Холт Виктория. Принц-странник (Любовь у подножия трона - 1)

   Ей нравилось бродить мимо новых домов на Королевской площади и площади Дофина, где она не замечала цветущих фруктовых деревьев и цветов, растущих в садах и ближних лугах. Она видела лишь мужчин, проходящих мимо нее. Они едва глядели на нее нынешнюю - все те, кто так пылко добивался в недавнее еще время ее взаимности. Она бродила по Парижу, по южному и северному берегу Сены. Она бродила от Балаганной площади до Сен-Антуанских ворот, от Храмовых ворот до Марсовых ворот, и не находила ни одного мужчины, готового стать ее любовником хотя бы на четверть часа.
   Ко всему прочему она сильно опустилась, осунулась, щеки обвисли, под все еще прекрасными карими глазами образовались мешки, волосы потеряли блеск, и больше не было денег купить цветные ленты, чтобы украсить их.
   Ее отменное здоровье начало серьезно сдавать еще во время заключения в Тауэре, но тогда она не особо обращала на это внимания и по приезде в Голландию была все еще миловидной. В Голландии она по-прежнему не знала отбоя от любовников, но не замечала, что один сменял другого слишком быстро, и они становились менее любезными, менее галантными.
   - Мне не нравится эта страна, - говорила она верной Энн. - Я ненавижу скуку и ветер.
   И они направились в сторону Парижа, перебираясь из города в город. Энн подрабатывала в богатых домах, иногда в садах, а нередко даже на полях. Люси занималась тем единственным, к чему имела склонность. И в конце концов они оказались в Париже! Но как все изменилось! Она надеялась найти там короля, потому что слышала о его пребывании там во время скитаний. Он не покинет меня, думала она, он поможет мне хотя бы ради Джимми. Но в Париже ходили слухи о том, что король Англии больше никогда сюда не приедет, потому что Франция дружна с его врагами. Королеву Англии и принцессу Генриетту в столице почти не видели; они присутствовали на отдельных официальных приемах, но в целом предпочитали не показываться на людях.
   Итак, Люси оказалась в Париже и искала любовников, которые обеспечили бы существование ее и детей, но в итоге ощутила себя слишком старой и больной, чтобы бороться и дальше.
   Она сидела на берегу Сены и смотрела на воду. Уж лучше бы она осталась в Лондоне. Дженни, содержательница публичного дома, была права, не стоило пренебрегать ее советом. Что ждет таких, как она, Люси, когда они стареют, становятся больными и не способными вызвать желание у мужчин?
   Она сидела, грезя о любовниках. Двоих она помнила лучше всего: первого, потому что он первый. Она вспоминала рощицу, сумерки, отсветы на небе, крики "круглоголовых" и неожиданное осознание своего призвания. Она никогда не забудет первого любовника и никогда не забудет Чарлза Стюарта.
   - Чарлз, - прошептала она, - где ты сейчас? Ты самый возвышенный из всех, будь же и теперь выше их и помоги мне!
   Она подумала о детях. Что будет с ними, когда она умрет?
   Ее охватила паника при мысли, что скоро ей придется умереть. Она знала многих, кто болел этой болезнью, и видела, как смерть подкрадывалась к ним. Это был закономерный итог присущей ей неразборчивости в удовольствиях, неизбежный результат того, что она выбирала в любовники кого попало.
   Ей пора возвращаться в убогую комнатенку на узкой мощеной улочке; надо побыстрее добраться туда и поговорить с Энн. Энн - хорошая женщина, она практична и к тому же души не чает в детях. Когда Люси умрет, Энн предстоит отвезти детей к отцам и убедиться, что они хорошо устроены.
   Люси заставила себя встать на ноги и, шатаясь, побрела вдоль реки. Когда она оказалась у той части города, где находилась ее квартирка, жена рыбника, у которого Энн покупала остатки, окликнула ее:
   - Вы слышали новость? Вам это должно быть интересно, ведь вы - англичанка. Кромвель умер.
   - Кромвель?.. Умер?..
   - Да, умер и погребен. Это значит, в вашей стране следует ждать перемен.
   - Может быть, и так, - сказала Люси на своем медленном, ломаном французском, - но меня там не будет, чтобы увидеть все это.
   Она по ступенькам поднялась на мансарду и, обессиленная, легла на солому.
   - Это означает, что наступят перемены для него, - прошептала она.
   Когда пришла Энн, Люси все еще лежала. Энн была взволнована, а Джимми, едва войдя, закричал:
   - Кромвель умер, умер Кромвель!
   - Да, - сказала Люси, - Кромвель умер. Энн, кое-что нужно сделать не откладывая. Я хочу, чтобы ты уехала немедленно.., с детьми. Выясни; где находится со своим двором король, и направляйся к нему. Расскажи ему, что случилось со мною.
   - Мы поедем все, - сказала Энн.
   - Куда мы поедем? - потребовал объяснений Джимми.
   - Мы собираемся к королевскому двору, - сказала ему Энн.
   - К королевскому двору? - воскликнул Джимми.
   Стиснув руку сестры, он начал вытанцовывать по мансарде. Он был от рождения такой крепкий и здоровый, что жизнь в нищете не отразилась на нем.
   - Энн, - тихо сказала Люси. - Возможно, король сейчас собирается в Англию. Кто знает? Ты должна как можно быстрее разыскать его. Не давай себе передышки, пока не найдешь его и не передашь ему детей. Он сделает все, что нужно.
   - Да, - сказала Энн, - он сделает все, что нужно. С Божьей милостью мы никогда больше не покинем его.
   - Энн, уезжай скорее. Уезжай сейчас же.
   - А вы?
   - Думаю, я сумею позаботиться о себе.
   - Я не оставлю вас. Я никогда не оставлю вас. Люси слушала крики Джимми: "Кромвель умер, мы отправляемся, чтобы увидеть короля! Мэри, ты - Кромвель! А я - король! Я убью тебя! Умри!"
   - У вас жар, - сказала Энн Люси.
   - Уезжай завтра же, Энн. Это все, что я хочу... Во имя детей!..
   - Я никогда не оставлю вас, - сказала Энн, и слезы потекли по ее щекам. Люси отвернулась и сказала:
   - Всему приходит конец. У всего есть конец. Я прожила счастливую жизнь. Пусть она будет счастливой и для Джимми с Мэри. Вот увидишь. Он хороший человек, Энн... Веселый, хороший человек.
   - Второго такого нет на свете, - сказала Энн.
   - Да, - согласилась Люси. - Нет ему равных на этом свете.
   Она еще долго лежала и грезила, что он рядом с ней, и держит ее за руку, уговаривая не бояться. Жизнь была веселой, радостной, и не надо сожалеть о том, что она подходит к концу.
   - Утром, Чарлз, - прошептала Люси. - Утром Энн отправится к тебе, чтобы передать тебе детей. Джимми, который точно твой, и Мэри, чтобы они были под присмотром. Ты сделаешь это, Чарлз, потому что.., потому что ты Чарлз.., и другого такого нет на свете. Утром, Чарлз...
   Всю ночь она пролежала в бреду, голова у нее горела, сознание мутилось. Ей казалось, что она слышит голоса на улицах, крики: "Кромвель умер! Да здравствует король! Боже, храни короля!"
   - Боже, храни его! - прошептала Люси. Утром Энн с двумя детьми отправилась на поиски королевского двора, так как бедная Люси больше уже не нуждалась в ней.
   Глава 7
   Прошло почти два года со дня смерти Кромвеля, но англичане все еще не призвали Карла Стюарта на его законный трон; титул лорда-протектора достался сыну Кромвеля Ричарду. Тем не менее событие это все еще не давало покоя королю и его двору, расположившемуся в Брюсселе, куда и прибыла Энн с детьми.
   Узнав о смерти Люси, Чарлз помолчал несколько минут, потом радостно обнял Джимми, а поскольку маленькая Мэри, с таким выжиданием глядевшая на короля, стояла рядом, ему ничего не оставалось как обнять и ее тоже.
   Чарлз положил руку на плечо Энн Хилл.
   - Ты хорошая женщина, Энн. Люси повезло с тобою... Больше, чем с кем-либо другим. Не бойся, мы сделаем все возможное, чтобы устроить тебя.
   Энн упала на колени и поцеловала его руку. Она не смогла удержать слез, и он отвернулся, потому что плач женщин расстраивал его. Затем он послал за лордом Крофтсом - человеком, которым он восхищался, и сказал ему:
   - Милорд, в этот день вы обретаете сына.
   Я приказываю вам взять его в свою семью и обращаться как со своим собственным ребенком. Я передаю вам своего сына, Джеймс. Лорд Крофтс склонил голову.
   - Благодарю вас от всего сердца, - сказал король. - Я знаю, что не смог бы вверить Джимми в более надежные руки. Впредь для него будет лучше стать известным, как Джеймс Крофтс.
   - Подчиняюсь приказанию вашего величества и сделаю все, что в моих силах, - сказал лорд Крофтс.
   Итак, Джимми стал членом семьи лорда Крофтса и теперь должен был получить воспитание, соответствующее джентльмену из аристократического рода.
   Очередь была за Мэри.
   - Пресвятой Господь, - воскликнул король. - Я не могу отвечать за чужого ребенка. Он послал за Генри Беннетом.
   - Ваша дочь прибыла ко двору. Что вы предполагаете сделать в отношении нее? - спросил король требовательно.
   - Увы, сир, я не знаю, о чем речь.
   - Дружище, - сказал Чарлз. - Это дочь Люси. Вы хорошо знали Люси, не так ли?
   - Равно как и вы, ваше величество.
   - Я определил своего сына в семью, где он получит воспитание, сообразное своему происхождению. Вам надлежит то же самое сделать в отношении вашей дочери.
   - Да, мальчику повезло. Королю ничего не стоит отдать приказ, чтобы другие взяли на себя заботу о его незаконнорожденном ребенке. Но это не так просто сделать скромному рыцарю.
   - Не такая это уж и трудная задача для человека, стоящего на ногах так крепко, как вы, Генри.
   - Бедная малышка Мэри! Они приехали вместе, и так грустно, что один ребенок растет в надежде на светлое будущее, а другой...
   - Что вы имеете в виду, Генри? Они оба незаконнорожденные.
   - Но один из них королевской крови, а другая - дочь простого рыцаря. Незаконнорожденный ребенок короля ничем не отличается от детей, рожденных в браке, и это не такая уж плохая судьба - быть побочным ребенком короля. Бедняжка Мэри! А поскольку всем нам известно, что она могла бы быть.., вполне могла бы быть...
   - Не могла она быть! Я в этом уверен, Генри. И хоть я далеко не импотент, но и не всемогущ. Мои отпрыски растут как все другие дети.., и до, и после рождения.
   - Многие думают, что она ваше дитя, сир. Можете быть уверены, Джимми похваляется тем, что его отец король.
   - Вы предлагаете мне удочерить этого ребенка?
   - Сир, вы уже имеете детей и будете еще иметь их. Вне всякого сомнения, одна маленькая девочка в этом списке ничего не изменит.
   - Вы наглец. Перекладывать свою ответственность на короля, в то время как это привилегия короля, перекладывать свою ответственность на других. Вы это хотя бы понимаете?
   - Все так, сир! - кивнул Генри. - Увы, бедная Мэри. Малышка так надеялась стать дочерью короля. Ваше величество совершенно очаровали ее, как, впрочем, и всех других. Она, в конце концов, тоже женщина.
   - Вы определите девочку в хорошую семью, - сказал Чарлз. - Дайте ей шанс, который уже получил Джимми.
   - В качестве вашей дочери, ваше величество? Мэри будет благословлять вас всю свою жизнь. Не забывайте, она все-таки сестра Джимми. Все знают, как любите вы делать приятное дамам, а эта маленькая леди будет благодарна вам больше всех на свете.
   - Я вас больше не задерживаю, - сказал король, смеясь. - Сначала вы украли у меня любовницу, стоило мне отвернуться, а теперь, не удовлетворившись этим, лестью хотите заставить удочерить вашего ребенка.
   Смеясь, он удалился. Малышка Мэри очаровала его, он и вправду хотел бы, чтобы она была его ребенком. Как сказал Генри: что изменит еще один ребенок? Пусть дети будут под хорошим присмотром, хорошо воспитаны, о Люси - бедная Люси! - да пребудет она в мире!
   Он полагал, что его шансы вернуть корону улучшились, но, увы, надежды оказались преждевременными.
   Он приехал в Голландию, где на гребне открывшихся было перспектив вдовствующая принцесса Голландская благосклонно отнеслась к его обручению с Генриеттой Оранской. Та была очаровательной девушкой, и Чарлзу не составило труда влюбиться в нее. Но роман не состоялся по двум причинам: первое, и самое главное, вдовствующая принцесса решила, что Чарлзу все-таки не светит возвращение на престол и он по-прежнему останется изгнанником, а во-вторых, он оказался вовлеченным в скандал с Беатрис де Кантекруа, на редкость красивой и опытной в любовных делах дамой, ранее состоящей в связи с герцогом Лоррэном.
   Чарлз уехал из Голландии в Болонью, откуда планировал отправиться в Уэльс и Корнуолл, чтобы, собрав там войска, бороться за свой трон.
   Но его замыслы стали известны врагу и снова, в который уже раз, не дали результатов.
   Тогда он решил нанести визит Мазарини и попросить у французов помощи в борьбе за престол, но кардинал уже вел переговоры о мире с испанцами, и Чарлз был встречен крайне холодно.
   Итак, через два года после смерти Кромвеля положение его оставалось столь же безнадежно, как и раньше.
   ***
   Французский двор выехал на юг страны. В глазах Мазарини этот выезд был совершенно необходим. В ряде южных городов произошли мятежи, при подавлении которых подверглись аресту влиятельные люди, некоторые из них были оправданы, другие - отправлены на каторгу.
   Мазарини полагал, что привлекательный вид короля, его необыкновенная грация и мягкие манеры вызовут новый взрыв верноподданнических чувств у мятежных французов.
   Но это была не единственная причина, по которой кардинал благоволил к идее подобной поездки.
   Он всеми силами стремился заключить мир с Испанией, и его опыт подсказывал, что наилучшим скрепляющим материалом для этого мира мог бы стать брак между правящими династиями этих стран.
   У Филиппа IV, короля Испании, росла дочь Мария-Тереза, она-то и подходила на роль невесты для Людовика.
   Людовик был в курсе планов кардинала и сознавал всю значимость такого брака. Война между Францией и Испанией продолжалась уже два года, и, не заключив прочного мира, нельзя обезопасить себя от новой вспышки военных действий. Брак относился к числу первейших обязанностей короля, и делать этот шаг следовало с величайшей осторожностью, все взвесив и обдумав; и Людовик не мог не осознавать этого.
   К тому времени, после удаления Марии Манчини от двора, он обратился к ее старшей сестре Олимпии, жене графа Суассонского. Вскоре он вновь романтически влюбился и давал балы в честь этой дамы, засиживаясь у нее в доме до трех часов утра.
   Королева и Мазарини пристально следили за их дружбой.
   - Тут нечего бояться, - сказала Анна кардиналу. - Она замужем, и он не подвергает себя риску. Меня скорее беспокоит его романтическая привязанность к незамужним девушкам. Мой Людовик такой благородный, он все еще влюбляется как шестнадцатилетний мальчик.
   Кардинал согласно кивал головой, он уже устремлялся мыслями к испанской границе.
   Филипп был доволен, поскольку его фаворит граф де Гиш отправлялся вместе с королевской семьей в поездку.
   Граф был чрезвычайно симпатичным молодым человеком со смелыми черными глазами и порывистыми движениями. Филипп восхищался им с самых ранних лет и приказал, чтобы граф оставался его неизменным компаньоном. Умный и самоуверенный человек, известный остряк, де Гиш обретал особый вес в глазах Филиппа благодаря тому, что был женат. В свое время молодой граф - а тогда он был и в самом деле слишком молод - вступил в брак с наследницей родовитого семейства де Сюлли, скрепя сердце; и сейчас он по-прежнему не испытывал ни малейшей привязанности к жене, при первой возможности удаляя ее от светской жизни и получая большее удовольствие от роли "милого друга" брата короля.
   Он был родом из знатного семейства де Грамонов. Отец его дослужился до маршала и пользовался уважением и благоволением королевской семьи. Молодой граф выделялся рядом привлекательных качеств, в частности, активностью в мероприятиях наподобие балета, которые стали особенно популярны при Людовике, а кроме того, умел безошибочно угодить Филиппу, и Филипп не раз заявлял, что не представляет своей жизни без милого дружка.
   Де Гиш быстро обнаружил, что одно из главных желаний Филиппа - слышать от других, что он привлекателен не меньше брата Людовика. Родственная близость с последним оставалась предметом особых мучений Филиппа. Людовик был высок, Филипп, напротив, - маленького роста; Людовик красив мужественной красотой, Филипп же по-девичьи миловиден. У него были красивые темные глаза, длинные ресницы, он отличался грациозностью и изяществом, доходящими до рафинированности, и эти свои черты всячески подчеркивал при помощи косметики и драгоценностей. Филиппу необходимо было все время получать подтверждения в том, что он привлекательнее Людовика, и де Гишу приходилось убеждать его в этом, не допуская, однако, неуважительности по отношению к королю. Задача не из легких, и наедине с принцем де Гиш подчас допускал дерзкие высказывания в адрес короля.
   Они въехали в Марсель - этот бурлящий город стал истинным средоточением мятежа - и люди, получив возможность воочию увидеть короля, невольно проникались к нему чувствами, даже те, кто до этого готов был порицать правящий королевский дом. Как можно не рукоплескать и не кричать приветствия этому красавцу Аполлону, гарцующему на коне через толпы встречающих, раскланивающемуся, улыбающемуся, говорящему им, что он их "папа Людовик", их любящий и заботливый король.
   Филипп, наблюдая триумф брата, хмурился. Народ не приветствовал его как Людовика, и не восхищался им как королем. Он представлял, что некоторые в толпе хихикают при его появлении, и это было совсем нестерпимо.
   Де Гиш понимал, что его царственному другу необходим душевный покой, и размышлял, как лучше его организовать.
   После Марселя несколько вечеров подряд они провели в различных замках, расположенных вдоль их пути. Они всегда прогуливались после ужина, и Филипп обнимал де Гиша за плечи.
   - Это путешествие организовано вовсе не для того, чтобы успокоить людей лицезрением персоны короля, - говорил Филипп, наливаясь, как обычно в таких случаях, гневом, - а для того, чтобы организовать встречу наших и испанских министров.
   - Месье, как всегда, прав, - говорил де Гиш. - Предполагается решить вопрос о женитьбе Людовика.
   - Признаться, я буду удивлен, если он полюбит эту Марию-Терезу.
   - Я слышал, что она очень маленького роста и далеко не красавица, - сказал де Гиш, обращаясь к Филиппу.
   Тот засмеялся.
   - Брату это не понравится. Он предпочитает крупных зрелых женщин с пышными формами, матрон, обладающих соответствующим опытом, чтобы приходить ему на помощь.
   Де Гиш захохотал вместе с Филиппом, а тот продолжил:
   - Людовик - самый невинный из королей, когда-либо занимавших французский престол.
   - У него нет той сметки, которой отличается месье, - вставил де Гиш. - Это и делает его невинным.
   - Вы мне льстите, драгоценный граф!
   - Разве это лесть? Посмотрите, как он преклоняется перед мадам де Суассон! Она любит короля только потому, что тот - король. А месье де Суассон так слеп все по той же причине - потому что его жена - любовница короля. Тем не менее Людовик свято верит, что графа нет в ее апартаментах, когда он навещает ее в счастливые моменты. Людовик такой романтик!
   - Возможно, его романтизм улетучится после брака с Марией-Терезой. Она очень худая и некрасивая. Маргарита, Генриетта... Теперь эта Мария-Тереза...
   - Генриетта? - спросил де Гиш резко.
   - Моя кузина... Принцесса английская.
   - Да, она худенькая, - сказал де Гиш медленно, - но она прелесть!
   - Прелесть? Но она такая тощая.., мешок костей, да и только! И вдобавок такая тихоня!
   - Бывают те, кто молчалив по причине отсутствия достойных партнеров для разговора.
   - Это Генриетта-то не имеет достойных партнеров?..
   - Она незаурядная натура, - сказал де Гиш. - Просто пока прячет себя от посторонних глаз. В конце концов, вашей кузине нет еще и пятнадцати. Погодите немного, месье.., погодите и увидите сами.
   - Забавно! Вы меня пытаетесь развеселить, милый граф, я правильно вас понимаю?
   - Нет, на этот раз я говорю совершенно серьезно. Она еще дитя, но она на редкость умна. Ее выдает одна маленькая деталь: вспышки мысли в ее глазах. Она грустна? Ну, так и жизнь ее грустна! Всю жизнь она растет в изгнании, как цветок в тени. Ах, если бы солнце осветило ее! Если бы она могла дать выход своей природной веселости! Но такой возможности не представляется, и она мучается все это время. Эмигрантка.., нищая особа королевской крови, допущенная ко двору, где ее кузина, мадемуазель де Монпансье, на каждом шагу старается унизить ее и доказать собственное превосходство. Братья бедной принцессы скитаются по континенту, не зная, в каком месте и когда встретят свою погибель. Унижаемая на каждом шагу и в то же время умная и тонкая от природы, она предпочитает держаться в тени, тихая и бледная, а для тех, у кого нет глаз, - еще и некрасивая. Вы недооцениваете Генриетту, месье. А вот ваш брат не так бесчувствен к ее обаянию.
   - Людовик?
   - Он не вполне это осознает. В целом он смотрит на нее так же, как и вы. Бедная некрасивая малышка-кузина, кожа да кости, говорит он вслух и думает при этом о своих матронах. Но он - романтик, мальчик в душе и мыслях. Да простит меня месье, поскольку это может походить на измену, но это, надеюсь, останется между нами, но вы намного умнее короля и все видите насквозь. Так вот, держу пари: однажды Людовик потеряет бесчувственность к чарам маленькой Генриетты. Дайте только брату принцессы вернуть свой трон, дайте ей выйти из добровольной ссылки, ослепить нас своими нарядами и драгоценностями, и тогда всем станет очевидно, как бесподобна ее красота. Вспомните, на балетах никто иной как она говорила: наденьте то, наденьте это.., так вам будет лучше всего! И как часто она оказывалась права! Смотрели ли вы на нее в разгар балета, когда она, воодушевившись, вдохновенно играет свою роль? В эти мгновения она забывает, что остается всего лишь принцессой-эмигранткой, маленькой нищей девочкой, которую почти каждый в состоянии унизить в любой момент. Истинная Генриетта изредка выглядывает из-под надетой маски, чтобы взглянуть на нас, и, Боже мой, это самая ослепительная дама во всем дворе!
   - Ты говоришь с таким жаром, де Гиш! Уж не влюбился, ли ты в мою маленькую кузину?
   - Я? Что хорошего это может сулить мне? Женщин я не люблю, и вы это хорошо знаете. Слишком ранняя женитьба отбила, очевидно, навсегда вкус к ним. Я просто хотел подчеркнуть, что ваш брат не замечает всех прелестей и достоинств кузины.
   - Он отказался жениться на ней, ты знаешь об этом?..
   - Да. И она тоже знает об этом, теперь в его присутствии еще тише, чем раньше. Но замечали ли вы, с каким светом в глазах он говорит о ней. Бедная Генриетта, повторяет он про себя. Ему жаль ее, а почему, он не понимает. Он гоняется за своими пухлыми матронами, как ребенок, мечтающий обучиться любви, потому что в душе он гораздо младше своего младшего брата. Он разбазаривает свое время на спортивные игры и зрелища, он еще мальчишка, только начинающий понимать вкус любви, и как всякий мальчишка, безудержно объедается сладостями и незамысловатыми впечатлениями. Подождите, пройдет время, и ему захочется чего-то более утонченного.
   - Ты думаешь, он потом...
   - ..сильно пожалеет, что в свое время отвернулся от принцессы Генриетты.
   - Не могу поверить в это, граф!.. Тем не менее Филипп призадумался, и мысль о Генриетте запала ему в душу.
   ***
   На время путешествия французского двора в сторону испанских границ Мария-Генриетта и ее дочь остались в Париже. Чарлз решил воспользоваться отсутствием королевской семьи, чтобы навестить сестру.
   Он прискакал в Коломб, где они в то время проживали, без всяких церемоний отыскал сестру, и Генриетта, дав волю слезам радости, бросилась в его объятия.
   Она смеялась и плакала, испытующе оглядывая его, замечая перемены в лице: новые морщинки у глаз и рта, не мешающие, впрочем, его обаянию.
   - Чарлз! Чарлз! - восклицала она. - Что это за секрет, которым ты обладаешь? То, что другим придает вид злюк, тебе только добавляет обаяния.
   - Я родился злюкой, - говорил король. - Те, кто любит меня, любят не за мое лицо, а потому ищут в моем болезненном гримасничанье то, что потом называют шармом.., чтобы тем самым сделать мне приятное.
   - Братец, дорогой, ты надолго?
   - Никогда не задерживаться на одном месте - вот мой девиз, сестричка! Я всего лишь наношу визит наскоком, пока берег чист.
   - Как это чудесно - увидеть тебя! Матушка будет счастлива. Чарлз скривился.
   - Не забудь, что мы далеко не друзья с ней.
   Она не может простить мне, что я занял сторону Генри в его конфликте с нею и что сам был и остаюсь протестантом, врагом папизма. А я в свою очередь не могу простить ей жестокосердия по отношению к мальчику.
   - Ты должен простить ее. Между вами больше не должно быть ссор.
   - Я приехал, чтобы увидеть тебя.
   - Но ты увидишься с ней, раз ты здесь. Хотя бы для того, чтобы сделать мне приятное, Чарлз.
   - Миленькая, неужели тебе будет приятно то, что крайне неприятно для нас обоих?
   - Тебе станет легче, когда ты сбросишь с плеч груз раздоров с матерью. Чарлз, она так несчастлива! Она все время горюет и постоянно думает об отце.
   - Носится со своей печалью, ходит и нежит, взращивает ее, а потом нам остается удивляться, отчего ее горе растет на глазах.
   - Постарайся понять ее, Чарлз. Постарайся.., потому что я прошу тебя об этом.
   - Выходит, ты не оставляешь мне даже права сказать "нет". Ладно.
   И он действительно сделал все возможное, чтобы загладить ссору с матерью. Любить ее он не мог: слишком непереносимой была ее жестокость и слишком свежи воспоминания о горе бедного Генри. Но они не упоминали о брате и провели в обществе друг друга немало легких и по-своему радостных часов.