Холланд Том. Раб своей жажды

   Голос его затих, и он вновь замолк.
   К счастью, поезд наш шел с хорошей скоростью, и мы прибыли раньше расписания, а поэтому без проблем успели на пересадку. Несмотря на пророчества Элиота, я чувствовал себя сейчас бодро и, сидя в поезде на Уитби, с интересом разглядывал мелькавшие за окном пейзажи, освещенные августовским солнцем. Вокруг жизнерадостно галдели отдыхающие, направляющиеся, как и мы» на йоркширское побережье. Страхи предыдущей ночи постепенна улетучились из моего сознания, и я проникся уверенностью, что вскоре мы повергнем врага наземь. Думал я и о намеках моих спутников на то, что в этой женщине присутствует что-то сверхчеловеческое, но сейчас это казалось мне просто смешным. Даже наше прибытие в Уитби, рисовавшийся в моем воображении местом угрозы и страха, не смогло омрачить оптимистического настроения, поскольку на самом деле оказалось, что это весьма прелестное местечко, раскинувшееся у глубокой гавани и столь круто взбирающееся на холмы с востока, что дома в старой части города стояли словно друг на друге. Только руины аббатства, нависшие над городком, массивные и романтические, навевали мысли о том, что Уитби действительно может соответствовать месту, обрисованному моим воображением. Но в лучах клонящегося к закату солнца аббатство выглядело весьма живописно.
   Мы навели справки и установили, где жила невеста Джорджа — Розамунда Харкорт. Харкорт-Холл, впечатляющее здание, походил на глыбу, остановившуюся на краю утеса. Поднявшись к воротам поместья, мы прошли через сильно заросший сад, пристально вглядываясь в наступающие сумерки. Однако по пути никто нам не попался, а на подходе к самому дому я даже стал сомневаться, живет ли здесь кто-нибудь вообще, потому что многие окна были заколочены досками и в воздухе витал такой дух заброшенности, что я подумал, а не зря ли мы сюда так спешили. Но Элиот показал на гравий ведущей к дому дорожки, и я увидел на нем одинокую цепочку следов. Кто-то явно был здесь, пришел недавно.
   — Женщина, — сказал Элиот, приседая у следов на гравии, — судя по маленьким размерам стопы. Но кто?
   Он взглянул на меня, а я пощупал револьвер, оттопыривающий мой пиджак. Элиот кивнул, взошел по ступеням и постучал молотком в дверь.
   Пришлось подождать, но в конце концов наш зов был услышан. Пожилая женщина, судя по всему давнишняя служанка Харкортов, открыла дверь, и при виде ее морщинистого, обветренного лица Элиот, как я заметил, несколько смягчился. Женщина оказалась домохранительницей, ей поручили поддерживать порядок в доме до тех пор, пока семья Моуберли не решит вернуться. Она работала служанкой в этой семье около, пятнадцати лет и сейчас очень сокрушалась, что дом запустел и обветшал. Вначале она говорила неохотно, что свойственно жителям Йоркшира, но когда Элиот намекнул, что ее хозяйке грозит опасность, она сразу вызвалась помочь нам, чем только сможет. Поначалу, однако, казалось, что вряд ли ее помощь пригодится. Нет, сказала она нам, она не видела леди Моуберли более двух лет. Нет, она не замечала каких-либо чужаков по соседству. Нет, никто не болел таинственными или необъяснимыми болезнями.
   — С тех пор как ее сиятельство сама заболела — никто, — закивала головой старушка. — Это случилось как раз перед ее свадьбой с сэром Джорджем.
   — Заболела? — поинтересовался Элиот.
   — Побледнела… истощала… слабая была ужасно. Странная какая-то. Вроде как с головой у нее стало не все в порядке, и свадьбу эту она затеяла, умершую мать не успев толком оплакать. Замуж вышла! — домохранительница покачала головой. — Печально все это было, печально и странно.
   — Странно? — заинтересованно переспросил Элиот. — Чем же? Ну, если не считать спешки…
   — А все втихую, да не по-людски, не по-людски.
   — Это как втихую?
   — Да только она была да сэр Джордж и этот дружок сэра Джорджа, Артур. Вроде так его звали. Ну, такой джентльмен из Лондона.
   — И никаких родственников?
   — Никаких, совсем никаких. Ее сиятельство была последней… последней из Харкортов. Она одна и осталась.
   — Значит, на венчании в церкви была лишь она и те двое? Вы абсолютно уверены в этом? И больше никого не было?
   — Говорю вам, только они втроем и были. Элиот еще больше нахмурился:
   — Ну а потом? Видели вы свою хозяйку потом? И снова домохранительница покачала головой:
   — Нет, она сразу уехала. И она, и муж, я вам сказала. Мы их так и не увидели.
   — Позвольте мне с этим разобраться… Сэр Джордж и леди Моуберли сразу уехали на медовый месяц? Правильно? А до того на свадьбе у вашей хозяйки не было ни родственников, ни друзей — вообще никого, кого бы она знала?
   — Ну! Такова уж была ее собственная воля. Она всегда все в одиночку, с тех пор как с головой у нее стало не в порядке. И с нами, слугами, ничего не захотела иметь общего — понабрала новых, своих. Меня к ней в день свадьбы вообще не подпустили, хоть я с пеленок была при ней. Никого из нас не подпустили.
   Элиот взглянул на профессора. Тот кивнул в ответ, словно подтверждая какое-то подозрение, о котором они говорили раньше. Элиот повернулся к старушке:
   — Вы нам очень помогли, но еще одно: в ночь перед свадьбой не случилось ли чего-нибудь необычного? Чего-нибудь, запомнившегося вам?
   Домохранительница задумалась, а затем вздохнула:
   — Не-а. Ничего… разве что настроение было странное у ее сиятельства. — Она помедлила, вспоминая что-то. — В склеп миссис Харкорт ломились…
   — Миссис Харкорт? — прервал ее Элиот. — Это же мать леди Моуберли?
   — Ну! — кивнула старушка. — Так и взломали вход в склеп с ее надгробием. Но это не у нас, а там, в Уитби, при церкви святой Марии.
   Элиот вдруг напрягся, окостенел, и ноздри его раздулись, как будто почуяв запах погони.
   — Давайте-ка я повторю все снова, — медленно проговорил он. — В ночь перед свадьбой леди Моуберли склеп Харкортов взломали? Так? Кто-то пытался открыть гроб?
   — Ну! — подтвердила домохранительница. — Может, и пытался. А вот зачем пытался — не могу сказать.
   Элиот с победоносным видом покачал головой.
   — Спасибо вам, — прошептал он, пожимая руки старушке. — Большое спасибо.
   Он повернулся и, не сказав ни слова, заторопился прочь от дома.
   Кэб поджидал нас. Элиот велел вознице возвращаться в Уитби и всю дорогу просидел, сжав губы и сдвинув брови, но его глаза выдавали, что он все-таки решил загадку. Я же, конечно, оставался в неведении, как и раньше, но, помня, что Элиот не любит расспросов, решил подождать, пока он сам не заговорит. Когда же он зашел в лавку и заказал кирку, заступ и тяжелый молот, я больше не смог сдерживать любопытства.
   — Расскажите, что вы надумали, Элиот, — потребовал я, как только мы вышли. — Насколько я понял, вы уверились, что сэр Джордж женился не на своей настоящей невесте.
   — Конечно, — ответил Элиот. — Это очевидно.
   — Вы забываете, — перебил профессор, — что мистер Стокер не вполне знаком с предысторией дела.
   — С предысторией? — поинтересовался я. — Какой предысторией?
   — Какой? — улыбнулся профессор и погладил себя по округлому животу. — А той, которая рассказывает об управлении человеком с помощью мысли. Улыбка его погасла.
   — Я сам это видел и знаю, что мозг простого смертного могут совратить и полностью поработить. Жертва становится инструментом в чужих руках. И такая участь могла постичь, вернее наверняка постигла Розамунду Харкорт.
   — Вы имеете в виду эту ее «странность»?
   — Вот именно, — проговорил Элиот. — Свадьба, наем новых слуг, стремление к одиночеству — все это могло быть устроено по чьему-то приказу, ибо ее мысли к тому времени уже не принадлежали ей. И, следуя таким приказам, мисс Харкорт готовила собственную смерть. Смерть, — он нахмурился, — или нечто худшее…
   — Худшее?
   Элиот взглянул на утес на востоке, где на фоне сгущающихся туч вырисовывались контуры аббатства.
   — Это мы должны разузнать, — пробормотал он.
   Он вдруг вздрогнул и спрятал заступ под складками плаща, снова поглядев на небо. Небо позеленело, воздух отяжелел от удушающей жары и усиливающейся напряженности, которая в преддверии грозы всегда влияет на людей с чувствительной натурой.
   — Сегодня ночью будет буря, — сказал он. — Но она лишь поможет нам. — Он посмотрел на часы — только что миновало девять. — Идемте, нам надо перекусить. То, чем мы займемся ночью, не делается на пустой желудок.
   Я едва ли мог подозревать, что он имеет в виду. Заступ и кирку не покупают по прихоти, но у меня не было желания подтверждать некоторые свои темные мысли. Я ел от души, насколько позволяли обстоятельства, и незадолго до полуночи мы, наконец, вышли из постоялого двора. Духота еще усилилась, воздух гнетуще давил. Мы прошли мимо гавани — Элиот вел нас к подножию восточного утеса, на вершине которого стояли руины аббатства. Раздался раскат грома, и, взглянув на море, я увидел, что там призрачной белой стеной поднимается туман, накатываясь на выход из гавани. Прогремел еще один раскат, и без какого-либо дальнейшего предупреждения разразилась гроза. Все вокруг забилось в конвульсиях: волны вздымались с нарастающей яростью, обрушиваясь на причалы; ветер ревел, будто состязаясь с громом; небо над нами содрогалось от поступи бури. На секунду туман поднялся, рассеялся, и я увидел горы кипящей воды, вздымающиеся в несказанном великолепии и поблескивающие серебром в свете молний. А потом все это снова поглотил туман; поглотил он и нас — лица моих спутников едва виднелись сквозь мутную завесу.
   Элиот взял меня за руку.
   — Сюда! — крикнул он мне в ухо, указывая на старую часть городка над нами.
   Мы начали взбираться по продуваемым ветром улицам, по ступеням, по сотням ступеней, ведущих вверх на утес. Мы уже подходили к его вершине, когда туман опять расступился, и, глянув вперед, я различил контуры аббатства, правда, его вид заслоняла другая церковь, стоявшая на краю утеса и окруженная кладбищем с множеством надгробий и покосившихся могильных камней.
   — Церковь святой Марии, — прокричал Элиот и двинулся к кладбищу, сгибаясь на ветру, который, казалось, вот-вот сметет его с утеса, и лавируя между камней.
   Я последовал за ним и вскоре понял, что цель нашего похода — самый огромный склеп, который мне когда-либо доводилось видеть, массивное сооружение из прямоугольных камней у обрыва. Подойдя к нему, Элиот остановился и огляделся по сторонам, убеждаясь, что мы здесь одни. Буря, как он и предугадал, была нашим союзником в эту ночь, ибо мы находились в самом ее центре и вокруг не было никого, кто бы отважился выдержать ее ярость.
   Когда я приблизился к склепу, с моря вновь наплыл туман, враз окутав меня клубами сырых испарений, словно склизкими руками смерти. Я перестал что-либо различать и теперь мог только слышать — рев бури, раскаты грома и удары мощных волн раздавались из тьмы еще громче прежнего. Я на ощупь добрался вдоль стены до угла склепа. Впереди замаячила какая-то фигура. Она протянула руку, и я узнал Элиота. Вглядевшись в его лицо, я увидел, насколько оно неподвижно и ужасающе напряжено.
   — Выньте револьвер! — крикнул он мне.
   Должно быть, я замешкался, ибо он сам полез в мой карман, достал револьвер, осмотрел его и вернул мне, показав на стену склепа. И тут я обнаружил, что вход в склеп разнесен вдребезги, а за ним затаилась тьма, щерясь обломками решетки на нас, будто ухмыляясь.
   Сквозь завывание урагана до меня внезапно донеслось хихиканье.
   — Кто пойдет первым? — спросил профессор из-за моего плеча и еще раз хихикнул.
   Я оглянулся на него, угрюмо улыбнулся и нырнул в дыру.
   После бури темнота казалась невыносимо тихой. Я полез в карман за спичками, зажег одну и, прикрывая ее пламя рукой, перехватил револьвер покрепче. Оглядевшись по сторонам, я не заметил в склепе и следа чьего-либо присутствия. У стены меланхолично стояли в ряд надгробия, но ни одно из них не было потревожено. Не было видно и следов каких-либо недобрых дел. За мной вошли Элиот и профессор, осматриваясь в склепе. На лице Элиота отразилось разочарование, смешанное с облегчением. И вдруг он вздрогнул.
   — Что это? — воскликнул он, наклоняясь и становясь на колени у одного из надгробий.
   Я увидел, что к каменной стенке прислонен какой-то конверт. С лихорадочной поспешностью Элиот схватил его, разорвал, вынул единственный листок бумаги, прочел и закрыл глаза.
   — Этого я и боялся, — проговорил он каким-то потусторонним голосом.
   — Чего же, ради Бога? — спросил я.
   Он медленно обернулся. Никогда не видел я на человеческом лице выражения столь ужасающего страдания.
   — Взгляните на дату, — сказал он, показывая. — Четвертое августа. — Плечи его опустились. — Вот когда она приезжала сюда. Помню, она говорила мне, что ей надо съездить в Уитби по неотложному делу. Теперь ясно, что это было за дело.
   — Но люди на вокзале Кингс-Кросс… — запротестовал я. — Они видели, как вчера вечером она садилась на поезд. Она и ребенок Люси…
   При упоминании о юном Артуре Элиот вздрогнул.
   — Она… они… могли сесть на поезд на Йорк, — медленно произнес он. — Но в Йорк так и не приехали. Нет, — продолжал он, изучая записку, — та, за кем мы гонимся, сошла на первой же остановке и вернулась в Лондон, а мы поехали дальше и не нашли ничего, кроме вот этой, заранее подготовленной насмешки. Она была уверена, что мы проглотим наживку. — Он в отчаянии потряс запиской. — Да что говорить, она даже подписалась!
   — Дайте взглянуть, — попросил я.
   Элиот пожал плечами и протянул мне записку.
   — «Хорошо сработано, Джек, — прочел я вслух, — да не совсем. Вы сильно опоздали. Розамунда, леди Моуберли, она же Ш.В.». — Я взглянул на Элиота. — А что значит Ш.В.?
   — Настоящие инициалы женщины, которую мы преследуем. Ей теперь не нужно скрывать, кто она. Наше преследование было бессмысленно.
   — Не совсем, — заговорил до сих пор молчавший профессор, хватаясь за кирку.
   — Вы что? — вскричал я, видя, что он собирается вскрыть гроб.
   — Все же и здесь мы можем сделать кое-что полезное.
   — Это могила миссис Харкорт? — спросил Элиот.
   Профессор замахнулся было киркой, но потом указал на имя на надгробии и кивнул.
   — Давайте поможем, — предложил Элиот. — Стокер, прошу вас, вы сильней любого из нас…
   — Я не стану участвовать в осквернении!
   — Стокер, — проговорил профессор, — мы стремимся не к осквернению, а к свершению акта величайшего милосердия. Помогите нам, и я вам все объясню. Раньше я не мог сказать вам этого — вы бы мне не поверили… пока не увидели бы весь ужас своими глазами. — Он передал мне кирку. — Прошу вас, мистер Стокер. Верьте мне. Прошу вас.
   Я поколебался, но взял кирку и поддел каменную крышку гробницы. Вес был огромен, но, наконец, крышка поддалась, и со стоном напряжения я сдвинул ее. Из открывшейся тьмы поднялся смрад гниения и смерти. Я нагнулся поближе, и в это время спичка, которую Элиот держал, прикрывая ладонями, замигала и погасла. Я услышал, как он шарит в коробке, торопясь зажечь другую спичку, и вдруг застыл, ибо в склепе неожиданно раздался другой звук, какое-то пощелкивание, и доносилось оно из гробницы, только что вскрытой мною. Мы замерли, и пощелкивание возобновилось, гулко раздаваясь в тишине. Послышалось чирканье зажигаемой Элиотом спички.
   Вновь прикрыв пламя спички ладонями, Элиот поднял ее над открытой гробницей. Я вгляделся, и сердце мое похолодело. Там, среди заплесневелых обрывков одежды, лежал скелет, слепо глядя на нас провалившимися глазницами. Но труп миссис Харкорт — ибо я счел, что это она, — был не один. Рядом лежал второй труп, не скелет, а тело с изможденным и изборожденным морщинами лицом. Глаза на этом лице были открыты и ярко сверкали. Она была жива! Это существо (я говорю «существо», потому что оно ничем не напоминало девушку) было живо! Рот его при виде нас широко открылся, и в нем сверкнули зубы, острые, как клыки зверя, а когда оно сомкнуло челюсти, раздалось щелканье, которое мы только что слышали. Инстинктивно я понял, что эта тварь жаждет крови. Не знаю, как я определил это: может быть, по жестокости в ее глазах или по сухости кожи, многовековым пергаментом обтянувшей скулы твари, но какова бы ни была причина, я знал — да, знал, с ужасом и полной уверенностью, — что именно мы нашли. Я обернулся к профессору.
   — Это Розамунда Харкорт? — спросил я.
   Он кивнул.
   — Она…? — я не мог произнести этого слова.
   — Вампир? — эхом отозвалось от холодных каменных стен. Профессор еще раз повторил это слово и кивнул самому себе. — Да… Два года она пролежала здесь с той ночи перед свадьбой. Помните, мистер Стокер, домохранительница Харкортов сказала, что кто-то ломился в склеп? Тогда-то Розамунду и принесли сюда, а ее место заняло отродье, за которым мы охотимся. Какая жестокая судьба — прошептал он, — вдвойне жестокая. Погребена вместе с телом матери, в думах о крови, медленно деградируя в существо, которое сейчас перед вами. Существо слишком слабое, чтобы подняться, чтобы просто пошевелиться.
   Вновь раздалось голодное щелканье челюстей вампира. Профессор посмотрел на нее почти с нежностью и взялся за кирку.
   — Не смерть мы ей несем, она уже умерла, а возвращение. Возвращение в поток жизни.
   Он приставил кирку к сердцу этого существа. Руки его не дрогнули. Замахнувшись, он со всей силы опустил острое орудие. Существо в гробу задергалось, и из безгубого рта раздался ужасающий, морозящий кровь в жилах, пронзительный крик. Тело забилось в диких судорогах, белые зубы сжались до того, что лопнули десны, а на губах появилась черная пена. Профессор размахнулся киркой и ударил еще раз. Из раны по истощенной плоти потекла черная слизь. Профессор взялся за заступ и резко ударил им, так что шейная кость существа сломалась, и голова отделилась от туловища. Тело дернулось и замерло, оставаясь теперь в неподвижности. Ужасное существо было, наконец, мертво. Наше неприятное дело в этом месте смерти было завершено.
   Но не в остальном мире. Не стану описывать, с какой поспешностью мы покинули кладбище. На станции мы сидели долго и только в семь часов смогли выехать в Йорк, а, прибыв туда, прождали еще час поезд на Лондон. Элиот воспользовался этим временем, чтобы дать телеграмму Весткоту, но ответа мы не получили, хотя Элиот просил об этой услуге, так что наш страх перед таинственной Ш.В. и опасения за Люси и ее пропавшего ребенка еще больше возросли. Я вспомнил о сомнениях Элиота, о его неохоте ехать в Уитби и почувствовал особую вину, ибо это я убедил его сопровождать нас. Поскольку бегство Ш.В. оказалось всего лишь уловкой, рассчитанной на то, чтобы выманить нас из Лондона, наша дьявольская противница, вернувшись в столицу намного раньше нас, могла совершить Бог знает какие ужасные злодеяния. Я сомневался в том, что мы сможем найти юного Артура Рутвена, ибо у Ш.В. был целый день на то, чтобы отделаться от ребенка и замести следы. Все следы, которые мы сейчас найдем, давно остыли. А что касается Люси — дражайшей Люси, — я страшился и думать о том, что может ей угрожать.
   В Лондон мы возвращались целую вечность. Мы дремали, а после того как выспались, профессор рассказал мне, что представляет собой наша противница — вампир, самое ужасное создание суеверий и мифов, поднявшееся преследовать нас из тумана времени, бродящее ныне по Лондону, в наш просвещенный, скептический, полный здравомыслия девятнадцатый век. Я до сих пор считаю, что в это почти невозможно поверить, и вместе с тем не сомневаюсь в реальности увиденного мной предыдущей ночью.
   — Вампиров знали везде, где только ни побывал человек, — рассказывал профессор. — Так почему бы им не быть и в наши дни? Почему вы думаете, что наш век какой-то привилегированный?
   Элиот слушал его, кивая, но сам ничего не говорил. Я знал, что он размышляет над своей ошибкой. Зловредная Ш.В. поразила его в самое сердце.
   Наконец-то наш поезд застучал на стрелках вокзала Кингс-Кросс — было без нескольких минут пять. Через четверть часа мы стучались в двери на Миддлтон-стрит. Открыл нам сам Весткот с лицом нервным и осунувшимся.
   — Ваша телеграмма… — проговорил он. — Я вернулся слишком поздно и не смог ответить. Все в порядке?
   — Это вам бы сказать, так ли это, — ответил Элиот. — Люси…
   — В порядке. За ней сейчас ухаживает моя сестра.
   — Ваша сестра? — воскликнул Элиот.
   — Да. — Впервые за долгое время я увидел, что Весткот улыбнулся. — Вот где я был утром, когда пришла ваша телеграмма, — встречал сестру на вокзале Ватерлоо. Она прибыла в Англию вчера вечером, а в Лондон — сегодня в девять часов. Почти все утро она с Люси, моя дорогая сестричка. Они так понравились друг другу, словно они подруги с давних лет. Сестра моя тоже перенесла ужасные страдания. Но, как и Люси, Шарлотта всегда была сильной.
   — Шарлотта? — Элиот вдруг отшатнулся.
   — Дорогой мой, — воскликнул Весткот, — вам плохо?
   Элиот уставился на него с выражением ужаса на лице.
   — Ваша сестра, — медленно произнес он, — Шарлотта наверняка написала вам письмо… записку… с сообщением, что она прибудет на вокзал Ватерлоо?
   — Да, — озадаченно кивнул Весткот и, пошарив в кармане, вынул конверт.
   Элиот выхватил конверт у него из руки. Беглый взгляд на почерк полностью удовлетворил его.
   — Ш.В., — прошептал он, повернулся и ринулся прочь из комнаты.
   Профессор тоже понял, в чем дело, и вслед за Элиотом уже взбегал по лестнице. Через секунду дошло и до меня.
   — Ш.В.! — вскричал я. — Шарлотта Весткот!
   — Что такое? — в отчаянии спросил Весткот. — Что тут, Бога ради, происходит?
   Я схватил его за руку, и мы стремглав понеслись по лестнице. У входа в спальню Люси Элиот на мгновение замешкался, проверяя револьвер, а потом распахнул двери и вбежал внутрь. Один за другим мы последовали за ним.
   Целую вечность мы стояли, замерев на месте при виде открывшейся нам сцены. Не хватает слов описать ее ужас и чувство отвращения, поднявшееся у меня в груди. На постели лежала совершенно голая Люси, тихо постанывая и ерзая на простынях. Ее груди, живот и бедра были вымазаны кровью. А над ней, разжимая коленями ноги Люси, склонилась молодая женщина. Губы ее тесно прижались к одной из грудей Люси, а рукой она… Нет, я до сих пор краснею, вспоминая это. Если бы я собственными глазами не видел все ее развратные действия, то счел бы такое невозможным, а посему не стану осквернять своего рассказа описанием. Несколько секунд, что мы стояли остолбенев, эта женщина продолжала заниматься тем, за чем мы ее застали, — тесно прижавшись к обнаженной плоти Люси, она пила кровь из окровавленной груди. Затем с какой-то нарочитой, издевательской медлительностью она приподняла голову и взглянула на нас. На ее лице отражалось хищное сладострастие, одновременно возбуждающее и отталкивающее. Запрокинув голову, она облизнула губы в почти чувственном наслаждении, улыбнулась, и я увидел следы крови Люси на ее острых белых зубах.
   — Привет, Джек, — произнесла она, откидывая волосы со лба и вставая. — Ну как там Уитби? Надеюсь, вы не очень скучали?
   — Боже мой! — вскричал Весткот, к которому наконец вернулся дар речи. — Шарлотта! Что это?
   Женщина вновь улыбнулась и насмешливо взглянула на Люси, продолжавшую ерзать на постели.
   — Поздравляю тебя с такой женой, Нэд. Никак не могла понять, что ты в ней нашел, в этой неотесанной потаскушке, но сейчас, когда поимела ее, почти понимаю это. Кто знает? Может, я придержу ее для себя…
   Весткот вдруг пронзительно выкрикнул что-то в неразборчивом вопле ужаса и ярости. Он выхватил револьвер из руки Элиота и, прицелившись в сестру, выстрелил. Пуля попала ей в плечо, из раны ударила кровь. Но женщина лишь засмеялась и… начала таять на наших глазах, превращаясь в пар, который поднялся и вылетел в окно, исчезая бесследно в ночи. Профессор бросился к окну, а Элиот и Весткот — к Люси. Люси потрогала себя за грудь, подняв испачканные кровью пальцы к глазам. Узрев их, она издала такой дикий и отчаянный крик, что мне кажется, он будет звучать у меня в ушах до скончания жизни. Весткот попытался удержать ее, но она испуганно вырывалась из его рук, глядя на окно и все время испуская стоны. Лицо ее было ужасно, кровь, размазанная по губам, щекам и подбородку, еще более подчеркивала ее смертельную бледность, все тело было измазано кровью, стекавшей из ранок рубиновыми струйками.
   — Я застрелил ее? — крикнул Весткот, все удерживая жену. — Ради Бога, профессор, моя сестра мертва?
   Профессор запер окно и медленно покачал головой.
   — Я доберусь до нее! — кричал Весткот. — Боже мой, я заставлю ее заплатить, даже если это будет последнее, что я сделаю в жизни.
   Профессор ничего не сказал. Лишь взглянул на Элиота, и я увидел крайнее замешательство и ужас в его глазах. Мне подумалось, а знает ли он, как убить вампира, и есть ли у нас какая-нибудь надежда.
   Позднее, в тот же вечер, перевязав Люси и дав ей успокоительное, мы собрались на совещание в гостиной. Элиот рассказал Весткоту о том, как мы гнались за женщиной, которую он знал в качестве леди Моуберли, после чего, отвечая на полные неверия вопросы бедняги, профессор объяснил суть вампиризма и рассказал о его распространенности в стране, о которой я уже много слышал, в королевстве Каликшутра, где пропала сестра Весткота.