Холт Виктория. Отравительница (Трилогия о Екатерине Медичи - 2)

   - Мари? Твоя молоденькая любовница? Я почти не обратила на нее внимания.
   - Как я рад!
   - Чему? Ты рад, что твоя избранница не привлекает к себе внимания ни остроумием, ни красотой?
   - Мадам, - сказал он, - те, кого вы не замечаете, находятся в большей безопасности.
   Она пристально посмотрела на него и увидела на лице Карла упрямое выражение, которое замечала раньше. Он не позволит ей легко отнять у него любовницу. А почему она должна это делать? Какой вред могла причинить крошка Туше? Она - пустое место и не представляет опасности.
   - О, наслаждайся ею, мой сын, - сказала Катрин. - Обязанности короля тяжелы, но у него есть и привилегии. Ни одна женщина не может отказать монарху.
   - Ты плохо думаешь о Мари, - пробормотал он. - Она не знала... кто я. Она полюбила меня.
   Катрин похлопала сына по плечу.
   - Твоя мама просто подразнила тебя. Иди и наслаждайся своей маленькой Туше без всяких задних мыслей. Мне нравится твоя скромная подружка.
   Он поцеловал руку Катрин; она осталась довольна им; он по-прежнему подчинялся ей; это было все, чего она хотела.
   Они не сумели сделать из него извращенца. Однако маловероятно, что он произведет на свет потомство. Пусть эпизод с крошкой Туше послужит любопытным тестом. Если ребенка не будет достаточно долго, значит, Карла можно женить без риска к удовлетворению французов.
   Генрих взрослел. Ему уже исполнилось семнадцать. Через несколько лет он созреет для престола. Она должна приглядывать за Карлом. Он не должен думать, что он - нормальный молодой человек, раз завел любовницу. Он не совсем психически здоров; нельзя позволять ему забывать об этом.
   Карл изменился. Мари воодушевляла его, делала более уверенным в себе, слушала жалобы Карла на мать, отдававшей во всем предпочтение Генриху.
   - Он для нее дороже правого глаза, Мари. Иногда мне кажется, что она хочет видеть его на троне.
   - Этого ей не добиться, - с провинциальной рассудительностью сказала Мари. - Пока трон принадлежит тебе.
   В обществе Мари он чувствовал себя настоящим королем.
   Однажды к нему явился один из приближенных и сказал, что с ним хочет поговорить королева Наварры, прибывшая ко двору.
   Он тепло встретил ее, потому что любил спокойную, невозмутимую Жанну; она обладала качествами, которых недоставало ему; он мечтал их обрести. Да, она была гугеноткой. Мари Туше призналась ему, что склоняется к этой вере. Он запретил ей говорить кому-либо об этом, однако стал испытывать расположение к гугенотам, которого не замечал за собой ранее.
   Жанна, войдя к королю, поцеловала его руку.
   - Вы хотите сказать мне что-то, дорогая тетя, - произнес Карл. Попросить маму присоединиться к нам?
   - Ваше Величество, умоляю вас не делать этого-я хочу поговорить с вами наедине.
   Карл почувствовал себя польщенным. Люди обычно желали присутствия королевы-матери, потому что они знали, что ни один важный вопрос не решался без нее.
   - Тогда начинайте. - Карл ощутил себя королем.
   - Ваше Величество, вам известно, что через несколько дней я покину Париж и отправлюсь в Пикардию. Я была долго разлучена с моим сыном и думаю, что пришло время представить Генриха его подданным в Вендоме, через который, я поеду. Я прошу вас милостиво разрешить ему сопровождать меня.
   - Но, моя дорогая тетя, - сказал король, - если таково ваше желание, Генрих непременно поедет с вами.
   - Значит, вы даете разрешение, Ваше Величество?
   Он увидел радость на ее лице; его глаза наполнились слезами. Как приятно иметь возможность делать людей счастливыми, удовлетворяя их незначительные просьбы. Для Карла не имело значения, останется или нет при дворе шумный сластолюбивый Генрих Наваррский.
   - Вы получаете мое разрешение, - торжественным тоном заявил он.
   - Я благодарю Вас от всего сердца, Ваше Величество.
   Она схватила его руку и поцеловала ее.
   - Дорогая тетя, я счастлив, что смог порадовать вас.
   - Вы дали слово, - сказала она, - и я знаю - ничто не заставит вас нарушить его. Ваше Величество, я могу уйти, чтобы сообщить эту чудесную новость моему сыну?
   - Конечно, идите, - ответил Карл.
   Когда она ушла, он улыбнулся и подумал о том, что иногда быть королем весьма приятно.
   Катрин шагала взад-вперед по комнате, а Карл с жалким видом смотрел на мать. Сейчас он был не королем, а просто провинившимся мальчиком.
   - Как ты додумался, - спросила Катрин, вышедшая из равновесия, позволить этой хитрой волчице похитить наследника наваррского трона из-под твоего носа? Можешь ли ты надеяться на успешное усмирение гугенотов, если отпустишь нашего ценнейшего заложника? Ты едва не отдал его. Без всяких условий. Просто так! "Я хочу получить сына, - сказала она, - моего маленького Генриха. Ему нужна его мама!" И ты, как дурак, ответил: "Вы можете забрать его, дорогая тетя. Он всего лишь мальчик..." Глупец! Идиот! Он - заложник. Наследник Наварры... в наших руках! Если бы Жанна Наваррская осмелилась угрожать нам - я имею в виду тебя и твоих братьев, - я бы пригрозила ей, что убью или заточу в темницу ее драгоценного сына. А ты, дурак, хотел отдать его. Я не допущу этого. Мальчик останется здесь. И впредь не смей ничего делать без моего разрешения. Не удовлетворяй ничью просьбу без моего согласия.
   - Но она - его мать. Она просила меня со слезами на глазах. Они долгое время находились в разлуке. Я не мог отказать ей.
   - Ты не мог отказать ей! И кто-то еще слышал, как ты давал разрешение?
   Карл молчал.
   - Так ведь? - спросила королева-мать.
   - Да. Другие слышали.
   - Глупец! Подумать только, что у меня такой сын! Твой брат Генрих никогда не совершил бы такого промаха. Но я отменю твое решение. Наваррец не покинет двора. Его мать уедет одна. Перестань заикаться и дрожать, подпиши приказ.
   - Но я дал слово.
   - Ты немедленно подпишешь это.
   Карл пронзительно закричал:
   - Я устал слушать о том, что Генрих сделал бы это, что Генрих сделал бы то. Генрих не является королем Франции. А я - являюсь. И когда я говорю...
   - Подпиши это, - сказала Катрин. Она подтолкнула его к креслу и сунула перо в руку Карла. Он бросил взгляд через плечо; ее лицо было рядом - очень бледное, с огромными глазами. Он задрожал еще сильнее. Почувствовал, что она видит его насквозь.
   Он начал писать.
   - Хорошо, - сказала она. - Теперь ты исправил свою ошибку. Я знаю, что ты совершил ее по доброте души, но помни, что я всегда рядом, что я люблю тебя и готова дать тебе совет. Не принимай важные решения, не проконсультировавшись со мной. Я думаю только о твоем счастье... - она приблизила к нему свое лицо, - и безопасности. Карл, мой дорогой сын, своим поступком ты мог разжечь новую гражданскую войну. А если твои враги одержат победу? Что тогда? Вдруг тебя возьмут в плен? Тебе не понравится лежать в темнице... рядом с камерой пыток... среди крыс... до тех пор...
   - Умоляю, прекрати, - попросил король. - Ты права. Ты всегда права. Наваррец должен остаться. Я под писал приказ. Ты не отпустишь его. Не отпустишь.
   Она кивнула.
   - Вот теперь я вижу моего мудрого маленького короля!
   Но совладать с Жанной было труднее, чем с Карлом. Женщины смотрели друг на друга с взаимной ненавистью, которая существовала всегда, то слабея, то разгораясь вновь.
   - Моя дорогая кузина, я не могу отдать вам мальчика. Я отношусь к нему, как к моему сыну. Кроме того, если ему предстоит жениться на моей дочери, он должен расти рядом с ней. Вы знаете, мы всегда стремились дать молодым людям возможность полюбить друг друга... что и произошло с этой парой. Мое сердце радуется, когда я вижу их вместе.
   - Мадам, - ответила Жанна, - все, что вы говорите, верно. Но мой сын слишком долго живет при дворе, ему пора вспомнить о своем королевстве.
   - Мы проследим за чем, чтобы он не забыл его. Нет, мадам, я слишком люблю мальчика, чтобы расстаться с ним.
   - Я тоже с люблю его, - не сдавалась Жанна. - Если бы я не чувствовала, что ему следует посетить свои владения, я бы с радостью оставила его на ваше попечение.
   Катрин улыбнулась.
   - Я оставлю Генриха здесь, мадам, потому что я знаю, что для него полезно. Вы недавно приехали в Париж и поэтому не видите происходящее здесь так ясно, как я. Мне известно, что для Генриха лучше находиться со своими кузенами и усваивать манеры двора. Должна признать, что, когда он появился тут впервые, я немного удивилась. Он держался, как дикарь. Теперь он стал значительно лучше. Я бы не хотела, чтобы он превратился в сельского простолюдина.
   Катрин заметила, что краска гнева залила лицо Жанны.
   - Мадам, - сказала королева Наварры, - можете не беспокоиться на сей счет. Мой сын получит лучших воспитателей.
   - Но их легче найти в Париже, нежели в Беарне. Моя дорогая кузина, я настаиваю на том, чтобы он остался здесь.
   Но упорная Жанна не сдалась на этом.
   Позже, когда Карл и Катрин оказались среди придворных, Жанна осмелилась вернуться к этому вопросу.
   - Я не могу поверить, - сказала она, - что мне помешают забрать сына.
   - Мадам, мы уже все обсудили, - заявила Катрин.
   - Король, - настаивала Жанна, - великодушно обещал мне, что мой сын вместе со мной покинет Париж. Многие подтвердят это. Я уверена, Ваше Величество, что ваша отмена этого решения была шуткой, потому что несдержанное слово короля способно уронить его достоинство.
   Карл слегка покраснел. Присутствие людей придало ему смелости.
   - Вы правы, мадам, - произнес он. - Обещание будет выполнено, потому что я дал его.
   Катрин, потерпев поражение, снова почувствовала себя униженной. Она не могла возразить в таком обществе. Ей захотелось немедленно убить Жанну и Карла. Вместо этого она кротко улыбнулась.
   - Пусть будет так, - промолвила королева-мать. - Король сказал свое слово. Мадам, я полагаюсь на вас в том, что мир и согласие во Франции не окажутся в опасности.
   Жанна поклонилась.
   - Ваше Величество, вы делаете мне честь, прося моего содействия в решении государственных проблем. Я никогда не предам моего короля.
   Помолчав, она добавила:
   - Только угроза гибели моего собственного дома способна заставить меня изменить мое отношение к Его Величеству.
   На следующий день Жанна покинула Париж; рядом с ней ехал ее сын.
   Катрин оказалась права, когда она объясняла своему сыну, какую глупость он совершил, отдав Жанне их самого ценного заложника. Во Франции снова вспыхнула гражданская война.
   Королю пришлось вместе с двором бежать из Мо в Париж - ему угрожали войска Конде; эти события потрясли Катрин сильнее, чем любые другие происшедшие за последние месяцы. Убийства французских протестантов католиками и католиков - протестантами заставляли ее лишь пожимать плечами, но мысль о том, что королевский дом Валуа окажется в опасности, всегда внушала ей ужас. Она знала, что Колиньи собирался похитить короля и поставить на его место Конде.
   Для Катрин настали горькие дни. Королева Англии, герцог Савойский, маркиз Бранденбургский помогали Конде деньгами и солдатами. В отчаянии Катрин обратилась к испанцам, но, хотя эта страна желала оказать королеве-матери поддержку, Филипп Испанский за все требовал плату. Катрин боялась его больше, чем Конде. Поэтому она подписала мирный договор в Лонжюмо. Но Катрин по-прежнему трепетала от страха перед тем, что может случиться, если гугеноты захватят короля. Несмотря на достигнутое соглашение, затевались новые заговоры и контрзаговоры. Катрин готовила похищение Конде и юного Генриха Наваррского. Конде, снова вступивший в брак, чудом избежал пленения; был отдан приказ поймать его и организовать новое истребление гугенотов католиками. Опять началась война; Жанна, ее сын, Конде и Колиньи сделали свою штаб-квартиру в Ла Рошели оплотом гугенотов.
   Катрин испытала за это время лишь одну большую радость - ее сын Генрих завоевал на поле брани репутацию прекрасного воина. Это было неожиданно и поэтому особенно приятно. Кто мог подумать, что щеголь Генрих с его любовью к нарядам и драгоценностям, всегда окруженный красивыми и женственными юношами, проявит себя как отличный солдат!
   Генрих обладал умом. Это признавали даже его враги. Он был остроумным и любил искусство. Его красоту французы называли "иностранной". Удлиненные темные глаза выдавали его итальянское происхождение; белые, правильные формы руки были самыми красивыми при дворе; он обожал украшать их сверкающими бриллиантами. И этот женственный Генрих стал умелым полководцем! В нем проснулось честолюбие, он с нетерпением ждал своего восхождения на трон. Как и его мать, он подсчитывал, как долго проживет Карл.
   Катрин пережила недавнюю потерю своей дочери Элизабет, умершей при родах. Она любила ее меньше, чем Генриха, но гордилась положением Элизабет, радовалась, видя ее на испанском троне. Но дорогой Генрих служил утешением для Катрин. Она ликовала как никогда, замечая, что он прислушивается к ней больше, чем к кому-либо, делится с матерью всеми его замыслами, редко совершает что-то, не посоветовавшись предварительно с ней. Генрих был компенсацией за все ее страхи и испытания.
   Мать Генриха Наваррского, наблюдая за своим сыном, не замечала подобной близости с ним. Ему исполнилось лишь четырнадцать, но годы, проведенные при французском дворе, сделали его мужчиной. Он пользовался немалой популярностью; граждане Ла Рошели, видя юношу, всегда бурно приветствовали его. Черты Генриха, тревожившие Жанну, вызывали у людей улыбку.
   В свите Жанны находилась юная Корисанда д'Андуинс. Она была чуть старше Генриха. Девушка недавно вышла замуж за сына графа Грамонта, человека, которого Жанна глубоко уважала, она также считала свою дружбу с ним весьма важной для дела реформистов. Но молодой Генрих, пренебрегавший приличиями и брачными законами, влюбился в Корисанду.
   Он повсюду следовал за ней; Жанна узнала об их тайных свиданиях. Весь город Ла Рошель обсуждал роман беарнского наследника и мадам Корисанды.
   Жанна с беспокойством угадывала по многим признакам, что за человек вырастет из ее мальчика. Она укоряла его. Он был добродушным и ленивым. Он с очаровательной легкостью согласился с Жанной, но объяснил, что это любовь. Он пожал плечами с изяществом, приобретенным, очевидно, при французском дворе. Его мать была старомодной, провинциальной, не понимавшей многого. Любовь важнее всего. Мать не должна бояться за него, он способен повести людей на битву; но что касается любви - "Мама, это дело двоих любовников".
   - Ты хочешь сказать, что эта женщина уже стала твоей любовницей? повысила голос Жанна. - Ты еще мальчик!
   - Отнюдь! - Он гордо поднял голову.
   В Жанне взыграли пуританские установки; однако, посмотрев на живое юное лицо Генриха и осознав его развитую чувственность, она поняла, что протестовать бесполезно. Ответственность лежала на их отцах и ее дяде, Франциске Первом. Они были мужчинами, сильными или слабыми воинами, и всегда стремились получать от женщин то, что им было нужно.
   - Как, по-твоему, отнесутся гугеноты Франции к распутству их лидеров? - спросила Жанна.
   Он снова пожал плечами.
   - Французы, католики или гугеноты, всегда понимали, что значит любить.
   С этими словами он покинул ее, чтобы поспешить на свидание с грешной Корисандой.
   Марго подрастала; она сама заметила это раньше других.
   Между братьями Валуа не было мира. Карл ревновал мать к Генриху, считая, что она выделяет его. Король всегда чувствовал себя неуютно в присутствия брата. Генрих постоянно наблюдал за Карлом. Король как-то доверительно сказал Мари Туше, что Генрих не был французом, которого можно понять. Он скорее являлся итальянцем; все французы относились к ним с недоверием.
   Генрих вернулся домой после успешной кампании похорошевшим и более честолюбивым, чем прежде. Он заметил, как повзрослела Марго со дня их последней встречи. Он видел в ней черты, отсутствовавшие у других членов семьи. Марго совсем недавно простилась с детством, ее формы еще не развились полностью, однако было легко видеть, что в этой тщеславной маленькой головке таится немало разума.
   Генрих решил использовать это. Он знал, что Карл всегда будет его врагом, и пожелал сделать Марго своей союзницей.
   Он пригласил ее прогуляться возле Фонтенбло; Марго с радостью согласилась. Она догадалась, что услышит нечто важное, раз разговор должен был состояться под открытым небом. Она была всегда готова к авантюре и интриге.
   Шагая с сестрой по зеленой аллее парка, Генрих обнял ее за плечи этот жест обрадовал Марго, не хуже Карла знавшей об исключительном отношении матери к Генриху. Именно из-за него она всегда стремилась заслужить расположение брата. Марго боялась матери больше, чем кого-либо на свете, однако при этом искала ее одобрения. Дружба с любимцем Катрин сулила милость Катрин.
   - Возможно, ты замечала, - сказал Генрих, - что из всех моих братьев и сестер сильнее всего я люблю тебя.
   Марго счастливо улыбнулась; если Генрих относится к сестре подобным образом, то и мать, очевидно, весьма расположена к ней.
   - Мы провели вместе много славных дней, - заявил Генрих, - но сейчас мы уже не дети.
   - Да, Генрих. Мы уже не дети. Ты - великий воин. Ты создал себе имя.
   Он сжал ее руки и, приблизив свое лицо к Марго, сказал:
   - Марго, мое могущество зависит от расположения королевы-матери.
   Марго согласилась с ним.
   - Я часто нахожусь в отъездах, далеко от двора. Войны продолжаются. Мой брат король всегда возле матери. Он льстит ей и во всем слушается ее.
   - Но она никогда не будет любить никого так, как тебя, Генрих. Это было всегда.
   - У меня есть много врагов, готовых поссорить меня с мамой... когда я не могу защитить себя.
   - Карл думает лишь о занятиях любовью с Мари Туше и охоте на диких зверей.
   - Он сеет не только любовь, но и ненависть; он не всегда будет довольствоваться охотой на диких зверей. Однажды он заберет у меня мое воинское звание и сам поведет армию. Я хочу иметь здесь, при дворе, человека, способного заступиться за меня перед королевой-матерью. Ты, дорогая сестра, - мое второе "я". Ты предана мне и умна. Сделай это для меня. Всегда находись возле матери - даже когда она ложится в постель и встает с нее. Слушай разговоры, старайся передавать мне их содержание. Заставь ее доверять тебе. Ты понимаешь?
   Глаза Марго сверкнули.
   - Да, понимаю, Генрих.
   - Я поговорю с ней о тебе. Скажу маме, как я люблю тебя. Скажу, что ты - моя любимая сестра, мое второе "я". Ты не должна слишком бояться ее. Отвечай смело, когда она обращается к тебе. Помогая мне, ты поможешь себе.
   Генрих снова обнял Марго за плечи и посмотрел ей в глаза; он увидел там то, что хотел увидеть. Генрих был героем войны; юная впечатлительная Марго была готова обожать его, стать рабыней брата, работать на Генриха против короля.
   Генрих отвел сестру к Катрин и сказал матери о том, как он любит Марго и какую роль попросил ее играть при дворе ради него. Катрин привлекла дочь к себе и поцеловала в лоб.
   - Значит, ты будешь охранять интересы брата, дорогая Марго?
   - Да, мадам.
   - Тебе придется поумнеть и стать серьезной. Ты должна будешь следить за своими братьями... и их друзьями.
   - Я буду это делать, мама.
   - Хорошо, моя дочь, я помогу тебе. Генрих, мой сын и твой брат, дорог мне, как жизнь. Тебе тоже?
   - Да, мадам.
   Катрин обняла сына; когда холодные руки матери коснулись Марго, девочка ощутила себя членом их троицы; положение было особенно интригующим, потому что вряд ли кому-нибудь пришло бы в голову назвать эту троицу святой.
   Марго радовалась тому, что она становится взрослой. У нее появились новые занятия. Она играла в шпионку с тем азартом, на который была способна. Неутомимая девушка всегда находилась возле матери, часто появлялась в обществе короля и по-прежнему обожала отсутствующего брата.
   Но в характере Марго присутствовала черта, о которой забыли ее брат и мать. Если она, Марго, должна повзрослеть, это проявится не только в ее поведении. Она была постоянно занята своим гардеробом, стала первой модницей при дворе, носила то золотистый парик поверх своих длинных темных волос, то рыжий. Наряды, которые вводила в моду Марго, были соблазнительными, рассчитанными на то, чтобы пробуждать чувственность в мужчинах.
   При дворе появился Генрих де Гиз.
   Он тоже вырос; они были теперь мужчиной и женщиной, а не мальчиком и девочкой. Оставшись при первом удобном случае наедине с Марго, он сказал ей о своих чувствах.
   - Я всегда любил тебя, - заявил он, гуляя с девушкой в саду.
   - А я... тебя, Генрих.
   Марго не могла оторвать своих рук от роскошного камзола, золотистых вьющихся волос и бороды. Марго была не единственным человеком, считавшим, что никто во Франции и даже в мире не может сравниться с Генрихом де Гизом; люди говорили, что в присутствии Гизов другие мужчины становятся неинтересными, жалкими.
   - Мы поженимся, - сказал Генрих. - Я знаю, что это можно устроить.
   - Это необходимо устроить, - согласилась Марго.
   Он взял ер руки и покрыл их жаркими поцелуями, которые разожгли в Марго огонь.
   - Сделать это сейчас будет сложнее, чем при жизни моего отца, предупредил ее Генрих.
   Марго, нетерпеливая и полная желания, оказалась в его объятиях.
   - Однако это должно произойти, - сказала она.
   - Марго... я не в силах ждать свадьбы.
   Марго засмеялась.
   - Я тоже!
   - Где мы можем остаться одни?
   Любовная интрига-флирт была делом восхитительным, но интрига, соединенная со страстью, казалась Марго самой прекрасной вещью на свете. Могла ли она отдавать всю свою душу шпионажу в пользу ее брата Генриха, когда она имела возможность стать любовницей другого совершенно неотразимого Генриха?
   Марго не составило труда найти для них уединенное место.
   После этого для Марго потеряло значение все, кроме страстных свиданий с любовником. Она была ненасытной. Она не могла сполна насладиться Генрихом. Она обнаружила, что для нее на всей земле важен он один. Ради него она могла умереть. Она заявила, что не выйдет ни за кого другого. Их встречи участились; Марго нуждалась в них все больше и больше. Чувственная, исключительно страстная, она открыла для себя нечто, без чего уже не могла обходиться.
   Она была нетерпеливой. Хотела немедленно выйти замуж. Генрих проявлял большую осторожность. Он был не менее страстным, чем Марго - они идеально подходили друг другу, - но если для Марго существовала только любовь, Генрих обладал еще и честолюбием. Он был не только любовником Марго, но и герцогом де Гизом, главой могущественного дома Лорренов; воспитание не позволяло ему забывать это. Даже занимаясь любовью с Марго, он невольно помнил, что она - принцесса дома Валуа, поэтому их брачный союз будет для него весьма удачным.
   - Мы должны действовать осторожно, - сказал Генрих.
   - О, Генрих, дорогой, кого нам остерегаться?
   - Мы не должны терять головы, Марго; ничто не должно помешать нашему браку. До этого момента мы не можем быть совершенно счастливыми. Ты только подумай, что будет означать для нас брак... мы соединимся навеки.
   Она пылко поцеловала его.
   - Я не позволю тебе покидать меня. Буду ездить с тобой в лагерь. Не думай, что я отпущу тебя одного!
   - Нет, - сказал он. - Мы не должны расставаться. Это - наша главная цель. Марго, ты так нетерпелив... Нам следует подождать... наблюдая за событиями... действовать осмотрительно. Что, если нас попытаются разлучить?
   Она прижалась к нему всем телом. Она не думала ни о чем другом, кроме сиюминутного желания. Он засмеялся, но испытал легкое смущение. Марго была идеальной любовницей, он обожал ее; но иногда Генрих думал о том, какую неистовую страсть, какую чувственность он пробудил. Он не знал девушки, способной сравниться с веселой юной принцессой, обладавшей яркими темными глазами, горячими, нежными губами, ласковыми руками, неутолимым желанием страсти. Он сам был молод и силен, но все равно Марго поражала его.
   Она не желала обсуждать что-либо всерьез. Хотела иметь его... сейчас, немедленно. Ну и что такого, что они в саду? Кто заглянет в это местечко? Кто осмелится осудить принцессу Марго и герцога де Гиза?
   - Моя дорогая, - сказал Генрих, - я хочу тебя так же сильно, как и ты - меня, но еще я хочу, чтобы мы поженились. Я мечтаю о прочном союзе... крепком и нерушимом... который продлится до конца нашей жизни.
   Она провела пальцами по его волосам.
   - Конечно, Генрих, он будет таким.
   - Королева-мать и король не любят меня.
   - Но ты - принц, а я - принцесса; у меня есть только ты один.
   - Знаю. Знаю. Но осторожность нам не повредит, моя дорогая!
   Но она не слушала его. Она засмеялась Генриху в лицо, и он, не менее горячий, чем Марго, уступил ей.
   Влюбленные думали, что никто не замечает их чувств, но они ошибались. Одним из важных людей, видевших, что происходит между принцессой Марго и молодым герцогом де Гизом, был дядя Генриха, кардинал Лоррен.
   Он радовался такому ходу событий. Он сам прошел через многие эротические авантюры и постоянно ломал голову, изобретая новые любовные ухищрения, способные увлечь его. Он был готов отдать многое любому красивому и молодому человеку - мужчине или женщине, - который открыл бы ему нечто свеженькое. Роман между его племянником и принцессой не огорчил кардинала, даже несмотря на то, что Генрих вел себя глупо; Лоррен счел своим долгом предостеречь Генриха.
   Он позвал юношу в свои покои; убедившись в отсутствии за шторами шпионов и средств для подслушивания, кардинал поделился с герцогом своими соображениями.
   - Ни одно дьявольское приспособление старой змеи, королевы-матери, не дотянулось до нас, племянник, так что мы можем говорить без опасений. Я замечаю, что ты наслаждаешься сладостной интрижкой с принцессой Марго.