начались каникулы. Могу пойти только с тобой, если Стась не захочет.
— Ты что, еще как захочет! Застрянет у аквариумов и уже не будет нам мешать. В прошлом году, когда с папой пошли, так они оба там застряли, а я могла смотреть кого хотела.
— И кто тебе больше всего понравился?
— Обезьяны.
— А крокодила не видела?
— Нет. А разве там есть крокодилы?
— Конечно.
— Эх, не знала я!
Крокодил решил дело. Подозрительная начинка пылесоса вылетела у девочки из головы, — во всяком случае, такое впечатление создалось у Эльжбеты, которая твердо решила пожертвовать собой и сводить детей в зоопарк. Впрочем, не такая уж это была жертва, сама с удовольствием там побывает. В дом она вернулась с чистым пылесосом и очень грязным отцовским галстуком, Агатка же помчалась разыскивать брата, чтобы рассказать ему о предстоящем походе в зоопарк.
На готовые котлеты Кристина и Клепа прибыли почти одновременно. Кристине просто не сиделось на месте, ведь она ничего не знала о результатах их ночной вылазки, а Клепе не терпелось доложить о достигнутых успехах. Пока он таинственно молчал, но скромно-торжествующая мина и две бутылки шампанского в ведерке со льдом — представьте, почти и не растаял в машине! — говорили сами за себя.
Кристина тоже прибыла не с пустыми руками.
Входя, она подала хозяйке большую тяжелую сумку.
— Не такие уж мы бессовестные, чтобы изо дня В день объедать Богусю, вот здесь кое-что из закусок, правда, ничего особенного я не в состоянии приготовить, но уж очень старалась. Селедке, наверное, постоять надо, пусть пропитается маринадом, а соленые палочки из слоеного теста можно сразу есть.
Тесто, конечно, покупное. А еще шарлотка, подруга рецепт дала.
Но если пани не нравится, я могу все забрать обратно, понимаю, что ни в какое сравнение не идет моя стряпня... И еще мне попалась отличная вырезка, я купила, но готовить не решилась, только мясо испорчу...
Молча выслушала пани Богуслава эту сбивчивую, покорную речь, терзаемая противоречивыми чувствами. С одной стороны, гости и впрямь уже поперек горла встали. Она привыкла к одиночеству и совсем не нуждалась в их обществе, да и с готовкой работы прибавилось. С другой — сроду не доводилось выслушивать столько комплиментов, а это льстило ее самолюбию. С третьей — всякой снеди горы притаскивали, так что и не очень-то она на них тратилась, скорее наоборот, еще и экономила. А с четвертой... чего это они повадились таскаться к ней каждый день? Не иначе, хотят что-то выведать, что-то узнать о ее доме, а она терпеть этого не может. С пятой — вечно нарушают ее планы, раз и навсегда установленные ею порядки летят кувырком. Неизвестно, чего от них больше — пользы или вреда?
Ладно, надо будет потом, на досуге, все обдумать.
Пока же...
— Посмотрим, что за вырезка...
Эльжбета с большим интересом слушала этот разговор и ломала голову, кто же приготовил шарлотку. И селедку. Ясно, что не Кристина, она все время пробыла на работе, в издательстве селедку чистить не будешь.
Меж тем Кристина поспешно разворачивала мясо.
— Ничего особенного, ну да пусть остается, — снисходительно оценила покупку пани Богуслава. — Займусь как-нибудь потом, а пока полежит немного, ничего с ней не сделается в холодильнике. О, селедка и в масле, и в уксусе...
— И еще рольмопсы, — робко прибавила Кристина.
— Уж им-то непременно надо постоять. Что ж, если Крыся и впредь так будет стараться, может, когда и выйдет толк. А палочки соленые и шарлотку сразу пустим в ход. И что это Зыгмусь такой довольный? Прямо так и светится. Может, в лотерею выиграл?
Шурин и в самом деле извелся от нетерпения, не имея возможности сообщить свою новость, ибо хозяйкой всецело завладела Кристина. Шурин сначала делал ей знаки, а когда это не помогло, попытался просто оттереть ее от драгоценной Богуси, так что последняя наконец заметила необычное состояние гостя.
— Какая там лотерея! — воскликнул он, дождавшись своего часа. — У меня для Богуси найдется кое-что получше. Ведь пани с пятнадцатого идет в отпуск, если не ошибаюсь? Значит, будет возможность, а тут такое предложение, такое предложение!
Впрочем, сейчас все по порядку расскажу.
Ну вот, вроде бы такой приятный мужчина, а ничегошеньки не соображает! Зачем же об интересном предложении этой безрукой Крыське знать? Ну уж нет, такого она не допустит. И пани Богуслава приняла меры.
— Не сейчас! — решительно заявила хозяйка. — Не за столом же говорить о делах. Успеете, пан Зигмунт, потом рассказать, а пока помогите накрыть. Ладно, так и быть, поставьте бокалы, очень люблю, когда это делает мужчина. А где же остальные гости?
Тадик с Карпинским в трудовом ажиотаже успели меж тем провернуть чуть ли не всю работу в чулане с перьями. Конечно, работал Тадик, Карпинский был у него на подхвате, но теперь, когда к нему возвратилась память, помощь оказывал осмысленную. И не сразу набросился на Кристину с сенсационным сообщением, хватило ума воздержаться, хотя теперь он точно знал, что эту женщину любит уже не один год и лучше наверняка на всем свете не найдется. Правда, испугать Кристину могли бы и огненные взгляды, которые бросал на нее Хенрик, но Эльжбета успела шепнуть мачехе два слова, точнее, две фразы:
— Спокойно, не пугайся, к отцу вернулась память, заткнись, никаких эмоций! В кабинете Хлюпа его осенило, теперь все вспомнил.
— Господи помилуй! — прошептала Кристина, отказавшись от громких возгласов не только вследствие предупреждения девушки, но просто потому, что перехватило горло от волнения. Расспросить же Эльжбету не было никакой возможности, поскольку хозяйка категорически потребовала немедленно «прекратить конспирацию» и садиться за стол.
Атмосфера за столом создалась весьма специфическая. Взволнованы были все, и следует признать, у всех были для того веские основания. Счастливый и все еще не пришедший толком в себя Карпинский — к нему вернулась память. Ошеломленный Тадеуш — он был свидетелем чуда. Взволнованная, счастливая и лишенная возможности обнять отца Эльжбета. Недоинформированная и потому особенно вздрюченная Кристина. Шурин, жутко довольный собой и столь же жутко недовольный тем, что не может всенародно объявить о своих заслугах. Богуся, которую распирало любопытство и одновременно злость из-за того, что сама же наложила запрет на удовлетворение этого любопытства. Дети инстинктивно почувствовали повисшее в воздухе напряжение и боялись пикнуть, чтобы ненароком не навлечь на себя гнев матери, хотя понятия не имели, чем в данном случае этот самый гнев может быть вызван.
Довольно продолжительное молчание нарушил Клепа, прервав ненадолго процесс насыщения и с превеликим трудом заставив себя остановить беспрерывно мелькающую вилку.
— Ну, знаете, пани Богуслава! Уж на что вкусно всегда кормите, однако такого нектара... то есть я хотел сказать — амброзии, вот именно что амброзии, никак не ожидал. Божественные котлетки, восхитительные. Просто слов не найду! А это блюдо... кстати, что это такое?
Тадик с Эльжбетой, как и положено пылкой молодежи, в один голос подхватили:
— Да плевать, как оно называется! Главное — убойно! Отпад!
— Ничего вкуснее не ела! Конечно, бестактно выпытывать кулинарные секреты, но ведь сил нет!
Комплименты сдули тучу с нахмуренного чела Богуси, та распогодилась и обратилась к Кристине:
— А Крыся тоже не догадывается?
Вздрогнув, Кристина заставила себя вернуться к еде. Наверное, она единственная за столом не обратила внимания на поглощаемые вкусности, слишком взволнованная известием о выздоровлении мужа.
— Вроде бы помидоры, — неуверенно произнесла она. — И лучок. И еще что-то, не пойму, перец?
— Эстрагон! — снисходительно улыбнулась хозяйка. — Ничего особенного, но вкус придает отменный. Правильно, лучок тоже поджарить, как станет прозрачным — добавить на сковороду помидоры без кожицы, как следует посолить, зато поперчить чуть-чуть. А приправы — это уж мой секрет, правду сказала Эльжуня, у всякой хозяйки свои маленькие хитрости.
Кроме восхитительного помидорного соуса к котлетам был еще подан поджаренный кружочками картофель — и все. Конечно, не мешало бы приготовить какой-нибудь салат, но выставить обычную морковку, свеклу или зеленый горошек из банки для Богуси было ниже собственного достоинства, поэтому она и приготовила на скорую руку те самые помидоры, вызвавшие такой восторг. Просто поджарила их на сковороде с луком, добавив какие-то приправы, даже сама не помнила, какие именно, но гостям совсем не обязательно об этом знать. Ее дело. Как всегда, сработал безошибочный кулинарный инстинкт, и получилось нечто потрясающее.
Тут счел нужным сказать свое слово и молчавший дотоле Карпинский. Поскольку он прямо-таки светился каким-то внутренним светом, и жена, и дочь вздрогнули, услышав его слова:
— Я ничего не говорю, потому что занят другим... делом...
Вот сейчас беззаботно объявит во всеуслышание о том, какое испытал просветление, — и прощай надежды! Однако опасались они напрасно, Карпинский тут же пояснил:
— А именно — едой! Ничего вкуснее никогда не ел и готов питаться этим всю жизнь. И вовсе не удивляюсь, что Севек так растолстел, я бы на его месте...
Возможно, последнее замечание было лишним и могло вызвать недовольство вдовы, но тут очень кстати вмешался шурин, воскликнув:
— Вот я и предлагаю тост! После этих котлеток уже не может быть никаких сомнений! Пани Богуслава справится с любым, самым трудным заданием. И я готов встать на колени, не поднимусь до тех пор, пока наша очаровательная хозяйка не согласится взять на себя организацию экспериментального банкета...
Даже Стась с Агаткой перестали жевать и выжидающе насторожились, а Клепа вдохновенно продолжал:
— Да что я! Вся фирма встанет на колени! Пьем за успех! За успех самой очаровательной женщины в мире! Виват!
От шампанского и комплиментов у очаровательной женщины голова пошла кругом. Причем до такой степени, что, отправляясь на работу, — а пришлось все-таки отправиться, ничего не поделаешь, — она начисто позабыла о Кристине. Вставая из-за стола, намекнула Карпинскому и Тадеушу о необходимости продолжить или (желательно) закончить работу, подмигнула детям, чтобы были начеку, поручила Эльжбете вымыть посуду, а вот о Кристине совершенно забыла. Вышла вместе с шурином, который галантно предложил отвезти ее на работу на своей машине. Вроде бы следом за ними вышла и Кристина, но головой она не поручится. И наверняка всю дорогу ломала бы эту самую голову, да шурин воспользовался случаем и завел речь о том экспериментальном приеме. И в самом деле, пусть это будет для очаровательной Богуси пробным шаром, небольшой банкетик на двадцать пять персон, гонорар мизерный, всего двести злотых, но не в этом суть.
Видите ли, он, Зигмунт, взял на себя смелость побиться об заклад, что при своих талантах прелестная Богуся сумеет уложиться в тридцать злотых с носа, учитывая, что спиртное приглашенные принесут с собой.
— Сколько с носа? — не поверила своим ушам Богуся.
— Тридцать, — дрожащим голосом повторил шурин. — Что-то не так? Я зарвался?
— А десять не хотите?! — торжествующе поинтересовалась Богуся.
От неожиданности жулик чуть не врезался в фонарный столб.
— Как?! Повторите. Я не ослышался?
— Не ослышались. И я уж знаю, что говорю.
Они что же, пожелали устрицы или русскую икру?
— Да ничего они не пожелали. То есть, может, они чего и желают, да кто же им даст? Все в вашей воле, все зависит от вас, только от вас, прелестная Богуся, и условия нашего спора таковы, что все останутся довольны, а если хотя бы одна персона будет недовольна...
— Значит, эта персона на редкость глупа и нечего на нее обращать внимание! — отрезала пани Богуслава. — А что предполагается, обед или ужин?
— Ни то ни другое, вернее, обыкновенный прием, дружеская встреча за столом. Две фирмы пообщаются, поговорят за бокалом вина и вкусной едой о делах, а главное, помирятся, потому как они разруганные и теперь обе стороны желают пойти на мировую. И достойно отметить это событие. А то, что помирятся, — это я точно знаю. Уже имеется договоренность. Там будут два иностранца...
— Какие именно? Это очень важно знать. Одно дело — русские, совсем другое — немцы или евреи, а вот если арабы или японцы... Или, того хуже, французы.
— Американцы.
— Ну, тогда никаких проблем! — презрительно уронила Богуся. — Эти все сожрут, можно спокойно взять корыто в хлеве и им подсунуть. Для американцев и стараться обидно, уж такую дрянь лопают — не поверите. Вот разве что эти американцы по происхождению поляки...
— Как вы угадали, точно, поляки! — подхватил слегка напуганный шурин.
— А, ну тогда и в самом деле придется немного попыхтеть.
— Вот именно! — обрадовался жулик и продолжал:
— Так я еще не все сказал. Во-первых, сколько пани сэкономит — если с персоны будет меньше тридцати злотых, — половину пани получит сверх гонорара. А во-вторых, пари я заключил на пять тысяч! И если выиграю — делим выигрыш по-честному.
Пани Богу слава пожелала уточнить:
— А о чем, если конкретно, вы договорились?
— Ну, что будет меньше тридцати злотых с носа.
Пусть всего на один злотый меньше, все равно мы выиграли. И что всем без исключения понравится.
— А когда же это торжество предполагается?
— Довольно скоро, девятнадцатого июля.
— И где его устраивают?
— Глава фирмы выстроил себе новый дом с большим участком, на Блющанской улице, недалеко от вас.
— А в доме жена и дети?
— Детей он на каникулы отправил к морю...
— Интересно, к какому? В Польше ведь нет приличного моря.
— Не знаю, скорее всего, за границу. Жена имеется, не стану отрицать, но она у него художница, в основном пребывает у себя в мастерской, он ей оборудовал роскошную мастерскую. И я очень сомневаюсь, знает ли она, где в ее доме кухня.
— Так кто же у них хозяйство ведет?
— Экономка. Но она занимается лишь детьми.
Глава семейства никогда дома не обедает, питается в ресторанах, одновременно обделывая свои дела. А жена, похоже, и вовсе не питается. А еще у них есть приходящая домработница, если надо, она пани поможет. Закупить продукты, привезти...
— Закупить продукты — это мое дело, — отрезала пани Богуслава. — От того, какие продукты куплены, почитай, половина успеха зависит. А вот привезти придется, не стану сама таскать. И без того следует начать заранее, как минимум накануне...
В общем, согласие пани Хлюповой на подготовку ответственного приема было получено еще до того, как они подъехали к ее поликлинике.
* * *
* * *
Перед тем как пылесосить, девушка, предусмотрительно подложив под электроприбор газетку, раскрутила его — и правильно сделала. Мешочек для мусора оказался битком набитым плотно спрессованной массой. Не рискнув вытряхивать его в доме, девушка завернула мешочек в газету и вынесла во двор к мусорному баку, где и принялась очищать. Там и застукала ее Агатка.
— Это папочкин? — поинтересовалась она, вытащив за кончик из плотной белой массы оперенный галстук.
— Папочкин, — подтвердила Эльжбета. — Только не твоего папочки, а моего. Не могла же твоя мама столько времени не пользоваться пылесосом.
— Не знаю. А, действительно, недавно пылесосила. А откуда в пылесосе оказался галстук пана Хенрика?
Эльжбета тяжело вздохнула. Грех обманывать невинное дитя. И она сказала правду:
— Перед тем как приступить к работе, папа снял галстук, повесил его на перила лестницы, ну его пылесос и втянул. Но мусор так и так пришлось бы вытряхивать, сама видишь, мешочек совсем забился.
— Вижу, — согласилась девочка. — Хотя странно это.
— Почему же странно?
— Так ведь мамуля драный мешок с перьями сунула в наволочку, из нее не могло столько высыпаться.
И снова Эльжбета подумала, что общение с Агаткой требует от нее гораздо больше хитрости и сообразительности, чем общение с ее мамашей. И не помогают никакие конфеты, сладости, мороженое, ничто не собьет с толку эту неглупую и жутко пронырливую девчонку, которой абсолютно нечем заняться во время школьных каникул. Теперь вот выкручивайся как знаешь.
— Видишь ли, — запинаясь, начала она, — видишь ли, твоя мамуля только один драный мешок сунула в наволочку, а не мешало бы и другие. Ведь бумажные мешки со временем приходят в негодность, просто истлевают, в чулане чихнуть страшно, пух поднимается тучей.
— А тут и перьев вон сколько!
— Еще бы, ведь это перья куриные! Будь они орлиными...
— А орлиные... они какие?
— Ну ты разве никогда не видела, как орел расправляет крылья?
— Где мне видеть?
— Да хотя бы в зоопарке. Ты ведь была в зоопарке?
— Была. Но орлов там не видела.
— А кого видела? — стала заговаривать девочке зубы Эльжбета.
— Обезьян. Медведей. И еще тюленей.
— Так непременно и на орла погляди. И если тебе повезет, дождешься момента, когда ему захочется распустить крылья. Тогда увидишь, что это такое!
Огромные, вот такие, а чтобы хоть одно орлиное перо поднялось в воздух, знаешь, какой ветер потребуется? Ураган!
Девочку явно заинтересовало уникальное явление.
— А долго ждать придется?
— Не знаю, говорю, как уж повезет. Вот я лично всего два раза в жизни видела, случайно оказалась у клетки. А вы часто ходите в зоопарк?
— В прошлом году были, — вздохнула Агатка. — С папой. Мама зверей не любит. А когда нас всем классом водили, так я болела, ветрянкой. И не пошла!
— В твоем возрасте... — начала было Эльжбета, да вовремя спохватилась. — Со Стасем вы бы могли и сами пойти, ему вполне дашь четырнадцать, а туда таких без родителей пускают.
— Нам мама не разрешит, — вздохнула Агата.
— Почему? А, ты сказала, она зверей не любит.
— И не любит, когда мы одни выходим в город.
Может, ты сумеешь ее переубедить?
— Попытаюсь. В крайнем случае сама вас свожу, у меня ведь тоже начались каникулы. Могу пойти только с тобой, если Стась не захочет.
— Ты что, еще как захочет! Застрянет у аквариумов и уже не будет нам мешать. В прошлом году, когда с папой пошли, так они оба там застряли, а я могла смотреть кого хотела.
— И кто тебе больше всего понравился?
— Обезьяны.
— А крокодила не видела?
— Нет. А разве там есть крокодилы?
— Конечно.
— Эх, не знала я!
Крокодил решил дело. Подозрительная начинка пылесоса вылетела у девочки из головы, — во всяком случае, такое впечатление создалось у Эльжбеты, которая твердо решила пожертвовать собой и сводить детей в зоопарк. Впрочем, не такая уж это была жертва, сама с удовольствием там побывает. В дом она вернулась с чистым пылесосом и очень грязным отцовским галстуком, Агатка же помчалась разыскивать брата, чтобы рассказать ему о предстоящем походе в зоопарк.
На готовые котлеты Кристина и Клепа прибыли почти одновременно. Кристине просто не сиделось на месте, ведь она ничего не знала о результатах их ночной вылазки, а Клепе не терпелось доложить о достигнутых успехах. Пока он таинственно молчал, но скромно-торжествующая мина и две бутылки шампанского в ведерке со льдом — представьте, почти и не растаял в машине! — говорили сами за себя.
Кристина тоже прибыла не с пустыми руками.
Входя, она подала хозяйке большую тяжелую сумку.
— Не такие уж мы бессовестные, чтобы изо дня В день объедать Богусю, вот здесь кое-что из закусок, правда, ничего особенного я не в состоянии приготовить, но уж очень старалась. Селедке, наверное, постоять надо, пусть пропитается маринадом, а соленые палочки из слоеного теста можно сразу есть.
Тесто, конечно, покупное. А еще шарлотка, подруга рецепт дала.
Но если пани не нравится, я могу все забрать обратно, понимаю, что ни в какое сравнение не идет моя стряпня... И еще мне попалась отличная вырезка, я купила, но готовить не решилась, только мясо испорчу...
Молча выслушала пани Богуслава эту сбивчивую, покорную речь, терзаемая противоречивыми чувствами. С одной стороны, гости и впрямь уже поперек горла встали. Она привыкла к одиночеству и совсем не нуждалась в их обществе, да и с готовкой работы прибавилось. С другой — сроду не доводилось выслушивать столько комплиментов, а это льстило ее самолюбию. С третьей — всякой снеди горы притаскивали, так что и не очень-то она на них тратилась, скорее наоборот, еще и экономила. А с четвертой... чего это они повадились таскаться к ней каждый день? Не иначе, хотят что-то выведать, что-то узнать о ее доме, а она терпеть этого не может. С пятой — вечно нарушают ее планы, раз и навсегда установленные ею порядки летят кувырком. Неизвестно, чего от них больше — пользы или вреда?
Ладно, надо будет потом, на досуге, все обдумать.
Пока же...
— Посмотрим, что за вырезка...
Эльжбета с большим интересом слушала этот разговор и ломала голову, кто же приготовил шарлотку. И селедку. Ясно, что не Кристина, она все время пробыла на работе, в издательстве селедку чистить не будешь.
Меж тем Кристина поспешно разворачивала мясо.
— Ничего особенного, ну да пусть остается, — снисходительно оценила покупку пани Богуслава. — Займусь как-нибудь потом, а пока полежит немного, ничего с ней не сделается в холодильнике. О, селедка и в масле, и в уксусе...
— И еще рольмопсы, — робко прибавила Кристина.
— Уж им-то непременно надо постоять. Что ж, если Крыся и впредь так будет стараться, может, когда и выйдет толк. А палочки соленые и шарлотку сразу пустим в ход. И что это Зыгмусь такой довольный? Прямо так и светится. Может, в лотерею выиграл?
Шурин и в самом деле извелся от нетерпения, не имея возможности сообщить свою новость, ибо хозяйкой всецело завладела Кристина. Шурин сначала делал ей знаки, а когда это не помогло, попытался просто оттереть ее от драгоценной Богуси, так что последняя наконец заметила необычное состояние гостя.
— Какая там лотерея! — воскликнул он, дождавшись своего часа. — У меня для Богуси найдется кое-что получше. Ведь пани с пятнадцатого идет в отпуск, если не ошибаюсь? Значит, будет возможность, а тут такое предложение, такое предложение!
Впрочем, сейчас все по порядку расскажу.
Ну вот, вроде бы такой приятный мужчина, а ничегошеньки не соображает! Зачем же об интересном предложении этой безрукой Крыське знать? Ну уж нет, такого она не допустит. И пани Богуслава приняла меры.
— Не сейчас! — решительно заявила хозяйка. — Не за столом же говорить о делах. Успеете, пан Зигмунт, потом рассказать, а пока помогите накрыть. Ладно, так и быть, поставьте бокалы, очень люблю, когда это делает мужчина. А где же остальные гости?
Тадик с Карпинским в трудовом ажиотаже успели меж тем провернуть чуть ли не всю работу в чулане с перьями. Конечно, работал Тадик, Карпинский был у него на подхвате, но теперь, когда к нему возвратилась память, помощь оказывал осмысленную. И не сразу набросился на Кристину с сенсационным сообщением, хватило ума воздержаться, хотя теперь он точно знал, что эту женщину любит уже не один год и лучше наверняка на всем свете не найдется. Правда, испугать Кристину могли бы и огненные взгляды, которые бросал на нее Хенрик, но Эльжбета успела шепнуть мачехе два слова, точнее, две фразы:
— Спокойно, не пугайся, к отцу вернулась память, заткнись, никаких эмоций! В кабинете Хлюпа его осенило, теперь все вспомнил.
— Господи помилуй! — прошептала Кристина, отказавшись от громких возгласов не только вследствие предупреждения девушки, но просто потому, что перехватило горло от волнения. Расспросить же Эльжбету не было никакой возможности, поскольку хозяйка категорически потребовала немедленно «прекратить конспирацию» и садиться за стол.
Атмосфера за столом создалась весьма специфическая. Взволнованы были все, и следует признать, у всех были для того веские основания. Счастливый и все еще не пришедший толком в себя Карпинский — к нему вернулась память. Ошеломленный Тадеуш — он был свидетелем чуда. Взволнованная, счастливая и лишенная возможности обнять отца Эльжбета. Недоинформированная и потому особенно вздрюченная Кристина. Шурин, жутко довольный собой и столь же жутко недовольный тем, что не может всенародно объявить о своих заслугах. Богуся, которую распирало любопытство и одновременно злость из-за того, что сама же наложила запрет на удовлетворение этого любопытства. Дети инстинктивно почувствовали повисшее в воздухе напряжение и боялись пикнуть, чтобы ненароком не навлечь на себя гнев матери, хотя понятия не имели, чем в данном случае этот самый гнев может быть вызван.
Довольно продолжительное молчание нарушил Клепа, прервав ненадолго процесс насыщения и с превеликим трудом заставив себя остановить беспрерывно мелькающую вилку.
— Ну, знаете, пани Богуслава! Уж на что вкусно всегда кормите, однако такого нектара... то есть я хотел сказать — амброзии, вот именно что амброзии, никак не ожидал. Божественные котлетки, восхитительные. Просто слов не найду! А это блюдо... кстати, что это такое?
Тадик с Эльжбетой, как и положено пылкой молодежи, в один голос подхватили:
— Да плевать, как оно называется! Главное — убойно! Отпад!
— Ничего вкуснее не ела! Конечно, бестактно выпытывать кулинарные секреты, но ведь сил нет!
Комплименты сдули тучу с нахмуренного чела Богуси, та распогодилась и обратилась к Кристине:
— А Крыся тоже не догадывается?
Вздрогнув, Кристина заставила себя вернуться к еде. Наверное, она единственная за столом не обратила внимания на поглощаемые вкусности, слишком взволнованная известием о выздоровлении мужа.
— Вроде бы помидоры, — неуверенно произнесла она. — И лучок. И еще что-то, не пойму, перец?
— Эстрагон! — снисходительно улыбнулась хозяйка. — Ничего особенного, но вкус придает отменный. Правильно, лучок тоже поджарить, как станет прозрачным — добавить на сковороду помидоры без кожицы, как следует посолить, зато поперчить чуть-чуть. А приправы — это уж мой секрет, правду сказала Эльжуня, у всякой хозяйки свои маленькие хитрости.
Кроме восхитительного помидорного соуса к котлетам был еще подан поджаренный кружочками картофель — и все. Конечно, не мешало бы приготовить какой-нибудь салат, но выставить обычную морковку, свеклу или зеленый горошек из банки для Богуси было ниже собственного достоинства, поэтому она и приготовила на скорую руку те самые помидоры, вызвавшие такой восторг. Просто поджарила их на сковороде с луком, добавив какие-то приправы, даже сама не помнила, какие именно, но гостям совсем не обязательно об этом знать. Ее дело. Как всегда, сработал безошибочный кулинарный инстинкт, и получилось нечто потрясающее.
Тут счел нужным сказать свое слово и молчавший дотоле Карпинский. Поскольку он прямо-таки светился каким-то внутренним светом, и жена, и дочь вздрогнули, услышав его слова:
— Я ничего не говорю, потому что занят другим... делом...
Вот сейчас беззаботно объявит во всеуслышание о том, какое испытал просветление, — и прощай надежды! Однако опасались они напрасно, Карпинский тут же пояснил:
— А именно — едой! Ничего вкуснее никогда не ел и готов питаться этим всю жизнь. И вовсе не удивляюсь, что Севек так растолстел, я бы на его месте...
Возможно, последнее замечание было лишним и могло вызвать недовольство вдовы, но тут очень кстати вмешался шурин, воскликнув:
— Вот я и предлагаю тост! После этих котлеток уже не может быть никаких сомнений! Пани Богуслава справится с любым, самым трудным заданием. И я готов встать на колени, не поднимусь до тех пор, пока наша очаровательная хозяйка не согласится взять на себя организацию экспериментального банкета...
Даже Стась с Агаткой перестали жевать и выжидающе насторожились, а Клепа вдохновенно продолжал:
— Да что я! Вся фирма встанет на колени! Пьем за успех! За успех самой очаровательной женщины в мире! Виват!
От шампанского и комплиментов у очаровательной женщины голова пошла кругом. Причем до такой степени, что, отправляясь на работу, — а пришлось все-таки отправиться, ничего не поделаешь, — она начисто позабыла о Кристине. Вставая из-за стола, намекнула Карпинскому и Тадеушу о необходимости продолжить или (желательно) закончить работу, подмигнула детям, чтобы были начеку, поручила Эльжбете вымыть посуду, а вот о Кристине совершенно забыла. Вышла вместе с шурином, который галантно предложил отвезти ее на работу на своей машине. Вроде бы следом за ними вышла и Кристина, но головой она не поручится. И наверняка всю дорогу ломала бы эту самую голову, да шурин воспользовался случаем и завел речь о том экспериментальном приеме. И в самом деле, пусть это будет для очаровательной Богуси пробным шаром, небольшой банкетик на двадцать пять персон, гонорар мизерный, всего двести злотых, но не в этом суть.
Видите ли, он, Зигмунт, взял на себя смелость побиться об заклад, что при своих талантах прелестная Богуся сумеет уложиться в тридцать злотых с носа, учитывая, что спиртное приглашенные принесут с собой.
— Сколько с носа? — не поверила своим ушам Богуся.
— Тридцать, — дрожащим голосом повторил шурин. — Что-то не так? Я зарвался?
— А десять не хотите?! — торжествующе поинтересовалась Богуся.
От неожиданности жулик чуть не врезался в фонарный столб.
— Как?! Повторите. Я не ослышался?
— Не ослышались. И я уж знаю, что говорю.
Они что же, пожелали устрицы или русскую икру?
— Да ничего они не пожелали. То есть, может, они чего и желают, да кто же им даст? Все в вашей воле, все зависит от вас, только от вас, прелестная Богуся, и условия нашего спора таковы, что все останутся довольны, а если хотя бы одна персона будет недовольна...
— Значит, эта персона на редкость глупа и нечего на нее обращать внимание! — отрезала пани Богуслава. — А что предполагается, обед или ужин?
— Ни то ни другое, вернее, обыкновенный прием, дружеская встреча за столом. Две фирмы пообщаются, поговорят за бокалом вина и вкусной едой о делах, а главное, помирятся, потому как они разруганные и теперь обе стороны желают пойти на мировую. И достойно отметить это событие. А то, что помирятся, — это я точно знаю. Уже имеется договоренность. Там будут два иностранца...
— Какие именно? Это очень важно знать. Одно дело — русские, совсем другое — немцы или евреи, а вот если арабы или японцы... Или, того хуже, французы.
— Американцы.
— Ну, тогда никаких проблем! — презрительно уронила Богуся. — Эти все сожрут, можно спокойно взять корыто в хлеве и им подсунуть. Для американцев и стараться обидно, уж такую дрянь лопают — не поверите. Вот разве что эти американцы по происхождению поляки...
— Как вы угадали, точно, поляки! — подхватил слегка напуганный шурин.
— А, ну тогда и в самом деле придется немного попыхтеть.
— Вот именно! — обрадовался жулик и продолжал:
— Так я еще не все сказал. Во-первых, сколько пани сэкономит — если с персоны будет меньше тридцати злотых, — половину пани получит сверх гонорара. А во-вторых, пари я заключил на пять тысяч! И если выиграю — делим выигрыш по-честному.
Пани Богу слава пожелала уточнить:
— А о чем, если конкретно, вы договорились?
— Ну, что будет меньше тридцати злотых с носа.
Пусть всего на один злотый меньше, все равно мы выиграли. И что всем без исключения понравится.
— А когда же это торжество предполагается?
— Довольно скоро, девятнадцатого июля.
— И где его устраивают?
— Глава фирмы выстроил себе новый дом с большим участком, на Блющанской улице, недалеко от вас.
— А в доме жена и дети?
— Детей он на каникулы отправил к морю...
— Интересно, к какому? В Польше ведь нет приличного моря.
— Не знаю, скорее всего, за границу. Жена имеется, не стану отрицать, но она у него художница, в основном пребывает у себя в мастерской, он ей оборудовал роскошную мастерскую. И я очень сомневаюсь, знает ли она, где в ее доме кухня.
— Так кто же у них хозяйство ведет?
— Экономка. Но она занимается лишь детьми.
Глава семейства никогда дома не обедает, питается в ресторанах, одновременно обделывая свои дела. А жена, похоже, и вовсе не питается. А еще у них есть приходящая домработница, если надо, она пани поможет. Закупить продукты, привезти...
— Закупить продукты — это мое дело, — отрезала пани Богуслава. — От того, какие продукты куплены, почитай, половина успеха зависит. А вот привезти придется, не стану сама таскать. И без того следует начать заранее, как минимум накануне...
В общем, согласие пани Хлюповой на подготовку ответственного приема было получено еще до того, как они подъехали к ее поликлинике.
* * *
К восьми вечера дом Хлюпа опустел. Тадеуш отправился за вещами, Карпинские уехали еще раньше, и дети поужинали самостоятельно, к этому они уже привыкли. В дни своих дежурств мать оставляла им заранее приготовленный ужин.
— Ну слава богу, наконец-то дома, — буркнула Эльжбета, припарковывая машину и стараясь тактично не глядеть в зеркальце на обнимающуюся на заднем сиденье парочку.
А Карпинского прямо-таки распирало от избытка чувств, Кристина даже подумала — не слишком ли, правда, он и до катастрофы ее любил, но тут страсть просто бьет ключом. Не так уж это плохо, но вряд ли надолго, наверняка эйфория вскоре спадет.
А Хенрик Карпинский строил самые грандиозные планы.
— Нет, вы только представьте, — без умолку болтал он. — Через пять дней я выхожу на работу!
И все помню, все знаю, я там так развернусь — увидите! Тем более что в августе намечалось подписание очень выгодного контракта, я сам его подготавливал, вел переговоры, теперь отчетливо вижу, в чем промахнулся, но есть время исправить, а главное, не идти на уступки. Слишком я был мягкотелым, теперь все сделаю наилучшим образом, увидите!
Если бы не настоятельная необходимость обсудить планы на завтра, наверняка вся ночь прошла бы в воспоминаниях о прошлом, уж очень приятно было Карпинскому почувствовать себя самим собой. С трудом удалось дамам усмирить Хенрика и заставить обратиться к насущным проблемам. Тем более что никто не мешал, не подслушивал.
— Я так понимаю — первым делом надо проверить шкаф в кабинете пана Северина, — нервно говорила Кристина, — какой смысл опять искать в других местах?
— Яснее ясного, — отвечала Эльжбета, вскрывая жестянку с едой для кота. — Раз отец утверждает...
— В том-то и дело, — смущенно произнес отец, не давая дочери договорить. — Теперь, когда я все хорошо вспомнил, у меня и закрались сомнения. Да, я отчетливо помню, что мне сказал Севек в тот вечер. Несколько мест перечислил, причем шкаф не был первым. Он сказал — «под кроватью», потом «в комнате для гостей»...
— В какой именно? У них не одна комната для гостей! — застонала Эльжбета.
— Успокойся, — попросила девушку Кристина. — А ты, Хенек, не пугай нас, если что неприятное вспомнишь — не торопись сразу выкладывать.
Кстати, насколько мне известно, в комнатах для гостей вы под кровати не заглядывали, — или я ошибаюсь?
— Ну как я мог заглядывать, если даже не помнил, есть ли в их доме вообще такие комнаты? — обиделся Карпинский. — Вот теперь вспомнил. И скажу вам, — он опять расцвел, — дом Северина знаю не хуже Богуси, мы с Севеком еще детьми там играли. Когда в машине сидели и он перечислял, где может спрятать мой портфель, я все эти места очень наглядно себе представлял. Да, кстати, а в комнатах для гостей Богуслава уже наводила порядок?!
— Без паники, — одернула его Кристина, — наводила или нет, а портфеля она не нашла, это главное. Пока не нашла. Уж в противном случае такого не смогла бы скрыть. Согласны?
В этом никто не сомневался.
Карпинский вздохнул.
— Как бы то ни было, сейчас мы не помчимся туда шарить под кроватями. Придется подождать.
— Подождать до тех пор, пока Тадик не проверит в шкафу, — веско заметила Кристина. — Думаю, он сумеет сделать это уже сегодня. Как только поселится. Хотя нет, холера! Ведь шкаф заперт.
— И не только шкаф, — мрачно добавил Карпинский, позабыв о просьбе жены не огорошивать их плохими известиями. — Хлюпова отобрала у Тадика и ключ от кабинета. При мне. Я хоть и не в себе был, но помню. И с этим ключом наверняка отправилась на работу.
— Ну слава богу, наконец-то дома, — буркнула Эльжбета, припарковывая машину и стараясь тактично не глядеть в зеркальце на обнимающуюся на заднем сиденье парочку.
А Карпинского прямо-таки распирало от избытка чувств, Кристина даже подумала — не слишком ли, правда, он и до катастрофы ее любил, но тут страсть просто бьет ключом. Не так уж это плохо, но вряд ли надолго, наверняка эйфория вскоре спадет.
А Хенрик Карпинский строил самые грандиозные планы.
— Нет, вы только представьте, — без умолку болтал он. — Через пять дней я выхожу на работу!
И все помню, все знаю, я там так развернусь — увидите! Тем более что в августе намечалось подписание очень выгодного контракта, я сам его подготавливал, вел переговоры, теперь отчетливо вижу, в чем промахнулся, но есть время исправить, а главное, не идти на уступки. Слишком я был мягкотелым, теперь все сделаю наилучшим образом, увидите!
Если бы не настоятельная необходимость обсудить планы на завтра, наверняка вся ночь прошла бы в воспоминаниях о прошлом, уж очень приятно было Карпинскому почувствовать себя самим собой. С трудом удалось дамам усмирить Хенрика и заставить обратиться к насущным проблемам. Тем более что никто не мешал, не подслушивал.
— Я так понимаю — первым делом надо проверить шкаф в кабинете пана Северина, — нервно говорила Кристина, — какой смысл опять искать в других местах?
— Яснее ясного, — отвечала Эльжбета, вскрывая жестянку с едой для кота. — Раз отец утверждает...
— В том-то и дело, — смущенно произнес отец, не давая дочери договорить. — Теперь, когда я все хорошо вспомнил, у меня и закрались сомнения. Да, я отчетливо помню, что мне сказал Севек в тот вечер. Несколько мест перечислил, причем шкаф не был первым. Он сказал — «под кроватью», потом «в комнате для гостей»...
— В какой именно? У них не одна комната для гостей! — застонала Эльжбета.
— Успокойся, — попросила девушку Кристина. — А ты, Хенек, не пугай нас, если что неприятное вспомнишь — не торопись сразу выкладывать.
Кстати, насколько мне известно, в комнатах для гостей вы под кровати не заглядывали, — или я ошибаюсь?
— Ну как я мог заглядывать, если даже не помнил, есть ли в их доме вообще такие комнаты? — обиделся Карпинский. — Вот теперь вспомнил. И скажу вам, — он опять расцвел, — дом Северина знаю не хуже Богуси, мы с Севеком еще детьми там играли. Когда в машине сидели и он перечислял, где может спрятать мой портфель, я все эти места очень наглядно себе представлял. Да, кстати, а в комнатах для гостей Богуслава уже наводила порядок?!
— Без паники, — одернула его Кристина, — наводила или нет, а портфеля она не нашла, это главное. Пока не нашла. Уж в противном случае такого не смогла бы скрыть. Согласны?
В этом никто не сомневался.
Карпинский вздохнул.
— Как бы то ни было, сейчас мы не помчимся туда шарить под кроватями. Придется подождать.
— Подождать до тех пор, пока Тадик не проверит в шкафу, — веско заметила Кристина. — Думаю, он сумеет сделать это уже сегодня. Как только поселится. Хотя нет, холера! Ведь шкаф заперт.
— И не только шкаф, — мрачно добавил Карпинский, позабыв о просьбе жены не огорошивать их плохими известиями. — Хлюпова отобрала у Тадика и ключ от кабинета. При мне. Я хоть и не в себе был, но помню. И с этим ключом наверняка отправилась на работу.
* * *
Подъезжая к родному дому, Тадик думал только о Боженке, о неприятностях, ожидающих его при встрече с ней. Все остальное пока было неважно, все заслоняла Вожена. Вот если бы удалось как-нибудь потихоньку проникнуть в дом, через веранду например, быстренько уложить в сумку кое-что из одежды, несколько книг, мелочи разные и так же незаметно выскользнуть... А матери потом по телефону сообщит свой новый адрес.
Припарковав машину на всякий случай подальше, в узком проулке между участками соседей, парень направился к дому. По дороге уговаривал себя — нечего так дрейфить, Боженки вообще может не оказаться дома, мало ли куда ей захотелось пойти?
К сожалению, Божена никуда не ушла, однако обстоятельства благоприятствовали Тадеушу, ибо в данный момент вся семья собралась за столом в большой комнате. Когда собирались все, приходилось обедать или ужинать там, в кухне шестерым не поместиться, а если еще и Тадеуш подтягивался, получалось семь человек.
Заглянув в открытое окно столовой и обнаружив все семейство в полном сборе, Тадик тихонько пробрался к задней террасе, приставил к раскрытому окну на втором этаже легкую садовую лестницу и через минуту спрыгнул в спальню матери и ее мужа.
Выглянув на лестницу и удостоверившись, что, судя по голосам, все по-прежнему сидят за столом, Тадеуш на цыпочках поднялся в свою каморку на чердаке, стараясь не наступить на скрипучие ступеньки, которые он знал наизусть.
И когда спускался с двумя большими сумками, наткнулся на выходящую из спальни мать.
— Тадик, ты? — удивилась пани Халина.
Уронив сумки, сын приложил палец к губам и, развернув родительницу к спальне, опять втолкнул ее туда, закрыв за собой дверь.
— Тихо! Сейчас тебе все объясню, раньше не мог.
Только, ради бога, тихо!
Пани Халина еще больше удивилась:
— Почему тихо? И что ты делаешь?
— Ничего особенного, просто съезжаю ненадолго.
Мать так и шлепнулась на тахту.
— Сынок, да что случилось? Я тебя обидела чем?
Объясни же толком!
— Мама, не волнуйся, я же сказал — все объясню. Только другим не надо об этом знать. Я переезжаю в дом отца.
— О, что-то унаследуешь после его смерти? — обрадовалась пани Халина.
— Ну что вы все только и знаете твердить — наследство, наследство, словно я какая-то гиена кладбищенская! Ничего я не наследую, просто мне надо отсюда смыться!
Последние слова Тадеуша поразили его мать в самое сердце.
— Почему, сынок? Тебе так плохо со мной?
— Спятить можно! Да не перебивай, дай сказать!
Не с тобой мне плохо, а с этой... Не хотел говорить, да придется, хорошо, что дядя Бронек не слышит, не хотелось бы его обижать. Видишь ли, мама, эта Боженка вцепилась в меня хуже пиявки, сил нет! И кому только втемяшилось в голову, что я должен на ней жениться? Какой идиот...
— А ты сам об этом не думал? — удивилась мать.
— Да я скорее удавлюсь! — заорал Тадик, позабыв о необходимости соблюдать тишину. — Ни за что на свете! Ни за какие сокровища! Повешусь, пулю себе в лоб пущу! Не знаю, что сделаю!
Пани Халина явно расстроилась.
— Кто бы мог подумать... Гляди-ка... А мы надеялись... Боженка нам все уши прожужжала, какая между вами любовь. Бронечек так радуется, уже приданое для нее заготовил, покойная мать что-то там ей оставила и не велела трогать, пока дочь не пойдет под венец. Мы и не трогали. Знаешь, приданое немалое...
— Да плевал я на ее приданое! — вышел из себя Тадеуш. — Я-то думал, это она сдуру сболтнула, теперь вижу — тут целый заговор! А мне даже говорить об этом противно, вот я и хотел потихоньку смыться, чтобы избежать скандала. И не вернусь до тех пор, пока эта... эта... не подцепит на крючок какого-нибудь другого дурака, чтоб уж никаких сомнений.
Припарковав машину на всякий случай подальше, в узком проулке между участками соседей, парень направился к дому. По дороге уговаривал себя — нечего так дрейфить, Боженки вообще может не оказаться дома, мало ли куда ей захотелось пойти?
К сожалению, Божена никуда не ушла, однако обстоятельства благоприятствовали Тадеушу, ибо в данный момент вся семья собралась за столом в большой комнате. Когда собирались все, приходилось обедать или ужинать там, в кухне шестерым не поместиться, а если еще и Тадеуш подтягивался, получалось семь человек.
Заглянув в открытое окно столовой и обнаружив все семейство в полном сборе, Тадик тихонько пробрался к задней террасе, приставил к раскрытому окну на втором этаже легкую садовую лестницу и через минуту спрыгнул в спальню матери и ее мужа.
Выглянув на лестницу и удостоверившись, что, судя по голосам, все по-прежнему сидят за столом, Тадеуш на цыпочках поднялся в свою каморку на чердаке, стараясь не наступить на скрипучие ступеньки, которые он знал наизусть.
И когда спускался с двумя большими сумками, наткнулся на выходящую из спальни мать.
— Тадик, ты? — удивилась пани Халина.
Уронив сумки, сын приложил палец к губам и, развернув родительницу к спальне, опять втолкнул ее туда, закрыв за собой дверь.
— Тихо! Сейчас тебе все объясню, раньше не мог.
Только, ради бога, тихо!
Пани Халина еще больше удивилась:
— Почему тихо? И что ты делаешь?
— Ничего особенного, просто съезжаю ненадолго.
Мать так и шлепнулась на тахту.
— Сынок, да что случилось? Я тебя обидела чем?
Объясни же толком!
— Мама, не волнуйся, я же сказал — все объясню. Только другим не надо об этом знать. Я переезжаю в дом отца.
— О, что-то унаследуешь после его смерти? — обрадовалась пани Халина.
— Ну что вы все только и знаете твердить — наследство, наследство, словно я какая-то гиена кладбищенская! Ничего я не наследую, просто мне надо отсюда смыться!
Последние слова Тадеуша поразили его мать в самое сердце.
— Почему, сынок? Тебе так плохо со мной?
— Спятить можно! Да не перебивай, дай сказать!
Не с тобой мне плохо, а с этой... Не хотел говорить, да придется, хорошо, что дядя Бронек не слышит, не хотелось бы его обижать. Видишь ли, мама, эта Боженка вцепилась в меня хуже пиявки, сил нет! И кому только втемяшилось в голову, что я должен на ней жениться? Какой идиот...
— А ты сам об этом не думал? — удивилась мать.
— Да я скорее удавлюсь! — заорал Тадик, позабыв о необходимости соблюдать тишину. — Ни за что на свете! Ни за какие сокровища! Повешусь, пулю себе в лоб пущу! Не знаю, что сделаю!
Пани Халина явно расстроилась.
— Кто бы мог подумать... Гляди-ка... А мы надеялись... Боженка нам все уши прожужжала, какая между вами любовь. Бронечек так радуется, уже приданое для нее заготовил, покойная мать что-то там ей оставила и не велела трогать, пока дочь не пойдет под венец. Мы и не трогали. Знаешь, приданое немалое...
— Да плевал я на ее приданое! — вышел из себя Тадеуш. — Я-то думал, это она сдуру сболтнула, теперь вижу — тут целый заговор! А мне даже говорить об этом противно, вот я и хотел потихоньку смыться, чтобы избежать скандала. И не вернусь до тех пор, пока эта... эта... не подцепит на крючок какого-нибудь другого дурака, чтоб уж никаких сомнений.