Ходжилл Пэт. Затмение луны

   – Подожди. – Вольвер передал Торисена в крепкие руки кендара, опустился на четвереньки перед лужей разлитого меда, обнюхал ее и осторожно лакнул.
   Торисен вздрогнул, вырываясь из дремоты, куда он так неожиданно провалился. Он увидел распростершегося у своих ног вольвера и слабо рассмеялся:
   – В твоей доброй медовухе нет ничего, Лютый, она просто слишком крепка. Должно быть, я устал больше, чем думал. Нет. – Замешательство, почти испуг мелькнули на его лице. – Это было что-то большее. Я почти уснул, когда кто-то вынырнул из тьмы и дернул меня. Сильно дернул. И тогда свет начал меркнуть.
   – Тентир, – пробормотал Бур.
   – Да, было похоже. – Торисен рассеянно потер ногу, укушенную вирмой. – Что-то случилось. Но я не знаю что. Проклятие, я не хочу знать! Все и так слишком сложно. Лютый, Бур, тормошите меня, веселите, только помогите не заснуть этой ночью – словно от этого зависит моя душа. – Он содрогнулся. – Кто знает, может, так оно и есть.
   Это была длинная ночь. Рассвет наконец-то настал, но Бура не отпускало чувство, что они лишь отсрочили опасность, какой бы она ни была. За завтраком Каинрон посмотрел на Торисена таким взглядом, будто он что-то замыслил и весьма доволен собой. Буру страшно захотелось ткнуть лорда жирным лицом в ближайшую навозную кучу. Чуть позже, однако, он получил небольшое удовольствие, наблюдая за огорошенным Каинроном, когда впереди процессии рядом с Торисеном у его стремени затрусил огромный серый волк.
   К полудню двадцать второго дня зимы они вновь вернулись на Речную Дорогу.
 
   Двумя ночами позже Ардет сидел в приемных покоях своего шатра, потягивая бледно-голубое вино. Снаружи перекликались часовые, пол-лагеря погрузилось в целительный двар. Легкий ветер колыхал газовый полог палатки. Они едва поспевали – уже двадцать четвертый день, а пройти остается три сотни миль. Через пять дней Войско должно достичь Водопадов, где, как все надеются, будет ждать армия принца Одалиана. А Рой? Ардет поглядел на карту, раскинутую на походном столике перед ним. Со времен Вирдена никаких вестей из Южных Пустошей не приходило; но если Рой все так же проползает пятнадцать миль в день, он сейчас в ста милях от Водопадов. Как сказал Брендан в Готрегоре, им куда ближе.
   Ардет отхлебнул еще вина. Букет скрывал неприятный запах болиголова, но не маскировал горького вкуса. Но он привык к этой настойке за почти сто лет дипломатической карьеры – она помогала ему успокоиться. А сейчас ему очень нужно быть спокойным.
   Рядом с картой лежало шифрованное письмо от его человека в Котифире. Оно пришло только вечером. Новости были почти месячной давности, но агент не мог отправить донесение раньше, потому что Кротен посадил всех кенциров города под домашний арест. Король был разгневан из-за того, что Переден вывел Южное Войско навстречу Рою против его приказа.
   Переден.
   Еще глоток.
   Конечно, мальчик мог иметь какую-то важную информацию, которая поставила его перед необходимостью немедленного выступления. В конце концов, его самоубийственная атака на Рой выиграла Северному Войску столь нужное ему время. Но такой ценой? Худшее воинское поражение со времен Уракарна…
   «Спокойнее, старик, спокойнее, – говорил он себе. – Ты ничего еще точно не знаешь».
   Действительно, а что если сообщение о резне, найденное в Вирдене, – подделка? Торисен, кажется, поверил ему, но при всем его уме не непогрешим же Верховный Лорд, и он может ошибиться. Возможно, опустошительной битвы и не было, а Переден просто использовал свои силы для набега на врага. Возможно, он окажется еще и героем. Да, возможно; но Ардет не мог забыть, каким раздражительным и дерзким стал голос сына с тех пор, как он отправился в Южное Войско, как он хныкал сперва оттого, что Ардет отдал командование Торисену, а потом – что офицеры не оказывают ему должной поддержки.
   Ардет не знал, известно ли Торисену о том, что Переден вывел Южное Войско наперекор приказу. Размышляя над тем, как и что говорил Верховный Лорд в разное время и, что важнее, чего он не говорил, Ардет заключил, что несомненно знает – и давно. Видимо, ему сообщил кто-то из его прежних офицеров. Так почему же он не поделился этим известием с человеком, которого оно больше всего касается? Ведет ли Верховный Лорд собственную игpy? He похоже, но Ардет все еще знал о Торисене гораздо меньше, чем хотел бы, несмотря на те годы, которые этот молодой человек прослужил ему. К тому же несказанно трудно держать игру под контролем, когда самый главный участник все время совершает неожиданные, совершенно нерациональные движения. Проклятие. Надо выяснить, что происходит, до того, как в голове Каинрона созреет какой-нибудь полоумный план, который покончит со всеми разом.
   У сторожевого костра тихо переговаривались. Адрет узнал один голос. Ага, вот тот, кто может что-то рассказать, если его правильно спросить. Лорд подозвал слугу и прошептал ему указания, тот вышел, и через секунду полог откинулся – на пороге стоял Киндри, щурясь от яркого света. Ветер играл его белыми волосами.
   – Ты хотел меня видеть, милорд?
   – Входи, входи. – Ардет грациозным жестом указал на походное кресло, которое слуга только что разложил и приставил к столу. – Садись, отведай моего вина, а то что же я пью в одиночестве. Знаешь, мы ведь толком и не разговаривали… с каких же пор?
   – Мы беседовали еще до Белых Холмов, милорд. – Киндри сел и принял чашу голубого вина. Он явно чувствовал себя неловко.
   – Ах, ну да, да, конечно. – Ардет по-доброму улыбнулся ему. – И как мой народ принял тебя? Никаких жалоб, надеюсь?
   – Нет, милорд. – Юноша отхлебнул вина и чуть не скривился от горечи. Он поставил кубок на колено, прикрыв чашу обеими руками. – Они встретили меня прекрасно, особенно учитывая то… – Он резко остановился.
   – Да?
   – Что я шанир.
   – Я этого не забыл, – сухо сказал Ардет. – Да, мне служат всего несколько шаниров. Остальные мои люди, надеюсь, научились обращаться с ними уважительно. В конце концов, все наши великие лорды были признанными шанирами, а многие из них к тому же и Связующими Кровью.
   – Это было давно, – пробормотал Киндри, держа губы у бокала. Он сделал еще один осторожный глоток.
   – Времена меняются, а потом меняются снова, – загадочно ответил Ардет. Он глядел на чашу Киндри. – Мой дорогой мальчик, ты бы сказал, что тебе не нравится болиголов, я приказал бы принести что-нибудь другое. Но, как я вижу, ты уже справился с этой проблемой.
   Киндри покраснел. Резким, почти вызывающим движением он поставил кубок на стол. Его вино почти потеряло ядовито-голубую окраску.
   – Очень впечатляюще, – промурлыкал Ардет. – Братство потеряло в тебе могущественного лекаря, не так ли?
   – Всего лишь недоучку, милорд. Я ушел до церемонии посвящения.
   – Ах да. Мы когда-нибудь обсудим причины. А сейчас мне было бы гораздо интереснее услышать что-нибудь о ваших с Торисеном приключениях в Белых Холмах.
   – Пожалуйста, милорд. Я не могу говорить об этом.
   – Он связал тебя клятвой молчания?
   – Н-нет. В этом не было необходимости. Ох, ты не понимаешь. Ты не можешь понять!
   Ардет откинулся назад, переплетя свои длинные белые пальцы.
   – Думаю, что могу… частично. Не я, а Торисен твой истинный лорд. А еще он, несмотря на свою антипатию к шанирам, очень притягательный человек.
   Киндри резко поднялся:
   – Милорд, я благодарен тебе за оказанную мне помощь и прошу прощения, что тебе пришлось напоминать мне об этом. Если можно, этой ночью я еще останусь в твоем лагере, а завтра подыщу себе новое место.
   Адрет вздохнул:
   – Ох, как жестко и непреклонно. Подожди минутку, милый мальчик, пожалуйста. Это слишком серьезная тема, чтобы похоронить ее под грудой любезностей. С Торисеном в Белых Холмах что-то случилось. Насколько я вижу, он почти не спал с тех пор и совершенно не спал после Свирепой Норы. Сейчас мы всего лишь в пяти днях пути от Водопадов. Если я не буду знать, что с ним произошло, то не смогу помочь; а я думаю, он нуждается в помощи. Отчаянно нуждается.
   Киндри заколебался, потом сказал:
   – Прости. Это было бы слишком похоже на предательство, а мы, шаниры, честны, что бы там о нас ни думали.
   Ласковое выражение на лице Ардета не изменилось, но в голубых глазах мелькнуло что-то, что заставило юношу отступить на шаг.
   – Я никогда не сомневался в этом. Дорогой мальчик, как жаль, что ты родился в этом ненавидящем шаниров доме Рандиров, особенно с твоими белыми волосами. Остальные черты шаниров куда менее заметны; но в некоторых домах волосы вовсе не являются показателем. Мои вот оставались весьма приятного темного оттенка с того дня, как впервые выросли, до дня, когда мне стукнуло девятнадцать.
   Киндри уставился на него. Он шагнул обратно к столу и сел, как будто кто-то подрубил ему колени.
   – Я должен был догадаться. Тогда, в Невиданных Холмах, когда твоя кобыла учуяла дым сгоревшей почтовой станции, ты знал, что она слышит, задолго до того, как кто-то из нас ощутил, и я должен был понять!
   – Да, это был мой промах, – безмятежно отозвался Ардет, прихлебывая вино. – К счастью, кажется, только ты обратил внимание. Да, я действительно мысленно связан с Бришни, моим винохиром. Это да мои белые волосы – вот и все признаки шанира во мне. Кроме, конечно, способности привязывать к себе людей.
   – Но ведь каждый высокорожденный может это… да?
   – Нет. В действительности только немногие. Лорды – те должны, а иначе они и не были бы лордами. А что, ты думаешь, удерживает Кенцират в целости?
   – Я… я полагал, что воля нашего бога, хотя да, когда-то высокорожденные пользовались только связью крови.
   – Это было давным-давно, во времена большего доверия. Кровные связи давали лорду-шаниру практически полный контроль над своими поддаными, над их душой и телом. Так привязывали лишь высокорожденных, и то при особых обстоятельствах. А потом случилось Падение. Насколько я знаю, Мастер не был Связующим Кровью, но он злоупотребил своей силой шанира и сделал это так впечатляюще, что после мы сделали из людей старой крови козлов отпущения, ответственных за все наши грехи. Вряд ли мне нужно тебе это рассказывать. Как ты и сам прекрасно знаешь, все таланты шаниров считаются подозрительными, даже те, которые могли бы приносить пользу. А что насчет связей кровью, так никто даже и не осмеливался больше прибегать к ней. Наши предки вернулись к нестрогой телесной привязке, которую всегда использовали для кендаров. Только они так и не осознали, что даже такую связь может установить лишь высокорожденный, в котором бежит хоть капля старой крови – или, другим словом, шанир.
   – Какие лицемеры. – Киндри подумал о Рандире и Каинроне, о всех высокорожденных, сделавших несчастной его жизнь, издеваясь над его кровью шанира. – Лжецы и лицемеры…
   Лжецы? Слово вырвалось, не поймаешь…
   – Нет, – мягко сказал Ардет. – Другие лорды просто не понимают. Если их спросить, не шаниры ли они, они в ответ выкрикнут: «Нет!» – и, по собственному мнению, скажут правду. От неведения до защиты чести долгий путь.
   – Н-но кто же еще знает об этом? О мой бог, все эти годы держать такое в секрете!
   – О, шаниры моего дома знали всегда. Мы любим хорошие тайны. Я помню, как хихикал мой прапрадед, когда мы пытались представить себе, при каких сногсшибательных обстоятельствах можно будет поведать это другим домам. Теперь я иногда думаю, что мы выжидали слишком долго. Но все, что я говорил, окольным путем привело нас к тому, с чего началась беседа. Если все лорды – шаниры…
   – То и Верховный Лорд тоже. – Киндри даже подпрыгнул в кресле от такого заключения. – Милостивые Трое. Торисену это не понравится.
   – Главное, – сказал Ардет, – приподнести новость помягче. И я очень надеюсь, что он не докопается до этого сам, по крайней мере до тех пор, пока не будет в состоянии вынести правду.
   – А ты только что разделил ее со мной, – подался вперед Киндри. – Почему, милорд?
   – Потому что мне кажется, что, несмотря ни на что, ты любишь Торисена. Потому что верю, что эта любовь заставит тебя захотеть помочь мне защитить его от самого себя.
   – Я… я не понимаю.
   Теперь и Ардет нагнулся поближе и заговорил с необычной горячностью:
   – Слушай, мой мальчик. Мы говорим не о ком-то, в ком остались лишь следы старой крови. Представь себе всех людей, кто привязан лично к Торисену, их гораздо больше, чем у какого-то отдельного лорда. О да, его две тысячи кендаров не сравнятся с двенадцатью Каинрона, и даже с моими девятью, но у нас с Калданом еще дюжина всяких родственников, добавляющих нам своих людей. А Торисен совершенно один. Ладно, пока все в порядке. Но у могущественного шанира обычно есть и другие черты. У Торисена это не что иное, как сны.
   – Милорд?
   – Он наверняка чувствует их приближение и не спит многие ночи подряд, а то и недели, чтобы предотвратить сны, что он и делает сейчас. Это до некоторой степень предвидение. Но и сами по себе его сны – загадка. Я никогда не умел толковать их; но они разрушают. До того как Торисен предъявил права на власть своего отца, ему снилось что-то, что толкнуло его в Южные Пустоши и чуть не убило его. Бур докладывал, что, когда они с Харном нашли его, Торисен бредил о безмолвных воинах, резне и сыновнем предательстве. Ты что-то сказал?
   – Я… нет.
   – Не знаю, опасны ли эти сны сами по себе или только его реакция на них. Нет ничего хорошего, если он растратит половину сил, пытаясь избежать видения, – это не поможет. Так или иначе, но сны придут, грозя его здоровью и, наверное, рассудку. Ты видишь, на что он стал похож после Свирепой Норы. Видит и Каинрон. Если бы я знал, о чем говорят эти сны, то, может, помог бы ему справиться с ними. Вот почему мне нужен каждый клочок информации о Торисене, который я могу раздобыть. Бур собирал для меня сведения, но он больше не мой человек. Ты, естественно, тоже, но последнее время был ближе к Верховному Лорду, чем кто-либо еще, особенно в Белых Холмах. Возможно, то, что случилось там, наконец-то поведает мне то, что я хочу знать. Возможно, ты укажешь мне, как спасти Торисена от себя самого.
   Киндри медлил, разрываясь на части. Конечно же, он хотел помочь Торисену, но лучше для этого заговорить или промолчать? Ардет – старейший друг Верховного Лорда. Ему наверняка можно доверять; но стоит ли тут вопрос о доверии? То, что он видел, подтверждало общеизвестную историю о смерти Ганса, за исключением того, что Торисен проговорился, что его отец умер, проклиная его, а Ардет вообразил что-то о сыновнем предательстве. Тут какая-то загадка, но Киндри не мог справиться с ней. Может быть, Ардет сможет. Но поможет Торисену или навредит, если головоломка сложится, и простит ли он когда-нибудь Киндри, ставшего еще одним шпионом Ардета?
   Ардет играл своим кубком, украдкой посматривая на очевидные сомнения шанира. Да, здесь есть тайна. Может, он и сдает с годами, но чутье на такие вещи никогда не подводило его. А еще Ардик чувствовал, что если не сейчас – то никогда уже Киндри ничего ему не расскажет.
   Внезапно у открытого входа в палатку показалась фигура. Бур. Лучшего времени, чтобы перебить, он не нашел…
   – Ну, что такое? – спросил Ардет еще холоднее, чем обычно. – Что там у тебя?
   – Лорд, только что мой лорд Торисен гулял по границе лагеря, я следовал за ним. Потом он остановился поглядеть на звезды. Следующее, что я знаю, – он вдруг скорчился, упал на землю и тут же уснул. Я отвел его обратно в шатер.
   – Это неплохо, – нетерпеливо сказал Ардет, ожидая, что кендар уйдет. – Видят Трое, этот человек нуждается в отдыхе.
   Но Бур так и стоял, лицо его окаменело.
   – Ты не понял, лорд. Он заснул опять, и… и я не могу его разбудить.

Глава 13
ДОРОГИ СХОДЯТСЯ

   Речная Дорога, Темный Порог, Каркинарот: двадцать четвертый – двадцать шестой дни зимы
 
   Кто-то пожелал ее пробуждения. Джейм слышала их шепот вокруг постели. Веки были тяжелы, их невозможно было поднять, словно глаза склеились, а голова гудела. Ох, ну почему же ей не дадут поспать? Проворные пальцы дергали за одежду.
   – Вставай, вставай, вставай-ай-ай-ай, Избранная Лордом. Раздевайся и одевайся! Эта ночь – вот так ночь!
   – Уходите, – пробормотала она. – Я больна, я… Какая ночь?
   В ответ захихикали. Она разлепила веки. Странные существа сгрудились рядом с кроватью, уставились на нее золотистыми глазами, полными ликования. Длинные пальцы, похожие на тени в складках одеяла, тыкали в нее. В них не было ничего материального, кроме глаз – тела казались слепленными из тех же теней. Девушка приподнялась на локте, стараясь подавить волну головокружения.
   – Кто вы?
   – Забыла нас так скоро? Стыд, стыд, стыд! Наш лорд послал за нами, вызвал нас из сумеречного мира в свои тусклые комнаты мрачного Дома. Он сказал: «Научите это дитя Великому Танцу, как вы научили другую. У них на двоих одно имя». И мы научили тебя, новую Плетущую Мечты. На это ушли годы, а сегодня ночью свершится главное. Теперь вставай, вставай, ай-ай… или нам забраться к тебе?
   – Нет!
   Джейм спустила ноги на пол и чуть не упала вниз головой. Какой же… непрочной она себя чувствует, как шатко стоит. Что-то можно списать на двор, но остальное… Это похоже на один из тех тягостных кошмаров, в которых никак нельзя пробудиться, чтобы отогнать вызванных больным воображением призраков, подкрадывающихся все ближе и ближе…
   Теневые фигуры вились у ног, жадно глядя на нее. Девушка ухватилась за столбик кровати и встала, покачиваясь.
   – Ах-х-х-х… – вздохнули тени. Они поднялись тоже, высокие и гибкие, не более ощутимые, чем прежде. Глаза их сияли. – Теперь раздевайся и одевайся, Избранная Однажды. Быстро, быстро, быстро… Или тебе помочь?
   Джейм с трудом нащупала одежду – и куда делось все мастерство Талисман? Становилось все труднее и труднее вспоминать, что такая особа вообще существовала когда-то. Огонь давно потух, и воздух холодил голую кожу. В Доме всегда было так холодно. Она помнила… помнила… что? Голова казалась забитой пылью. Они предложили ей что-то. Одеяние. Оно казалось сотканным из паутины, руки не чувствовали веса ткани, но, кажется, она знает, как его надевать. Вот. За исключением длинных рукавов, оно прилипло к телу, как тень, оставив обнаженные участки в самых неожиданных местах. Изумленная, она провела по себе руками:
   – Ах-х-х-х…
   Кто-то уже носил такой костюм прежде, кто-то, кого называли… Абтирр? Но что это? Голова снова закружилась, девушка едва удержала равновесие. Время замкнулось на самом себе, прошлое и настоящее смешались, минувшее поглотило сегодняшнее. Милостивые Трое, вновь стать ребенком, здесь! Опять прожить все эти одинокие, страшные годы… Они затягивали ее в зыбучие пески полузабытых ночных кошмаров. Она боролась отчаянно, качаясь на нетвердых ногах, но и яд в крови не сдавался. Последние несколько лет размылись, исчезли Тай-Тестигон, Безвластия и Каркинарот. Тут Дом Мастера. Она – Избранная, и это – ее ночь. Руки теней расчесали ее длинные черные волосы, поглаживая, дергая нетерпеливо за рукава.
   – Ах, не заставляй его ждать. Идем с нами, идем! Быстро, быстро, быстро!
   Она пошла.
 
   Бур провел Ардета и Киндри через спящий лагерь. Войско растянулось почти на две мили по длинному лугу, лежащему между Речной Дорогой и берегом Серебряной. Ведьмина трава отбрасывала красные отблески на зыбь воды. В низине горели сторожевые огни и плясало пламя костров. Двадцать пять тысяч погруженных в двор кендаров дышали глубоко и медленно, словно спала сама ночь. Но охранники бодрствовали, и если кто-то хотел что-то скрыть от того, кто хотел все знать, то у него было немного шансов.
   – Тише, не станем делать Каинрону еще большего подарка, – прошептал Ардет, кладя руку на плечо Бура. – Иди помедленнее, дружище. Кто видел, как ты помогаешь Верховному лорду добраться до палатки?
   – К счастью, это случилось совсем рядом со стоянкой Норфа. Только его люди, да и то всего несколько.
   – Ты уверен? Что ж, не так уж все и плохо. А теперь еще медленнее.
   Норф расположился, на дальнем конце лагеря, шатер лорда стоял почти на южной границе. Вокруг ходили часовые, а за ними наблюдал с высоты тонкий серп луны, висящий над темным лугом и кидающий слабые блестки на реку. Все казалось очень мирным, пока из-под полога шатра не выскользнула, зарычав, лохматая фигура.
   – Тихо, Лютый, – прошипел Бур. – Как он? Вольвер распрямился и вышел на свет. Каким-то образом он выглядел куда менее волосатым, чем секундой раньше.
   – Хуже. Нам пришлось заткнуть ему рот.
   Он откинул ткань, прикрывающую вход. Палатка Торисена была гораздо проще, чем у остальных лордов, в ней было всего три комнаты, одна внутри другой. Когда люди вошли во внутренние покои, Донкерри подпрыгнул. Он сжимал горящую головню и выглядел напуганным до смерти, но готовым драться. Когда же он увидел, кто пришел, то уронил факел и залился слезами. Бур оставил его тут на страже.
   Торисен лежал на своей койке. Руки его были связаны, между зубов засунут кусок тряпки. Несомненно, Бур был близок к тому, чтобы утопить своего лорда, пытаясь разбудить его с помощью ведра воды. Верховный Лорд медленно ворочался, лицо его побледнело, глаза закатились, из-под полуоткрытых век виднелись голубоватые белки с красными прожилками.
   Ардет присел рядом и осторожно откинул с высокого лба мокрую прядь.
   – Мой бедный мальчик. Бур, он был так же плох, когда вы с Харном разыскали его тогда в Южных Пустошах?
   – Нет, лорд, – ответил Бур. – Сейчас гораздо хуже: сюда добавился и Тентир, и отравленные кошмары.
   – Перед тем как мы вставили ему кляп, он бредил о тенях с золотыми глазами, – сказал вольвер, – и опять упоминал яд. Яд в вине. Бур говорил мне о Тентире. Может ли быть это как-то связано с нападением вирмы?
   – Возможно. Старые песни рассказывают много странного о влиянии яда вирмы. Конечно, его можно достать и тут, в Ратиллене, и он мог скрутить Верховного Лорда в этот узел галлюцинаций, особенно если отраву долгое время понемножку подмешивали в вино. Сколько ты уже служишь хранителем кубка лорда, мальчик?
   Донкерри отпрянул, моргая и заикаясь:
   – Я н-ничего н-не делал, милорд! Я не мог бы! Я принадлежу ему!
   Ардет холодно оглядел его:
   – Это был всего лишь вопрос. Не принимай все на свой счет, мальчик.
   Торисен неразборчиво, полузадушенно промычал что-то. Его зубы впились в тряпку, голова замоталась по подушке.
   – Опять начинается, – хрипло сказал Бур.
   Ардет удержал голову юноши. Он медлил. Потом, сгорая от любопытства, осторожно извлек кляп. Все напряглись, не зная даже, чего, собственно, ожидают. Торисен удивил всех. Тихо и быстро он забормотал всего лишь одно слово, повторяя его снова и снова:
   – … нет, нет, нет, нет…
 
   Холодные серые залы – уже не совсем пустые. Смутные фигуры стоят по углам, сидят в заплесневелых креслах. Они ужасающе худы. Движутся лишь глаза, провожая Джейм и ее эскорт теней. И девушка смотрит на них. Наверняка она уже видела эти истощенные лица на мертвых портретах в главном зале Мастера. Потом легкий ветер переменился, и все они исчезли.
   Теперь на стенах колыхались гобелены, столь ветхие, что сквозь них проглядывала древняя кладка. Истончившиеся ковры тоже не скрывали плит пола. Шаги Джейм звенели, будто она идет по голым камням. Одурманенные чувства показывали, что нечто порхает вокруг нее, не отбрасывая тени на холодный пол. В ушах звучало тихое, но страстное шипение:
   – Плетущая Мечты, Жница Душ! Предатель, будь проклята…
   Лохмотья одежды, изможденные лица – они еще более неотчетливы, чем те неподвижные фигуры; но Джейм теперь видела, что это были те же люди, только моложе и менее истощенные. Их тонкие, как веточки, руки были сложены в древний знак, указующий Темных, обвиняя ее.
   – Нет! – закричала она, пытаясь схватиться за них. – Это была не я! Я никогда не причиняла вам вреда, никогда… – Но сквозняк изменился слова, и они растаяли в ее руках, как туман.
   Пальцы теней тянули. Золотые глаза пылали.
   – Зачем ты зря тратишь время, непослушная девочка? Мертвые мертвы. Идем, идем, идем.
   Она шла, прихрамывая и запинаясь. Яд в крови, должно быть, открыл ей пучину прошлого, – смотри, но не прикасайся. Если так, то призрак здесь она, привидение из будущего, плывущее сквозь густую пелену теней.
   Еще залы, еще комнаты. Они прошли большие покои, в которых пол не достигал стен, оставив лишь маленький островок посередине. В яме что-то лениво шевелилось. Поднялось омерзительное зловоние, и раздался звук, будто кто-то монотонно забормотал ругательства. Джейм, забеспокоившись, остановилась. Что-то такое вертелось в памяти, что-то о клетке без решеток, но имелся ли в виду этот голый остров или вонючая яма вокруг него – и для кого клетка? Проводники стали вновь нетерпеливо подталкивать девушку, и она продолжила путь.
   Снова комнаты, опять залы. При каждом дуновении ветерка появлялись и исчезали проблески призрачной жизни.
   Еще одни покои, мрачные, с высокими сводами. Их дальний конец упирается в гигантское железное лицо, во рту которого гудит пламя. Огонь высекает красные искры из висящего на стенах оружия. Мгновение – и доспехи грудой пыли осели на пол, лицо заржавело и лишилось носа; но на наковальне перед забитым золой ртом лежит меч.
   Воздух вокруг него колеблется от жара, сплетая витые узоры на только что выкованном лезвии, словно торопясь вдохнуть в него жизнь.
   Они покинули комнату, прошли по коридору, свернули за угол и спустились по лестнице в главный зал Дома Мастера.