Холт Виктория. Отравительница (Трилогия о Екатерине Медичи - 2)

   - Ваше Величество, я прошу оставить мою маму одну, - дерзко произнес мальчик.
   Антуан повернулся к сыну; достоинство мальчика рассердило короля, он почувствовал себя слабым, жалким.
   - Как ты смеешь? - закричал он.
   - Смею, - ответил Генрих; он показался Жанне похожим на своего деда, другого Генриха Наваррского. - Я никому не позволю грубо обращаться с моей мамой.
   Антуан схватил мальчика и отшвырнул его в другой коней комнаты. Генрих удержался на ногах, уцепившись за штору. Придя в себя, он с достоинством произнес:
   - Меня тоже никто не заставит пойти к мессе!
   Антуан приблизился к сыну и взял его за ухо.
   - Ты, мой господин, пойдешь туда, куда тебе прикажут.
   - Если это сделает мама, - выпалил Генрих.
   - Нет. Ты пойдешь туда, куда тебе прикажет отец.
   - Я не пойду к мессе, - повторил Генрих. - Я - гугенот, как моя мама.
   Антуан ударил сына по лицу. Жанна с гордостью наблюдала за происходящим, любуясь мальчиком, который стоял, широко расставив ноги и с ненавистью глядя на отца. "Настоящий уроженец Беарна!" - сказал бы его дед.
   Антуан не был злобным человеком, его огорчала сцена, вызывавшая у сына чувство торжества; король хотел поскорее закончить ее. Он любил мальчика, гордился им, несмотря на отсутствие элегантности в облике сына. Генрих обладал острым умом и несомненным мужеством.
   Антуан вызвал слугу и приказал ему:
   - Пришли ко мне воспитателя моего сына.
   Когда наставник явился, король приказал ему сурово выпороть Генриха за его дерзость.
   Покидая комнату, мальчик закричал:
   - Я не пойду к мессе. Не пойду к мессе.
   Его возбужденно сверкающие глаза выражали любовь к матери.
   За мальчиком и наставником закрылась дверь.
   - Отличная сцена, - сказала Жанна, - и вы, Ваше Величество, сыграли в ней ту роль, в которой я ожидала вас увидеть. Мой сын пристыдил вас, и я поняла, что вы это почувствовали. Какая жалость, что мадемуазель де ла Лимодьер не присутствовала при этом! Я не уверена в том, что у бастарда нашлось бы столько мужества.
   - Замолчи! - приказал Антуан.
   - Я буду говорить, когда захочу.
   - Ты, дура, Жанна.
   - А ты подлец.
   - Если ты немедленно не станешь католичкой, я разведусь с тобой.
   - Как тебе это удастся, мой господин?
   - Папа обещал мне. Он не хочет, чтобы я остался с еретичкой.
   - Ты хочешь развестись и отказаться от моей короны? Это тебя не устроит.
   - В случае развода корона останется у меня.
   - Каким образом? Я получила ее от отца.
   - Часть Наварры завоевана Испанией; я могу получить ее всю целиком. Испания не любит еретиков, даже коронованных. Испания хочет видеть меня мужем католички.
   - Мадемуазель де ла Лимодьер? - спросила Жанна и задрожала, подумав об отважном мальчике, который мог остаться в будущем без королевства из-за подлости своего отца.
   - Не будь дурой, - сказал Антуан.
   - Это ты поступаешь как дурак. Неужели ты не видишь, что эти люди интригуют против нас обоих? Они хотят ослабить и унизить не только меня, но и тебя тоже. Сардиния! Голый, бесплодный остров. Они внушают тебе, что это - рай.
   Ее голос дрогнул.
   - Антуан, я думаю о наших детях. Что станет с ними? Твой отказ от меня приведет к моей гибели, но он также погубит наших детей.
   Антуан увидел редкую картину: Жанна разрыдалась. Она не могла остановить хлынувшие слезы. Они тронули его. Он вспомнил, кем она была для него. Бедная Жанна! Казалось невероятным, что с ними может произойти такое. Беда подкралась так медленно, что он не заметил ее приближения. Он подумал о счастье, которое они делили, о днях, проведенных с ней в военном лагере" о его возвращении домой после сражений. Он, как обычно, заколебался. Даже сейчас он не был уверен, как ему поступить - отказаться от Жанны или от Прекрасной Распутницы, остаться католиком или вернуться к реформизму. Его, как всегда, терзали сомнения. Он никогда не мог выбрать правильный путь.
   - Жанна, - сказал Антуан, - ты избавишь меня от необходимости совершить этот шаг, если подчинишься мне и помиришься с Римом и Испанией. Что касается меня, то я не решил, какая религия истинная. Просто, Жанна, пока я пребываю в сомнениях, я буду следовать традиции моих предков.
   Она горестно засмеялась.
   - Если ты одинаково относишься к обеим верам, я прошу тебя выбрать ту, которая принесет тебе наименьший ущерб.
   Она еще раз посмеялась над ним. Антуан окаменел, потом отвернулся от жены. Так было всегда. Она не облегчала его положения, не шла ему навстречу.
   Он снова вспомнил о том, что она стоит на его пути к величию.
   Катрин испугалась. Она чувствовала, что ее первая настоящая авантюра в области внешней политики может стоить ей жизни. Она наконец раскрылась, хотя прежде действовала тайно. Ее окружали могущественные враги, шпионы Рима и Испании. Де Гизы были настроены против королевы-матери, католики подозревали ее в связях с гугенотами, а последние не доверяли ей. Она пыталась следовать наставлениям Макиавелли, но не добилась в этом успеха. Змея выползла из укрытия, развернулась во всю длину; поняв, какой яд несут ее зубы, обе стороны приготовились раздавить холодную, безжалостную тварь.
   Король Наварры присоединился к католическому триумвирату, образованному с целью подавления опасности, исходившей от гугенотов. Антуан прошел по Парижу во главе католической процессии и публично присутствовал на мессе в церкви Святой Женевьевы. Это свидетельствовало о его официальной приверженности католицизму.
   Катрин знала, что Жанне угрожает серьезная опасность. А ей самой? В стране бушевали религиозные бунты. Гугеноты разоряли католические церкви, ломали изображения святых, жгли алтари, а когда им представлялась такая возможность, убивали католиков. Последние яростно мстили, нападая на молящихся гугенотов и истребляя их; они предавали огню дома, где собирались реформисты. Мать, несшая ребенка с реформистского крещения, подверглась нападению; ребенок был убит на ее глазах. Совет в Пуасси, который должен был способствовать большей веротерпимости, похоже, только усугубил ситуацию. Раскол охватил всю страну, вражда между католиками и протестантами нарастала. В Париже - оплоте католицизма - гугенотов казнили на каждом углу; но еще существовали такие города, как Ла Рошель, где протестанты были в большинстве; там совершались зверства над мужчинами, женщинами и детьми во имя реформистской веры.
   Катрин слушала заседание триумвирата через трубу, один конец которой находился за гобеленом в комнате для совещаний, а другой - в луврских покоях королевы-матери.
   - Вмешательство королевы-матери в государственные дела становится невыносимым, - отчетливо услышала она голос Франциска де Гиза. - Я предлагаю избавиться от нее.
   Катрин в страхе напрягла слух, чтобы ничего не пропустить. Она думала о четырех мужчинах, составлявших триумвират, который назывался теперь неправильно; присоединение к нему Антуана сделало его советом четырех. Там были братья де Гизы - герцог и кардинал, - а также маршал де Сент-Андре и Антуан.
   - Надо лишить ее регенства! - заявил Антуан.
   - Почему не освободиться от Катрин Медичи, утопив ее в Сене? - сказал Сент-Андре. - Это можно сделать тайно. Думаю, во Франции нет человека, который пожелал бы расследовать исчезновение этой женщины.
   Катрин перестала слушать. Она не поняла, что предложение утопить ее в Сене было шуткой. На месте этих людей она воспользовалась бы любой возможностью устранить врага; она вообразила, что они готовятся поступить именно так.
   Не теряя времени, она отправилась в покои короля и сказала ему, что они должны немедленно выехать в Фонтенбло. Этим же вечером они тайно ускакали туда.
   Совет перестал обсуждать поведение королевы-матери и перешел к более важному вопросу, связанному с Жанной Наваррской.
   - У нас есть только один выход, - сказал Франциск де Гиз. - Она должна быть арестована как государственная преступница при первом удобном случае.
   Услышав это, Антуан побледнел. Жанна... государственная преступница, узница мрачной тюрьмы! Гордая Жанна! И что потом? Ее передадут испанцам, страшной инквизиции. Подвергнут пыткам... ужасным пыткам испанской инквизиции. Он мог представить Жанну перед инквизицией. Она не сдастся. Вытерпит дыбу, водяную пытку, любые другие мучения, которые придумают для нее. Она не сдастся, если они будут рвать раскаленными щипцами ее плоть и лить в рану расплавленный свинец.
   Кардинал де Лоррен положил руку на плечо Антуана.
   - Иногда, - мягко сказал кардинал, - возникает необходимость сделать ради истинной веры нечто неприятное для нас.
   Антуан склонил голову. Он попытался прогнать от себя образ Жанны-мученицы. Он хотел попасть на Небеса. Там для него найдется хорошее, почетное место, потому что он избрал истинную веру, заблудшая овца вернулась в стадо, и ей все будет прощено.
   - Значит, все согласны с тем, что необходим ордер на арест Жанны Наваррской, - сказал герцог де Гиз.
   Антуан не возразил, и его молчание было принято за знак согласия.
   - По обвинению в ереси, - добавил кардинал и обнял Антуана. - Вы, Важе Величество, поступили достойно. Пусть Господь дарует вам долгую и счастливую жизнь.
   - Да будет так! - произнес герцог.
   Совет закончил свою работу.
   Антуан покинул зал заседаний, пытаясь успокоить себя. Это было нелегко - он чувствовал себя Иудой.
   Вскоре Жанна услышала, что подписан ордер на ее арест - у королевы Наваррской было много друзей при дворе. Потрясенная новым предательством мужа - Жанна знала, что тут не обошлось без триумвирата, членом которого он стал, - королева Наварры обрадовалась тому, что необходимость срочных действий избавит ее от грустных размышлений.
   - Немедленно бегите, - предупредили ее, - нельзя терять ни часа. Вы обретете безопасность лишь в ваших владениях. Если вас схватят, это станет серьезным ударом по всему делу гугенотов, не говоря уже о пытках, которые вам придется вынести.
   Она поняла справедливость этих слов и, взяв с собой четырехлетнюю дочь, в сопровождении свиты без промедления отправилась в путь.
   После того случая, когда ее сын Генрих вступился за мать перед отцом, он был отнят у Жанны и помещен в Сент-Жерменские покои Антуана. Она не могла уехать без сына. Ей предстояло прежде всего отправиться в Сент-Жермен повидаться с Генрихом и при возможности забрать его с собой.
   В дороге ее преследовали горькие мысли. Отняв Генриха у Жанны, Антуан не остановился на этом. Король Наварры проявил жестокость, отдав сына на попечение иезуита Винсента Лауро. Враги хотели отнять у нее не только мужа, но и сына.
   Друзья предупредили Жанну о том, что заезжать в Сент-Жермен настоящее безумие, поскольку ей все равно не отдадут мальчика. Несомненно, его надежно стерегли; она лишь подвергнет себя опасности. Но Жанна пренебрегла этим советом. Она должна увидеть Генриха. Сказать ему несколько слов, напомнить об обязательствах перед мамой и его верой. Даже если ей не удастся забрать сына, она сделает хотя бы это.
   Она прорвалась к нему мимо его новых воспитателей и слуг, на самом деле являвшихся охранниками. Маленький мальчик подбежал к матери и крепко обнял ее.
   - О, мама, ты приехала, чтобы забрать меня домой в Беарн?
   Антуан, тотчас предупрежденный о ее приходе, ворвался в покои; сплетя руки на груди, он глядел на жену холодно, неприязненно, а на сына - строго.
   - Ты должен остаться здесь со мной, - ответил Антуан на вопрос мальчика. - Я - твой отец; ты подчиняешься мне.
   - Но я хочу уехать с мамой! - закричал смелый малыш.
   - Постарайся быть разумным, - сказал Антуан. - Я не хочу снова наказывать тебя.
   - Мама, я должен остаться?
   Она кивнула, помня о многочисленной дворцовой охране и не желая рисковать здоровьем сына. Он был отважным и мог оказать сопротивление. Но он подчинится матери.
   - Боюсь, что да.
   Она прижала его к своей груди.
   - Генрих, мой дорогой сын...
   - О, мама... дорогая мама.
   Жанна шепнула ему:
   - Не забывай моих советов, дорогой. Будь всегда верен мне и моей религии.
   - Клянусь, мама, - ответил он шепотом.
   - Скоро все будет хорошо, и мы окажемся вместе.
   - Да, мама.
   - Но некоторое время мы поживем раздельно.
   Он кивнул.
   - Мой дорогой, никогда не ходи к мессе. Что бы они ни сделали... всегда отказывайся. Если ты уступишь им, ты перестанешь быть моим сыном.
   - Я знаю, - сказал мальчик.
   - Значит, ты будешь верным и сильным мой дорогой?
   - Да, мама, я буду верным и сильным. Я - гугенот. Я никогда не забуду этого, что бы они ни делали. Я всегда буду помнить тебя и то, что со временем я окажусь рядом с тобой.
   Расставание было грустным. Они снова и снова целовали друг друга. Антуан взволнованно наблюдал за ними. Он не хотел причинять боль им обоим. Он помнил о связывавших их отношениях. В случившемся виновата Жанна. Почему она не может стать католичкой? Тогда бы все наладилось.
   Он вызвал с помощью колокольчика наставника Генриха; горько плачущего мальчика увели.
   Антуан обратился к Жанне:
   - Прошу тебя, не задерживайся здесь. Тебя собираются арестовать. Умоляю тебя, беги. Самый безопасный путь в Беарн лежит через Вендом. Там ты сможешь передохнуть в моем замке... но не оставайся в нем надолго. Это твой единственный шанс на спасение.
   Жанна изумленно посмотрела на него.
   - Но ты же на их стороне. Разве ты не должен задержать меня... арестовать?
   - Уходи! - крикнул Антуан. - Уходи, прежде чем ты заставишь меня сделать это... как ты заставила меня сделать многое другое. Твой острый язычок невыносим. Не вынуждай меня...
   - Бедный Антуан! - сказала она. - Это твой главный недостаток. Ты никогда не можешь решить, на чьей ты стороне.
   Жанна в последний раз бросила взгляд на красивого, элегантного Антуана, одетого по последней моде. Она страдала от того, что по-прежнему любила его... даже теперь, когда он предал ее!
   Она покинула Сент-Жермен и отправилась в парижскую гостиницу, где провела ночь, пока шли приготовления к ее отъезду в Беарн; под окном Жанны стояли гугеноты. Люди, получившие приказ арестовать ее, не смогли ничего сделать; она получила возможность выбраться из столицы.
   Но ей не было суждено добраться до безопасного места: Де Гизы, заметив колебания Антуана, предложили ему дать указание гражданам Вендома арестовать Жанну по ее прибытии в город; братья быстро выведали у него, что Жанна собирается остановиться там перед утомительным путешествием на юг.
   Проведя немало тяжелых дней в дороге, усталая Жанна прибыла в Вендом. Отдыхая в величественном замке, принадлежавшем предкам мужа, она готовилась к скорейшему продолжению переезда в Наварру.
   Маленькая дочь Жанны, Катрин, была ей большим утешением. Четырехлетняя девочка, развитая не по годам, понимала, что мать страдает, и пыталась успокоить ее. Жанна чувствовала, что, если бы маленький Генрих находился при ней, она не слишком переживала бы из-за всего остального. Как она могла продолжать любить мужа, который предал ее подобным образом? Это была не быстротечная измена с Прекрасной Распутницей, не преходящая любовная связь. Ее она еще могла со временем простить. Но то, что он стал участником заговора, имевшего целью погубить ее, отнять королевство и даже подвергнуть опасности саму жизнь Жанны, было такой легкомысленной жестокостью, которую она запомнит навсегда.
   Жанна отдыхала на кровати возле своей дочери, когда один из ее приближенных захотел поговорить с ней. К Жанне впустили мужественного гасконца, верного гугенота, готового с оружием в руках защищать королеву от любого числа врагов.
   Он был сильно взволнован и обратился к Жанне, не тратя время на формальности.
   - Мадам, извините за вторжение, но мы в серьезной опасности. Мы угодили в ловушку. Король Наварры приказал горожанам не выпускать нас из Вендома. Мы останемся пленниками до прибытия стражников, которые доставят нас назад в Париж.
   Жанна закрыла глаза. Это было последним предательством. Ловушку подстроил человек, которого она любила; она шагнула в нее с закрытыми глазами - возможно, потому что во время беседы в Сент-Жермене она поверила, что в Антуане осталась доброта, что он действительно хочет помочь ей скрыться от его друзей.
   Но правда заключалась в том, что ему не хватило мужества задержать ее там. Как только она скрылась из виду, он принял меры к тому, чтобы погубить ее.
   - Каковы будут ваши приказы, мадам? - спросил гасконец.
   Она покачала головой.
   - Нам остается только ждать.
   - На улицах полно стражников, мадам. Но, может быть, нам удастся прорваться.
   - Мы не готовы к схватке. Вся моя свита будет перебита за десять минут.
   - Мадам, неужели мы сдадимся без борьбы?
   - Они схватят меня, - сказала она. - Вас всех, несомненно, отпустят на свободу. Отвезите мою дочь в Беарн, если сможете.
   - Мама, я хочу остаться с тобой, - сказала маленькая Катрин. - Я готова предстать перед инквизицией, если это ждет тебя.
   Жанна обняла дочь. Милая Катрин! Что она знает о камерах пыток, об ужасных страданиях, причиняемых Святой Инквизицией тем, кого она считает еретиками? Что ей известно о дыбе и аутодафе, об агонии и смерти? Слышала ли она вопли мучеников, ощущала ли запах опаленной кожи?
   - Этого, - твердо заявила Жанна, - я никогда не сделаю.
   Она повернулась к гасконцу.
   - Стойте на страже. Не забывайте мои указания. Помните... о моей дочери.
   Он поклонился, выражая покорность, но его глаза горели. Он хотел драться за свою королеву.
   Всю долгую ночь Жанна лежала без сна в ожидании звука шагов, криков стражников, которые могли ворваться в замок и схватить ее. Она не сомневалась, что это будут люди Антуана; Гизы и Шантонне пожелают, чтобы именно гвардейцы мужа заковали ее в цепи и повезли к костру.
   Дочь заснула рядом с Жанной. Королева Наварры нежно поцеловала девочку. Четырехлетняя Катрин была слишком мала, чтобы остаться одной. Всего четыре года тому назад она радовалась вместе с Антуаном рождению их дочери.
   Этой долгой ночью она услышала странный шум, донесшийся из города. Она подошла к окну; небо порозовело, но это была не заря, а отсвет пожара. Она почувствовала запах дыма. Всматриваясь в темноту, Жанна услышала крики.
   Она начала торопливо одеваться; у двери появился гасконец.
   - Мадам, - сказал он, - в городе грабежи. В Вендом вошла банда наемников. Об этом нам сообщил один из ваших доброжелателей. Горожане заняты защитой своих жизней и собственности. Мы можем ускользнуть незаметно... никому нет сейчас до нас дела. Но если мы упустим время...
   Жанну охватило ликование. К ней вернулась вся ее былая энергия.
   - Наши молитвы услышаны, - закричала она. - Мы должны как можно быстрее покинуть город. Мы поблагодарим Господа... позже. Сейчас на это нет времени. Прежде всего необходимо воспользоваться шансом, дарованным небесами. Мы должны незаметно выбраться из Вендома до рассвета...
   Она повернулась к дочери.
   - Катрин, проснись, моя дорогая. Мы едем сейчас.
   - В инквизицию? - сквозь сон спросила девочка.
   - Нет, моя любимая. На свободу.
   Двигаясь на юг от Вендома, спутники Жанны говорили о том, что они только что стали свидетелями чуда. Господь послал банду наемников-грабителей в Вендом, чтобы помочь королеве бежать. Жанна невозмутимо улыбалась. Она догадалась, что принца Конде предупредили об угрожавшей ей опасности, потому что эти бандиты были гугенотами, очевидно, получившими приказ: "Займите Вендом. Создайте панику и поддерживайте ее всю ночь, пока королева не удалится от города настолько, что преследование станет невозможным".
   Браво, Конде! Он был таким же ненадежным и ветреным, как его брат, но хранил верность делу, которое считал правильным. Она должна поблагодарить Господа за поступок ее деверя.
   Они ехали дальше на юг; к каждому вечеру они уставали от верховой езды и проваливались в глубокий сон; утром они продолжали двигаться к границе, за которой их ждала безопасность.
   Достигнув города Комонта, они обнаружили, что католическая армия, возглавляемая Монтлуком, находится всего в нескольких милях позади них. Долгое утомительное путешествие, проделанное в тяжелых условиях, прерываемое отдыхом в замках, где у Жанны имелись друзья - хотя кому она могла доверять теперь, после предательства человека, на которого она полагалась больше, чем на кого-либо? - истощило ее силы, она страдала не только от физической усталости, но и от душевной опустошенности.
   Но она должна без промедления двигаться дальше; она сделала это и достигла границы, имея в запасе всего час. Там она испытала радость, обнаружив, что ее верные подданные приготовились принять и защитить свою королеву.
   Бегство завершилось; Жанна одержала победу. Она думала обо всем том, что осталось позади - о муже, к которому она так тщетно старалась относиться безразлично, об обожаемом ею сыне, - и триумф казался Жанне горьким, бессмысленным.
   ГЛАВА ТРЕТЬЯ
   Ярость и страх переполняли душу Катрин. Франциск де Гиз прибыл в Фонтенбло в сопровождении короля Наварры и маршала де Сент-Андре; герцог заставил ее и короля вернуться в Париж, где их поместили в Мелун. С ними обращались в соответствии с их положением, однако им дали ясно понять, что они не имеют права покидать Мелун без сопровождения.
   Катрин полностью раскрылась. С ученицы Макиавелли сорвали маску. Письма, которые она посылала Конде, были перехвачены и прочитаны людьми, которые не должны были их видеть - в этих посланиях Катрин объясняла, сколь невыносимо положение королевы-матери и юного монарха Карла под властью триумвирата, и умоляла Конде спасти ее. Она обещала ему свою поддержку; поймав ее на слове, Конде развязал в стране гражданскую войну - войну, о которой герцог де Гиз постоянно говорил Катрин, что она вызвана двуличием королевы-матери.
   Он объявил, что она не является настоящим католиком. С одной стороны, она вступила с ними в тайный сговор, имевший целью отречение Антуана де Бурбона от реформистской веры; с другой стороны, она интриговала вместе с Конде. Именно она поощряла гугенотов в такой степени, что они осмелились взяться за оружие.
   Гугеноты, в свою очередь, заявили, что она обманула их, что она лживая и коварная женщина; успокаивая реформистов сладкими речами, она якобы вступила в направленный против них союз с католическим испанским королем.
   Катрин тщетно пыталась оправдаться в глазах герцога и кардинала, Антуана и испанского посла. Она уверяла их, что они неправильно поняли зашифрованные письма к Конде. Она признавала, что они содержали обещание помощи, но истинный их смысл был совсем иным. Тут, давая объяснения, Катрин смутилась. Ей пришлось признать, что она питает симпатию к галантному принцу Конде.
   Глаза герцога были холодными, безжалостными; кардинал скривил тонкие губы; испанский посол не выбирал выражений и был весьма груб; это сильно напугало Катрин, поскольку свидетельствовало о том, что ее больше не считают важной персоной.
   О ней и Конде поползли слухи. Люди говорили, что она без ума от него, хочет "жениться на принце" и сделать его королем Франции в ущерб своим детям.
   Катрин удивлялась самой себе. Она вела себя крайне безрассудно по отношению к этому человеку, что было непохоже на нее. Но теперь, осознав угрожавшую ей и детям опасность, она захотела погубить Конде - вместе с де Гизами, Антуаном и прочими. Какой дурой она была, поставив на первое место свое увлечение галантным принцем! Можно ли сравнить радость, получаемую от любви, с той, что давала борьба за власть?
   Она в страхе ждала какого-то ужасного поворота судьбы. Больше всего она боялась герцога де Гиза. Его нельзя оставлять в живых. Когда на троне был Франциск, де Гиз являлся самым могущественным человеком во Франции, и сейчас он быстро восстанавливал это свое положение. Но как трудно будет умертвить его! Это необходимо сделать, но не с помощью яда. Если герцог умрет от отравления, люди обвинят в этом Катрин. Они будут шептаться об итальянке и ее шкафчике с ядами. Однако он должен уйти из жизни. Он являлся ее главным врагом; он наконец понял, что имеет дело не со слабой женщиной, а с коварной интриганкой, чье поведение было непредсказуемым.
   Тем временем в стране бушевала гражданская война; Конде одерживал победы. Он захватил Орлеан, Блуа, Тур, Лион, Валенсу, Руан и многие другие города. Королевство раскололось. Католики, тревожась все сильнее, просили помощи у испанского короля.
   На какую безопасность для себя и детей могла рассчитывать Катрин? Ей не доверяли ни католики, ни гугеноты. Теперь ее ненавидела вся страна - как после гибели дофина Франциска. Она уверяла себя, что ей просто не повезло. Катрин не понимала, что она проявила скорее коварство, нежели ум, и ошиблась в окружавших ее людях, потому что судила о них по себе самой.
   Гугеноты набирали силу по всей Франции. Они шагали по дорогам страны, распевая свои песни, высмеивавшие Антуана де Бурбона, еще недавно считавшеюся одним из их лидеров: "Франт, который часто меняет свои цвета". Они презирали предателя, не доверяли королеве-матери. Но если над Антуаном они смеялись, то ее они ненавидели.
   Антуан лежал под Руаном. Он получил серьезное ранение в сражении за этот город. Несколько недель гугеноты удерживали его, отбивая атаки войска, возглавляемого Антуаном. Даже сейчас, находясь на походной кровати, он слышал доносившееся из-за городских стен пение: "Франт, который часто меняет свои цвета..."
   Они презирали его; они насмехались над ним, даже зная, что он находится рядом со своей армией. Антуан де Бурбон, предатель, жалкий щеголь, который поменял костюм ради своего удобства.