Страница:
— Пропала во всех смыслах, — пробормотал Весткот, — провалилась в ад. Есть ли для нее какая-нибудь надежда, как вы думаете?
Профессор сжал руку Весткота, и жест этот сказал больше, чем любые слова.
— Так, значит, письма, — пробормотал Весткот, — которые я получил от младшего офицера, находящегося в подчинении у моего отца… все фальшивые? Все до единого — подделка?
Профессор кивнул, не говоря ни слова.
Весткот обхватил голову руками:
— И не надо было искать ее в Индии, потому что все это время она была в Англии. Какой же я был идиот! — вскричал он. — Какой болван! Но как я мог знать? — Он поднял голову, и взгляд его умоляюще забегал по нам. — Разве я мог догадаться, что моя сестра была… что она стала…
— Вампиром? — вдруг заговорил Элиот. — Да, именно этим словом вам следует называть ее. Я понимаю, его даже произнести трудно, не говоря уж о том, чтобы представить себе тот ужас, который оно означает. Но надо. Ибо они плодятся из-за скептицизма своих жертв, что я слишком хорошо знаю по себе.
Бедняга Весткот запустил пальцы себе в волосы:
— Но почему? Каковы ее цели? Зачем эта игра леди Моуберли?
— По-видимому, она была чьим-то агентом.
— Агентом?
— К сожалению, это очевидно. Ваша сестра пропала в Каликшутре, считалось, что она мертва, но на самом деле, как нам теперь известно, она вернулась в Англию служить целям тех, кто сделал из нее то, во что она превратилась, — вампира, создание их воли. И в этом облике она поехала в Уитби, где уничтожила будущую невесту сэра Джорджа и заняла ее место.
— Но откуда такой интерес к сэру Джорджу? — неверяще спросил Весткот. — Зачем забираться так далеко?
— Потому что сэр Джордж как раз в то время вошел в Индийский кабинет, отвечал за границы в Индии, а на этих границах, как вы помните, расположена Каликшутра. Не забывайте о своеобразных обстоятельствах помолвки сэра Джорджа: он не видел будущей жены почти семь лет, чем подписал себе и ей смертный приговор, ибо за счет этого самозванку никто не узнал. Вашу .сестру схватили и заставили подчиниться воле того, кому нужна была такая самозванка, чтобы защитить Каликшутру от возможной аннексии. Ей нужен был агент в постели министра.
— Ей? — воскликнул Весткот. — Кому «ей»?
Элиот не ответил, продолжая пристально вглядываться во тьму на улице.
— Ответьте же Элиот! Кто эта «она»? Черт возьми! — вскричал Весткот со внезапной яростью. — У этой «нее» может оказаться Артур, мой сын!
Элиот повернул к нему голову.
— Нет, — медленно произнес, он.
— Что вы хотите сказать?
— У леди Моуберли, у Шарлотты, ваш ребенок. Забудьте о той, другой. Вам до нее не добраться. Мы должны охотиться за вашей сестрой.
— Но почему вы так уверены, что Артур именно у нее?
— Потому что у Шарлотты свой собственный интерес к вашему сыну.
— Что вы имеете в виду?
Элиот подошел к Весткоту и коснулся его плеча.
— Когда Люси вышла за вас замуж, — тихо продолжил он, — перед Шарлоттой встала неожиданная проблема. Этот брак мог раскрыть ее подлинную сущность. Отсюда отказ встречаться с вами. Но замужество Люси также доставило ей неожиданное удовольствие. Вы помните, ей не терпелось увидеться с Люси, после того как родился ваш ребенок?
— Да. Но, по-моему, это вы склоняли ее к сближению с моей женой.
Элиот виновато потупил голову, но Весткот не заметил этого. Его лицо вдруг онемело от прихлынувшего страха.
— Продолжайте, — прошептал он наконец.
Элиот глотнул воздуха:
— Вампиров тянет к родственной крови.
— К родственной?
— К крови родственников, — вмешался профессор. — Это доставляет им, как сказал Джек, особое наслаждение.
— Вы имеете в виду Артура? — Весткот уставился на него в ужасе, не веря услышанному. — Моего сына? Шарлотту влечет кровь ее собственного племянника?
Профессор помялся и вздохнул:
— Боюсь, что да.
Лицо Весткота исказилось:
— Тогда она уже…
— Убила его? — профессор покачал головой. — Это, конечно, возможно. Однако на основании изучения этих существ я бы сказал — маловероятно. По-видимому, существует некое правило не трогать детей, пока они не вырастут и не принесут потомство.
— Потомство?
— Линия крови… — тихо пояснил профессор. — Должно быть продолжение рода, так сказать. Если кому-нибудь и грозит опасность с ее стороны…
— Да?
— Боюсь, что этот. человек — вы.
— Да, конечно, конечно. — По лицу Весткота вдруг разлилось облегчение. — Значит, есть надежда? Мой сын может быть еще жив? Вы думаете, это возможно?
— Уверен, что надежда еще есть.
— Но как нам разыскать его?
— Это может оказаться трудным делом, — вздохнул Элиот. — Пока мы в Йоркшире гонялись за ветром в поле, у вашей сестры было полно времени, чтобы спрятать вашего сына. Судя по тому, как она организовала остальную часть своего заговора, ее укрытие тщательно подготовлено.
— Что же нам делать? Ведь нельзя ждать здесь, ничего не предпринимая.
— У нас нет иною выбора, — возразил профессор. — К тому же, остается ваша жена, ее нужно защищать.
— Да, — сказал Весткот, — да, конечно… — Он, похоже, вновь воспрял. — УЖ она-то, насколько мы знаем, еще жива.
— Именно так? — Вскричал профессор, хлопая в ладоши. — И давайте сделаем все, чтобы она оставалась в этом состоянии. Во всяком случае мы еще не побеждены.
Когда он произнес это, я почувствовал, что он в это верит. Мы вчетвером продолжали строить планы, и при знании профессором мира бессмертных, при пытливом уме Элиота и храбрости Весткота я мог надеяться, что игра еще не проиграна. Профессор с большим энтузиазмом заговорил о растении под названием «киргизское серебро», безотказном средстве от вампиров, и сказал, чтo на следующий день съездит в Кью и там, в теплицах, поищет это растение. Тем временем Элиот будет лечить Люси, Весткот — охранять ее, а я — стоять на страже. Так оно и случилось.
В ту ночь в комнате Люси дежурили я и Весткот. Бедняжка крепко спала под воздействием успокоительного. Хотя она иногда шевелилась и бормотала что-то во сне, я, глядя на ее дорогое, милое лицо, вспоминал, какой Люси была месяц назад, и молился за то, чтобы она поскорей вернулась ко всем нам. Мои надежды, по которым был нанесен такой удар недавними событиями, начали оживать.
А в четыре часа, незадолго до того как мы должны были смениться, я услышал донесшийся с улицы стук колес экипажа. Он остановился прямо у двери Весткотов. Прошло несколько минут, но экипаж так и не уезжал. Обеспокоенный, я подошел к окну и взглянул вниз на улицу. Экипаж стоял прямо подо мной. Из него высунулась фигура в плаще, нюхая воздух или же, как я догадался, вдыхая залах крови. На долю секунды он или она (я не различил, был ли это мужчина или женщина) глянул вверх на меня. Я заметил только, что глядевший был крайне бледен, потому что фигура сразу же забилась в экипаж, который стронулся с места и поехал дальше. Даже сейчас я не уверен, кого именно увидел тогда. Сначала я предположил, что это Шарлотта Весткот, но беседа, которую я подслушал несколькими часами позже, когда на дежурство заступили профессор и Элиот, насторожила меня — они говорили, что это могла быть таинственная «она».
— Я должен навестить ее, — все время повторял Элиот, — и вы это знаете. Только так мы сможем найти решение. Я должен навестить ее.
— Это очень опасно, — упорно не соглашался профессор. — Она смертельно опасна.
Я напряг слух, стараясь услышать побольше, но голоса их зазвучали тише, и о чем они еще говорили я не мог сказать. В одном, однако, я уверен — женщина, о которой шла речь, не была Шарлоттой Весткот.
Несмотря на чувство беспокойства, спал я хорошо, ибо два последних дня сильно утомили меня, и проснулся только около полудня. Я встал и, поднимаясь по лестнице в спальню Люси, встретил спускающегося оттуда профессора. Едва лишь взглянув на него, я понял, что случилось нечто скверное, и спросил его, как дела. Не отвечая, он повернулся и повел меня в спальню Люси. Элиот склонился над своей пациенткой с усталым и расстроенным видом, и довольно скоро я понял причину его расстройства — Люси была привязана к постели, она непроизвольно содрогалась и шипела, как змея, а лицо ее было пародией на ту прежнюю Люси, которую я так хорошо знал. Сейчас на нем царили лишь жестокость, сладострастие и хищность. Я наклонился над Люси, и, когда она увидела меня, в глазах ее вспыхнул какой-то зловещий огонь, а лицо исказила развратная гримаса.
— Освободите меня, Брэм, — прошептала она. — Вы же всегда хотели меня, не правда ли? Меня, такую свежую, нежную, не то что ваша жена. — Она засмеялась. — Мои объятия ждут вас. Освободите меня, и мы с вами хорошо отдохнем. Освободите же меня, Брэм, освободите!
В ее голосе было что-то дьявольское, он звучал, как скрежет стекла, по которому провели ножом, и мне оставалось только отвернуться от нее.
— Боже мой, — обратился я к Элиоту, — что с ней случилось?
Губы его сжались.
— Очевидно, болезнь распространилась по ее венам, — сказал он.
— И вы ничего не можете сделать? — спросил я.
— Я взял пробу крови. Попытаюсь провести испытания. Однако, — помедлил он, — буду с вами откровенен — надежд у меня нет.
— И все же могут найтись способы лечения за пределами науки, — вмешался профессор, направляясь к двери. — Я тоже покидаю вас. Внизу меня ждет кэб, он отвезет меня в Кью. УВИДИМ, как действует киргизское серебро…
Он склонился в индийском поклоне и стал спускаться по лестнице. Элиот вскоре последовал за ним. Я остался наедине с… хотел написать «Люси», но это существо только носило имя Люси и обладало ее телом, ибо от прежней милой Люси совершенно ничего не осталось. Девушка, которую я знал, исчезла, и, сидя там в тот день, я чувствовал себя словно на похоронах Люси.
И вот сейчас, с сердцем, объятым ужасом, я приближаюсь к кульминационному пункту этого повествования. Во второй половине дня ко мне присоединился Весткот. Его явно предупредили о состоянии Люси, ибо он тщательно пытался скрыть свои страдания и терпеливо сидел у ее постели, несмотря на сочетание лести и ругани, при помощи которых она пыталась уговорить его освободить ее. Теперь я понял, что сильно недооценивал Эдварда, потому что человек, с которым мы вместе сидели, был мужем, достойным любви Люси. Проходили часы, и крепость характера Весткота была испытана до самых пределов, но он ни разу не отступил от своего долга перед женой.
Около шести часов раздался стук в дверь. Весткот вышел из комнаты и встал, прислушиваясь, на балконе. Похоже было на то, что принесли письмо, к Весткоту подошла горничная, а когда он вернулся в комнату Люси, из кармана его пиджака виднелся конверт. Однако он не сказал, что в письме, а я не стал нажимать на него, решив, что это частное дело. Весткот сел рядом с Люси, взял ее за руку, но она выдернула ее. Он пытался удержать ее, и она плюнула ему в лицо. Мне было больно смотреть на выражение лица бедняги. Он встал — в ушах его все еще звучал ее смех — и подошел к окну, сжимая и разжимая кулаки.
— Не могу больше этого выносить, — сказал он, когда я подошел к нему.
— Остальные скоро придут, — ответил я, стараясь утешить его.
— Да, — отчаянно заговорил Весткот, глядя на жену. — Но когда? Их уже вон как долго нет. — Он жестом показал на Люси. — Взгляните на нее, Стокер. Ей все хуже и хуже. Нужен Элиот. Мне надо съездить и привезти его.
— Лучше подождать, — повторил я.
— Мы не можем ждать, — покачал головой Весткот, заглядывая мне в глаза. — Прошу вас, Стокер, съездите за Элиотом. Скажите ему, что это срочно.
— Я не хочу покидать вас.
— Черт возьми, — выругался он, — беспокоиться нужно о моей жене, а не обо мне. Да посмотрите же на нее, — вновь указал он на Люси. — Ей нужен Элиот как можно скорее. Сейчас же, Стокер, немедленно!
Короче говоря, я понял, что его иначе не утихомирить, кроме как исполнить то, что он хочет. Но в Уайтчепель я поехал с тяжелым сердцем, все время погоняя извозчика, чтобы он ехал быстрее. Элиота я застал за напряженной работой, согнувшимся над стеклышками микроскопа и пробирками, но как только я объяснил ему ситуацию, он встал и немедленно поехал со мной. Пока мы ехали, он сказал мне, что надежды мало — его исследования, как оказалось, идут не очень хорошо. Во мне же начало нарастать сожаление о том, что я оставил Весткота наедине с женой. К несчастью, по дороге из Уайтчепеля движение экипажей усилилось, и до дома Весткотов мы добирались довольно долго. Наконец мы подъехали к его дверям, и, как только горничная открыла на наш отчаянный стук, я сразу принялся расспрашивать ее, все ли в порядке в доме. Недоумевая, она сказала, что, конечно же, все в порядке. Хозяин и хозяйка так и оставались наверху, к ним даже приходила гостья.
Я сразу замер.
— Что за гостья? — поинтересовался я.
— Сестра хозяина, — ответила горничная. — Мисс Весткот приходила с Артуром…
Мы рванулись вверх по лестнице.
— Мисс Весткот ушла минут двадцать тому назад, — крикнула горничная вслед.
Я едва расслышал это ее замечание, а когда ворвался в комнату Люси, то увидел, что она пуста. На полу валялись разорванные ремни, которыми Люси была привязана к постели. До меня, наконец, дошло, что сказала горничная.
— Она увела Люси! — вскричал я, цепенея от ужаса, что это все-таки случилось, и мешком оседая на постель.
— Эй, — позвал Элиот из-за открытой двери.
— Что там? — спросил я, еле подняв голову.
Элиот закрыл дверь, и я увидел, что за ней у стены стоит кресло. В нем расслабленно лежал Весткот, будто дремал после обеда. Элиот приподнял его голову за подбородок, и, к своему ужасу, но едва ли удивлению, я увидел, что Весткот мертв. Кожа его была неестественно бледной, а кости под плотью стали хрупкими и тонкими. В горле и животе его зияли страшные раны, но кровь не текла. Элиот продолжал осматривать его.
— Совершенно обескровлен, — наконец сказал он. — В нем не осталось ни капли крови. Странно…
— Почему? — поинтересовался я, когда его голос затих. — Ведь это сделала его сестра?
— О, это очевидно, — ответил Элиот. — Но странно не это. Странно, что он не сопротивлялся. Сидел здесь и ждал конца.
Он хмурился все больше, и вдруг его изможденное лицо прояснилось. Наклонившись, он вынул что-то из кармана Весткота.
— Вы говорили, что он получил письмо. — Элиот протянул мне конверт. — Это?
Я быстро осмотрел конверт и кивнул.
— И, получив письмо, Весткот сразу потребовал, чтобы вы ехали за мной?
Я опять кивнул.
Элиот вынул письмо из конверта.
— Давайте же посмотрим, что в письме, — пробормотал он как бы про себя, пробегая по бумаге взглядом. — Почерк, по крайней мере, знакомый. Леди Моуберли или Шарлотты Весткот… Что ж, вот оно, письмо, — и он начал читать вслух: — «Дорогой Нэд, ничего не выйдет, ты же знаешь. Тебе меня никогда не победить. Спроси у Джека Элиота — он скажет то же самое, поскольку в глубине души знает это. Но я тебе предлагаю сделку. Мне нужна кровь кого-нибудь из Весткотов, если не твоя, то подойдет кровь любого другого Весткота. Думаю, ты меня понимаешь. Жизнь за жизнь, Нэд, — твоя за жизнь твоего сына. Что скажешь? Сейчас с тобой один из твоих друзей. Отошли его куда-нибудь. Когда увижу, что он выходит, приму это за сигнал твоего согласия на мое предложение и сразу приду к тебе. Очень сожалею, Нэд. Но как ты уже, наверное, понял, я больше не принадлежу себе. Такова есть — или, вернее, была — жизнь. Твоя любящая сестра Ш.».
Элиот медленно сложил письмо, вновь взглянул на Весткота и закрыл глаза.
— Вы думаете, Весткот согласился? — спросил я. — И позволил ей выпить свою жизнь?
— Очевидно.
Меня вновь поразил ужас картины, которую мы застали. Оглядевшись вокруг, я убедился, что Артура все-таки забрали. В комнате его не было.
— Она предала его, — горько произнес я. — Он отдал ей свою жизнь, а она все равно предала его.
Элиот тоже осматривал комнату.
— Я в этом не совсем уверен, — наконец изрек он.
— То есть как это? — спросил я.
— Тут какая-то тайна. — Он показал на дверь. — Видите отпечатки рук, там внизу?
Я не заметил их раньше, но теперь увидел, что Элиот совершенно прав: там были отпечатки рук — крошечные… и окровавленные.
— Их мог оставить только ребенок, — продолжал Элиот, — что подтверждает показания горничной: Артур действительно был здесь. И это не удивительно — Весткот вряд ли добровольно распрощался бы с жизнью, если бы Шарлотта не привела с собой Артура. Но есть предположение, что отпечатки были оставлены, после того как Шарлотта ушла. Когда же еще ребенок мог испачкать руки в крови? Не во время же нападения — это слишком маловероятно. Скорей всего, тогда, когда его бросили здесь с трупом отца. Он тянулся к отцу за лаской, а когда не получил ее — попытался выбраться, царапаясь в дверь. Да, — проговорил Элиот, вновь всматриваясь в отпечатки, — это совершенно очевидно.
— Но в таком случае… — медленно сказал я. — Где же тогда ребенок?
Элиот жестом показал на окна. Тут я заметил, что они открыты и несомненно взломаны, ибо стекла были выбиты снаружи, и пол усеивали осколки.
— Так вы думаете… — глотнул я воздуха, — что кто-то проник в комнату?
Элиот еле заметно кивнул.
— Но Шарлотта… когда забрала Люси… они же ушли через парадную дверь. Их видела служанка.
— Значит, — промолвил Элиот, — тут побывал еще кто-то, кроме нее.
— Вы имеете в виду еще одного вампира?
Он слегка пожал плечами, что можно было принять за согласие.
— Кто же это? — спросил я.
— Это тайна.
И тайной осталось. Все это время я был уверен, что у Элиота есть подозрения, и последующие события лишь убедили меня в данном предположении. Ибо вторую половину того дня Элиот стремился преследовать кого-то, кто, как он полагал, решит все дело. А когда профессор вернулся из Кью и сам увидел происшедшую катастрофу, Элиот заговорил с ним о том же, что я подслушал предыдущим вечером. Опять упоминалась «она», против которой нужно было выступить — не Шарлотта, а какая-то другая, еще более страшная женщина. Однако профессор отказывался предпринимать такую попытку без подготовки. Будучи храбрым человеком, профессор все же продолжал настаивать, что эта женщина еще слишком опасна, и требовал, чтобы Элиот отложил свою миссию. Элиот с явной неохотой согласился, и на этом закончился вечер того ужасного дня. Перед тем как попрощаться, профессор дал нам по луковице киргизского серебра, пообещав, что это растение предохранит нас от жажды вампира. Растение оказалось очень примечательным и каким-то не от мира сего. С тех пор я всегда ношу его при себе.
Носил ли его с собой Элиот — так и не удалось узнать. Ибо, несмотря на обещание отложить расследование, в тот же самый вечер он исчез. С тех пор ни профессор, ни я не видели его. В своем кабинете он не оставил никаких записок, ни клочка бумаги — исчез столь же внезапно, как Люси и ее ребенок. Интересно, доведется ли нам когда-нибудь вновь увидеть кого-либо из них? Мы с профессором продолжили поиски, но у нас очень мало зацепок, а те ниточки, которые были, вскоре оборвались. Профессор сообщил мне, о чем я вначале не догадывался, — женщина, о которой он говорил с Элиотом, живет в Ротерхите, в том же самом складе, из которого мы спасли сэра Джорджа. Как только выяснилось, что Элиот исчез, мы сразу поспешили туда, но там не оказалось и следа склада — он исчез! Даже лавка Полидори была заколочена досками, и, вломившись внутрь, мы не нашли ничего, что помогло бы нам в поисках.
Трудно сказать, что мы еще можем сделать. Мы, конечно, связались с полицией, но распутать подобное дело оказалось им не под силу. И вообще на данный момент полиция занимается убийствами в Уайтчепеле — публика требует найти того, кто их совершает. Так что мы действуем, как и раньше: в одиночку. Профессор убежден, что так и должно быть. Он знает, что разговоры о реальности существования вампиров чаще подвергаются осмеянию.
Но, несмотря на весь опыт профессора, мы не продвинулись в решении этого дела: Элиот, Люси, ее ребенок — все исчезли, а вампиры разгуливают Бог знает где. Возможно, они таятся где-нибудь в зловещей тени — не только Шарлотта, но и таинственная безымянная «она». Остается только надеяться, что в наших расследованиях все же наступит прорыв, хотя я в этом сомневаюсь. Мне не хотелось бы заканчивать повествование на столь скорбной ноте, но поскольку я намеревался ничего не выдумывать, то я завершаю его, как и начал, описывая чистую правду. И засим откладываю перо свое в надежде, что придет день и у меня найдется повод вновь взять его в руки. Молю Бога о том, чтобы, когда это случится, я смог написать что-нибудь более радостное.
Письмо профессора Хури Джьоти Навалкара мистеру Брэму Стокеру
Отчет, составленный инспектором-детективом Стивом Уайтом о событиях, свершившихся 30 сентября 1888 года
Профессор сжал руку Весткота, и жест этот сказал больше, чем любые слова.
— Так, значит, письма, — пробормотал Весткот, — которые я получил от младшего офицера, находящегося в подчинении у моего отца… все фальшивые? Все до единого — подделка?
Профессор кивнул, не говоря ни слова.
Весткот обхватил голову руками:
— И не надо было искать ее в Индии, потому что все это время она была в Англии. Какой же я был идиот! — вскричал он. — Какой болван! Но как я мог знать? — Он поднял голову, и взгляд его умоляюще забегал по нам. — Разве я мог догадаться, что моя сестра была… что она стала…
— Вампиром? — вдруг заговорил Элиот. — Да, именно этим словом вам следует называть ее. Я понимаю, его даже произнести трудно, не говоря уж о том, чтобы представить себе тот ужас, который оно означает. Но надо. Ибо они плодятся из-за скептицизма своих жертв, что я слишком хорошо знаю по себе.
Бедняга Весткот запустил пальцы себе в волосы:
— Но почему? Каковы ее цели? Зачем эта игра леди Моуберли?
— По-видимому, она была чьим-то агентом.
— Агентом?
— К сожалению, это очевидно. Ваша сестра пропала в Каликшутре, считалось, что она мертва, но на самом деле, как нам теперь известно, она вернулась в Англию служить целям тех, кто сделал из нее то, во что она превратилась, — вампира, создание их воли. И в этом облике она поехала в Уитби, где уничтожила будущую невесту сэра Джорджа и заняла ее место.
— Но откуда такой интерес к сэру Джорджу? — неверяще спросил Весткот. — Зачем забираться так далеко?
— Потому что сэр Джордж как раз в то время вошел в Индийский кабинет, отвечал за границы в Индии, а на этих границах, как вы помните, расположена Каликшутра. Не забывайте о своеобразных обстоятельствах помолвки сэра Джорджа: он не видел будущей жены почти семь лет, чем подписал себе и ей смертный приговор, ибо за счет этого самозванку никто не узнал. Вашу .сестру схватили и заставили подчиниться воле того, кому нужна была такая самозванка, чтобы защитить Каликшутру от возможной аннексии. Ей нужен был агент в постели министра.
— Ей? — воскликнул Весткот. — Кому «ей»?
Элиот не ответил, продолжая пристально вглядываться во тьму на улице.
— Ответьте же Элиот! Кто эта «она»? Черт возьми! — вскричал Весткот со внезапной яростью. — У этой «нее» может оказаться Артур, мой сын!
Элиот повернул к нему голову.
— Нет, — медленно произнес, он.
— Что вы хотите сказать?
— У леди Моуберли, у Шарлотты, ваш ребенок. Забудьте о той, другой. Вам до нее не добраться. Мы должны охотиться за вашей сестрой.
— Но почему вы так уверены, что Артур именно у нее?
— Потому что у Шарлотты свой собственный интерес к вашему сыну.
— Что вы имеете в виду?
Элиот подошел к Весткоту и коснулся его плеча.
— Когда Люси вышла за вас замуж, — тихо продолжил он, — перед Шарлоттой встала неожиданная проблема. Этот брак мог раскрыть ее подлинную сущность. Отсюда отказ встречаться с вами. Но замужество Люси также доставило ей неожиданное удовольствие. Вы помните, ей не терпелось увидеться с Люси, после того как родился ваш ребенок?
— Да. Но, по-моему, это вы склоняли ее к сближению с моей женой.
Элиот виновато потупил голову, но Весткот не заметил этого. Его лицо вдруг онемело от прихлынувшего страха.
— Продолжайте, — прошептал он наконец.
Элиот глотнул воздуха:
— Вампиров тянет к родственной крови.
— К родственной?
— К крови родственников, — вмешался профессор. — Это доставляет им, как сказал Джек, особое наслаждение.
— Вы имеете в виду Артура? — Весткот уставился на него в ужасе, не веря услышанному. — Моего сына? Шарлотту влечет кровь ее собственного племянника?
Профессор помялся и вздохнул:
— Боюсь, что да.
Лицо Весткота исказилось:
— Тогда она уже…
— Убила его? — профессор покачал головой. — Это, конечно, возможно. Однако на основании изучения этих существ я бы сказал — маловероятно. По-видимому, существует некое правило не трогать детей, пока они не вырастут и не принесут потомство.
— Потомство?
— Линия крови… — тихо пояснил профессор. — Должно быть продолжение рода, так сказать. Если кому-нибудь и грозит опасность с ее стороны…
— Да?
— Боюсь, что этот. человек — вы.
— Да, конечно, конечно. — По лицу Весткота вдруг разлилось облегчение. — Значит, есть надежда? Мой сын может быть еще жив? Вы думаете, это возможно?
— Уверен, что надежда еще есть.
— Но как нам разыскать его?
— Это может оказаться трудным делом, — вздохнул Элиот. — Пока мы в Йоркшире гонялись за ветром в поле, у вашей сестры было полно времени, чтобы спрятать вашего сына. Судя по тому, как она организовала остальную часть своего заговора, ее укрытие тщательно подготовлено.
— Что же нам делать? Ведь нельзя ждать здесь, ничего не предпринимая.
— У нас нет иною выбора, — возразил профессор. — К тому же, остается ваша жена, ее нужно защищать.
— Да, — сказал Весткот, — да, конечно… — Он, похоже, вновь воспрял. — УЖ она-то, насколько мы знаем, еще жива.
— Именно так? — Вскричал профессор, хлопая в ладоши. — И давайте сделаем все, чтобы она оставалась в этом состоянии. Во всяком случае мы еще не побеждены.
Когда он произнес это, я почувствовал, что он в это верит. Мы вчетвером продолжали строить планы, и при знании профессором мира бессмертных, при пытливом уме Элиота и храбрости Весткота я мог надеяться, что игра еще не проиграна. Профессор с большим энтузиазмом заговорил о растении под названием «киргизское серебро», безотказном средстве от вампиров, и сказал, чтo на следующий день съездит в Кью и там, в теплицах, поищет это растение. Тем временем Элиот будет лечить Люси, Весткот — охранять ее, а я — стоять на страже. Так оно и случилось.
В ту ночь в комнате Люси дежурили я и Весткот. Бедняжка крепко спала под воздействием успокоительного. Хотя она иногда шевелилась и бормотала что-то во сне, я, глядя на ее дорогое, милое лицо, вспоминал, какой Люси была месяц назад, и молился за то, чтобы она поскорей вернулась ко всем нам. Мои надежды, по которым был нанесен такой удар недавними событиями, начали оживать.
А в четыре часа, незадолго до того как мы должны были смениться, я услышал донесшийся с улицы стук колес экипажа. Он остановился прямо у двери Весткотов. Прошло несколько минут, но экипаж так и не уезжал. Обеспокоенный, я подошел к окну и взглянул вниз на улицу. Экипаж стоял прямо подо мной. Из него высунулась фигура в плаще, нюхая воздух или же, как я догадался, вдыхая залах крови. На долю секунды он или она (я не различил, был ли это мужчина или женщина) глянул вверх на меня. Я заметил только, что глядевший был крайне бледен, потому что фигура сразу же забилась в экипаж, который стронулся с места и поехал дальше. Даже сейчас я не уверен, кого именно увидел тогда. Сначала я предположил, что это Шарлотта Весткот, но беседа, которую я подслушал несколькими часами позже, когда на дежурство заступили профессор и Элиот, насторожила меня — они говорили, что это могла быть таинственная «она».
— Я должен навестить ее, — все время повторял Элиот, — и вы это знаете. Только так мы сможем найти решение. Я должен навестить ее.
— Это очень опасно, — упорно не соглашался профессор. — Она смертельно опасна.
Я напряг слух, стараясь услышать побольше, но голоса их зазвучали тише, и о чем они еще говорили я не мог сказать. В одном, однако, я уверен — женщина, о которой шла речь, не была Шарлоттой Весткот.
Несмотря на чувство беспокойства, спал я хорошо, ибо два последних дня сильно утомили меня, и проснулся только около полудня. Я встал и, поднимаясь по лестнице в спальню Люси, встретил спускающегося оттуда профессора. Едва лишь взглянув на него, я понял, что случилось нечто скверное, и спросил его, как дела. Не отвечая, он повернулся и повел меня в спальню Люси. Элиот склонился над своей пациенткой с усталым и расстроенным видом, и довольно скоро я понял причину его расстройства — Люси была привязана к постели, она непроизвольно содрогалась и шипела, как змея, а лицо ее было пародией на ту прежнюю Люси, которую я так хорошо знал. Сейчас на нем царили лишь жестокость, сладострастие и хищность. Я наклонился над Люси, и, когда она увидела меня, в глазах ее вспыхнул какой-то зловещий огонь, а лицо исказила развратная гримаса.
— Освободите меня, Брэм, — прошептала она. — Вы же всегда хотели меня, не правда ли? Меня, такую свежую, нежную, не то что ваша жена. — Она засмеялась. — Мои объятия ждут вас. Освободите меня, и мы с вами хорошо отдохнем. Освободите же меня, Брэм, освободите!
В ее голосе было что-то дьявольское, он звучал, как скрежет стекла, по которому провели ножом, и мне оставалось только отвернуться от нее.
— Боже мой, — обратился я к Элиоту, — что с ней случилось?
Губы его сжались.
— Очевидно, болезнь распространилась по ее венам, — сказал он.
— И вы ничего не можете сделать? — спросил я.
— Я взял пробу крови. Попытаюсь провести испытания. Однако, — помедлил он, — буду с вами откровенен — надежд у меня нет.
— И все же могут найтись способы лечения за пределами науки, — вмешался профессор, направляясь к двери. — Я тоже покидаю вас. Внизу меня ждет кэб, он отвезет меня в Кью. УВИДИМ, как действует киргизское серебро…
Он склонился в индийском поклоне и стал спускаться по лестнице. Элиот вскоре последовал за ним. Я остался наедине с… хотел написать «Люси», но это существо только носило имя Люси и обладало ее телом, ибо от прежней милой Люси совершенно ничего не осталось. Девушка, которую я знал, исчезла, и, сидя там в тот день, я чувствовал себя словно на похоронах Люси.
И вот сейчас, с сердцем, объятым ужасом, я приближаюсь к кульминационному пункту этого повествования. Во второй половине дня ко мне присоединился Весткот. Его явно предупредили о состоянии Люси, ибо он тщательно пытался скрыть свои страдания и терпеливо сидел у ее постели, несмотря на сочетание лести и ругани, при помощи которых она пыталась уговорить его освободить ее. Теперь я понял, что сильно недооценивал Эдварда, потому что человек, с которым мы вместе сидели, был мужем, достойным любви Люси. Проходили часы, и крепость характера Весткота была испытана до самых пределов, но он ни разу не отступил от своего долга перед женой.
Около шести часов раздался стук в дверь. Весткот вышел из комнаты и встал, прислушиваясь, на балконе. Похоже было на то, что принесли письмо, к Весткоту подошла горничная, а когда он вернулся в комнату Люси, из кармана его пиджака виднелся конверт. Однако он не сказал, что в письме, а я не стал нажимать на него, решив, что это частное дело. Весткот сел рядом с Люси, взял ее за руку, но она выдернула ее. Он пытался удержать ее, и она плюнула ему в лицо. Мне было больно смотреть на выражение лица бедняги. Он встал — в ушах его все еще звучал ее смех — и подошел к окну, сжимая и разжимая кулаки.
— Не могу больше этого выносить, — сказал он, когда я подошел к нему.
— Остальные скоро придут, — ответил я, стараясь утешить его.
— Да, — отчаянно заговорил Весткот, глядя на жену. — Но когда? Их уже вон как долго нет. — Он жестом показал на Люси. — Взгляните на нее, Стокер. Ей все хуже и хуже. Нужен Элиот. Мне надо съездить и привезти его.
— Лучше подождать, — повторил я.
— Мы не можем ждать, — покачал головой Весткот, заглядывая мне в глаза. — Прошу вас, Стокер, съездите за Элиотом. Скажите ему, что это срочно.
— Я не хочу покидать вас.
— Черт возьми, — выругался он, — беспокоиться нужно о моей жене, а не обо мне. Да посмотрите же на нее, — вновь указал он на Люси. — Ей нужен Элиот как можно скорее. Сейчас же, Стокер, немедленно!
Короче говоря, я понял, что его иначе не утихомирить, кроме как исполнить то, что он хочет. Но в Уайтчепель я поехал с тяжелым сердцем, все время погоняя извозчика, чтобы он ехал быстрее. Элиота я застал за напряженной работой, согнувшимся над стеклышками микроскопа и пробирками, но как только я объяснил ему ситуацию, он встал и немедленно поехал со мной. Пока мы ехали, он сказал мне, что надежды мало — его исследования, как оказалось, идут не очень хорошо. Во мне же начало нарастать сожаление о том, что я оставил Весткота наедине с женой. К несчастью, по дороге из Уайтчепеля движение экипажей усилилось, и до дома Весткотов мы добирались довольно долго. Наконец мы подъехали к его дверям, и, как только горничная открыла на наш отчаянный стук, я сразу принялся расспрашивать ее, все ли в порядке в доме. Недоумевая, она сказала, что, конечно же, все в порядке. Хозяин и хозяйка так и оставались наверху, к ним даже приходила гостья.
Я сразу замер.
— Что за гостья? — поинтересовался я.
— Сестра хозяина, — ответила горничная. — Мисс Весткот приходила с Артуром…
Мы рванулись вверх по лестнице.
— Мисс Весткот ушла минут двадцать тому назад, — крикнула горничная вслед.
Я едва расслышал это ее замечание, а когда ворвался в комнату Люси, то увидел, что она пуста. На полу валялись разорванные ремни, которыми Люси была привязана к постели. До меня, наконец, дошло, что сказала горничная.
— Она увела Люси! — вскричал я, цепенея от ужаса, что это все-таки случилось, и мешком оседая на постель.
— Эй, — позвал Элиот из-за открытой двери.
— Что там? — спросил я, еле подняв голову.
Элиот закрыл дверь, и я увидел, что за ней у стены стоит кресло. В нем расслабленно лежал Весткот, будто дремал после обеда. Элиот приподнял его голову за подбородок, и, к своему ужасу, но едва ли удивлению, я увидел, что Весткот мертв. Кожа его была неестественно бледной, а кости под плотью стали хрупкими и тонкими. В горле и животе его зияли страшные раны, но кровь не текла. Элиот продолжал осматривать его.
— Совершенно обескровлен, — наконец сказал он. — В нем не осталось ни капли крови. Странно…
— Почему? — поинтересовался я, когда его голос затих. — Ведь это сделала его сестра?
— О, это очевидно, — ответил Элиот. — Но странно не это. Странно, что он не сопротивлялся. Сидел здесь и ждал конца.
Он хмурился все больше, и вдруг его изможденное лицо прояснилось. Наклонившись, он вынул что-то из кармана Весткота.
— Вы говорили, что он получил письмо. — Элиот протянул мне конверт. — Это?
Я быстро осмотрел конверт и кивнул.
— И, получив письмо, Весткот сразу потребовал, чтобы вы ехали за мной?
Я опять кивнул.
Элиот вынул письмо из конверта.
— Давайте же посмотрим, что в письме, — пробормотал он как бы про себя, пробегая по бумаге взглядом. — Почерк, по крайней мере, знакомый. Леди Моуберли или Шарлотты Весткот… Что ж, вот оно, письмо, — и он начал читать вслух: — «Дорогой Нэд, ничего не выйдет, ты же знаешь. Тебе меня никогда не победить. Спроси у Джека Элиота — он скажет то же самое, поскольку в глубине души знает это. Но я тебе предлагаю сделку. Мне нужна кровь кого-нибудь из Весткотов, если не твоя, то подойдет кровь любого другого Весткота. Думаю, ты меня понимаешь. Жизнь за жизнь, Нэд, — твоя за жизнь твоего сына. Что скажешь? Сейчас с тобой один из твоих друзей. Отошли его куда-нибудь. Когда увижу, что он выходит, приму это за сигнал твоего согласия на мое предложение и сразу приду к тебе. Очень сожалею, Нэд. Но как ты уже, наверное, понял, я больше не принадлежу себе. Такова есть — или, вернее, была — жизнь. Твоя любящая сестра Ш.».
Элиот медленно сложил письмо, вновь взглянул на Весткота и закрыл глаза.
— Вы думаете, Весткот согласился? — спросил я. — И позволил ей выпить свою жизнь?
— Очевидно.
Меня вновь поразил ужас картины, которую мы застали. Оглядевшись вокруг, я убедился, что Артура все-таки забрали. В комнате его не было.
— Она предала его, — горько произнес я. — Он отдал ей свою жизнь, а она все равно предала его.
Элиот тоже осматривал комнату.
— Я в этом не совсем уверен, — наконец изрек он.
— То есть как это? — спросил я.
— Тут какая-то тайна. — Он показал на дверь. — Видите отпечатки рук, там внизу?
Я не заметил их раньше, но теперь увидел, что Элиот совершенно прав: там были отпечатки рук — крошечные… и окровавленные.
— Их мог оставить только ребенок, — продолжал Элиот, — что подтверждает показания горничной: Артур действительно был здесь. И это не удивительно — Весткот вряд ли добровольно распрощался бы с жизнью, если бы Шарлотта не привела с собой Артура. Но есть предположение, что отпечатки были оставлены, после того как Шарлотта ушла. Когда же еще ребенок мог испачкать руки в крови? Не во время же нападения — это слишком маловероятно. Скорей всего, тогда, когда его бросили здесь с трупом отца. Он тянулся к отцу за лаской, а когда не получил ее — попытался выбраться, царапаясь в дверь. Да, — проговорил Элиот, вновь всматриваясь в отпечатки, — это совершенно очевидно.
— Но в таком случае… — медленно сказал я. — Где же тогда ребенок?
Элиот жестом показал на окна. Тут я заметил, что они открыты и несомненно взломаны, ибо стекла были выбиты снаружи, и пол усеивали осколки.
— Так вы думаете… — глотнул я воздуха, — что кто-то проник в комнату?
Элиот еле заметно кивнул.
— Но Шарлотта… когда забрала Люси… они же ушли через парадную дверь. Их видела служанка.
— Значит, — промолвил Элиот, — тут побывал еще кто-то, кроме нее.
— Вы имеете в виду еще одного вампира?
Он слегка пожал плечами, что можно было принять за согласие.
— Кто же это? — спросил я.
— Это тайна.
И тайной осталось. Все это время я был уверен, что у Элиота есть подозрения, и последующие события лишь убедили меня в данном предположении. Ибо вторую половину того дня Элиот стремился преследовать кого-то, кто, как он полагал, решит все дело. А когда профессор вернулся из Кью и сам увидел происшедшую катастрофу, Элиот заговорил с ним о том же, что я подслушал предыдущим вечером. Опять упоминалась «она», против которой нужно было выступить — не Шарлотта, а какая-то другая, еще более страшная женщина. Однако профессор отказывался предпринимать такую попытку без подготовки. Будучи храбрым человеком, профессор все же продолжал настаивать, что эта женщина еще слишком опасна, и требовал, чтобы Элиот отложил свою миссию. Элиот с явной неохотой согласился, и на этом закончился вечер того ужасного дня. Перед тем как попрощаться, профессор дал нам по луковице киргизского серебра, пообещав, что это растение предохранит нас от жажды вампира. Растение оказалось очень примечательным и каким-то не от мира сего. С тех пор я всегда ношу его при себе.
Носил ли его с собой Элиот — так и не удалось узнать. Ибо, несмотря на обещание отложить расследование, в тот же самый вечер он исчез. С тех пор ни профессор, ни я не видели его. В своем кабинете он не оставил никаких записок, ни клочка бумаги — исчез столь же внезапно, как Люси и ее ребенок. Интересно, доведется ли нам когда-нибудь вновь увидеть кого-либо из них? Мы с профессором продолжили поиски, но у нас очень мало зацепок, а те ниточки, которые были, вскоре оборвались. Профессор сообщил мне, о чем я вначале не догадывался, — женщина, о которой он говорил с Элиотом, живет в Ротерхите, в том же самом складе, из которого мы спасли сэра Джорджа. Как только выяснилось, что Элиот исчез, мы сразу поспешили туда, но там не оказалось и следа склада — он исчез! Даже лавка Полидори была заколочена досками, и, вломившись внутрь, мы не нашли ничего, что помогло бы нам в поисках.
Трудно сказать, что мы еще можем сделать. Мы, конечно, связались с полицией, но распутать подобное дело оказалось им не под силу. И вообще на данный момент полиция занимается убийствами в Уайтчепеле — публика требует найти того, кто их совершает. Так что мы действуем, как и раньше: в одиночку. Профессор убежден, что так и должно быть. Он знает, что разговоры о реальности существования вампиров чаще подвергаются осмеянию.
Но, несмотря на весь опыт профессора, мы не продвинулись в решении этого дела: Элиот, Люси, ее ребенок — все исчезли, а вампиры разгуливают Бог знает где. Возможно, они таятся где-нибудь в зловещей тени — не только Шарлотта, но и таинственная безымянная «она». Остается только надеяться, что в наших расследованиях все же наступит прорыв, хотя я в этом сомневаюсь. Мне не хотелось бы заканчивать повествование на столь скорбной ноте, но поскольку я намеревался ничего не выдумывать, то я завершаю его, как и начал, описывая чистую правду. И засим откладываю перо свое в надежде, что придет день и у меня найдется повод вновь взять его в руки. Молю Бога о том, чтобы, когда это случится, я смог написать что-нибудь более радостное.
Письмо профессора Хури Джьоти Навалкара мистеру Брэму Стокеру
Блумсбери-сквер, 16
20 сентября 1888 г.
Уважаемый мистер Стокер!
Большое спасибо вам за те, что дали мне почитать ваше повествование. Надеюсь, оно точно во всех деталях. Если пожелаете и впредь заниматься вампирологией, могу порекомендовать вам написанную мной книгу «Мифы о вампирах в Индии и Румынии. Сравнительное исследование». Хотя я хвалю сам себя, это отличный труд. Однако будьте внимательны! Суть вампира не меняется, но понимание этой сути в различных культурах может варьироваться. Как британцу, вам может быть более знакома румынская разновидность, чем разновидность индийская. Могу предложить вашему вниманию главы о Трансильвании. Весьма любопытно.
Я тоже вспоминаю беседу, когда мы обсуждали ваше намерение переработать сие повествование в роман или пьесу. Очень любезно с вашей стороны, должен признаться, намерение взять меня за прообраз героя в этом произведении. Хотя, мистер Стокер, настоятельно прошу вас оставить в покое эту идею. Если вы сделаете меня героем романа, то я — голландец чертов. Изобретайте, мистер Стокер, всегда изобретайте. Иначе вам вообще не поверят.
Я сразу же сообщу вам, как узнаю что-либо новое. Что же до сведений о судьбе нашего дорогого друга, то надежды, увы, угасают с каждым днем.
Будьте осторожны, мистер Стокер.
Ваш коллега Хури Джьоти Навалкар
Отчет, составленный инспектором-детективом Стивом Уайтом о событиях, свершившихся 30 сентября 1888 года
В течение пяти ночей мы вели наблюдение за определенным проулком сразу за Уайтчепель-роуд. Войти в него можно было лишь с той стороны, где в укрытии сидели два наших человека, так что все, кто входил в проулок, попадали под наблюдение наших людей. Когда я прибыл на место принять рапорт, была пронизывающе холодная ночь. Я уже уходил, но вдруг увидел, что из проулка появился человек. Я посторонился, пропуская его, и, когда он оказался под уличным фонарем, хорошо его рассмотрел.
В нем было около пяти футов десяти дюймов росту, одежда его была довольно поношена, хотя и из хорошего материала. Лицо — длинное и тонкое, ноздри — изящной формы, волосы черные как смоль. Цвет лица у него был несколько желтоватый, будто какое-то время он жил в тропиках. Однако более всего в нем поражал чрезвычайный блеск глаз. Они светились во тьме, словно два ярких светлячка. Плечи человек слегка сутулил, хотя он был довольно молод — лет тридцати трех, не более. С виду он походил на студента или на человека свободной профессии. Руки его были белы, как снег, пальцы — тонкие и сужающиеся к кончикам.
Когда человек прошел мимо, я почувствовал в нем что-то необычно зловещее и стал искать какой-нибудь предлог задержать его, но чем больше думал об этом, тем больше склонялся к заключению, что тем самым нарушу методы работы британской полиции. Единственным предлогом воспрепятствовать прохождению этого человека могла быть его связь с тем, кого мы разыскивали, а у меня не было явных причин связать его с убийствами. Правда, интуиция вроде подсказывала мне, что с этим человеком не все в порядке. Но, с другой стороны, если все в полиции будут действовать интуитивно, сразу участятся протесты против вмешательства в свободы граждан, а в то время полицию и так достаточно критиковали, так что рисковать было нежелательно.
В нескольких футах от меня человек споткнулся, и под этим предлогом я заговорил с ним. Он резко обернулся на звук моего голоса и угрюмо взглянул на меня, но сказал-таки «Доброй ночи!» и согласился со мной, что похолодало.
Голос его удивил меня — тихий, музыкальный, с легким оттенком меланхолии, голос культурного человека, никак не подходящий жалким трущобам Ист-Энда.
Когда он отошел, один из полицейских выглянул из дома, где прятался, и сделал несколько шагов по проулку.
— Эй, что это? — вдруг встревоженно крикнул он и подозвал меня.
В нем было около пяти футов десяти дюймов росту, одежда его была довольно поношена, хотя и из хорошего материала. Лицо — длинное и тонкое, ноздри — изящной формы, волосы черные как смоль. Цвет лица у него был несколько желтоватый, будто какое-то время он жил в тропиках. Однако более всего в нем поражал чрезвычайный блеск глаз. Они светились во тьме, словно два ярких светлячка. Плечи человек слегка сутулил, хотя он был довольно молод — лет тридцати трех, не более. С виду он походил на студента или на человека свободной профессии. Руки его были белы, как снег, пальцы — тонкие и сужающиеся к кончикам.
Когда человек прошел мимо, я почувствовал в нем что-то необычно зловещее и стал искать какой-нибудь предлог задержать его, но чем больше думал об этом, тем больше склонялся к заключению, что тем самым нарушу методы работы британской полиции. Единственным предлогом воспрепятствовать прохождению этого человека могла быть его связь с тем, кого мы разыскивали, а у меня не было явных причин связать его с убийствами. Правда, интуиция вроде подсказывала мне, что с этим человеком не все в порядке. Но, с другой стороны, если все в полиции будут действовать интуитивно, сразу участятся протесты против вмешательства в свободы граждан, а в то время полицию и так достаточно критиковали, так что рисковать было нежелательно.
В нескольких футах от меня человек споткнулся, и под этим предлогом я заговорил с ним. Он резко обернулся на звук моего голоса и угрюмо взглянул на меня, но сказал-таки «Доброй ночи!» и согласился со мной, что похолодало.
Голос его удивил меня — тихий, музыкальный, с легким оттенком меланхолии, голос культурного человека, никак не подходящий жалким трущобам Ист-Энда.
Когда он отошел, один из полицейских выглянул из дома, где прятался, и сделал несколько шагов по проулку.
— Эй, что это? — вдруг встревоженно крикнул он и подозвал меня.