Страница:
Из многотысячной толпы к строю оцепления вышел добравшийся автостопом с Западного побережья хейт-эшберийский хиппи Super Joel, вложил в дуло винтовки цветок, откуда-то сбоку щелкнул фотоаппарат — и напрасно Лоллобриджида вкупе с Кардинале еще 3 года принимали грациозные позы: обошедшее обложки журналов мира лучшее фото 60-х уже было сделано. Кто-то поднял плакат: «Эл Би Джей (президент Л.Б. Джонсон. — Н.С.) любит Хо Ши Мина». Солдатам кричали: «Присоединяйтесь к нам!» Трое солдат бросают оружие и каски и выходят из строя — их успевают схватить и увести.
К полуночи гвардейцы двинулись на толпу: от миролюбцев полетели пух и перья. Эбби с друзьями, в крови и синяках, оказался в обезьяннике, где стал вести себя шумно и потребовал вызвать Международный Красный Крест: мы — военнопленные. Копы хотя и не соблюдали Женевскую конвенцию, но и по законам военного времени поступать не стали. Штраф по 10 долларов и — свободны.
В июле 1967 г. в журнале «Тайм» появилась передовая статья о хиппи. Тем самым хиппи стали частью культуры «большого общества». А значит, веселая клоунада стала терять смысл. 10 октября 1967 г. в Сан-Франциско цветочный народ устроил похороны Flower Power. Ощущая, что журнал «Роллинг стоун» и мюзикл «Hair» — это конец эпохи хиппи, пишет Эбби, мы решили погрести ее сами. Бубенцы и клеши-колокола становятся модой домохозяек.
Эбби и его друзья сочли, что перед хиппи стоит выбор: прозябать в отведенных Америкой резервациях или двигаться дальше. Решено было объединить хиппи с политикой, но политикой особенной: театральной. "Улица должна была стать сценой, на которой разыгрывался веселый спектакль о скудоумии Истеблишмента.
Вокруг Эбби и Джерри собрались будущие йиппи, один другого колоритнее. Полу Красснеру было уже 36 лет, и он был известным писакой, виртуозом стеба в американской журналистике. Вначале он пописывал в журналах «Мэд» и «Плейбой» и сочинял монологи для комиков. А затем решил основать совершенно небывалый журнал. «Реалист» стал самым скандальным сатирическим журналом в истории США с внушительным 100-тысячным тиражом. О йиппи Красснер говорил: йиппи — это политика абсурда, в которой я могу быть самим собой. Страсть Пола к абсурду делала его человеком милым, славным, но в общении невыносимым и ненадежным — типичная фигура андеграунда. Выступая свидетелем защиты на Чикагском процессе, Пол здорово подвел Эбби и Джерри: с утра наглотавшись кислоты, нес полную ахинею и отрубился в ходе дачи показаний.
Боб Фасе (не путать с Бобом Фоссом!) был создателем подпольного радио и телевидения, одержимым идеей обратить изобретенные для промывания мозгов в особо крупных масштабах электронные масс-медиа для целей Власти Цветов. Первой передачей подпольного телевидения была такая: злоумышленники-йиппи врезались в программу новостей кабельного телевидения с собственным прямым репортажем с места события. На экранах вместо залитых кровью душных джунглей Вьетнама появилась целомудренная и умиротворяющая картинка: парочка йиппи, занимающаяся любовью.
Эд Сандерс в движении йиппи занимал пост «ответственного за рок-музыку». Юноша из Канзас-Сити был образцовым американским школьником, отличником, физкультурником и т.п. — но прочел гинсберговский «Вопль» и жизнь его пошла наперекосяк. Эд отправился в Нью-Йорк изучать в университете древнегреческий и древнеегипетский, а там дорожка пошла скользкая и пагубная. И вчерашний отличник оказался в Ист-Виллидже среди таких же нечесаных нигилистов и сквернословов во главе основанной в 1965 г. группы «The Fugs». А еще Сандерс был книгоиздателем и создателем магазина ан-деграундной литературы «Peace Eye Bookstore». За поэму «Shads of God» Эда прозвали «Гомером йиппи».
Близким другом йиппи был Фил Оке, восходящая звезда фолк-рока. Филу прочили, что он затмит Дилана, он был тоньше и искренней Боба, но «слишком всерьез» вошел в роль рок-поэта. Дело кончилось тем, что Фил повесился в ванной.
Согласно мифу, движение йиппи родилось на праздновании нового 1968 года (на самом деле, идея соединить движение хиппи и политический протест появилась сразу после осады Пентагона[11], а окончательно оформилась в начале декабря). Само слово yippie — это слегка измененное на письме слово yippee, междометия-вопля типа «ой-ей-ей!» или «Уй-йя-а!». Правда, потом Эбби стал утверждать, что междометие надо трактовать так: Youth International Party. Но когда об этом же написали серьезные газеты, любивший сбить всех с толку и запутать Эбби заявил, что никаких таких сокращений в слове «йиппи» нет, а есть лишь радостный вопль юности, и расшифровка аббревиатуры — плод рук лживых болванов-журналистов.
На вопрос о невнятной и маловразумительной платформе «обновленных хиппи» Эбби отвечал без запинки: «Ясность — вовсе не наша цель. Наша цель вот какая: сбить всех с толку. Беспорядок и кутерьма, сумятица и сумбур разят цивилов наповал. Нас не понимают — и это замечательно: понимая нас, они бы нашли способ нас контролировать… Нами нельзя манипулировать — ведь мы миф, который сам себя создал… Мы взрываем динамитом клетки головного мозга. Мы заставляем людей пережить перемены, вовлекаем их в действо уличного театра — все равно, каким бы ни был их отклик. Черные и диггеры заодно. Diggersareniggers. Мы все стоим за уничтожение собственности. Как построить новое общество, не располагая ни организацией, ни деньгами — ничем? Надо создать миф. Кто-то из журналистов обещал рассказать правду о йиппи. Да лучше врите про нас — это нам все равно… Газеты, пытающиеся быть объективными — это такое занудство! В итоге выходит еще дальше от реальности. Сравните живое и талантливое описание правой газеты („Обторчавшиеся грязные битники, невменяемые сексуальные маньяки, вьетнамские агенты, эти так называемые йиппи», — какие яркие и проникновенные найдены слова, за душу берут!) с унылой тягомотиной в либеральной прессе: „Члены недавно образованной Международной молодежной партии» — тоска смертная!»
«Наш враг — человек в униформе. Без нее все они — славные люди. Голые все как братья… Отсюда и наши прикиды — прикид отрицает униформу как символ механической культуры. Мы — живой рекламный ролик, ожившее кино. У нас нет программы. Программа сделала бы наше движение бесплодным. Мы — воплощенное противоречие. Я не могу этого объяснить. Я этого и сам не понимаю».
«Если вам не нравятся новости по ТВ, создавайте свои собственные», — учил Эбби. 500 йиппи с шариками и хлопушками устроили шумную пробежку от площади Вашингтона до Таймс-Сквер с криками: «Хип-хип-ура! Война закончилась!». Йиппи устраивают чествование президента Джонсона с криками «Неу, hey, L-B-J, how many kids you killed today?»[12], а во время собрания акционеров «Доу Кэмиклз», производившей напалм, выпускают в зал мышей. Свой театр Эбби готовил коварно и хитроумно. После того, как он стал национальной знаменитостью, его стали наперебой приглашать на ток-шоу — чем не торжество демократии: каждый имеет право сказать, что думает. Но вероломный Эбби использовал доверчивость ведущих, чтобы подорвать простодушную веру американцев в СМИ, заронить подозрение, что что-то тут не так, что-то вырезается, подвергается цензуре и скрывается. На одном ток-шоу Эбби неслышно, одними губами произносил несколько слов (большей частью нецензурных), что убеждало Телезрителя с большой буквы: и прямой эфир подцензурен, а свобода слова — видимость. Во время рекламной паузы Эбби провоцировал и заводил аудиторию, а после рекламы зритель видел в студии злобных и агрессивных цивилов и мило улыбающегося агнца Эбби. В живом эфире на радио Эбби просил ведущего закурить и одобрительно бросал: «Да, травка у тебя ништяк!» Бедный ведущий кричал в микрофон: «Леди и джентльмены, он курит просто „Мальборо»!»[13].
Внешняя глупость выходок Эбби имела свой резон: убаюканная масс-медиа Америка заподозрила, что не так все просто, и ее на самом-то деле не беспристрастно информируют, а дурачат и оболванивают, — так ведь оно и было на самом-то деле! Когда на ток-шоу Мерва Гриффина операторы спецэффектами размыли в кадре знаменитую скандальную звезно-полосатую рубаху Хоффмана, на ТВ поступило 88 тысяч звонков с протестами против цензуры в эфире, и ведущий вынужден был извиниться перед страной.
Анализируя механизм воздействия СМИ на мозги обывателя, Эбби составил словарь ключевых слов, используемых в рекламе, программах радио и ТВ и т.д. — и всегда язвительно переигрывал профессиональных ведущих в парадоксальном использовании стереотипов и общих мест массового сознания. Конечно, идея перехватить у Истеблишмента орудие промывания мозгов могла родиться из чтения Маркузе, которого Эбби хорошо знал. Но сам механизм манипуляции массовым сознанием современными СМИ с ученой дотошностью исследовал лингвист с мировым именем, создатель генеративной лингвистики (ее даже назвали «хомскианской революцией» в языкознании) и трансформационного анализа Ноам Хомский — Эбби всего лишь применил эти приемы на практике. Хомский не стал кумиром тогдашнего юношества лишь потому, что его место было уже занято Маркузе. Пытливый лингвист все делал правильно: терпеть не мог ни «реальный социализм», ни настоящий капитализм. Эбби был знаком с профессором, и Хомский даже редактировал и написал предисловие к сборнику статей «чикагской восьмерки» «The Conspiracy. The Chicago Eight Speak Out».
Ноам и Эбби — один в тиши кабинета, другой на уличных хэппенингах и акциях для журналистов — выявили ключевые слова и образы, на которые запрограммированный культурой эпохи ТВ и электронной демагогии мозг обывателя реагирует так же безотказно, как декартова кошка отзывалась бы на «Кис-кис» и «Брысь». Но если Хомский хотел лишь вослед Маркузе обличить манипуляцию сознанием «одномерного человека», то Эбби старался вскрыть внутреннюю лживость и противоречивость оправдания существующего порядка вещей и, доведя эту противоречивость до балаганного гротеска, взорвать сознание жертв идеологии. Недаром Эбби так любил Сократа.
Учитесь попадать на первые полосы газет: пресса все схавает, наставлял Эбби.
Карнавальное мировосприятие Хоффмана создавало нереальные условные образы. Особенно любимы были Мао, Че и Фидель. Для Эбби Фидель — идеальный революционер, веселый жизнелюб. Эбби тащится от «председателя Мао и его рок-группы», а о «Битлз» пишет так: «Битлз», возможно, и знаменитее Иисуса Христа, но крутые ребята типа председателя Мао, дядюшки Хо и потрясающего длинноволосого Че Гевары обошли по популярности самих «Битлов»[14]. Рубин, Хоффман и Сандерс даже устроили мистификацию: опубликовали якобы найденное в боливийских джунглях письмо Че к американской молодежи (дело было до появления настоящего боливийского дневника команданте).
Самой выдающейся акцией йиппи стало проведение 25-30 августа 1968 г. «Праздника жизни» в Чикаго.
Отправляясь в Чикаго, йиппи разработали программу из 18 пунктов. Вот ее краткий пересказ:
1. Прекратить войну, ликвидировать военную промышленность и отказаться от культурного империализма во внешней политике. Отменить воинскую обязанность и вывести военные базы из-за границы.
2. Свободу Хью Ньютону и другим «черным пантерам». Общественное самоуправление в черных гетто. Прекратить культурную дискриминацию меньшинств.
3. Легализация марихуаны и других психоделиков. Освободить всех, кто сидит по этой статье.
4. Тюрьмы должны служить не для наказания, а для реабилитации.
5. Отменить все законы против преступлений, в которых нет жертв (очевидно, опять же имелись в виду статьи о хранении и употреблении).
6. Полное запрещение оружия и всеобщее обязательное разоружение всех, начиная с полиции.
7. Отмена денег, платы за жилье, транспорт, питание, образование, одежду, медобслуживание, пользование туалетами.
8. Полная занятость при заботе о том, чтобы всю черную и монотонную работу делали машины. Людям — только творческую работу.
9. Охрана окружающей среды.
10. Экологическая программа: из больших городов надо переселяться в коммуны на лоне природы.
11. Свободное право на аборты.
12. Реформа образования: вся власть студентам, студенты сами определяют программу и выбирают предметы.
13. Свободные и независимые СМИ. Развитие кабельного ТВ и альтернативных каналов, чтобы каждый мог выбрать канал по своему вкусу.
14. Отмена цензуры: «Нас тошнит от общества, без колебаний показывающего сцены насилия, но отказывающего показать совокупляющуюся парочку».
15. «Мы полагаем, что люди должны заниматься любовью все время, когда и с кем им захочется. Это — не программное требование, а простое признание реальности вокруг нас».
16. Политическая система должна отвечать нуждам всех, независимо от возраста, пола и расы. Регулярные референдумы по всем вопросам по ТВ или телефонной сети. Децентрализация власти: создание множества коммун, чтобы каждый мог выбирать себе сообщество по душе.
17. Поощрение искусства и развитие творческих способностей. Каждый должен стать художником.
18. Восемнадцатый пункт свободен: каждый может вписать сюда, что хочет[15].
Чикагский съезд Демократической партии в августе был самым подходящим местом для доброй бучи. На съезде демократы должны были выдвинуть кандидата на президентские выборы. Претендентов после гибели Роберта Кеннеди было двое: несимпатичный молодой Америке Губерт Хэмфри и Юджин Маккарти, тоже вполне цивильный, ничем не примечательный, но более живой и понятный новому поколению политик. Не то чтобы Юджин взаправду был таким уж продвинутым, но он умел туманно сказать, что есть-де в Америке некие проблемы, которые неплохо бы порешать, а в его предвыборном штабе даже было несколько длинноволосых, хотя и при галстуках. Йиппи решили устроить альтернативный съезд — показать, что выбирать-то, собственно, не из чего. «Двухпартийная система — это двухголовая свинья!» — наставлял Эбби. Кроме того, Чикаго был идеальным местом для противостояния Системе: олицетворение индустриальной Америки, в мифологической картине мироустойства — практичный деловой город, противостоящий босяцкому богемному Фриско. В старой песне Манфреда Манна эта оппозиция миров square и hip описана так: «Есть Институт в Чикаго… Есть одинокий домик в Калифорнии». «Чикаго — столица Нации Свиней», — объявил Эбби.
В начале августа йиппи подтянулись в Чикаго. Эбби высадился в аэропорту весь в бусах и фенечках поверх линялой майки. За Эбби и Полом был тут же приставлен полицейский хвост, зато Рубину удалось отвязаться — его перепутали с Дэвидом Бойдом, за которым и установили слежку: поди отличи этих волосатых одного от другого. В конце концов Эбби подружился с полицейскими соглядатаями и даже пообедал с ними в ресторане, где они болтали о «Битлз», травке и полицейской иерархии Чикаго. 24 августа Эбби в кимоно каратиста (для важности) держал речь перед строем полицейских, уговаривая не бить собравшихся в парке — ведь и те полицейских не трогают. Но все понимали: «Праздник жизни» закончится побоищем. Накануне съезда вышел подпольный «Seeds» (редакцию «Seeds» йиппи использовали как штаб-квартиру в дни съезда) с предостережением: «Чикагская полиция тебя не любит… Цветы не защитят вместо противогаза. Мы повторяем: не жди, что в Чикаго тебя ждут 5 дней праздника жизни, музыки и любви».
Ничего криминального по американским понятиям йиппи не замышляли. Но лагерь с 20 по 28 августа собирались разбить в Линкольн-парке — со всеми вытекающими делами: smoke-in'oм, love— и fuck-ками. А надо сказать, что еще с 1940 г. в Чикаго действовало распоряжение властей, запрещавшее гражданам спать в парке после 23:00. Поскольку никаких таких хиппи два с половиной десятка лет не было, то, кроме бомжей, особо никто этот указ и не нарушал. Кроме того, с 22:30 в Чикаго подросткам младше 17 лет запрещалось появляться на улицах без родителей. «Я готов умереть за право спать в Линкольн-парке», — объявил Эбби. Стычка была неминуема. Ночью полиция застрелила подростка Дина Джонсона — тот якобы убегал от полицейских. Поскольку одет он был как хиппи, для съехавшихся на «Праздник жизни» мальчик тут же стал символом и жертвой — Агнцем. В парке прошел митинг памяти Дина.
В 23 августа парк заполнила толпа йиппи и примкнувшего пипла. Рубин, волнуясь, объявил поросенка Пигасуса кандидатом в президенты от йиппи: «Сегодня — исторический для Америки день… Они избирают президента, и он будет пожирать людей. Мы изберем своего президента, и люди его съедят!» От имени Пигасуса раздавались значки: «Vote for Me!» Объявился и альтернативный кандидат. Длинноволосый и бородатый жизнелюб Луис Аболофиа раздавал свои предвыборные листовки — голый претендент с двумя барышнями и подписью: «Мне нечего скрывать!» Полиция пресекла веселье. Были арестованы Рубин, Фил Оке, кандидат в президенты Пигасус и еще пятеро. После обеда ребята Рубина привезли еще одну свинью, якобы супругу арестованного Пигасуса Пигги-Уигги — под визг и хохот и ее тоже поймали б копов, долго гонявшихся за хрюшкой по лужайке.
В воскресенье 25 августа йиппи «официально объявили» о захвате парка. В час дня Фестиваль Любви был открыт. Отпущенные из участка скандировали: «Two-Four-Six-Eight, Organize and smash the state!» На автомобильных платформах выступали группы: «МС 5», «The Pageant Players», «Jim amp;Jean». Еще оставался десяток групп, когда полиция вырубила ток. Эбби пытался подогнать к парку машину с генератором, но тут началась свалка, и полиция вытеснила пипл из парка. Одному из йиппи, Стью Элберту, дубинкой повредили череп. Через некоторое время пипл опять просочился в парк, ближе к 11 вечера появились служители, прибивавшие повсюду таблички: «Спать в парке запрещено». 11олиция стояла начеку. Вечером побоище в парке было показано по национальному ТВ.
Следующие 2 дня прошли в дыму слезоточивого газа. На улицах появились символические баррикады.
28 августа Эбби с утра был арестован за написанное на лбу губной помадой слово «fuck». Чтобы лишить йиппи лидера, весь день его продержали в участке, поэтому в самых главных событиях Эбби поучаствовать не удалось. К вечеру демократы назначили кандидатом Хэмфри, а пипл устроил на Мичиган-авеню у отеля «Хилтон», где проходил съезд, антивоенную демонстрацию. Разгон начался в 8 вечера. Полиция молотила дубинками без разбора, кровь брызгала в объективы. Толпа перед отелем скандировала: «Весь мир видит это!» Вечером по всем программам новостей шел часовой репортаж: гражданская война отцов и детей. Полиция сгоряча вломила и журналистам — осерчавшая «пятая власть» впервые за несколько лет антивоенных демонстраций показала побоище подробно, крупным планом и без купюр. Увиденное потрясло Америку, привыкшую равнодушно смотреть репортажи из Вьетнама.
Меж тем арестованный за слово «fuck» на лбу Эбби был выпущен под залог в 5000 долларов. Жлоб, в патриотическом порыве пытавшийся застрелить Эбби из незарегистрированного пистолета, был отпущен под 300 долларов. «Ну что же, — посетовал Хоффман, — Америка сегодня готова скорее убивать, чем заниматься любовью».
На последовавших выборах Хэмфри проиграл Никсону.
Вернувшись из Чикаго, Эбби пишет историю движения йиппи под названием «Revolution for the Hell of It» («Революция ради ада революции»). За права на экранизацию книги Эбби получил изрядный по тем временам гонорар — 65 тысяч долларов. Но вертопраху самой природой не дано было стать зажиточным: по совету Жана Жене Эбби пожертвовал деньги в фонд «Черных пантер».
После Чикаго Эбби стал для Системы вроде занозы. За год его арестовывали 8 раз, в том числе за не-пристегнутый ремень в автомобиле, за перочинный нож на борту самолета и за «вызывающее поведение».
В сентябре 1968 г. Эбби был арестован в аэропорту, когда пытался вылететь в Прагу — на помощь раздавленной танками Весне. А 2 октября Эбби и Джерри Рубин предстали перед Комитетом по расследованию антиамериканской деятельности (HUAC). Джерри разоделся «всемирным партизаном» с игрушечной винтовкой М-16, Эбби же — индейцем в перьях. Обвешанный колокольчиками Джерри звенел, как сорок сороков, а Эбби забавлялся детским чертиком-хохотунчиком «йо-йо». Эбби постоянно просился пописать, чтобы «выплеснуть эмоции», и, удалившись из зала, оглашал Капитолий воплем «гов-ню-ки!», а подружка Рубина Нэнси, наряженная карнавальной ведьмой, выкрикивала непристойности из зала для публики. На третий день Эбби пришел на слушание дела в «патриотическом наряде»: рубахе из звездно-полосатого флага. Органы порядка стали срывать обновку: измывательство над флагом! Но — о ужас! — под рубахой на голой спине обнажился нарисованный флаг Вьетконга (иногда Эбби вспоминал это так, иногда флаг припоминался ему как кубинский). Дело опять кончилось изоляцией. В декабре слушания закончились. Эбби получил 30 дней ареста за надругательство над американским флагом и был отпущен с миром, цел и невредим, если не считать желтухи, которую подцепил от грязной иглы после принудительной пробы крови на наркотики. Самое поразительное — председательствовавший на слушаниях молодой многообещающий чиновник через несколько месяцев отпустил волосы и стал выступать против войны.
Но впереди ждал Чикагский процесс — суд над «Чикагской восьмеркой».
В сентябре 1969 г. Джерри и Эбби были взяты под стражу и предстали перед судом. Состав обвиняемых был пестрым и общего между ними было мало: от облысевшего в борьбе с государством ветерана всех мыслимых протестов последних десятилетий 54-летнего пацифиста Дэйва Диллинжера до лидера «Черных пантер» Бобби Сила (вскоре его увезли на отдельный процесс «Пантер», и «восьмерка» стала «семеркой»).
Затея была такова: представить обильный потрясениями 68-й год как результат заговора против устоев Америки, объединившего всех отщепенцев — от стареющих пацифистов и левых политиков до черных боевиков и патлатых юнцов. Сами подсудимые друг друга откровенно не любили: Хоффман и Рубин восхищались «Пантерами», подружились с Силом и нашли общий язык с Диллинжером, вдвое старше них. Зато ни йиппи, ни «Пантеры» терпеть не могли «политиков» Хейдена, Дэйвиса и Фройнеса.
Вел процесс 74-летний судья по фамилии Хоффман и по прозвищу Хоффман-вешатель (Hang-Them-High-Hoffman): все предыдущие его процессы заканчивались обвинительными приговорами. Эбби видел в этом мистический смысл: Америка бесповоротно разделилась на двух Хоффманов.
Джерри был арестован несколько раньше в Калифорнии и принудительно должным образом острижен. Эбби призвал весь хайрастый пипл страны отрезать по пряди и послать либо Джерри, либо судье Джулиусу Хоффману (тот был лыс) на парики. Джерри в тюрьму пришли горы конвертов с длиннющими локонами, из которых он действительно сделал себе временный парик.
Эбби и Джерри, в отличие от рассудительного и серьезного Хейдена, вели себя, как им и было положено по роли: кривлялись и паясничали вовсю с первого дня: при препровождении в здание суда у врат правосудия Эбби сделал перед журналистами обратное сальто, а через полчаса друзья потребовали отвода тех присяжных, кто не знал, кто такая Дженис Джоплин.
Если Эбби и Джерри могли паясничать безнаказанно, то с Бобом Силом из «Черных пантер» судья был беспощаден: едва тот попытался что-то сказать, как его приковали кандалами к стулу и сунули кляп в рот. Судья тоже понимал, где игра, а где война всерьез, без пленных и перемирий. Хотя в глазах молодой Америки Эбби и Джерри были главными лицами процесса, карать их строго не собирались, а привлекли, чтобы показать, как развращающе действуют на молодежь завиральные идеи левых идеологов старшего поколения. Никто, собственно, и не ждал, что двум проказникам вынесут серьезный приговор: «Я был в глазах общественности, — вспоминал Эбби, — малолетним забиякой, которому так и хочется намылить шею, но уж никак не упечь в тюрягу лет на десять». Да и по роли Эбби и Джерри полагалось вести себя как неразумным психически неуравновешенным лоботрясам, клюнувшим на удочку коварных левых политиков (а кто за левыми стоит? — Москва, само собой!). Так что Эбби и Джерри невольно подыгрывали судебному спектаклю. Как к неразумным детям, относился к ним и суровый судья: «Он явно смотрел на меня снисходительно, со смешанным чувством огорчения и сожаления, как на собственного непутевого заблудшего внука». Несмотря на скандальные выходки, Эбби получил меньше всех: всего 8 месяцев условно «за неуважение к суду».
К полуночи гвардейцы двинулись на толпу: от миролюбцев полетели пух и перья. Эбби с друзьями, в крови и синяках, оказался в обезьяннике, где стал вести себя шумно и потребовал вызвать Международный Красный Крест: мы — военнопленные. Копы хотя и не соблюдали Женевскую конвенцию, но и по законам военного времени поступать не стали. Штраф по 10 долларов и — свободны.
В июле 1967 г. в журнале «Тайм» появилась передовая статья о хиппи. Тем самым хиппи стали частью культуры «большого общества». А значит, веселая клоунада стала терять смысл. 10 октября 1967 г. в Сан-Франциско цветочный народ устроил похороны Flower Power. Ощущая, что журнал «Роллинг стоун» и мюзикл «Hair» — это конец эпохи хиппи, пишет Эбби, мы решили погрести ее сами. Бубенцы и клеши-колокола становятся модой домохозяек.
Эбби и его друзья сочли, что перед хиппи стоит выбор: прозябать в отведенных Америкой резервациях или двигаться дальше. Решено было объединить хиппи с политикой, но политикой особенной: театральной. "Улица должна была стать сценой, на которой разыгрывался веселый спектакль о скудоумии Истеблишмента.
Вокруг Эбби и Джерри собрались будущие йиппи, один другого колоритнее. Полу Красснеру было уже 36 лет, и он был известным писакой, виртуозом стеба в американской журналистике. Вначале он пописывал в журналах «Мэд» и «Плейбой» и сочинял монологи для комиков. А затем решил основать совершенно небывалый журнал. «Реалист» стал самым скандальным сатирическим журналом в истории США с внушительным 100-тысячным тиражом. О йиппи Красснер говорил: йиппи — это политика абсурда, в которой я могу быть самим собой. Страсть Пола к абсурду делала его человеком милым, славным, но в общении невыносимым и ненадежным — типичная фигура андеграунда. Выступая свидетелем защиты на Чикагском процессе, Пол здорово подвел Эбби и Джерри: с утра наглотавшись кислоты, нес полную ахинею и отрубился в ходе дачи показаний.
Боб Фасе (не путать с Бобом Фоссом!) был создателем подпольного радио и телевидения, одержимым идеей обратить изобретенные для промывания мозгов в особо крупных масштабах электронные масс-медиа для целей Власти Цветов. Первой передачей подпольного телевидения была такая: злоумышленники-йиппи врезались в программу новостей кабельного телевидения с собственным прямым репортажем с места события. На экранах вместо залитых кровью душных джунглей Вьетнама появилась целомудренная и умиротворяющая картинка: парочка йиппи, занимающаяся любовью.
Эд Сандерс в движении йиппи занимал пост «ответственного за рок-музыку». Юноша из Канзас-Сити был образцовым американским школьником, отличником, физкультурником и т.п. — но прочел гинсберговский «Вопль» и жизнь его пошла наперекосяк. Эд отправился в Нью-Йорк изучать в университете древнегреческий и древнеегипетский, а там дорожка пошла скользкая и пагубная. И вчерашний отличник оказался в Ист-Виллидже среди таких же нечесаных нигилистов и сквернословов во главе основанной в 1965 г. группы «The Fugs». А еще Сандерс был книгоиздателем и создателем магазина ан-деграундной литературы «Peace Eye Bookstore». За поэму «Shads of God» Эда прозвали «Гомером йиппи».
Близким другом йиппи был Фил Оке, восходящая звезда фолк-рока. Филу прочили, что он затмит Дилана, он был тоньше и искренней Боба, но «слишком всерьез» вошел в роль рок-поэта. Дело кончилось тем, что Фил повесился в ванной.
Согласно мифу, движение йиппи родилось на праздновании нового 1968 года (на самом деле, идея соединить движение хиппи и политический протест появилась сразу после осады Пентагона[11], а окончательно оформилась в начале декабря). Само слово yippie — это слегка измененное на письме слово yippee, междометия-вопля типа «ой-ей-ей!» или «Уй-йя-а!». Правда, потом Эбби стал утверждать, что междометие надо трактовать так: Youth International Party. Но когда об этом же написали серьезные газеты, любивший сбить всех с толку и запутать Эбби заявил, что никаких таких сокращений в слове «йиппи» нет, а есть лишь радостный вопль юности, и расшифровка аббревиатуры — плод рук лживых болванов-журналистов.
На вопрос о невнятной и маловразумительной платформе «обновленных хиппи» Эбби отвечал без запинки: «Ясность — вовсе не наша цель. Наша цель вот какая: сбить всех с толку. Беспорядок и кутерьма, сумятица и сумбур разят цивилов наповал. Нас не понимают — и это замечательно: понимая нас, они бы нашли способ нас контролировать… Нами нельзя манипулировать — ведь мы миф, который сам себя создал… Мы взрываем динамитом клетки головного мозга. Мы заставляем людей пережить перемены, вовлекаем их в действо уличного театра — все равно, каким бы ни был их отклик. Черные и диггеры заодно. Diggersareniggers. Мы все стоим за уничтожение собственности. Как построить новое общество, не располагая ни организацией, ни деньгами — ничем? Надо создать миф. Кто-то из журналистов обещал рассказать правду о йиппи. Да лучше врите про нас — это нам все равно… Газеты, пытающиеся быть объективными — это такое занудство! В итоге выходит еще дальше от реальности. Сравните живое и талантливое описание правой газеты („Обторчавшиеся грязные битники, невменяемые сексуальные маньяки, вьетнамские агенты, эти так называемые йиппи», — какие яркие и проникновенные найдены слова, за душу берут!) с унылой тягомотиной в либеральной прессе: „Члены недавно образованной Международной молодежной партии» — тоска смертная!»
«Наш враг — человек в униформе. Без нее все они — славные люди. Голые все как братья… Отсюда и наши прикиды — прикид отрицает униформу как символ механической культуры. Мы — живой рекламный ролик, ожившее кино. У нас нет программы. Программа сделала бы наше движение бесплодным. Мы — воплощенное противоречие. Я не могу этого объяснить. Я этого и сам не понимаю».
«Если вам не нравятся новости по ТВ, создавайте свои собственные», — учил Эбби. 500 йиппи с шариками и хлопушками устроили шумную пробежку от площади Вашингтона до Таймс-Сквер с криками: «Хип-хип-ура! Война закончилась!». Йиппи устраивают чествование президента Джонсона с криками «Неу, hey, L-B-J, how many kids you killed today?»[12], а во время собрания акционеров «Доу Кэмиклз», производившей напалм, выпускают в зал мышей. Свой театр Эбби готовил коварно и хитроумно. После того, как он стал национальной знаменитостью, его стали наперебой приглашать на ток-шоу — чем не торжество демократии: каждый имеет право сказать, что думает. Но вероломный Эбби использовал доверчивость ведущих, чтобы подорвать простодушную веру американцев в СМИ, заронить подозрение, что что-то тут не так, что-то вырезается, подвергается цензуре и скрывается. На одном ток-шоу Эбби неслышно, одними губами произносил несколько слов (большей частью нецензурных), что убеждало Телезрителя с большой буквы: и прямой эфир подцензурен, а свобода слова — видимость. Во время рекламной паузы Эбби провоцировал и заводил аудиторию, а после рекламы зритель видел в студии злобных и агрессивных цивилов и мило улыбающегося агнца Эбби. В живом эфире на радио Эбби просил ведущего закурить и одобрительно бросал: «Да, травка у тебя ништяк!» Бедный ведущий кричал в микрофон: «Леди и джентльмены, он курит просто „Мальборо»!»[13].
Внешняя глупость выходок Эбби имела свой резон: убаюканная масс-медиа Америка заподозрила, что не так все просто, и ее на самом-то деле не беспристрастно информируют, а дурачат и оболванивают, — так ведь оно и было на самом-то деле! Когда на ток-шоу Мерва Гриффина операторы спецэффектами размыли в кадре знаменитую скандальную звезно-полосатую рубаху Хоффмана, на ТВ поступило 88 тысяч звонков с протестами против цензуры в эфире, и ведущий вынужден был извиниться перед страной.
Анализируя механизм воздействия СМИ на мозги обывателя, Эбби составил словарь ключевых слов, используемых в рекламе, программах радио и ТВ и т.д. — и всегда язвительно переигрывал профессиональных ведущих в парадоксальном использовании стереотипов и общих мест массового сознания. Конечно, идея перехватить у Истеблишмента орудие промывания мозгов могла родиться из чтения Маркузе, которого Эбби хорошо знал. Но сам механизм манипуляции массовым сознанием современными СМИ с ученой дотошностью исследовал лингвист с мировым именем, создатель генеративной лингвистики (ее даже назвали «хомскианской революцией» в языкознании) и трансформационного анализа Ноам Хомский — Эбби всего лишь применил эти приемы на практике. Хомский не стал кумиром тогдашнего юношества лишь потому, что его место было уже занято Маркузе. Пытливый лингвист все делал правильно: терпеть не мог ни «реальный социализм», ни настоящий капитализм. Эбби был знаком с профессором, и Хомский даже редактировал и написал предисловие к сборнику статей «чикагской восьмерки» «The Conspiracy. The Chicago Eight Speak Out».
Ноам и Эбби — один в тиши кабинета, другой на уличных хэппенингах и акциях для журналистов — выявили ключевые слова и образы, на которые запрограммированный культурой эпохи ТВ и электронной демагогии мозг обывателя реагирует так же безотказно, как декартова кошка отзывалась бы на «Кис-кис» и «Брысь». Но если Хомский хотел лишь вослед Маркузе обличить манипуляцию сознанием «одномерного человека», то Эбби старался вскрыть внутреннюю лживость и противоречивость оправдания существующего порядка вещей и, доведя эту противоречивость до балаганного гротеска, взорвать сознание жертв идеологии. Недаром Эбби так любил Сократа.
Учитесь попадать на первые полосы газет: пресса все схавает, наставлял Эбби.
Карнавальное мировосприятие Хоффмана создавало нереальные условные образы. Особенно любимы были Мао, Че и Фидель. Для Эбби Фидель — идеальный революционер, веселый жизнелюб. Эбби тащится от «председателя Мао и его рок-группы», а о «Битлз» пишет так: «Битлз», возможно, и знаменитее Иисуса Христа, но крутые ребята типа председателя Мао, дядюшки Хо и потрясающего длинноволосого Че Гевары обошли по популярности самих «Битлов»[14]. Рубин, Хоффман и Сандерс даже устроили мистификацию: опубликовали якобы найденное в боливийских джунглях письмо Че к американской молодежи (дело было до появления настоящего боливийского дневника команданте).
Самой выдающейся акцией йиппи стало проведение 25-30 августа 1968 г. «Праздника жизни» в Чикаго.
Отправляясь в Чикаго, йиппи разработали программу из 18 пунктов. Вот ее краткий пересказ:
1. Прекратить войну, ликвидировать военную промышленность и отказаться от культурного империализма во внешней политике. Отменить воинскую обязанность и вывести военные базы из-за границы.
2. Свободу Хью Ньютону и другим «черным пантерам». Общественное самоуправление в черных гетто. Прекратить культурную дискриминацию меньшинств.
3. Легализация марихуаны и других психоделиков. Освободить всех, кто сидит по этой статье.
4. Тюрьмы должны служить не для наказания, а для реабилитации.
5. Отменить все законы против преступлений, в которых нет жертв (очевидно, опять же имелись в виду статьи о хранении и употреблении).
6. Полное запрещение оружия и всеобщее обязательное разоружение всех, начиная с полиции.
7. Отмена денег, платы за жилье, транспорт, питание, образование, одежду, медобслуживание, пользование туалетами.
8. Полная занятость при заботе о том, чтобы всю черную и монотонную работу делали машины. Людям — только творческую работу.
9. Охрана окружающей среды.
10. Экологическая программа: из больших городов надо переселяться в коммуны на лоне природы.
11. Свободное право на аборты.
12. Реформа образования: вся власть студентам, студенты сами определяют программу и выбирают предметы.
13. Свободные и независимые СМИ. Развитие кабельного ТВ и альтернативных каналов, чтобы каждый мог выбрать канал по своему вкусу.
14. Отмена цензуры: «Нас тошнит от общества, без колебаний показывающего сцены насилия, но отказывающего показать совокупляющуюся парочку».
15. «Мы полагаем, что люди должны заниматься любовью все время, когда и с кем им захочется. Это — не программное требование, а простое признание реальности вокруг нас».
16. Политическая система должна отвечать нуждам всех, независимо от возраста, пола и расы. Регулярные референдумы по всем вопросам по ТВ или телефонной сети. Децентрализация власти: создание множества коммун, чтобы каждый мог выбирать себе сообщество по душе.
17. Поощрение искусства и развитие творческих способностей. Каждый должен стать художником.
18. Восемнадцатый пункт свободен: каждый может вписать сюда, что хочет[15].
Чикагский съезд Демократической партии в августе был самым подходящим местом для доброй бучи. На съезде демократы должны были выдвинуть кандидата на президентские выборы. Претендентов после гибели Роберта Кеннеди было двое: несимпатичный молодой Америке Губерт Хэмфри и Юджин Маккарти, тоже вполне цивильный, ничем не примечательный, но более живой и понятный новому поколению политик. Не то чтобы Юджин взаправду был таким уж продвинутым, но он умел туманно сказать, что есть-де в Америке некие проблемы, которые неплохо бы порешать, а в его предвыборном штабе даже было несколько длинноволосых, хотя и при галстуках. Йиппи решили устроить альтернативный съезд — показать, что выбирать-то, собственно, не из чего. «Двухпартийная система — это двухголовая свинья!» — наставлял Эбби. Кроме того, Чикаго был идеальным местом для противостояния Системе: олицетворение индустриальной Америки, в мифологической картине мироустойства — практичный деловой город, противостоящий босяцкому богемному Фриско. В старой песне Манфреда Манна эта оппозиция миров square и hip описана так: «Есть Институт в Чикаго… Есть одинокий домик в Калифорнии». «Чикаго — столица Нации Свиней», — объявил Эбби.
В начале августа йиппи подтянулись в Чикаго. Эбби высадился в аэропорту весь в бусах и фенечках поверх линялой майки. За Эбби и Полом был тут же приставлен полицейский хвост, зато Рубину удалось отвязаться — его перепутали с Дэвидом Бойдом, за которым и установили слежку: поди отличи этих волосатых одного от другого. В конце концов Эбби подружился с полицейскими соглядатаями и даже пообедал с ними в ресторане, где они болтали о «Битлз», травке и полицейской иерархии Чикаго. 24 августа Эбби в кимоно каратиста (для важности) держал речь перед строем полицейских, уговаривая не бить собравшихся в парке — ведь и те полицейских не трогают. Но все понимали: «Праздник жизни» закончится побоищем. Накануне съезда вышел подпольный «Seeds» (редакцию «Seeds» йиппи использовали как штаб-квартиру в дни съезда) с предостережением: «Чикагская полиция тебя не любит… Цветы не защитят вместо противогаза. Мы повторяем: не жди, что в Чикаго тебя ждут 5 дней праздника жизни, музыки и любви».
Ничего криминального по американским понятиям йиппи не замышляли. Но лагерь с 20 по 28 августа собирались разбить в Линкольн-парке — со всеми вытекающими делами: smoke-in'oм, love— и fuck-ками. А надо сказать, что еще с 1940 г. в Чикаго действовало распоряжение властей, запрещавшее гражданам спать в парке после 23:00. Поскольку никаких таких хиппи два с половиной десятка лет не было, то, кроме бомжей, особо никто этот указ и не нарушал. Кроме того, с 22:30 в Чикаго подросткам младше 17 лет запрещалось появляться на улицах без родителей. «Я готов умереть за право спать в Линкольн-парке», — объявил Эбби. Стычка была неминуема. Ночью полиция застрелила подростка Дина Джонсона — тот якобы убегал от полицейских. Поскольку одет он был как хиппи, для съехавшихся на «Праздник жизни» мальчик тут же стал символом и жертвой — Агнцем. В парке прошел митинг памяти Дина.
В 23 августа парк заполнила толпа йиппи и примкнувшего пипла. Рубин, волнуясь, объявил поросенка Пигасуса кандидатом в президенты от йиппи: «Сегодня — исторический для Америки день… Они избирают президента, и он будет пожирать людей. Мы изберем своего президента, и люди его съедят!» От имени Пигасуса раздавались значки: «Vote for Me!» Объявился и альтернативный кандидат. Длинноволосый и бородатый жизнелюб Луис Аболофиа раздавал свои предвыборные листовки — голый претендент с двумя барышнями и подписью: «Мне нечего скрывать!» Полиция пресекла веселье. Были арестованы Рубин, Фил Оке, кандидат в президенты Пигасус и еще пятеро. После обеда ребята Рубина привезли еще одну свинью, якобы супругу арестованного Пигасуса Пигги-Уигги — под визг и хохот и ее тоже поймали б копов, долго гонявшихся за хрюшкой по лужайке.
В воскресенье 25 августа йиппи «официально объявили» о захвате парка. В час дня Фестиваль Любви был открыт. Отпущенные из участка скандировали: «Two-Four-Six-Eight, Organize and smash the state!» На автомобильных платформах выступали группы: «МС 5», «The Pageant Players», «Jim amp;Jean». Еще оставался десяток групп, когда полиция вырубила ток. Эбби пытался подогнать к парку машину с генератором, но тут началась свалка, и полиция вытеснила пипл из парка. Одному из йиппи, Стью Элберту, дубинкой повредили череп. Через некоторое время пипл опять просочился в парк, ближе к 11 вечера появились служители, прибивавшие повсюду таблички: «Спать в парке запрещено». 11олиция стояла начеку. Вечером побоище в парке было показано по национальному ТВ.
Следующие 2 дня прошли в дыму слезоточивого газа. На улицах появились символические баррикады.
28 августа Эбби с утра был арестован за написанное на лбу губной помадой слово «fuck». Чтобы лишить йиппи лидера, весь день его продержали в участке, поэтому в самых главных событиях Эбби поучаствовать не удалось. К вечеру демократы назначили кандидатом Хэмфри, а пипл устроил на Мичиган-авеню у отеля «Хилтон», где проходил съезд, антивоенную демонстрацию. Разгон начался в 8 вечера. Полиция молотила дубинками без разбора, кровь брызгала в объективы. Толпа перед отелем скандировала: «Весь мир видит это!» Вечером по всем программам новостей шел часовой репортаж: гражданская война отцов и детей. Полиция сгоряча вломила и журналистам — осерчавшая «пятая власть» впервые за несколько лет антивоенных демонстраций показала побоище подробно, крупным планом и без купюр. Увиденное потрясло Америку, привыкшую равнодушно смотреть репортажи из Вьетнама.
Меж тем арестованный за слово «fuck» на лбу Эбби был выпущен под залог в 5000 долларов. Жлоб, в патриотическом порыве пытавшийся застрелить Эбби из незарегистрированного пистолета, был отпущен под 300 долларов. «Ну что же, — посетовал Хоффман, — Америка сегодня готова скорее убивать, чем заниматься любовью».
На последовавших выборах Хэмфри проиграл Никсону.
Вернувшись из Чикаго, Эбби пишет историю движения йиппи под названием «Revolution for the Hell of It» («Революция ради ада революции»). За права на экранизацию книги Эбби получил изрядный по тем временам гонорар — 65 тысяч долларов. Но вертопраху самой природой не дано было стать зажиточным: по совету Жана Жене Эбби пожертвовал деньги в фонд «Черных пантер».
После Чикаго Эбби стал для Системы вроде занозы. За год его арестовывали 8 раз, в том числе за не-пристегнутый ремень в автомобиле, за перочинный нож на борту самолета и за «вызывающее поведение».
В сентябре 1968 г. Эбби был арестован в аэропорту, когда пытался вылететь в Прагу — на помощь раздавленной танками Весне. А 2 октября Эбби и Джерри Рубин предстали перед Комитетом по расследованию антиамериканской деятельности (HUAC). Джерри разоделся «всемирным партизаном» с игрушечной винтовкой М-16, Эбби же — индейцем в перьях. Обвешанный колокольчиками Джерри звенел, как сорок сороков, а Эбби забавлялся детским чертиком-хохотунчиком «йо-йо». Эбби постоянно просился пописать, чтобы «выплеснуть эмоции», и, удалившись из зала, оглашал Капитолий воплем «гов-ню-ки!», а подружка Рубина Нэнси, наряженная карнавальной ведьмой, выкрикивала непристойности из зала для публики. На третий день Эбби пришел на слушание дела в «патриотическом наряде»: рубахе из звездно-полосатого флага. Органы порядка стали срывать обновку: измывательство над флагом! Но — о ужас! — под рубахой на голой спине обнажился нарисованный флаг Вьетконга (иногда Эбби вспоминал это так, иногда флаг припоминался ему как кубинский). Дело опять кончилось изоляцией. В декабре слушания закончились. Эбби получил 30 дней ареста за надругательство над американским флагом и был отпущен с миром, цел и невредим, если не считать желтухи, которую подцепил от грязной иглы после принудительной пробы крови на наркотики. Самое поразительное — председательствовавший на слушаниях молодой многообещающий чиновник через несколько месяцев отпустил волосы и стал выступать против войны.
Но впереди ждал Чикагский процесс — суд над «Чикагской восьмеркой».
В сентябре 1969 г. Джерри и Эбби были взяты под стражу и предстали перед судом. Состав обвиняемых был пестрым и общего между ними было мало: от облысевшего в борьбе с государством ветерана всех мыслимых протестов последних десятилетий 54-летнего пацифиста Дэйва Диллинжера до лидера «Черных пантер» Бобби Сила (вскоре его увезли на отдельный процесс «Пантер», и «восьмерка» стала «семеркой»).
Затея была такова: представить обильный потрясениями 68-й год как результат заговора против устоев Америки, объединившего всех отщепенцев — от стареющих пацифистов и левых политиков до черных боевиков и патлатых юнцов. Сами подсудимые друг друга откровенно не любили: Хоффман и Рубин восхищались «Пантерами», подружились с Силом и нашли общий язык с Диллинжером, вдвое старше них. Зато ни йиппи, ни «Пантеры» терпеть не могли «политиков» Хейдена, Дэйвиса и Фройнеса.
Вел процесс 74-летний судья по фамилии Хоффман и по прозвищу Хоффман-вешатель (Hang-Them-High-Hoffman): все предыдущие его процессы заканчивались обвинительными приговорами. Эбби видел в этом мистический смысл: Америка бесповоротно разделилась на двух Хоффманов.
Джерри был арестован несколько раньше в Калифорнии и принудительно должным образом острижен. Эбби призвал весь хайрастый пипл страны отрезать по пряди и послать либо Джерри, либо судье Джулиусу Хоффману (тот был лыс) на парики. Джерри в тюрьму пришли горы конвертов с длиннющими локонами, из которых он действительно сделал себе временный парик.
Эбби и Джерри, в отличие от рассудительного и серьезного Хейдена, вели себя, как им и было положено по роли: кривлялись и паясничали вовсю с первого дня: при препровождении в здание суда у врат правосудия Эбби сделал перед журналистами обратное сальто, а через полчаса друзья потребовали отвода тех присяжных, кто не знал, кто такая Дженис Джоплин.
Если Эбби и Джерри могли паясничать безнаказанно, то с Бобом Силом из «Черных пантер» судья был беспощаден: едва тот попытался что-то сказать, как его приковали кандалами к стулу и сунули кляп в рот. Судья тоже понимал, где игра, а где война всерьез, без пленных и перемирий. Хотя в глазах молодой Америки Эбби и Джерри были главными лицами процесса, карать их строго не собирались, а привлекли, чтобы показать, как развращающе действуют на молодежь завиральные идеи левых идеологов старшего поколения. Никто, собственно, и не ждал, что двум проказникам вынесут серьезный приговор: «Я был в глазах общественности, — вспоминал Эбби, — малолетним забиякой, которому так и хочется намылить шею, но уж никак не упечь в тюрягу лет на десять». Да и по роли Эбби и Джерри полагалось вести себя как неразумным психически неуравновешенным лоботрясам, клюнувшим на удочку коварных левых политиков (а кто за левыми стоит? — Москва, само собой!). Так что Эбби и Джерри невольно подыгрывали судебному спектаклю. Как к неразумным детям, относился к ним и суровый судья: «Он явно смотрел на меня снисходительно, со смешанным чувством огорчения и сожаления, как на собственного непутевого заблудшего внука». Несмотря на скандальные выходки, Эбби получил меньше всех: всего 8 месяцев условно «за неуважение к суду».