Страница:
***
Прошел март, наступил апрель, и воздух наполнили весенние запахи.
Казалось, Сабрина все-таки пережила еще одну зиму. Но этого не случилось. Однажды утром в начале апреля ее горничная принесла, как обычно по утрам, горячий шоколад и не смогла ее добудиться. Она умерла во сне легко и спокойно.
Смерть в доме. Несмотря на то что Сабрина умерла спокойно, и смерть ее не явилась для нас неожиданностью, перенести это было нелегко. Сабрина жила тихо, как бы в тени; бывало, мы по несколько дней не видели ее; но она была частью этого дома, и вот теперь ушла.
Дикон был убит горем. Она боготворила его и находила смысл своего существования в том, чтобы любоваться его достоинствами, прощать недостатки и утверждать в нем веру в собственную безупречность. Моя мать, как могла, утешала его, но и она тоже переживала утрату.
Джонатан находился в это время в отлучке, и Дикон приказал послать за ним, чтобы он приехал домой на похороны. Я думала, что он в Лондоне, но посыльного отправили в Петтигрю, и вместе с Джонатаном пожаловали лорд и леди Петтигрю, а также Миллисент.
Сабрину отпевали в нашей часовне и похоронили в фамильном склепе. Священник, который венчал нас с Дэвидом, прочитал заупокойную молитву, а потом траурная процессия направилась к склепу.
Я была удивлена, заметив Гарри Фаррингдона в компании местных жителей, по-видимому, случайно пришедших на похороны. Среди них я увидела Эвелину Трент с двумя внучками. После похорон все направились к нам в дом, где были накрыты столы для поминок.
Как и положено, произносились траурные речи, и каждый подчеркивал многочисленные добродетели Сабрины, и, конечно, все мы говорили, как нам будет ее не хватать.
- По крайней мере, она легко умерла. - Таково было общее мнение. - Она так радовалась ожидаемому прибавлению семейства.
Я заметила, что Гарри Фаррингдон беседует с Эви, которая раскраснелась от волнения, и подумала: "Хорошо, если у них все было бы хорошо. Для Эви это прекрасная партия, а она - приятная девушка, совсем не такая, как эта их противная бабушка. Бедная девушка, не повезло ей с родственниками..."
Я утомилась и присела отдохнуть, считая, что в моем состоянии это простительно.
Я не долго оставалась одна. К моему огорчению, не кто иной, как Эвелина Трент, подошла и села рядом. - Приятно дать отдых ногам, - сказала она, усаживаясь. - Кажется, вам становится тяжело ходить. Сколько уже.., месяца четыре, да?
- Да, - ответила я.
- То-то будет радости в Эверсли.., а еще ведь и ваша матушка! Такое забавное совпадение, вам не кажется?
- Для нас обеих это очень удобно. Она хитро прищурилась.
- О, вы счастливая молодая леди. Такой хороший муж, а теперь у вас очень скоро появится маленький. Как говорится, боги благоволят к вам.
- Благодарю вас.
- Как жаль, что я немного могу сделать для моих девочек.
Я очень беспокоюсь, миссис Френшоу.
- О чем же?
- Ну, взгляните на мою Эви.
Просто картинка. Она уже достаточно взрослая и ей пора бывать в обществе. А что я могу для нее сделать?
- Она выглядит вполне счастливой.
- Она хорошая девушка. Но мне бы хотелось, чтобы она не упустила свой шанс.
- Каким образом?
- Одним единственным! Я мечтаю о том, чтобы она сделала хорошую партию, устроила свою жизнь.
- Я полагаю, она выйдет замуж.
- Да... Но брак браку рознь. Хотелось бы выдать ее за человека с положением. - Она устремила взгляд на Гарри Фаррингдона. - Такой приятный молодой человек. Полагаю, он очень богатый.
- Вы имеете в виду Гарри Фаррингдона? Мне не известно финансовое положение его семьи.
- А-а! Вы считаете, что я слишком высоко замахнулась, не так ли? Возможно, вы правы. Но я забочусь об Эви. Я воспитала ее как настоящую леди. Дала ей прекрасное образование... Это было нелегко. Понимаете, Грассленд - это не Эверсли. Мой Ричард.., царствие ему небесное, к несчастью, был азартным игроком. Он спустил почти все, что мне оставил мой первый муж, Эндрю. Правда, мы и раньше не шли ни в какое сравнение с Эверсли. Понимаете, я всегда с трудом сводила концы с концами, но все-таки твердо решила дать Эви все, что могу.
- По-моему, вы отлично ее воспитали.
- Она вполне может стать украшением любого богатого дома.
- А что она сама об этом думает?
- Она? Она романтичная девушка. Молодежь больше мечтает о любви, чем о прочном положении. Миссис Френшоу, вам не кажется, что мистер Фаррингдон увлекся ею?
- Да, миссис Трент, возможно.
- Видите ли, я не могу давать и устраивать приемы в Грассленде. Такие, как они хотели бы. Но все-таки хочется дать ей шанс.
- Понимаю, - заметила я.
Она тронула мою руку холодной и костлявой рукой; я невольно поежилась.
- Не помогли бы вы мне, миссис Френшоу?
- Помочь?
- Я имею в виду Эви.
- Безусловно, помогла бы, но я не знаю, как...
- Ну, есть много способов. Вы могли бы.., э-э.., свести их вместе.
Вы понимаете, что я имею в виду. Устроить им свидание, ну и все такое. Понимаете меня?
- Но...
Она легонько толкнула меня локтем.
- Я знаю, вы сможете, если захотите.
Вы могли бы пригласить его.., и в это же время пришла, как бы случайно, Эви.
Поминаете?
- Но пока мы не собираемся никого у себя принимать.
- О, совсем не обязательно устраивать грандиозный прием. Пусть просто он придет, а у вас как раз в гостях моя Эви. Придумайте что-нибудь в этом роде.., постарайтесь.
- Я думаю, они не нуждаются в сводничестве.
- Но все-таки никогда не повредит слегка помочь. - Она посмотрела на меня в упор. - Имеются некие причины, почему вам следует помочь мне, миссис Френшоу.
- Причины?
Она кивнула, хитровато усмехаясь, и у меня нервно забилось сердце. На что она намекает?
- Знаете, - продолжала она, - в жизни так много необычного. Случаются такие вещи.., вы бы никогда не поверили, если бы не знали, как было на самом деле.
- О чем это вы? - спросила я резко.
Она наклонилась ко мне:
- На днях я вам все объясню. Тогда, я думаю, вы станете более сговорчивой и сделаете все возможное для моей Эви.
В этот момент меня позвала мать, и я сказала:
- Прошу извинить меня, миссис Трент.
- Конечно, конечно. Надеюсь, вы не забудете наш разговор, не так ли?
Сделайте для Эви все, что в ваших силах.
Думаю, до некоторой степени это и в ваших интересах.
Наконец я сбежала от нее.
- Я поняла, что эта ужасная женщина прилипла к тебе, - сказала мать, и решила тебе помочь.
- Спасибо, - сказала я, - очень мило с твоей стороны.
Я не могла выбросить ее из головы, и, помнится, той же ночью она явилась мне во сне.
***
Фаррингдоны уехали сразу же после похорон, а Петтигрю остались у нас на несколько дней.
Через несколько дней после похорон Сабрины до нас дошли известия о казни Жоржа Жака Дантона, одного из вождей революции, Дикон мрачно острил по этому поводу.
- Ирония судьбы, - говорил он, - в том, что именно тот революционный трибунал, который он учредил, приговорил его самого к смерти.
- Очевидно, - комментировал лорд Петтигрю, - что революция подходит к концу.
- Но пока еще остается Робеспьер.
- Вам не кажется, что его дни сочтены?
- Было бы чудесно, - с горечью заметила мать, - если бы все они прекратили наводить смуту и Франция вернулась к нормальной жизни.
- Жизнь во Франции никогда больше не станет такою, как прежде, сказал Джонатан.
Все с ним согласились.
- Да, головы падают быстро, - комментировал Дэвид. - Подумать только, Дантон всего лишь на шесть месяцев пережил королеву. Это показывает, какая идет борьба за власть. Смею напомнить, что все началось с идеалов. Возможно, кто-то из них действительно хотел бороться за права людей. А потом они захватили власть.., и стали бороться за еще большую, а когда уничтожили тех, кого считали врагами, они начали грызться друг с другом. Это - битва гигантов. Дантон и не подозревал, что его ждет.
- Робеспьер избавился от Дантона, но дойдет очередь и до него, пророчил Дикон. - А когда это случится, наступит конец революции.
- Их военные успехи просто поразительны, - сказал лорд Петтигрю. Сейчас идет молва об одном военном... Наполеон Бонапарт, так, кажется, его зовут... Уверен, что он сделает себе имя на военной службе.
- Я слышал о нем, - сказал Дикон. - Он - правая рука Робеспьера. Если падет Робеспьер, то и этому инициативному молодому вояке придет конец.
- События развиваются быстро, - вставил лорд Петтигрю. - Я думаю, мы еще увидим перемены к лучшему.
- Что будет очень приятно для нас всех, - сказала мать. - За этим столом ни о чем больше не говорят, кроме как о французской революции.
- Я тоже подумывал, не пора ли переключиться на тех благословенных инфантов, которые вскоре присоединятся к семейному кругу. Это более приятная тема, - уступил Дикон.
- Чудесно... - добавила леди Петтигрю.
Мы с матушкой привыкли отдыхать часок в полдень после еды и потом чувствовали себя свеженькими до вечера. Мы часто проводили время вместе. Лежа на ее большой постели, мы обычно болтали о текущих делах. Иногда одна из нас дремала, а другая лежала тихо рядом. Нам и молчать вместе было приятно. В тот раз разговор начала матушка:
- Наконец-то. Они бы уже давно объявили о помолвке, если бы не траур в нашей семье.
- Кто и что? - спросила я.
Она засмеялась:
- О... Джонатан и Миллисент.
- Правда?
- Ну, мы всегда надеялись на это. Я так рада. Это отвлечет Дикона от мысли о матери. Он относится к этому очень серьезно, значительно серьезнее, чем кажется.
Он всегда хотел породниться с семейством Петтигрю.
- Денежные интересы? - еле вымолвила я.
- Они в некотором смысле соперничали.
Соединившись вместе, они станут, как я думаю, самыми влиятельными людьми в нашей стране. Именно к этому они стремятся, как семейство Петтигрю, так и Дикон.
- Понимаю.
- Ты получила Дэвида... а Джонатан остался.
- Дорогая мама, - сказала я, - какой ты стала практичной. Ты говоришь так, словно заключение брака - это всего-навсего передвижение шашек на доске. Одного берут, другой приносит банковский капитал.
- Ничего подобного. Посмотри, Джонатан и Миллисент любят друг друга. Уверяю тебя, никого из них не пришлось уговаривать.
- Я полагаю, Джонатан всегда будет уверен в собственном превосходстве. А Миллисент - в своем. Они должны составить идеальную пару.
Она засмеялась.
- У вас с Дэвидом настоящая любовь, и я рада за вас. Такая идиллия бывает далеко не у каждого. Но это совсем не значит, что нельзя выработать взаимовыгодные условия.
- Они поселятся здесь после свадьбы?
- Скорей всего. В конце концов это родовое имение. Так принято, что сыновья приводят своих жен в дом, который впоследствии перейдет к ним. Я понимаю, ты думаешь, что у нас в доме окажется три хозяйки, хотя и двух вполне достаточно, не так ли?
- Ты моя мать. В этом разница...
Она задумалась.
- Миллисент довольно энергичная молодая дама, - размышляла она. - Да, ситуация необычная. Два брата-близнеца.., и Эверсли принадлежит им обоим. Фактически здесь нет старшего сына, хотя Джонатан родился чуть-чуть раньше Дэвида.
Дикон не любит об этом говорить.
Наверное, он считает, что добра на обоих хватит, когда придет время, молю Бога, чтобы оно пришло, как можно позже. А Эверсли всегда останется фамильным домом.
Клодина, не беспокойся об этой женитьбе. Все будет хорошо. Я останусь здесь. А они, я думаю, по большей части будут жить в Лондоне Ведь именно там сосредоточены интересы Джонатана. Он вообще редко задерживается здесь подолгу.
Последний раз это было.., как раз перед Рождеством. Не помню, чтобы он раньше оставался здесь так долго.
У меня неровно забилось сердце, и я снова чуть не поддалась порыву во всем ей признаться. К счастью, это прошло.
- Они вскоре объявят о своей помолвке, - продолжала мать. - Им пришлось на время отложить свадьбу из-за смерти Сабрины.
Но, конечно, можно скромно отметить свадьбу в именье Петтигрю.
Я закрыла глаза.
- Ты устала, да? Сегодня было довольно напряженное утро. И все эти разговоры за столом о Дантоне. До чего мне они надоели.., и всегда действуют угнетающе.
Они пробуждают тяжелые воспоминания.
- Дорогая мама, не думай сейчас об этом. - Я криво улыбнулась и сказала ей то, что она не раз говорила мне:
- Это плохо для ребенка.
Я увидела улыбку на ее милом лице. Она сжала мою руку, и мы закрыли глаза. Я подозреваю, что, несмотря ни на что, она не могла забыть то ужасное время, когда она попала в руки негодяев и, как сказочный рыцарь, явился Дикон, чтобы спасти ее. А мои мысли были о Джонатане и Миллисент, которые будут жить здесь, в Эверсли; в глубине сознания смутно вырисовывались хитрые глазки миссис Трент, говорящей мне, что она уверена я захочу помочь Эви, когда она объяснит... Что она имела в виду?
Который раз я почувствовала гнетущую тяжесть собственной вины.
***
Стоял теплый день. Я прогуливалась по лужайке и опустилась на скамейку около пруда, вокруг которого колыхались на легком ветру желтые нарциссы.
Я взглянула на прекрасные цветы и подумала, наверное в сотый раз, насколько лучше я бы себя чувствовала, будь я верной и добродетельной женой.
Сзади неслышно подошел Джонатан и встал за моей спиной. Когда он положил руку на мое плечо, я повернулась и встала.
- Нет, - проговорил он. - Сядь. Мне надо поговорить с тобой.
Он жестом усадил меня и сам сел рядом.
- Не нужно так волноваться. Ну что в этом плохого? Брат и невестка сидят рядышком на скамейке в саду и обмениваются любезностями. Решительно ничего плохого.
- Мне пора домой, - сказала я.
- Нет. Сейчас ты останешься и мы немного поболтаем. Я хочу тебе кое-что сказать.
- Я знаю. Ты помолвлен с Миллисент Петтигрю.
- Значит, ты знаешь.
- Мне сказала мама. Вы собирались объявить об этом, но из-за траура отменили.
- Ты не должна думать, что из-за этого что-то изменится.
- Неужели? А я-то думала, что положение женатого человека отличается от положения холостого.
- Я имел в виду, разумеется, нас с тобой. Я по-прежнему тебя люблю.
- Джонатан, - ответила я. - Не думаю, что ты когда-либо любил кого-то, кроме самого себя.
- Честно говоря, мне кажется, что большинство из нас всю жизнь признается в любви к самим себе.
- Но некоторые любят еще и других.
- Как раз об этом я тебе и говорю. Я всегда любил тебя, и ничто не заставит меня изменить отношение к тебе.
- Неужели ты не понимаешь, что все кончено? Я считала, что достаточно ясно дала тебе это понять.
- Безусловно, ты изменилась, стала отчужденной. Но это естественно.
Все дело в беременности.
- Ты ничего не понимаешь. Я глубоко сожалею о случившемся. Я поддалась своей слабости и вела себя глупо и подло.
- Ты была восхитительна. Ты страстная женщина, Клодина. У тебя есть желания, как и у всех остальных, и вполне естественно, что тебе хотелось их удовлетворить.
- Я совершенно удовлетворена тем, что имею. Ей-Богу, лучше бы никогда не случилось того, что было.
- Ты забываешь ту радость, которую мы давали друг другу.
- Это не имеет значения.
- Все обойдется, Клодина. Просто в тебе проснулся материнский инстинкт. Все изменится, когда родится ребенок.
И тогда ты вернешься ко мне.
- Интересно, что бы сказала Миллисент, узнав, что ее суженый пытается назначить свидание чужой жене как раз накануне официального объявления о помолвке.
- Ты что, собираешься сказать ей об этом?
- Нет, не собираюсь. Но я также не намерена встречаться с тобой наедине.
- Ты слишком драматизируешь положение. Все - твоя французская кровь. Пройдет время, и ты почувствуешь себя иначе.
- Ты просто циник.
- Нет, я - реалист.
- Ну, конечно, если разврат называется реализмом...
- Я понимаю, ты предпочитаешь жить в мире своих фантазий. Ты странная девушка, Клодина. Наверное, поэтому я и люблю тебя. Ты можешь быть практичной и в то же время идеалисткой. Вспомни голоса, которые тебе слышались.
- Я их постоянно вспоминаю.
- Именно с них и пошла наша размолвка. У тебя тогда начались приступы угрызений совести.
- Похоже, что ты никогда не страдал этой болезнью.
- Как странно, - сказал он, - наши отношения и раньше такими были... мы постоянно пикировались друг с другом.
До того самого момента в Эндерби, когда ты перестала притворяться и сказала правду. Помнишь?
- Я делала все, чтобы забыть, Джонатан. Прошу тебя лишь об одном. Пожалуйста, позволь мне забыть.
Он пристально посмотрел на меня. Я увидела свет в его глазах, но совсем не тот ярко-синий, который я сравнивала с пламенем. Этот свет был холодным и расчетливым. Я понимала, что в тот момент я со своей грузной фигурой и так называемым "материнским инстинктом" не возбуждала его, но все же он помнил прошлое и с присущим ему тщеславием верил, что мог бы воскресить во мне огонь желания, временно притушенный моим положением.
Он сказал:
- Ты еще не искушена в жизни.
- Если ты являешься примером зрелого человека, то хотелось бы мне никогда не взрослеть.
Ты сейчас просто наседка, мамаша. Не узнаю в тебе той страстной молодой девушки, которую я знал.
- Ты никогда больше не увидишь ее.
- Я найду ее. Уверен в этом.
- Зато я уверена совершенно в обратном: ты никогда ее не найдешь, потому что она ушла навсегда.
- Это стало бы таким тяжким бедствием, которого мне не перенести. Поверь мне. Я найду ее. Я вытащу ее из убежища.
- Интересно, как отнеслась бы к этому твоя будущая жена? О, смотри, она идет сюда. Не обсудить ли нам это с ней?
Миллисент, и вправду, пересекала лужайку по направлению к нам.
- А, вот вы где, - проговорила она. - Я тебя искала. Какой приятный денек!
Она опустилась на скамью по другую сторону от Джонатана и как собственница взяла его под руку.
***
Софи обосновалась в Эндерби. Этот дом соответствовал ее мрачному расположению духа. Казалось, она не замечала его таинственной атмосферы, а если и замечала, ее это не беспокоило.
Альберик Кларемон оказался великим благом, и она, несомненно, была от него в восторге. Он обладал веселым характером и особым даром заводить друзей, чем очень отличался от Софи. Нас всех приятно удивило, что она так благоволила к нему. Он быстро освоился с ролью домоправителя, работая вместе с Жанной, которая, к счастью, не только не обижалась, но даже поддерживала его. Жанна сделала бы что угодно, лишь бы облегчить жизнь Софи, и, конечно, она понимала, что интерес к этому юноше поможет Софи отвлечься от собственных тяжких воспоминаний.
Еще одна частая гостья бывала в доме - Долли Мэйфер. Это вполне понятно. Долли, подобно Софи, была обезображенной, а подранков Софи особенно опекала, ведь они помогали ей преуменьшать собственные несчастья, в то время как другие, например, моя мать - красивая и любимая, имеющая детей, постоянно напоминали Софи, что ее жизнь не удалась.
Ко мне у нее было особое чувство, и она интересовалась моими делами. Я стала более других желанной гостьей в доме, и однажды, в порыве откровенности, столь необычном для нее, она сказала, что часто думает обо мне как о своей дочери.
- Если бы не трагический фейерверк, то никогда бы не произошло бы несчастья в ту ночь на площади, и я бы сейчас жила совсем иначе. Впереди меня ждало замужество. Я собиралась выйти замуж за твоего отца, и вы с Шарло стали бы моими детьми.
Я не заостряла ее внимание на том, что моя мать тоже кое-что сделала для моего появления на свет, и уверена, будучи дочерью Софи, я выросла бы совсем иным человеком.
Она говорила о Леоне Бланшаре, которого она полюбила много позже. Я помнила его. Он появился в нашем замке в качестве домашнего учителя для Шарло и Луи-Шарля, и мы все очень полюбили его. Потом он исчез. Помнится, у него было какое-то романтическое увлечение Софи. Потом оказалось, что он вовсе не учитель и проник в наш замок, чтобы шпионить за нами; к тому же он призывал народ к революции.
Бедная Софи, жизнь обошлась с ней жестоко.
А сейчас у нее собственное хозяйство в Эндерби, где она строит жизнь со своими подранками - несчастным Альбериком, бежавшим из Франции, и печальной малышкой Долли.
Стоял июль. К тому времени я сильно отяжелела, но все еще ходила гулять, когда могла, и расстояние до Эндерби как раз подходило мне, в частности потому, что я имела возможность там отдохнуть, прежде чем пуститься в обратный путь.
Подходя к дому, я увидела у входа Эви и Долли. Я тут же вспомнила разговор с миссис Трент на похоронах и подумала: "Интересно, поддерживает ли Эви отношения с Гарри Фаррингдоном. Должно быть, это довольно трудно, учитывая, что они живут далеко друг от друга и не принадлежат к одному и тому же кругу семейств, чтобы иметь возможность наносить друг другу визиты". По-видимому, у них было что-то вроде легкого романа. Не удивительно, что миссис Трент хотела его ускорить.
- Привет, миссис Френшоу, - сказала Эви. - Долли пришла повидаться с мадемуазель д'Обинье. Ее пригласили.
- А тебя? - спросила я.
- Нет.., не приглашали. Только Долли.
Вероятно, такая красивая девушка, как Эви, напоминает Софи о собственном несчастье. Как печально, что кто-то видит жизнь только в таком свете. Бедная Софи! Но кто я такая, чтобы осуждать ее за человеческие слабости?
- Я тоже зайду к ней, - сказала я.
Тут из дома появился Альберик. Он поклонился нам и перевел взгляд на Долли.
- Мадемуазель д'Обинье будет рада видеть мадам Френшоу и вас, мадемуазель.
- Надеюсь, что это так, - ответила я.
- Она ожидает вас, - обратился он к Долли. Долли повела свою лошадь в конюшню, а я, попрощавшись с Эви, вошла в дом.
Софи сидела в маленькой комнатке, выходившей в холл, где обычно принимала визитеров. Она была в своем розовато-лиловом платье, которое так шло к ее смуглому лицу; чепец гармонировал с платьем.
- Как хорошо, что ты пришла, Клодина, - сказала она.
- Я хотела узнать, как у вас дела. Я, наверное, не скоро смогу прийти в следующий раз - только после родов.
- Садись, дитя мое. Ты, должно быть, устала. Я ответила, что небольшая прогулка, - это как раз то, что мне под силу.
Вошла Жанна и поздоровалась со мной.
- Вы просто чудеса сделали в доме, Жанна, - сказала я.
- Это было так приятно.
- Очевидно, все уже почти закончено.
- Мы постоянно находим что-то недоделанное.
В это время робко вошла Долли, и Софи поманила ее рукой.
- Проходи и садись, Долли. Сегодня у нас лимонад.
Альберик, принеси, пожалуйста.
- Лимонад! - воскликнула я. - Не отказалась бы... Я знаю, что французы - любители лимонада. Помню, раньше в Париже его продавали на улицах...
- Прежде чем все пошло не так.
- У меня есть немного кекса, - вмешалась Жанна. - Английский кекс подходит к французскому лимонаду.
Когда она вышла, я сказала:
- Да, тетя Софи, вы чудеса сделали с домом.
- Я так рада, что нашла его. Теперь все пойдет по-иному.
Я стала независимой.
Мы с Жанной это ценим. И у меня есть мои друзья. - Она коснулась руки Долли, и девушка скромно улыбнулась. - Мы учим Долли французскому, а Альберика - английскому. Это забавно.
Тот факт, что тетя Софи находит что-то забавным, сам по себе являлся чудом, и я заметила, что Долли и Альберик делали для нее столько же хорошего, сколько она для них.
Вошел Альберик с лимонадом.
- Раз у нас сегодня гостья, - сказала Софи, - урока не будет.
- Это очень приятно для мадемуазель иметь гостя, - произнес Альберик на ломаном английском.
- Очень хорошо, - сказала тетя Софи. Она обратилась к нему по-французски с просьбой разлить лимонад. - Долли, подай нам, пожалуйста, кексы.
Долли вскочила с приятной улыбкой на лице.
- Сегодня они особенно вкусны, - сказала Софи, надкусив один из кексов. - Они, наверно, знали, что нас сегодня удостоит чести гостья из Эверсли.
Я сказала ей, что всегда с радостью приду к ней по первому зову.
Она кивнула и стала расспрашивать о здоровье матушки.
- Спасибо, она чувствует себя отлично и скоро должна родить.
- В августе? Бедная Лотти, она немного старовата.
- Она не считает себя "бедной", - живо ответила я.
- Нет, разумеется, нет.
Она всегда все имела... Воображаю, какая сейчас вокруг нее суета.
- Ты имеешь в виду роды? Акушерка уже прибыла. Правда, еще рано, но Дикон настоял. Он действительно очень волнуется. Я никогда раньше не видела его таким.
Видимо, мне не следовало подчеркивать его преданность моей матери, поскольку преданность и забота находились среди тех понятий, которые Софи воспринимала с трудом. Иногда мне даже казалось, что ей хочется, чтобы мою мать постигло какое-нибудь несчастье. Сама эта мысль приводила меня в ужас, и в этот момент я чувствовала неприязнь к тете Софи. Почему она не смирится с собственным несчастьем? Зачем она поддается собственному чувству обиды на жизнь и злословит?
Но кто я такая, чтобы осуждать ее? Вне всякого сомнения, мне предстоит прожить всю мою жизнь с осознанием того, что мой собственный грех гораздо больше, чем те, которые я осуждаю в других.
- Августовский ребенок... - сказала тетя Софи. - А твой ожидается в сентябре? Представляю себе двух новорожденных в детской, которая долго пустовала.
- С детскими всегда так бывает.
- Двоих вместе легче растить, - заметила практичная Жанна. - Они составят компанию друг другу.
- Я тоже так думаю, - улыбнулась я Жанне. Подошел Альберик, чтобы добавить мне лимонаду, прохладного и восхитительного, а немного погодя я сказала, что мне пора уходить, так как сегодня мне понадобится более продолжительный отдых.
Прошел март, наступил апрель, и воздух наполнили весенние запахи.
Казалось, Сабрина все-таки пережила еще одну зиму. Но этого не случилось. Однажды утром в начале апреля ее горничная принесла, как обычно по утрам, горячий шоколад и не смогла ее добудиться. Она умерла во сне легко и спокойно.
Смерть в доме. Несмотря на то что Сабрина умерла спокойно, и смерть ее не явилась для нас неожиданностью, перенести это было нелегко. Сабрина жила тихо, как бы в тени; бывало, мы по несколько дней не видели ее; но она была частью этого дома, и вот теперь ушла.
Дикон был убит горем. Она боготворила его и находила смысл своего существования в том, чтобы любоваться его достоинствами, прощать недостатки и утверждать в нем веру в собственную безупречность. Моя мать, как могла, утешала его, но и она тоже переживала утрату.
Джонатан находился в это время в отлучке, и Дикон приказал послать за ним, чтобы он приехал домой на похороны. Я думала, что он в Лондоне, но посыльного отправили в Петтигрю, и вместе с Джонатаном пожаловали лорд и леди Петтигрю, а также Миллисент.
Сабрину отпевали в нашей часовне и похоронили в фамильном склепе. Священник, который венчал нас с Дэвидом, прочитал заупокойную молитву, а потом траурная процессия направилась к склепу.
Я была удивлена, заметив Гарри Фаррингдона в компании местных жителей, по-видимому, случайно пришедших на похороны. Среди них я увидела Эвелину Трент с двумя внучками. После похорон все направились к нам в дом, где были накрыты столы для поминок.
Как и положено, произносились траурные речи, и каждый подчеркивал многочисленные добродетели Сабрины, и, конечно, все мы говорили, как нам будет ее не хватать.
- По крайней мере, она легко умерла. - Таково было общее мнение. - Она так радовалась ожидаемому прибавлению семейства.
Я заметила, что Гарри Фаррингдон беседует с Эви, которая раскраснелась от волнения, и подумала: "Хорошо, если у них все было бы хорошо. Для Эви это прекрасная партия, а она - приятная девушка, совсем не такая, как эта их противная бабушка. Бедная девушка, не повезло ей с родственниками..."
Я утомилась и присела отдохнуть, считая, что в моем состоянии это простительно.
Я не долго оставалась одна. К моему огорчению, не кто иной, как Эвелина Трент, подошла и села рядом. - Приятно дать отдых ногам, - сказала она, усаживаясь. - Кажется, вам становится тяжело ходить. Сколько уже.., месяца четыре, да?
- Да, - ответила я.
- То-то будет радости в Эверсли.., а еще ведь и ваша матушка! Такое забавное совпадение, вам не кажется?
- Для нас обеих это очень удобно. Она хитро прищурилась.
- О, вы счастливая молодая леди. Такой хороший муж, а теперь у вас очень скоро появится маленький. Как говорится, боги благоволят к вам.
- Благодарю вас.
- Как жаль, что я немного могу сделать для моих девочек.
Я очень беспокоюсь, миссис Френшоу.
- О чем же?
- Ну, взгляните на мою Эви.
Просто картинка. Она уже достаточно взрослая и ей пора бывать в обществе. А что я могу для нее сделать?
- Она выглядит вполне счастливой.
- Она хорошая девушка. Но мне бы хотелось, чтобы она не упустила свой шанс.
- Каким образом?
- Одним единственным! Я мечтаю о том, чтобы она сделала хорошую партию, устроила свою жизнь.
- Я полагаю, она выйдет замуж.
- Да... Но брак браку рознь. Хотелось бы выдать ее за человека с положением. - Она устремила взгляд на Гарри Фаррингдона. - Такой приятный молодой человек. Полагаю, он очень богатый.
- Вы имеете в виду Гарри Фаррингдона? Мне не известно финансовое положение его семьи.
- А-а! Вы считаете, что я слишком высоко замахнулась, не так ли? Возможно, вы правы. Но я забочусь об Эви. Я воспитала ее как настоящую леди. Дала ей прекрасное образование... Это было нелегко. Понимаете, Грассленд - это не Эверсли. Мой Ричард.., царствие ему небесное, к несчастью, был азартным игроком. Он спустил почти все, что мне оставил мой первый муж, Эндрю. Правда, мы и раньше не шли ни в какое сравнение с Эверсли. Понимаете, я всегда с трудом сводила концы с концами, но все-таки твердо решила дать Эви все, что могу.
- По-моему, вы отлично ее воспитали.
- Она вполне может стать украшением любого богатого дома.
- А что она сама об этом думает?
- Она? Она романтичная девушка. Молодежь больше мечтает о любви, чем о прочном положении. Миссис Френшоу, вам не кажется, что мистер Фаррингдон увлекся ею?
- Да, миссис Трент, возможно.
- Видите ли, я не могу давать и устраивать приемы в Грассленде. Такие, как они хотели бы. Но все-таки хочется дать ей шанс.
- Понимаю, - заметила я.
Она тронула мою руку холодной и костлявой рукой; я невольно поежилась.
- Не помогли бы вы мне, миссис Френшоу?
- Помочь?
- Я имею в виду Эви.
- Безусловно, помогла бы, но я не знаю, как...
- Ну, есть много способов. Вы могли бы.., э-э.., свести их вместе.
Вы понимаете, что я имею в виду. Устроить им свидание, ну и все такое. Понимаете меня?
- Но...
Она легонько толкнула меня локтем.
- Я знаю, вы сможете, если захотите.
Вы могли бы пригласить его.., и в это же время пришла, как бы случайно, Эви.
Поминаете?
- Но пока мы не собираемся никого у себя принимать.
- О, совсем не обязательно устраивать грандиозный прием. Пусть просто он придет, а у вас как раз в гостях моя Эви. Придумайте что-нибудь в этом роде.., постарайтесь.
- Я думаю, они не нуждаются в сводничестве.
- Но все-таки никогда не повредит слегка помочь. - Она посмотрела на меня в упор. - Имеются некие причины, почему вам следует помочь мне, миссис Френшоу.
- Причины?
Она кивнула, хитровато усмехаясь, и у меня нервно забилось сердце. На что она намекает?
- Знаете, - продолжала она, - в жизни так много необычного. Случаются такие вещи.., вы бы никогда не поверили, если бы не знали, как было на самом деле.
- О чем это вы? - спросила я резко.
Она наклонилась ко мне:
- На днях я вам все объясню. Тогда, я думаю, вы станете более сговорчивой и сделаете все возможное для моей Эви.
В этот момент меня позвала мать, и я сказала:
- Прошу извинить меня, миссис Трент.
- Конечно, конечно. Надеюсь, вы не забудете наш разговор, не так ли?
Сделайте для Эви все, что в ваших силах.
Думаю, до некоторой степени это и в ваших интересах.
Наконец я сбежала от нее.
- Я поняла, что эта ужасная женщина прилипла к тебе, - сказала мать, и решила тебе помочь.
- Спасибо, - сказала я, - очень мило с твоей стороны.
Я не могла выбросить ее из головы, и, помнится, той же ночью она явилась мне во сне.
***
Фаррингдоны уехали сразу же после похорон, а Петтигрю остались у нас на несколько дней.
Через несколько дней после похорон Сабрины до нас дошли известия о казни Жоржа Жака Дантона, одного из вождей революции, Дикон мрачно острил по этому поводу.
- Ирония судьбы, - говорил он, - в том, что именно тот революционный трибунал, который он учредил, приговорил его самого к смерти.
- Очевидно, - комментировал лорд Петтигрю, - что революция подходит к концу.
- Но пока еще остается Робеспьер.
- Вам не кажется, что его дни сочтены?
- Было бы чудесно, - с горечью заметила мать, - если бы все они прекратили наводить смуту и Франция вернулась к нормальной жизни.
- Жизнь во Франции никогда больше не станет такою, как прежде, сказал Джонатан.
Все с ним согласились.
- Да, головы падают быстро, - комментировал Дэвид. - Подумать только, Дантон всего лишь на шесть месяцев пережил королеву. Это показывает, какая идет борьба за власть. Смею напомнить, что все началось с идеалов. Возможно, кто-то из них действительно хотел бороться за права людей. А потом они захватили власть.., и стали бороться за еще большую, а когда уничтожили тех, кого считали врагами, они начали грызться друг с другом. Это - битва гигантов. Дантон и не подозревал, что его ждет.
- Робеспьер избавился от Дантона, но дойдет очередь и до него, пророчил Дикон. - А когда это случится, наступит конец революции.
- Их военные успехи просто поразительны, - сказал лорд Петтигрю. Сейчас идет молва об одном военном... Наполеон Бонапарт, так, кажется, его зовут... Уверен, что он сделает себе имя на военной службе.
- Я слышал о нем, - сказал Дикон. - Он - правая рука Робеспьера. Если падет Робеспьер, то и этому инициативному молодому вояке придет конец.
- События развиваются быстро, - вставил лорд Петтигрю. - Я думаю, мы еще увидим перемены к лучшему.
- Что будет очень приятно для нас всех, - сказала мать. - За этим столом ни о чем больше не говорят, кроме как о французской революции.
- Я тоже подумывал, не пора ли переключиться на тех благословенных инфантов, которые вскоре присоединятся к семейному кругу. Это более приятная тема, - уступил Дикон.
- Чудесно... - добавила леди Петтигрю.
Мы с матушкой привыкли отдыхать часок в полдень после еды и потом чувствовали себя свеженькими до вечера. Мы часто проводили время вместе. Лежа на ее большой постели, мы обычно болтали о текущих делах. Иногда одна из нас дремала, а другая лежала тихо рядом. Нам и молчать вместе было приятно. В тот раз разговор начала матушка:
- Наконец-то. Они бы уже давно объявили о помолвке, если бы не траур в нашей семье.
- Кто и что? - спросила я.
Она засмеялась:
- О... Джонатан и Миллисент.
- Правда?
- Ну, мы всегда надеялись на это. Я так рада. Это отвлечет Дикона от мысли о матери. Он относится к этому очень серьезно, значительно серьезнее, чем кажется.
Он всегда хотел породниться с семейством Петтигрю.
- Денежные интересы? - еле вымолвила я.
- Они в некотором смысле соперничали.
Соединившись вместе, они станут, как я думаю, самыми влиятельными людьми в нашей стране. Именно к этому они стремятся, как семейство Петтигрю, так и Дикон.
- Понимаю.
- Ты получила Дэвида... а Джонатан остался.
- Дорогая мама, - сказала я, - какой ты стала практичной. Ты говоришь так, словно заключение брака - это всего-навсего передвижение шашек на доске. Одного берут, другой приносит банковский капитал.
- Ничего подобного. Посмотри, Джонатан и Миллисент любят друг друга. Уверяю тебя, никого из них не пришлось уговаривать.
- Я полагаю, Джонатан всегда будет уверен в собственном превосходстве. А Миллисент - в своем. Они должны составить идеальную пару.
Она засмеялась.
- У вас с Дэвидом настоящая любовь, и я рада за вас. Такая идиллия бывает далеко не у каждого. Но это совсем не значит, что нельзя выработать взаимовыгодные условия.
- Они поселятся здесь после свадьбы?
- Скорей всего. В конце концов это родовое имение. Так принято, что сыновья приводят своих жен в дом, который впоследствии перейдет к ним. Я понимаю, ты думаешь, что у нас в доме окажется три хозяйки, хотя и двух вполне достаточно, не так ли?
- Ты моя мать. В этом разница...
Она задумалась.
- Миллисент довольно энергичная молодая дама, - размышляла она. - Да, ситуация необычная. Два брата-близнеца.., и Эверсли принадлежит им обоим. Фактически здесь нет старшего сына, хотя Джонатан родился чуть-чуть раньше Дэвида.
Дикон не любит об этом говорить.
Наверное, он считает, что добра на обоих хватит, когда придет время, молю Бога, чтобы оно пришло, как можно позже. А Эверсли всегда останется фамильным домом.
Клодина, не беспокойся об этой женитьбе. Все будет хорошо. Я останусь здесь. А они, я думаю, по большей части будут жить в Лондоне Ведь именно там сосредоточены интересы Джонатана. Он вообще редко задерживается здесь подолгу.
Последний раз это было.., как раз перед Рождеством. Не помню, чтобы он раньше оставался здесь так долго.
У меня неровно забилось сердце, и я снова чуть не поддалась порыву во всем ей признаться. К счастью, это прошло.
- Они вскоре объявят о своей помолвке, - продолжала мать. - Им пришлось на время отложить свадьбу из-за смерти Сабрины.
Но, конечно, можно скромно отметить свадьбу в именье Петтигрю.
Я закрыла глаза.
- Ты устала, да? Сегодня было довольно напряженное утро. И все эти разговоры за столом о Дантоне. До чего мне они надоели.., и всегда действуют угнетающе.
Они пробуждают тяжелые воспоминания.
- Дорогая мама, не думай сейчас об этом. - Я криво улыбнулась и сказала ей то, что она не раз говорила мне:
- Это плохо для ребенка.
Я увидела улыбку на ее милом лице. Она сжала мою руку, и мы закрыли глаза. Я подозреваю, что, несмотря ни на что, она не могла забыть то ужасное время, когда она попала в руки негодяев и, как сказочный рыцарь, явился Дикон, чтобы спасти ее. А мои мысли были о Джонатане и Миллисент, которые будут жить здесь, в Эверсли; в глубине сознания смутно вырисовывались хитрые глазки миссис Трент, говорящей мне, что она уверена я захочу помочь Эви, когда она объяснит... Что она имела в виду?
Который раз я почувствовала гнетущую тяжесть собственной вины.
***
Стоял теплый день. Я прогуливалась по лужайке и опустилась на скамейку около пруда, вокруг которого колыхались на легком ветру желтые нарциссы.
Я взглянула на прекрасные цветы и подумала, наверное в сотый раз, насколько лучше я бы себя чувствовала, будь я верной и добродетельной женой.
Сзади неслышно подошел Джонатан и встал за моей спиной. Когда он положил руку на мое плечо, я повернулась и встала.
- Нет, - проговорил он. - Сядь. Мне надо поговорить с тобой.
Он жестом усадил меня и сам сел рядом.
- Не нужно так волноваться. Ну что в этом плохого? Брат и невестка сидят рядышком на скамейке в саду и обмениваются любезностями. Решительно ничего плохого.
- Мне пора домой, - сказала я.
- Нет. Сейчас ты останешься и мы немного поболтаем. Я хочу тебе кое-что сказать.
- Я знаю. Ты помолвлен с Миллисент Петтигрю.
- Значит, ты знаешь.
- Мне сказала мама. Вы собирались объявить об этом, но из-за траура отменили.
- Ты не должна думать, что из-за этого что-то изменится.
- Неужели? А я-то думала, что положение женатого человека отличается от положения холостого.
- Я имел в виду, разумеется, нас с тобой. Я по-прежнему тебя люблю.
- Джонатан, - ответила я. - Не думаю, что ты когда-либо любил кого-то, кроме самого себя.
- Честно говоря, мне кажется, что большинство из нас всю жизнь признается в любви к самим себе.
- Но некоторые любят еще и других.
- Как раз об этом я тебе и говорю. Я всегда любил тебя, и ничто не заставит меня изменить отношение к тебе.
- Неужели ты не понимаешь, что все кончено? Я считала, что достаточно ясно дала тебе это понять.
- Безусловно, ты изменилась, стала отчужденной. Но это естественно.
Все дело в беременности.
- Ты ничего не понимаешь. Я глубоко сожалею о случившемся. Я поддалась своей слабости и вела себя глупо и подло.
- Ты была восхитительна. Ты страстная женщина, Клодина. У тебя есть желания, как и у всех остальных, и вполне естественно, что тебе хотелось их удовлетворить.
- Я совершенно удовлетворена тем, что имею. Ей-Богу, лучше бы никогда не случилось того, что было.
- Ты забываешь ту радость, которую мы давали друг другу.
- Это не имеет значения.
- Все обойдется, Клодина. Просто в тебе проснулся материнский инстинкт. Все изменится, когда родится ребенок.
И тогда ты вернешься ко мне.
- Интересно, что бы сказала Миллисент, узнав, что ее суженый пытается назначить свидание чужой жене как раз накануне официального объявления о помолвке.
- Ты что, собираешься сказать ей об этом?
- Нет, не собираюсь. Но я также не намерена встречаться с тобой наедине.
- Ты слишком драматизируешь положение. Все - твоя французская кровь. Пройдет время, и ты почувствуешь себя иначе.
- Ты просто циник.
- Нет, я - реалист.
- Ну, конечно, если разврат называется реализмом...
- Я понимаю, ты предпочитаешь жить в мире своих фантазий. Ты странная девушка, Клодина. Наверное, поэтому я и люблю тебя. Ты можешь быть практичной и в то же время идеалисткой. Вспомни голоса, которые тебе слышались.
- Я их постоянно вспоминаю.
- Именно с них и пошла наша размолвка. У тебя тогда начались приступы угрызений совести.
- Похоже, что ты никогда не страдал этой болезнью.
- Как странно, - сказал он, - наши отношения и раньше такими были... мы постоянно пикировались друг с другом.
До того самого момента в Эндерби, когда ты перестала притворяться и сказала правду. Помнишь?
- Я делала все, чтобы забыть, Джонатан. Прошу тебя лишь об одном. Пожалуйста, позволь мне забыть.
Он пристально посмотрел на меня. Я увидела свет в его глазах, но совсем не тот ярко-синий, который я сравнивала с пламенем. Этот свет был холодным и расчетливым. Я понимала, что в тот момент я со своей грузной фигурой и так называемым "материнским инстинктом" не возбуждала его, но все же он помнил прошлое и с присущим ему тщеславием верил, что мог бы воскресить во мне огонь желания, временно притушенный моим положением.
Он сказал:
- Ты еще не искушена в жизни.
- Если ты являешься примером зрелого человека, то хотелось бы мне никогда не взрослеть.
Ты сейчас просто наседка, мамаша. Не узнаю в тебе той страстной молодой девушки, которую я знал.
- Ты никогда больше не увидишь ее.
- Я найду ее. Уверен в этом.
- Зато я уверена совершенно в обратном: ты никогда ее не найдешь, потому что она ушла навсегда.
- Это стало бы таким тяжким бедствием, которого мне не перенести. Поверь мне. Я найду ее. Я вытащу ее из убежища.
- Интересно, как отнеслась бы к этому твоя будущая жена? О, смотри, она идет сюда. Не обсудить ли нам это с ней?
Миллисент, и вправду, пересекала лужайку по направлению к нам.
- А, вот вы где, - проговорила она. - Я тебя искала. Какой приятный денек!
Она опустилась на скамью по другую сторону от Джонатана и как собственница взяла его под руку.
***
Софи обосновалась в Эндерби. Этот дом соответствовал ее мрачному расположению духа. Казалось, она не замечала его таинственной атмосферы, а если и замечала, ее это не беспокоило.
Альберик Кларемон оказался великим благом, и она, несомненно, была от него в восторге. Он обладал веселым характером и особым даром заводить друзей, чем очень отличался от Софи. Нас всех приятно удивило, что она так благоволила к нему. Он быстро освоился с ролью домоправителя, работая вместе с Жанной, которая, к счастью, не только не обижалась, но даже поддерживала его. Жанна сделала бы что угодно, лишь бы облегчить жизнь Софи, и, конечно, она понимала, что интерес к этому юноше поможет Софи отвлечься от собственных тяжких воспоминаний.
Еще одна частая гостья бывала в доме - Долли Мэйфер. Это вполне понятно. Долли, подобно Софи, была обезображенной, а подранков Софи особенно опекала, ведь они помогали ей преуменьшать собственные несчастья, в то время как другие, например, моя мать - красивая и любимая, имеющая детей, постоянно напоминали Софи, что ее жизнь не удалась.
Ко мне у нее было особое чувство, и она интересовалась моими делами. Я стала более других желанной гостьей в доме, и однажды, в порыве откровенности, столь необычном для нее, она сказала, что часто думает обо мне как о своей дочери.
- Если бы не трагический фейерверк, то никогда бы не произошло бы несчастья в ту ночь на площади, и я бы сейчас жила совсем иначе. Впереди меня ждало замужество. Я собиралась выйти замуж за твоего отца, и вы с Шарло стали бы моими детьми.
Я не заостряла ее внимание на том, что моя мать тоже кое-что сделала для моего появления на свет, и уверена, будучи дочерью Софи, я выросла бы совсем иным человеком.
Она говорила о Леоне Бланшаре, которого она полюбила много позже. Я помнила его. Он появился в нашем замке в качестве домашнего учителя для Шарло и Луи-Шарля, и мы все очень полюбили его. Потом он исчез. Помнится, у него было какое-то романтическое увлечение Софи. Потом оказалось, что он вовсе не учитель и проник в наш замок, чтобы шпионить за нами; к тому же он призывал народ к революции.
Бедная Софи, жизнь обошлась с ней жестоко.
А сейчас у нее собственное хозяйство в Эндерби, где она строит жизнь со своими подранками - несчастным Альбериком, бежавшим из Франции, и печальной малышкой Долли.
Стоял июль. К тому времени я сильно отяжелела, но все еще ходила гулять, когда могла, и расстояние до Эндерби как раз подходило мне, в частности потому, что я имела возможность там отдохнуть, прежде чем пуститься в обратный путь.
Подходя к дому, я увидела у входа Эви и Долли. Я тут же вспомнила разговор с миссис Трент на похоронах и подумала: "Интересно, поддерживает ли Эви отношения с Гарри Фаррингдоном. Должно быть, это довольно трудно, учитывая, что они живут далеко друг от друга и не принадлежат к одному и тому же кругу семейств, чтобы иметь возможность наносить друг другу визиты". По-видимому, у них было что-то вроде легкого романа. Не удивительно, что миссис Трент хотела его ускорить.
- Привет, миссис Френшоу, - сказала Эви. - Долли пришла повидаться с мадемуазель д'Обинье. Ее пригласили.
- А тебя? - спросила я.
- Нет.., не приглашали. Только Долли.
Вероятно, такая красивая девушка, как Эви, напоминает Софи о собственном несчастье. Как печально, что кто-то видит жизнь только в таком свете. Бедная Софи! Но кто я такая, чтобы осуждать ее за человеческие слабости?
- Я тоже зайду к ней, - сказала я.
Тут из дома появился Альберик. Он поклонился нам и перевел взгляд на Долли.
- Мадемуазель д'Обинье будет рада видеть мадам Френшоу и вас, мадемуазель.
- Надеюсь, что это так, - ответила я.
- Она ожидает вас, - обратился он к Долли. Долли повела свою лошадь в конюшню, а я, попрощавшись с Эви, вошла в дом.
Софи сидела в маленькой комнатке, выходившей в холл, где обычно принимала визитеров. Она была в своем розовато-лиловом платье, которое так шло к ее смуглому лицу; чепец гармонировал с платьем.
- Как хорошо, что ты пришла, Клодина, - сказала она.
- Я хотела узнать, как у вас дела. Я, наверное, не скоро смогу прийти в следующий раз - только после родов.
- Садись, дитя мое. Ты, должно быть, устала. Я ответила, что небольшая прогулка, - это как раз то, что мне под силу.
Вошла Жанна и поздоровалась со мной.
- Вы просто чудеса сделали в доме, Жанна, - сказала я.
- Это было так приятно.
- Очевидно, все уже почти закончено.
- Мы постоянно находим что-то недоделанное.
В это время робко вошла Долли, и Софи поманила ее рукой.
- Проходи и садись, Долли. Сегодня у нас лимонад.
Альберик, принеси, пожалуйста.
- Лимонад! - воскликнула я. - Не отказалась бы... Я знаю, что французы - любители лимонада. Помню, раньше в Париже его продавали на улицах...
- Прежде чем все пошло не так.
- У меня есть немного кекса, - вмешалась Жанна. - Английский кекс подходит к французскому лимонаду.
Когда она вышла, я сказала:
- Да, тетя Софи, вы чудеса сделали с домом.
- Я так рада, что нашла его. Теперь все пойдет по-иному.
Я стала независимой.
Мы с Жанной это ценим. И у меня есть мои друзья. - Она коснулась руки Долли, и девушка скромно улыбнулась. - Мы учим Долли французскому, а Альберика - английскому. Это забавно.
Тот факт, что тетя Софи находит что-то забавным, сам по себе являлся чудом, и я заметила, что Долли и Альберик делали для нее столько же хорошего, сколько она для них.
Вошел Альберик с лимонадом.
- Раз у нас сегодня гостья, - сказала Софи, - урока не будет.
- Это очень приятно для мадемуазель иметь гостя, - произнес Альберик на ломаном английском.
- Очень хорошо, - сказала тетя Софи. Она обратилась к нему по-французски с просьбой разлить лимонад. - Долли, подай нам, пожалуйста, кексы.
Долли вскочила с приятной улыбкой на лице.
- Сегодня они особенно вкусны, - сказала Софи, надкусив один из кексов. - Они, наверно, знали, что нас сегодня удостоит чести гостья из Эверсли.
Я сказала ей, что всегда с радостью приду к ней по первому зову.
Она кивнула и стала расспрашивать о здоровье матушки.
- Спасибо, она чувствует себя отлично и скоро должна родить.
- В августе? Бедная Лотти, она немного старовата.
- Она не считает себя "бедной", - живо ответила я.
- Нет, разумеется, нет.
Она всегда все имела... Воображаю, какая сейчас вокруг нее суета.
- Ты имеешь в виду роды? Акушерка уже прибыла. Правда, еще рано, но Дикон настоял. Он действительно очень волнуется. Я никогда раньше не видела его таким.
Видимо, мне не следовало подчеркивать его преданность моей матери, поскольку преданность и забота находились среди тех понятий, которые Софи воспринимала с трудом. Иногда мне даже казалось, что ей хочется, чтобы мою мать постигло какое-нибудь несчастье. Сама эта мысль приводила меня в ужас, и в этот момент я чувствовала неприязнь к тете Софи. Почему она не смирится с собственным несчастьем? Зачем она поддается собственному чувству обиды на жизнь и злословит?
Но кто я такая, чтобы осуждать ее? Вне всякого сомнения, мне предстоит прожить всю мою жизнь с осознанием того, что мой собственный грех гораздо больше, чем те, которые я осуждаю в других.
- Августовский ребенок... - сказала тетя Софи. - А твой ожидается в сентябре? Представляю себе двух новорожденных в детской, которая долго пустовала.
- С детскими всегда так бывает.
- Двоих вместе легче растить, - заметила практичная Жанна. - Они составят компанию друг другу.
- Я тоже так думаю, - улыбнулась я Жанне. Подошел Альберик, чтобы добавить мне лимонаду, прохладного и восхитительного, а немного погодя я сказала, что мне пора уходить, так как сегодня мне понадобится более продолжительный отдых.